Глава 12

Вдова

– Не спешишь? – спросил капитан Астахов. – Можем навестить вдову Гетманчука, явимся без звонка, по-домашнему.

Федор кивнул.

Елена Гетманчук была дома не одна. Открыла им моложавая женщина, маленькая и полная; с детскими голубыми глазами, губками бантиком и кудряшками, похожая на ангелочка с рождественской открытки с поправкой на возраст – мама Елены Кристина Юрьевна. Было видно, что она нервничает – замок никак не закрывался, и Федор пришел ей на помощь.

Елена, длинная, тонкая, высокая – встретила их на пороге гостиной, пригласила сесть.

– Вы нашли его? – пошла в наступление Кристина Юрьевна. – У меня у подруги муж судья, так она сказала, Кристиночка, в любое время!

– Мама! – одернула ее дочь.

– Что мама! Что ты сразу мама! У нас такое горе, уже третий день, а никто ничего не знает! Станислав Витальевич, такой человек! Я до сих пор не верю! Уму непостижимо, что творится!

– Мама, пожалуйста… Хотите чаю? Или кофе? – обратилась она к непрошеным гостям. Федор кивнул. – Мамочка, сделай чай… или кофе.

– Мне кофе, – сказал капитан. – Покрепче.

Все трое наблюдали, как Кристина Юрьевна побежала из комнаты.

– Вы извините маму, она очень переживает, – сказала Елена. – О чем вы хотите спросить? Что-нибудь новое… есть?

Федор рассматривал жену Гетманчука: белесая, бесцветная, в джинсах и синей тишотке – совсем девчонка – она, по его представлениям, не тянула на роль жены хозяина жизни, рядом с ней логично смотрелся бы такой же тощий студентик. Она не плакала, голос не дрожал; он невольно вспомнил барменшу Светлану…

– Скажите, Елена Анатольевна, вам знакомо имя Овручев Егор Кириллович?

– Никогда не слышала, – ответила она сразу. – Кто он?

– Подумайте, Елена Анатольевна.

– Не помню. Нет.

– Этого человека убили несколько дней назад из того же оружия, что и вашего мужа.

Федор видел, как она сглотнула.

– Кто он? Тоже из мэрии?

– Нет, он работал водителем в такси-сервисе «Орион».

– Мы никогда не заказывали такси, у мужа была машина…

Федор отметил, что она не назвала мужа по имени, и сказала, что машина была не у них, а «у мужа». Это говорило о… Это могло ни о чем не говорить! Федор всегда обращал внимание на жесты, мимику, интонацию, отдельные вырвавшиеся словечки, считая, что все это значит гораздо больше, чем заготовленные заранее фразы, так как непроизвольно и не контролируется сознанием. Капитан Астахов называл это философским занудством и копанием.

– Вы уж извините, Елена Анатольевна, но нам иногда приходится задавать неприятные вопросы, – сказал капитан с не свойственной ему деликатностью, что тотчас отметил Федор. Елена смотрела настороженно. – Вы показали во время нашей прошлой беседы, что ваш муж задержался на работе… Как часто он задерживался?

– Иногда… Почти каждый день, у него было очень много работы, он рассказывал… – Она покраснела. – В ту неделю почти каждый день.

– Понятно. В субботу он был в мэрии, но, как оказалось, ушел около семи вечера. То есть он сказал вам неправду. Как по-вашему, куда он мог пойти?

Елена опустила глаза, ее пальцы теребили край тишотки; вспыхнули малиной скулы. Федору показалось, что она лихорадочно раздумывает над ответом.

– Елена Анатольевна, вы же понимаете, что сейчас важна каждая мелочь… – произнес он.

Молодая женщина подняла на него глаза – такие же голубые, как глаза матери, – и сказала:

– Я понимаю. Я не знаю, где он был…

И снова Федор отметил, что она не назвала мужа по имени. Не все спокойно в датском королевстве, подумал он.

