14
Лорен упала на спину. С минуту она лежала неподвижно, пытаясь определить, есть ли серьезные травмы. Решив, что нет, Лорен осторожно приняла сидячее положение. Кажется, она ничего не сломала, но сильно ушиблась, и завтра обязательно появятся синяки.
Услышав жалобное ржание Пламенной, Лорен встала и кое-как добралась до кобылы. Лошадь смотрела на нее расширенными от страха и боли глазами. Ее передняя нога была неестественно вывернута.
– О нет, – бормотала Лорен, опускаясь на колени и гладя шею животного. – Прости, девочка, – рыдала она. – Я не собиралась причинять тебе вред. Я позабочусь, чтобы тебя вылечили. Ты поправишься. Должна поправиться.
Слезы бежали по лицу Лорен, и, вытирая их, она оставляла на щеках грязные разводы.
Лорен смутно слышала приближающийся топот копыт, но не отрывала глаз от кобылы, продолжая говорить с ней тихим, успокаивающим голосом.
Джеред и Руди осадили лошадей и мгновенно поняли, что произошло.
Помимо своей воли Джеред испытал несказанное облегчение, увидев, что Лорен почти не пострадала. Мужчины посмотрели друг на друга и одновременно кивнули головами. Спешившись, они плечом к плечу подошли к девушке.
Увидев две пары сапог возле головы Пламенной, Лорен подняла глаза. Она тотчас вскочила и, подбежав к мужу, схватила его за руку. Ее заплаканные глаза были полны мольбы.
– Джеред, это я виновата. Она попала ногой в нору сурка. Она… Она поправится… Помогите ей… Она выздоровеет.
Совершенно спокойно, не глядя ей в глаза, Джеред расстегнул кобуру и вытащил револьвер.
– Нет! – закричала Лорен. – Нет!
– Руди! – только и сказал Джеред.
Лорен почувствовала, что ее куда-то тянут, и изо всех сил пыталась вырваться. Джеред прицелился и выстрелил. Крик кобылы немедленно прекратился, она услышала только эхо выстрела. И вдруг раздался другой крик, огласивший окрестные холмы, и Лорен не сразу поняла, что это кричит она сама. Она бросилась на Джереда:
– Чудовище! Вы убили ее. Зверь! Животное! Убийца! Убийца, убийца!
Она била его по груди маленькими кулачками и лягала ногами, испытывая страстное желание причинить ему боль, мстя за собственное страдание. Джеред стоял молча и не пытался остановить ее или как-то защититься.
– Ненавижу вас! – кричала Лорен. – Вы низкий, порочный, дикий и жестокий!
Постепенно голос ее слабел, так же, как и удары маленьких кулачков.
– Ненавижу вас! – уже зашептала Лорен и зарыдала, упав на землю, словно сломанная механическая кукла, у которой перекрутили пружину.
Руди присел рядом с ней на корточки и положил руку ей на плечо, пытаясь успокоить:
– Джеред сделал то, что должен был сделать, Лорен. Ее положение было безнадежным. Он только избавил ее от страданий. – Его голос звучал тихо и нежно. – Думаю, вы и сами это знаете.
Она перестала плакать, но головы не поднимала.
– Я отвезу ее домой, – сказал Руди, – а ты позаботишься о лошади.
Никогда в жизни Руди не чувствовал себя таким беспомощным. Он не вполне понимал, что произошло между братом и его молодой женой в эти последние несколько дней. Но точно знал только одно: они оба страдают, а он бессилен помочь хотя бы одному из них.
Джеред поднял глаза, до этих пор прикованные к скорбной женской фигурке у его ног, посмотрел на брата и решительно сказал:
– Нет. Она моя жена, и ни один мужчина, кроме меня, не будет о ней заботиться. Если она вернется домой, то только со мной.
Руди не стал спорить. Он молча наблюдал, как Джеред наклонился, взял Лорен под мышки и поставил на ноги. Она резко высвободилась и вызывающе посмотрела на него. Потом, не сказав ни слова, пошла к Чарджеру и вскарабкалась в седло. Она сидела прямо и неподвижно, пока Джеред садился на лошадь позади нее.
