Глава 6

Ой, где это я? И почему так больно? Маша открыла глаза и огляделась. Комната с белыми стенами и потолком, в углу которой ее кровать, отгороженная занавеской из простыни. Сильный запах лекарств. Все ясно – госпиталь. Ну да, конечно, где же ей еще быть. В памяти мгновенно пронеслись события предыдущего дня. Бой за деревню, танковый обстрел, страшный грохот рядом и острая боль в правом боку. Дальше – темнота. Значит у меня осколочное ранение. А насколько серьезно? Маша прислушалась к ощущениям тела. Руки, ноги – нормально. Хотя нет, слегка болит правое плечо. Но это еще ничего, терпимо. А вот спина и особенно правый бок, ой, ой, ой как больно. Ощущение такое, как будто бы по ним водят раскаленным утюгом. И повязка такая тугая, что даже дышать трудно и еще очень пить хочется. Все горло пересохло. Маша попыталась позвать медсестру, но только закашлялась и застонала. Язык ее почти не слушался. Ну, совсем хорошо, ко всему прочему еще и голос пропал. И что теперь делать? Ведь из-за занавески, которую непонятно зачем повесили ее – никто не видит. Хотя нет, зачем здесь занавеска вполне понятно. Палата эта, наверняка, мужская, вот ее и отгородили. Женщин то на войне немного. Кто же для них в госпитале отдельные палаты держать будет. А так, вроде как бы отдельно. Что же и на том спасибо. Вот только сейчас это больше в минус, чем в плюс, если она позвать никого не может. Ладно, попробую по другому, решила Маша и высвободив руку из-под одеяла попыталась дотянуться до висящей в полуметре от кровати простыни. Но тут рядом раздались шаги, занавеска приподнялась и к ее постели подошла женщина в белом халате.

– Пить. – Еле шевеля губами, прошептала Маша.

– Да, да, сейчас, голубушка, вот водичка.

Женщина поднесла к губам Маши небольшой эмалированный чайник.

– ой, какая вода вкусная. Маша пила и пила, с каждым глотком ощущая, как уходит жажда. Выпила почти весь чайник и только тогда почувствовала, что пить больше не хочет.

– Ну, вот и хорошо, – улыбнулась медсестра. – А теперь давай Машенька, кашки покушаешь. Тебе силы восстанавливать надо. Да, кстати, меня Клавдия Михайловна зовут, или просто тетя Клава. Ну что, будешь кушать. Вот смотри, какая кашка вкусная, горячая. От стоящей рядом на деревянной табуретке тарелки с манной кашей пахло очень вкусно, а чувство жажды вдруг сменило дикое чувство голода.

– Буду.

Утвердительно кивнула головой Маша и попыталась принять более удобное положение для еды. Но тут же сморщилась от острой боли в правом боку.

– Э, нет, милая, рано тебе еще самой кушать, – Остановила ее медсестра. – и шевелиться, тоже особенно не стоит. А то раны открыться могут.

– А меня серьезно ранили, тетя Клава?

С опаской спросила Маша.

– Да нет, не очень.

Снова улыбнулась медсестра, но полежать недельку-другую все-таки придется. Как-никак три осколка вынули и два шва на правый бок наложить пришлось. Так что сама понимаешь. Крови к тому же ты много потеряла, потому и без сознания так долго была. Вон товарищ твой, Вася за это время извелся весь, думал, что умрешь. Кровь тебе свою дать хотел, да какой же он донор, если сам раненый.

Живой Васька, живой. У Маши отлегло от сердца.

– А он как, тетя Клава?

– Да нормально, ходит уже.

Отмахнулась медсестра.

– Руку ему зацепило, да контузило слегка. Не думай ты об этом, ешь, давай, а то каша остынет.

Съев тарелку каши, Маша почувствовала себя на верху блаженства. Ну, разумеется, в той мере, в которой это вообще могло быть в сложившейся ситуации. И действительно, все оказалось совсем не плохо. Ранило ее не особенно тяжело. С Васькой тоже все в порядке. Кормят вроде нормально. Чего еще желать. Правда, бок здорово болит. Но это уже как говориться, издержки профессии. В конце концов, сама напросилась еще тогда, в июле месяце, когда на фронт воевать пошла. А не в тыл шинели шить. Так что терпи «ворона», терпи, сказала себе Маша. Но тут вдруг вспомнила, что еще не узнала, где их госпиталь находится и какое сегодня число. Она спросила об этом Клавдию Михайловну. В Москве ты, Машенька и совсем недалеко от Кремля. А число сегодня 31 декабря, новый год завтра. Так что, с наступающим тебя. А теперь поспать тебе надо. Если что – позови, я рядом буду и поправив у Маши одеяло, медсестра вышла из палаты. Ну что же, спать, так спать. Маша сладко зевнула. Сон лучшее лекарство, да и ктому же ночь сегодня новогодняя, может елка присниться. Глаза сами собой закрылись и, полежав немного, Маша уснула.

