Фантастический пейзаж, обласканный лучами солнца. Иссиня-голубые горы не похожи на что-либо встречающееся в природе. Птицы всевозможных мастей чертят зигзаги и спирали в воздухе, исчезая в пещерах причудливых скал. Пернатые будто сомнамбулически повторяют геометрию собственного маршрута. Вылетая из трещин ущелья, они устремляются в них же: словно вылупляясь из яйца и возвращаясь в него – в место своего происхождения. Здесь странно всё: священный единорог, пьющий из озера среди косуль, быков и невиданных зверушек; слон, погоняемый наездницей-обезьяной; загадочное вислоухое существо, вобравшее в себя черты собаки, кенгуру, тушканчика и каких-то других тварей; зловещий взгляд жирафа (Рис. 1).

Неужели это рай?! Рай, где лев убивает слабую лань, а свирепый вепрь сражается с демоническим ящером (в аду триптиха «Страшный суд» можно увидеть точно такое же существо, изрыгающее пламень). Может ли быть раем это пространство, исполненное насилия и сомнительных тварей, подобных тем птицегадам, что выползают из озера в нижней части правой створки триптиха «Сад земных наслаждений» (рис. 8)? Странный, полный намёков и аллегорий, таинственный и завораживающий, весьма нетрадиционный и нетипичный рай развёрнут взору на картинах Босха.

Рис 1.

Представления Босха о рае весьма индивидуальны и уникальны. Образ рая встречается только на соответствующих створках триптихов художника, а произведений, посвящённых исключительно и всецело идее рая, у Босха нет. Рай – это всегда имманентная часть и фрагмент некоего целого, он вплетён в притчу о человечестве и грехопадении, жизни, смерти и воздаянии. Однако же рай как важнейший топос христианской доктрины – это не просто значимая, значительная, но знаковая, ключевая в творчестве Босха категория. Рай – это точка истока истории, возникновения бытия, это место создания и появления человека, его блаженства и благоденствия, но также и место его проступка и вины, его преступления и грехопадения, его досадной, невосполнимой утраты. Для Босха, художника-мыслителя, рай видится сложным, проблематичным и весьма противоречивым пространством соседства сакрального и профанного, божественного и человеческого, идеальног

Рис. 2. Триптих «Сад земных наслаждений», ок. 1490–1500 гг. Museo del Prado, Madrid.