на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



1

В воскресенье утром Дженнифер сидела у телефона и ждала звонка. Накануне вечером Джек сказал, что завтра позвонит, но завтра уже пришло, скоро полдень, а звонка все нет. Ожидая, Дженнифер даже не пошла в церковь Святого Марка к десятичасовой мессе.

Последние гости ушли около полуночи, и Дженнифер до двух часов ночи лихорадочно убирала комнату, прежде чем наконец легла в постель. «Как он добрался до дома?» — подумала Джен. Он ушел около одиннадцати, сказав, что ему нужно поймать такси. Но он жил неподалеку и вполне мог бы добраться до дома пешком.

Дженнифер плохо провела ночь и проснулась в половине шестого, чтобы заглянуть в гараж, пока не встали родители. Потом она начала прибирать в доме, а в половине седьмого встали мама и папа и помогли ей. Она пылесосила, вытирала пыль, начищала все до полного блеска. Потом спустилась позавтракать.

Воскресные завтраки! Как она любила моцареллу и луковый омлет, которые готовила мама; эти блюда любили все трое, вся ее семья. Но сегодня утром Дженнифер глядела в тарелку и думала о его дыхании, его дыхании на ее плечах, волосах; о запахе пива, исходившем от него, когда он наклонялся к ней и смеялся ей в ухо, и она чувствовала прикосновение его влажной от пота светловолосой гривы к своему лицу.

— Ну как, Дженни, хорошо повеселилась? — спросил Тони Мандолини.

— Великолепно, — сказала она, не поднимая глаз от омлета.

— Кто-нибудь напился или оскандалился?

И еще они танцевали. О, они танцевали под «Диких лошадей».

— Только мама, — ответила Дженнифер, стараясь казаться веселой, — но все знают, что она совсем не умеет пить, поэтому были к ней снисходительны.

— Дженнифер!

Линн шлепнула дочь по руке. Дженнифер улыбнулась.

— Да нет, все было отлично, пап, спасибо.

— Эй, весь груз подготовки лег на маму, так что благодари ее.

Тони потянулся и похлопал Линн по ноге. Они посмотрели друг на друга, и Линн сказала:

— У нас есть для тебя еще один сюрприз, Дженни.

Она вручила Дженнифер маленькую коробочку, перевязанную белым бантиком. Дженнифер перестала есть, отставила молоко, вытерла рот и, посмотрев на отца с матерью, взяла коробочку. Она знала, что там лежит. Поэтому, когда она развернула оберточную бумагу, открыла коробку и вытащила из нее связку ключей, ей пришлось собрать все силы, чтобы широко раскрыть глаза и изобразить на лице радостное удивление.

— Пап, мам, что это? Вы же знаете, у меня есть ключи.

Тони и Линн улыбались.

— Да, дорогая, но это то, что ты всегда хотела, — сказала Линн.

Это то, что ты всегда хотела, — звучало в ушах у Дженнифер, когда отец распахнул дверь гаража и показал ей огромный белый бант, украшавший ярко-голубой «камаро» последней модели, похожий на большую детскую игрушку.

«Как раз под цвет моих глаз», — устало подумала Дженнифер.

— Под цвет твоих глаз, — сказал Тони дочери.

Дальше роль покатилась как по маслу. Она крепко обняла и расцеловала родителей. Но не отправилась тут же прокатиться на автомобиле, а провела остаток утра в своей спальне, у телефона в полном молчании, в полном оцепенении.

— Я же говорила тебе, что они подарят мне машину, — сказала она Джулии, когда та позвонила ей в девять тридцать.

Джулия издала ликующий возглас.

— Машина! Прекрасная машина! Твоя машина! Теперь мы сможем поехать, куда захотим!

— Хм-м. А ты-то чему так радуешься? Ведь это не тебе подарили машину.

— Я была бы счастлива, если бы мне тоже так повезло, — ответила Джулия.

— Ну, если бы твои родители не завели двадцать человек детей, тебе, возможно, и повезло бы, — откомментировала Дженнифер.

— Пять, — поправила Джулия. — Но почему ты была так уверена, что это будет именно машина?

«Потому что я этого всегда хотела», — подумала Дженнифер и бесцветным голосом повторила вслух эту фразу.

— Ты идешь к Святому Марку, Джен? Бабушка хочет, чтобы я сегодня причастилась.

