Глава пятнадцатая
Среди бела дня
На тридцать четвертый день после урагана, когда, по моим подсчетам, до земли оставалось еще двести сорок миль, я смаковала последнюю баночку сардин, и тут – вот так запросто – откуда ни возьмись появился корабль. Смахнув сардины на палубу, я вскочила, чтобы принести сигнальные ракеты. Как сумасшедшая я рванула в кокпит, споткнулась по дороге, едва не сломав ногу, прихрамывая, доковыляла до водонепроницаемого контейнера, где хранилась ракетница и ракеты, сорвала крышку, схватила заряженную ракетницу, подняла и выстрелила в воздух. БАМ!
– Я дома! Я почти дома! О боже, что же я им скажу? Интересно, это американцы? – лопотала я, заряжая вторую ракету и выпуская ее в воздух.
– Утихомирься, девочка. Ты все-таки еще не дома.
БАМ! – улетела еще одна ракета.
– Нет-нет, я дома. Вот! Видишь? Корабль меня заметил.
Корабль вроде бы менял курс, направляясь ко мне. Я побежала обратно к штурвалу, сдернула парео и обмоталась им. Схватила сумку с ракетами, подняла весло с привязанной к нему красной футболкой и принялась бешено махать над головой, выплясывая джигу.
– Сегодня вечером буду на Гавайях! Радость гостей-хаоле[20]. Живут там в неге и холе. И нет там страха и горя.
– ПОДОЖДИТЕ! – прокричала я.
Я бросила весло и запустила еще одну ракету. Потом я запустила сигнальную ракету с парашютом, потом еще одну ракету с парашютом.
– ВЫ НЕ МОЖЕТЕ УЙТИ. ПОЧЕМУ ВЫ УХОДИТЕ? – вопила я, обращаясь к далекому силуэту корабля. – Что же делать? Я должна их остановить.
Я нашла зеркало, припрятанное за нактоузом, и с его помощью начала подавать световые сигналы.
Корабль и не думал менять курс, – должно быть, это была оптическая иллюзия или же просто подвело мое огромное-преогромное желание, чтобы меня нашли.
Все, что мне оставалось, – метаться по палубе, выкрикивая ругательства:
– БУДЬТЕ ВЫ ПРОКЛЯТЫ! ЭТО БЕЗУМИЕ. ВОТ ЖЕ Я, СРЕДИ БЕЛА ДНЯ, И ВЫ МЕНЯ НЕ ВИДИТЕ. КОРАБЛЬ ПРИДУРКОВ! КАК ВЫ МОГЛИ НЕ ЗАМЕТИТЬ ЧЕРТОВЫ РАКЕТЫ? – С этими словами я схватила рукоятку лебедки и принялась колотить по гику, пока не выдохлась. Бросила рукоятку, подняла недоеденную баночку сардин и вышвырнула за борт. В кокпите у меня подкосились ноги, и, рухнув на пол, я разразилась рыданиями.
– Это безумие. Я сошла с ума.
– Ты не сходила с ума.
– Я СВИХНУЛАСЬ, – прокричала я в небеса.
– Ты просто сказала «гоп» раньше, чем перепрыгнула.
– Я думала, они меня увидели.
– Да, ты права, должны были увидеть. Держись, милая. Ты почти у цели.
Я не могла высказать вслух то, о чем думала, иначе Голос добил бы меня. Но я всем сердцем желала, чтобы мы никогда не покидали Таити. Я понимала, что думать об этом бессмысленно, но ничего не могла с собой поделать. В носу стоял влажный запах соленого тумана. Когда же я снова почувствую запах суши: жирной, черной земли, насыщенной густыми ароматами? Я вспомнила, как мы с Ричардом впервые увидели вулканы Островов Общества и как, приближаясь к Таити, почувствовали в ветре запах земли…
– Ричард, я чую землю. А ты?
Ричард шумно втянул воздух носом и улыбнулся:
– Ты чертовски права, милая. Никогда не думал, что земля вулканов пахнет так упоительно и разнообразно.
– Это все из-за цветов. Франджипани и гардения обожают влажный воздух. Между прочим, это цветы любви. Я сплету тебе гавайскую гирлянду, милый.
– Звучит заманчиво.
После стольких дней, проведенных в уединенных деревнях, мы с волнением предвкушали шумный и суетливый Таити. Мысли о том, как мы достигнем земли, какие маленькие радости ждут нас там – зайти в bureau de poste[21] за письмами, съесть гамбургер с картошкой фри, – наполняли нетерпением. Какое наслаждение позвонить домой. Я сгорала от желания услышать последние сплетни о том, кто, что, с кем, и признания, как все по нам скучают. Но прежде всего нам предстоит зарегистрироваться на таможне. Не имело значения, что мы еще три месяца назад зарегистрировались на Хива-Оа: Таити не входит в группу Маркизских островов или в архипелаг Туамоту, этот остров принадлежит к числу Наветренных островов третьей группы островов Французской Полинезии – архипелага Общества.
