ГЛАВА 7. ГОРОД КОЧЕВНИКОВ

Ночь превратилась в дрожащую тьму. От вибрации палубы колени Конана и Филиопы покрылись синяками, зубы стучали, ныл позвоночник. Под ударами молний жалко съежилась ночь — раболепная и неспособная освободиться из объятий колдовского ветра, несущегося много быстрее любой обычной бури, швырявшего и колотившего пиратский корабль намного сильнее, чем обычный морской шторм. И хоть судно отчаянно пыталось замедлить свой бег, безумные порывы ветра не оставляли ему ни одного шанса, волоча обреченный корабль по охваченной бурей земле. И теперь это судно (хоть его и несли завывающие демоны-ветры) стало для трех его пассажиров единственной реальной вещью во всем мире.

Долгой и неестественно темной выдалась эта ночь, и шторм, завывая в ночи, нес их дальше и дальше. Напрягаясь изо всех сил, для того чтобы в огнях молний взглянуть поверх перил, Конан разглядел холмы, оставшиеся позади в кильватере. Он увидел равнины, поросшие травами, которые качались, словно волны, под ударами шторма. Капитан чувствовал, как киль его корабля скрежещет и вибрирует, разрезая твердую каменистую землю. Он видел дикие травы, расступающиеся перед сломанным носом «Ворона», видел, как торнадо закручивается воронкой за кормой корабля, словно джинн, завертевшийся на месте, да так и забывший остановиться, отправившись побродить. Конан увидел деревню. Ее домики дрожали на ветру. Пират чувствовал, как корпус «Ворона» со скрежетом несется вперед, разрезая навесы и сараи. Солома крыш и дранка летели в разные стороны из-под носа корабля, кружась на ветру по обе стороны от фигуры Кроталуса, стоявшего, сжав носовые леера широко разведенными руками.

Палуба то и дело сильно кренилась то вправо, то влево, а толчки и дикие рывки говорили о том, что часть корпуса корабля разбита. Однако Фердинальд по приказу Конана построил судно на совесть. Паруса были крепко натянуты, мачты и ребра оставались целыми. Невозможно поверить, но корабль «плыл» по суше все дальше и дальше.

Ночь умерла, задыхаясь в тисках бурлящего шторма. Скрежет стоял невыносимый. В воздухе полно было обломков, которые обдирали корпус корабля и стучали по палубам так яростно, что Конан решил: должно быть, «Ворон» попал в центр циклона. Ветер хлестал без всякой жалости, заставляя капитана защищать сжавшуюся Филиопу своим телом. Ему и самому пришлось прикрыть глаза.

Когда движение замедлилось и вихрь стал терять силу, небо уже побледнело в преддверии зари. Наконец корабль замер, остановившись у скалы на берегу реки, которая плескала и журчала, разбухнув от дождя, идущего выше по течению. За скалой возвышалась стена города, раскинувшегося посреди обширных равнин.

Разбросав обломки, выпутав ноги из мешанины упавших веревок и рей, Конан поднялся и помог Филиопе встать рядом с ним. Ему было холодно. Тело его сводило судорогой. Его волосы, мокрые и покрытые коркой соли, напоминали чудной головной убор. Колдун Кроталус исчез с носа разбитого корабля. Стена города перед ними на самом деле оказалась частоколом с множеством ворот. Она окружала скопление бессчетных палаток самого различного фасона, которые удивительным образом ничуть не пострадали от выдохшегося шторма.

Конан помог Филиопе вслед за ним соскользнуть к борту по наклонившимся шканцам. Вместе они спрыгнули на разбитый корпус, который зарылся в каменистый берег речушки. Из-под обшивки «Ворона», там, где ее разбило о камни, высыпались груды и разлились потоки сверкающего золота и драгоценностей, часть из которых еще покрывала корка кораллов и мидий.

Нельзя было сказать, сколько морских сокровищ оказалось беспорядочно разбросано по степи по всему маршруту корабля. Пластины и слитки, которые сложили в нижней части корпуса вместо балласта, исчезли, но лучшие находки остались, сложенные в бочонки, ящики, хоть ныне и те и другие были разбиты. Конан наклонился и поднял элегантно отделанную рубинами нагрудную пластину. Он повесил ее на шею Филиопе, а украшенный драгоценными камнями серебряный гребень подошел для ее сырых, пахнущих морем волос. Потом Конан подобрал кольца и браслеты для своих и для ее запястьев и пальцев. У них ведь не было никаких денег.

Широкие ворота в частоколе открылись, пропустив пеструю толпу. Первой к потерпевшим кораблекрушение подошла стража ворот, вооруженная длинными прямыми пиками. Позади них толпились горожане. Одни шли пешком, другие ехали на лошадях. Основную часть процессии составляли люди в фуфайках из овчины и отделанных мехом металлических шапках, вооруженные кривыми саблями и короткими луками. Они собрались на низком берегу и спустились к самому потоку. По одежде, бронзовой коже, лицам с высокими скулами нетрудно было узнать гирканийцев.

В самом центре толпы двигался экипаж, который тащила по меньшей мере дюжина лошадей, — широкая, высокая, напоминающая фургон повозка, установленная на нескольких парах больших, окованных медью колес. Ее передняя часть была превращена в просторную веранду, где трое слуг в форме размахивали кнутами. Над ними возвышался миниатюрный балкон с крышей и перилами, откуда два или три человека, не мешая друг другу, могли осматривать большую территорию, увещевать людей и командовать толпой. По бокам повозки поднимались маленькие защитные башенки, наполненные вооруженными стражниками. Без сомнения, там скрывалась свита короля кочевников.