– Елена Анатольевна, в ваших интересах сказать правду, – заметил капитан Астахов.

– Я думаю, он мог пойти к своей… – она замялась на миг, – знакомой… однокласснице…

– Однокласснице?

– Да, она была у нас в прошлое воскресенье, они учились вместе.

– Как ее зовут?

– Ирина… Климова, кажется. Она работает в областном архиве.

– Почему вы думаете, что ваш муж мог пойти к ней?

Елена сидела с опущенными глазами, сцепив руки.

– Они когда-то встречались, муж рассказывал. Потом он уехал, и они расстались. И встретились недавно, случайно, он рассказывал. Она очень красивая, самоуверенная, знающая себе цену… Взрослая…

То, как она произнесла последние слова, многое сказало Федору. Она завидовала и ревновала, считая себя гадким утенком. Возможно, боялась за свой брак. Боялась потерять – он обвел взглядом гостиную – все это. Здесь все говорило – нет, кричало! – о деньгах и достатке.

В гостиную стремительно влетела Кристина Юрьевна, толкая перед собой тележку с чашками.

– Кофе! Чай! – Она затормозила тележку у дивана и выкрикнула патетически: – Леночка, скажи им все! Про эту одноклассницу, которая лезла в вашу жизнь! Станислав Витальевич, как всякий мужчина… Вы меня понимаете!

– Мама!

Но Кристину Юрьевну понесло. Она рассказывала, как счастливо жила дочка, как Станислав Витальевич ее любил, как он приходил к ней знакомиться и сказал: «Кристина Юрьевна, я обещаю вам, что ни Леночка, ни вы никогда ни в чем не будете нуждаться!»

– Это было такое счастье, вы меня понимаете, сейчас выйти замуж просто невозможно! Леночка – домашняя девочка, сейчас девчонки такие, что не передать! Оторвы! С первым встречным готовы! Станислав Витальевич полюбил ее с первого взгляда, у них в институте была проверка из мэрии, вот он ее и заприметил, потом позвонил. Леночка училась на третьем курсе, поступила без блата, откудова у нас деньги – я всю жизнь в телеателье, мужа нет, копейки считали, ни одежи приличной, ни куска лишнего…

– Мама!

– Дай сказать! – отмахнулась от нее Кристина Юрьевна. – Ты же у нас рта никогда не раскроешь, тихоня! Ну, заприметил он ее и позвонил. И Леночка его полюбила, любо-дорого смотреть было, все завидовали, бегали, выспрашвали. Станислав Витальевич хотел ребенка, говорил, хочу девочку с розовыми бантиками. А тут эта… одноклассница свалилась как снег на голову! И что теперь делать, ума не приложу! Мы одни… Такое горе! Я Леночке всегда повторяла, такое счастье привалило, каждый день надо Богу молиться да помнить! И нечего тебе… Спасибо скажи! Да за таким мужем… Не знаю! Каждый день молиться – и то мало.

Она замолчала и заплакала. Капитан и Федор перевели дух. Елена подавленно молчала.

– Скажите, Елена Анатольевна, возможно, муж рассказывал, делился… Может, ему угрожали? Звонки по телефону, письма, возможно, по электронной почте, чужие, которые крутились около дома?

Елена пожала плечами.

– Я видела! – вскрикнула Кристина Юрьевна. – Около мусорных баков, двое! Когда же… В субботу утром!

– Мама!

– Я сразу подумала – неспроста! Копались, а сами зыркали по сторонам, а подъезд-то открытый. Идут и не закрывают, шаромыжники, прямо зла на них не хватает! Приличные вроде люди… Я захлопнула и еще постояла в подъезде, смотрела через стекло, куда они пойдут.

Это заявление осталось без ответа.

– Не было ничего такого… – сказала Елена. – Муж не рассказывал. Насчет электронной почты – не знаю, я даже не знаю пароля, у меня свой ноутбук. Вы забрали его компьютер в прошлый раз.

