Глава 6

Тан Сые поспешил получить ту часть денег, которая причиталась Циньчжу за выступление в день премьеры. Как всегда, ему казалось, что все сговорились его обмануть. С подозрением посматривал он на Баоцина и кассира, занятых подведением баланса, затем отправился за кулисы и стал там наблюдать, кто чем занимается. Наконец он снова вернулся, чтобы получить деньги прямо в руки. И пусть никто и не мечтает о том, чтобы недодать его дочери хоть один медяк.

Тетушка Тан была так толста, что не могла даже протиснуться в помещение кассы и лично контролировать подведение итогов. Но если бы ей и удалось это сделать, то остальные могли и не пытаться туда войти. Поэтому она сидела в кресле за кулисами, как Будда, и зорко следила за тем, что не было видно ее мужу. При дележе денег своей энергией она превосходила всех. Сейчас она болтала с Сюлянь, слушая ее детские рассуждения. Тетушка Тан любила детей, и чем менее понятливыми были дети из чужих семей, тем больше это ее забавляло.

Контрамарок было выдано так много, что особого заработка не получилось и актеры не смогли взять свое «сполна». По старому правилу в таких случаях все получают поровну. Однако Баоцин великодушно заявил, что добровольно отказывается от своей доли, поскольку это первое представление. Пусть все получат сполна, а завтра вечером, он надеется, публика соберется снова. Что бы там ни было, он должен хотя бы так добиваться расположения людей.

Эти слова насторожили Тан Сые еще больше. Сам он никогда не оказывался внакладе и не верил, что на подобное по своей воле могут согласиться другие. Баоцин наверняка скрыл от него часть денег, а теперь изображает этакое великодушие. Я, Тан Сые, не могу позволить, чтобы он вот так просто забрал деньги. Однако выручка и счет были перед глазами, и Тан Сые не к чему было придраться. Он поспешил к супруге, и некоторое время они о чем-то шептались. Как быть? Как противостоять этому хитрому Баоцину? Оба они уже с десяток лет существовали за счет Циньчжу. И не раз оказывались обманутыми. Надо придумать что-нибудь такое, чтобы вытянуть из Баоцина денежки, хотя бы полтинник!

Они пошептались минуту-другую, и тетушка Тан решила все же принять ту часть денег, которая причиталась Циньчжу. Она должна была получить деньги и положить их во внутренний карман. Только это можно было считать надежным. Затем она велела Тан Сые отвести Циньчжу домой, а сама осталась для ведения переговоров с Баоци- ном. Она считала, что для женщины подобное поражение не было постыдным; а через пару дней вообще приходила к выводу, что ничего особенного и не произошло. Глубоко вздохнув, она скрестила руки на высокой груди и стала дожидаться Баоцина.

Циньчжу тоже торопилась уйти. Она думала, что у входа наверняка толпятся люди, которые ждут, чтобы посмотреть на нее. Может быть, среди них есть красивые молодые господа с деньгами. Ей нравилось, когда на нее смотрели. Когда люди внимательно ее разглядывали, ей и в самом деле казалось, что она красавица. Старательно виляя задом, она вышла на улицу. Ее отец, соблюдая такт, шел следом за ней, сохраняя определенную дистанцию.

Тетушка Тан сидела и глупо посмеивалась, как курица, только что снесшая яйцо. Внезапно лицо ее стало каменным.

– Эй, Баоцин, – крикнула она. – Идите-ка сюда, у меня тут есть что вам сказать. Важное дело!

Баоцин прекрасно знал, что ничего хорошего от нее ждать нельзя. Все же он подошел и улыбаясь спросил:

– Какие у вас будут указания, тетушка Тан? – Я вот что хочу спросить. Кому сегодня вечером больше всего кричали «браво»?

– Конечно же Циньчжу! Она актриса, – откровенно признался Баоцин.