Руди смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду. Он недоуменно покачал головой, испытывая горькое чувство из-за того, что ничего не может сделать для этих любимых им людей. Потом стал собирать хворост для погребального костра Пламенной.
Лорен сидела впереди Джереда, стараясь держать спину как можно прямее. Джеред тоже, казалось, стремился избежать любого прикосновения к ней. Он ничем не показал своей реакции на ее истерику. Когда они наконец добрались до ранчо, Джеред помог ей спуститься на землю и у самых дверей дома сказал:
– Медовый месяц кончился. Примите мои поздравления, Лорен. Пока еще никому не удавалось поссорить меня с братом. Прежде чем вам удастся повторить это еще раз, мы уедем. Будьте готовы рано утром.
– Очень хорошо, – ответила Лорен и ушла в дом, даже не посмотрев на Джереда.
После нежного прощания с семьей Мендес Лорен с тяжелым сердцем возвращалась в Коронадо в дом Оливии, где она чувствовала себя чужой. Если бы не встреча с Еленой и ее новорожденной дочкой, о появлении которой ей сообщил сияющий Карлос несколько дней назад, расставание с «Кипойнтом» было бы просто невыносимым.
Несмотря на их совершенно неожиданный приезд, Оливия не задавала вопросов. Теперь Лорен знала причину ее высокомерно-презрительного отношения к жившей на ранчо семье. Карсон Уэллс вежливо поинтересовался здоровьем Лорен в первый же вечер после их приезда. Как оказалось, теперь он всегда был в числе приглашенных на обед.
Во время обеда Джеред пребывал в самом мрачном настроении и много пил. Оливия неумеренно восхваляла Вандайверов за успехи в строительстве отрезка железной дороги, ведущей к Коронадо.
– Если повезет с погодой, рабочими и так далее, то в следующем году в это время у нас будет железная дорога.
– Прекрасно, – буркнул Джеред в свой бокал.
– Я думала, ты обрадуешься, – огрызнулась Оливия.
Он отодвинул стул и, покачиваясь, встал на ноги:
– Я скажу, чему я не обрадуюсь. Если эти чертовы Вандайверы будут крутиться возле «Кипойнта». Один раз они уже сунулись. Жаль, что меня тогда не было. Я хочу, чтобы они не вылезали за пределы участка, отведенного под строительство электростанции. Ясно?
Его лицо раскраснелось, а янтарные глаза горели, как горят в темноте глаза дикого животного.
– Да, Джеред. Я скажу им об этом. Уверена, что они согласятся, – примирительно сказала Оливия.
Джеред фыркнул, расплескав виски из только что наполненного бокала.
Единственное, что примиряло Лорен с этим домом, был ребенок Елены. Ее знакомство с Изабеллой состоялось, когда малышка с жадностью сосала переполненную молоком грудь матери. Лорен поразилась, что Елена, нисколько не смущаясь, кормила ребенка на общей кухне, а Роза любовалась этим зрелищем с законной гордостью бабушки.
У Изабеллы были угольно-черные волосы и такие же глаза, опушенные длинными темными ресницами.
Кроватку девочки поставили в маленькую комнатушку за кухней, в которой жили Роза и Елена. Когда Елена занималась делами по дому, Роза находилась где-нибудь поблизости, чтобы иметь возможность сразу же подойти к ребенку, если он раскричится. Пока такое положение вещей не мешало Оливии, все было в порядке.
Лорен очень переживала из-за того, что Карлос был вынужден жить отдельно от семьи. Она все собиралась поговорить с Джередом и попросить его позволить Карлосу привезти жену и дочь в «Кипойнт». Учитывая, что Мендесы собирались обзавестись еще одним младенцем, им очень пригодилась бы помощь Елены.
К удивлению Лорен, Елена довольно быстро оправилась от родов. Те молодые матери, которых она посещала, когда жила в пасторском доме, после родов неделями оставались в постели, но Елена приступила к своим обязанностям по дому чуть ли не на следующий день и отрывалась от работы, только чтобы покормить Изабеллу.
