Глава 21

Лондон Ноябрь 1100

Алисия в третий раз за несколько минут уколола палец иглой и велела Агнес зажечь свечи. У окна, глядя в сумерки, сидела Юдифь, поглощенная невеселыми мыслями.

От Алисии не укрылось, что последние дни ее дочь почти не разговаривала с мужем. У Юдифи был такой вид, словно она не переносила присутствия Гайона, не разрешала дотронуться до себя и не смотрела в его сторону. Иногда, когда он отворачивался, украдкой бросала на него взгляд, в котором читалась боль раненого животного. Алисия сделала вывод, что Гайон стал более холоден, привыкнув к семейной жизни, а Юдифь болезненно реагировала на это, но такое заключение не объясняло многих других неясностей. Юдифь переживала искренне и глубоко, а Гайон защищался, но как человек со связанными рука ми — отчаянно, но безрезультатно. Иногда в его глазах вспыхивал гнев, но он гасил его, не давая разгореться, тем более, холодное презрение Юдифи не гарантировало решения проблемы подобным способом.

Настроение Юдифи стало особенно нетерпимым, когда неделю тому назад король Генрих пожаловал Гайону новые земли по поводу своей свадьбы. Она совсем обезумела, в присутствии Майлза и Алисии вырвала дарственную из рук мужа, разорвала пополам и бросила на пол.

— Подари своей валлийской шлюхе! — кричала она, готовая разрыдаться. — Не жди, что я замараю руки чужой кровью!

Неудивительно, что Гайон предпочел не оставаться дома, а уехал в Вестминстер. Юдифи тоже полагалось явиться ко двору, по положению она принадлежала к свите королевы, но она сослалась на головную боль и отказалась сопровождать мужа. Теперь понуро сидела у окна, глядя вдаль невидящим взором.

— Иди сюда, дорогая, погрейся у огня, — позвала Алисия, обеспокоенная состоянием дочери. — Там сквозит, ты можешь простудиться.

Юдифь молча покачала головой. Алисия отложила шитье и подошла к окну. Плечи Юдифи сотрясались от сдерживаемых рыданий, слезы ручьем текли по щекам.

Алисию пронзила боль отчаяния, она нежно обняла дочь.

Почувствовав привычное тепло материнских рук, исходивший от нее родной запах, глубокое участие, Юдифь дала волю слезам. Алисия убаюкивала ее, как ребенка, шептала ласковые слова, гладила по волосам и, когда прошел первый приступ, увлекла дочь ближе к огню и отослала Агнес.

— Ну, теперь расскажи, что произошло у вас с Гайоном. Любовь моя, разве это нельзя исправить? Другая женщина?

Юдифь отрицательно покачала головой и вытерла глаза.

— Нет, с женщиной я бы справилась, — Юдифь дрожала. — Нет, мама, дело в том, что он обманул мое доверие. Врет прямо в глаза. Этого я не могу вынести!

— Большинство мужчин рано или поздно делают это, — с горечью заметила Алисия. — Ты уверена, что не делаешь из мухи слона?

Юдифь нервно теребила кусок полотна, подбородок истерично вздрагивал.

— Уверена. Есть один секрет, который он ни за что не хочет мне рассказать. Я спрашивала много раз, но он отделывается отговорками или просто выходит из комнаты. Самое ужасное, что я бы просто умерла, если бы он сказал то, что мне и так известно.

— Юдифь, дорогая, что ты говоришь? — Алисия не на шутку встревожилась, почувствовав, что дело серьезнее, чем она предполагала.

Юдифь снова заплакала. Всхлипывая и дрожа, поведала матери о случившемся. Теперь настала очередь Алисии. Она поднесла к губам руку, чтобы не вскрикнуть и вдруг почувствовала тошноту.

— Мама, что мне делать? — рыдала Юдифь. Алисия встала и, напряженно выпрямившись, подошла к кувшину с вином. Тот был почти пуст, она вылила остатки в чашу и залпом выпила.

— Гайон ни в чем не виноват. Во всем виновата я, дитя мое, он абсолютно чист.

Юдифь недоверчиво смотрела на мать заплаканными глазами.