Когда мы вошли в гавань Папеэте, наш мир изменился за считаные мгновения. Воздух был насыщен выхлопами бензина и дизеля. Вокруг кипела жизнь. Мы шли на двигателе, осматриваясь, где бы пришвартоваться и спустить на воду тузик. Затем, выбрав местечко у причала, подошли кормой.
– Эй, на «Майялуге», – жизнерадостно прокричал кто-то с набережной, как только наша яхта встала у причала параллельно другим лодкам. – Как путешествие?
– Фантастика, – прокричал Ричард в ответ Жан-Пьеру, владельцу «Рашабы», одномачтовой стальной яхты, на которой жила его семья из четырех человек – с ними мы познакомились на Маркизах.
Отключив всю электронику и убрав паруса, мы взяли паспорта, документы на судно, подали кормовые швартовы и спрыгнули на сушу.
Асфальтированная дорога, бульвар Помм, пролегала параллельно набережной. Шум проносящихся автомобилей, мопедов, суматошное движение велосипедов и обилие людей немного ошеломляли, но и будоражили тоже.
– Боже мой, – сказал Ричард, – да это настоящий зоопарк.
Таможня оказалась рядом. Войдя, мы отдали паспорта офицеру с суровым лицом. Все наши личные бумаги и документы на «Майялугу» были в порядке, из них следовало, что мы приписаны к Хива-Оа. Нас зарегистрировали мгновенно. И теперь мы мечтали поесть.
По обеим сторонам бульвара выстроились les roulettes, маленькие грузовички вроде закусочных на колесах, которые специализировались каждый на своем блюде. Перейдя улицу, мы не знали с какого roulette начать. Здесь были блинчики, стир-фрай с лапшой, курица с рисом, мороженое, гамбургеры, а еще стейки и картошка фри, шиш-кебаб – только выбирай.
– Ух ты, как вкусно пахнет, – сказала я. – Первым делом я хочу brochette[22].
– А что такое brochette?
– Шиш-кебаб.
– Звучит недурно. Но я умираю, хочу стейк. – Ричард улыбнулся и облизнул губы.
Я съела шиш-кебаб, блинчик и большой рожок с двумя сортами мороженого, шоколадным и мятным шербетом. Ричард заказал для себя все то же самое, только в два раза больше. Покончив с едой, мы чувствовали себя раздувшимися колобками.
На почте мы отослали письма, написанные по пути от Макемо до Папеэте, и получили восемь писем, отправленных нам до востребования. Заинтригованные таким количеством корреспонденции, мы решили не звонить домой, пока не прочтем их все на борту «Майялуги», в спокойной обстановке – позвоним домой на следующий день.
В супермаркете мы купили кунжутные крекеры и выбрали бри среди бесконечных рядов свежего сыра, а Ричард углядел мерло, которое, как он утверждал, обязательно мне понравится. Возвращаясь на яхту, мы заглянули на рынок за помидорами, красным луком и яблоками.
Уютно устроившись в кокпите, потягивая шелковистое, с фруктовым оттенком мерло, я распечатала первое по дате письмо от матери. Ну надо же, в компании друзей она познакомилась с неким Брайаном, у них так много общего, писала она, потому что он тоже работает на яхтах. Только он занимается механикой и электричеством. Она приписала, что бизнес по полировке и шлифовке, который я ей оставила, процветает.
Следующее мамино письмо было отправлено через две недели после первого. Они с Брайаном планировали поездку на Каталину на его лодке. Мама писала: «Может быть, он тот самый». Рада за маму, подумала я.
Ричард получил письмо от сестры Сюзи и еще одно – от отца. Сестра выражала надежду, что у нас все хорошо, что мы не настолько поглощены своей любовью, чтобы совершать навигационные ошибки. Отец писал, что каждый день следит по атласу за продвижением «Майялуги». Он надеется, что ветра нам дуют только попутные и мы не застрянем надолго в экваториальной зоне штиля. Отец просил Ричарда позвонить ему, как только мы прибудем на Таити. Ричард улыбался, убирая письмо обратно в конверт.
В письме от моего отца говорилось, что мой младший брат растет не по дням, а по часам, и Кэролин, моя мачеха, целыми днями только и делает, что пытается совладать с этим маленьким сорванцом. Еще папа рассказывал, что ему удалось посерфить, когда в их пожарной части были выходные, – волны были отличные.
Письма от бабушки с дедушкой я узнавала сразу по каллиграфическому почерку моей бабушки на конверте. В гости приезжала большая компания со Среднего Запада, писала она, погода была просто прекрасная и всем очень понравилась Калифорния. Бабушка с дедушкой надеются, что у нас все хорошо и мы довольны путешествием, и хотят, чтобы я позвонила за счет абонента, как только доберусь до телефона. В постскриптуме бабушка просила передать привет Ричарду.
Одно из писем было от Дэна – парня, нанимавшего меня для перегонки в Сан-Франциско гоночной яхты, – и его жены Сандры. Ричард вскрыл их письмо следующим. Дэн и Сандра завидовали нам, жалели, что сейчас в Сан-Диего, а не во Французской Полинезии. Они решили переехать жить в пустыню.