Лучи утреннего Солнца залили своим светом палату и разбудили Машу. Она открыла глаза. Ой, какое яркое Солнышко и спать совсем не хочется. Утро уже. Сколько же я проспала? Вчера днем уснула и проснулась только сейчас. Часов пятнадцать не меньше. Ну и засоня. Хотя с другой стороны, после всего, что случилось – нормально, а главное, когда спишь, ничего не болит. Госпиталь начинал просыпаться. Слышались голоса, шаги, дребезжание инструментов на каталках и место ушедшего сна занимала боль. Раненый бок болел, но вроде, не так сильно, как вчера, или просто уже привыкла. Все, решила Маша, хватит лежать за занавеской, а то, вроде мышки, вернее Машки-нарушки. Скучно даже. Посмотрим, кто рядом. Немного поерзав на кровати, чтобы размять затекшее от долгого лежания в одном положении тела, Маша высвободила из-под одеяла руку и, слегка сдвинув простыню, наконец, увидела, что происходит вокруг. Палата оказалась четырехместной. Кроме нее в палате находились еще трое раненых. На ближайшей к Маше кровати лежал пожилой, лет под пятьдесят, интеллигентного вида мужчина, чем-то похожий на профессора. Рядом с ним совсем молодой парнишка с забинтованной головой и руками. А в противоположном углу у двери очевидно тяжело раненый, весь в бинтах. Ну надо же прямо, как мумию замотали, подумала Маша. Одни глаза открыты, да еще рот. Видать, обгорел сильно, не иначе танкист. Только в танке так обгореть можно. Все трое уже проснулись. «Профессор» о чем-то тихо перешептывался со своим соседом, а тяжело раненый лежал молча и только изредка моргал глазами.

– А вот и наша «ласточка» проснулась, – улыбнувшись, сказал «профессор», увидев смотрящую на него из-под приподнятой простыни Машу. – Доброе утро, Машенька.

– И вам всем доброе утро, – Маша улыбнулась в ответ. – Ой, а откуда вы знаете как меня зовут?

– Как откуда? – снова улыбнулся «профессор». – Товарищ твой, Вася рассказал. И как тебя зовут и что ты летчик-истребитель, и что орден Красной Звезды у тебя. Все знаем.

«Да уж, болтун ты, Василий» – подумала Маша. – «все выложил. А, впрочем, почему бы и не рассказать. Всегда приятно, когда о тебе люди хорошее узнают».

– Ну а я – Иван Семенович, – представился «профессор», лектор общества «Просвящение», ополченец, а это, – он указал на соседей по палате, – Костя и Егор – танкисты в Т-60 вместе горели.

В коридоре раздались шаги, и в палату вошел врач в сопровождении Клавдии Михайловны и еще одной молоденькой медсестры.

«Так, утренний обход», – догадалась Маша и опустила занавеску. «Ладно, поговорим позже, впереди еще много времени».

Её осматривали первой. Лечащий врач спросил о самочувствии, как спала, сильно ли раны беспокоят. В общем все, как положено. А потом, потом началась «экзикуция», то есть перевязка. Бинты-то к ранам присохли, а отмачивать их – ну она же не в частной VIP клинике. Так отодрали, конечно, с максимальной осторожностью, но все же удовольствие было ниже среднего, да еще и обработали антисептиками в придачу. Так что в результате всего этого процесса Маша чуть не пожалела о том, что немцы ее сразу не убили и утешилась только тем, что подобное не каждый день бывает. Так что вытерпеть можно. И к тому же ей еще крупно повезло, что она без сознания валялась, когда осколки из нее вытаскивали, а то ведь могли бы и под «крикаином» операцию сделать, то есть по живому, без наркоза, по причине отсутствия такового. Во, ужас-то. А о том, что такие случаи бывали, она от бабушки слышала. Господи пронеси, не надо. После обхода был завтрак и, несмотря на боль в потревоженных ранах, Маша поела с большим аппетитом. Полежала еще немного, а потом снова приподняла простыню – посмотреть, что в мире происходит. Егор лежал, как и прежде. Костя, неуклюже зажав в забинтованной руке карандаш, писал письмо, а Иван Семенович, сидя на кровати, свесив вниз ноги, читал газету. И тут только Маша увидела куда он ранен – обеих ступней у «профессора» не было. «Ой, ноги оторваны, инвалидом остался» – подумала Маша, чувствуя, как колючий комок подкатывает к горлу. За полгода, проведенные на войне, она насмотрелась на многое. Но вот так близко ампутанта видела впервые и ей стало немного не по себе. А у нас гости, улыбнулся «профессор», увидев, что Маша приподняла занавеску и, перехватив ее взгляд, быстро добавил:

– Не обращай внимание. Ходить и на протезах можно, а лекции читать сидя. Ты сама-то как? Сильно на перевязке намучилась? Вон смотри, все глаза красные.

– Есть немного, – призналась Маша- Но это ведь не каждый день бывает.

- Конечно не каждый, – Подтвердил Костя, закончив писать письмо, – От состояния ран зависит. Да, если ты, Маша, спать не будешь, я радио включу, сводку Совинформбюро послушаем.

– Нет, не буду. – Мотнула головой Маша.

– Я за ночь выспалась. Включай, узнаем, что на фронтах делается?

В этом отношении Маше повезло. Палата, в которую ее положили, имела радиоточку. Константин включил черную тарелку и из динамика раздался уже давно знакомый голос Юрия Борисовича Левитана: «От Советского Информбюро». Каждый раз, когда Маша слышала эти слова, а потом сводку с фронтов ее охватывали противоречивые чувства. С одной стороны, ну какие же это новости, если все наперед знаешь, а с другой. Она же не профессиональный историк, который всю Великую Отечественную войну наизусть по дням знает. Ведь это же все в живую. Вот тут прямо на глазах история твориться и она в ней участвует. Прямо хроно-тур в прошлое какой-то, точнее экстрим-тур типа «все включено». Поправила себя Маша, погладив раненый бок. Ладно, хватит рассуждать, новости кончались, сейчас концерт передавать будут – Клавдия Шульженко: «Синий платочек».