— Только не сегодня, Джул, ладно? Мне правда нужной помочь убраться.

Они немного поговорили о Талли и распрощались, а после чего Джен снова села на кровать, обхватила руками колени и стала ждать — пока не позвонил Робин.

— Дженнифер, я хочу встретиться с Талли, — сказал он..

Дженнифер вздохнула, Телефон за это утро зазвонил всего дважды — первый раз это была Джулия, а теперь — Робин с просьбой помочь ему встретиться с Талли.

— Раз так, действуй, — посоветовала Дженнифер. — Любыми средствами.


Робин кругами ходил по своей спальне. Ясное дело, Дженнифер почти не слушала его. Он в невыносимом, дурацком положении — вынужден вести переговоры с семнадцатилеткой, ах нет, — с восемнадцатилетней девицей. Но он помнил лицо Талли и ее сладкие губы. Ему самому хватило бы одних ее губ. Вторая часть их приключения совершенно сбила его с толку. Ему казалось, что накануне его лишила воли и засосала в себя какая-то бездонная трясина. То, что произошло вчера ночью у них с Талли, выглядело так, что поимели-то его. Причем не оставив ему выбора. Она засосала его. И поимела. Она, как комар, высосала его кровь и улетела ее переваривать. А переварив, полетит искать еще какого-нибудь недотепу. И все же Робин не мог отделаться от мысли, что Талли все сделала правильно. Это просто чувствовалось по тому, как она все это делала.

— Джен, не могла бы ты мне немного помочь?

— Чем я могу тебе помочь, Робин?

— Мне нужно как-то вызвать ее из дома.

Наступила короткая пауза.

— И что ты хочешь, чтобы я ей сказала? — спросила Дженнифер.

«А чего хочет она сама? — хотел спросить Робин. — Может быть, мне нужно что-то о ней знать? Как ты думаешь, я в ее вкусе? И нет ли чего-нибудь, что отпугнет меня?» Ответ на этот вопрос он уже знал. Она до чертиков напугала его, когда с такой жадностью завладела им, совершенно неожиданно и из минутной прихоти, а потом похлопала по спине, что означало что-то вроде «хороший мальчик, Робин, милый щенок, ну, а теперь — сидеть».

Вместо этого Робин спросил:

— Она встречается с кем-нибудь?

— Нет, — ответила Дженнифер. — А вот ты — да.

Робин пропустил эти слова мимо ушей. Он не воспринимал Гейл всерьез.

— Она сказала, что ее мать болеет. Это что-то хроническое?

Снова пауза, теперь чуть дольше. Робин вздохнул в трубку. Проще сходить к дантисту.

— Да, в самом деле — хроническое, это точно, — сказала Дженнифер.

Робин молчал.

— Робин, — сказала Дженнифер, — вызвать Талли из дома — далеко не самое простое дело. Ты, наверное, и сам уже понял.

— Нет, — сказал он, — не понял. Я надеялся, ты подскажешь мне, как это сделать.

Пауза.

— Она сказала, что я могу зайти за ней сегодня и повезти куда-нибудь покататься, — сказал он наконец.

— Она так сказала? — Дженнифер вроде бы оживилась.

— Ну да.

Дженнифер кашлянула.

— Думаю, она имела в виду что-то другое.

Робин кружил по комнате все быстрее и быстрее.

— Как твой отец? — спросила Дженнифер.

— Прекрасно, прекрасно, — сказал он.

Это была только отчасти правда, но сейчас ему совершенно не хотелось говорить об отце.

— А какой отец у Талли?

— Его нет, — сказала Дженнифер, — поблизости.

— Нет совсем?

— Совсем.

— Он умер?

— Не знаю, — сказала Дженнифер.

— И как давно его нет поблизости?

— Десять лет.

— Дженнифер, ты окажешь мне услугу?

Он услышал в трубке ее вздох.

— Робин, мне надо уходить. Я жду звонка.

— Дженнифер, — сказал Робин, — если он намерен тебе позвонить, поверь мне, он перезвонит еще раз. Ну пожалуйста, ты сделаешь это для меня?

— Что я должна сделать?

— Позвони Талли и спроси, хочет ли она увидеть меня снова, и, если да, пожалуйста, узнай, каким образом я могу с ней встретиться. Ты можешь сделать это для меня?