— Да, ты имеешь право узнать правду, но не от мужа, ему она открылась случайно.

Алисия почувствовала, как закружилась голова, пол закачался под ногами. В самых кошмарных снах она не представляла, что даже не будет времени все обдумать и подготовиться. «Как сказать ей? — лихорадочно думала она. — Святая Мадонна, помоги мне!»

— Юдифь, — начала Алисия и закашлялась. Слова жгли горло. — Морис де Монтгомери не был твоим отцом… Я должна была сказать тебе раньше, но не могла решиться… А теперь боюсь, что слишком поздно.

Юдифь тупо смотрела на мать, словно перед нею было двуглавое чудовище.

Алисия прижала руку к груди, стараясь унять бешено колотящееся сердце. Пальцы дрожали, это только усугубляло положение.

— Знаю, тебе трудно меня понять, но если бы Морис узнал…

— Тогда кто был моим отцом? — резко перебила Юдифь, переходя от отчаяния к ярости.

— Юдифь, я… — Алисия с мольбой протянула к дочери руку.

То вскочила с места.

— Кто? — требовательно спросила она. Алисия в страхе всплеснула руками.

— Генрих, принц Генрих… король.

— Это невозможно. Он слишком молод.

— Да, ему было всего четырнадцать, но он знал толк в любовной игре, — Алисия теряла силы. — Он знал больше, чем женщина, бывшая двенадцать лет замужем, — она опустила голову, но вынуждена была посмотреть в глаза обескураженной дочери и почувствовала, что теряет сознание.

— Но почему, мама, почему?

Мука в глазах Юдифи разрывала сердце. Алисия впилась пальцами в спинку стула, чтобы не упасть.

— Почему? — как в бреду повторяла Юдифь.

— Морис обвинял меня в бесплодии. Каждый месяц, убедившись, что я опять не беременна, избивал до полусмерти, использовал, как собаку, даже хуже, потому что сука дает согласие, а он насиловал меня против воли. Но детей не было. У него было столько женщин на стороне, что трудно сосчитать, он не гнушался никем. Но ни одна не забеременела. Это он не мог иметь детей.

Алисия опустила голову, губы невольно скривились от горестных воспоминаний.

— Принц как-то пожаловал с визитом, хотел поохотиться в наших местах. Морис был в отъезде. У меня еще остался синяк под глазом от очередных побоев, руки тоже были в синяках, а в зале распоряжалась его шлюха… Я так устала от Мориса и ненавидела его, что готова была отдаться любому бродяге, чтобы родить ребенка и заткнуть его поганый рот. Принц был очень молод, но опытен. У нас была ночь и утро. Тогда это случилось… Какое-то время дела шли лучше. Морис боялся бить меня, чтобы не случился выкидыш. Но когда ты родилась, стало еще хуже. Он хотел, чтобы я рожала еще и еще, и избивал с удвоенной силой.

Голос Юдифи срывался от жалости.

— Мама, почему ты не сказала мне раньше? Алисия опустила глаза.

— Хотела, несколько раз собиралась и все откладывала… Знала, ты ненавидишь Мориса, и боялась, что проговоришься. По крайней мере, когда он бил тебя, ты считала, что он имеет право, как отец…

— Гайон знает правду?

— Не всю, — Алисия пыталась понять выражение лица дочери, но оно было непроницаемо.

Юдифи хотелось обнять и утешить мать, но руки не поднимались, и упрек был готов сорваться с губ.

— Возможно, он знает версию Генриха. Я не была уверена, что Генрих знает о твоем существовании, пока ты не сказала.

— При дворе находят, что у меня сильное сходство с Арлет де Фалле, — Юдифь старалась подавить борьбу эмоций. Теперь ее брак разваливается. Она вспомнила, какими упреками осыпала Гайона во время ссоры. Горло сжимала почти физическая боль. — Мама… — она замолчала и огляделась.

В комнату вошла Кади, стряхивая воду с шерсти. За ней появился Гайон, на плаще, подбитом мехом, поблескивали капли дождя. Увядший лист прилип к сапогу. Он сжимал в руке свиток пергамента. Взглянув на женщин и почувствовав царившее в воздухе напряжение, устало отвел глаза.

