Глава тринадцатая,
в которой речь идет о бриллиантах, бриллиантах и еще раз бриллиантах
Мсье Сорель, куда более известный под именем Эжен-Франсуа Видок, сидел за столом и читал утреннюю газету. Настроение у него было превосходное, он блаженно жмурился, как старый кот, и время от времени принимался что-то мурлыкать себе под нос.
Вошел садовник, неся большой букет великолепных роз. Садовник был чрезвычайно горд, что новый владелец виллы оказался признанным в свете любителем цветов, и поэтому он каждый день старался угодить своему хозяину.
– Я поставлю их на стол, мсье? – спросил он.
– Что? – промычал Сорель, уткнувшись в газету. – Да-да, любезный, очень хорошо.
Садовник поставил цветы в вазу с водой, дал краткий отчет о том, как продвигается работа в саду, и удалился на цыпочках, не смея больше докучать именитому ученому.
После его ухода Видок какое-то время мурлыкал, разглядывая газетные карикатуры, но потом внезапным рывком поднялся с места, схватил розы, уколов себе при этом пальцы, чертыхнулся и вышвырнул их в окно. После этого он преспокойно вернулся на место и погрузился в чтение.
Внезапно где-то в глубине дома грохнула дверь, послышались возбужденные голоса. Видок навострил уши, весело ухмыльнулся и раскрыл газетный лист. Со стороны можно подумать, что ничто, кроме статьи на развороте, не занимает его в эту минуту.
Дверь распахнулась, и Алексей Каверин, злой как тысяча чертей, ворвался в комнату. За ним по пятам следовали возмущенные слуги.
– Но мсье не принимает! Как вы не понимаете!
В глубоко посаженных ореховых глазах Видока мелькнули смешинки. Он опустил газету и сделал слугам знак удалиться.
– Все в порядке… Рад вас видеть, мсье. Присаживайтесь.
Слуги переглянулись и нехотя вышли, оставив неучтивого гостя наедине с хозяином.
– Послушайте, – взорвался Алексей, – это уже переходит всякие границы!
Видок откинулся на спинку кресла, шевельнул кустистыми бровями и сцепил на брюхе свои толстые короткие пальцы.
– У вас какие-то проблемы? – с подозрительной вежливостью осведомился он.
– Как будто вы не знаете!
– А что я должен знать? – совершенно искренним тоном удивился Видок.
– Вы, старый мерзавец, – как вы смели выкрасть письма, которые вам не принадлежат? Как вы могли…
– Молодой человек, – еще вежливее промолвил Видок. – Я никому не позволяю оскорблять себя в собственном доме, запомните это. Или вы успокоитесь и объясните, в чем суть дела, или я велю вышвырнуть вас за дверь. Вам ясно?
Алексей смирился. Видок милостиво кивнул ему, предлагая сесть, и молодой человек с грохотом придвинул к себе стул и опустился на него. На щеках у него пылали красные пятна.
– Это вы украли письма из сейфа? – спросил он, не глядя на Видока.
– Я, – просто ответил Видок, как будто речь шла о самой обыденной вещи в мире.
– Зачем? – беспомощно спросил Каверин.
– Потому что мне так захотелось, – ответил Видок, пожав плечами. – Боюсь, я при всем желании не способен придумать более убедительной причины.
И он с интересом уставился на Алексея, ожидая, как тот отреагирует на столь вызывающее заявление.
Алексей и в самом деле был способен наговорить тысячу – и даже больше – глупостей своему старому знакомому, но тут до его слуха донеслось легкое покашливание. Видок мгновенно развернулся, словно его подбросило пружиной.
В дверях, противоположных тем, через которые минуту назад вошел Каверин, стояло воздушное создание с охапкой роз. Создание было одето в нежно-голубое платье, поразительно оттенявшее его незабудковые глаза. Стоит особо отметить, что у глаз этих было такое выражение, что даже видавший виды Алексей невольно затрепетал.
– Мадемуазель Полина! – вскричал Видок.
– Да, сударь, это я, – ответила с достоинством молодая женщина. – Должна признаться, вы с лихвой со мною поквитались!
– Я? – вытаращил глаза Видок.
– За то, что я запустила в вас вазой, – пояснила вторая фрейлина. – Было очень учтиво с вашей стороны швырнуть в меня этими колючими… – она понюхала розы, – да, да, чрезвычайно колючими цветами.