Дженнифер быстро согласилась, и они повесили трубки. Несколько секунд Робин сидел спокойно. Он вспоминал, как Талли прижимала его к себе, ее изголодавшиеся стоны. Ему вспомнилось, как сильно расстроилась Гейл, и Робин подумал, что нужно бы попросить у нее прощения. Он решил было ей позвонить, но передумал. Он не хотела разговаривать с Гейл, думая о Талли.

Талли была первой девушкой, чей запах, вкус и поведение задели его настолько, что он оскорбил другую, с которой пришел на вечеринку к их общей знакомой. Остается надеяться, что она того стоила.


Когда Робину было двенадцать, когда с конфирмации прошло шесть месяцев, до смерти матери оставалось семь, он узнал, что и его, и младших братьев Стивен и Памела Де Марко взяли в организации, занимающейся усыновлением. Там были рады, что удалось пристроить трех родных братьев в одну семью. Родные мама с папой бросили их, когда Робину было три года, Брюсу — полтора, а Стиву — три месяца.

Открытие произошло просто. Как-то Робин искал свое свидетельство о рождении — ему хотелось открыть собственный счет в банке и положить на него деньги, которые ему наверняка подарят на конфирмацию. Бумаги по усыновлению потрясли его. Робин примчался к родителям как сумасшедший, размахивая свидетельством и крича: «Почему вы никогда нам не говорили? Почему? Почему вы ничего не сказали мне?» Напрасно Де Марко пытались успокоить старшего сына. Следующие шесть месяцев юный Робин ходил в школу, разносил почту, возвращался домой, съедал обед, делал уроки, смотрел свой маленький телевизор и ложился спать. Все эти шесть месяцев он почти не разговаривал с отцом и матерью. На конфирмации он холодно поцеловал Памелу Де Марко и вежливо поблагодарил ее за то, что она устроила ему такой грандиозный праздник, хотя он ей даже не сын.

А еще через месяц Памела неожиданно скончалась от сердечного приступа. Юный Робин быстро простил себя за то, что вовремя не простил свою мать. Окончив школу, он пошел работать к отцу и проявил себя весьма смышленым и трудолюбивым администратором. С его приходом семейное дело начало процветать. Чуть позже пришли деньги. Деньги, хорошая одежда, дорогие машины. Робин работал, играл в соккер[5] и встречался с огромным количеством женщин. У него был богатый выбор. Он мило за ними ухаживал, но редко испытывал какие-то особенные чувства. Он мало рассказывал о себе и неизменно рвал со своими подружками, не извещая их об этом лично; просто в один прекрасный день он назначал свидание другой, и ему казалось, что это говорит само за себя, — что еще он мог добавить?

Сторонясь девушек, которые пытались затронуть его чувства, и любительниц поговорить по душам, Робин предпочитал тех, которые походили на его приемную мать, — полнотелых, светловолосых, со своим внутренним миром. Гейл нисколько не напоминала Памелу Де Марко.


Как только Дженнифер положила трубку, телефон зазвонил снова. Она закрыла глаза и сняла трубку только после третьего звонка.

Это была Талли. Дженнифер вздохнула.

— Ну ладно, не переживай, — сказала Талли. — Я знаю, что в глубине души ты рада меня слышать.

— Ну если только в глубине души, — согласилась Дженнифер. — Звонил Робин, спрашивал о тебе.

— Да? А ты сказала ему, что он ошибся номером? Я ведь не живу с тобой.

— Но хотела бы жить, — сказала Дженнифер полушутя.

— Да, волнующая новость, — продолжала Талли. — Не думала, что увижу ею снова. И что он хотел?

— Он спрашивал, встречаешься ли ты с кем-нибудь.

— И ты сказала…

— Я сказала, что ты — нет, а вот он — встречается.

— Хороший ход, Джен.

— А еще я сказала ему, что с твоей матерью могут возникнуть проблемы.

— Умница! Ребятам ничто так не нравится, как проблемные мамочки.

— Талли, ты что, сказала ему, что он может заехать за тобой прямо домой?

— Да, я всем так говорю. Но я же не думала, что он объявится опять.

— Ну, он совершенно определенно объявился. Хорошо хоть я немного вправила ему мозги.

Талли молчала.

— Талл, ты хочешь с ним встретиться?