Алисия вскрикнула, отпустила спинку стула и упала в обморок. Гайон не успел вовремя подхватить, и она ударилась головой об острый угол жаровни.

Юдифь стояла, как вкопанная, не в силах пошевелиться. Гайон склонился над Алисией, нащупал пульс на шее. Из пораненного места вытекала кровь. Он прислонил Алисию к себе, подняв голову повыше, чтобы замедлить кровотечение.

— Юдифь, ради Бога, что ты стоишь, принеси лекарство… Черт возьми, да беги же ты скорее, пока она не умерла.

Тон Гайона придал Юдифи силы, чтобы остановить кровь, она схватила первое, что попалось под руку — рукоделие Алисии, над которым та долго трудилась. Юдифь швырнула полотно Гайону и побежала за корзиной со снадобьями.

Юдифь работала быстро, отдавая мужу точные резкие распоряжения, не замечая, что пятна крови остаются на ее красивой бархатной тунике. Кончив, критически оглядела повязку и осталась недовольна — тусклый свет и спешка отразились на внешнем виде работы. Впрочем, это не имело большого значения, рана заживет, а шрам не будет виден под волосами.

Алисия все еще была без сознания, и похоже, не скоро придет в себя, хотя пульс бился ритмично, а зрачки реагировали на пламя свечи, поднесенной к глазам. Юдифь и Гайон осторожно раздели ее до нижнего белья, перенесли на широкую кровать. Потом посмотрели друг на друга, и тут Юдифь прильнула к мужу, а тот крепко обнял ее.

— Теперь я знаю, почему ты не хотел рассказывать мне секрет, — сказала она. — Гайон, прости меня, хотя я понимаю, слова не могут поправить положение.

— Значит, мать открыла тайну? Я как раз собирался просить ее об этом, но Генрих не оставлял мне ни минуты свободного времени на личные дела, и скажу откровенно, не хотелось задерживаться в этом доме, разве что переодеться. Когда ты смотрела на меня… или не смотрела… было такое чувство, что в живот вонзается кинжал.

— Гай… — Юдифь цеплялась за тунику мужа запачканными кровью пальцами.

— Успокойся, дорогая, мы все были неправы и поплатились за это, — он поморщился, подумав, что час расплаты еще не настал.

— Как ты думаешь, Генрих признает меня своей дочерью? — робко спросила Юдифь.

— О, Господи, надеюсь; у него хватит ума не сделать этого! — испугался Гайон. — Мне он намекнул из желания посмотреть, какова будет моя реакция. Он любит дергать людей за ниточки и наблюдать, как те извиваются по его прихоти. Но если он официально признает тебя, что, по-твоему, сделает Роберт де Беллем? Если не считать позора, который ляжет на весь род Монтгомери, встанет вопрос о законности твоего рождения. Эти земли фактически тебе не принадлежат, стоит дядьям открыть правду, нам не миновать войны.

— Но они не посмеют пойти против Генриха.

— Де Беллем готовит Роберта Кертхоуза на трон, его поддерживает добрая половина баронов. У меня при себе письмо с полномочиями готовить рыцарей, простых людей и арендаторов моих графств к войне, в которой Генрих собирается сделать ставку на простой народ, потому что не знает, сколько его верноподданных, мило улыбающихся ему за столом, улыбаются не менее мило за столом Кертхоуза. Если Кертхоуз при поддержке де Беллема проявит инициативу, нас может спасти только Бог. Юдифь содрогнулась.

— Гайон, перестань пугать меня! — взмолилась она, стуча зубами от страха.

— Мы плохо жили эти три месяца, потому что ты считала меня лжецом; — он подвел жену к пылающей жаровне, добавил углей.

— Знаю. Так получилось помимо моего желания. Мне тоже было плохо, хотелось умереть.

— Теперь ты видишь, котенок, я не виноват. А Генрих? Руфус был его родным братом.

Юдифь задумалась.

— Я не чувствую, что он мой отец, — сказала она медленно. — Просто знаю об этом, потому что мне сказали, я даже не успела осознать это. И мне, пожалуй, безразлично, устраивал Генрих заговоры или нет. Папа… то есть лорд Морис, совершал не меньшие преступления, в этом я абсолютно уверена.

