Глава 19

АМЕРИКАНКА

Солдат спит – служба идет. Заснул я, как в черную яму провалился. Проснулся от толчка в плечо.

– Вертолет! – слышу возглас Романа.

Вскакиваю. На уши наваливается глухой пульсирующий звук. А вот и сам источник звука – штурмовой американский вертолет «Удав». Пролетел низко так над нами. Провожаем его настороженными взглядами.

Вертолет меж тем разворачивается и держит курс мордой прямо на нас. Мне это не нравится.

Вспышка по правому борту.

– Воздух! – успеваю крикнуть и бросаюсь ничком на землю. Взрывная волна катится по спине.

– Хана! – слышу сквозь грохот пронзительный вопль Кожуры.

Снова взрыв, и я врастаю в землю. Еще взрыв и еще.

Горячий ветер, пыль и песок на зубах.

Внутри закипает злоба.

Переворачиваюсь на спину, передергиваю затвор автомата. Вертолет проносится надо мною. Отчаянно выпускаю ему вслед длинную очередь. Тому хоть бы что. Пули для него, что горох для стенки, но я продолжаю нажимать на курок, пока не опустошаю весь рожок.

Вертолет уходит. Надолго ли? Вскакиваю, озираюсь, оцениваю обстановку.

Из обломков сарая, как кенгуру выпрыгивает американец. Он стремительно несется зигзагами по полю, падает, вскакивает, бежит на карачках, как собака и пропадает за дымовой завесой.

Самолет цел и невредим. А где Кожура и Роман?

– Эй! Где вы?!

– Тут! – слышу я в ответ.

Они выбираются из кучи металлолома возле сарая. Живы и здоровы. И когда только успели туда сигануть?

Подходят ко мне.

– Это война, – уверенно говорит Кожура.

Отсоединяю пустой автоматный рожок.

– Воевать будем, – недобро усмехается Роман.

Присоединяю к автомату полный рожок. Делаю это нарочито спокойно, а внутри горячей волной продолжает кипеть злоба и бурлящий протест ко всему происходящему.

Для чего я здесь? Чтобы бездарно подохнуть? Подохнуть, как собака? Да, ни за что!

– Валера! Валера! – будто сквозь вату доносится до меня голос Кожуры. – Ты-то что молчишь? Скажи, что-нибудь! Что будем делать? Что?

Передергиваю затвор и загоняю патрон в ствол.

– Что делать будем? – не смолкает Кожура.

Не отвечаю – смотрю вдаль. Там на равнине далеко за взлетной полосой виден шлейф пыли. Его взбивает стремительно несущийся в нашу сторону автомобиль.

Снова рокот вертолета. А вот и он сам выныривает из дымной мглы. Летит за автомобилем на низкой высоте.

– Возвращается, сука, – угрюмо произносит Роман.

– Смываемся! – вопит Кожура.

– Стоять! К бою! – командую я, и подбираю брошенный Кожурой гранатомет.

Рядом с автомобилем взметнулся черный всплеск взрыва, затем еще один. Слышатся пулеметные очереди.

Автомобиль катится зигзагами и останавливается неподалеку от нас. Это армейский внедорожник. Весь правый борт его разворочен. Над капотом дым.

Вертолет заходит на круг, разворачивается и летит в нашу сторону.

Вскидываю гранатомет на плечо. Прицеливаюсь.

Выстрел…

Есть попадание!

Так тебе бля! – вопит Кожура и подпрыгивает.

Вертолет крутится на месте, дымит, а затем боком жестко прикладывается к земле, рассыпая в стороны лопасти винта. Из вертолета, как тараканы выскакивают какие-то люди. Бегут к нам цепью. Их более десятка.

Слышны выстрелы. Пули взбивают рядом с нами фонтанчики пыли.

– Ложись! – скомандовал я. – По цепи врага очередями огонь!

Стреляю спокойно, как на стрельбище по движущимся мишеням.

Нескольких наших очередей достаточно, чтобы проредить цепь врага и повернуть его вспять. Наступила тишина.

– Все целы? – спрашиваю.

– Нормально, – отвечает Кожура.

– У меня фляжку с водой пробило, – сообщает Роман.

Некоторое время лежим неподвижно, затем поднимаемся.