Действительно, человек, неожиданно появившийся на верхнем балкончике, выглядел гордым правителем широкой восточной степи. Он носил высокий бронзовый шлем, который сам по себе напоминал минарет: его витые гребни и подвески светлого золота покачивались и сверкали. Лицо правителя, безбородое и древнее, было изборождено морщинами от суровой жизни в ненависти к роскоши. Широкий плащ из соболей на шелковой подкладке покоился на могучих старых плечах. С королевским достоинством возвышался он над колесничими, спокойно разговаривая с каким-то человеком, сопровождавшим его. Спутник короля — высокий, тощий, темнокожий, одетый в грязные белые одежды — оказался старым знакомым, и от вида его настроение Конана испортилось. Это был не кто иной, как Кроталус.

Конан повел Филиопу вперед, не дожидаясь, пока гирканийцы подойдут ближе. Он шел вызывающе, шагая словно король в своих собственных владениях, хоть ему потребовалось не больше дюжины шагов, чтобы остановиться напротив копий встречающей их делегации.

Тяжеловесный дворец на колесах, загромыхав и заскрипев, остановился в утоптанной грязи на берегу речушки. Ряды пеших воинов и всадников расступились и плавно развернулись веером по обе стороны от повозки, встав так, чтобы охранять как правителя, так и сокровища потерпевшего крушение корабля. Из-за рядов солдат выглядывали городские зеваки, без сомнения очарованные спектаклем: безвкусно одетые, наряженные в драгоценности чужеземцы и корабль с сокровищами, очутившийся во многих лигах от моря.

И вот раздался звонкий голос хозяина фургона, обратившегося к Конану на грубом гирканийском:

— Вы и в самом деле моряки, оказавшиеся на мели, перенесенные сюда из моря волшебным ветром, дувшим всю прошлую ночь?

— Конечно, — ответил Конан на том же языке. — Я — Конан, путешественник из далекой Киммерии, изучаю Вилайет. — Он обнял рукой Филиопу, решив, что не стоит представлять ее. — Где мы? И к кому я имею честь обращаться?

— Ты просишь милости у Анталлы, предводителя Клана Яка — самого могущественного в Гиркании… — При высокомерных словах своего вождя воины отдали ему салют, ударив копьями по щитам. — Город, который ты видишь перед собой, — Аттар Карапеск — моя столица. — Анталла подождал, пока звон оружия стихнет. — Твой корабль очень своевременно прискакал сюда на копытах шторма. Если бы не дождь, то завтра мы сняли бы свой шатры и уехали бы отсюда.

— Хотите сказать, что вы собираетесь покинуть свою столицу? — спросил Конан. — Буря была сильной, я знаю… — Он сбился, снова удивившись, как палисад и палатки выстояли под ветром, который перенес их сюда. Однако этот факт лишний раз доказывал, что ветер был колдовским.

— Мы не покинем свой город, а перевезем Аттар Карапеск в южные степи, чтобы подготовиться к встрече кланов, которая состоится в следующем месяце. Мы — гирканийцы, кочевники, — прибавил вождь, взмахнув рукой. — Моряки степей. Можете называть так всех, кто любит свободу открытых просторов Гиркании. Мы не тратим жизнь, посадив себя в тюрьму из собственных отбросов, ползая на коленках в свиных хлевах с каменными стенами, как жители городов. — Когда он сказал это, толпа в островерхих шлемах громко захлопала и высокомерно зашумела. — Теперь же влажная земля задержит наше отправление на день или два, — добавил он, жестом указав на поток, который журчал под обломками «Ворона». — Но это неважно. После дождя вдоль всего нашего пути будет лишь больше воды и фуража. Да и богатства, содержащиеся в трюмах твоего корабля, придутся как раз кстати.

— Конечно, предводитель, — согласился Конан. — Я с радостью предложу вам половину сокровищ как выкуп… в благодарность за ваше гостеприимство, в виде компенсации за любые убытки и в качестве платы за отряды и фургоны, которые понадобятся нам, чтобы уехать самим и увезти сокровища. Наше бедное судно пострадало во время этого ужасного путешествия, и я, как капитан, не хотел бы ничего, кроме как добраться домой.

Его слова вызвали кривую усмешку на обветренном лице предводителя кочевников:

— Капитан, я должен согласиться, что твой корабль видел и лучшие дни. Твоя команда, кажется, тоже значительно поредела.

Шутка вызвала грубый смех у офицеров, которые смотрели на Конана и особенно на Филиопу из седел, расположившись по обе стороны огромного дворца на колесах.

— Что же до твоей щедрости, — продолжал Анталла, — то очень благодарен, но боюсь, что ее уже превзошли. — Взмахом руки он указал на высокую тощую фигуру колдуна. — Настоящий хозяин корабля, назвавшийся Кроталусом, уверил меня, что сокровища принадлежат непосредственно ему. Он преподнес их Гирканийской империи, передал во владение нашему клану как дружеский дар.

При этих словах собравшаяся и все возрастающая безмолвная толпа воинов снова отдала звонкий салют. Конан оглянулся и увидел, что пешие и конные стражники окружают корабль. Более того, отряды всадников галопом ускакали на запад, следуя за бороздой, оставленной килем корабля. Без сомнения, они станут искать сокровища, высыпавшиеся из дыр в корпусе корабля.