– Я же вам говорил, что терпеть не могу цветы, – заметил старый сыщик. – Я просто… гхм… выбросил их в окно. Кроме того, я понятия не имел, что вы находились в моем саду!
– О, просто попросила у ваших слуг позволения осмотреть сад, – безмятежно объяснила Полина. – Но запретила им беспокоить из-за моего появления такого выдающегося ученого, как вы.
Она поставила розы обратно в вазу и села, грациозно расправив юбку.
– Полина Степановна… – начал Алексей, испытывая мучительную неловкость.
– Я сразу же заподозрила неладное, когда он перестал появляться на вилле, – безмятежно объяснила Полина. – Такая бездеятельность чрезвычайно нетипична для столь ловкого человека, каким, без сомнения, является наш друг.
Видок галантно поклонился.
– Он украл письма? – спросила Полина по-русски у Алексея. – Да или нет?
Молодой человек молча кивнул.
– Так я и знала, – пожала плечами Полина. – Могу ли я полюбопытствовать, – обратилась она к Видоку, – зачем вы это сделали?
– У меня есть друзья в одном капустном листке, и я подумал, что это было бы им интересно.
– Капустном листке? – переспросил Алексей, не понимая.
– Ну, бульварной газетенке, если вам угодно.
– Вы подлец, – горько сказал Каверин.
– Негодяй, каких мало, – поддержала его Полина. Ноздри ее воинственно затрепетали.
– Ага, – спокойно согласился Видок. – Зато теперь у вас есть выбор. Либо вы помогаете мне в моем деле, либо я немедленно передаю письма княжны куда следует, и назавтра вся Европа будет смеяться над русским царем и его племянницей. Ну так как?
– И вы называете это выбором? – возмутилась Полина.
– А в письмах такие огнедышащие пассажи, – мечтательно продолжал Видок, ухмыляясь во весь рот. – Просто загляденье. Жаль будет, если все это пропадет. Все-таки, что ни говори, хорошей литературы год от года становится все меньше.
Особые агенты обменялись растерянным взглядом.
– Пропади вы пропадом, – устало сказал Алексей. – Хорошо. Я… мы поможем вам. Только княжну не надо впутывать. Она тут ни при чем.
– Наконец-то вы заговорили по-человечески, – проворчал Видок. – Ладно, уговорились. Вы помогаете мне, а я в конце отдаю вам письма.
– Послушайте, – вмешалась Полина. – Я все-таки не понимаю. Зачем мы вам нужны? Ведь вы же могущественный человек, и вам ничего не стоит взять в помощники куда более подходящих людей, чем я и Алексей.
– Ну, полно, полно, – отозвался Видок. – Во-первых, вы нужны мне, чтобы разговорить эту чертовку Жанну, из-за которой я торчу здесь уже месяц. А во-вторых – и это гораздо важнее, – вы мне нужны, потому что вы детки белой курицы.
– Что вы имеете в виду? – поморщился Алексей, который никак не мог привыкнуть к жаргонной манере выражения их знакомого.
– По-французски это значит счастливчики, – объяснил Видок. – Вам чертовски везет, вот в чем дело. Разве вы не помните, кого мы с вами нашли в прошлый раз? И что, вы думаете, в одиночку, без вас, я бы вышел на него? Да ничего подобного.
«Узнаю твою манеру, – мелькнуло в голове у Алексея. – Сначала приставить нож к горлу, а потом осыпать похвалами. Старый пройдоха».
«Ага, стало быть, он ничего не забыл, – думала меж тем Полина Степановна. – Интересно, он и вправду ищет драгоценности? А они красивые? Наверняка да, раз принадлежали французским королям. Очень бы хотелось взглянуть хоть одним глазком!»
– Может быть, все-таки поговорим о деле? – предложила она. – О нашем деле? – Она сделала ударение на слове «нашем». – Как мы поняли, вы ищете украденные сокровища Бурбонов?
– Не совсем так, – скромно ответил Видок. – Вообще-то я ищу «Принцессу грез».
– Кого? – болезненно вскрикнул Алексей. Он отлично помнил, что принцессой грез называл в письмах княжну Александру проходимец Эльстон.
Видок бросил на молодого человека укоризненный взгляд.
– «Принцесса грез» – это так называемый зеленый бриллиант короны. Надо вам сказать, дети мои, что зеленые бриллианты, да еще большого размера, в природе встречаются крайне редко. В Дрездене, насколько я помню, есть «Зеленый дрезденский бриллиант», но «Принцесса грез» превосходила и его, – пока вместе с остальными сокровищами королей ее не украли 17 августа 1792 года.