Поэтому, увидев Елену, бессильно прислонившуюся к перилам лестницы, Лорен заволновалась.
– Елена, что с тобой? – воскликнула она, бросаясь к молодой женщине.
– Наверное, просто устала, – сказала Елена тусклым голосом.
– Почему бы тебе не пойти и не лечь? Я все объясню Оливии.
Она взяла Елену под руку и повела в ее комнатку. Лорен стало еще тревожнее, поскольку та против обыкновения не стала возражать. Она покорно легла в постель, и Лорен прикрыла ее легким одеялом. Ребенок спокойно спал рядом в своей колыбельке. Лорен ушла, надеясь на скорое возвращение Розы, отправившейся за покупками.
После обеда, пока Оливия и Джеред обсуждали какие-то банковские дела, Лорен тихонько проскользнула на кухню. Роза сидела за столом, перебирая четки, и, услышав звук отворяемой двери, открыла глаза.
– Роза, как Елена? – спросила она торопливо.
Женщина стиснула руками толстые щеки и несколько раз покачала головой. Ее шоколадные глаза были полны слез.
– Esta enferma[14]. У нее очень скверная лихорадка.
Лорен на цыпочках вошла в затемненную комнату и, подойдя к постели, положила ладонь на лоб Елены. Она горела. Роза раздела ее, и молодая женщина лежала под одеялом только в нижней кофточке. Лорен подкрутила фитиль газового рожка, чтобы добавить освещения, и тотчас же заметила красную сыпь, покрывавшую шею и грудь Елены. Расстегнув кофточку, она убедилась, что и все тело женщины покрыто такой же сыпью. Укрыв Елену, она вернулась на кухню.
– Роза, – Лорен старалась говорить спокойно, – Елену рвало прошлой ночью или утром? Жаловалась она на озноб?
– Si, seсora[15].
На лице Розы было написано отчаяние, и это подтвердило худшие опасения Лорен. Роза сознавала серьезность болезни дочери.
– У нее болит горло?
В ответ Роза только кивнула.
Лорен на секунду закрыла глаза, молясь о ниспослании ей сил. Следующие несколько дней обещали быть очень тяжелыми для всех них. Перед ней стояла трудная задача, но она была готова выполнить ее. Эти люди были ее друзьями, и она была нужна им. Если она им не поможет, то не поможет никто.
Когда Лорен начала давать указания Розе, в голосе ее была твердость, несмотря на то, что все ее существо было охвачено паникой.
– Вскипяти и завари чай – все время держи воду на огне. Сейчас же вынеси отсюда девочку и не разрешай никому к ней приближаться. Ошпарь все кухонные приборы и больше не входи в комнату больной. Куда Елена ходила сегодня?
– Никуда, сеньора. Она слишком плохо себя чувствует. Несколько дней назад она была в Пуэбло, ездила показывать Изабеллу. У нее скарлатина, сеньора? – спросила Роза дрогнувшим голосом.
– Да, скарлатина.
Лорен выглядела спокойно, когда снова вошла в затемненную комнату, хотя внутри у нее все дрожало.
Скарлатина. Изабелла. Пожалуйста, Господи, спаси ее. Ребенок спал весь день. Это было необычно. Лорен буквально заставила себя подойти к колыбели. Она подняла и развернула крошечный сверток, и в отчаянии вскрикнула – быстро поднимающаяся и опускающаяся грудь малышки была покрыта красной сыпью.
– Madre de Dios[16], – прошептала сзади нее Роза.
– А что, в Пуэбло свирепствует скарлатина?
– Si, seсora. Елена не думала, что заразится. Когда она была там, никто из семьи болен не был.
– Иди и делай, что я тебе сказала, Роза. Я останусь здесь, с ней и ребенком.
Когда женщина ушла на кухню выполнять ее указания, Лорен села на край кровати и взяла в свои руки руку Елены. Веки девушки дрогнули, она слабо улыбнулась, но, когда попыталась что-то сказать, из ее горла вместо слов донеслось какое-то клокотание.
