4

В последние дни августа 1405 года под душными волнами жары пожухли деревья, а каменные стены дворца излучали дрожащее марево. В надежде поймать вечерний ветерок с реки я повела детей в старый сад у реки, разбитый по приказу матери короля, королевы Жанны, и печально заброшенный после ее смерти. Разросшиеся розовые кусты оплетали полуразрушенные беседки, образуя укромные уголки для воображаемых Екатериной фей и эльфов. Как обычно, когда она играла, маленький Карл, похожий на крохотного шепелявого гномика, следовал за ней по пятам, топая худыми ножками в поношенных башмачках. Екатерина сторонилась остальных братьев, зато Карла любила и всегда утешала, если он плакал.

Мишель, по обыкновению, тихонько присела на скамью под деревом и погрузилась в чтение «Золотой легенды» Иакова Ворагинского, а я, к стыду своему, привалилась спиной к пропеченной солнцем стене и задремала, убаюканная гудением пчел. Луи, маленький проказник, воспользовался моей беспечностью и бросил мне в вырез сорочки что-то извивающееся и шершавое. Меня разбудил укус между грудями. Я завизжала и прыгнула за куст, лихорадочно распуская шнуровку лифа. Мальчишки радостно захохотали. Передернувшись от отвращения, я вытащила из-под сорочки черную мохнатую гусеницу. Пятно от укуса покраснело и чесалось. Я заново завязала шнуровку и только собралась строго отчитать юных принцев, как вдруг их хихиканье оборвалось. Раскрасневшись от гнева, я высунулась из кустов и удивленно уставилась на невероятное зрелище.

Казалось, в запущенный сад слетелись разноцветные бабочки. Стража поспешно распахнула старые ворота редко используемого причала, и оттуда хлынула толпа дам и кавалеров в богатых нарядах. У пристани мягко покачивалась раззолоченная галера, а на реке дрейфовали три барки эскорта, на каждой из которых находилось не менее двадцати арбалетчиков. Дети замерли на месте, разинув рты, точно уличные оборванцы.

Навстречу нам чинной аристократической походкой, сверкая драгоценностями и колыхая тончайшими вуалями, шествовали дамы в роскошных ярких платьях с широкими юбками и метущими землю рукавами. Высокие головные уборы представляли собой сложные архитектурные сооружения – арки, башни и шпили. Не менее нарядные мужчины щеголяли вычурно драпированными шляпами и богато расшитыми камзолами с плоеными воротниками. Башмаки с загнутыми мысами, сверкая россыпью самоцветов, дробно цокали по дорожкам.

Возглавляла процессию самая эффектная пара, занятая оживленной беседой. Я никогда не видела королеву вблизи, но мгновенно поняла, что это она, под руку с деверем, герцогом Орлеанским.

Королева Изабо давно уже утратила стройность – одиннадцать детей и сочные ростбифы сказались на ее фигуре, – но в этот душный полдень, когда все кругом плавилось от жары, она сверкала подобно глыбе льда. Платье из блестящего бледно-голубого шелка, густо расшитое золотой нитью, мерцало при малейшем движении. Обнаженные плечи скрывались под нитями крупного жемчуга и сапфиров, а в волосах подрагивала громадная шляпа из бледных, с радужным отливом перьев, заколотая брошью с бриллиантом размером с утиное яйцо.

Ее кавалер, Людовик Орлеанский, выглядел не менее блистательно: высокий красавец с выступающей челюстью, длинным царственным носом и мерцающими серыми глазами. Его камзол украшали изображения дикобразов, шитые золотой нитью и сверкающим гагатовым бисером; длинные иглы дикобраза на причудливом головном уборе негромко постукивали в такт шагам. Позже я узнала, что дикобраз был символом Людовика Орлеанского. Герцог любил, чтобы все и всюду его узнавали.