После обеда Машу, очевидно, прознав, что она уже пришла в себя, навестил Василий, да не один, а с подружкой. Пообедав, Маша лежала и думала о своем, как вдруг простыню сдвинули и в образовавшийся проем просунулась настороженная Васькина физиономия.

– Машка, ты как, в порядке?

– В относительном. Маша оглядела своего ведомого. Повязка на голове и рука забинтована, но в остальном выглядит неплохо, повезло – одним словом.

– А мы тут тебя проведать пришли. Узнать, как ты тут, – продолжил Василий.

– Вот, познакомься, это Аня. Она штурманом на ПО-2 летала ночным бомбардировщиком.

Из-за Васькиного плеча выглянула молоденькая, примерно его возраста, девушка с приветливым лицом и большими синима глазами.

– Здравствуйте, Маша. Я Аня, Аня Мельникова. – Представилась она. – Штурман полка ночных бомбардировщиков. Мне Вася много о вас рассказывал. Сказал, что вы десятерых немцев сбили и что орден Красной Звезды у вас есть. А вот я только месяц повоевать успела и меня осколком в левую ногу ранило. Аня скосила глаза на забинтованную голень. – Даже наград нет.

«Да, а Васька зря времени не терял» – подумала Маша. «Подружкой уже обзавелся, если не больше, судя по тому, как он на нее смотрит». А сама сказала:

– То, что наград нет, это не страшно. Награды, они будут, главное, что живая осталась.

– Так, а ну-ка брысь отсюда оба. – Раздался из коридора голос Клавдии Михайловны.

– Тяжело раненная она, лежачая. Вот лучше ей станет, тогда и придете, а пока нельзя. Ей переутомляться вредно.

Василий задвинул занавеску и исчез. Маша хихикнула. Прогнали Ваську, ну ничего, скоро ходить начну и сама к ним в гости заявлюсь.

Потянулись длинные госпитальные дни. Правда, скучно не было. Можно радио послушать, или с соседями по палате пообщаться, особенно с Иваном Семеновичем, который, как каждый настоящий ученый, казалось, знал все на свете и довольно часто по вечерам читал в полголоса лекции, слушать которые для Маша было одно удовольствие. Костя и Егор, так те, вообще чуть-ли не рты разевали, так было им интересно. И в этом Маша их прекрасно понимала. Оба из деревни были, где в школьной библиотеке от силы с десяток книг наберется, да и те до дыр зачитаны. А тут, целый лектор общества «Просвящение». Ну почти что Интернет того времени, даже мышкой кликать не надо.

Так незаметно прошли две недели. Бок зажил, и Маша стала ходячей. И какое это было удовольствие снова самой двигаться, а не лежать в палате бревном. Об одном только она жалела, что не лето сейчас. На улице погулять нельзя. Правда, ее ведомому отсутствие прогулок на свежем воздухе особенно не мешало. Захомутала его Аня основательно, или он ее.

«Да, хорошо им вдвоем», – думала Маша. «Пусть и война кругом и раненые оба, а вот нашли друг друга. А у меня в этом времени никого. Хотя, как никого? Ведь Виктор, он тоже здесь. Правда, сейчас он Юра – Кравченко Юрий Борисович из Чкалова, 1917 года рождения и Виктором станет через много лет, после того как осенью этого года погибнет. Вот было бы интересно сейчас с ним встретиться и их обоих сравнить. И еще себя саму с собой, вдруг вмешался внутренний голос: – Ты ведь тут, та тоже, скоро на фронт пойдет и погибнет под танком Тигр летом 1943 года.

Стоп, стоп, стоп, прервала себя Маша. Хватит темпоральной физики. А то еще чего доброго от подобных размышлений заворот мозгов получиться может или что-нибудь похуже – шизофрения, например».

В коридоре раздался стук костылей, и в дверь палаты заглянула Аня.

– Маша, там пионеры пришли, концерт будет. Пойдем смотреть?

– Пионеры, концерт. Да, да, конечно. – Маша поднялась с кровати. Концерт пионеров – это интересней чем сидеть и о разных протуберациях пространственно-временного континуума думать, особенно, если сама в этом ничего не понимаешь. Да и вообще, путешествие во времени – дело нервное, вот так-то.

Прошло еще несколько дней и Василий окончательно выздоровел. Правда, списали его с истребителей, дала о себе знать контузия. Вышел он с медкомиссии, как в воду опущенный.

– Да, ладно, тебе, Вася, не расстраивайся, – попыталась подбодрить его Аня.

– Ну, будешь летать на транспортниках. Все равно же в небе, а не в БАО, бомбы таскать.

– В небе, то в небе, – вздохнул Василий, – но вот только я около фронта буду, а ты на передовой. Неправильно это, как-то. А впрочем, не век же мне от этой самой контузии отходить. Лучше станет – снова на истребители вернусь или на ПЕ-2, в крайнем случае. Так что, мы еще с тобой, Аня Берлин бомбами поутюжим.

Он улыбнулся.

Прощались коротко, но трогательно. Василий обнял их обоих, а Аню поцеловал. У Маши щемило сердце. Вот и еще один близкий ей человек уходит в неизвестность, может быть навсегда. И сколько раз после гибели Федора слово себе давала – ближе, чем надо с людьми не сходиться. Что бы если потом погибнут уж слишком больно не было. Да вот не получалось у нее. Может натура такая. А может быть так и надо. Ведь человек же она, а не чурбан бесчувственный.