Молчание. Потом в трубке раздался смешок и короткое:

— Немного.

— Он ходит с Гейл, и она вчера очень расстроилась,: когда вы ушли.

— К черту Гейл, — сказала Талли. — Он что, влюблен в нее?

— Талли, ей всего семнадцать, и, по-моему, это она влюблена в него.

— Да что ты? Мне тоже семнадцать. И кроме того, — добавила она, — я не несу ответственности за то, что он мне звонит.

— За то, что он мне звонит, — поправила ее Дженнифер, улыбаясь в трубку.

Они договорились, что Джен заедет за Талли на своем «камаро» и отвезет ее в Виллэдж Инн — популярную гамбургерную на Топикском бульваре. Там она должна была встретиться с Робином.

Джен позвонила Робину и проинструктировала его. Она поразилась, услышав его обрадованный голос, потому что до этого дня считала его не подверженным эмоциям. «Должно быть, ему действительно очень понравилась Талли», — подумала она.

— Дженнифер, есть что-нибудь такое, что мне следовало бы знать о ней? — спросил Робин.

«Есть очень много вещей, которые тебе следовало бы знать о ней, — подумала Дженнифер, — но сейчас мне очень хочется, чтобы ты поскорее освободил телефон».

— Да, например, с ней не очень легко разговаривать.

— С тобой тоже. А что с ней легко?

«Другой вид общения, — подумала Дженнифер. — Тактильный, например».

— Что? Танцевать, — сказала вслух Джен. — Она любит музыку. Национальную географическую карту. Книги.

Никто не знал Талли лучше, чем Дженнифер, никто не знал так хорошо о ее личных делах; но даже Дженнифер оказалось трудно определить, что же любит Талли и что такое сама Талли. Когда им было по двенадцать лет, она как-то подслушала разговор родителей. Они обсуждали вопрос удочерения Талли. К сожалению, ей было плохо слышно через стенку: слова расплывались и звучали глухо и неясно. Что-то об Вичите и опекунстве. А потом Талли постепенно устранилась из жизни Дженнифер и Джулии. О, она заходила пообедать или вместе сделать уроки, и так — поболтать, посмотреть телевизор.

Но все это было притворством. Как те игры, в которые они играли, когда были детьми. Притворством. В 1975, 1976 и 1977 годах ее звали Талли Степфорд. Дженнифер только в общих чертах знала о жизни Талли в те годы, когда она танцевала и посещала ночные танцклубы с фальшивым Ай-Ди[6].

В 1977-м общаться с ней стало немного легче. Талли показала Дженнифер свой Ай-Ди. «Натали Анна Мейкер, — прочитала она, — пол женский; рост — пять футов шесть дюймов; вес — 105 фунтов; глаза серые; волосы светлые; родилась 19 января 1955 года». Дженнифер была в шоке, когда посмотрела на вклеенную фотографию. Она была сделана несколько лет назад, но Талли выглядела там лет на шесть старше. В принципе это было неважно, Талли могла изобразить себя шестнадцати- или шестидесятилетней; в любом случае пропасть, разделяющая Дженнифер и Талли, была слишком огромной. Даже после 77-го. Они больше ни разу не играли вместе в софтбол, Талли и Джен.

— Да, но обсуждать все это она не любит, — закончила Дженнифер.

— Понял. Эта девушка мне по душе, — сказал Робин и повесил трубку.

После этого Дженнифер час просидела, не двигаясь, на своей кровати, пока не пришло время ехать за Талли.

— Хорошая машина, Джен, — сказала Талли, плюхнувшись на сиденье «камаро». — Теперь ты сможешь возить нас в школу.

— Мейкер, нам с Джулией до школы — рукой подать. И если ты думаешь, что я собираюсь каждое утро мотаться к черту на рога, чтобы доставить тебя в школу, то очень ошибаешься.

— О да, конечно, Мандолини, можно подумать, тебе больше некуда поехать.

— Вот именно.

— Да, и куда же ты собираешься ездить? Назови хоть одно место. Вот-вот. Признайся, что на самом деле тебе не нужна эта машина.

— Хорошо, — согласилась Дженнифер. — Но учти, Мейкер, нужна она мне или нет, ты на ней ездить не будешь, я не дам ее тебе даже на пять минут. Это я тебе точно говорю.