– Не надо разговаривать, Елена. Я здесь, чтобы ухаживать за тобой и помочь тебе справиться с болезнью.
Лорен убрала волосы, прилипшие к пылающему лбу больной.
– Малышка? – спросила Елена.
– Малышка… спит. Все будет хорошо. Спи. Когда будет готов чай, я дам тебе попить.
Елена закрыла глаза и скоро заснула.
Лорен покинула комнату Елены и медленно направилась в гостиную. Когда она вошла, Оливия и Карсон играли в карты, Джеред полулежал в кресле, возле его локтя стояла бутылка виски.
Лорен храбро прошла вперед и попросила всеобщего внимания. Все трое изумленно повернули головы в ее сторону. Она рассказала им о Елене и ее ребенке.
– Вы шутите! – взорвалась Оливия, когда Лорен объявила, что намерена ухаживать за больными.
– Я вполне серьезно, Оливия, – спокойно ответила Лорен. – Они нуждаются в постоянном уходе, а так как у меня нет других обязанностей, то я решила взять это на себя. Я только пришла сказать, что вам, вероятно, следует заказывать еду на стороне, потому что комната Елены находится рядом с кухней. Постарайтесь никого не приглашать в дом, да и сами не выходите без крайней необходимости. Нам следует установить карантин, чтобы болезнь не распространялась дальше.
Лорен говорила с такой уверенностью, что все притихли. Но ненадолго. Первой пришла в себя Оливия и обрушила на Лорен всю силу своего гнева:
– Если вы полагаете, что я позволю мексиканской девчонке и ее отродью болеть, а возможно, и умереть в моем доме, подвергая всех нас опасности заразиться, то вы очень заблуждаетесь. Джеред, немедленно вели Пепе удалить их отсюда. Пусть сами о себе позаботятся.
Лорен повернулась к Джереду, который заметно протрезвел и вполне осмысленным взглядом наблюдал за ней.
– Джеред, если их увезут, я тоже уйду. Неужели вы хотите, чтобы люди говорили, что Джеред Локетт заставил свою жену уехать в Пуэбло?
Это был вызов, и Джеред, бросив взгляд на мать, нехотя произнес:
– Лорен, эти люди привычны к эпидемиям. Каждые несколько лет в Сан-Антонио повторяется эпидемия желтой лихорадки, и они мрут сотнями. А санитарное состояние Пуэбло ужасно, стоит заболеть одному, и зараза распространяется, как пожар.
– В таком случае тот, у кого есть власть и деньги, должен был бы улучшить санитарное состояние города. Разве нет?
Теперь в голосе Лорен явно звучало обвинение. Почему эти Локетты всегда пугали и подавляли ее, удивлялась девушка, сейчас она чувствовала себя очень сильной.
Джеред сделал еще одну попытку:
– Лорен, это очень заразная болезнь. Вы подумали об этом? Ведь вы тоже можете заболеть.
Лорен посмотрела ему прямо в глаза:
– Я переболела скарлатиной в десятилетнем возрасте. Отец не ухаживал за мной, боясь заразиться, а домоправительница не была расположена брать на себя лишние хлопоты. Чудо, что я выжила. Но я не забыла отчаяния и страха, которые испытала, и не позволю Елене пережить то же самое. Так где мне будет позволено ухаживать за ней – здесь или в другом месте?
Оливия открыла рот, чтобы что-то сказать, но Джеред прикрикнул на нее:
– Замолчи, мама!
Он продолжал смотреть на Лорен. Она тоже не отводила взгляд, в котором читалась непреклонная решимость. И вдруг взгляд девушки смягчился, в нем появилась мольба. Рука Лорен легла на его руку, как бы помогая Джереду принять решение.
– Ладно, – наконец сказал он, – могу я еще что-нибудь сделать?
– Нет. Держитесь подальше от кухни и прилегающих комнат. Я велю Розе немедленно вымыть все дезинфицирующим раствором. Благодарю вас.
