4. «Москва — Шанхай»
Зима в Шанхае не была такой суровой, как в Харбине, но она и не была такой красивой. Снег не укутывал дома и улицы белым одеялом. С карнизов не свисали сосульки, искрящиеся, как кристаллы, да и ее приход не был тихим и спокойным. Здесь зима имела другое лицо: бесконечное серое небо, угрюмые, неприветливые люди на грязных дорогах и воздух такой влажный и промозглый, что от каждого вдоха бросало в дрожь и портилось настроение.
Зимний сад имел ужасный вид. Клумбы превратились в островки грязи, на которых могли выжить разве что самые стойкие растения. Ствол гардении я обернула сеткой и утеплила. Остальные деревья стояли голые, мерзли без листьев на ветках и снега у стволов. По ночам, похожие на скелеты, восстающие из могил, они бросали страшные тени на мое окно. Ветер завывал в ветвях, и от него дрожали в рамах оконные стекла и мерцали на потолке отблески лампы. Сколько бессонных часов я провела в постели, плача от тоски по матери, представляя ее голодной и дрожащей от холода!
Но если цветы и другие растения погрузились в зимнюю спячку, мое тело, наоборот, начало расцветать. Сначала я заметила, что у меня стали длиннее ноги. Теперь, лежа в кровати, я почти касалась ими спинки, противоположной от изголовья. Значит, думалось мне, я буду такой же высокой, как и мои родители. Талия у меня сделалась тоньше, а бедра шире; детские веснушки начали сходить, кожа приобрела молочно-белый оттенок. Потом, к моей радости, у меня начала расти грудь. Я с интересом наблюдала, как она наливалась, словно два весенних бутона, начиная рельефно выступать под свитером. Волосы остались светло-рыжими, но брови и ресницы потемнели, голос звучал теперь более женственно. Кажется, единственным, что, кроме волос, осталось во мне неизменным, были голубые глаза. Все эти перемены происходили так быстро-, что я волей-неволей начала думать, что в прошлом году мое развитие было чем-то приостановлено, как течение речки, поперек которой упало дерево. Но в Шанхае случилось нечто такое, что смело преграду и освободило дорогу для удивительного преображения.
Я проводила часы, сидя на краешке ванны и изучая в зеркале свое новое тело. Изменения, происходившие со мной, и радовали, и печалили. Каждый этап превращения в женщину делал меня ближе к Дмитрию, но я переставала быть тем ребенком, которого помнила мать. Той девочкой, которой она пела песню про грибы и на пухлой ручке которой остались синяки, когда мать сильно стискивала ее, не желая расставаться с дочерью. «Узнает ли мама меня теперь?» — думала я.
Дмитрий сдержал слово и стал приезжать ко мне каждую среду. В танцевальном зале мы отодвинули диваны и кресла к стене и упросили Сергея научить нас танцевать. Как и думал Дмитрий, Сергей настаивал на венском вальсе. Под строгими взорами портретов на стенах зала мы с Дмитрием доводили до совершенства повороты и скольжение. Сергей оказался очень суровым учителем; он то и дело останавливал нас, демонстрируя, как правильно нужно передвигаться, держать голову. Но все равно я была счастлива. Какая разница, какой мы разучиваем танец или под какую музыку танцуем, если я нахожусь рядом с Дмитрием? Каждую неделю на те несколько часов, которые я проводила с ним, я забывала о печалях. Поначалу мне казалось, что Дмитрий приезжал только из чувства жалости ко мне или потому, что Сергей втайне от меня просил его об этом. Я очень внимательно следила за выражением лица молодого человека и его поведением, пытаясь найти хоть какие-то признаки, указывающие на то, что и он получает от этих уроков удовольствие. И находила их! Он ни разу не опоздал и, похоже, искренне расстраивался, когда наши занятия подходили к концу. В зале он задерживался несколько дольше, чем это требовалось, чтобы забрать пальто и зонтик. Часто я замечала, что Дмитрий, думая, что я не смотрю на него, наблюдал за мной. Иногда я быстро поворачивалась, и тогда он отводил взгляд, делая вид, что его интересует что-то совершенно другое.
Когда из-под земли показались первые нарциссы и в сад стали возвращаться птицы, у меня наконец случились первые месячные. Я стала женщиной. Я обратилась к Любе, чтобы она спросила у Сергея разрешения поехать в клуб «Москва — Шанхай». Ответ был написан на серебряной карточке с прикрепленной к ней веточкой жасмина: «Не раньше, чем тебе исполнится пятнадцать. Тебе еще надо научиться быть женщиной».
Затем Сергей пообещал научить нас с Дмитрием танцевать болеро. Мне же хотелось танцевать танго, о болеро я никогда не слышала, поэтому расстроилась.