— Да не нужна мне эта дурацкая машина, — улыбнулась Талли и дотронулась до волос Дженнифер. — Ты только научи меня на ней ездить.


Робин пришел в Виллэдж Инн и сел напротив Талли. Вернее, Талли уже сидела так, что он мог сесть только напротив. Она выглядела совершенно иначе, чем прошлой ночью, и была больше похожа на себя ту, которая сначала пришла к Дженнифер — без краски. На ней были старые выцветшие джинсы и свитер с надписью «Развлекайся! Это — Топика!» Нежные серые глаза, обведенные синими кругами. Бледный рот, нос, слегка бесформенный. Короткие кудрявые волосы. Было не похоже, чтобы ее что-то тревожило или пугало, и не похоже на то, что это та же девушка с вечеринки; это было вообще ни на что не похоже, потому что Робин сидел напротив нее; смотрел, как она крошит свой гамбургер, и думал, что она самая красивая девушка, которую он когда- либо встречал в своей жизни.

— Почему ты сказала мне, что я могу заехать за тобой домой? — спросил он.

Она лишь слегка улыбнулась ему.

— Я думала, ты не придешь.

К ним подошел официант, и Талли, лучезарно улыбаясь, заказала кофе и лимонный пирог.

— Да, ты здорово преобразилась на вечере у Дженнифер, — сказал Робин.

— Что такое? Ты жалеешь, что пришел сегодня? — спросила Талли.

Он быстро мотнул головой. «Серый — не особенно теплый цвет, — подумал он. — Никогда прежде я не видел по-настоящему серых глаз».

— Нет, так ты выглядишь даже лучше, но — другая.

Они проговорили примерно с час.

— Чем ты занимаешься, Робин? — спросила Талли. — Ты сам. Когда не сопровождаешь старшеклассниц на вечеринки?

— Я работаю на своего отца, — ответил он. — «Де Марко и сыновья. Высококачественная верхняя одежда».

Талли казалась удивленной.

— В Манхэттене? Разве здесь есть рынок для таких вещей?

Робин пожал плечами.

— У нас нет конкурентов. И это неплохо.

— Теперь понятно, почему ты так хорошо одет, — сказала Талли с полуулыбкой.

Разговаривая, Талли жестикулировала, и Робин, чья семья тоже отличалась выразительной жестикуляцией, нашел движения ее рук очень итальянскими и очень привлекательными. Они приятно провели время. Она была веселой, ничуть не страшной и в общем показалась ему совершенно нормальной. Потом они закурили. Прикуривая от его зажигалки, Талли пристально смотрела ему в лицо.

Но когда Талли подняла свои руки — тонкие, белые и очень приятные на вид, — чтобы изобразить приятельницу во время полицейской облавы в танцклубе, Робин увидел ее запястья. На обоих запястьях, очень близко к ладоням, он увидел два неровных горизонтальных шрама темно-розового цвета, длиной примерно в дюйм. Он глубоко затянулся. Она перестала рассказывать и посмотрела на него. Робин гадал, что она разглядела на его лице — страх? жалость? больше чем страх? Часто ли ей приходилось видеть подобное выражение на мужских лицах? Выражение, в котором желание мешалось с нежностью. Часто ли?

И тотчас он почувствовал в ней перемену. Она прекратила представление в лицах, и глаза ее стали холодными.

Сидеть и не разговаривать было абсолютно немыслимо, — еще хуже, чем получить подтверждение его догадки, поэтому Робин взял себя в руки и заговорил. Дотронувшись до ее рукава, он спросил:

— С тобой все в порядке?

— Конечно, — сказала она. — Абсолютно.

Робин смотрел на ее запястья, она тоже.

— Ах, это, — сказала Талли, — я порезалась, когда сбривала волосы.

— О-о, — протянул Робин, отпуская ее рукав и чувствуя, что бледнеет. — Надеюсь, ты… не слишком часто их сбриваешь.

— Нет, не слишком, слава Богу.

Она сделала попытку улыбнуться.

«Я люблю ее, — вдруг совершенно ясно осознал Робин, чувствуя, как ему сдавило грудь и к горлу подступает спазм. — Я люблю ее. Как такое могло случиться? Как? Что она сделала?»