– Помнится, два года назад вы уже рассказывали об этом, – заметила Полина.
– И тем не менее я напомню вам детали. Итак, бесследно исчезли уникальные драгоценности. Среди них был «Санси», прозрачный бриллиант, который, по легенде, принадлежал еще бургундскому герцогу Карлу Смелому. В 1828 году камень неожиданно всплыл у вашего соотечественника мсье Демидова[12]. «Большой синий алмаз», другая гордость короны, объявился в Англии в 1830-м. Его приобрел банкир Хоуп[13]. С третьим бриллиантом, который называется «Регент»[14], вышла совсем забавная история. Воры вернули его на место. – Видок хитро прищурился. – Как по-вашему, почему они это сделали?
Алексей вытаращил глаза.
– «Регент» – очень большой бриллиант, – заметила Полина. – В нем сто пятьдесят каратов…
– Сто сорок, – поправил Видок. – И что же?
Алексей пожал плечами.
– Ну, наверное, воры не знали, что делать с такой крупной ценностью…
– Как – что делать? – удивился Видок. – Продать – целиком или разрезав на части. Неужели не ясно?
– Тогда я не знаю, – призналась Полина. – Но, наверное, всплыли какие-то особые обстоятельства.
Видок удовлетворенно кивнул.
– Ладно, мы еще вернемся к этому. В общем, два камня сменили владельцев, третий непонятно почему оказался на прежнем месте, а четвертый, «Принцесса грез», бесследно исчез. Вообще-то там была еще куча всяких драгоценностей, но о них пока речи не идет. Меня интересует только «Принцесса грез».
– А почему она так называется? – с любопытством спросил Алексей.
– О, это целая история, – оживился Видок. – Камень был куплен Генрихом Четвертым в подарок его любимой, Габриэль д'Эстре.
– Однако он любил не только ее, – вставила Полина, которая прекрасно помнила сердечные дела чуть ли не всех властелинов Европы. Собственно говоря, это было одной из причин того, почему она так любила читать о свершениях минувших дней. Вообще в истории ее интересовали только люди и их страсти, а вовсе не скучные перечни дат и бесконечные войны.
– Да, – вздохнул Видок в ответ на ее слова, – потому что бедняжку Габриэль отравили. В ее честь этот камень и был назван «Принцесса грез». При Людовике XIV его огранили, придав ему совершенную форму. Правда, при этом камень потерял часть веса – он весил шестьдесят каратов, а стал весить только сорок два. Зато по блеску и игре никакой другой не мог с ним сравниться. А цвет! Знаете, зеленый цвет – один из самых моих любимых. Кстати, у моей первой девушки глаза тоже были зеленые, и я считаю, что это хорошее предзнаменование.
– Вы точно уверены, что она была первой? – не удержался от колкости Алексей. – Ведь столько лет прошло…
Видок подозрительно покосился на него, но ничего не сказал и только покачал головой. Полина старательно разглядывала потолок, хотя на нем не наблюдалось ровным счетом ничего интересного.
– Ну, раз вы в состоянии язвить, значит, дело у нас наладится, – заметил Видок. – На чем я остановился?
– На том, что ни один алмаз не мог сравниться с «Принцессой грез», – подсказала Полина.
– Да. Но вот пришла революция, и шайка из семерых ловких человечков решила прибрать к рукам сокровища короны, благо никто как следует за ними не приглядывал. Во главе ее стоял Жорж Понселе, он и разработал план. В подручных у него оказались Луи Прель, бывший мясник, Луи Мобюз, с которым Понселе вместе сидел в тюрьме, Жак Одрие, Жан Тербийон – два ловких вора, Люсьен Конт – бывший ученик ювелира, который когда-то ограбил своего хозяина, и, наконец, Симон Брюле, бывший монах.
– Дед Жанны, – вставил Алексей. – Верно?
– Верно, – согласился Видок. – Все прошло как по маслу, и сокровища вскоре были у них. Тут-то и началось самое интересное. Жорж Понселе был известен своим крутым характером, и подельники не слишком ему доверяли. Они подозревали, что он может захапать… пардон, мадемуазель, заграбастать всю добычу и смыться. Он уже договорился с одним ювелиром о продаже, но вот договориться с собственными товарищами оказалось куда труднее. Кажется, Луи Прель первым поднял вопрос о разделе добычи. Каждый берет свою долю, и все разбегаются, а если кого сцапают – никто никого не знает. Так он предложил, и все остальные его поддержали. Жорж Понселе был в ярости, но он остался в меньшинстве и ему пришлось как смириться. В общем, он согласился на раздел.