— Что ты, этот танец еще более символичный, — заверил меня Дмитрий. — Сергей и Марина танцевали болеро на своей свадьбе. Он бы не стал учить нас, если бы думал, что мы не готовы для этого.
На следующей неделе Сергей приглушил свет в танцзале. Опустив иглу на граммофонную пластинку, он поставил нас с Дмитрием в такую позицию, что я оказалась настолько близко от молодого человека, что телом ощутила пуговицы на его рубашке. Я даже чувствовала, как бьется сердце Дмитрия. В сгустившемся желтом свете его лицо приобрело демонические черты, а наши тени превратились в гротескные фигуры, в фантастическом танце скользящие по стенам. Сопровождающийся барабанной дробью ритм музыки не замедлялся ни на секунду. Потом вступила флейта, завораживающая, как дудочка заклинателя змей. Мелодическую линию яростно подхватили дерзкие трубы и полные страсти горны. Сергей начал танцевать, молча показывая, какие нужно делать движения. Мы с Дмитрием последовали за ним, двигаясь в такт звону тарелок, приседая и выпрямляясь, устремляясь вперед и медленно отступая назад, неистово покачивая бедрами. Музыка захватила меня и закружила в вихре, унося в иной мир. Внезапно я представила, что мы с Дмитрием король и королева Испании среди склонивших голов придворных, а через мгновение мне уже казалось, что мы скачем верхом по бескрайним цветущим полям в компании с Дон Кихотом. В следующий миг я воображала нас римскими императором и императрицей, проезжающими на колеснице перед ликующими подданными. Танец слился воедино с фантазией, став самым эротическим моментом, который мне когда-либо в своей жизни доводилось испытывать. Сергей уверенно шел впереди, высоко поднятые руки двигались плавно, но шаги были энергичные, смелые. Мы с Дмитрием следовали за ним, почти соприкасаясь телами, замирали на секунду и снова продолжали движение. Мелодия повторялась снова и снова, бросая нас друг к другу, разводя в стороны, заставляя идти вперед, соблазняя и вынуждая прочувствовать накал танца.
Когда Сергей остановился, Дмитрий и я уже не могли дышать. Мы стояли, вцепившись друг в друга, и дрожали от изнеможения. Сергей стал для нас проводником в другой мир и обратно. Я вся горела, но у меня не было сил пройти через зал, чтобы сесть.
Механизм граммофона поднял с пластинки иглу. Сергей включил свет. К своему изумлению, я увидела Амелию и ощутила, как по телу прокатилась волна дрожи. Кончиками пальцев она сжимала сигарету, гладкие черные волосы обрамляли бледное лицо. Амелия выпустила колечко дыма и смерила меня оценивающим взглядом, как генерал, осматривающий войска противника. Ее взгляд был мне неприятен, и она, наверное, почувствовала это, потому что усмехнулась, повернулась на каблуках и вышла из зала.
Вообще-то, я не очень поверила обещанию Сергея взять меня с собой в клуб «Москва — Шанхай», когда мне исполнится пятнадцать лет, но однажды, в августе следующего года, он вышел из своего кабинета и объявил о своем решении поехать вечером в заведение со мной. Амелия принесла изумрудно-зеленое платье, сшитое в ателье миссис Ву, но я с трудом протиснула в него голову, так как успела за это время вырасти. Сергей в срочном порядке вызвал модистку, чтобы перешить его. Когда та закончила работу и ушла, в комнату вбежала Мэй Линь и занялась моей прической. Вслед за ней появилась Амелия с косметичкой в руках. Она наложила румяна мне на щеки и губы и нанесла капельки мускусных духов на запястья и за уши. Затем она откинулась на спинку кресла, довольно взирая на результат своей работы.
— Теперь, когда ты выросла, твой вид уже не так сильно раздражает меня, — заявила она. — Меня выводят из себя сопливые дети, которые стараются казаться взрослыми.
Я знала, что она лжет. Она все так же с трудом терпела меня.
В машине меня посадили между Амелией и Сергеем. Поездка по улице Кипящего Источника прошла как в немом кино. В дверях ночных заведений стояли девушки самых разных национальностей. На них были платья, расшитые блестками, и боа из перьев. Они махали прохожим, призывно улыбаясь и громко приветствуя клиентов. Компании гуляк шатались по тротуарам, наталкиваясь на других прохожих и уличных торговцев, а любители азартных игр собирались группками на углах домов, как мотыльки, слетавшиеся на свет неоновых огней.
— Ну вот и приехали! — воскликнул Сергей.