Вертолет дымит. Смотрю в сторону джипа.

Раскрывается дверь со стороны водителя. Из нее медленно выбирается человек в военном камуфляже. Он шатается, бредет в нашу сторону, спотыкается и падает, неуклюже заваливаясь на правый бок.

Я подбегаю к нему, взваливаю на спину и бегу обратно. За спиной грохот и огонь. Взорвался бензобак.

Опускаю человека, кладу на землю.

– Телка! – вырывается возглас у Кожуры.

Да это женщина. Белобрысая, на вид лет под сорок. Она ранена. Ткань на левом плече почернела от крови.

– Йа вам не телка, – хрипло произносит она, окидывая нас мутным взглядом. – Йа майор американской армий Шейла Турман. А вы рашен? О, да вы рашен. Вы прибыть на соревнований?

С этими словами она пытается подняться, но тщетно. Только кривится от боли.

– Лежите, мадам! – строго говорю я. – Сейчас мы обработаем вашу рану. Лежите тихо.

Достаю штык-нож, распарываю ткань. Черт! Плечо порядком разворочено. Нехорошая рана. Похоже, что в ней крупный осколок и возможно, что засел глубоко.

Раскрываю аптечку. Накладываю, как могу повязку. Бинты мгновенно пропитываются кровью.

– Сенькью. Йа плохо говорить по-русски, – едва слышно говорит тем временем Шейла – Нас учить говорить на язык наш противник. Йа плохо учить. Но вы меня понимайт?

– Да, – киваю я. – Что происходит?

– Большой террорист, – с трудом отвечает Шейла. – Они захватить база ракетно-авиационной эскадрилья с техника и теперь наносить ряд удар везде, где подряд. Я боевой офицер спецназ особой групп по особым заданий и следовать по тревоге из отпуск в мой часть. Решила срезать дорога по прерий. Меня атаковать террорист. От имени американский командований я благодарить вас за решительный действий и помощь в борьба.

– Ни хера себе кино, – бормочет Кожура.

Я задумчиво чешу лоб. Террористы, значит. Замполит нам на занятиях не раз утверждал, что терроризм присущ капиталистическому обществу, как крайняя реакция людей на ужасные несправедливости жизни в обществе голого чистогана. Таких людей используют в своих корыстных целях крайние подонки, делая из них зомби и направляя везде, где можно для реализации своих гнусных замыслов.

Террористы, значит тут. Вон оно как. Попали мы, однако.

– Однако воистину и во веки веков полный писец, – тупо мотает головой Кожура.

– Еще не полный писец, но может стать полный, если террорист запустит ядерный бомба куда-нибудь. Но скорее всего они будет выдвигать требований, – пояснила Шейла. – Террорист – это величайшее зло. А вы готовы к борьбе с террорист?

– Мы уже вступили в борьбу, – я махнул рукой в сторону обломков вертолета. – А тебе в больницу надо. Как тут у вас скорую помощь вызвать?

– Здесь никак, – отвечает. – Здесь связь нет. Дыра тут. Брошенный аэродром.

– Вся ваша Америка оказывается сплошная дыра, – вмешивается в разговор Кожура. – Вот уж не думал, что в нашем современном мире может быть такое захолустье.

– Помолчи! – прерываю его, – говори поменьше. – Думай! И ты Ромка думай, что делать. Если её срочно в больницу не доставить, то она умрет от потери крови.

– Да и черт с ней! – машет рукой Кожура. – Она наш враг! Она это американский империалистический солдат! Они сами тут виноваты в той каше, которую заварили! А мы должны охранять самолет. Мы должны оставаться рядом с самолетом, строго исполняя приказы командиров и начальников! Так гласит присяга! Иначе нас постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся!

– Замолчи, дурень! – прерывает его Роман. – У меня есть план. Мы останемся с самолетом. Но мы полетим на нем. Топлива на час полета, но нам хватит, чтобы вылететь из этой дыры и найти подходящий аэродром.

Я и Кожура тупо сморим на Романа. В своем ли он уме? Кто поведет самолет?

– Кто поведет самолет? – спрашивает Кожура.

– Я поведу, – отвечает Роман.

– Ты умеешь?