— Но тебе не было безразлично, участвовал ли в заговоре я? — Гайон наблюдал за Юдифью, затаив дыхание.

— Это совсем другое, — ее щеки порозовели. — Я не… люблю их, как люблю тебя, — она отвернулась, словно испугавшись произнесенных слов. Шипы и розы. Нельзя сорвать цветок без риска быть уколотым шипом.

Гайон крепко прижал жену к себе, погладил волосы, слипшиеся кое-где от крови, нежно поцеловал.

— Значит, у нас есть все, что нужно, — прошептал он. — Остальное не имеет значения.

— Миледи, я принесла уголь… — Агнес остановилась на пороге, прижав к груди корзину и тараща глаза на Юдифь и Гайона. Нарядная бархатная туника Юдифи была забрызгана кровью, так же, как и плащ Гайона, а за ними в глубине комнаты неподвижно лежала Алисия в белом нижнем белье, напоминая призрак.

Гайон, наученный опытом, проворно подскочил к служанке как раз вовремя, чтобы предотвратить падение. Оправившись от первого потрясения, Агнес села, вытерла рукавом лоб, на котором выступили капли холодного пота, а Гайон между тем объяснил, что произошло.

— Наполнить лохань, миледи? — придя в себя, Агнес засуетилась возле раненой хозяйки.

Юдифь с сожалением вздохнула.

— Нет. Ей нужны покой и тишина. Думаю, достаточно будет обтереть мокрым полотенцем.

Служанка кивнула, но не успокоилась. У молодой хозяйки лицо было все еще припухшим от слез, но буря, по-видимому, улеглась, потому что глаза светились счастьем, когда она смотрела на мужа.

— Сколько, примерно, мать пролежит в постели? — спросил Гайон.

— Не знаю. За ней нужно присматривать.

— Агнес сумеет справиться? И можно приставить к ней Хельгунд.

— Да, но…

— Ладно. Надень плащ.

— Но Гай, я не могу так уехать. О! — она поймала накидку, которую бросил Гайон.

— Захвати еще немного одежды.

Юдифь удивленно смотрела на мужа, точнее на его спину, потому что он склонился над сундуком в поисках приличной туники.

— Гай, куда мы едем?

— Скоро узнаешь. Помнишь, я говорил, что дареным коням не смотрят в зубы? — он повернулся, застегивая плащ.

— Но…

— Доверься мне, — в лице чувствовалось напряжение, готовое прорваться смехом. — Юдифь, ты доверяешь? — он обхватил ее за талию, притянул к себе и поцеловал так, что Агнес ретировалась в дальний угол комнаты, покраснев, как вареный рак.

— Не уверена, что это следует делать, — прошептала Юдифь. — Что меня ждет, если поверю?

— Судьба хуже смерти? — предположил он, закутывая ее в плащ и скрепляя его булавкой.

Юдифь почувствовала, как горячая волна обожгла ее, затем отступила. Она ни о чем не хотела думать, это можно будет сделать позже. Теперь время принадлежало только им двоим.

— Научи меня, — тихо произнесла она, сдерживая счастливый смех. — Я хочу знать.

Алисия проснулась, Юдифь сидела на краю кровати, занятая шитьем туники для мужа. Раньше ей не приходилось бывать в Саутвокской бане. Когда Юдифь поняла, куда они направляются, то чуть не повернула обратно и не пустилась наутек, но Гайон силой втащил ее в дом, остальное показалось настолько интересным, что Юдифь уже не думала о побеге.

Стоит упомянуть банный дом в Саутвоке, и большинство людей хитро подмигнут и издадут двусмысленный смешок, или сложат губы трубочкой и критически покачают головой. Излишне говорить, что такая реакция способна заставить любого навсегда позабыть дорогу в вышеупомянутое заведение, но не Гайона. Юдифь, к своему удивлению, убедилась — муж чувствовал себя хозяином положения, что, вероятно, проистекало из солидного опыта. Как бы то ни было, богатые люди вроде них могли рассчитывать на отдельное помещение и пристойное обращение. Ей попались на глаза несколько человек, которых она встреча ла при дворе, двое мужчин без женщин, третьего сопровождала прехорошенькая молодая леди, по всей видимости, не жена.