Василий отбыл к новому месту службы, а Машу с того времени стал грызть червяк сомнений. Вдруг и ее, как Ваську, по ранению спишут, да не то что на транспортники, а совсем и как же она тогда? На медкомиссию они с Аней пошли вместе. Аня зашли первой и, выйдя, притопнула раненой ногой. – Все, здорова – можно летать. – Сообщила она. Теперь ты, Маша.

Ну что же товарищ лейтенант, военврач посмотрел на Машу из-под толстых очков. Состояние здоровья в принципе в норме, но на истребителе вам летать еще рановато. Перегрузок можете не выдержать. Временно полетаете на ПО-2.

– Ох, – Маша перевела дыхание.

– Слава Богу, не списали. Ладно, ПО-2, так ПО-2. с него начинали связником, на нем и счет открыла, плюс два. Да и к тому же ПО-2 сейчас не только самолеты связи, но и ночные бомбардировщики. А опыт ночных полетов не маленький. Вот бы вместе с Аней в один полк направили. Хорошо бы было.

– Ну что, Маша, куда тебя? – С волнением в голосе задала ей вопрос Аня. На истребители вернешься?

– нет, на ПО-2.

– На ПО-2! Ну так давай к нам в полк. – Тут же предложила Аня. У нас ребята хорошие и командир добрый, не обижает.

– Да я бы и рада, – возразила Маша, но только вот это же не от меня зависит. Куда пошлют, там и воевать буду.

– ну, так мы этот вопрос утрясем, не проблема.

И Аня заговорщически улыбнулась. А как утрясти, Маша уже знала, причем с очень давних времен. Еще дедушка рассказывал. Взял после ранения, да и направился в свою часть, вместо той, куда его определили по документам. Нарушение, конечно было на лицо, но посмотрели на это «сквозь пальцы». Ну, так сказать, вел себя в пределах допустимого. Правда, авиация, не пехота, и вообще не выполнение предписания – этого Маша побаивалась. Но, с другой стороны, когда-то же надо начинать. Да и с Аней уж очень вместе остаться хотелось. На этом и порешили.

Вот только не пришлось им этого делать. Распределили их вместе. Ну что-же, «хорошо то, что хорошо кончается», подумала Маша, забирая документы. «А то ведь найдется какой-нибудь крыс канцелярский, рёв поднимет „Как-так, почему, непорядок“ и ладно, если все взысканием ограничится и до особого отдела не дойдет. Иначе все – труба в ее положении».

Обстановка на фронте была достаточно стабильной, но все же, несмотря на это дорога заняла шесть суток. Да повезло нам с Аней, что мы сюда в феврале прибыли, а не в мае, например, думала Маша, наблюдая за тем, как комполка изучает ее документы. А то бы не неделю до места добирались, а месяц, если не больше. Немцы-то ведь скоро в наступление пойдут и откатится фронт аж до самого Сталинграда. Хотя мы вроде не на острие удара расположены, севернее, но все-таки и здесь, наверняка нелегко будет,

– Так, десять сбитых, практика ночных полетов в ПВО, штурмовка переднего края, орден Красной Звезды. Солидно. – Комполка улыбнулся.

– Ну что же, лучшего и не надо. Была у нас одна ласточка, а теперь стало быть две будут. Ладно, девочки, обживайтесь, летать будете вместе в первой эскадрильи. Всё.

Короткий зимний день пролетел быстро, на землю спустилась ночь. Темнота, хоть глаз выколи и небо в облаках. Ничего, темнота – это не проблема, думала Маша, проглатывая кусочек сахара для усиления ночного зрения. Полтора месяца, считай, не летала, а это – срок. Всякое случиться может, особенно в первом вылете. Условия то новые. ПО-2 – это не ЛаГГ-3, у которого высота, скорость и маневр, огонь из пяти стволов на борту и кабина в броне. ПО-2, он ведь, по сути, самолет гражданский. Парта летающая. Пособие для учлетов, и воевать может только по ночам. На малой скорости с заглушенным мотором подойти на низкой высоте под прикрытием темноты, сбросить бомбы, и назад, потому как его не то что из пулемета, из автомата сбить можно. Полоснул очередью – и конец. А хуже того, под осколки своих-же бомб попадешь, тогда уже совсем… Маша мотнула головой «Хватит себе нервы делать. Бойся, не бойся, а летать надо». Она обернулась к Ане.

– Ты как, готова? Да готова. После взлета курс 270 и так до цели.

Команда на взлет. Маша двинула вперед ручку газа и их ПО-2, пробежав полсотни метров, легко оторвался от земли и пошел в сторону фронта.

«Молодец, Анька, ну надо же, как точно к цели вывела, как днем. И надо же так суметь». – радовалась Маша, набирая высоту. А внизу полыхало море огня, даже стрельбы не было. Еще бы, немцам не до «ночных ведьм». Так только бензин гореть может. На ум вдруг пришел знакомый мотив: «Ночь была, ночь была, все объекты разбомбили мы до тла. Бак пробит, хвост горит и машина летит… Э, э, э, а вот этого не надо, уже три раза горела». Маша непроизвольно сделала маневр уклонения. И как раз во время. Рядом прошла пулеметная трасса. «Ох, пронесло, спасибо песенке». ПО-2 скрылся в спасительных облаках.