– А дальше? – с любопытством спросила Полина.
– Дальше самое интересное. – Видок заметно оживился. – Представьте себе грязную берлогу, в которой на единственном колченогом столе свалена груда сокровищ. Семеро жуликов, сгрудившиеся вокруг стола, орут до хрипоты. Каждый хочет захватить себе долю побольше, и каждый преувеличивает свои заслуги. Этот вопит: «Я стоял на стреме», а тот – «Я придумал весь план, без меня вы бы до сих пор сидели в дерьме», и так далее. Наверняка там было на что посмотреть, да жаль, меня там не оказалось.
– И чем же все кончилось? – подал голос Алексей.
– Да ничем. Мелкие камни поделили очень быстро, потом пошел черед более серьезных вещей, и тут-то и началась потеха. Воров было семеро, а больших бриллиантов – всего четыре. Ясное дело, никто не хотел уступать, и дело дошло до того, что кое-кто едва не взялся за нож. Тогда Жорж Понселе и предложил поделить камни по жребию. Семь палочек зажимают в пальцах, и кто вытащит самую короткую, тому и достанется камень. Тому, кто держит, достается последняя палочка. Ясное дело, никто не хотел держать эти чертовы палочки, но пришлось это делать Люсьену Конту, потому что он был моложе всех и потому, что главарь ему недвусмысленно сказал: или делай, что говорят, или можешь катиться к черту. Ну, Люсьен и струхнул.
– А потом что было? – Полина затаила дыхание, ожидая ответа.
Видок шевельнул кустистыми бровями.
– Дальше? А вот слушайте. Первым, стало быть, разыгрывали «Санси». Люсьен весь вспотел, когда держал палочки, но самую короткую вытянул Жорж Понселе. Вторым стали разыгрывать «Большой синий алмаз». И что же вы думаете – опять Понселе вытащил самую короткую. Луи Прель, тот, что мясник, выругался и сплюнул сквозь зубы. Остальные закричали, что с Жоржа хватит двух камней, пусть он даст другим возможность выиграть. Понселе не стал спорить, а если стал бы, то очень возможно, что ему распороли бы брюхо. Он отошел в сторону, а оставшиеся шесть подельников стали разыгрывать «Принцессу грез». Симон Брюле, тот, что был монахом, то и дело крестился и бормотал молитвы, и, может, это и сыграло свою роль. Короче, заветную палочку вытащил он.
– Ах вот оно что! – воскликнул Алексей. – Вот почему вам так понадобилась его внучка!
– Поняли, да? Но это еще не все – ведь из четырех камней парни не поделили еще «Регент». Он лежал на столе и сверкал, как кусочек солнца. Ошеломляющее зрелище! А Люсьену Конту опять пришлось держать чертовы палочки. Он зажмурился и стал про себя молиться, точь-в-точь как Симон Брюле, о том, чтобы камушек достался ему. Он напомнил господу, на всякий случай, если тот вдруг запамятовал, что ему, Люсьену, из всей груды добра досталась самая скверная добыча. Всего-то пара ожерелий, да пяток колец с брошками – барахло, словом, если сравнить с тем, что перепало другим. Должно быть, господь в тот момент находился в хорошем расположении духа, потому что Луи Прель вытянул длинную палочку, и Луи Мобюз тоже, и Симону Брюле ничего не досталось, и Жак Одрие тоже вытащил пустышку. В руке у Люсьена осталось всего две палочки, и одна из них сулила обладание «Регентом», а другая ровным счетом ничего. По спине у Люсьена тек пот, и рубаха на нем вся взмокла. Последним тянул свою палочку Жан Тербийон. У него были такие пронзительные черные глаза, и Люсьен боялся даже посмотреть в них. А Тербийон все медлил, все выжидал, все примеривался… Наконец он протянул руку к короткой палочке, и Люсьен с каким-то даже облегчением подумал, что так и должно быть, что алмаз достанется Тербийону, а он, Конт, простофиля – его все так звали – и совершенно зря он на что-то рассчитывал. Только Тербийон впился ему в лицо своими глазами и схватил другую палочку, длинную. Ведь он совсем иначе истолковал себе выражение лица нашего парня.