Юдифь и Гайон отмылись до блеска, согрелись в просторной ванне и выпили золотистого анжу. Поиграли в плавающие дощечки и другие, менее интеллектуальные игры, вроде тех, что вызывают подмигивание и двусмысленные смешки, что придает подобным занятиям еще большую остроту.

— В конце концов, — заявила Юдифь на обратном пути, поддразнивая мужа, — не всякая мать решится сказать своему первенцу, что он был зачат в борделе.

— Да, далеко не всякая, — Гайон сардонически ухмыльнулся.

Юдифь улыбнулась про себя, откусила конец нитки и поняла, что Алисия наблюдает за ней.

— Мама, как ты себя чувствуешь?

— Словно по голове проехала телега, — тихо ответила та и потрогала повязку. — Что произошло?

— Ты потеряла сознание и ударилась об угол жаровни.

Из соседней комнаты доносились голоса мужчин. Алисия попыталась сесть, но застонала от боли.

Юдифь осторожно помогла ей лечь.

— Мне пришлось зашивать рану в спешке, — извиняющимся тоном сказала она. — Получилось не очень хорошо.

Алисия заметила, что бархатное платье сменилось другим, из домотканой шерсти. Рыжеватые волосы заплетены в толстую косу. Показалось, что волосы дочери не совсем сухие.

— Сколько времени я была без сознания?

— Несколько часов, мама, не переживай, — Юдифь положила прохладную ладонь на лоб матери.

— Припоминаю, у меня была причина для беспокойства.

Юдифь покачала головой. Алисия облизала запекшиеся губы.

— Я бы обязательно сказала тебе, даю слово. По наивности мне казалось — Генрих хочет, чтобы ты знала. Никогда не представляла, что… Уж не пользуется ли он этим, чтобы заставить Гайона выступить на его стороне?

Юдифь с опаской посмотрела на портьеру, закрывающую вход.

— Гайон — не дрессированный пес, чтобы вставать на задние лапки без собственного на то желания, — Юдифь улыбнулась, расслышав голос мужа.

— Ты не будешь меня ненавидеть? — робко спросила Алисия.

— Ненавидеть? — удивилась Юдифь. — Что ты говоришь, мама, конечно, нет.

Губы Алисии задрожали. Юдифь нагнулась и горячо обняла мать. Та в изнеможении откинулась на подушки. Кружилась и болела голова, но с сердца будто упала огромная тяжесть.

— Я боялась, ты не простишь и возненавидишь меня, или испытаешь отвращение. Видит Бог, я сама зачастую ненавидела себя.

Юдифь сжала руку матери.

— Оставим этот разговор. Он и так уже принес много горя. У тебя были причины. Я понимаю.

— У тебя с Гайоном все хорошо?

— Да, — Юдифь зарделась при воспоминании о том, что сказала бы мать, если бы знала, чем они занимались два часа назад. Она едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

— Правда? — переспросила Алисия, не поняв настроения дочери.

— Истинная правда.

Юдифь взяла себя в руки и улыбнулась.

— Кстати, Майлз ходит под дверью, весь извелся от нетерпения. Я впущу его.

Не дожидаясь согласия, Юдифь направилась к портьере.

Август 1101

Гайон откинул голову на мягкую спинку кресла, закрыл глаза и мгновенно уснул. Он научился этому по необходимости, мог даже задремать в седле, хотя это было небезопасно. Приученный к седлу с рождения, он бы не упал, но атака валлийцев или одного из вассалов де Беллема грозила застать врасплох.

Гайон чувствовал, что его загоняют в угол. Генрих требовал людей, денег и провианта, все это нужно срочно изыскать. Кертхоуз угрожал с моря, де Беллем со своей сворой выжидал удобного момента, и в довершение всего графа Хью внезапно парализовало, он лежал при смерти в нормандском монастыре. Его наследник — еще ребенок, что составляло предмет немалой радости для жителей Уэльса, и те уже совершали пробные вылазки на плохо укрепленные границы графства. Гарнизон Кермела дважды за последнюю неделю отражал набеги.