До аэродрома долетели нормально. Дозаправились, загрузили бомбы и опять в полет. Немцам спать не давать, что также немаловажно. Не выспавшийся человек, он и устает быстрее и нервный, и рука не так крепка в бою. Не воин, одним словом. Четвертый за ночь вылет оказался крайним. Скоро восход Солнца, а днем ночникам в небе делать нечего. Да, четыре вылета – не слабо, особенно после месяца в госпитале. Маша чувствовала себя измотанной.

– Ты как, сильно устала, – поинтересовалась она у Аня.

– Есть немного. – Аня сладко потянулась.

– Полтора месяца не летала, отвыкла уже от штатных нагрузок. А теперь все, курорт кончился, снова воюем.

Прошла зима, отшумела весна, лето настало. Три месяца пролетели незаметно. Маша и Аня сдружились окончательно, стали, как сестры.

– Какое же сегодня число. Маша прикинула. Да, так и есть, первое июля. А завтра, завтра – второе. Годовщина. Год, как я на войне. Как будто целая жизнь. В сенцах стукнула входная дверь и в комнату вошла Аня. Лицо озабоченное.

– Все, Маша, пошли, аэродром меняем. Немцы опять прорвались и когда же это все кончится. Эх, сказать бы ей – когда, подумала Маша. Все бы легче было. Когда про хороший конец знаешь, оно всегда легче. Да ведь нельзя. Не поверит она, а если поверит, то? Нет, уж лучше бабочку Бредбери не трогать. Или сказать все-таки, нет, не сейчас, позже.

Поменяли аэродром, обустроились, и снова в полет. Война ведь она выходных не знает, разве что из-за погоды нелетной, а так – каждый день, вернее – ночь. А ночи летом короткие и по большой части безоблачные. Но это еще ничего, терпимо. В свете звезд ночника не больно то разглядишь. Одна проблема – при такой погоде полная Луна. Да чтоб ее…Висит в небе и светит не хуже прожектора. Стреляй, немец, а я сверху тебе подсоблю. Вон она, спутница Земли, уже вылезла, красная вся, точно кровью умытая. Не зря ее волчьим солнцем называют. Попьют сегодня волки тевтонские нашей кровушки. Маша тяжело вздохнула, глядя на взошедшую над горизонтом полную Луну. И, действительно, ситуация была крайне неприятная. Чистое небо и полнолуние. А при ленном свете в черном небе ПО-2 виден прекрасно. Отличная мишень для зенитных пулеметов и ручного оружия. И тут только одно спасение, максимальная скорость и минимальная высота. Чтобы прицелиться было трудно. Только поймает немец на мушку «Русс Фанер», глядь и нет его. Одни гостинца с тротилом с неба сыплются. В теории звучит заманчиво, а вот как на практике будет. За себя Маша была спокойна – 5000 часов налетала – не пустой звук, а вот другие? Новеньких много. Ускоренный выпуск: взлет – посадка. И хотя ПО-2 не истребитель, многое прощает, но все же условия наисложнейшие. Ладно, что будет, то будет. Война.

Сюрпризы начались еще на подходе к цели. Обычно, заслышав звук моторов ПО-2, немцы начинали беспорядочную стрельбу, но сейчас ПВО молчало. И это сразу насторожило Машу. Что-то случилось, что-то не так. Почему молчат зенитки. Разгадка пришла мгновенно в виде одиночного Мессершмидта. Мессер возник неожиданно, упав, как коршун с черных высот неба на беззащитные ПО-2. треск пулеметов, вспышки трассеров и пылающие в небе ПО-2. Один, второй, третий. Ночной охотник, ну да, он самый. Вспомнила Маша отрывок из давно прочитанной книги. Летчик экстра класса. Тайное средство немцев против ПО-2. «Что, что делать», вертелась в голове мысль. Вот еще четвертый горит. Да, точно, отвлечь на себя. Я не учлет, вывернусь. Бомбы вниз все разом, чтобы шуму побольше. Ага, клюнул. И правда, немец развернулся в их сторону. То-ли взрыв увидел и решил помешать бомбежке, то-ли их очередь настала. Неизвестно, да и не важно. Потом разбираться будем. Сейчас главное – Мессер от своих увести. И увела! Не долго за ней немец гонялся, но яростно. Все палил и палил в белый свет, как в копеечку. Ну еще бы, он же эксперт Люфт Ваффе, весь в крестах железных, а по какой-то «этажерке» попасть не может. Обидно даже – увлекся – и пусто. Нет боекомплекта, а истребитель без боекомплекта, что дырка от бублика. Да, конечно, еще на таран пойти можно. Но вот только уж больно счет неравный получится. Один Мессер, один ПО-2. Фюрер не поймет. Ушел немец. Ох, отвертелись. Теперь и домой можно. Рассвет скоро, да и бензина чуть больше полбака. Маша уточнила курс и только стала выполнять разворот, как вдруг услышала голос Ани:

– Машка, наш ПО-2 на земле горит

– Где, где он? А, вот, вижу. Внизу, чуть левее их курса, был виден горящий на земле самолет. Но горел он как-то странно. Не так, как горят грудой обломков сбитые самолеты. И, скорее даже не горел, а тлел, стоя на шасси. Даже крылья целы. На вынужденную сел, догадалась Маша и только потом загорелся. А значит экипаж живой и их надо, надо спасти. Каждого на крыло и за тросы расчалок ремнем. Бомб нет, бак полупустой – долетим. Сделав круг, Маша пошла на посадку. ПО-2, запрыгав на неровностях почвы, замер в паре десятков метров от своего погибающего собрата. К самолету метнулись две тени и из темноты возникли Сашка и Руслан – комэс второй эскадрильи. На крылья быстро и пристегнуться, заорала Маша, немцы рядом. Повторять дважды не пришлось. Не прошло и пол-минуты, как ПО-2 с двумя эвакуированными летчиками, тяжело взлетел и пошел к своему аэродрому. Этот полет Маша запомнила на долго. Избавь еще раз от такого, господи. Мало того, что маневренности лишились, так еще и мотор перегреваться начал. Стрелка почти к красной отметке подошла. А снизить обороты, так сразу вниз летят, аэродинамика-то ухудшилась. Вот так и летели, как на качелях – вверх, вниз. Хорошо еще, что давишнего охотника не встретили, а то бы – конец. Но все когда-то кончается. Кончился и этот бесконечно долгий полет. Приземлились уже в предрассветных сумерках на последних остатках бензина. Маша, намеренно подрулила поближе к санчасти. Вдруг ребята раненые. Заглушила мотор, вылезла из кабины, а ноги не держат. На землю опустилась – как хорошо. Народу полно сбежалось. Наверное, весь аэродром. Врач подобранный экипаж осмотрел. Не ранило, даже ушибов нет. Чудо, одним словом. Наконец комполка подошел. Пересилив себя, Маша встала и доложила по форме об обстоятельствах боя и спасении сбитого экипажа. Комполка выслушал рапорт. А потом поцеловал обеих. А дальше, дальше их Руслан с Сашей поцеловали и на руках до полуторки донесли. Доехали до деревни – и спать. Причем так потом Маша и вспомнить не смогла, сама она разделать, или ей Аня помогала. Как сомнамбул была, так за эту ночь выложилась.

Проснувшись следующим утром, вернее, вечером – у ночников ведь все сутки перепутаны, Маша, первым делом поинтересовалась погодой. Глянула в окно – может тучки набежали. Нет, не набежали. Небо, как и в прошлую ночь, было кристально чистым. И Луна тут, как тут, уже из-за горизонта выползает. Да, ситуация. Пятерых вчера потеряли, вернее четверых с ее и Аниной помощью, но все равно, это не намного лучше. Сегодня ведь тоже самое будет. Устроит ночной охотник бойню, почище прежней, и на виражах его, как вчера, замотать, наверняка не удастся. Ну, не дурак же этот немец, в самом деле. Два раза «на слабо» вертлявую этажерку сбить не купится. Увидит, что этот «Рус Фанер» слишком шустрый ну и…с ним. Других громить полетит. И что делать, что делать? Непрестанно задавала себе этот вопрос Маша, пока шла предполетная подготовка. Прикидывала и так и сяк, пока ее взгляд не упал на установленный на правом борту, синхронный пулемет Дегтярева. Вчера она им не воспользовалась, не подумала как-то. Да и устраивать с Мессершмидтом воздушный бой, летая даже на вооруженном пулеметом ПО-2, это было бы уж слишком. Шанс на победу, как говориться, в пределах нуля. Но вот пугнуть– это можно. В конце концов в темноте ПО-2 от Чайки, то есть И-153 – скоростного биплана-истребителя, отличить трудно. Пусть немец подумает, что на Чайку напоролся. Ну, то есть дали нам в прикрытие истребители. Может не таким наглым станет. Ведь проходило же такое у штурмовиков в начале войны, когда еще на ИЛ-1 летали. На том, что одноместный без стрелка воздушного сзади. Поставят бывало кусок оглобли – и в бой, а Мессера думают, что это пулемет торчит и в хвост не заходят – боятся. Расшифровали потом эту хитрость, конечно, но сколько она жизней спасла. Не зря русское слово смекалка не на один другой язык не переводится, наше оно природное.

Об этой своей идее Маша решила пока никому не докладывать. Во-первых, времени не было, а во вторых – надо было проверить, как оно в бою будет. Да и ПО-2 с синхронным пулеметом у них в полку по пальцам перещитать можно. В их группе, что сейчас летит она одна на таком, ей и карты в руки.

Ну где же мы «птенчик», покажись. Маша беспрерывно крутила головой, пытаясь первой увидеть ночного охотника. А то, что он появится, так это точно. Немецкое ПВО, как и вчера молчит, что бы, значит, в своего случайно не попасть. В небе сверкнула черная молния – вражеский истребитель ринулся в атаку на Машин ПО-2. вираж, Маша крутнула полубочку, уходя с линии огня. Мессер, разогнавшись на вертикали, проскочив рядом, вошел в прицел. Маша среагировала мгновенно. Сработал рефлекс истребителя. Враг в прицеле – бей. Трассер из ее пулемета скользнул мессеру по фюзеляжу. Ну что, получил, будешь знать, как «Ворона» кусается. А то, что произошло потом, удивило Машу до глубины души. Мессер взорвался в воздухе. Ну… себе, это куда же я ему попала? В боекомплект – не иначе. Только он мог так рвануть.