— А Кроталус сказал вам, что он — чародей-интриган, который повинен в кораблекрушении и смерти остальных членов моей команды? — спросил Конан, повернувшись к монарху.

Предводитель смотрел вниз не шевелясь.

— Он рассказал мне о вас, Конан из Киммерии… или я могу обратиться к вам как к капитану Амре из Красного Братства? Если Кроталус и потопил вашу команду, похвально, потому что пираты-головорезы причиняют бесконечные неприятности на границе нашей империи и мешают торговле.

— Так он даже сказал, что это он вызвал дьявольский ветер, который пригнал нас сюда?

Конан понимал, что вождь клана не собирается приказать убить его прямо на месте, пока не получит подтверждение, что Конан и есть Амра. Киммериец же хотел попробовать заручиться уважением вождя.

— Он сказал вам, что он к тому же слуга и доверенное лицо Императора Турана? Что до встречи со мной он грабил гирканийское побережье?

— Что до волшебного ветра, — ответил Анталла, обращаясь как к толпе зрителей, так и к Конану, — он не причинил вреда городу, так почему же я должен считать его создателя своим врагом? Знай, пират, это — Гиркания! Испокон веков она зовется землей демонов и колдунов. Здесь колдовство не считают пороком. Совсем наоборот, оно достойно восхищения и уважения. — Нагнувшись, предводитель показал одну вещицу, которую Конан тут же узнал, — арфу Дагона. Потом Анталла поднял волшебную арфу над головой. — Вот инструмент, с помощью которого Кроталус вызвал ветер, как он сказал мне. Еще он сказал, что может управлять этой вещью и использовать ее нам во благо, как залог своей доброй воли. — Анталла убрал арфу, даже не пытаясь побренчать на ней или взять хоть один аккорд для толпы. — И разве связанное с Аграпуром прошлое нашего гостя таит в себе больше преступлений против Гиркании, чем прошлое пиратов Красного Братства, чьи корабли нападают на наши порты и торговые суда, прячась под туранским флагом? — продолжал Анталла. — Не так давно мне рассказывали, что в твоем порту правит наместник Туранской империи.

— Это все в прошлом, — быстро ответил Конан. — После того как я убил капитана Кналфа, мы — Красное Братство — снова совершаем беспристрастные рейды — то есть охраняем и защищаем иностранные корабли самым справедливым образом, содействуя развитию торговли на Вилайете.

— Так вы вернулись к бесцельному пиратству, — заметил предводитель. — Ты говоришь, Кналф мертв… но тебе не приходило в голову, капитан Амра, что ты уже убил слишком многих? — На лице кочевника появилась неприятная улыбка, в то время как всадники стали незаметно придвигаться к Конану с обеих сторон. — Я слышал о твоей сладкоречивой пиратской двуличности. Если бы я был на твоем месте, я бы помолчал о своих подвигах, так как человеку перед смертью приличествует раскаяться за неправедно проведенную жизнь.

Когда Анталла только начинал разговор с Конаном, несколько всадников-офицеров, спешившись, вскарабкались на борт разбитого корабля и стали изучать его содержимое. Теперь, когда они шли назад, Конану бросились в глаза их кривые ноги. С торжественными от удивления лицами они доложили своему вождю о том, что увидели. Анталла перегнулся через перила, слушая их, потом широко улыбнулся и обратился к тем, кто стоял поблизости:

— В самом деле, это будет самый богатый день для Гиркании и для нашего клана. Я приказываю моим воинам встать на охрану корабля и его следа, а того, кто провинится и окажется уличен в краже, привяжут к хвосту дикой лошади. Теперь же вернемся в город, где сможем отпраздновать ваш приезд.

На балконе, в относительном уединении, вождь Анталла, повернувшись к Кроталусу, заговорил довольно резко:

— Ты, колдун из Кешана, обещал мне, что отречешься от наших врагов, как от туранцев, так и от пиратов, и используешь все свое умение, чтобы принести пользу Гиркании?

— Да, я так обещал, — подтвердил Кроталус, едва согнув шею и чуть склонив лысую голову в сторону вождя. — Вам, о Анталла, скажу: я утомлен придворными интригами и высокомерием рвущихся к власти туранцев. В вашей стране я найду чистое, приемлемое для меня общество, более похожее на племена моей родной земли, скитающиеся по джунглям и саваннам. Ваша страна, Вождь, — суровая земля, где вырастают сильные вожди и могучие колдуны, не похожие на своих врагов, живущих в роскоши, приводящей к упадку, черпая богатства грабежом чужих земель, которые завоевывают. У вас есть возможность духовно расти и мудро строить свою жизнь. Я ручаюсь, что помогу вам, особенно если вы захотите сбросить ярмо угнетателей, которые притесняют вас из-за моря.

— В самом деле, ты хорошо понимаешь нас, — заметил Анталла. — Всего несколько дней назад наш посол — Ади Балбал из Клана Страуса — вернулся из Аграпура, рассказывая о наглых оскорблениях и покушении на его жизнь. Король и принц Турана — надменные лжецы, жаждущие войны, так он сказал. Они давят все сильнее на нас на юге и пользуются превосходством своего флота на Вилайете.

— Гиркания имеет флот, и у нее достаточно портов, — заметил Кроталус. — Разве нельзя уничтожить туранцев в открытом море?

