13. 27, по Киевскому времени

Самойлов кивнул на переулок:

— Как тебе картина?

Володя быстро оценил обстановку.

— Во-первых, перед нами не переулок, как указано на табличке, а тупик. Причём, переулок превратился в тупик буквально недавно. — оператор кивнул головой на бетонные блоки, перегородившие дорогу с одного конца. — Во-вторых, — Дмитриев указал на камеры наблюдения, выведенные из штаба оппозиции на улицу, — без разрешения охраны, или, по крайней мере, без её немого согласия на данный объект попасть просто не реально.

— Я вами восхищаюсь, мой дорогой Ватсон.

— Какое, к дьяволу, восхищение. — Володя хотел, было, закурить, но передумал. Для этого бы пришлось открыть окно в дверце автомобиля, и впустить ветер со снегом. — У них под носом, среди кучи импортных тачек стояла вшивая «Таврия», с русскими номерами, и, судя по тому, сколько на неё намело снега, довольно долго. В ней находились оружие и взрывчатка. И два исполнителя. А охрана, вместо того, чтобы выскочить и уложить придурков, привезших всё это, на землю, тихо и мирно вызывают милицию, и ждёт её приезда. Ты в это поверишь?

— Я? — переспросил Самойлов. — Нет. А вот кое-кто поверит.

Володя снова посмотрел за стекло и увидел знакомое лицо Дёмина. Тот брал интервью у Петренко, который показывал рукой то на пустое пространство, промеж иномарок, где несколько минут тому стояла «Таврия», то на улицу, то на штаб оппозиции.

— Думаешь, заказ? — Володя спрятал пачку сигарет в карман.

— Не знаю. Может быть. Но, придурков то, судя по всему, арестовали за дело.

— А почему милиция, а не «контора»?

— Откуда я знаю… Ерунда какая-то.