Она сделала попытку уйти, но его сильные пальцы удержали ее руку, потом медленно и неохотно разжались. Лорен молча прошла мимо Оливии и Карсона, но в дверях обернулась и сказала, обращаясь только к мужу:
– Не думаю, что ребенок выживет.
В ее лучистых глазах стояли слезы.
Дни и ночи слились воедино, наполненные болью, страданием и доходящей до изнеможения усталостью. Изабелла умерла на следующий день. Лорен пыталась поить ее подслащенным чаем из ложечки, по капле проталкивая его сквозь крошечные губки, но распухший язык и отечное горло не давали ей сглотнуть. Жидкость выливалась на подушку, не попадая внутрь.
Лорен была свидетельницей того, как в последний раз содрогнулось крошечное тельце. Она уже ничем не могла помочь, только плакала. Да и поплакать как следует ей было некогда, теперь все силы уходили на спасение Елены.
Ложку за ложкой Лорен вливала галлоны чая в горло своей пациентки, несмотря на то что Елена практически не могла глотать. Ее язык был покрыт болезненными красными пузырьками, делавшими его похожим на ягоду земляники. Каждый вечер у Елены резко поднималась температура. Роза и Лорен раздевали ее догола и обмывали прохладной водой. Они не говорили ей о смерти Изабеллы, а она была в бреду и не спрашивала.
Пепе сколотил маленький гробик, и бабушка обрядила девочку. Вызвали Карлоса, но Лорен запретила ему заходить в дом. Этого требовала не только его безопасность, но и тех, кто жил в «Кипойнте» и кого она любила. Карлос устроился в конюшне, и Пепе носил сообщения в дом и обратно, убитому горем молодому человеку, оплакивающему дочь и опасающемуся за жизнь жены.
Лорен не покидала комнаты Елены. Роза приносила ей чистое белье и одежду, но у Лорен едва хватало времени, чтобы переодеться.
По ночам, когда удавалось справиться с лихорадкой Елены и сбить у нее температуру, Лорен могла немного поспать на стуле возле постели. Она постоянно молилась за жизнь своего друга и за то, чтобы у нее самой хватило сил выдержать это напряжение. Она молилась и за Джереда, прося Господа охранить его от болезни. Слова молитвы шли из глубины ее души и срывались с губ прежде, чем она осознавала, что говорит.
Кожа пластами слезала с ладоней и подошв Елены, и Лорен осторожно снимала мертвую ткань, пока молодая женщина спала.
Через пять суток после того, как Лорен первый раз вошла в эту душную комнату, она проснулась оттого, что все ее тело затекло от неудобного положения, и услышала ровное дыхание вместо хриплого и тяжелого, к которому привыкла за эти долгие дни и ночи. Она положила ладонь на лоб Елены, он был прохладный и влажный. Разжав ей зубы, она увидела, что язык очистился от сыпи и отек стал меньше. Сыпь на груди побледнела. Сердце ее затрепетало от радости, и Лорен упала на колени, вознося к небу благодарственную молитву.
На следующее утро она сообщила Розе радостную новость, и та заплакала, открыто и не стесняясь. Весь день они не тревожили Елену, погруженную в долгий, целительный сон. В полдень они сменили ей постельное белье и заставили выпить несколько ложек крепкого говяжьего бульона, после чего она снова уснула. Лорен осталась с ней, чтобы удостовериться, что температура больше не поднимается.
Когда поздно вечером Лорен, пошатываясь, вышла на кухню, силы ее были на исходе, но она давно не чувствовала себя такой счастливой. Джеред стоял у задней двери и смотрел в окно. «Что он тут делает?» – подумала Лорен. Она не знала, что Роза уже рассказала ему о выздоровлении Елены.
Он повернулся на звук ее шагов.
– Лорен, это продолжается уже слишком долго, – сказал он без околичностей. – Я больше ни одной минуты не позволю вам оставаться в этой комнате, если вы не отдохнете.
– Я прекрасно себя чувствую, право же, прекрасно, – вздохнула Лорен, – хотя думаю, что Елена больше не нуждается в моей помощи. Ей теперь требуется только побольше пить и спать. Утром я позволю Карлосу повидаться с ней.