— Наши кланы завоевали славу на суше и известны искусством и отвагой всадников, — Анталла поднял руку, показывая на отряды воинов, застывших в седлах. — Вилайет всегда считался камнем преткновения наших военных кампаний, — прибавил он более доверительно. — Колонии, которые мы основали на западе, лучше изучили морские пути и теперь используют это против нас. Галеры наших морских кланов старые и плохо экипированы. Чтобы разбить наших двоюродных братьев, необходим новый флот.

— Так какое лучшее применение можно найти сокровищам, что я принес вам, чем постройка нового флота? Как вы видите, на борту корабля достаточно богатств.

— Быть может. Но прибавлю, что в наших степях не растут деревья. Корабельный лес нужно привозить из южных королевств вроде Колчиана, прорываясь через туранскую блокаду. Вдобавок к деньгам нам потребуются чертежи и время.

— Тут мои колдовские таланты могут вам помочь, — теперь Кроталус заговорил убедительно, но тихо, так, чтобы никто, кроме Анталлы, не слышал его слов. — Я умею ускорять рост живых тварей, растений и животных. Так что, быть может, я смогу решить проблему с древесиной. А если так, вы сможете вызвать Туран на битву в открытом море намного раньше, чем рассчитываете.

— Превосходно! — воскликнул Анталла. — Я смогу выдвинуть твое предложение на встрече кланов, которая скоро состоится. Тем временем я соберу конклав наших лучших волшебников, чтобы те вынесли решение относительно твоей силы и умения. Возможно, ты захочешь поделиться с ними своими секретами и искусством. Я чувствую, Кроталус, что твой альянс с нашей империей окажется выгодным для обеих сторон.

По приказу Анталлы Конан и Филиопа тут же оказались окруженными пешими стражниками с угрожающе выставленными копьями. Пара пиратов и не сопротивлялась, направившись следом за многоколесным дворцом, в то время как тот сделал широкий круг и загромыхал назад к воротам палисада. Под ногами толпы голая земля у берега превратилась в месиво, но никто не побеспокоился дать пленникам башмаки или ботинки, так что они шлепали по грязи босыми ногами. Непривычно было им ступать по раскисшей земле и конскому помету после чистой раскачивающейся палубы.

Деревянные стены города, как оказалось, скорее служили загонами, где держали яков и лошадей, чем городскими укреплениями. Колья стен были тонкими и отстояли далеко друг от друга, огораживая обширные участки вытоптанных пастбищ вокруг поселения. Дорога провела Конана и Филиопу по переулкам между скоплениями палаток, формой напоминавших пирамиды, очевидно принадлежавших различным клановым группировкам. Почти все жители носили меховые шапки. Мужчины, женщины и дети — все опускались на колени, когда вождь клана проезжал мимо, потом вставали и с глупым видом глазели, тыкая пальцами в сторону пленных, с трудом тащившихся следом за дворцом на колесах. Лошади выглядели равнодушными, стоя стреноженными и жуя скошенную траву у палаток.

Маленькие дети возбужденно выглядывали из-под приподнятых пологов палаток. Возле палаток дымились и коптили костры, сложенные из помета яков.

Процессия направилась в сердце города, вероятно из-за дождя превратившегося в грязное и вонючее болото. Потом Конану стало ясно, что вместо того, чтобы остаться в центре поселения, они движутся к его южной окраине. В стороне, в конце широкой улицы между палатками и загонами, он заметил многокомнатный павильон, украшенный конскими хвостами и меховой бахромой, — возможно, там и располагался двор вождя.

Но процессия прошла мимо. Они двигались дальше по грязным аллеям и пастбищам, пока не добрались до дальнего и малозаселенного участка городского периметра, где была установлена самая высокая и крепкая палатка с навесами и палисад.

Оглянувшись, Конан обнаружил, что порядочного размера толпа следует за ними. Кочевники почтительно молчали, пробираясь между конными отрядами Анталлы, и, очевидно, чего-то ждали.

Дворец-фургон последний раз повернул и, загромыхав, остановился в грязи перед пиратами и толпою. Конные упряжки отцепили и отвели в сторону, освободив пространство перед дворцом. Конан и Филиопа обошли дворец и снова предстали перед вождем. Он сменил позвякивающую корону на высокую меховую шапку и снова вместе с Кроталусом стоял на балконе.

В толпе перед колесницей собралось теперь много людей в серебряных шлемах, нагрудниках и дорогих мехах. Как пешие, так и конные, они, очевидно, были старшими офицерами и предводителями кланов. Стоя на скошенной траве, они образовали полукруг перед балконом вождя. Другие вскарабкались на частокол, вдоль верхней части которого были устроены подвесные деревянные дорожки, проходящие чуть ниже гребня обструганных колов.

Анталла, обратившись к толпе, оставил Кроталуса рядом с собой, словно собираясь представить его. С другой стороны от него стояла стройная, красивая дева из Клана Яка, одетая в сапожки из меха и простую сорочку. Кроме того, она нацепила украшения из сокровищ каррака — венок, диадемы, браслеты на руках и ногах, пояс из золотых звеньев, украшенных драгоценностями. Очевидно, всадники Анталлы не тратили времени даром, а грабили обломки, перевозя добычу в сундуки своего повелителя.

