45. Парк Арриага

17 августа, среда

– Так значит, Нанчо Лопидана мертв? – повторил я.

Это было невозможно.

Просто невозможно.

Еще одна дорога, ведущая в тупик.

– Да, он был нашим постояльцем почти год. Жил в комнате, которая сейчас называется «Второе февраля», делил ее с другим студентом, – ответил отец девушки мрачно, как будто ему не хотелось ничего нам объяснять. – Как-то ночью, оставшись в комнате один, он уснул в кровати при свете старой лампы, стоявшей на ночном столике. Видимо, провод был не в порядке, начал искрить и поджег простыни и матрас. Мой отец как раз тогда дежурил; он был уже пожилой человек, уснул и не заметил пожара, пока другие постояльцы не выбежали на лестницу и не предупредили, что из-под двери комнаты валит дым. Отец вызвал пожарных, которые не дали огню распространиться на весь пансион, но бедный парень сгорел у себя в кровати.

Этому человеку было явно неприятно отвечать на такие вопросы. Вид у него был мрачный и напряженный, ему не терпелось поскорее от нас отделаться.

– А полиция была? – спросила Эстибалис.

– Да, конечно. Задали кучу вопросов отцу и некоторым постояльцам, но пришли к выводу, что пожар начался по вине самого Нанчо, поэтому дело против нас не завели. Так или иначе, нам пришлось закрыться на три недели – от запаха дыма и гари невозможно было спать. Мы сделали ремонт, поменяли мебель в некоторых номерах, покрасили лестницы и стены. А потом началась вся эта ерунда с призраком студента. Наши постояльцы в основном молодежь, любят погулять, развлечься, они не особо брезгливы. В любом другом отеле или пансионе подобная история распугала бы всех клиентов. Все рассказывали друг другу, что один студент сгорел в собственной комнате, и поползли слухи, что якобы ночью кто-то видел его призрак, который вышел из комнаты и спустился по лестнице. Свидетельств становилось все больше – многие обожают подобные сказки – а тут еще и папаше пришло в голову рассказать о призраке студента одному своему приятелю, которому поручили написать путеводитель Памплоны. С тех пор и пошла о нас слава.

– А не могли бы вы назвать имя студента, с которым Нанчо делил комнату?

«Он был бы ценным свидетелем, – подумал я. – Вот кто больше всех контактировал с неуловимым Нанчо».

– Слушайте, все это случилось несколько десятилетий назад, деталей я почти не помню, – устало возразил сеньор. – Слишком неприятное дело, чтобы о нем вспоминать. Не помню я второго парня.

– Но, может, дедушка помнит, – вмешалась Саиоа.

– Дедушку трогать не надо, он не в своем уме.

– Не до такой степени, как ты думаешь, – прошептала девушка.

– Мой отец слишком стар и ничего не помнит. Больше мы вам ничем не поможем, мы уже имели дело с полицией и сыты по горло. Не представляю, что еще мы можем сообщить вам спустя столько лет.

«Кажется, пора уходить», – подумал я.

Мы поднялись в комнату и по очереди приняли душ.

Первым отправился я, все еще под впечатлением от разговора накануне вечером. Эстибалис осталась в комнате и через некоторое время постучалась в дверь.

– Иди пить кофе.

Когда я вышел, горячий пластиковый стаканчик ждал меня на столе.

Я был так возбужден, что едва не забыл о нем.

– Идем в полицию Памплоны, Кракен. Я хочу видеть отчет о пожаре, – сказала Эсти, попивая кофе с молоком.

– Полностью согласен, – я кивнул. – Многовато пожаров в жизни одного парня.

Мы покинули отель, не обменявшись с хозяином ни единым словом, и направили свои шаги к Тисовому фонтану, где располагалось полицейское отделение Наварры.

– Добрый день, – сказал я, войдя. – Я инспектор Лопес де Айяла, а это моя напарница инспектор Руис де Гауна. Мы из Витории и хотели бы получить дело о гибели Нанчо Лопиданы в 1990 году в хостеле на улице Амайя.

