5

Ветер свистел в ушах, хлестал по лицу, но Сирин радостно улыбалась. Впервые с того момента, как попала к русским, она чувствовала себя почти счастливой. Прогулка удалась на славу, хотя застоявшийся жеребец пошаливал и Сирин с трудом удерживала его.

С момента схватки с Ильгуром и его компанией прошли сутки. К счастью, она отделалась ушибами и ссадинами, даже глаз не был подбит. Ваня проболтался, что у ее противников дела обстояли не так хорошо — переусердствовав, они щедро отвешивали удары не только Сирин, но и друг другу. Вахмистру показалось, что никто из них не испытывает особенного желания встретиться с Бахадуром еще раз. Сирин улыбалась про себя: если бы заложники были русскими, они, возможно, и бежали бы от нее, как трусы, но люди степи мстительны и используют для мести любую возможность. Теперь ей следовало быть еще внимательней, она совсем не хотела еще раз схватиться с Ильгуром и его приспешниками.

Из размышлений ее вырвал резкий свист. Сирин оглянулась и увидела гнедого коня Тарлова далеко позади. Ваниной лошади и вовсе след простыл. Сбежать от своих сопровождающих сейчас было бы легче легкого. Но шансы найти обратный путь домой были ничтожно малы; даже если бы Сирин вернулась, вряд ли ее приняли бы с распростертыми объятиями. К тому же обмануть Тарлова или навлечь на него неприятности ей не позволяла честь, именно ему она обязана возможностью сегодняшней прогулки. Будучи ответственным за заложников, он шел на большой риск — ведь если бы Сирин удрала, его несомненно ждало тяжкое наказание. Еще пару дней назад она была бы только рада этому, но платить за добро предательством было не в ее правилах. Она рысью пустила Златогривого по направлению к его гнедому, при этом конь Сирин лишь чуть сильнее раздувал грудь, чем обычно, у Мошки же бока блестели от пота, а с губ падали клочья пены. И это при том, что гнедой был достаточно быстр. Многие юноши ее племени пришли бы в восторг от такого коня.

Тарлов вздохнул с облегчением, увидев, что пленник не собирается бежать, хотя и постарался не показать виду:

— Твой конь резвее любого, которого я видел.

Сирин ласково похлопала жеребца по шее:

— Да, он потрясающее создание! Любит быструю скачку и мог бы скакать еще много верст, не уставая.

— Охотно верю. Я знаю своего Мошку — он мог бы поспорить со многими лошадьми, но тут, боюсь, у него нет шансов. Скажи, Бахадур, отчего же ты не воспользовался возможностью сбежать? — В голосе Тарлова еще звучали тревожные нотки.

Сирин выпятила нижнюю губу:

— Закон степи не позволяет платить злом за добро.

— Я считал тебя человеком чести, Бахадур, и очень рад, что ты оправдал доверие. Из-за твоих приятелей я не стал бы так рисковать. — Сергей протянул руку Бахадуру.

Сирин несколько мгновений с удивлением смотрела на нее, затем осторожно подала руку, ответом было крепкое рукопожатие.

— Спасибо, — сказал Сергей.

Сирин почувствовала, что он был совсем не так уверен в себе, как казалось.

Между тем к ним приблизился и Ваня, он выглядел не менее измученным, чем его лошадь, и был явно рад видеть своего капитана и заложника вместе.

— Все в порядке, Сергей Васильевич, просто мой старенький Бурок не может скакать, как ваш Мошка или эта татарская животина. Парень умчался с такой скоростью!

— Бахадур не только благородный и честный человек, он знает цену данному слову. — Сергей весело расхохотался и показал вперед — город виднелся менее чем в двух верстах от них. — После такой прогулки не мешало бы перекусить.

Ваня немедленно приободрился:

— Да, против миски борща и парочки пирогов я бы не возражал. Ну а против стаканчика водочки — тем более.

— А ты, Бахадур? — спросил Сергей.

Сирин кивнула:

— Да, не откажусь, только не свинину и не водку.

— Бахадур, ты сам не знаешь, что теряешь! — воскликнул с чувством Ваня.

— Ничего, там всем найдется что пожевать. Вы еще удивитесь.

Тарлов махнул рукой и пустил Мошку рысью.