– Ничего себе! – вырвалось у Полины. – Так что же, «Регент» оказался у Люсьена?
– Ага, – кивнул Видок. – На Тербийона, говорят, было даже страшно смотреть, а Прель-мясник присвистнул и сказал: «Вот вам и простофиля!» Но, в общем, никто не пытался оспорить жеребьевку, и только Тербийон ходил черный, как туча. Именно поэтому Люсьен для себя решил, что он распрощается с приятелями, заляжет на дно и будет сидеть тихо. Он очень хорошо представлял себе, что можно сделать с человеком за такой камень.
В общем, каждый взял свою часть добычи, и воры разошлись кто куда. У Конта, хотя ему сравнялось всего двадцать лет, уже была жена и двое детей, но он о них не распространялся. Он загнал одно из колечек, снял новую квартиру и быстренько переехал туда вместе с семьей. Через некоторое время он узнал, что его мать умерла – угорела до смерти. Одного из детей раздавила карета, другой упал в реку и утонул. Жена, не в силах вынести такое горе, слегла и, похоже, серьезно заболела…
– А, – протянул Алексей. – Мне кажется, я понимаю, куда вы клоните.
– Вот-вот, – подтвердил Видок. – Словом, с тех пор как Люсьен выиграл свой алмаз при дележе, удача отвернулась от него. По крайней мере, сам он поверил в это, потому что люди угорают, и дети тонут, и ничего из ряда вон выходящего тут вроде как нет, – но Конт был убежден, что именно алмаз принес ему несчастье. И тогда, чтобы умилостивить небеса, он решился на отчаянный шаг.
– Он вернул «Регент» на место? – изумилась Полина.
– Ага, – весело сказал старый плут. – Вот так все и произошло. Кстати, хотите верьте, хотите нет, но вскоре после того, как он подкинул алмаз обратно, жена Люсьена выздоровела. Он был вне себя от радости, потому что этот мошенник был очень к ней привязан. Но Симон Брюле, когда узнал о происшедшем, обозвал Люсьена простофилей.
– Я думал, члены шайки решили больше не встречаться, – заметил Алексей. – Разве не так?
– Случайная встреча, – хмыкнул Видок – В те дни только и говорили, что о таинственном возвращении алмаза, и, когда Люсьен сидел в каком-то кабачке, к нему неожиданно подошел Симон Брюле. Он спросил, правда ли, что Люсьен сам, по собственному желанию вернул алмаз. Люсьен ответил, что да, и Симон в сердцах плюнул и сказал, что свет не видел второго такого идиота.
– А что стало с остальными членами шайки, не знаете? – спросила Полина.
– Конечно, знаю, – ответил Видок, усмехаясь. – Жорж Понселе, главарь, у которого оказались аж два ценнейших бриллианта, отправился прямиком к своему знакомому ювелиру, который обещал купить у него все камни. Пока ювелир разглядывал на свет «Большой синий алмаз», он предложил своему другу выпить чего-нибудь. Тот согласился, не зная, что в вино подмешан быстродействующий яд. Через несколько секунд Понселе умер, а ювелир избавился от необходимости платить.
– Значит, Понселе убит? А…
– Терпение, мадемуазель, терпение. Луи Прель, тот, что был прежде мясником, оказался никчемным торговцем бриллиантами. Он продал свою долю за бесценок и запил, то ли по глупости, то ли поняв, что его надули. Он умер в больнице для бедных. Луи Мобюз подался в Вандею[15], где жили его родные, но по дороге его схватили синие[16] и гильотинировали. Симон Брюле уехал в Тулузу и там женился. Его убили в 1822 году, а за что, нам еще предстоит узнать, и тут я рассчитываю на вас. Одрие исчез бесследно, как и Жан Тербийон, но они нас пока не интересуют. Ведь «Принцесса грез» была у Симона, а Симон Брюле был не из тех людей, что легко выпускают из рук свое добро. По крайней мере, именно так о нем отозвался Люсьен Конт.
– Ну, а с Люсьеном Контом что произошло? – спросил Алексей. – Он тоже умер?
– Ничего подобного, – ответил Видок. – Люсьен Конт много лет назад угодил под карету и после этого несчастного случая остался без ног. Его жена до сих пор живет с ним, и именно у него я узнал подробности, которые только что рассказал вам.