– Si, seсora.
Роза подошла к Лорен и, взяв обе ее руки, по очереди поднесла их к губам.
– Сеньор Джеред, она ангел.
– Да, конечно, ангел, но она чертовски скверно выглядит, – сказал он мрачно.
В ее затуманенном усталостью мозгу мелькнула мысль, что и сам он выглядит далеко не лучшим образом, – трехдневная щетина на ввалившихся щеках, запавшие, воспаленные глаза.
Роза могла бы рассказать ей, что все эти дни он не переставая ходил по комнате, ругался, угрожал и молился. Он почти обезумел от страха за нее, и только виски поддерживало в нем жизненные силы.
Лорен сфокусировала взгляд на лице Джереда, но вдруг лицо его расплылось, потом превратилось в крошечную точку, что-то огромное нависло над ней, кухня бешено завертелась, пол ушел из-под ног.
– Джеред! – крикнула она хрипло и упала на протянутые к ней сильные руки.
– Она без сознания, – сказал Джеред, – и, насколько я могу судить, потеряла не менее десяти фунтов веса. Первое, что надо сделать утром, Роза, это приготовить для нее обильный завтрак. Ты отнесешь его к ней в комнату и проследишь, чтобы она съела все до последнего кусочка. Думаю, что прежде всего ей необходим отдых.
Джеред на руках понес Лорен наверх, пинком распахнул дверь в комнату и с минуту постоял на пороге, давая глазам привыкнуть к темноте, потом осторожно двинулся к кровати. Слабый свет из окон едва освещал комнату, но Джеред решил не зажигать лампу.
Лорен что-то пробормотала, когда он опускал ее на кровать. Она привалилась к нему всем телом, и Джеред чертыхнулся про себя, проворчав, что нельзя доводить себя до такого изнеможения. Волосы Лорен пахли лавандой. «Удивительное дело, – подумал Джеред, – ведь она целую неделю не выходила из комнаты больной». Он не знал, что Лорен попросила Розу принести ей флакон одеколона, который она добавляла в воду, и обтиралась этой смесью ежедневно.
Лорен сидела на кровати, бессильно опустив голову ему на плечо. «Я же не могу просто положить ее и уйти», – рассуждал Джеред, трясущимися пальцами расстегивая на ней блузку. У него ушло на это довольно много времени, потому что приходилось действовать одной рукой, другой придерживая Лорен. Ему удалось расстегнуть и стянуть с нее юбку, потом дело опять застопорилось, поскольку он запутался в завязках нижних юбок. «Зачем это женщины носят на себе столько лишнего тряпья», – чертыхаясь, подумал Джеред. Наконец ему удалось справиться и с этой задачей – нижние юбки упали вниз, к ее ногам, как кружевная пена.
Чтобы привести в порядок мысли, крутящиеся, как в Мальстреме[17], Джеред несколько раз глубоко вздохнул. «Если она сейчас проснется, – подумал он с грустью, – то переполошит криком весь дом».
Осторожно, продолжая поддерживать Лорен одной рукой, он начал стягивать с ее плеч блузку, потом высвободил руки из рукавов.
Ну вот и все. Лорен не проснулась. Джеред весь вспотел, дрожал от напряжения, прижимая к себе Лорен и невольно оттягивая минуту, когда сможет взглянуть на нее.
Нащупывая шпильки, удерживающие ее волосы, Джеред стал вынимать их одну за другой, и наконец роскошный черный водопад обрушился на ее спину и плечи. Он ласково перебирал пальцами шелковистые пряди, наслаждаясь каждым мгновением, как наслаждается скряга, перебирая свое золото. Он зарылся лицом в ее волосы, шепча слова восхищения.
Джеред осторожно уложил Лорен и лег рядом, стараясь не разбудить девушку. Боже! Как она прекрасна. Даже легкие морщинки вокруг рта, свидетельствующие о крайней усталости, и запавшие щеки не портили ее, напротив, она казалась еще красивее. Длинные черные ресницы покоились на алебастровых щеках. Его взгляд ласкал нежную, стройную шею, у основания которой билась тоненькая жилка, белые покатые плечи и безупречную грудь.