Завороженная великолепным зрелищем, я позабыла, что следует немедленно убраться из виду, и теперь мне оставалось лишь опуститься на колени. Екатерина и Карл, крепко вцепившись мне в юбку, спрятались позади меня. Впрочем, волноваться не стоило: королева Изабо не обратила на нас ни малейшего внимания. Она отвела взгляд от герцога и воззрилась на Мишель, которая замерла, прижав книгу к груди, словно щит.

– Принцесса Мишель? – досадливо осведомилась королева глубоким голосом с баварским выговором. – Ты ведь Мишель, верно?

Спрашивает она! Насколько я знала, за девять лет королева видела Мишель всего дважды.

– Подойди ближе, дитя! – Изабо сделала нетерпеливый жест.

Стоя на коленях с опущенной головой, я краем глаза увидела, как потертый край юбки Мишель двинулся вперед. Принцесса с удивительным самообладанием преклонила колени перед матерью.

– Ах, разумеется, ты Мишель. У тебя мои глаза. Это твои братья? – Королева повела рукой в сторону Людовика и Жана и удовлетворенно кивнула в ответ на шепот Мишель: «Да, мадам». – Ну конечно! Чьим еще детям позволено играть в саду королевы Жанны? Но ты ужасно выглядишь! Где твой гребень? А вуаль? И что это за наряд?! Давно пора сменить эти тесные и грязные лохмотья. О чем думает твоя гувернантка? Как она позволила моим детям выходить в таком виде?

Мишель густо покраснела. Ее лицо выражало смесь страха и стыда. Я ждала, что она назовет имя мадам Лабонн, но она только гулко сглотнула и помотала головой. Возможно, девочка понимала, что ее всевластная мать никогда не поверит, что гребень в детской давно лишился почти всех зубцов, у детей нет чистой одежды, гувернантка же, запершись в своих покоях, считает монеты, которые ей удалось не потратить на августейших подопечных.

– Тебя не обучили манерам? – раздраженно спросила королева, не дождавшись ответа. К счастью, гневного взрыва не последовало. Изабо пожала плечами и повернулась к герцогу: – Вот и славно. Юным девушкам молчание пристало. Как по-вашему, мессир, подойдет ли она вашему сыну? Он еще совсем ребенок. Кто знает, возможно, наши птенчики вместе вырастут в прекрасных лебедей!

Людовик Орлеанский наклонился и затянутой в перчатку рукой приподнял подбородок Мишель. Глаза девочки расширились, будто у испуганного котенка. Герцог отпустил ее и улыбнулся:

– Ваша дочь, мадам, – само совершенство. Как и вас, ее невозможно не любить. Разумеется, мой сын ее полюбит.

– Вы льстите нам, мессир! – рассмеялась королева. Чары герцога заставили ее мгновенно позабыть и о недостатках Мишель, и об отсутствующей гувернантке. Изабо махнула большим разрисованным веером. – Мишель, Людовик, Жан, следуйте за мной. Как удачно, что я вас встретила! Слугам не придется разыскивать вас по всему замку. Итак, пришло время покинуть это место. Здесь вам грозит опасность. Новый герцог Бургундский намерен использовать вас для того, чтобы самому править Францией, но у меня, вашей матери и королевы, совершенно иные планы. Вам не нужно ничего брать с собой. Мы немедленно отправляемся в путь.

Ее слова прозвучали громом среди ясного неба. Дети обменялись изумленными взглядами: Мишель – с тревогой, Людовик – с радостным волнением, Жан – с недовольством. Впрочем, возразить никто из них не осмелился.

– Мы едем туда, где герцог Бургундский не сможет принудить вас к нежелательным альянсам. Мы разрушим его планы, а вы подружитесь с детьми вашего дяди, герцога Орлеанского. Дамы!