Гайон делал все возможное, но опасался, что этого недостаточно. Четыре ночи тому назад ему приснился сон — он, связанный по рукам и ногам, тонет в озере липкой крови. Он проснулся, судорожно глотая воздух и дрожа от ужаса. Оказалось, Кади взобралась на грудь и лизала лицо, требуя, чтобы ее выпустили из комнаты.

Гайон впал в ярость, однако, почувствовал не которое облегчение, но дрожь не проходила. Юдифи пришлось разбудить служанку и послать за шотландским крепким коньяком. С тех пор кошмары не повторялись, но действительность была не лучше.

Весь год приходилось сдерживать непомерные амбиции де Беллема. В январе Мейбл из Торнифорда родила здорового мальчика и назло всем недругам мать и дитя благополучно перенесли послеродовой период. Под предлогом крещения малыша де Лейси созвал военный совет, на котором председательствовал граф Шрусбери, в лицо расточавший королю учтивые улыбки, но столь открыто строивший козни за спиной, что улыбки воспринимались как оскорбление. Генрих, лишившись поддержки доброй половины баронов, был вынужден проглотить обиду.

В феврале Ранулф Фламбард совершил побег из Тауэра — лондонской тюрьмы — и поспешил в Нормандию на помощь Роберту Кертхоузу. Фламбард славился как способный дипломатичный прелат, умевший исторгнуть кровь из камня и мастерски использовать ее в своих интересах. Если бы Генрих был склонен паниковать, то давно бы сделал это. Однако, он продолжал спокойно собирать силы, стараясь выковать из своей армии хороших бойцов. Гайон помогал в обучении военному ремеслу. В основном это были простые крестьяне, которые составляли костяк армии. Они не могли устоять против более опытных сил противника, для которых война — профессия. Это были нормандские и фламандские наемники — стая свирепых голодных волков, которым платили за дикую охоту, за то, чтобы они перегрызали горло добыче, истребляя все живое на своем пути.

Гайон вспомнил жаркий летний день, когда король лично проверял, как идет обучение рекрутов. Тогда он сказал Генриху, что добился бы большего успеха, если бы обучал крестьян владеть дубинкой и копьем, это далось бы им гораздо легче, чем искусство рыцарского боя, чему следует учиться с рождения. Генрих только загадочно улыбнулся.

— Роберт умеет прислушиваться к голосу разума, — бросил он как бы между прочим. — На самом деле он не желает моей крови и примыкает к тому, на чьей стороне сила в данный момент… особенно, когда в качестве довода выставляется большая опытная армия. Овца в волчьей шкуре, так, пожалуй, можно его назвать, — он хитро засмеялся.

— Вы хотите сказать, я лезу вон из кожи, чтобы можно было разыграть спектакль?

— Искренне надеюсь на это, Гай, хотя трудно сказать, как дело обернется и до какой степени яблоко прогнило.

Да, как далеко зашло разложение? Зияющая яма готова поглотить весь мир. Что можно ей противопоставить? Хладнокровие Генриха и продажную душу Кертхоуза?

До Гайона долетело бульканье наливаемого в кубок вина. Кади спрыгнула с груди на его ноги. Гайон повернулся и увидел отца.

— Не вставай, — посоветовал Майлз. — Алисия сказала, ты очень устал и плохо выглядишь. Знаю, она склонна преувеличивать и волноваться по пустякам, но на этот раз вижу, что она права.

Гайон взял вино, задумчиво разглядывая узорчатый кубок.

— Не могу ничего с этим поделать, остановился здесь, только чтобы почистить и напоить лошадей и спокойно поесть самому без опасения получить удар в спину. К завтрашнему вечеру должен быть в Стаффорде.

— Ты себя изведешь, — предупредил Майлз. Гайон прикрыл глаза рукой.

— Думаешь, я сам не понимаю? — угрюмо произнес он.

— Поспи хотя бы часок, завернись в плащ. Гайон благодарно улыбнулся заботе отца.