Поколебавшись немного, Джеред развязал голубую атласную ленту, продетую в кружевную петлю, и медленно расстегнул первые несколько пуговичек нижней кофточки. И снова ему захотелось продлить предвкушение.
Его взгляд спустился ниже, к тонкой талии и плавному изгибу бедер. Обычно ему нравились женщины с более роскошными формами, но Лорен была сложена безукоризненно пропорционально. Чтобы понять это, достаточно было посмотреть, как плавно стройные бедра переходят в длинные, прекрасной формы ноги.
Черт возьми! Он забыл про башмаки. С большим трудом, на ощупь, Джеред расстегнул все пуговицы и выпустил на волю узкие маленькие ступни, упакованные в шелковые чулки.
Не спуская глаз с лица Лорен, он медленно раздвинул на ее груди кофточку. Лорен не пошевелилась.
Мысленно Джеред не раз рисовал себе то, что сейчас предстало перед его благодарным взором. Но действительность превзошла все его ожидания. Две бело-розовые груди совершенной формы, округлые, высокие и упругие, увенчанные девственно-розовыми сосками. От этой груди пришел бы в восторг Боттичелли. Своей воздушной красотой Лорен напоминала женщин на портретах эпохи кватроченто[18]. Роза была недалека от истины, назвав Лорен ангелом.
Но Джеред был простым смертным, и он желал ее, как никогда не желал ни одну женщину. Он осторожно наклонился и поцеловал пульсирующую жилку на нежной шее. Потом его губы коснулись ее груди. Он ласкал их языком так трепетно и благоговейно, что Лорен даже не пошевелилась. Джеред тихо застонал от сознания, что эта женщина была недоступна для него. Он сам наложил на себя этот запрет и теперь несет всю тяжесть его.
Но может быть, может быть…
Джеред нежно коснулся пальцем одного из розовых сосков и радостно увидел, как сосок тотчас же ответил на его прикосновение, стал твердым и соблазнительным. Не в силах сопротивляться соблазну, Джеред взял сосок в рот. Розовый упругий бутон растаял на его языке, как конфетка. Он посмотрел на ее лицо, нежное и спокойное, в ореоле черных волос.
– Лорен, прости меня, – прошептал Джеред, касаясь губами ее груди.
Лорен проснулась незадолго до полудня. Сладко потянувшись, она обнаружила, что лежит поверх покрывала в нижнем белье и чулках. Лорен попыталась сосредоточиться и припомнить события предыдущего дня.
Елена! Она больна! Лорен буквально выпрыгнула из кровати и сразу же почувствовала головокружение, перед глазами поплыли желтые радужные круги. Девушка стояла, пошатываясь от слабости, изо всех сил стараясь не упасть. Сказались шесть бессонных ночей и отсутствие нормального питания. Когда Лорен попыталась добраться до постели, в комнату ворвалась Роза.
– Сеньора Лорен, вы проснулись! Вы спали, как младенец.
– Как Елена? – быстро спросила Лорен.
Сияющее лицо Розы ответило на ее вопрос лучше любых слов.
– Она еще слаба, ее постоянно клонит в сон, но сегодня утром она съела кусочек тоста и поговорила с Карлосом. – Лицо Розы омрачилось. – Нам пришлось сказать ей про ниньо, и она очень горюет. Но встреча с Карлосом пошла ей на пользу. Она вам так благодарна, сеньора! И я тоже. – Губы ее задрожали.
– Я рада, что смогла помочь Елене. Жаль только, что мы не смогли спасти малютку, хотя после такой болезни Изабелла, возможно, никогда бы полностью не оправилась.
– Си, сейчас ее младенческая душа на небесах и ей хорошо. Если я достаточно знаю Елену и Карлоса, то могу сказать, что скоро у них опять будет ниньо. – Она широко улыбнулась: – Я принесла вам завтрак.