— Сегодня выдающийся день для Гиркании, — начал вождь. — Как вы видите, мы получили, в дар баснословные сокровища и заключили союз с иностранным колдуном, чья помощь может доказать величие нашего клана и народа. Более того, мы взяли в плен Амру Льва — ужасного врага, бич нашего побережья. — Он поднял обе руки к небесам, вознося молчаливую благодарность. — Теперь, скажу я, пришло время показать нам свое гостеприимство и отпраздновать эти события! Надеюсь, мы увидим лучшее представление нашего любимца, легендарного сасарука с северных холмов, которого подарили нам колдуны Гиркании! — Лицо вождя Анталлы, в котором смешалось величие королевского сана с натурой кочевника-бродяги, сейчас светилось от подлинно детского счастья. — Наш сасарук — магическое чудовище — существо, в котором смешались природные силы и заклятия. Он — тот, кого воспевает наш фольклор. Некоторым из вас выпадет честь увидеть великолепное представление, ведь наш сасарук — чудесное волшебное создание — пленен совсем недавно и содержится под стражей колдовского искусства. Сейчас самое подходящее время взглянуть на врожденную ярость этой ужасной твари. Хотя наш гость Кроталус, возможно, посчитает такой поступок жестоким… как и наш пленник, когда лицом к лицу столкнется с нашим любимцем.

По краям пастбища люди вождя начали разливать выпивку из глиняных оплетенных бутылей в кожаные чашки придворных. Из навоза яков зажгли костры, над которыми стали жарить мясо, насадив его на сабли и на вертела. Но все это предназначалось не для Конана. Толпа подошедших стражников, действуя остриями пик, отделила его от Филиопы и погнала к частоколу. В нем открылась дверь — маленькая (очевидно, не ворота города), и Конана тычками погнали к ней.

— Конан! Амра, любовь моя! — позвала его Филиопа, когда ее оттаскивали прочь. — Не дай им убить тебя!

— Живи, девочка, и будь счастлива! — закричал он ей в ответ, в то же время прикидывая, каковы его шансы в схватке с копейщиками. Вождь не произносил никаких угроз в адрес Филиопы, так что ее-то, скорее всего, оставят в живых. Конан же решил, что скорее победит дикого зверя, чем множество хорошо вооруженных воинов.

— Разоружите его, — скомандовал Анталла со своей трибуны. — Мы хотим, чтобы схватка была справедливой. И снимите с него драгоценности, сасарук может зубы сломать об эти железки!

Стражи, прижав Конана к бревенчатой стене, толстыми концами копий выбили у него саблю. Но когда они стали подходить ближе, чтобы сорвать золотые украшения, пирату удалось отогнать их назад. Его пальцы крепко сжались, быстрым движением ухватив за руки двух врагов. Стражники взвыли от боли и ярости, а Конан, пятясь, проскочил через полуоткрытую бревенчатую дверь, которая тут же с грохотом захлопнулась у него за спиной.

По другую сторону двери оказался лабиринт со стенами туго натянутого полотна. Ткань была подвешена за веревки, протянутые так высоко, что Конан не мог до них дотянуться. Материал выглядел слишком грубым и крепким, чтобы можно было порвать его голыми руками или взобраться по нему. Нижняя часть перегородок была закопана в землю — мягкую грязь с лужицами от дождя. Кое-где из нее торчали робкие травяные стебельки. Конан опустился на колено и дернул за один из квадратных деревянных столбов, поддерживающих матерчатые стены, но тщетно. Бесполезно. Невозможно было вытащить из земли и приподнять нижнюю часть ткани. Тогда Конан встал, приготовившись встретиться с самым худшим.

Хитрый трюк богов: его искусство мореплавателя научило его обращаться с веревками и парусиной, однако он оказался бессилен, попав в смехотворную тюрьму с матерчатыми стенами. И вот Конан вошел в лабиринт.

Над ним из-за частокола торчали лица кочевников. Гирканийцы кричали и шумно приветствовали его. Слуги и офицеры из Клана Яка выстроились на мостиках, идущих по периметру частокола. Мужчины в шлемах и женщины с косами и в меховых шляпах восторженно кричали, подбадривая Конана. Они взирали на него с высоты в два или три человеческих роста. Стражники с пиками и луками тоже там были. Их насмешки звучали хрипло. Неудачно, что большинство оскорблений выкрикивали на степном диалекте, который Конан плохо понимал. Снова присев, пират зачерпнул и швырнул полную пригоршню грязи в насмешников, которые, весело хохоча, нырнули за частокол. Поняв, что таким образом он лишь сам измажется, Конан решил игнорировать зрителей.

Лабиринт оказался прямоугольным, по крайней мере его углы, где перекрещивающиеся веревки крепились вокруг деревянных столбов. В лабиринте легко можно было определить свое местоположение, стоило только взглянуть на стены периметра, так что тут едва ли можно было заблудиться. Похоже, его создали для того, чтобы смутить жертву и загнать в ловушку, если за ним погонится зверь… тот самый сасарук. Лучше избегать волшебной твари. Но ведь Конан никогда покорно не ждал, пока смерть отыщет его. Повернув за угол, он уверенно зашагал вперед.

Он подошел к краю полотна и остановился, изучая его. Потом сжал крепко сшитый шов в могучих мозолистых руках и, подтягиваясь, полез вверх, переставляя руки все выше и выше. До веревок оставалось еще далеко, когда зазвучали глухие удары — камни, запущенные зрителями, забарабанили в полотно, и короткое оперенное древко стрелы вонзилось поодаль. Внемля предупреждению, Конан под веселые ободряющие крики зрителей спрыгнул на землю.