Отъехав от Виллэдж Инн, они миновали Сорок пятую улицу и двинулись на восток, в направлении озера Шоуни и Лоуренса. Талли была еще молчаливее, чем в ресторане. Она просто смотрела на дорогу, лишь один раз раскрыв рот, чтобы заметить, что становится прохладнее.

— У озера действительно красиво, — сказал Робин. — Посмотри вокруг. Холмы, долины, луга.

— И высокая трава, — безразлично отозвалась Талли. — Это прерия, Робин.

Она выглянула в окно.

— Да, но ты только взгляни. И не подумаешь, что здесь была прерия.

— Все равно это прерия, — сказала Талли.

Остановившись на берегу, они опять занялись сексом; и опять все произошло слишком быстро. Робин ничего не понимал. Поблизости никого не было. Талли погладила Робина по волосам и мягко оттолкнула. Он вздохнул и оделся.

— Надо понимать, на этом ты покончила со мной, Талли? — сказал он.

— Вовсе нет, — сказала Талли, дотрагиваясь до его щеки. — Но мне нужно возвращаться.

— В чем дело? Твоя мама больна?

— Очень больна. Если бы ты только знал… — протянула Талли.

— Расскажи мне.

— Да нечего рассказывать.

Робин сделал глубокий вздох и рассказал ей, что у его отца рак.

— Мне очень жаль, Робин, — сказала Талли, похрустывая пальцами, — моя мать совсем не так больна, ничего такого. Просто она… строгая, вот и все.

— Насколько строгая, Талли? — ему хотелось знать. — Установила тебе комендантский час? Настаивает, чтобы ты все время делала уроки и никуда не ходила? Заставляет тебя выполнять всю домашнюю работу?

— Если бы только, — сказала Талли. — Нет, Робин, мне в самом деле очень трудно объяснить тебе это. Она не очень… коммуникабельна.

— Насколько я понял, ты тоже, — сказал Робин.

— Верно. Поэтому мы, я и моя мама, мало разговариваем друг с другом.

Робин молча смотрел на озеро.

— Но она все-таки — твоя мать, Талли. И другой у тебя не будет.

Талли взглянула на него.

— Это не всегда хорошо, Робин. Пойдем.

На Сорок пятую они въехали уже около семи вечера. Солнце успело спрятаться за холмами. Деревья, скотные дворы и прямоугольные зернохранилища неясными темными силуэтами проплывали мимо них. Робин и Талли минут десять ехали по Сорок пятой, когда с ними поравнялась идущая по встречной полосе машина, и вдруг, от нее отскочило что-то твердое и черное и, сбитое правым крылом «корвета», отлетело в сторону и шлепнулось на дорогу,

— Робин! — воскликнула Талли. Обе машины остановились. Из второй вышли двое молодых мужчин в клетчатых рубашках, уже вчетвером они вышли на середину дороги и увидели распростертого на земле добермана; он еще дышал, но не мог шевельнуть даже лапой.

— О Боже, — простонала Талли.

— Эй, откуда он взялся? — взволнованно сказал один из мужчин в клетчатой рубашке. — Я ничего не видел, ехал себе, как вдруг он выпрыгнул прямо перед моей машиной, бедняга.

— Это я ударил его, — сказал Робин, качая головой.

— Он отскочил от моей машины, парень, ты ничего не мог сделать. Мне тоже неприятно. Должно быть, это пес кого-нибудь из местных фермеров. Представляю, каково будет хозяевам, когда они найдут его здесь.

— Боже мой, — повторила Талли, — он еще жив.

И это действительно было так. Доберман безуспешно пытался поднять голову, но глаза были открыты, и он безмолвно смотрел на Талли и Робина. Они взглянули друг на друга, потом — на дорогу. Приближалась еще одна машина.

— Надо убрать его отсюда, — сказала Талли.

— Нет, пусть лучше она переедет его. Посмотрите, он же страдает, — возразил парень из другой машины.

— Надо убрать его отсюда! — повторила Талли уже громче, в упор глядя на Робина.

Все четверо стояли в нерешительности. Приближающийся автомобиль чуть сбавил скорость, но не остановился, а быстро проскочил мимо, отбросив несчастную собаку к обочине. И все же пес был еще на дороге, и через несколько секунд еще одна машина тоже задела его колесами, даже не притормозив. Пес уже не пытался повернуть голову, но, как ни странно, все еще был жив. Он медленно ловил ртом воздух и продолжал смотреть на них глазами, полными муки. Парни и Талли застыли в молчании. Слышалось только тяжелое, затрудненное дыхание пса. Талли стиснула руки и повернулась к мужчинам.

