Глава 18

Профессор Питер Деврис сидел в приемной Ближневосточного бюро Государственного департамента США и в который раз прокручивал в сознании основные выводы рукописного послания Томаса Джефферсона. Он тщательно изучил каждую строку этого исторического документа и не обнаружил там никаких противоречий или несообразностей.

Тем временем дежурный снял трубку внутренней связи и обменялся несколькими словами с человеком на другом конце провода.

— Мистер Эванс примет вас, профессор Деврис, — сказал он наконец с натянутой улыбкой. — Третья дверь направо.

— Благодарю вас, — ответил Деврис и, быстро сунув материалы в папку, направился вдоль по коридору, крепко прижимая бумаги к груди. Отыскав нужную дверь, он легонько постучал, а потом решительно вошел в кабинет, не дожидаясь особого приглашения. Навстречу ему вышел высокий мужчина лет тридцати. Он протянул руку гостю, а потом показал на стул.

— Доброе утро, профессор Деврис. Меня зовут Джошуа Эванс. Я работаю аналитиком в этом бюро. Садитесь, пожалуйста.

Деврис сел на стул и оглядел кабинет.

— Спасибо, что решили выслушать меня.

Эванс вернулся за свой рабочий стол, стерильная чистота которого явно свидетельствовала о чистоплотности и аккуратности его хозяина.

— Не так уж часто меня посещают сотрудники АНБ, — сказал он. — Обычно вы предпочитаете держать все в тайне от нас. Что привело вас на Фогги-Боттом?^[166]

— Как уже было сказано вам по телефону, я работаю в агентстве в качестве дешифровальщика и взломщика кодов. Недавно я наткнулся на информацию, которая может представлять определенный интерес для вашего отдела. Причем информация настолько важная, что я решил приехать к вам лично, а не передавать ее по каналам АНБ. Это весьма деликатное дело.

— Вы уже заинтриговали меня, — улыбнулся Эванс.

Профессор открыл папку, вынул оттуда файл с копией послания Джефферсона и его расшифрованную версию. Затем Деврис коротко объяснил Эвансу суть документа и как он попал к нему.

— Занятная история, — сказал Эванс таким тоном, словно только что услышал волшебную сказку Матушки Гусыни. При этом он долго и придирчиво осматривал твидовый костюм профессора и его аккуратно подстриженную в духе Ван Дейка бородку. — И все же я никак не возьму в толк, почему вы решили принести этот документ именно в Ближневосточное бюро?

Профессор удивленно развел руками.

— Смею напомнить, что Финикия находилась как раз в том географическом регионе, которым сейчас занимается ваше бюро.

— Финикия, — эхом повторил Эванс с усталой ухмылкой на губах.

— Совершенно верно. Когда-то это была величайшая морская держава. Ее влияние распространялось от берегов Восточного Средиземноморья до Испании и дальше, за пределы так называемых Геркулесовых столбов.

Эванс откинулся на спинку стула и заложил руки за голову.

— Возможно, доктор Деврис, именно так все и было, но сейчас никакой Финикии на карте нет.

— Да, я догадываюсь об этом, но потомки финикийцев все еще населяют такие страны, как Сирия и Ливан.

— В отличие от этих двух стран, насколько я знаю, Финикия никогда не была членом Организации Объединенных Наций, — сказал Эванс с язвительной ухмылкой.

Профессор Деврис ответил ему тем же. Он давно уже привык к подобного рода чиновничьим уверткам и считался ветераном многолетних сражений с бюрократическими учреждениями. Он знал, что ему предстоит пройти нелегкий путь сквозь самые разнообразные препоны и преодолеть врожденное самодовольство таких людей, как Эванс.

— Я математик, а не дипломат, как вы, — спокойно отреагировал профессор, использовав небольшую дозу сладкой лести. — Но мне все же кажется, что если мы говорим о таком неспокойном регионе, то любое событие, которое может нанести сокрушительный удар по традиционным верованиям местных жителей, должно заслуживать самого серьезного внимания.

— Прошу прошения за мой снисходительный тон, но при чем тут артишоки? Какие могут быть секретные коды? Да и этот документ Джефферсона, который давно уже считается потерянным? Вы должны признать, профессор, что рассказанная вами история производит впечатление не совсем научной фантастики.