– Я когда еще в школе учился, то ходил в авиакружок и пару раз управлял кукурузником. Там механика, а здесь на этом самолете, я уверен, автоматика. Тот, кто летал на механике, запросто полетит на автоматике.

– На кукурузнике?! – Кожура нервно хохотнул. – Во дурак! Не зря у тебя фамилия такая. Ты еще скажи, что дирижоплем управлял. Не, я с тобой не полечу. Я не самоубийца!

– Заткнись! – вскипел Роман. – Я тебе харю разобью!

– Все, прекратить! – гаркнул я. – У нас нет другого выхода. Дуров! Поведешь самолет! Кожура! Помоги перенести раненую!

Подхватываем Шейлу, заносим по трапу в самолет. Усаживаем в кресло. Откидываю его спинку, чтобы раненой было удобнее.

– Извините, мадам, – виновато бормочет Кожура. – Херню спорол. Нервы ни к черту.

– Это да, бывать и херня, – едва слышно шепчет Шейла. По всему видать силы покидают ее.

Складываем оружие в проходе.

Роман идет в кабину пилотов.

– Оставайся с ней, – говорю Кожуре.

Следую за Романом. Захожу в кабину. Там два кресла. Напротив них штурвалы. Роман уже сидит за одним из них. Устраиваюсь по соседству. Кресло мягко подхватывает меня, обтекая объемами. На расстоянии вытянутой руки широкое лобовое стекло. Отмечаю прекрасный обзор. Ищу глазами какие-либо приборы, тумблеры, кнопки, рычажки. Но их нет. Что за черт!? Под лобовым стеклом на месте приборной панели лишь продолговатый глянец экрана от борта до борта.

И все.

– Мда, – мычит Роман. – Это явно не кукурузник. Похоже, что здесь полностью сенсорное управление. Попробуем.

– Он решительно тычет указательным пальцем в экран. Тот вспыхивает по всей площади серебристым светом, и на нем проявляются какие-то значки.

– Внимание идентификация! – раздается громкий мужской голос со звеняще-металлическим тембром. – Приложите ладонь к дисплею.

– Писец, – бормочет Роман. – Это бортовой интеллект. Он допускает к управлению только ограниченный круг лиц, на которых запрограммирован.

– Приложите ладонь к дисплею, – настойчиво повторил голос.

– Прикладывай, – говорю я. – Может, прокатит.

Роман приложил ладонь.

Прошла секунда, другая, третья…

– Идентификация не подтверждена.

– Бл…, – выругался Роман. – Он не пропустит нас.

Тупо смотрю на панель со значками. Не пропустит, значит? И что теперь? Сидеть тут? До каких пор?

Во мне нарастает негодование. Оно вскипает пенной волной, и я ощущаю в себе ту энергию, которая проявлялась во мне во время тренировочных боев с прапорщиком Токовым. На этот раз я не боюсь.

– Послушай ты! – рычу зверем. – Немедленно допускай нас к управлению сука! Ты бл… мудак еб……..

Я крыл непрерывным матом, не помня себя.

– Идентификация подтверждена, – послышался голос.

– Что? – выдохнул я. – Повтори, что ты сказал!

– Идентификация подтверждена. Приветствую на своем борту новый экипаж! Готов выполнить любой приказ!

– Своего узнал, – прошептал Роман.

– Ты кто такой, сволочь? – спрашиваю.

– Я бортовой многофункциональный координатор. Управляю самолетом, контролирую пространство и систему защиты, веду автоматический огонь по целям.

– Чего же ты, падла, не стрелял по цели, когда нас тут вертушка накрывала почем зря?! – возмутился я. – Затаился тут, гнида!

– Попрошу не оскорблять! Стрелять не было команды. Да и вас на вшивость проверял.

– Ага, вот так да?! – взревел я.

– Да вы молодцы! Сами справились. Герои.

– Ладно, – успокоился я. – Ближе к делу! Вопрос – взлететь и сесть сможешь?

– Так точно! Все сделаю сам!

– Сам? Нам не надо будет управлять?

– Никак нет.

– А для чего штурвалы?

– На случай выхода меня из строя, что практически невероятно.

– А мы для чего здесь?

– Для принятий решения, подтверждения команд и управления мною. Но в особых случаях я могу не подчиниться вам и принять решение самостоятельно.