— Ребята, пожалуйста! Только передвиньте его, только передвиньте, нельзя же, чтобы его опять переехали, прошу вас! Робин!

Робин сделал несколько шагов к собаке.

— На твоем месте я бы не стал этого делать, — сказал водитель в клетчатой рубашке. — Мы не знаем, как он среагирует. Это — доберман. Он обезумел от боли и может вцепиться в. тебя. Не трогай его. Он недолго протянет.

Робин остановился,

— Он прав, Талли, — сказал он.

— Господи! — закричала девушка. — Он лежит посреди дороги! Разве мало машин его уже переехало? Черт бы вас побрал! Если бы ваша мать лежала вот так на дороге, ведь вы бы передвинули ее? Или нет?

Талли схватила добермана за задние ноги и с величайшим трудом проволокла футов десять, пока он не оказался на траве. Трое парней смотрели на нее, а водитель в клетчатой рубашке наклонился к Робину и прошептал:

— Она ненормальная, парень, ненормальная. Эта история плохо подействовала на нее, и теперь она будет не в форме. Ненормальная, это я тебе говорю.

Талли вытерла руки о траву и подошла к Робину.

— Поехали.

Она больше не оглядывалась на умирающую собаку.


— Ну, Талли, общение с тобой — это сплошные приключения, — сказал Робин, остановившись у дома Дженнифер на Сансет-корт.

— Что значит со мной? Со мной ничего не случалось, пока я не начала встречаться с тобой, — сказала Талли.

— Странно, почему мне так трудно в это поверить? — с улыбкой повернулся к ней Робин.

И Талли тоже улыбнулась.

— Мне бы хотелось увидеться с тобой еще, — сказал он.

Она уставилась на свои ноги.

— Это будет трудновато, — произнесла она наконец.

— Пусть.

— Я не могу часто отлучаться из дома.

— Неважно.

— И не могу уходить из дома на ночь.

— Хорошо.

— А разве ты не встречаешься с Гейл? — спросила Талли.

— У нас с ней ничего серьезного не было.

— Это у тебя с ней ничего серьезного не было, — поправила она его.

Робин улыбнулся.

— Я правда хочу увидеться с тобой.

— Когда? — спросила Талли.

Робин вздохнул.

— Я работаю каждый день, — сказал он, стараясь не выдать своей радости. — Ну, кроме воскресенья. Давай в следующее воскресенье?

— Воскресенье годится, — ответила она. — Там же? Днем? В воскресенье утром я обычно хожу в церковь.

— Ты ходишь в церковь, Талли? — удивился Робин.

— Ну да, — сказала Талли. — Чтобы составить компанию Джен.

— Прекрасно. Значит, в следующее воскресенье. Я свожу тебя куда-нибудь пообедать. В какое-нибудь приятное местечко. Хорошо?

— Хорошо, — сказала она, наклоняясь к нему и целуя в губы.

Прошло немало времени, прежде чем Робин перестал видеть перед собой ее серьезные серые глаза и начал ощущать другие запахи, кроме запаха кофе и лимонного пирога.


Подруги поджидали Талли на кухне.

— Ну, рассказывай, — приказала Джулия.

— Да нечего особенно рассказывать, — ответила Талли, усаживаясь рядом с ними и глотнув коки из стакана Дженнифер.

Дженнифер встала и принесла себе другой стакан.

— Куда он тебя возил? — спросила Джулия.

— Кататься. Дженнифер, ты могла бы предупредить меня, что у его отца рак легких.

Дженнифер удивленно посмотрела на Талли.

— Я думала, он сам скажет. Разве тебе понравилось бы, если бы я рассказала ему все о тебе?

Талли закатила глаза.

— Ты можешь мне сказать, Джен, он — хороший?

— Конечно, он очень хороший, но что думаешь о нем ты?

— Он очень симпатичный, — вставила Джулия. — И ездит на такой красивой машине! А чем он занимается?

— Он — управляющий шикарным магазином, который принадлежит его отцу. Они торгуют верхней одеждой высшего качества. Он и правда симпатичный. И знает об этом.