Дверь машины распахнулась, и мне подал руку мужчина и одежде казака. Он был в медвежьей шапке, и я не смогла удержаться и потрогала ее. Но уже в следующую секунду мое внимание переключилось на великолепную картину, которая открылась передо мной. На белокаменных ступенях лежала красная ковровая дорожка, с обеих сторон которой на столбиках висели золотые шнуры. На дорожке стояла очередь мужчин и женщин, ожидающих входа в клуб. Костюмы мужчин, меха и атласные платья женщин, украшения — все это сверкало в ярком свете ламп, а вокруг стоял оживленный гомон. Лестница вела к портику с гигантскими колоннами в неоклассическом стиле, там же два мраморных льва охраняли вход. Дмитрий ждал наверху. Завидев нас, он улыбнулся и поспешил вниз, чтобы поздороваться.
— Аня, — сказал он, наклонившись к моему уху, — отныне я буду танцевать только с тобой.
Дмитрий был управляющим клубом, поэтому к нему относились с уважением. Он повел нас по дорожке, и гости почтительно расступились, а казаки стали кланяться. Когда мы вошли в вестибюль, у меня перехватило дыхание. Белые стены из искусственного мрамора и зеркала в позолоченных рамах отражали свет гигантской люстры, свисавшей с потолка, похожего на свод православного храма. В декоративных окнах было нарисовано голубое небо с белыми облаками, отчего казалось, что внутри всегда царит полумрак. Мне вдруг вспомнилось, как отец когда-то, достав из альбома фотографию царского дворца, рассказывал мне о птицах в клетках, которые пели каждый раз, когда кто-нибудь входил в зал. Но в клубе «Москва — Шанхай» поющих птиц не было, лишь несколько молодых девушек в национальных русских костюмах принимали у гостей шляпы и манто.
В танцевальном зале была совсем другая обстановка: обшитые деревом стены, красные турецкие ковры, расстеленные по периметру, а в центре — пары, кружащиеся под звуки живого оркестра. Американские, французские и английские офицеры вальсировали с прелестными профессиональными танцовщицами. Постоянные посетители, сидевшие в роскошных креслах и на бархатных диванах, поглядывали на них и время от времени жестом приказывали официантам принести икры и хлеба.
Воздух был пропитан табачным дымом. Так же, как в тот вечер, когда Сергей учил нас танцевать болеро, я почувствовала, что оказалась в новом, совершенно незнакомом мне мире. Разница заключалась лишь в том, что клуб «Москва — Шанхай» существовал на самом деле.
Дмитрий повел нас вверх по лестнице в ресторан, который располагался в мезонине над танцевальным залом. Десятки газовых ламп украшали столики, свободных мест не было. Мимо нас пронесся официант с горячим шашлыком на шампуре, оставляя за собой шлейф аромата нежнейшей баранины с луком и бренди. Куда бы ни падал мой взор, всюду я видела бриллианты, меха, костюмы из дорогой шерсти или шелка. Банкиры и управляющие отелями за столиками обсуждали дела с гангстерами и тай-панами [7], а актеры и актрисы строили глазки дипломатам и морским офицерам.
В дальнем конце ресторана сидели Алексей и Люба. Алексей уперся локтем в стол, на котором стоял графин с вином. Они беседовали с двумя английскими морскими капитанами и их женами. Когда мы подошли к ним, мужчины встали, но их неразговорчивые жены лишь посмотрели на нас с Амелией, едва скрывая отвращение. Одна из них стала так внимательно рассматривать разрез у меня на платье, что я даже смутилась.
Появились облаченные в смокинги официанты с серебряными подносами в руках и принялись выставлять на стол устриц, пирожки со сладкой тыквой, блины с икрой, густой спаржевый суп и черный хлеб. Еды было явно больше, чем мы могли съесть, но они несли все новые и новые блюда: рыбу в водочном соусе, котлеты по-киевски, компот, черешню и шоколадный торт на десерт.
Один из капитанов, Вильсон, спросил, нравится ли мне Шанхай. Город я знала плохо, видела только дом Сергея, школу, магазины на тех нескольких улицах, по которым мне разрешалось ходить одной, да парк во Французской концессии, но я ответила, что это чудесный город. Он согласно кивнул, придвинулся ближе ко мне и шепнул:
— Большинство русских в этом городе живут совсем не так, как вы, милая леди. Вы видели бедных девушек внизу? Это, наверное, дочери принцев и аристократов. Теперь им приходится танцевать и развлекать пьянчуг, чтобы заработать себе на кусок хлеба.
Второй капитан, его фамилия была Бингем, сказал, что слышал о том, что мою мать забрали в трудовую колонию.
— Сталин, этот сумасшедший, не вечен, — заявил он и стал накладывать в мою тарелку овощи. Он так старался, что опрокинул перечницу. — Год не закончится, как там произойдет новая революция, вот увидите.