– Скажи ему, чтобы двигатели запустил, – прошептал Роман.

– Запускай двигатель!

– Есть запустить двигатель!

Послышался свистящий звук.

– Круто! – выдохнул Роман, восторженно глядя на меня.

– Двигатели запущены. Разогрев две минуты семнадцать секунд, – доложил голос. – На время прогрева прослушайте гимн советской авиации.

В кабину ворвалась песня:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!

Преодолеть пространство и простор…

Я слушал песню и тупо смотрел перед собой. Там за лобовым стеклом догорали обломки сарая. На земле валялся американский флаг. Вдали громоздились скалистые горы.

Песня резко обрывается.

– Готов к движению, товарищ командир, – докладывает координатор. – Сканирование пространства показывает наличие свободной взлетной полосы. Разрешите движение и взлет.

– Валяй!

Самолет медленно двинулся с места и покатил.

– Топлива на пятьдесят восемь минут полета при оптимальном режиме, – сообщил координатор.

– Взлетай, взлетай, а там разберемся.

– Так, точно. Разберемся.

Самолет вышел на исходную, развернулся и остановился.

– Прогрев двигателей минута двенадцать секунд.

– Да понял я уже, понял.

Двигатели взревели, и вскоре самолет резко рванул с места, как конь на старте.

Отрыв. Крутой взлет. Земля остается внизу. Впереди облака и небо. Резко заложило уши.

Роман сидит, вцепившись в штурвал, и смотрит вперед остекленевшими глазами.

– Отпусти баранку, – говорю я. – По всему без тебя тут обойдутся.

– Не могу, – мотает тот головой. – Я не верю, что он сам летит.

– Отпусти. Это тебе не кукурузник.

Роман разжимает ладони.

– Блин! Полный автопилот! – восторженно восклицает он.

– Определите курс, – требует координатор.

– Курс? А черт его знает, – отвечаю. – Нам нужен ближайший обитаемый аэродром. – Сможешь найти?

– Так точно. Включаю всеобщее сканирование местности. Есть информация. До ближайшей подходящей посадочной полосы триста пятьдесят километров. Примерное время подлета двадцать минут.

– Что за полоса? Какой там город?

– Нет информации о городе. Там нет города.

– А что там?

– База ТХ – 120.

– Это что такое?

– Кодовое название ракетно-авиационной эскадрильи потенциального противника.

– Американская значит. Очень хорошо! Двигай туда, – приказываю я.

– Есть двигать туда, – отзывается координатор. – Выхожу на эшелон. Перехожу на сверхзвук.

Чувствую, как меня вдавливает спиной в кресло.

Перед лобовым стеклом чистое небо. Внизу плывут облака.

– Ромка! Да ты волшебник! – слышится за спиной восторженный возглас. – А я чуть было в штаны не наклал!

Оглядываюсь. В дверях физиономия Кожуры.

– Это не я, – объясняет Роман. – Это Валера активировал автопилот. Мы на автопилоте летим.

Он сбивчиво и с восторгом объясняет, как все было.

– Это магия, – уверенно говорит Кожура.

– Какая еще магия? – спрашиваю.

– Самая настоящая. Я где-то слышал, что русский мат – это изначальный язык всех языков. Праматерь, так сказать. На нем творились заклинания. Владеющий в совершенстве русским матом мог творить чудеса. Вот ты и сотворил.

– Не болтай ерундой, – отмахиваюсь я.

Но Кожура не унимается.

– С русским матом воины шли в атаку на врага, и тот в страхе бежал, – продолжал рассуждать он. – Владеющий матерным языком, может изъясняться на нем в любом уголке земного шара, и его поймут без труда. Матерный язык велик и могуч.

– Хватит пороть чушь! Лучше скажи, как там американка?

– Нормально. Держится. Но крови много теряет. Все плечо пропиталось.

– Иди к ней. Разговаривай. Подбадривай.

Кожура послушно уходит.

– До точки маршрута двести миль, – сообщает координатор. – Высота полета четырнадцать тысяч двести метров. Скорость – две тысячи сто километров в час. Температура воздуха за бортом минус сорок восемь градусов.

– Спасибо за информацию, – благодарю я и откидываю голову на спинку кресла.