— Кто теперь волнуется из-за пустяков? Я собирался это сделать без твоего совета, при условии, конечно, что дашь слово вовремя разбудить. Придется ехать через Квэтфорд, Бриднорт и Шрусбери. Не хотелось бы заснуть в седле в этих негостеприимных местах.

Майлз сел напротив, в кресло Алисии, около которого стояла корзинка с ее рукоделием. Кристина тоже любила вышивать, но ее рисунки обычно были крупными и выполнены шерстью. Он посмотрел на Гайона, глаза сына напоминали мать.

— Есть новости с юга?

Гайон отрицательно покачал головой.

— Никаких. Одни приказы. Я теперь хорошо представляю, как птица вскармливает птенцов. Опускает в раскрытый клюв огромного червяка. Тот исчезает, клюв открывается снова. Если она не опустит следующего, птенец умрет.

— Надеюсь, у Генриха есть и другие резервы помимо твоих?

— Да, но не в этих приграничных районах. Де Беллем готовит войско для Кертхоуза, Мортимер сидит на крепостной стене и посмеивается в усы, граф Хью мертв… или почти мертв, Арнулф Пемброк принадлежит к роду Монтгомери. ФитзХамон, Уорвик и Биго подвизаются в других местах. Так что остаюсь я один, — Гайон многозначительно посмотрел на отца и выпил вино. — Так не может долго продолжаться. Обратил внимание на направление ветра? Последние три дня он дул в нашу сторону. Если Кертхоуз не переправится через пролив сейчас, то не переправится никогда.

Майлз пробурчал что-то невнятное.

— Думаешь, война действительно начнется? Мне всегда казалось, что Кертхоуз относится к Генриху как к капризному младшему брату, время от времени заслуживающему взбучку, но не полного уничтожения.

Гайон пожал плечами.

— Если здесь замешан Фламбард и де Беллем, тогда драка неизбежна, но ты утверждаешь, что Роберту война не по нутру. Он всегда симпатизировал Генриху и так решительно намерен оставаться рыцарем, что им придется изрядно потрудиться, чтобы убедить его выступить против короля. Хотя, убеждать они умеют…

— Да, — лицо Майлза выразило намного больше, чем односложное слово. Он оглядел комнату — этот прямоугольный замок в Ошдайке выстроен тридцать лет назад. К войне готов, жители приграничной зоны всегда к ней готовы. Но стычки с Уэльсом и Роджером Мортимером— не совсем одно и то же. Однажды, это было давно, он подвергся разрушительному набегу графа Херфорда, отца Алисии. Тогда он болезненно пережил события, чуть не сошел с ума. С той поры расслабился, стал мягче, старался беречь нервы. Но теперь ощущал почти физический страх.

— Юдифь справляется?

Лицо Гайона сразу смягчилось.

— Лучше меня, — произнес он почти весело. — Из нее получилась прекрасная домоправительница и заместитель главы семейства. Всякий раз, когда я ставлю препятствие, она без усилия преодолевает его. Господи, мне даже иногда становится не по себе — она все схватывает на лету. Когда я вспоминаю, какой она была два года назад — ершистый, нелюдимый, забитый подросток — и смотрю на нее сейчас, уверенно держащую бразды правления огромным графством в своих руках, мне иногда кажется, что это сон. Но она улыбается, и я понимаю, что не сплю.

— Чувствуется порода, — с улыбкой сказал Майлз.

Гайон горько усмехнулся.

— О, да, порода чувствуется. — он снова откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

— Детей не ждете? — неуверенно спросил Майлз. — Алисия беспокоится…

Гайон встрепенулся.

— Алисия вряд ли понимает соображения дочери. Если она опасается за меня, то напрасно. Я уже дважды доказал способность быть отцом, правда, в обоих случаях получились девочки.

— Я не это имел в виду, — возразил Майлз. — Хотел напомнить, что твои земли и титулы гораздо больше и значительнее моих, а в жилах Юдифи течет королевская кровь…

— И будет обидно не воспользоваться этим, закончил Гайон несколько язвительно.

— Разумеется, но и что с того? — пытался защититься Майлз, смущенно потирая шею. — Алисия будет счастлива понянчить внуков. Она очень боится, что Бог покарает ее за грехи бесплодием дочери.