— Что это за болваны? — тихо спросил Сергей у Дмитрия.
— Вкладчики, — так же тихо ответил Дмитрий. — Лучше продолжайте улыбаться.
— Нет, — возразил Сергей. — Тебе придется научить этому Аню. Она уже достаточно взрослая и намного очаровательнее любого из нас.
Когда в конце ужина подали портвейн, я отлучилась в дамскую комнату. Там я по голосам узнала капитанских жен, которые, заняв соседние кабинки, стали переговариваться. Одна из них возмущенно сказала:
— Этой американке надо бы постыдиться, а она ведет себя как царица Савская. Разрушила жизнь хорошего человека и теперь еще спуталась с этим русским.
— Да, да, — отозвалась ее подруга. — А что это за девочка, которую она с собой привела?
— Не знаю, — ответила первая. — Но могу поспорить, что скоро и она станет такой же.
Я прижалась к раковине, стараясь, чтобы каблуки не дай бог не клацнули о кафельный пол, — так мне хотелось дослушать их разговор. Что это за хороший человек, жизнь которого разрушила Амелия?
— Билл может тратить свои деньги так, как ему заблагорассудится, — продолжала первая женщина. — Но я не понимаю, зачем он связался с этим сбродом. Ты же знаешь, какие люди эти русские.
Не удержавшись, я хмыкнула, и разговор тут же прекратился. В обеих кабинках одновременно спустили воду, а я выскользнула за дверь.
Когда наступила полночь, место оркестра на сцене заняла группа кубинских музыкантов. В начале струнные инструменты звучали медленно и нежно, но после вступления духовых и ударных темп постепенно изменился, и я почувствовала, что зал оживился. Пары бросились танцевать мамбу и румбу, а те, кто был без пары, образовали шеренги и отплясывали конгу. Меня привела в восторг эта музыка, такая естественная и в то же время совершенная. Я вдруг заметила, что отбиваю носком туфли ритм и щелкаю пальцами в такт музыки.
Люба хрипло рассмеялась. Она толкнула Дмитрия локтем и кивнула в мою сторону.
— Ну же, Дмитрий, пригласи Аню на танец, покажи, чему тебя научил Сергей.
Дмитрий улыбнулся и протянул мне руку. Вместе с ним я вышла на середину зала, хотя, признаться, была готова провалиться сквозь землю от страха. Танцевать дома у Сергея — это одно дело, но здесь, в клубе «Москва — Шанхай», все по-другому. Десятки людей вокруг увлеченно отплясывали, качая бедрами и взмахивая ногами. Движения толпы сливались в какой-то единый безумный вихрь. Женщины и мужчины танцевали так, словно боялись, что если они прекратят двигаться, то остановятся и их сердца. Но когда Дмитрий положил одну руку мне на бедро, другой сжал мои пальцы, я сразу почувствовала себя в безопасности. Мы сделали несколько коротких шагов, качая бедрами и вращая плечами. Сначала все воспринималось как игра, мы сталкивались коленями, наступали друг другу на ноги и врезались, в другие пары, каждый раз смеясь. Но через какое-то время мы уже двигались синхронно и плавно, и я заметила, что полностью отдалась музыке, позабыв обо всем на свете.
— Что это за музыка? — спросила я Дмитрия.
— Ее называют манго и меренга. Тебе нравится?
— Да, очень, — сказала я. — Только бы они не останавливались.
Дмитрий весело рассмеялся.
— Я скажу музыкантам, чтобы они каждый вечер играли ее для тебя, Аня! А завтра я повезу тебя в Юйюань.
Мы с Дмитрием не пропустили ни одного танца, наша одежда пропиталась потом, а мои волосы рассыпались по плечам. За столик мы вернулись, только когда музыканты закончили играть. Капитаны с женами уже ушли, и Сергей вместе с четой Михайловых поднялся и приветствовал нас аплодисментами.
— Браво! Браво! — восторженно кричал Сергей.
Амелия лишь слегка улыбнулась и пальцем подтолкнула нам салфетки, чтобы мы вытерли пот с лица и шеи.
— Хватит выставлять себя дурочкой, Аня.
Я пропустила мимо ушей эту грубость.
— А почему вы с Сергеем не танцуете? — спросила я у нее. — Он же прекрасно умеет танцевать.
Мой вопрос был совершенно невинным, я просто еще не остыла после танца с Дмитрием, но Амелия сразу же ощетинилась, как кошка. Сверкнув глазами, она, однако же, предпочла промолчать. Атмосфера между нами, которая и так всегда была напряженной, накалилась еще сильнее. Я подумала, что, наверное, допустила ужасную ошибку, задав этот вопрос, но не собиралась извиняться, поскольку не понимала, в чем заключалась моя бестактность. Всю дорогу домой мы сидели молча, стараясь не смотреть друг на друга: упрямые противницы, не желающие идти на примирение. Сергей делал какие-то замечания по поводу дорожного движения. Я намеренно говорила только по-русски, а Амелия уставилась прямо перед собой. Но даже тогда я понимала, что, если дойдет до открытого противостояния, мне ее не одолеть.