— Это тебя беспокоит? — улыбнулась Джулия. — Но что такому красивому, богатому и совершенно взрослому парню надо от тебя? — Она ткнула Талли под ребро.

Талли оставалась невозмутимой.

— Да все то же, — ответила она, — то же, чего хотят от меня страшные, безденежные, несовершеннолетние парни.

Подруги потягивали коку.

— Ты собираешься еще с ним встретиться? — спросила Джулия.

— В следующее воскресенье, если Джен поможет.

Талли погладила Джен по голове и снова повернулась к Джулии.

— А ты собираешься встречаться с Томом?

— Талли!

— Да, да, конечно. Ты лю-ю-бишь его.

Талли повернулась к Дженнифер, которая за все это время не проронила ни слова.

— Дженнифер! Он позвонил?

Дженнифер посмотрела на Талли и Джулию так, словно не разобрала, кто из них задал вопрос.

— Дженнифер, он позвонил? — повторила Талли. Дженнифер встала.

— Не знаю, о чем ты спрашиваешь.

— Не позвонил! — хором постановили Талли и Джулия

— Вы обе — глупые и недоразвитые девчонки, — заявила Дженнифер.

— Согласна, — сказала Талли. — Но, Джулия, скажи, ты когда-нибудь видела парня в таких обтягивающих «Левисах»?

— Никогда, — сказала Джулия. — Я слышала, что только зрелая женщина…

— …может сохнуть по тому, кто носит «Левисы» в обтяжку, — закончила вместо нее Талли. — Это точно.

— Девочки, — сказала Дженнифер. — Мне кажется, вас пора развозить по домам.


Она столкнулась с ним в понедельник. Он подошел к ее шкафчику и сказал:

— Привет, Джен, отличный был вечер, спасибо, что пригласила нас. Надеюсь, мы не все там разгромили, надеюсь, ты успеешь привести дом в порядок за те две недели, что остались до товарищеского матча с бывшими выпускниками?

Надеюсь, то, надеюсь, се, спасибо за то, спасибо за се, бу, бу, бу, бу.

И Дженнифер улыбалась и вежливо кивала, и говорила: конечно, да, увидимся на практике, надеюсь, ты хорошо сыграешь в матче с выпускниками. А потом он ушел, и она закрыла свой шкафчик, взяла свои книги и отправилась на занятия по американской истории, а в этот день была контрольная, с которой она не справилась.

Вернувшись домой, она прошла мимо матери, поднялась наверх, закрылась в своей комнате и лежала ничком на кровати до тех пор, пока не пришел с работы отец и не наступило время обеда

За обедом Джен взяла себя в руки, заинтересовавшись темой, которую обсуждали родители: Гарвард. Гарвард и тестирование[7]. Гарвард, тестирование и средняя школа. Гарвард, тестирование, средняя школа и: «Ну разве она не замечательная, Линн? Она у нас просто замечательная!» А она их замечательная дочь — сидела, сконцентрировав все свое внимание на том, чтобы нацепить по горошине на каждый из четырех зубцов своей вилки. Иногда ей удавалось нацепить две или три, но никак не четыре, и тогда ей хотелось запустить тарелкой об стену. Но она напрягла всю свою волю, а Тони и Линн продолжали говорить. На что они могут рассчитывать, если 1050 очков считается плохим результатом, а Джен в прошлом году на пробном тестировании набрала 1575 из 1600 возможных? И это на пробном! Даже Джек набрал только 1100. А Талли — 1400, но никто не знал об этом, потому что никому не было до этого дела. «Никому не было дела до Талли на ее пробном тестировании и, можно сказать, что ей повезло, — думала Джен. — Ей по крайней мере не приходится выслушивать все это за обедом по семь раз в неделю несколько месяцев подряд». Дженнифер подумала, что надо рассказать родителям: она не собирается поступать в Гарвард; у Дженнифер и Талли были свои планы. Но сейчас ей хотелось только одного — чтобы ее не трогали. Она извинилась, вернулась в свою комнату и провела оставшийся вечер, набирая номер Джека и вешая трубку, прежде чем успевала услышать гудок.

Сотни раз, многие сотни раз, одна в своей спальне, она набирала его номер и многие сотни раз вешала трубку, и снова, с закрытыми глазами, крутила диск.


предыдущая глава | Талли | cледующая глава