Когда они въехали в город, Сирин заметила, что он не похож на те, что она видела раньше. Церкви оканчивались шпилем, а единственный купол был не позолочен, а выложен медными пластинками, и крест на нем был с одной перекладиной, а не с двумя. Дома построены из камня, крыши на них не соломенные, а из красной черепицы, почти к каждой двери надо было подниматься по высокому крыльцу, а застекленные окна были занавешены изнутри. Самым же необычным была дорога, которая вела в город — вымощенная камнями величиной с кулак.

Встречные люди были одеты в платье, похожее на то, что носили в последние дни путешествия Юрий Гаврилович и Маша. На мужчинах — штаны по колено, куртки и узкие жилеты, на женщинах — длинные, узкие в талии платья, стянутые шнуровкой, а сверху глубоко вырезанные, и шляпки всевозможных цветов и видов.

Сергей забавлялся изумлением Бахадура:

— Ну что, приятель, нравится тебе местечко?

— Что это за город?

— Это Кукуй, Немецкая слобода, окраина Москвы. Русские цари, начиная с Ивана IV, приглашали на службу иностранцев — тут вот они и селились.

Сирин почти ничего не поняла, и, вероятно, по лицу ее это было заметно. Тогда Сергей махнул рукой в сторону вывески над одной из лавок, слова там были написаны на неизвестном Сирин языке:

— Это вот лавка французского шляпника, а вон там, подальше, — голландский торговец щепетильным товаром, а мы едем в немецкий кабак — вон там, видишь? Там уж точно найдется что-нибудь тебе по вкусу.

Сергей направил гнедого к высокому зданию неподалеку. Первый его этаж был сложен из кирпича, а два верхних были, видимо, глиняные, наружу проступали, чернея, толстые балки. В узорные переплеты на окнах были вставлены разноцветные стеклышки, они переливались, поблескивали, играли на солнце, разбрасывая зайчики всех цветов радуги. Двор содержался в такой чистоте, будто его мели пять раз на дню. Еще прежде чем прибывшие спешились, к ним уже торопились двое слуг. Русскому офицеру они не удивились — он был здесь частым гостем — но, увидев Сирин, залопотали между собой на непонятном наречии, удивленно переглядываясь. Сергей спешился и бросил поводья конюху, Сирин сделала то же самое. Жеребец с неохотой пошел в чужие руки, однако все же подчинился. Ваня же остался сидеть верхом.

— Вряд ли смогу вам составить компанию, Сергей Васильевич. В кошельке у меня нынче негусто. Я, конечно, не мужик, который копейки за щекой носит, но все же немецкий кабак для меня дороговат, хотя заведение неплохое, спору нет. Вернусь, когда стану офицером, войду, звеня шпорами, и тогда уж погуляю.

Сергей со смехом покачал головой:

— Ну ты и упрямец, Ваня! Я тебя силой тянуть не буду, можешь смотреть голодными глазами, но сегодня я угощаю — и тебя, и Бахадура!

— Я и сам могу заплатить! — сразу же вскинулась Сирин.

— Может быть. Но я, в отличие от тебя, жалованье получаю регулярно, так что побереги денежки. — Чтобы не продолжать спор, Тарлов повернулся и пошел ко входу в кабак.

Сирин в раздражении поглядела на него и еще раз обратилась к конюху, который уводил лошадей:

— Эй ты! Ты можешь вычистить жеребца и напоить его?

Конюх торопливо уверил ее, что уход за лошадьми будет самый лучший. Сергей остановился и тоже приказал позаботиться о своей и Ваниной лошади, бросив конюху монетку. Та, не долетев, упала на землю и покатилась, звеня и подпрыгивая. Парень проворно нагнулся, подобрал монету и тут же снова склонился в глубоком поклоне, будто перед ним князь, а то и сам царь:

— Все сделаю, как приказали, ваше благородие! — и повел лошадей в конюшню, на ходу болтая с приятелем.

Сирин направилась вслед за Тарловым. Они прошли несколько дверей, миновали прохладный коридор, наполненный ароматом незнакомой еды. Сирин потянула носом, решила, что запах ей нравится, и вошла в зал. Комната тоже отличалась от всех, что Сирин видела в России. Стены были украшены резными деревянными панелями и оленьими рогами. На деревянных полочках были расставлены чучела фазанов, зайцев и даже соболя, звери выглядели совсем как живые — казалось, их заколдовал злой волшебник. Над массивными столами с резными ножками с потолка спускались стеклянные люстры — свечи в них, видимо, зажигались вечером; стулья с высокими спинками и мягкими сиденьями так и манили присесть, отдохнуть, выпить в приятной компании. Около буфета хлопотал хозяин в белой рубахе, красной куртке без рукавов и бежевых штанах до колен, под штанами были надеты вышитые чулки, на ногах — черные ботинки. Голова хозяина была покрыта маленькой красной шапочкой — дочери и жены Монгура носили похожие.