– Понадобится время, чтобы его найти. Заполните формуляр, – ответил полицейский.

Час спустя на столе в кабинете, любезно предоставленном нам с Эсти полицией Памплоны, появилась коричневая папка, где хранились материалы по этому делу.

Снова ужасные фотографии. Однако на этот раз тело не обуглилось, почернели лишь голова и руки. Сохранилась кое-какая одежда, уцелели даже покрытые сажей штанины брюк.

– Ты ничего не заметила? – спросил я Эсти, указав на снимок.

– Если б это не была случайная гибель студента, я бы сказала, что здесь следы умышленного преступления какой-то мафии, которая не хотела, чтобы тело опознали: обгорели именно лицо и пальцы.

– Кто участвовал в опознании? – спросил я, перебирая немногие документы этого дела.

– Прежний хозяин хостела на улице Амайя, отец любезного человека, который нас выпроводил. Здесь сказано, что семьи у Нанчо Лопиданы не было.

– А его сосед? Какой-нибудь друг, знакомый?

– Больше имен не значится, Унаи. Отчет довольно-таки…

– Краткий, мягко говоря.

– Убористый, я бы сказала. Мы знаем, что паспорта у Нанчо Лопиданы не было, здесь это также указано. Был произведен поиск во всех паспортных отделах страны, но ничего не нашли. Пришли к выводу, что документов у Нанчо не было. Свидетельство о смерти составлено без свидетельства о рождении. Гениально. Дело было закрыто. Вывод: причина возгорания – искра, плохие провода у настольной лампы. И больше ничего. Здесь обрываются следы нашего тройняшки. Как печально… Бедняга.

– Да и смерть так себе… Знаешь, что все это на самом деле значит? – спросил я.

– Знаю. Тройняшка погиб в 1990 году; он не мог быть убийцей ни первых жертв, ни последующих.

Однако я сомневался. Я по-прежнему сомневался.

– Чья подпись стоит на отчете? – спросил я.

– Инспектора Легарры.

– Давай поговорим с ним. Возможно, он уже на пенсии, но, надеюсь, этот случай вспомнит. Не думаю, что тут каждый день пылают пожары.

Мы переговорили с полицейским в форме, который выдал нам дело, вернули папку и подписали акт, указав число и время.

– Еще одна просьба. Вы не могли бы помочь нам отыскать инспектора Легарру? Мы хотели бы расспросить его об этом деле.

– Боюсь, вы поздно приехали. В январе Легарра вышел на пенсию, а не так давно мы его похоронили. Скоротечный рак поджелудочной железы. Жаль его: выйти на пенсию, а через три месяца помереть… Но он был хороший полицейский, и отчеты у него очень точные. Если он ничего не нашел, значит, ничего и не было, поверьте.

– Да… – кивнул я.

Может, под конец службы он и был хорошим следователем, но когда писал этот документ, таковым явно не был: отчет составлен из рук вон скверно…

А может, и правда ничего особенного в этом деле он не увидел. Парень уснул, читая книгу, провода загорелись, и он погиб.

И всё, точка.

На обратном пути за рулем сидела Эстибалис. Мы возвращались по А-1. По приезде в офис каждый удалился в свой кабинет.

И вдруг мне позвонили с неизвестного номера, не зарегистрированного в моем списке. Я вздохнул, но все-таки ответил.

– Добрый день, инспектор Айяла. Я – Гарридо-Стокер, – адвокат Игнасио Ортиса де Сарате. Я хотел бы побеседовать с вами… неофициально, – выпалил он в трубку. – Могу я рассчитывать на то, что этот звонок и содержание нашего разговора не будут отражены ни в каких документах?

– У нас восемь трупов и двое исчезнувших близнецов. Неофициальные беседы сейчас не к месту, – ответил я.