На следующий день я рассказала Сергею, что Дмитрий предложил мне провести с ним время и поехать в Юйюань.
— Я очень рад, что вы так сдружились, — ответил он, садясь рядом со мной. — Это лучшее, о чем можно было мечтать. Дмитрий мне как сын, а ты как дочь.
У Сергея была запланирована деловая встреча, поэтому он тут же распорядился подыскать мне компаньонку. Амелия наотрез отказалась, заявив, что не собирается проводить день в обществе «сопливых юнцов». Люба с удовольствием бы сопровождала меня, но ее пригласили на раут в женский клуб, а Алексей подхватил грипп и лежал в постели. Так что со мной поехала старая служанка. Она сидела в рикше с невозмутимым лицом, не отвечала на мои вопросы и даже не смотрела в мою сторону, когда я пыталась завязать разговор.
Дмитрий встретил меня у традиционного чайного домика в саду Юйюань, который находился в старой части города. Его фасад был обращен к озеру и горам. Дмитрий дожидался под сенью ивы, на нем был кремовый парусиновый костюм, который подчеркивал зеленый цвет его глаз. Бледно-желтые стены чайного домика и крыша с вздернутыми углами напомнили мне, что у нас дома, в Харбине, была точно такой формы коробка, в которой мы хранили чай. В тот день было жарко, и Дмитрий решил, что лучше подняться на верхний этаж, куда залетал ветерок. Он предложил и служанке присоединиться к нам, но та предпочла занять место за соседним столиком и сразу принялась с нарочито безразличным видом осматривать живописный лабиринт тропинок и павильоны внизу, хотя, как мне показалось, она внимательно ловила каждое наше слово.
Официантка принесла жасминовый чай в керамических чашках.
— Этот парк самый старый в городе, — сказал Дмитрий. — К тому же он гораздо красивее, чем парк во Французской концессии. Знаешь, когда-то там висели знаки: «На территорию запрещено проводить собак и заходить китайцам».
— Ужасно быть бедным, — ответила я. — Я это прекрасно знаю, потому что насмотрелась на нищету, когда японцы захватили Харбин. Но такого, как в Шанхае, мне раньше видеть не доводилось.
— Здесь много русских, которые гораздо беднее китайцев, — продолжил Дмитрий, доставая из кармана металлический портсигар. — Моему отцу, когда он приехал в Шанхай, пришлось работать водителем в одной богатой китайской семье. По-моему, им доставляло удовольствие наблюдать за белым, который попал в отчаянное положение.
Легкий ветерок всколыхнул салфетки на столе, охлаждая чай. Старая служанка дремала, склонив голову на согнутую в локте руку. Мы с Дмитрием переглянулись, обменявшись улыбками.
— Прошлой ночью я наблюдала за девушками, — призналась я, — которым приходится зарабатывать, танцуя с клиентами.
Какое-то время Дмитрий смотрел на меня, прищурив глаза.
— Ты это серьезно, Аня? Те девушки зарабатывают неплохие деньги, и никто от них не требует падать в пучину безнравственности. Все, что вменяется им в обязанность, — это легкий флирт с одним, пара развязных слов с другим. К тому же показать немного тела и заставить клиентов расслабиться, чтобы тем захотелось выпить и потратить чуть больше, чем они собирались, не такая уж тяжелая повинность. Другим женщинам приходится жить в гораздо более жестоких условиях.
Он отвернулся. Наступило неловкое молчание.
Я закусила губу, почувствовав, что не стоило вообще говорить на эту тему, мне ведь хотелось произвести на него впечатление, и только.
— Ты часто вспоминаешь мать? — спросил он после довольно продолжительной паузы.
— Постоянно! — воскликнула я. — Я думаю о ней каждый день.
— Знаю, — ответил Дмитрий, делая знак официантке принести еще чаю.
— Как вы считаете, — спросила я, — это правда, что в России будет еще одна революция?
— Не думаю, Аня.
Легкомысленный тон Дмитрия удивил и обидел меня. Заметив выражение моего лица, он смягчился. Посмотрев через плечо, не проснулась ли служанка, молодой человек сжал мои пальцы. Его ладони были теплыми.
— Мой отец и его друзья годами ждали, когда в России вновь появится аристократия. Их жизни ушли на ожидание того, что так и не произошло, — мягко произнес он. — Я всем сердцем надеюсь, Аня, что твою мать освободят. Просто я хочу сказать, что не стоит жить одним ожиданием. Теперь тебе нужно позаботиться о себе.