Увидев Сергея, хозяин услужливо подбежал и согнулся в поклоне:

— Какая честь, что вы к нам пожаловали! Выпить, вкусно покушать, комнату на ночь — чего изволите? Перины из мягчайшего пуха! — Он говорил по-русски со странным акцентом, и понять его Сирин было нелегко.

Сергей поднял руку, пытаясь прервать этот словесный поток:

— Только поесть и выпить! До наступления ночи нам надо быть в Москве.

Радость хозяина заметно угасла, видимо, больше чем одну-две кружки пива и жаркое, гости не закажут. Он поглядел на деревянный ящичек, висевший под оленьими рогами, на нем по кругу были обозначены цифры от одного до двенадцати, а в середине круга прикреплены две медные палочки, которые указывали на цифры. Сирин проследила его взгляд и вздрогнула, когда длинная палочка, как по волшебству, передвинулась. Уже не в первый раз она решила ничему не удивляться.

— Сейчас начало третьего часа, господа. У вас еще достаточно времени, чтобы поесть не торопясь и быть в Москве вовремя. — Хозяин проводил их к столу возле окна, где было светлее всего, очевидно, желая получше разглядеть нового гостя. «Странная компания», — подумал немец.

— Здешние жители, почти все без исключения, — подданные западных держав. Тот слуга с длинной трубкой — голландец, его приятель — англичанин, а наш хозяин — саксонец. — Сергей объяснял Бахадуру, как различать иностранцев по платью и выговору. Его забавляло удивление, написанное на лице молодого татарина, и то, с каким вниманием он слушал. Бахадур утратил всю свою спесь и жадно впитывал все, что ему говорилось. При первой встрече Сергей оценил его возраст в пятнадцать лет, но сейчас татарин казался моложе, был даже как-то по-девичьи наивен. Надо сказать, что таким Бахадур ему нравился куда больше.

Когда Тарлов выпил первую кружку пива и приказал принести еще, к столу подошел один из посетителей:

— Как фы тумаете, господин капитан, как скоро шветы войти в Москву? — спросил он на ломаном русском.

— Так далеко им не продвинуться! Но не волнуйтесь, ваше любопытство будет удовлетворено. После победы по улицам наверняка проведут пленных шведов, и тогда их смогут увидеть все желающие, — в полный голос ответил Тарлов.

Большинство присутствующих расхохотались. Один из гостей, низко склонив голову, заговорил:

— Что до меня, не желаю видеть здесь шведов. Мой дедушка — да дарует ему Господь вечный покой! — рассказывал мне, как эти чудовища свирепствовали на моей земле. Они не останавливались на том, что просто рубили головы, они убивали людей так, что те проклинали час своего рождения и мать, которая их произвела на свет.

— Старые байки! С нами они такого не сотворят. В конце концов, мы же не русские! — со смехом ответил ему другой.

Мнение это, очевидно, было не всеобщим. Наконец кто-то решил возразить, высказав общую мысль:

— Если даже шведы и оставят нас в живых, они отнимут последние талеры, уведут наших лошадей, а сыновей заберут в солдаты. И хорошо, если они пощадят наших жен и дочерей и обойдутся служанками.

— А я боюсь русских еще больше, чем шведов, — подхватил третий. — Людишки взбудоражены и вне себя от страха. Вчера я ездил в Москву, и на улицах в меня бросали комья грязи и камни, и так забавлялись вовсе не одни только уличные мальчишки.

Хозяин, до сих пор молчавший, счел нужным вмешаться в разговор:

— Для русских любой иностранец — тайный союзник шведов. Они считают нас всех шпионами и язычниками. Если бы попы не боялись царя, они давно уже натравили бы на нас весь этот сброд. Честное слово, я каждый день дрожу от страха при мысли, что царь Петр может погибнуть на войне. Царевич же падает на колени перед монахами и митрополитом, и если они прикажут — нас не пощадят… — Он прервал монолог и тряхнул головой, будто желая прогнать картину, которая ему рисовалась, потом налил еще пива и высоко поднял кружку:

— За Петра, русского царя! Да дарует ему Господь победу!