– Я знал, что мы общаемся на одном языке. Звоню вам потому, что у нас есть общее дело – обнаружить моего клиента, но… мои специалисты по информационным технологиям не добились никаких результатов. Вот я и спрашиваю: не можете ли вы, следователь отдела уголовного розыска, обратиться к кому-нибудь из тех людей, о которых нет информации ни в одном ведомстве и к чьей помощи вы прибегаете время от времени.

– Вы знаете мой ответ. Да, такой человек у меня есть. А в чем дело?

– Игнасио много лет работал в полиции, а значит, умеет защищаться во всех смыслах. Мобильный телефон у него особой модели – он имеет возможность платить за нечто подобное. В нем есть система определения места. На одном из моих компьютеров установлена программа, где в режиме реального времени видно его местонахождение. Погрешность два метра. Набор дополняется маленьким приемником размером с батарейку, который Игнасио постоянно носит с собой в кармане брюк. Что-то вроде GPS, которые вы используете во время спец-операций, но только очень маленький. Даже если он потеряет телефон, или же в случае похищения, его по-прежнему можно будет найти. Если только его не разденут.

– Я знаю, что такие вещи существуют, хотя у нас в стране они не распространены – по крайней мере, согласно статистике.

– Спросите любого миллионера, и он подтвердит, что подобная штука у него есть, – ответил адвокат с ноткой иронии в голосе. – Проблема в том, что, исчезнув Игнасио, забрал телефон с собой, но когда я попытался определить его местопребывание с помощью устройства в моем компьютере, то обнаружилось, что и телефон, и батарейка разряжены. Вот почему я заволновался и через двадцать четыре часа подал заявление о его пропаже. Меня удивляет, что сам Игнасио не хочет, чтобы я имел возможность определить, где он. Полагаю, он похищен или убит. Но знаю также, что эти системы имеют обратный ход: даже если кто-то их отключит, опытный человек, вооруженный соответствующим оборудованием, может использовать по-прежнему исходящий сигнал GPS, чтобы его найти, пусть и не с такой точностью. Программа, которую приобрел Игнасио, защищена от полицейских систем, но меня интересует…

– Я же сказал: я знаю нужного человека. Но не уверен, согласится ли он сотрудничать.

– Игнасио компенсирует все затраты, если его найдут.

– Не думаю, что моего помощника настолько интересуют деньги. Подумаю, на какую кнопку лучше нажать. Как только я его найду, сразу вам сообщу. Однако благоразумие должны сохранять обе стороны, и этот разговор останется между нами, правильно?

– Я вам не звонил и вы со мной не говорили. Мобильный, с которого я вам звоню, зарегистрирован на другого пользователя; пока буду звонить вам с этого номера, а когда все закончится, не буду больше его использовать.

– Еще один вопрос: если мой сотрудник согласится, он попросит у меня данные телефона Игнасио, а также получит доступ к его компьютерной системе. Вы это понимаете? – спросил я.

– Я на это и рассчитывал. И все заранее почистил.

– Мой совет: почистите очень, очень тщательно.

«Думаю, что я знаю, как найти Тасио, но мне нужна твоя помощь. Срочно».

Он откликнулся через две секунды – знак того, что он за мной следит и не забыл ни о Тасио, ни обо всем этом деле:

«В Оружейном музее на втором этаже. Он очень старый, там нет камер, а в августе в залах пусто. Когда?»

«Срочно – значит, срочно».

Я выскочил из кабинета и помчался к бульвару Сенда. Музей располагался на бульваре Фрай-Франсиско, рядом с дворцом Ахурия-Энеа, резиденцией леендакари, главы правительства Страны Басков.

На втором этаже возле манекена в шлеме и с мушкетом в руках меня поджидал парнишка в белом капюшоне, полностью скрывавшем его лицо.

– Похоже, я спятил, – начал он вместо приветствия, пока я спокойно осматривал пустое помещение. – Встречаюсь с копом возле Ахурия-Энеа в зале, набитом оружием…

– Расслабься, я не проткну тебя рапирой.

– Чего тебе от меня нужно, Кракен? – сказал он, пристально рассматривая витрины с пушечными ядрами.

