* * *

Вечером в сарае, освещаемом слабым светом керосиновой жестянной лампочки, шла обычная «рабочая жизнь». Каждый занят в эти немногие часы перед сном своим делом — один зашивает одежду или чинит обувь, другие стараются написать письмо или, роясь в своих скудных вещах, соображают — что бы такое из них выкроить: или продать часть или сменить на съестное.

Я сижу у печки, Сурков и Семенов только что покончили с чаем и заняли место на скамье как раз против меня.

— Хорошее это дело железная печка, — говорит Семенов, жмурясь на раскаленную почти до красна печку, — не будь этой самой печки — конец нашей жизни.

Сурков возражает:

— У нас на Алтае месяца по два охотники в тайге живут. И без печки обходятся… Нну, как свалишь, хоть скажем, сухой кедрач, да зажжешь.

Тут тебе никакая печь так не согреет. Да и здесь… Вот, скажем, попади я в лес — без всякой печки согреюсь.

Семенов недоверчиво на него посмотрел.

— А как же это ты согреешься у костра?

Приятели принялись рассуждать о кострах. Наконец, Семенов с сожалением сказал:

— Да, вот мы не умеем таких костров делать… И вот, пять человек бежали со мной с командировки на Парандове. Все погибли, потому не привыкший к лесной жизни народ.

Я заинтересовался побегом. Семенов, покуривая свою махорочную папиросу, рассказал грустную повесть о гибели товарищей от холода и чекистских пуль.