– Хорошо, Баоцин, вы на этот раз, возможно, сказали правду. И я хотела бы ответить вам не таясь. Наши семьи объединились и создали труппу. Моя дочь и лицом недурна, и сборы может обеспечить. Вот и получается, что она является главной исполнительницей. А если главной исполнительницей является она, то и деньги должна получать соответствующие. Ведь так оно получается?

Баоцин не хотел высказать ей в лицо, что Циньчжу, даже если бы она проучилась еще года три, все равно не шла бы ни в какое сравнение с Сюлянь. Не хотел он говорить и о том, что, если бы он не организовал труппу, Циньчжу вообще бы не перепало ни фыня. Баоцин лишь угодливо улыбнулся тетушке Тан.

Тетушка Тан тоже ему улыбнулась:

– Баоцин, не надо все время стоять тут да улыбаться, надо что-то делать. Если вы не собираетесь выделить больше денег для главной исполнительницы, моя дочь может и...

– Может и ... что? – Густые брови Баоцина сомкнулись, он рассвирепел. В течение двух недель он пробегал до дыр с десяток пар носков для того, чтобы у всех было место, где бы они могли заработать себе на пропитание. Он думал, что ему будут за это признательны. У него и в мыслях не было, что эта вонючая тетка...

Тетушка Тан, заметив перемену в лице Баоцина, смягчила тон:

– Баоцин, не говорите мне, что вы не знаете, как устроить это дело с Циньчжу! В том, что касается представления, вы толк знаете.

– Нет, не знаю. – Баоцин больше не мог сдержать себя. – Я и не хочу знать. – Он вставал ни свет ни заря, носился целыми днями, всюду нужно было переговорить с людьми. С одними поспорить, других уговорить, третьих похвалить. И теперь он столько пел, не получив ни гроша. И поужинать не успел. Сдержаться он уже не мог и, округлив глаза, с яростью уставился на нее.

–Ладно, – пробурчала тетушка Тан, с трудом высвобождаясь из кресла. – Судя по всему, вы не намерены добавить денег, ни даже фыня?

– А чего ради я должен добавлять? Я сегодня проработал весь день бесплатно, а вы все получили полный куш. Вы просто несправедливы.

– Мой добрый друг, все-таки надо учитывать ситуацию. Циньчжу по крайней мере должна получать хотя бы на один юань больше, чем Сюлянь. Она того стоит.

Баоцин решительно покачал головой.

– Не пойдет, ни на фынь больше.

– Ладно. Ничего вы не поняли, завтра увидимся. – Тетушка Тан, переваливаясь, направилась к выходу. Дойдя до двери, она остановилась и медленно повернулась. – А может быть, мы завтра и не увидимся.

– Как вам угодно, тетушка, – почти закричал Баоцин. Лицо его стало серым от злости.

Тюфяк уже успел проводить жену Баоцина обратно в гостиницу, а Сюлянь все еще дожидалась отца в театре. После спектакля она всегда ждала отца, который отводил ее домой. Если погода была хорошей и жилье находилось поблизости, они, пользуясь вечерней прохладой, возвращались домой пешком. Эти небольшие прогулки после представления были самыми приятными минутами в жизни Баоцина.

Он всегда ходил очень медленно, чтобы Сюлянь поспевала за ним. Шел, заложив руки за спину, опустив плечи и голову. В такие редко выдававшиеся минуты, когда было и легко, и радостно на душе, он ступал медленно, не торопясь. Пройдешься – можно на время забыть невыносимую усталость. Именно в эти минуты Сюлянь любила пожаловаться ему на свои маленькие неприятности. Баоцину нравилось выслушивать ее обиды. Иногда он мог успокоить ее несколькими фразами, иногда ничего не отвечал, а только причмокивал губами. Он мог взять ее с собой в ближайшую харчевню и купить чего-нибудь вкусненького. Интересно было смотреть в ее блестящие черные глаза, ожидавшие любимых лакомств. Бывало, он водил ее в торговые ряды и покупал какую-нибудь игрушку. Сюлянь было уже четырнадцать, но она по-прежнему любила куклы и игрушки.