Королева сделала повелительный жест веером, и две дамы из свиты кинулись перекладывать ее длинный шлейф и пышные юбки, чтобы Изабо смогла развернуться. Она бросила на детей полный сомнения взгляд, склонилась к Орлеанскому и прошептала:

– Стоит ли спасать их от коварства герцога Бургундского? У бедняжек такой жалкий вид…

– Не волнуйтесь, мадам, – с улыбкой произнес Людовик Орлеанский. – Они королевской крови. Еще расцветут. – Он повернулся к Мишель, которая все еще крепко держалась за свою книгу, будто за единственную опору в зыбком, неустойчивом мире. – Герцог Бургундский хочет выдать вас за своего сына, ваше высочество, но, может быть, вы предпочтете выйти за моего?

Было очевидно, что ответ ему не требуется, поскольку процессия уже двинулась обратно к пристани. Герцог немедленно переключил внимание на королеву, не заметив, как Мишель украдкой взглянула на меня. «Что я тебе говорила? – читалось в ее взгляде. – Меня выдадут неизвестно за кого и увезут бог весть куда!» Я осенила себя крестным знамением и прошептала за нее молитву. Бедная маленькая принцесса! Ее худшие страхи сбылись.

– Безопасность дофина важнее всего! – донесся до нас голос королевы. Маленький Луи вспыхнул от радости, услыхав, что его назвали желанным титулом. – Если герцог Бургундский навяжет Людовику свою дочь, то станет править от его имени.

– Совершенно верно, мадам, – признал герцог. – Дофина следует держать подальше от кузена Жана. Он зовет себя Бесстрашным! Что бесстрашного в воровстве детей? Иоанн Бесстрашный, ха! – Герцог Орлеанский тряхнул головой (иглы дикобраза на берете зловеще застучали) и воскликнул: – Не бойтесь, дети мои! Он вас не похитит. Вперед! Поспешим в Шартр!

Больше я ничего не услышала – двое малышей расплакались, видя, что их братья и сестра уходят прочь. Малютки были сбиты с толку и напуганы: в их мирок ворвалась толпа незнакомцев, и старшие дети исчезли за пару минут. Ворота у пристани с грохотом захлопнулись. Музыканты на лодках заиграли веселую мелодию, словно ничего особенного не произошло. Отплывая на устланной подушками галере, королева Изабо ни на миг не задумалась о несчастье, которое оставляла позади.

Однако драмы этого дня еще не закончились. Сидя с Екатериной и Карлом в заросшей беседке и пытаясь их утешить, я поначалу не заметила, как в саду появились какие-то люди и стали бегать среди кустов. Встревоженная возбужденными криками и мужским смехом, я выглянула из-за густой листвы. Прежде сад всегда был в нашем полном распоряжении, и у меня не было ни малейшего желания столкнуться с веселящимися придворными или игривыми любовниками. Я гадала, удастся ли нам сбежать в детскую башню незамеченными.

Увы, не удалось: к нашему укрытию приблизился странный мужчина. Он заметил мою голову и замер. На его изможденном бледном лице мелькнула по-детски восторженная улыбка и тут же сменилась пугающей гримасой отчаяния. Незнакомец с клочковатой каштановой бородой и длинными спутанными космами, беспорядочно свисавшими на плечи, выглядел совершенно нелепо в обители ухоженных вельмож. Его одежда, некогда красивая и модная, была мятой и засаленной, но в поблекшей золотой вышивке потрепанного синего дублета, окаймленного свалявшимся мехом, угадывались геральдические лилии. Внезапно меня осенило, что я стою лицом к лицу с безумным королем! И это в тот же день, когда я столкнулась с королевой и лишилась трех своих подопечных…

Мы оба застыли в потрясенном молчании, но тут Екатерина, чье любопытство никогда не унималось, вышла у меня из-за спины и двинулась по тропинке навстречу мужчине. В дальнем конце сада появились двое крепких мужчин в кожаных дублетах – королевские слуги-надсмотрщики. Я ухватила девочку за руку, однако она вырвалась и уверенно направилась к незнакомцу.

– Добрый день, мсье. Вы во что играете? – мило спросила она. – Можно мне с вами?