– Скажите, у вас в доме нет оружия? В сейфе, письменном столе мужа?

– Оружия? Я не видела. Сейф есть, но я никогда не открывала… Не знаю. Может, код в записной книжке, она в столе…

– Ну и как тебе вдова? – спросил капитан Астахов уже в машине.

– Молодая… Тихоня, как сказала мамаша.

– Да, мамаша… Незаметно, что очень убивается. Не плачет, никаких истерик, уж скорее, мамаша переживает… Да и то, не столько о зяте, сколько о том, как они теперь без него. И считает, что во всем виновата любовница.

– Это ни о чем не говорит, такой психотип: все в себе, заторможенная.

– Может, принимает что-нибудь?

– Вряд ли.

– Что он в ней нашел? Я видел фотографии: здоровый лось, козырный, хозяин жизни. А тут ни рыба ни мясо… Не понимаю.

– Есть тип мужчин, которым нравятся девочки.

– Старый козел! – бросил в сердцах капитан.

– Да нет, я бы сказал, тут другое… – задумчиво сказал Федор.

– Интересно послушать.

– Понимаешь, старым козлам нравятся Лолиты, они чувствуют порок, даже скрытый… А Елена, как ты сам сказал, ни рыба ни мясо, она еще спит, понимаешь? В коконе, как гусеница. Мамаша слишком активная, так и представляю, как тюкала дочку по любому поводу. Потом она вышла замуж за мужика в два раза старше… Она живет в своем мире, отрешенная, растерянная…

– С какого перепугу растерянная? Деньги, положение, шмотки… Жила как у Христа за пазухой. Чего-то ты, Федька, не сечешь.

– Помнишь, как мамаша рассказывала, что такое им счастье привалило, что каждый день надо Богу молиться? Помнишь?

– Ну и что?

– А потом вдруг осеклась. Помнишь, после каких слов?

Капитан задумался.

– Каких?

– Она сказала: «Каждый день Богу молиться, и нечего тебе…» – и замолчала.

– И что?

– А то, что дочка, видимо, недостаточно ценила привалившее счастье. На что мамаша ей без устали пеняла. И в сейф она не заглядывала, и в письменный стол. Она в собственном доме – как в гостях.

– Ты думаешь? Ты сказал, тут не секс, а другое… И что? – вспомнил капитан.

– Что-то другое. Полное подчинение, покорность, вторичность… Пассивность. Есть мужчины-собственники, которым это нравится.

– Очень тонко, Федор, – покачал головой капитан.

– Опять мутная философия?

– Черт его знает! Так ты думаешь, она могла его… Что ты думаешь?

– Гипотетически? – спросил Федор. – Гипотетически все могут, технически – трудно, как ты сам любишь повторять. Я не ясновидящий. История криминалистики знает таких невинных на вид… Лиззи Борден^[5], например. Убила топором родителей, спокойно вымылась, сменила одежду и занялась какой-то работой по дому. На допросах не запнулась, не покраснела, не обнаружила раскаяния. Как показали те, кто ее знал, была молчаливая, воспитанная, приятная девушка, учительница воскресной школы, между прочим. Такие незаметные и молчаливые – никогда не знаешь, что выкинут, что у них внутри. У одних все на поверхности, у других – как омут.

Они помолчали.

– Надо бы поговорить с одноклассницей Гетманчука, – заметил Федор.

– Поговорим, не сомневайся, – пообещал капитан.

– Я бы хотел присутствовать.

– Я сообщу, – ответил капитан. – Где тебя высадить? – Он свернул к бордюру. – Кстати, я подумал… Я загляну завтра на похороны, на всякий случай. Потолкаюсь среди друзей и соседей. Может, возьмешь одноклассницу на себя?

– Возьму, – согласился Федор и распрощался с капитаном. Астахов уехал, а Федор пошел пешком…