— Полный идиотизм, — презрительно пробормотал Гайон. — Передай, что я приложу максимум усилий и прилежания при первом же удобном случае. Могу сосчитать по пальцам одной руки те ночи, которые после Пасхи посчастливилось провести вместе, да и то почти каждый раз я был в полубессознательном состоянии и засыпал, не успев положить голову на подушку. Кроме того, времена сейчас опасны для рождения ребенка. Не хотел бы, чтобы мой отпрыск сгнил в подземельях Шрусбери. Видит Бог, у меня хватает волнений с Розин и Гельвиной.

— Кстати, на прошлой неделе видел Мейдока, — Майлз нахмурился.

— Неужели? — словно во сне отозвался Гайон.

— Спешил, как всегда, был полон энергии, ты ведь его знаешь. Дурак. Губы синие, словно наелся черники. С ним был молодой человек, дальний родственник из Бристоля — Прис ап Адда.

— М-м?

Майлз понял, что это имя ничего не говорит сыну.

— Много рассказывал о Розин и детях. Мне показалось, он не прочь состоять с Мейдоком в близких отношениях… в качестве зятя, например. С Гайона мгновенно слетела сонливость.

— По-моему, Мейдок весьма благосклонно относится к этой перспективе, — от Майлза не укрылось волнение сына. — Знает, что недолго протянет. Рис еще недостаточно взрослый, чтобы вести дело самостоятельно, так что он всячески приветствует появление в доме энергичного молодого помощника.

— Мейдоку всегда немного не хватало самостоятельности. Розин совсем другая, ее не нужно вести, она сама поведет за собой кого угодно.

— Мейдок полагает, она даст согласие, если, конечно, Прис не испортит дела, уж слишком рьяно принялся уговаривать ее. Но я считаю, у него хватит ума, он не производит впечатления глупого человека.

Гайон подумал о Розин, краткости их теплых встреч, всегда происходивших украдкой — час здесь, полдня там, словно осколки разноцветного стекла на дороге судьбы. Как она красива! Даже сейчас, имея Юдифь, он не мог унять боли в сердце, думая о ней.

— Если Розин выйдет за него, глупость ему не грозит, — сдержанно произнес Гайон. — Только надо, чтобы его приняли дети.

— И Гельвина?

На лице Гайона отразилась боль. Он глубоко вздохнул, взял себя в руки.

— Она еще несмышленое дитя. Если привяжется к нему, тем лучше. Кому будет польза, если я заявлю протест? — он устроился поудобнее в кресле. — Извини, я очень устал.

— Ты прав, пользы не будет никому, — согласился Майлз и вышел, чтобы Гайон мог поспать.

Гайон проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечи. Тело занемело, он даже не сразу смог пошевелиться. Ноги затекли от тяжести Кади.

— Что случилось? — спросил он, еще не вполне проснувшись. — Уже время? — но до него дошли некоторые детали. — Почему ты в доспехах?

— Только что прибыл гонец, почти загнал коня, так спешил. Кертхоуз высадился, но не в Равенси, как все ожидали.

— Что?! Где же? — Гайон отбросил Кади, встал и начал натягивать одежду, которую принес Эрик.

— Портсмут, — мрачно произнес Майлз. — Уговорил моряков переправить его в гавань.

— Значит, дорога на Винчестер открыта? — Да.

Гайон чертыхнулся, затягивая пояс.

— Королева, наследник, казна…

Позади хлопотала Алисия, готовая разрыдаться. Гайон прикрепил шпоры.

— Позаботьтесь о Кади. С собой взять не могу.

Алисия кивнула, но глаза были устремлены на Майлза. Возможно, ей не суждено больше увидеть его живым. Гайон перевел взгляд с отца на Алисию.

— Подожду внизу, — он поцеловал женщину в щеку и вышел, за ним последовал Эрик.

Алисия всхлипнула и бросилась в объятия Майлза. Тот погладил ее по голове, прижался губами к шее, рукоять меча врезалась ей в ребра, но Алисии казалось, что это острие пронзило сердце.