Роза внесла поднос, который оставила в холле на столе. От блюд шел восхитительный аромат, и рот Лорен наполнился слюной. Когда она последний раз нормально ела?
– Сеньор Джеред велел мне проследить, чтобы вы оставались в постели и съели все до последнего кусочка.
– Он… я хочу сказать, все члены семьи здоровы? Я их не видела почти неделю.
– Вы видели сеньора Джереда вчера вечером, сеньора. Неужели не помните? Вы упали в обморок на кухне. Он отнес вас в постель, отнес на руках.
Комната снова закружилась у нее перед глазами, в ушах зазвенело. Лорен сделала глоток обжигающего чая, стараясь сдержать дрожь в руке, когда ставила чашку на блюдце.
– Нет, нет… я… не помню этого. Я знаю, что была очень усталой.
– Я думаю, он рассердился, что вы так измучили себя. Вы хотели бы принять ванну, сеньора, си?
Не дожидаясь ответа, Роза, переваливаясь с боку на бок, как утка, направилась в ванную, собрав по дороге разбросанную на полу одежду.
Ее одежда! Джеред уложил ее в постель! Джеред ее раздел!
Ей казалось, что она видит его во сне. Она живо вспомнила этот сон. Джеред склонился над ней и смотрит на нее так нежно. Его голова покоится на ее груди. Если бы ее руки не были такими тяжелыми, она бы дотронулась до его выгоревших на солнце волос. От этой мысли у нее защекотало в горле. В этом сне Джеред шептал ей на ухо какие-то испанские слова, потом что-то делал ртом, от чего по всему ее телу распространилось сладостное тепло.
Лорен, взбудораженная воспоминаниями, с трудом заставила себя поесть. Начав раздеваться, чтобы принять ванну, она заметила, что лента у ворота ее нижней кофточки оборвана. «Надо сказать Розе, чтобы та поаккуратнее обращалась с моим нижним бельем», – подумала Лорен.
Она погрузилась в теплую воду и сразу же ощутила ее успокаивающее действие. Сколько дней она не наслаждалась ванной! Окатывая себя из ладоней мыльной пеной, Лорен вдруг почувствовала какое-то странное возбуждение. Она невольно задержала дыхание. Посмотрев на свою грудь, Лорен заметила, что соски слегка воспалены, а когда она прикоснулась к ним, они отозвались легким покалыванием, и все ее тело содрогнулось в сладкой истоме. Такое впечатление, что ее грудь соприкасалась с чем-то шершавым. Что бы это могло быть…
И вдруг глаза Лорен расширились от ужаса. Дрожащими пальцами она прикоснулась к побелевшим губам.
Нет! Нет! Невозможно! Это был сон, и не могло происходить на самом деле. И все же… Перед ней встало небритое лицо Джереда, он смотрит на нее, касается ее, целует…
Лорен торопливо вылезла из ванны, вытерлась и, накинув халат, вошла в спальню.
– Где Джеред? – робко спросила она Розу.
Лорен хотела спуститься вниз навестить Елену, и ей необходимо было избежать встречи с ним. Она не могла подвергнуть себя такому унижению, тем более что будоражащие воспоминания еще были так живы в ее памяти.
– Сегодня утром он уехал в Остин. Сказал, что, возможно, его не будет несколько недель. Что-то связанное с делами. Он оставил для вас кое-что. – Роза торопливо вышла из комнаты и вернулась с маленькой коробочкой.
– Он сказал, что это вам пригодится, когда вы в следующий раз поедете в «Кипойнт».
Лорен развязала ленту, которой была обвязана коробочка, и сняла крышку. Внутри лежал синий шелковый платок, завернутый в тонкую бумагу. Шейный платок. Он запомнил, что у нее нет шейного платка. Слезы навернулись ей на глаза, но, зная, что Роза зорко наблюдает за ней, Лорен отвернулась и с притворным равнодушием запихнула платок в один из бельевых ящиков.
– Надо не забыть поблагодарить его, когда он вернется.
Она вышла, оставив озадаченную и опечаленную Розу.