Разумеется, она не знала, что это ее отец. Она никогда не встречала ни его, ни свою мать. Впрочем, трехлетняя общительная девочка всегда готова поиграть с новым знакомцем, независимо от обстоятельств.

Безумный король повел себя совершенно невероятным образом. Возможно, он всегда боялся детей – должна же быть причина, по которой он избегал своих отпрысков? Он выбросил руки перед собой, отгораживаясь от Катрин, будто ото льва, готового к прыжку, или от разъяренного быка, – и завопил. Господи, что это был за вопль! Я спешно подхватила маленького Карла на руки и прижала его к себе. Крик метался под сводами раскаленного неба. Широко растянув рот, король обнажил почерневшие зубы и заверещал, как раненая лошадь, высоким пронзительным голосом. Его слова, перемежаемые воплем, сковали меня ледяным ужасом и, должно быть, больно ранили Екатерину, стоявшую от короля в двух шагах.

– Не подходи! Не тронь меня! Я разобью-ю-юсь!

Девочка испуганно отвернулась, бросилась ко мне, уткнула голову в мои юбки и, дрожа от ужаса, разразилась приглушенными рыданиями. К нам подбежали два здоровяка. Один из них вытащил из заплечной котомки мешок, который мигом натянули королю на голову, прижав ему руки к бокам, а затем подняли несчастного и понесли к воротам замка. Король беспомощно дрыгал ногами и орал пуще прежнего.

Третий мужчина, тоже одетый в кожаный дублет с заклепками, появился из ниоткуда и, переведя дыхание, обратился ко мне:

– Прошу прощения, мадам, но он испугался вас больше, чем вы его. Он воображает, что сделан из стекла. Он не причинил бы вреда девочке. Пожалуйста, объясните ей, что это не чудовище. Увы, наш король очень болен.

Не дожидаясь ответа, мужчина тронул пальцами край шлема и помчался за остальными. Прошло немало времени, прежде чем дети перестать хныкать и икать от страха. С бешено бьющимся сердцем я схватила ладошку Екатерины, и мы поспешили в относительное спокойствие нашей башни. Я сказала себе тогда, что снова войти в сад королевы Жанны осмелюсь не скоро.

В детской малыши вцепились в меня, будто в скалу во время прилива. Вряд ли они расслышали третьего охранника, а я не собиралась пугать их еще больше, объясняя, что страшный человек в саду – их отец и король. Ужасные вопли и лицо, сведенное судорогой, наверняка преследовали детей в кошмарах. Впрочем, сейчас их больше тревожило отсутствие Мишель, Людовика и Жана – неотъемлемой части их короткой жизни. Хотя старшие дети и не славились особой добротой или легкостью обращения, с ними можно было играть, ссориться или драться. Сейчас в детской воцарилась непривычная, пугающая тишина.

Екатерина сыпала вопросами. Куда делись остальные? Почему они ушли? Что с ними сталось? Когда вернутся? Правда ли, что знатная дама – ее мать? Почему она с ней не говорила? Придет ли она и за ней?

У меня не было ответов. Я понятия не имела, зачем королева забрала старших детей, что с ними будет, вернутся ли они… Почему Изабо не обратила никакого внимания на двоих младших? Поведение королевы выглядело деспотичным и непростительным, но я подозревала, что за ним скрывались какие-то цель и смысл: недаром же прозвучало имя герцога Бургундского и его хвастливое прозвище Иоанн Бесстрашный, а внезапный разговор о браке смутил Мишель. Я поняла только, что направлялись они в Шартр, – и ничего более. Это меня весьма озадачило. Вдобавок все мы старались не вспоминать о безумце.