А немецкое ПВО все молчало – не ожидали видеть подобного. Одна пулеметная очередь с «Русс Фанер» – и нет охотника. Внизу засверкали взрывы. Воспользовавшись удачным моментом, ночники начали атаку. И нам пора. Охотника приземлили, теперь отработка целей. Бомбы пошли вниз, а Маша стала набирать высоту и тут заговорило ПВО. Ночное небо прорезали трассеры. Поздно вспомнили – нас уже недостать, но тут ПО-2 вдруг сильно тряхнуло. Запрыгали стрелки приборов, сбился с ровного такта мотор. Попали, тут же поняла Маша. Но огня нет, значит несильно. Она обернулась к Ане. Ты как в порядке? Да. Сколько до линии фронта? Двадцать километров, курс 70. Так, Маша быстро оценила ситуацию. До своих – два десятка километров. Мотор поврежден, но еще работает. Высота 2100. Нормально. До линии фронта по-любому дотянем, даже, если мотор откажет. Только бы пожара не случилось. Мотор заглох уже над своей территорией. И на том спасибо, считай дома. Сядем на вынужденную, а утром посмотрим, что к чему. Впереди показался лесной массив. То, что надо. Будет, где технику спрятать, а то Мессера днем запросто накрыть могут одной очереди хватит.

Колеса шасси плавно коснулись земли и ПО-2 замер почти у самой границы леса. Маша и Аня вылезли из кабины и затолкали свой самолет в глубь чащи. Маша глянула вверх, вроде нормально. Листва густая, сверху хорошо прикрывает. Не маскировочная сеть, конечно, но за неимением лучшего. Все одним словом на сегодня полеты окончены. К ней подошла Аня.

– Машка, поздравляю. Как ты его одной очередью! Аж брызги полетели.

– Да ладно, – Маша смутилась. – Повезло просто Видать в боекомплект пушки попала или пулемета. Только боеприпасы так рвануть могли. Баки-то у него протектированы. И, тем не менее, сбила ты его, – не унималась Аня. Итого теперь одиннадцатый у тебя. У нас, – уточнила Маша – первый. Мы же экипаж, значит на двоих. Те мои десять – не в счет. А теперь что делать будем? Может, спать ляжем. Спать? Аня на секунду задумалась. Ложись, а я подежурю. Мне что-то спать совсем неохота. И, действительно, как ни странно, но Маше тоже спать совершенно не хотелось. Видимо, возбуждение недавнего боя сказывалось. Ну, тогда, Машка, пошли на звезды посмотрим, предложила Аня. Эх, жалко, что телескопа нет, а то бы я тебе Лунные горы и кольцо Сатурна показала. Пошли, согласилась Маша, а сама подумала – «не слишком ли мы расслабились». До фронта рукой подать, вдруг что. Но с другой стороны, кто сюда сунется? А сунутся – им же хуже. Незаметно, чтобы не привлечь внимание Ани, Маша достала из кобуры ТТ и дослав в патронник патрон, снова убрала уже готовое к бою оружие. Так-то лучше. А Аня пусть на звезды посмотрит. Астроном все-таки. Со второго курса института на фронт пошла. Война войной, а призвание свое забывать не надо. Вот кончится все снова, Анечка в институт вернется, доучиться. А там сколько всего интересного случиться. До полета Гагарина всего девятнадцать лет осталось. Космические телескопы появятся. Вот Хаббл какие снимки делает – залюбуешься. Только бы не убили ее, как Федю, только бы жива осталась.

Ночь была тихая, лунная, со множеством звезд. Маша и Аня сидели у опушки леса на поваленном дереве и разглядывали созвездия. Вот Вега, вот Дейнеб, вот Альтаир, указывала Аня на звезды летнего треугольника. А это созвездие Цефея, в нем есть переменная звезда. А это Андромеда. А вот там, у самого горизонта, Кит. И странное чувство охватило Машу, что будто и нет никакой войны, а они просто сидят и смотрят на звезды. И лишь гул далекой канонады, да вспышки осветительных ракет у самого горизонта, говорили ей о том, что это не так. Летние ночи коротки. Скоро взошло Солнце, и рой звезд померк в его ослепительных лучах. Маша и Аня вернулись к самолету. Надо было проверить качество маскировки, осмотреть повреждения. Вдруг да удастся мотор починить, что бы до аэродрома пешком не топать. Поесть, к тому же совершенно не мешало. Война войной. А обед, как говориться, по расписанию.

– Да, досталось мотору, – резюмировала Маша, осмотрев повреждения. Удивительно, как он еще сразу не заглох. Намучаются теперь механик с мотористом. А о том, чтобы на месте починиться и до аэродрома долететь, можно даже и не думать. Тут без вариантов. Ладно, пускай здесь пока постоит, сверху его все равно не видно. Наскоро перекусив НЗ, Маша и Аня сориентировавшись по карте, направились к ближайшей дороге, в надежде поймать попутку. Вышли на дорогу и увидели странное зрелище – по грунтовке, подпрыгивая на ухабах, катил немецкий Мерседес с открытым верхом. Машу, как током ударило. Влипли, немцы. Аня взвизгнула и схватилась за кобуру. Но опасность оказалась ложной. В Мерседесе сидели двое в форме бойцов Красной Армии. А трофей перегоняют, догадалась Маша. Ну что же это лучше чем трястись в кузове. Если по пути доедем с комфортом. Мерседес притормозил рядом. Откуда вы, девушки? Из полка ночных бомбардировщиков. Этой ночью на вынужденную сели. Нам бы до своего аэродрома добраться. Он здесь неподалеку, возле Индюшкино. Подвезете?

– С радостью. Садитесь назад.