Деврис сухо рассмеялся.

— Я был бы первым, кто готов согласиться с вами.

— Кроме того, — продолжал настаивать Эванс, — почему мы должны быть уверены в истинности этого послания?

— Разумеется, мы не можем доказать его аутентичность на все сто процентов, но перевод зашифрованного сообщения в общедоступный текст, несомненно, является достоверным и точным. А важность ему придает тот бесспорный факт, что его автором, как, впрочем, и Декларации независимости, был третий президент Соединенных Штатов.

Эванс поднял на руке папку с документами, как будто пытаясь взвесить ее на невидимых весах.

— Вы хотите сказать, что источником этого материала послужил достоверно установленный текст самого Джефферсона?

— Лично у меня нет сомнений в том, что это было написано рукой Джефферсона, но на всякий случай нужно проверить этот факт у специалистов по почерку АНБ.

На лице Эванса стали проступать признаки озабоченности. Именно такой панический страх Деврис всегда видел у государственных чиновников, когда их просили отступить от привычных обязанностей и посмотреть на дело глазами постороннего человека. Это происходило всегда, когда возникала угроза нарушения рутинной деятельности государственного механизма. Вот и сейчас было видно, что стали осуществляться самые невыносимые кошмары Эванса, связанные с необходимостью принятия ответственного решения. При этом он прекрасно понимал, что профессор предлагал ему редкий шанс, способный изменить всю его дальнейшую карьеру.

— Я понимаю, что доставленный мною материал может показаться вам притянутым за уши, — продолжал доказывать Деврис. — Именно поэтому я решил заручиться поддержкой Государственного департамента. Может быть, вы сочтете нужным доложить своему начальству о содержании нашего разговора?

Эванс хорошо понимал стратегию перекладывания ответственности с одной головы на другую. На лице молодого чиновника появилось чувство некоторого облегчения.

— Ладно, я поговорю об этом с моим боссом Хэнком Дугласом. Он руководит отделом культуры в нашем бюро. А потом я свяжусь с вами и сообщу о результатах.

— Очень любезно с вашей стороны, — улыбнулся Деврис. — Не могли бы вы связаться с мистером Дугласом прямо сейчас, пока я здесь, чтобы мне в дальнейшем не пришлось вас беспокоить?

Эванс видел, что Деврис не делает ни малейших попыток встать со стула и покинуть его кабинет. Он тяжело вздохнул, снял трубку и набрал номер босса, надеясь в душе, что того сейчас нет на месте. Однако его надежды с треском провалились, когда на другом конце провода послышался скрипучий голос начальника.

— Привет, Хэнк, это Эванс, — упавшим голосом произнес чиновник. — У тебя найдется несколько свободных минут?

Дуглас ответил, что у него сейчас дела, и попросил его зайти попозже.

— Хорошо, — ответил Эванс и положил трубку. — Хэнк сейчас занят, — сказал он профессору. — Я заскочу к нему сегодня после обеда.

Профессор Деврис встал и протянул руку хозяину кабинета.

— Благодарю за помощь. Если вам когда-нибудь понадобится поддержка со стороны АНБ, будьте уверены, мы окажем вам аналогичную услугу. Я позвоню вам сегодня вечером.

Когда Деврис вышел из кабинета, Эванс еще долго смотрел на закрытую дверь, а потом вздохнул и взял со стола папку с материалами Джефферсона. Столь привычное для него перекладывание ответственности могло обернуться весьма удручающими последствиями. Уже выходя из кабинета, он вдруг подумал, что этот горячий каштан нужно преподнести крайне осторожно.

Дуглас был весьма добродушным афроамериканцем лет пятидесяти. Круглая проплешина на макушке делал его похожим на монаха с тонзурой на голове. В свое время он закончил исторический факультет Университета Говарда, где добился весьма неплохого результата в избранной области знания. До сих пор полки в его кабинете были заставлены книгами по первобытной истории гомо сапиенс, уходящей корнями еще в древнейшие времена кроманьонского периода.^[167]

Он давно уже считался самым уважаемым сотрудником Ближневосточного бюро, удачно сочетавшим дипломатическое искусство с практическими навыками, которые получил во время длительной стажировки в странах Ближнего и Среднего Востока. С тех пор за ним закрепилась репутация крупного специалиста в области религии и политики стран этого региона, к тому же он прекрасно говорил на иврите и арабском.