После того как ушла тетушка Тан, Баоцин, заложив руки за спину, вымеривал шагами сцену. Если завтра тетушка и в самом деле не разрешит Циньчжу выступать, как тогда быть? Хм, Циньчжу может завлечь на представление всего лишь нескольких обывателей. Не придет, ну и что ж тут такого!

– Папа! – позвала тихонько Сюлянь. – Пошли домой!

Баоцин, увидев ее бесхитростное личико, рассмеялся.

Это милое создание – и Циньчжу, воистину насколько же они различны! Как небо и земля. Эх, да не стоит из-за Циньчжу ломать голову. Семейство Тан предпочитает, чтобы она продавала свое тело, а не искусство. Тут и денег можно заработать гораздо больше. Сюлянь по- прежнему оставалась нераспустившимся бутоном. Она уже более четырех лет соприкасалась с девушками со сцены н не переняла от них ничего дурного.

– Хорошо, пошли пешком! – ответил Баоцин, в один миг забыв все свои неприятности. Он вспомнил о том радостном состоянии, когда в Бэйпине, Тяньцзине, Шанхае они пешком возвращались домой после представления.

Когда Баоцин и Сюлянь вышли на улицу, на ней почти не было прохожих. Большинство лавок закрылось, и на окнах висели ставни, погасли уличные фонари. Баоцин шел неторопливо, опустив голову и заложив руки за спину. Он чувствовал себя легко и непринужденно. На улицах было темно, и это его радовало – так никто не мог его узнать. Тишина и покой. Ему не нужно было каждые несколько шагов кого-нибудь приветствовать. Он шел все медленнее и медленнее, желая, чтобы это состояние необычайной легкости и радости продлилось как можно дольше.

– Папа, – сказала Сюлянь тихо.

– Угу? – Баоцин как раз думал о чем-то своем.

– Папа, почему ты только что рассердился на тетушку Тан? Как быть, если завтра Циньчжу в самом деле не придет? – Ее черные глаза задумчиво глядели на него. Когда Сюлянь была наедине с отцом, она любила разговаривать как взрослая. Он должен был понять, что она уже не только девчонка, которая умеет играть в куклы.

– Ничего... Ничего особенного. И с ней можно пропитаться, и без нее можно прожить. – Баоцин перед своими домочадцами всегда старался казаться несколько самоуверенным. Иногда он напускал на себя важный вид, однако все это диктовалось добрым намерением всех успокоить.

– Теперь у Циньчжу есть способ зарабатывать деньги, они голодать не будут.

Баоцин прокашлялся. Вроде и Сюлянь стала кое-что понимать. Ему давно следовало иметь это в виду. Конечно же, она ведь все время общается с девушками, исполняющими сказы под барабан. Он хитро спросил:

– А чем она еще может заниматься?

Сюлянь захихикала.

– Я и сама точно не знаю, – сказала она, как бы извиняясь за то, что не могла продолжить ею же начатый разговор. – Я не должна была так говорить, да, папа?

Баоцин ответил не сразу. В конце концов, как Циньчжу зарабатывает дополнительные деньги* Сюлянь ясного представления не имела, и это его не удивляло. Сама Сюлянь каждый день исполняла сказы о красавицах и их любовниках, однако не воспринимала исполняемое всерьез. А его заботило лишь то, чтобы его приемная дочь, когда вырастет, стала достойным человеком. Каким она станет человеком? Плечи его вновь потяжелели, будто на них легла непосильная ноша.

– Я не могу подражать Тан Сые, и тебе не стоит подражать Циньчжу, слышишь? – сказал он после длительной паузы.

– Да, папа, слышу, – ответила Сюлянь, так и не поняв, что в конечном счете имел в виду отец.

Оставшуюся часть пути они шли молча.

Лишь придя в гостиницу, Баоцин вспомнил, что они еще не ужинали. Поднимаясь по лестнице, он почувствовал голод и втайне надеялся, что дома найдется что- нибудь перекусить. Как было бы здорово посидеть всей семьей за столом и отметить сегодняшнюю премьеру!