Лабиринт вел Конана все дальше от двери, через которую он вошел, но по-прежнему он оставался в поле зрения сгрудившихся на стене зрителей, которые дружески подбадривали его. Выйдя на первую развилку, откуда в разные стороны вело три прохода, Конан выбрал коридор, который через несколько поворотов привел его в тупик. Он уперся в деревянный частокол, за которым пряталось множество вопящих дураков. Конан решил, что по деревянной стене можно взобраться, но делать это было бессмысленно, ведь его все равно столкнули бы назад копьями, закидали бы камнями и отбросами. Повернув, Конан пошел назад. В глубине души он почувствовал первый слабый страх перед встречей с чем-то неведомым.

Второй выбранный им коридор завел его еще глубже в лабиринт. Конан почти добрался до центра… В том месте, где стена поворачивала, он видел издали верхушки сразу трех стен. Теперь не все крики толпы доносились до него. Они то оглушали его, то затихали, подчиняясь странным законам акустики в этом лабиринте с полотняными стенами. Если бы поблизости пряталось дикое животное, волшебное оно или нет, его бы наверняка раздражал и злил шум, пусть даже и предупреждавший о приближении Конана. Двигаясь бесшумно, Конан мысленно проклинал идиотов гирканийцев, желая, чтобы те заткнулись.

Новый, прямой коридор вел все дальше, и в конце его замаячила четвертая стена частокола с единственным зрителем на широком парапете под навесом. Означает ли это, что зверь спрятался в логове возле привилегированной театральной ложи?

Зрителем под навесом был, естественно, вождь Клана Анталла, развалившийся в кресле и сияющий от предвкушения кровавого зрелища. По левую руку от него стоял Кроталус, по правую, на месте увешанной драгоценностями девушки, — Филиопа. Ее крепко держали две служанки. Она никак не показала, что видит Конана, и он ничего не крикнул ей. Вместо этого он завернул за угол и исчез из ее поля зрения. Конана ничуть не смутило ее присутствие. Если ему суждено умереть у нее на глазах, то пусть так и будет.

И вот он получил первое реальное доказательство того, что в лабиринте скрывается нечто смертоносное. Мягкая земля была истоптана и разворочена так, словно по ней прошли могучие лапы с длинными, загнутыми когтями. На стене частокола виднелись пятна грязи. Над чьими-то останками, заляпанными смесью грязи и засохшей крови, роились мухи. В нескольких местах плотная материя стен обтрепалась и потерлась, хоть и не прорвалась насквозь на удобной высоте, чтобы через дырку Конан мог взглянуть на то, что делается по другую сторону стены. Самая большая дыра в полотне располагалась высоко над головой Конана — след клыка или отметка когтя, до которой пират не мог дотянуться. В тот же момент, как Конан заметил след, грубый запах гниющего мяса ударил ему в ноздри. Он казался почти знакомым… Тяжелая, отвратительная вонь перекрывала все другие оттенки запаха, ставшие трудноразличимыми.

Все объяснилось мгновением позже, когда Конан обнаружил еще один тупик. Там лежала выпотрошенная лошадь, разорванная надвое и наполовину съеденная. Мухи роились над окровавленными и обгрызенными кусками. Неожиданно черные мухи яростно зажужжали, и Конан встревожился, так как насекомые заглушали все остальные звуки и чудовище могло незаметно подкрасться к нему. Зрители на этой части стены испустили вздох разочарования, когда Конан отвернулся от отвратительного зрелища.

Методом проб и ошибок отыскав дорогу к главному залу лабиринта у ног вождя Яков, Конан наконец вышел на открытое пространство — почти прямо под тем местом, которое выбрал себе вождь, — площадь, с трех сторон огороженная частоколом. Здесь земля оказалась утрамбованной сасаруком. Возбужденные разговоры на стенах подтвердили, что пират добрался до арены, где должна была состояться основная часть представления. Перекопанная и покрытая бороздами квадратная площадь, усеянная костями… и ни одна из костей не могла послужить надежным оружием. Полотна и деревянные стены зала были забрызганы грязью, кровью и навозом.

Именно здесь находилось логовище неведомой твари, но сейчас оно пустовало. Оглядевшись кругом, Конан Никого не увидел.

Потом неожиданно, яростно вопя и разрывая когтями грязь, чудовище догнало Конана. Он повернулся и увидел несущееся по хорошо утоптанному проходу лабиринта существо — с адскими клыками и когтями, с выпученными красными глазами, алой гривой демона и хвостом, неистово развевающимся за спиной.

Больше всего сасарук напоминал коня кроваво-гнедой масти, но более высокого и волосатого, чем скакуны восточных степей. Его изрыгающая рычание слюнявая пасть сверкала клыками, напоминающими кинжалы, а передние и задние ноги заканчивались гибкими, острыми, как бритва, когтями. Тварь неслась к Конану прыжками, словно тигр.

С кувырком отскочив от чудовища, Конан отлетел к столбу, на котором была закреплена одна из стен лабиринта, и вскочил на ноги. Зверь промахнулся… но не намного. Он проворно развернулся и снова понесся на киммерийца с дикой бычьей яростью. Когда Конан помчался по арене, тварь погналась за ним, вопя, словно дьявол. Грязь брызгами летела у нее из-под лап.