В последний момент Эванс все же придумал, как ему сообщить боссу о разговоре и при этом сохранить лицо. Надо отнестись к этому с иронией. Он надул щеки и решительно переступил порог кабинета Дугласа.

— Ты не поверишь, какой странный разговор произошел у меня несколько минут назад.

Пока Эванс достаточно подробно пересказывал боссу содержание беседы с профессором Деврисом, тот внимательно слушал его, стараясь понять интонации подчиненного. Эванс изо всех сил старался представить себя жертвой чудаковатого профессора, отнявшего у него драгоценное время. Когда он закончил, Дуглас попросил показать документы и в течение нескольких минут пристально изучал их.

— А теперь послушай, правильно ли я понял то, о чем тебе говорил этот профессор, — сказал наконец Дуглас, перевернув последнюю страницу. — Какой-то эксперт по кодам и шифрам из АНБ расшифровал секретную корреспонденцию между Томасом Джефферсоном и Меривезером Льюисом. И в этом документе говорится, что древние финикийцы посещали Северную Америку.

Эванс снисходительно ухмыльнулся.

— Извини, что отнимаю время такой ерундой, но мне показалось, что это может тебя позабавить.

Однако Дуглас не только не рассмеялся, но даже не улыбнулся. Вместо этого он снова взял лист бумаги с рекомендациями по выращиванию артишоков и уставился в странные знаки. Затем он еще раз перечитал перевод, сделанный много лет назад другом одного профессора, находившегося в близких отношениях с Джефферсоном. Дуглас был так взволнован, что первое слово произнес вслух.

— «Офир».

— Да, я видел это слово. Кстати, что оно означает?

— Офир — легендарная страна, где находились копи царя Соломона.

— Я с самого начала подумал, что это чья-то глупая выдумка, — хмыкнул Эванс.

— Возможно, — задумчиво сказал Дуглас. — Все дело в том, что у царя Соломона действительно было много золота, однако до сих пор никто не знает, откуда он его получал и где находились эти копи. Иначе говоря, источник его золотого запаса по-прежнему остается величайшей тайной.

— Если верить твоим словам, а также этим документам, то получается, что Джефферсон был убежден, что сказочная страна Офир находилась в Северной Америке. Разве это не бред сумасшедшего?

Дуглас проигнорировал его вопрос и снова перечитал второй перевод.

— «Священная реликвия».

— Еще одно доказательство безумия. Что это может означать?

— Точно не могу сказать. Насколько я знаю, самой священной реликвией, так или иначе связанной с именем царя Соломона, является Ковчег Завета.

— Ты хочешь сказать, что под этой библейской реликвией Джефферсон имел в виду ковчег?

— Не обязательно. Такой священной реликвией могла быть сандалия Соломона. — Дуглас так разволновался, что нервно заерзал на стуле, теребя пальцами шариковую ручку. — Боже мой, в такие минуты мне ужасно хочется выкурить трубку.

— Что с тобой, Хэнк? Даже если эта рукопись действительно принадлежит Джефферсону, то весь этот бред насчет ковчега выглядит как самая настоящая сказка для детей. Во всей этой писанине наверняка нет ни слова правды.

— Совершенно не важно, правда это или нет, — покачал головой Дуглас. — Все дело в символах.

— Не понимаю. Что тут такого особенного?

— Как ни посмотри на эти документы, они все равно принесут нам одни неприятности. Ты помнишь, что случилось на Храмовой горе в Иерусалиме в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году, а потом повторилось в восемьдесят втором?

— Конечно. Какой-то австралийский религиозный фанатик поджег мечеть на этой горе, а позже была арестована целая религиозная секта по подозрению в попытке взорвать ее.

— Подумай хорошенько, что могло бы случиться, если бы им действительно удалось очистить священную гору для возрождения на ней третьего храма Соломона.

— Понятно, что эти действия могли бы спровоцировать по меньшей мере ожесточенный конфликт между религиозными общинами.