— То же самое говорит Амелия, — отозвалась я.
Он рассмеялся.
— Правда? Ну что ж, я ее понимаю. Мы с ней немного похожи. Нам обоим пришлось пробиваться самим, начиная с нуля. По крайней мере, она знает, чего хочет и как этого достичь.
— Она меня пугает.
Дмитрий удивленно вскинул голову.
— Пугает? Не надо ее бояться. Амелия не так уж страшна. Она ревнива и завистлива, а такие люди очень ранимы.
Дмитрий привез нас домой. Слуги натирали мебель и чистили ковры, но Амелии нигде не было видно. Как раз перед нами приехал Сергей и теперь дожидался нас у парадного входа.
— Надеюсь, вы хорошо провели время в Юйюань? — спросил он.
— Превосходно, — ответила я, целуя его в щеку.
Его лицо было холодным и потным, а взгляд блуждающим: верный признак того, что ему срочно требовалась доза.
— Останьтесь с нами, — попросил Дмитрий.
— Не могу, у меня еще есть дела. — Развернувшись, Сергей потянулся к круглой дверной ручке, но его пальцы дрожали так сильно, что ему не удалось сразу взяться за нее.
— Я помогу… — Дмитрий подался вперед, протягивая руку.
Сергей посмотрел на него взглядом мученика, но, как только дверь открылась, поспешил вперед и по дороге чуть не сбил с ног служанку. Я посмотрела на Дмитрия. В его глазах была печаль.
— Вам известно? — спросила я.
Дмитрий тяжело вздохнул.
— Мы потеряем его, Аня. Точно так я потерял отца.
Второй визит в клуб «Москва — Шанхай» меня разочаровал. Идва ступив на порог заведения, я почувствовала, как мое приподнятое настроение улетучилось. Вместо изысканной публики, которая собиралась здесь вчера вечером, зал был полон плохо выбритых моряков, как военных, так и гражданских. На сцене одетые во все белое музыканты громко и небрежно играли танцевальные мелодии в стиле свинг. Яркие крепдешиновые платья русских девушек превращали вечер танцев в дешевый карнавал. Здесь было намного больше мужчин, чем женщин. Мужчины, которым не хватило партнерши, группками дожидались своей очереди у бара или на втором этаже в ресторане, который фактически превратился в кабак. Мужчины от нехватки женского внимания разговаривали громко и грубо. Когда они смеялись или выкрикивали заказы замотанным вконец официантам и бармену, их голоса часто заглушали музыку.
— Нам не нравится, когда они собираются в клубе, — шепнул мне на ухо Сергей. — Как правило, наши цены отпугивают их. Но после войны избегать их стало дурным тоном, поэтому по четвергам выпивка и танцы здесь стоят в два раза дешевле.
Метрдотель проводил нас к столику в самом дальнем углу ресторана. Амелия отлучилась в дамскую комнату, а я, не понимая, почему к нам не присоединился Дмитрий, стала оглядываться по сторонам, надеясь увидеть его. Оказалось, что он стоит у танцевальной площадки, рядом со ступеньками, ведущими в бар. Руки сложены на груди, плечи нервно подергиваются.
— Бедный мальчик, — с грустью произнес Сергей. — Он всей душой предан этому заведению. Меня судьба клуба тоже, конечно, волнует, но, если когда-нибудь он закроется, я долго горевать не стану.
— Дмитрий о вас очень беспокоится, — заметила я.
Сергей вздрогнул. Он взял со стола салфетку и промокнул губы и подбородок.
— Этот молодой человек потерял отца, когда был совсем еще мальчишкой. Его матери пришлось принимать у себя мужчин, чтобы прокормить семью.
— О! — воскликнула я, вспомнив реакцию Дмитрия на мое замечание относительно русских танцовщиц. Мое лицо вспыхнуло огнем. — А когда это было?
— В начале войны. Дмитрий привык рассчитывать только на свои силы.
— Он рассказывал, что потерял мать, когда был совсем юным, но я никогда не спрашивала, как это произошло, а сам он не вдавался в подробности.
Сергей задумчиво посмотрел на меня, как будто прикидывая, что мне можно рассказывать, а что нет.
— Однажды она привела к себе мужчину, моряка, — понизив голос, заговорил он, — и тот убил ее.
— Боже! — вскрикнула я, невольно сжав руку Сергея. — Бедный Дмитрий!
Сергей поежился.
— Он нашел ее тело, Аня. Можешь себе представить, каково было мальчику. Моряк потом обкурился наркотиков и повесился, но ребенку, который только что потерял мать, от этого легче не стало.