К его изумлению, жена не только не спала, но еще и приготовила ужин,

Баоцин сразу же воспрянул духом, все неприятности, накопленные за день, растаяли, как прозрачные летние облака. Обрадовать его было не трудно. Чуточку внимания, и он буквально на глазах приходил в восторг, даже если и находился только что в тоске и печали. А сейчас ему хотелось как-нибудь похвалить жену.

– Ужин! Вот это здорово! – воскликнул он. Жена лишь зыркнула на него.

– А больше ничего не хочешь? – спросила она зло.

У Баоцина моментально вытянулось лицо.

– Пожалуйста, не сердись на меня, – сказал он, умоляя. – Я очень устал.

Тюфяк давно уже спал. Он почувствовал некоторую усталость от того, что занимался ритуалом поклонения предку-наставнику. Баоцин разбудил его, чтобы вместе поужинать.

Сюлянь помогала отцу, желая как-то сгладить общую атмосферу. Она очень тепло назвала мачеху матерью и стала помогать старшей сестре Дафэн накрывать на стол.

Мачеха никогда не относилась к Сюлянь по-доброму. Ее материнское сердце могло быть обращено только к родной дочери.

Дафэн была старше Сюлянь всего на два года, а выглядела по крайней мере года на двадцать три – двадцать четыре. Она была чуть выше Сюлянь и намного ее полней. Овальное лицо, самое обычное, было сплошь в угрях. Дафэн всегда надевала простой холщовый халат, а волосы, не мудрствуя, заплетала в толстую косу. Казалось, что она постоянно о чем-то грустит. При нечаянной улыбке появлялись два ряда ровных красивых зубов. Когда Дафэн смеялась, она выглядела намного красивее и моложе.

Лишь в последние несколько месяцев Сюлянь узнала, что она сирота, узнала о том, что выступать на сцене и исполнять сказы – дело низкое и недостойное. Дафэн хоть и Была простоватой на вид да к тому же не умела исполнять сказы, однако Сюлянь замечала, что она всегда держится с достоинством. Достаточно было Дафэн улыбнуться, и Сюлянь казалось, что та смеется над ней.

Поужинав, Тюфяк снова завалился спать. Тетушка еще не напилась всласть и потому чувствовала себя еще недостаточно удовлетворенной. Когда все уже поели, она стала кричать:

– А ну, уходите-ка все отсюда! Дайте мне спокойно вылить.

Баоцин, Дафэн и Сюлянь не знали, как поступить. Если и впрямь ее оставить одну, она может натворить Бог знает что. Но если они останутся, она будет пить всю ночь. Баоцин устал настолько, что готов был тут же упасть замертво и заснуть. Но он боялся, что жена начнет выказывать характер, и потому не решался уйти сразу. Сегодняшний день нужно провести весело и радостно, только тогда снизойдут благополучие и процветание. Он должен во что бы то ни стало избежать ссоры.

Баоцин посмотрел на жену, изо всех сил стараясь подавить зевоту. Она же со значением подмигнула ему и серьезно сказала, что больше пить не будет.

Баоцин уже не мог совладать с собой. Он громко зевнул и упал на шезлонг. Тетушка без радости посмотрела на него.

– Ладно, спи уж, можешь и не просыпаться, – рявкнула она сердито, будто ее оскорбили.

Баоцин ничего не ответил. Он -кивнул девушкам и вышел из комнаты. Войдя к себе, он с блаженством растянулся на кровати, глубоко вздохнул и тотчас же заснул. Еще один день прошел благополучно.

– Дафэн, – сказала тетушка. – -Не выходи замуж за актера. Вечером после представления они всегда устают как не знаю кто. – Затем она обратилась к Сюлянь: – Хм, а девицы, которые торгуют своим пением, вообще бесстыжие дряни!

Сюлянь лишь горько вздохнула, не посмев возразить.