– Есть дело, которое тебя явно заинтересует: речь идет о системе поиска людей, которая в нашей стране не используется и которую брат твоего наставника приобрел по цене, непосильной ни для твоего кошелька, ни для моего. Как мобильный, так и микропередатчик GPS, который был у Игнасио в момент исчезновения, были отключены, однако ты – и я уверен, что только ты – сумеешь установить обратную связь и определить сигнал.

– А что мне с этого будет?

– Тысяча вариантов: мое уважение, твой иммунитет к отделу по борьбе с киберпреступлениями, помощь Тасио, который, быть может, еще жив… Просто подумай, отказался бы он искать тебя, если б ты исчез? С другой стороны, адвокат Игнасио упомянул жирную сумму бабла. Возможно, ты хотя бы ненадолго позволишь себе отказаться от интернет-мошенничества… Давай, Матурана, переходи на светлую сторону. Хакеры вроде тебя до старости не доживают, если только не затеют какой-нибудь приличный стартап. Это сильно тебя продвинет. Сам-то не устал вечно бегать в капюшоне, глядя на всех через плечо?

– Ладно, Кракен. Этого достаточно. Я все решил еще полчаса назад. Не подлизывайся, а то у меня уровень глюкозы подскочит.

Я улыбнулся победной улыбкой и увидел, как он удаляется, оставив позади XVII век.

– Погоди, а как же необходимые данные? – крикнул я, пока Матусалем сбегал по лестнице вниз в сторону выхода. – И напиши в аккаунте Тасио какой-нибудь совет для сценаристов, а не то вы растеряете всех фанатов.

Некоторое время я пребывал в тишине, умиротворенный покоем этого места, не подвластного времени, как вдруг услышал чье-то дыхание: кто-то стремглав поднимался по лестнице.

Я с удивлением увидел девушку, которая вошла в зал, но, сообразив, кто это, похолодел. Похолодел в прямом смысле слова. Это не метафора: я действительно почувствовал внезапный холод в руках и голове. Как будто кто-то вывернул кондиционер на полную мощность.

– Я повсюду тебя искала, Унаи. Твоя напарница сказала, что ты здесь, – сказала Мартина, девушка моего брата.

– Но… какого черта? – только и пробормотал я.

Я смотрел на нее в упор; это действительно была Мартина, но поверить в это я не мог.

– Подожди, Унаи. – Она остановила меня движением руки. – Погоди, я должна что-то сказать, пока у тебя инфаркт не случился. Я собиралась найти тебя, чтобы все объяснить. С Германом я уже поговорила. Но с какой стати вы решили, что я умерла? Девятого числа я ездила по делам в Сантандер; разве ты не помнишь, я же тебя предупреждала. Была на летних курсах семейного посредничества во дворце Магдалены.

– Что ты несешь, Мартина? Я собственными глазами видел тебя на столе в морге, я лично проводил опознание…

– Унаи, произошла ошибка. Умерла не я, а моя сестра. А вы объявили меня мертвой! Вы что, с ума все посходили? – Она подошла ближе.

Вблизи я различил запах ее духов и рассмотрел глаза цвета киви.

– Братик, прошу тебя, обними меня. Мне нужна твоя помощь, чтобы успокоить Германа, он в невменяемом состоянии…

И она в самом деле меня обняла, прильнула ко мне всем своим худеньким телом, так что я почувствовал ее тепло и через несколько секунд полнейшего ступора осмелился наконец погладить ее черные, недавно отросшие волосы и поцеловать в лоб.

«В невменяемом состоянии…» – вспомнил я ее слова.

И вдруг понял.

«Черт бы побрал, Унаи. Это ты в невменяемом состоянии!»

Я немного отстранил пристально смотревшую на меня Мартину, не зная точно, злиться ли мне дальше или радоваться тому, что Герман счастлив.

– Но у тебя нет сестер, Мартина, – сказал я призраку девушки моего брата, или кем там она была.

– Есть. У меня есть сестра. Сестра-близнец.

Я протер глаза в уверенности, что галлюцинация исчезнет, но когда снова открыл их, Мартина по-прежнему стояла передо мной.