— А теперь представь себе, какую реакцию может вызвать сообщение о том, что недавно обнаруженная священная реликвия царя Соломона может быть использована в качестве предлога для строительства нового храма и что она находится на территории Соединенных Штатов.

— Учитывая истерические, на грани паранойи, настроения в этой части мира, найдутся люди, которые непременно скажут, что это всего лишь очередной заговор США против ислама.

— Вот именно. Соединенные Штаты окажутся беззащитными перед обвинениями в организации очередного нападения на Храмовую гору, чтобы окончательно очистить ее от мусульманского присутствия. И в этот вселенский кавардак так или иначе будут втянуты все экстремисты главных религий мира.

— Черт возьми! — невольно вырвалось у Эванса. — Здесь пахнет жареным.

— Не то слово, — поправил его Дуглас. — Это очень взрывоопасный материал.

Лицо Эванса побледнело, когда он представил возможные последствия.

— Что же нам теперь делать? — оторопело спросил он.

— Придется доложить об этом государственному секретарю. Кто еще знает о существовании рукописи Джефферсона?

— Профессор Деврис из АНБ и его ученик из Национального криптографического музея. Есть еще юная исследовательница из Американского философского общества. Однако люди из АНБ знают, как заставить их держать язык за зубами.

— В Вашингтоне ничто не сохраняется в тайне дольше шести месяцев, — грустно сказал Дуглас. — Нам нужно подумать о способах подрыва этой информации на тот случай, если она каким-то образом получит огласку. Тогда наша страна сможет достаточно убедительно опровергнуть ее.

— Но как это сделать? Представители АНБ говорят, что эти материалы подлинные.

— АНБ — секретная организация, которая всегда сможет официально заявить, что ничего об этом не слышала. Я хочу сказать, что мы должны подорвать сам фундамент этой опасной теории. К примеру, заявить, что древние финикийские суда в принципе не могли совершить путь от Восточного Средиземноморья до берегов Северной Америки, поскольку не обладали ни необходимым для этого мореходным искусством, ни соответствующей технологией создания подобных судов.

— Мы можем быть уверены, что это действительно так?

— Нет, но мы должны найти сколько-нибудь авторитетный источник, который поможет нам заложить основу для нашего утверждения.

— Может, использовать для этого Национальное агентство подводных исследований? В НАПИ есть вполне компетентные эксперты, соответствующая база данных, а самое главное — они умеют быть достаточно сдержанными и не распускать слухи по всему свету. Кстати, у меня там есть несколько нужных людей.

Дуглас согласно кивнул.

— Хорошо, займись этим немедленно, а я попытаюсь организовать встречу с заместителем госсекретаря. Зайдешь ко мне через час.

Когда Эванс скрылся за дверью, Дуглас открыл верхний яшик стола, вынул оттуда трубку и пакет с табаком, плотно набил ее и с нескрываемым удовольствием затянулся. В его кабинете нельзя было курить, но он не мог удержаться от соблазна, тем более что ему предстояло обмозговать чрезвычайно важное дело. Ощутив приятное головокружение от крепкого табака, он откинулся на спинку стула и расслабился, позволяя мыслям свободно блуждать по самым неожиданным закоулкам сознания.

Новость все еще казалась ему фантастической. Может, это действительно бред сумасшедшего, как на том настаивает Эванс. Дуглас снова открыл папку с рукописью Джефферсона и скрупулезно перечитал каждое слово, не пропуская на этот раз ни единого знака. Как и многие другие афроамериканцы, Дуглас относился к Томасу Джефферсону неоднозначно. С одной стороны, он не мог не признавать его талант государственного деятеля и величие его роли в истории США, а с другой — никак не желал примириться с тем удручающим фактом, что Джефферсон был рабовладельцем. Вот и сейчас, перечитывая рукопись Джефферсона, он не мог не ощутить величие его исторической личности. Несмотря на то что в переписке с Льюисом он представал в качестве хладнокровного и вполне компетентного государственного деятеля, не было никаких сомнений, что этот великий человек явно обеспокоен последствиями своего открытия.

Дуглас был настолько взволнован, что его пальцы стали заметно подрагивать, хотя эту слабость ему вполне можно было простить.

Угроза потенциального хаоса в современном мире оказалась намного серьезнее, чем мог себе представить Томас Джефферсон в те далекие времена.