Глава 29
Беседа в казенном доме
Она придет! к ее устам Прижмусь устами я моими; Приют укромный будет нам Под сими вязами густыми!
В десять ноль-ноль мы были на допросе. Это оказался не просто допрос, а перекрестный допрос – нас выворачивали наизнанку оба – Леонид Максимович и капитан Коля Астахов. Одни и те же вопросы по несколько раз: о чем спрашивал Андрейченко, какие отношения связывали меня с Ларой, какие вопросы я задавала бармену и что мы увидели в комнате Валдиса.
Коля спросил также, каким образом мы попали в «Белую сову» – так как билетов туда простому смертному не достать, и какое отношение к Ларе имеет журналист Алексей Генрихович Добродеев. В этих вопросах не просматривалась система, мне казалось, они бьют наугад. А может, система имелась, но цивильному человеку вроде меня она была недоступна. С точки зрения моей женской логики смысла в вопросах было немного. Чувство, что мы все топчемся на месте и пропускаем нечто важное, не только не исчезло, а, наоборот, усилилось.
Кузнецова интересовало, знакомо ли нам имя Анатолий Владимирович Дронов, с кем из одноклассников я поддерживаю отношения и не звонил ли мне больше художник Андрейченко.
Я в свою очередь поинтересовалась, зачем бармен из «Белой совы» сунул мне адрес Валдиса. Я нисколько не сомневалась, что Коля уже вышел на этого бармена и тот раскоколся. Они не стали делать из этого тайны. Оказывается, Валдис знакомил одиноких женщин с интересными мужчинами, и его коллега принял меня за клиентку.
– Понятно. А Лару там видели в субботу?
– Выясняем, – туманно ответил Коля и тут же поинтересовался, не «вышла» ли я на соседей Лары Андрейченко и что новенького они мне сообщили. Я сказала, что не вышла, хотя подобная мысль меня посещала, но ведь они сами приказали мне не путаться у следствия под ногами… Капитан только хмыкнул. После вчерашней «утечки» тайн следствия в коридоре я не знала, что и думать – уж очень это смахивало на провокацию… В хорошем смысле слова, конечно. Капитан словно подталкивал меня к совершению противоправных действий, он как будто держал с кем-то пари – ввяжусь я в дело об убийстве или нет и что из этого выйдет. Астахов похвалил мою женскую интуицию, хотя он не из тех, кто разменивается на комплименты. Он как тот горнист из стихотворения Козьмы Пруткова, который, «подавая сигналы в рог, был справедлив, но строг». Они, конечно, профессионалы, кто бы спорил, но в то же время слишком… прямолинейны, слишком логичны, узколобы, что ли (ой, извините!), и на всякое событие смотрят с высоты своего оперативного опыта: а вот помню, было дело однажды… А у меня оперативного опыта, как вы понимаете, нет, не на того училась, и поэтому взгляд у меня незамыленный, свежий и непредвзятый, добавьте сюда нестандартную женскую логику, и вообще… Вдруг меня осенило, что я похожа на бигля в красном пальтишке из нью-йоркского аэропорта! Более чем странная ассоциация, скажете вы – каким, спрашивается, боком? Бигли – небольшие рыже-белые собачки с умненькими мордочками, а на пальтишке у них написано: «Сельхозбригада биглей», и они «вынюхивают» в пассажирском багаже запрещенные к ввозу сельхозпродукты. Вот мне и показалось, что капитан Коля запустил меня как бигля в багажный отсек и теперь с интересом и азартом наблюдает, потирая руки, что я там вынюхаю. Может, попроситься к ним нештатным детективом по кличке «Бигль»? Екатерина Бигль – агентесса номер ноль-ноль-ноль триста сорок восемь!
Я так задумалась, что не сразу осознала, что в кабинете стоит тишина и все с любопытством на меня смотрят.
Кое-что я, конечно, вынюхала – вот вам, получайте! Пользуйтесь моей добротой.
– Я знаю, почему убийца выключил свет в гостиной. То есть не выключил, а… И телевизор тоже.