Да, все-таки классные машины немцы делают, что сейчас, что потом, – думала Маша, комфортно устроившись на заднем сидении. Удобно, отделка хорошая, сидения из дорогой кожи. Прямо лимузин VIP класса, генеральский небось? Как же он к нам попал? Она по интересовалась об этом у водителя.

– Как попал, – хохотнул водитель.

– Да на днях мы тут сельцо небольшое отбили, ну а тут, глядь, полковник немецкий на Мерседесе катит. Важный такой, при всем параде, портфель кожаный. Прямо значит в расположение. Ну а когда его допрашивать стали, он так прямо и заявил, что сельцо это уже три дня как под немцами по плану наступления должно было быть, вот потому и приехал. Чего проверять-то, где свои, а где чужие, ежели у них план имеется. Дурень, одним словом, – подытожил водитель. Как есть дурень, согласилась Маша. Она еще по истории помнила, что был такой случай летом 1941 года. Вот так же наши немецкого связника захватили. Сам приехал да еще с секретными документами. Тоже в план наступления поверил. Нет, не могут они понять, что это им не Европа. Тут их планы не работают, и это только начало. Еще Сталинград и Курск будут и Берлин в мае сорок пятого. Как долго.

На машине добрались быстро. Водитель довез их до КПП аэродрома, попрощался и уехал.

– Девчонки, живые, часовой аж прыгал от радости, а мы уже думали. На КП быстрей бегите, начальство там, корреспондент приехал, в газету вас точно пропечатают.

Везучие вы, ох везучие, – улыбнулся комполка, выслушав рапорт об обстоятельствах боя. Ну вот вам, товарищ военный корреспондент и материал для статьи. Лучший экипаж. Сбитых товарищей прошлой ночью с временно оккупированной территории вывезли. Сегодня ночного охотника сбили. На обеих представление к награде имеется. К медали За отвагу представили. Ух ты, теперь и у меня награда будет, обрадовалась Аня. А Маша подумала «медаль За отвагу. Да эта награда цены не малой, у дедушки такая была. Берег он ее, гордился очень и у меня теперь такая будет. Достойна, значит».

Корреспондент, как и положено, интервью взял, а потом для газеты их обеих Leicoi сфотографировал. Все честь по чести получилось. Да, кстати, спохватился комполка, писарю покажитесь, а то он на вас уже небось похоронки выписал. Как, похоронки, товарищ подполковник? Аня изменилась в лице. Я же живая. Да если мама узнает, что убили меня, она же умрет сразу. Она же так плакала, когда я на фронт уходила. Что ты, что ты, Анечка, успокоил ее комполка, никто на тебя похоронку еще не отправил. Рано вам умирать. Все теперь, отдыхайте, заслужили.

Транспортировка и ремонт поврежденного ПО-2 затянулась до следующего утра, а потому Маша и Аня, став временно «безлошадными», отдохнули основательно.

Отдохнули, и снова в полет, правда не в боевой вылет, а ну, так сказать, связниками поработать пришлось. Странно, подумала Маша, чего это нас посылают? Мы же бомберы. Для связи свой самолет имеется. А, впрочем, может оно и к лучшему. Машину после ремонта на дальней дистанции обкатаем. Да и лететь всего ничего. За пару часов управимся. Но, несмотря на это, на душе было как-то не спокойно. Вроде и полет несложный, и в тыл летят не на бомбежку и все же не по себе как-то. Ладно, решила Маша, интуиция ведь вещь полезная, зря трезвонить не станет – буду повнимательней.

Перелет туда прошел благополучно, а вот на обратном пути, пролетая недалеко от линии фронта, Маша и Аня стали свидетелями прорыва немецких танков. Так вот оно, началось. Маша стала забирать на восток, что бы не оказаться над полем боя. У них же не штурмовик, но прямо по курсу появилась пара Мессеров. Час от часу не легче. На земле танки, в небе Мессершмидты. В клещи попали. Ручку от себя, полет на бреющем ПО-2 зеленый, трава тоже сверху не увидят. Но как оказалось Мессерам не было до них никакого дела. Проутюжив кого-то на земле пулеметами и бомбами, они резко набрали высоту и исчезли. Пронесло. И кого же они так долбали? Маша слегка изменила курс и прошла над местом побоища. Это оказалась группа беженцев. Что? На земле у перевернутой телеги, возле убитой женщины сидел ребенок. Танки совсем рядом. Они же его, как меня когда-то, раздавят. Резкий разворот. ПО-2 пошел на посадку, остановившись в паре десятков метров от малыша, Аня поняла все без слов. Выпрыгнула из кабины, схватила ребенка и бегом назад.

– Машка, взлетай.

Мотор взревел на максимальных оборотах. Рядом ударил взрыв, потом еще один. Немецкие танкисты, увидев посадку русского самолета, открыли огонь, пытаясь уничтожить его на земле. Да… вы. Отрыв, ПО-2 взмыл в небо. Еще взрыв, самолет сильно тряхнуло, и в то же мгновение Маша почувствовала сильную боль в правом боку и предплечье. Зацепило. Рука стала быстро неметь, пришлось перехватить управление левой. Она обернулась к Ане.

– Ты как?

– Нога, в ногу попали и ребенок, кажется, ранен.

Подробности того перелета Маша помнила плохо. Боли почти не было, но сильно кружилась голова.

«Только бы не потерять сознание, только бы долететь – у нас ребенок», – вертелась в голове одна мысль. Кое-как посадила самолет. Вылезти им помогли бойцы БАО. А потом была полуторка, санитарный поезд и Куйбышевский госпиталь.