Не в силах сказать что-либо или даже заплакать от нахлынувших чувств, я просто смотрела на танцующие пары.
Сергей подтолкнул меня локтем.
— Пойди к Дмитрию и скажи, чтобы он не волновался, — шепнул он. — В других клубах случались неприятности, но только не в этом. Их офицеры тоже приходят к нам, так что они не посмеют.
Я была благодарна Сергею, что он дал мне повод поговорить с Дмитрием. На танцевальной площадке со всех сторон мелькали руки и ноги разгоряченных пар. Я с трудом пробивалась сквозь толпу извивающихся мужчин и женщин с красными потными лицами. Ритм музыки менялся, ускоряясь, как и движения танцующих, пока ударные инструменты не достигли высшей точки. Какая-то русская девушка танцевала так активно, что из низкого декольте у нее выпала одна грудь. Поначалу был виден только малиновый сосок, но чем быстрее становились ее движения, тем большая часть груди показывалась из-под материи. После одного особенно энергичного прыжка грудь выскользнула полностью. Девушка даже не попыталась привести себя и порядок, но никто, как мне показалось, не обратил на нее внимания.
Кто-то сзади похлопал меня по плечу.
— Эй, красавица! Вот мой билет.
Краем глаза я увидела тень мужчины за спиной, в нос ударил жуткий запах спиртного. Мужчина с небрежностью бросал слова и похотливо посматривал на меня.
— Куколка, я к тебе обращаюсь!
Откуда-то из толпы раздался женский голос:
— Оставь ее в покое. Это девочка хозяина.
Глаза Дмитрия расширились от удивления, когда он заметил меня. Нырнув в толпу, он потащил меня в сторону от танцевальной площадки.
— Я же просил их не приводить тебя сюда сегодня! — воскликнул он, прикрывая меня своей спиной. — Я иногда начинаю сомневаться, осталась ли у них хоть капля здравого разума.
— Сергей попросил передать тебе, что сегодня здесь вряд ли что-нибудь случится, — сказала я.
— Сегодня жаркая и пьяная ночь. Я не хочу рисковать. — Дмитрий махнул одному из официантов и, когда тот подошел, шепнул ему что-то на ухо. Официант поспешно скрылся в толпе и через пару секунд появился вновь, неся бокал шампанского. — Бери, — сказал Дмитрий. — Можешь немного выпить, а потом поедешь домой.
Я взяла у него из рук бокал и сделала глоток.
— М-мм, хорошее шампанское, — поддразнила я его. — Полагаю, французское?
Он улыбнулся.
— Аня, мне очень хочется, чтобы ты приезжала сюда, работала со мной, но только не в такие ночи. Ты слишком хороша для этих людей. Тебе не следует с ними встречаться.
В эту секунду на нас налетел пьяный мужчина в форме морского пехотинца и чуть было не столкнул меня со ступеней. Кое-как выпрямившись, он тут же ручищей, сплошь покрытой корявыми татуировками, обхватил меня за талию. Меня испугали его налитые кровью глаза и агрессивные движения. Я инстинктивно отклонилась. Но его пальцы обвились вокруг моего запястья, как судовые канаты. Он рванул меня за собой на танцплощадку. Плечо у меня дернулось, и я выронила бокал с шампанским. Он полетел на пол и разбился, а осколки были тут же раздавлены чьими-то ногами.
— О, да ты у нас худышка, — усмехнулся матрос, хватая меня за бедра. — Ничего, мне нравятся стройные женщины.
Через мгновение между нами втиснулся Дмитрий.
— Прошу прощения, сэр, — начал он, — вы ошиблись. Она не работница заведения.
— Если у нее есть ноги и то, что между ними, то мне все равно, — ухмыльнулся морской пехотинец, вытирая пальцем слюну с губы.
Я не успела заметить, когда Дмитрий ударил его. Все произошло молниеносно. Я лишь увидела, как тот полетел на пол. Изо рта у него хлынула кровь, в глазах застыло удивленное выражение. Его голова смачно ударилась о пол, и несколько секунд он лежал неподвижно, но потом оперся на локоть и попытался подняться. Однако сделать это мужчина не успел, Дмитрий ударил его коленом в шею и принялся бить кулаком по лицу. С этого момента все стало происходить, как в замедленном кино. Толпа танцующих расступилась, образовав круг. Оркестр затих. Кулаки Дмитрия покрывались кровью и слюной. У меня на глазах лицо морского пехотинца превращалось в месиво.
Через толпу пробился Сергей и попытался оттащить Дмитрия.
— Ты сошел с ума! — ревел он. Но Дмитрий не обращал на него внимания, продолжая осыпать ударами моего обидчика. Было слышно, как под тяжестью ударов затрещали кости. От боли свернувшийся калачиком мужчина распрямился, и Дмитрий тут же нанес ему удар в пах.