Я уложила детей спать и решила сообщить о происшедшем гувернантке и наставнику, но они куда-то пропали. Двери их покоев стояли нараспашку, сундуки и гардеробы опустели. Мадам Лабонн и мессир Леклерк упаковали свои вещи и исчезли. Как выяснилось, сбежали и ослицы вместе со своими немудреными пожитками. Не зная подоплеки, я не могла догадаться о причине внезапного всеобщего бегства. Лишь позже мне открылось, что, унаследовав Бургундию, Фландрию и Артуа по смерти отца, Иоанн Бесстрашный вознамерился завладеть всей Францией и направился в Париж, дабы править от имени безумного короля через его сына и наследника, для чего вознамерился лишить власти королеву и герцога Орлеанского.

Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Пару часов назад я была беззаботной нянькой в пропеченном солнцем саду, а теперь у меня на руках двое королевских отпрысков и ни малейшего понятия, что случилось с остальными. К кому обратиться за советом? Не обвинят ли меня в исчезновении троих старших детей? Кто-нибудь вообще знает, что они не в замке? Как ни странно, чтобы унять свою панику, я притворилась, будто все идет своим чередом, взяла корзинку со штопкой и села у темнеющего окна детской, ожидая дальнейшего развития событий.

Встревоженным малышам не спалось. Они вышли из спальни в мятых ночных сорочках, взявшись за руки, как заблудившиеся в лесу дети из их любимой сказки. На грустно осунувшихся личиках поблескивали огромные испуганные глаза.

– Нам страшно, Метта. Расскажи что-нибудь, – попросила Екатерина.

Сердце у меня сжалось. Отложив штопку, я распахнула объятия, притянула обоих к себе и усадила на колени. Некоторое время мы молча жались друг к другу, глядя в открытое окно на мутный поток Сены, унесший старших детей. Деревья на берегу мрачно темнели в лучах вечернего солнца, а на той стороне реки, на острове Сен-Луи, усталые крестьяне складывали стога после целого дня сбора урожая. Проглотив ком в горле, я начала хорошо знакомый рассказ о святой Маргарите и драконе.

Я только дошла до той части, где святая останавливает огнедышащее чудовище, вознеся крест Господень, как вдруг раздался жуткий хохот, резкий и хриплый. Неизвестно, какие причудливые видения взволновали бедного безумца в его ублиетке. Проникновение ужасающего смеха в наш уютный маленький мирок напугало нас не меньше, чем бубенчик прокаженного в тишине церкви. Дети захныкали и закрыли уши руками. Через минуту Екатерина отняла ладони от головы и спросила:

– Это человек из сада, Метта? Король?

Я помотала головой, придя в отчаяние от мысли, что она разобрала слова третьего охранника.

– Не знаю, малышка, но слушать его мне тоже неприятно. Давай убежим!

Я подхватила их на руки и понесла вниз, в покинутую спальню мадам Лабонн. Огромную кровать окружали бархатные портьеры, которые я плотно сомкнула. Мы тесно прижались друг к другу в мерцающем свете масляной лампы, и я стала придумывать для них историю о том, что мы скрылись от преследования в тайной часовне, где найти нас мог только Господь. Толстая ткань заглушала все звуки снаружи. Дети, хотя и королевской крови, никогда прежде не знали такой роскоши. В тепле и уюте задрапированной кровати, среди пуховых подушек и подбитых мехом одеял, малыши успокоились и больше не вспоминали ни о жутком смехе, ни о безумце.

Сама я, однако, долго не находила успокоения. Дети уснули, лампа зашипела и погасла, а я лежала в душной темноте, широко раскрыв глаза и замирая от страха. Эхо королевского хохота накладывалось на кошмарные образы крылатых демонов, посылаемых в ночь чародеями; о них говорили в тавернах, куда захаживал Жан-Мишель. Мне представлялись стаи злобных чудищ, цеплявших когтями портьеры и распространявших зловонным дыханием миазмы безумия. Убежденная, что их присутствие сведет меня с ума, я зарылась в одеяла, вознося молитвы Пресвятой Деве. Прошел не один час, прежде чем я, наконец, заснула.