Сверху раздались довольные крики:

— Смотрите, дети! Это — сасарук, лошадь-каннибал северных степей! Посмотрите на эти клыки, эти когти! Ни один всадник не сможет ни поймать ее, ни спастись от нее, потому что она с одинаковым удовольствием сожрет и жеребца, и всадника!

Конан в отчаянии выскочил на утоптанную арену. Зверь слишком быстро двигался на открытом пространстве, и не было способа подставить ему ножку. Скорее уж самого Конана загонят в угол. Из-за бессчетных насмешек и шуточек зрителей Конан раньше и не задумывался, что станет делать, нос к носу столкнувшись с чудовищем. Лабиринт с его прямыми углами и смертоносными тупиками был единственной надеждой пирата.

И вот Конан побежал назад, туда, откуда пришел, чувствуя горячее дыхание чудовища, преследующего его. Каждый резкий поворот давал человеку выигрыш на одно мгновение, так как твари требовалось чуть больше времени, чтобы развернуться на полной скорости. Добравшись до развилки, Конан мысленно нарисовал карту лабиринта. Все ходы, где он побывал, заканчивались смертоносными ловушками. Киммериец знал, что, скорее всего, в лабиринте нет прохода, который описывал бы безопасный круг, чтобы можно было постоянно убегать от погони. Теперь его единственным желанием стало хоть на несколько секунд вырваться из поля зрения сасарука… и он метнулся в боковой коридор, на краткое мгновение приведя зверя в замешательство.

Потом раздался взрыв аплодисментов и одобрительных криков. Смертоносной ловушкой встал впереди палисад. Конан уже почти вернулся назад, к месту старта. Оба прохода, лежавшие перед ним, оканчивались тупиками, а зверь сопел и топал в каких-нибудь десяти шагах у него за спиной. Пригнувшись, Конан прыгнул на полотно в том месте, где уже пытался подниматься, и полез наверх, перебирая руками.

Свист и крики неодобрения раздались сверху. Вниз, в спину Конана полетели камни. Некоторые из них попали в цель. Стрелы просвистели, но далеко от него. Они соскользнули вниз по полотну. Должно быть, лучники боятся попасть в сасарука, решил Конан. Чудовище фыркало у него за спиной, собираясь встать на дыбы и стащить Конана вниз.

С проворством матроса, умеющего обращаться с парусами, пират оттолкнулся от натянутой ткани. Описав широкую дугу, он рухнул прямо на своего преследователя. Приземлившись на спину чудовища, Конан едва не свалился наземь. В отчаянии он стиснул колени, для того чтобы сохранить преимущество… Обеими руками глубоко впившись в красную длинную гриву, он использовал все свое мастерство наездника.

Сасарук ужасно заржал и, встав на дыбы, кинулся прочь, раздирая когтями грубую ткань стен. Конан заметил, что, как и любая настоящая лошадь, эта тварь не может дотянуться копытами до спины, хотя и отчаянно пытается. Чудовище нырнуло, потом безумно взвилось вверх, подскакивая и мечась налево и направо, ударяя о матерчатые стены.

Конан сжался и вцепился в гриву что есть сил, обнаружив, что ехать без седла на этом скакуне сложнее, чем на неоседланном диком заморийском жеребце. Длинными когтями зверь выделывал замысловатые резкие движения. Обезумев, он отскочил от стены, а потом взлетел вверх по другой полотняной стене лабиринта на половину ее высоты, швыряя всадника из стороны в сторону, в то время как тот пытался удержаться.

Покружив по лабиринту, сасарук повернул огромную голову и уставился налитым кровью глазом на Конана. Его острые как бритвы клыки были покрыты красной пеной. Тварь боролась с наездником и скрежетала зубами.

Человек и зверь некоторое время созерцали друг друга почти бесстрастно. Но потом, после того как Конан понял, что ужасная тварь еще не объезжена, он потянулся вперед и впился зубами в волосатое ухо чудовища.

Рев сасарука был оглушительным. Зверь попытался рывком освободиться от впившихся в него зубов и рванулся вперед. Он вцепился в одно из полотен ткани всеми четырьмя лапами. Материя прогнулась под его весом. Раздался треск, и деревянная подпорка, на которой висела веревка, поддерживающая полотно ткани, рухнула, потащив за собой секцию частокола.

Сверху раздались жалкие крики гирканийцев. Некоторые из зрителей повалились, отчаянно цепляясь за падающий частокол, или головой вперед перелетели через него, оказавшись в лабиринте. Сасарук, пойманный в ловушку тканью и веревкой, брыкался и молотил лапами с дикой яростью. Наконец он освободился и обрушил весь свой вес на следующую матерчатую стену, что лишь ускорило падение секции частокола. Она обрушилась с громким, глухим стуком и новым всплеском криков, открыв широкий выход из лабиринта.

Сасарук, взбешенный тем, что Конан по-прежнему сидел на нем, вцепившись в гриву и сжав коленями его тело, бросился вперед. Он ржал и рыл землю когтями, прокладывая кровавый путь через жалкие ряды гирканийцев, слетевших со стены. За частоколом паслось стадо не стреноженных лошадей. Через несколько секунд лошадь-каннибал оказалась среди них. Чудовище било и рвало тела животных. От ударов его когтей потоки яркой крови ударили в небо. Адские крики чудовища звучали насмешливо, и вопя отзывались его жертвы.