Трое других морских пехотинцев, с бычьими шеями и пудовыми кулаками, бросились на помощь своему товарищу. Один схватил истекающего кровью друга за рукава и оттащил его в сторону. Двое других попытались расправиться с Дмитрием и сбили же с ног. В эту секунду толпу охватила паника. Все подумали, что сейчас у них на глазах произойдет убийство. Британские, французские и итальянские моряки принялись осыпать морских пехотинцев ругательствами, те закричали в ответ. Кто-то кричал, призывая всех к порядку и напоминая о необходимости блюсти честь своей страны, но большинство явно жаждало крови. От слов перешли к делу, началась общая потасовка. Постоянные посетители клуба спустились в гардеробную и, одевшись, поспешили к выходу, отталкивая друг друга. Русские танцовщицы укрылись в дамской комнате, а повара и официанты метались по залу, спасая драгоценные вазы и статуи. Известие о том, что здесь происходит, уже, очевидно, вышло за пределы клуба, поскольку многие посетители успели уйти, и теперь с улицы начало прибывать подкрепление. Американские солдаты дрались с морскими пехотинцами, французы сцепились с английскими моряками.
Один из мужчин зажал голову Дмитрия локтем и стал душить его. Лицо Дмитрия перекосилось от боли. Ему попытался помочь какой-то итальянский моряк, но силы были явно не равны. Сергей схватил стул и разнес его в щепки о спину одного из пехотинцев, навалившегося на Дмитрия; тот рухнул на пол, потеряв сознание. Воодушевленный успехом, итальянец вцепился во второго и сумел оторвать его от Дмитрия, но третий, самый дородный, держал Дмитрия мертвой хваткой и прижимал его голову к полу, стараясь сломать шею. Я закричала, озираясь по сторонам в поисках помощи, и заметила Амелию с ножом в руке, которая пыталась пробиться сквозь столпотворение на лестнице. Дмитрий уже хрипел, изо рта текла слюна. Сергей молотил морского пехотинца своими огромными кулачищами, но все было бесполезно. Матрос заломил руку Дмитрия за спину и продолжал душить его. Не в силах больше на это смотреть, я бросилась на мучителя юноши и изо всех сил вцепилась зубами в его ухо. Соленая кровь хлынула мне в рот. Морской пехотинец закричал от боли и отпустил Дмитрия. Затем он оттолкнул меня, и я выплюнула на пол окровавленный кусок розовой плоти. Лицо моряка побелело, когда он понял, что лишился половины уха. Прижав руку к голове, он бросился бежать, расталкивая толпу.
— Benissimo! — крикнул мне моряк-итальянец. — Вам теперь надо хорошенько вымыть рот.
Когда я выходила из туалета, с улицы послышались свистки военной полиции и вой сирен. Полицейские ворвались в помещение, без разбора молотя дубинками всех, кто попадался под руку, тем самым увеличивая список пострадавших. Я выбежала из здания и увидела, как кареты «скорой помощи» увозят раненых. Все это очень напоминало военные действия. Я поискала глазами Дмитрия и Сергея. Они вместе с Амелией стояли посреди невообразимого хаоса и провожали раненых — так же, как они провожали самых почетных гостей в обычные дни. Глаз у Дмитрия заплыл и почернел, а губы так распухли, что он больше походил на какое-то фантастическое существо, чем на человека. Несмотря на это, он весело улыбнулся, завидев меня.
— Нам конец! — Я заломила руки. — Теперь клуб закроют!
У Дмитрия удивленно поползла вверх бровь, а Сергей рассмеялся.
— Дмитрий, — сказал он, — по-моему, Аня была здесь всего два раза, но ей, судя по всему, уже небезразлична судьба клуба.
Даже Амелия, с оторванным рукавом платья и растрепанной прической, глядя на меня, улыбнулась.
— Это как музыка, правда, Аня? — спросил Дмитрий. — Клуб захватывает, его дух проникает в кровь. Теперь ты стала шанхайцем, как и мы.
Подъехал лимузин. Амелия, сев на пассажирское сиденье, взмахом руки пригласила и меня.
— Мальчики устроили погром, пусть мальчики и убирают, — заявила она.
Мое платье на груди до сих пор все было в липкой крови морского пехотинца. Она насквозь пропитала ткань и уже подсыхала у меня на коже. Посмотрев на платье, я начала всхлипывать.
— Господи Боже! — вскрикнула Амелия и за руку затащила меня в автомобиль. — Это Шанхай, не Харбин. Завтра все будет как раньше. Никто и не вспомнит, что тут было сегодня. Мы все равно останемся самым модным ночным клубом в городе.