— За царя Петра и его победу! — дружно отозвались гости.

Резкий запах, исходивший из рюмки с темной жидкостью, показался Сирин похожим на водочный, и она пододвинула ее Ване. Вахмистр довольно засопел:

— Священники говорят, что с иноземными язычниками грешно водиться, не говоря уж о том, чтобы пить и есть вместе, но если они так верны нашему царю, отказываться глупо! Правильно я говорю, Сергей Васильевич?

— Особенно если у них такие великолепные настойки, как тут, это ты имеешь в виду, старая лиса? — Сергей толкнул вахмистра в бок и с видимым удовольствием опустошил свою рюмку. — Жаль, что ты не пьешь, Бахадур, эта настойка получше водки.

— Для русского, может, и получше, но не для татарина… — Сирин запнулась, вспомнив, как заложники хотели отобрать у нее деньги, чтобы купить водки. Было, очевидно, в этом напитке что-то, что делало людей дураками, заставляло их забывать о чести, достоинстве и приличиях. Сирин опустошила стоявшую перед ней кружку с каким-то напитком и отдала ее хозяину, тот с готовностью снова наполнил ее. Вскоре появилась молодая девушка с большим подносом, на котором стояли тарелки с едой.

Сирин принесли рыбу — вкуснейшая, с острыми приправами, она просто таяла во рту. Сергею еда тоже понравилась, и он заказал четвертую кружку пива. Ваня в это время управлялся с третьей. От жгучих специй Сирин хотелось пить, поэтому свою кружку она опустошила так быстро, словно в ней была вода. Когда она подняла голову, чтобы отыскать хозяина, то с удивлением поняла, что чувствует себя как-то странно — она будто оторвалась, отрешилась от самой себя и всех своих забот. Это был совсем другой Бахадур, заливисто хохотавший над Ваниными солеными шуточками, — и совсем другая, незнакомая Сирин, которой Сергей казался таким милым и симпатичным, что хотелось его обнять. Когда она встала, чтобы найти отхожее место, то почувствовала, что ноги ее не держат. Пытаясь удержаться, Сирин схватилась за край стола. В один момент ее хорошее настроение рассеялось как дым и накатила ярость. Сирин ткнула пальцем в грудь капитану:

— Что мы пили? Что это за напиток?

— Хорошее немецкое пиво. А в чем дело? — Ее раздражение захватило Сергея врасплох.

Сирин зашипела, как кошка:

— Это опьяняет!

— Да, немного, но для этого надо выпить куда больше, чем выпили мы.

— Ты меня одурачил! За такое тебя стоило бы выпороть до крови! — Сирин выдернула из-за пояса плетку, но тут сама испугалась своего гнева, хлестнула по столу и опустила плеть. От резкого звука посетители, мирно обедавшие за соседними столиками, всполошились. Сергей же только удивленно смотрел на юного татарина, даже не делая попыток отнять у него плетку.

Овладев собой, Сирин развернулась и выбежала из помещения, бормоча на ходу все известные ей проклятия, затем ее голос послышался с улицы — она требовала немедленно привести жеребца.

Тарлов бросил трактирщику несколько монет, переплатив более чем вдвое, и выбежал вслед за своим подопечным, но увидел только, как Бахадур выехал за ворота и пришпорил коня, жеребец мгновенно перешел на галоп и вскоре скрылся из виду.

Когда Сергей на взмыленном гнедом достиг Москвы, караульные сообщили ему, что молодой татарин на рыжем жеребце уже въехал в город. Он вихрем промчался по улицам. Заводя Мошку на конюшню, увидел там и Златогривого, тот, опустив голову в ясли, мягкими губами подбирал последние зерна овса. Тарлов решил поговорить с татарином, чувствуя свою невольную вину, он желал разъяснить, что не хотел обманом заставить Бахадура нарушить закон его пророка. Однако когда он вошел в комнату, то увидел мальчика, лежащим на койке лицом к стене. Сергей решил, что парень просто притворяется, выждал несколько минут, но Бахадур не шевелился. Рассердившись, капитан повернулся на каблуках и вышел вон, проклиная себя за оплошность, — надо же было налить татарину пива! Замечательная прогулка, дружеское расположение этого странного юноши — все пошло прахом из-за этой глупости.