Испуганные лошади стали вставать на дыбы, молотя копытами все подряд. Конан спрыгнул со спины сасарука и выбрал себе робкую чалую, которая металась из стороны в сторону и ржала. Она оказалась невредимой, и у нее к седлу были приторочены лук, колчан и полные седельные сумки. Рывком освободив поводья, Конан прыгнул в седло и направил животное прочь от разбушевавшегося чудовища.

Пригнувшись пониже на тот случай, если в него станут стрелять из луков, он ударил пятками под ребра кобылы и погнал ее назад к частоколу. Там, в толпе, рассыпавшейся во все стороны от пролома, был вождь Клана Анталла. Он остался без защиты. Одной рукой он держал Филиопу.

Конан свесился набок с седла, как научился у диких Козаков западных пустынь. Вытянув руку, он резко вырвал девушку из рук вождя. Подхватив Филиопу, он. перебросил ее поперек седла.

А лошадь мчалась дальше. Но в беглецов не полетело ни одной стрелы, лишь напряженные взгляды пеших воинов Клана Яка преследовали их.

— Ты слишком быстро справился с этой тварью, — заявила Конану Филиопа. Ей явно неудобно было лежать поперек седла. — Ты много практиковался, воруя других женщин, тех, что были у тебя до меня?

— Да, конечно. Искусный всадник может многое сделать, когда конь его мчится галопом, — уверил ее Конан. — Ешь, пьешь и спишь в седле… Ты еще многому удивишься.

Еще один мерин без всадника пробежал через пастбище. Оседланный и с богатым седлом, он, видимо, испугался криков и предсмертных воплей людей и животных. Догнав его, Конан поймал поводья и замедлил его бег, пока мерин не остановился.

— Не уверен, что ты когда-нибудь раньше ездила на лошади. Ни о чем не думай, потом у нас будет достаточно времени научить тебя ездить верхом. Сейчас садись и обними меня сзади. Мы должны проехать через ворота прежде, чем стражи додумаются их закрыть.

Держа мерина за повод, с Филиопой, обхватившей его грудь, Конан поскакал через город. Пешие стражи застыли возле изгороди, пораженные переполохом, и стали было задавать вопросы, но не пытались остановить Конана. Через несколько мгновений копыта лошадей беглецов застучали по толстому дерну степи.

Однако погоню долго ждать не пришлось. Не конная орда выехала из ворот следом за ними, а всего три всадника. Тот, что в центре, скакал на жеребце с белой мордой. Гирканийцы мчались галопом и легко держались в седлах. Лошадь Конана скакала твердым, ровным шагом, но троица преследователей быстро нагоняла беглецов.

Конан оставил Филиопу. Пересев на мерина и пришпорив его, отважный капитан вытащил притороченный к седлу боевой топор и помахал им.

— Держись за поводья, если сможешь, пока я не покончу с этой троицей, — сказал он девушке. — Если я буду ранен и выпаду из седла, скачи галопом к побережью.

Три всадника подъехали ближе, но не делали никаких угрожающих жестов. Тот, что скакал в центре, остался чуть позади двух других, сдерживая своего пегого жеребца. Это был Анталла, коронованный сейчас остроконечной меховой шапкой. Подъехав, он поднял руку в почтительном приветствии.

— Амра моря Вилайет, — так обратился он к Конану, — я слышал, что ты великий вор, отважный воин и хороший капитан, но я не знал, что ты — наездник! Редко я вижу такое представление… Ты проскакал на дьявольской лошади, помог обезумевшей твари вырваться на свободу и увел свою женщину из самой гущи моих воинов. Мы, воины Клана Яка, с большим уважением относимся к таким подвигам! — Он посмотрел на двух своих лейтенантов, которые нахмурившись, но с одобрением слушали его. — Мы обязаны предоставить тебе кров и принести извинения… — Он великодушно улыбнулся. — Возможно, наша империя сможет найти общие интересы со столь изобретательным предводителем пиратов, как ты. Я прошу тебя, вернись со мной в Аттар Карапеск, по крайней мере на ночь!

Взглянув на вождя, Конан заставил своего мерина несколько раз переступить ногами на месте.

— Меня интересует: так ли легко ваш двор простит и поприветствует меня? — Конан покачал головой. — Нет, благодарю вас, Вождь, но я не хотел бы обременять вас узами гостеприимства. Там, где потворствуют колдунам, я буду чувствовать себя неуютно. — Он со значением кивнул в сторону далекого города, откуда теперь выехало уже множество воинов.

— Я понимаю, тебе не очень нравится мое предложение, — сказал вождь. — Но ты далеко от моря, в чужой стране. Позволь мне убедить тебя…

— Оставьте себе разбитый корабль и сокровища, которые некогда были моими, — сказал ему Конан, зная, что в этом вопросе выбора у него нет. — Те безделушки, что остались у нас, помогут нам добраться до побережья. Нам не так много нужно, — он посмотрел на двух спутников Анталлы: — сапоги, меховые плащи, запас провизии и еще пара коней. Обеспечьте нас этим, и будем считать, что все в порядке. Потом, если вы захотите вести переговоры, можете отправить посланника в мой порт Джафар.

— Вам потребуется безопасный проезд до побережья. — Сняв с пальца кольцо с печатью, Анталла протянул его киммерийцу: — Продав кольцо, ты сможешь нанять корабль в одном из портов Гиркании.

Быстро был совершен обмен. Улыбаясь и восседая в седле рядом с двумя босоногими, безлошадными лейтенантами, вождь клана долго смотрел вслед Конану и Филиопе, уезжающим на запад.