– В пустыню? – переспросила я.
– Так пишет этот старый хрыч. Говорит, они собираются открыть магазин и продавать солнечные очки.
Мы засмеялись. Наверное, продавать солнечные очки в пустыне довольно прибыльно.
На следующий день мы позвонили домой. Все были рады слышать наши голоса, так же как мы были рады слышать их. Ничто не согревает душу так, как возможность поговорить с родными. Бабушка сказала, что печет для деда шоколадный хлебный пудинг, и, могу поклясться, я даже ощутила запах через телефон.
Несколько дней мы провели у причала, борт к борту с другими яхтами. Каждый день мы заходили на почту, чтобы узнать, не подоспели ли новые письма, и отправить свои. Мы подолгу торчали на рынке, выбирая свежие фрукты и овощи, еле удерживаясь, чтобы не скупить все, и понимая, что столько нам никак не съесть. Мы даже покупали цветы, чтобы украсить букетом стол на «Майялуге». И как же здорово было заполучить несколько ледяных глыб, чтобы по утрам наслаждаться кукурузными хлопьями, залитыми холодным молоком и обильно посыпанными сахаром. Мне нравился бодрящий запах льда, который ударял в нос, когда я поднимала крышку холодильной камеры. Лед был роскошью, и любой моряк, у которого нет холодильника, знает: ничто не стоит принимать как данность!
У причала стояла пара судов, которые мы с Ричардом встречали на Маркизских островах: яхта «Флёр д’Экосс», принадлежавшая Энн и Рональду Фальконерам, и еще «Скайларк», хозяева Фил и Бетти Периш. Когда капитан и старший помощник были в подходящем настроении, они приглашали других мореходов на ужин в складчину, где собравшиеся угощались ассорти из самых удивительных bonnes bouches[23] и травили морские байки – ничуть не менее правдоподобные, чем рыбацкие.
Каждый вечер в акваторию заходили большие каноэ, чтобы готовиться к гонкам в День взятия Бастилии. Ожидалось соревнование мужских и женских команд, а еще эстафетная гонка. Мы с Ричардом сидели в кокпите, наблюдая, как гребцы тренируются в гавани, и как-то вечером Ричард попросил разрешения присоединиться, если вдруг у них найдется свободное место. Место нашлось, и, когда его привезли обратно, он был измучен до предела.
– Ох, милая, эти ребята просто звери. В жизни не видел таких выносливых людей.
За несколько дней до Четырнадцатого июля город просто искрился от скопившейся в нем энергии. На соревнования собрались гребцы со всей Французской Полинезии, – а еще торговцы, которые расставляли палатки, чтобы продавать блюда местной кухни.
В День взятия Бастилии восход солнца сопровождался музыкой. Все художники и торговцы расположились на площади, горя желанием продать свои лоскутные одеяла, картины, резьбу по дереву, куски тапы, корзины, украшения и еду.
На дороге устроили бег в мешках и конные скачки. С утра до вечера не прекращались традиционные полинезийские соревнования по танцам. Мы с Ричардом купили билеты на трибуну и смотрели соревнования танцоров, съехавшихся со всех концов света. Разнообразие костюмов поражало воображение: юбочки из пальмовых листьев, помпоны, причудливые головные украшения, лифы и набедренные повязки, замысловато украшенные ракушками и бусинами, короны из морских раковин, парео, цветочные гирлянды, надетые поверх лифов, цветы в волосах… Все танцоры были сексуальны, но при этом элегантны, их руки рассказывали истории, искушавшие разум. Особенно чувственным был таитянский танец тамурэ, в котором, сходясь все ближе, мужчины бешено хлопали коленями, а женщины выразительно вращали и трясли бедрами.
Наконец мы с Ричардом спустились к воде, чтобы смотреть соревнования каноэ. Тысячи людей собрались, чтобы криками подбадривать любимые команды, и мы присоединились к ним, выкрикивая название той команды, которая позволила Ричарду прокатиться с ними.
Весь день, проведенный на берегу, мы то и дело встречали знакомых яхтсменов. Мы усаживались в кафе, пили пиво и наблюдали за людьми, огромные толпы которых проходили мимо. Разошлись мы только под утро. Но даже когда День взятия Бастилии закончился, веселье не затихало еще несколько дней. Да, жители Таити знают толк в праздниках!
Очнувшись от своих воспоминаний о Таити, я глубоко вздохнула и поискала взглядом давно исчезнувший кильватерный след корабля, скрывшегося за горизонтом, так меня и не заметив. Я решила, что мне плевать, что скажет на это Голос: я встала и заорала, как психопатка:
– НАДО НАМ БЫЛО ОСТАТЬСЯ НА ТАИТИ. СЛЫШИШЬ МЕНЯ, РИЧАРД? НАДО – НАМ – БЫЛО – ОСТАТЬСЯ – НА – СУШЕ!
– Надеюсь – теперь – тебе – полегчало, – отозвался всеведущий Голос.