Из-за отсутствия опыта я решил действовать по принципу терапии, которой, насколько я знал, подвергают пациентов со зрительными или слуховыми галлюцинациями.

– Мартина, ты не настоящая, и я прекращаю с тобой говорить. Не важно, сколько раз ты мне явишься, я не собираюсь обращать на тебя внимание. Я лишь хочу…

«Послать терапию к черту».

– Раз у нас появился шанс попрощаться, пусть даже виной всему моя больная голова… хочу тебя поблагодарить. Спасибо тебе за урок стойкости и жизнелюбия, который ты мне дала. Ты – моя семья, Мартина. Я люблю тебя, как сестру.

Мартина в моей голове нисколько не обрадовалась прощальным словам, но я прошел мимо нее, собираясь покинуть зал и спуститься по лестнице.

В последний момент не выдержал и оглянулся, но в зале никого не было. Только шлемы да пики.

Я схватил телефон так, словно собирался его раздавить, и позвонил Эстибалис:

– Ты где, Эсти?

– У себя в кабинете. А что?

– Я сейчас приеду, встретимся на стоянке. Нам надо поговорить наедине.

Я был в ярости. Эстибалис меня уже поджидала. Вид у нее был обеспокоенный.

Я припарковался на пустынной парковке в заднем ряду и открыл пассажирскую дверцу. Эстибалис села в машину.

– Что случилось? Ты белый, как привидение.

– Привидение? Да, я увидел привидение, у меня чуть инфаркт не случился! И не только видел. Эсти, я разговаривал с призраком Мартины.

– Что?

– Что?.. – повторил я, чувствуя, что краснею. – Да так, ничего. Совсем ничего, просто у тебя, Эсти, съехала крыша. Повредились этические критерии. Ты слишком далеко зашла, дорогая. Ты скормила мне психотропное вещество, да еще – в разгар расследования, когда мы должны быть полностью собранны и контролировать ситуацию на сто процентов… Просто бред какой-то! Когда ты мне его дала? Сегодня утром, в кафе?

Эстибалис сжала челюсти, сложила руки на груди и посмотрела в сторону.

– Не задавай мне риторических вопросов. Знаешь же, что я этого не люблю.

Я вздохнул, надеясь, что ярость пройдет сама собой, но ничего не менялось.

– Сколько действует это дерьмо?

– Побочный эффект скоро пройдет, а вместе с ним – и твоя устойчивость к рогипнолу.

– Сколько оно действует? – повторил я, теряя терпение.

– Часов двенадцать… как мне кажется.

– Кажется?

– Да. Мне кажется, ближе к вечеру его уже не будет в организме. Так говорил Энеко.

Раздражение и ярость сменились во мне глубокой печалью.

Это было прощание. С этого момента обратного хода не было.

– Эсти, то, что ты сделала, – ненормально, пойми. И я… я не хочу с тобой работать. Я никому не скажу о том, что ты сделала. Я не хочу тебе вредить. Но больше тебе не доверяю, не смогу пить с тобой кофе или есть бутерброды. Завтра поговорю с заместителем комиссара. Либо ты сама уйдешь, либо уйду я. И когда мы покончим с этим делом, больше никогда не буду твоим напарником.

– Я сама уйду, инспектор Айяла. Вы не обязаны расплачиваться за мои ошибки.

– Слишком поздно, инспектор Гауна. Слишком поздно. Выйдите, пожалуйста, из моего автомобиля.

Я долго сидел в машине. Я был в ступоре. Меня пугало, что в моей крови все струится яд.

Ничего больше не желаю знать. Ни про Эстибалис, ни про Альбу, ни про кого-то еще.

Когда я покончу с этим делом – если только дело не покончит со мной и со всеми моими делами, – возьму отпуск. Уеду подальше, может быть, вместе с Германом, чтобы о нем заботиться… Да, чтобы о нем заботиться.

А что, если голова у меня навсегда повредилась от чертова зелья? Я постарался взять себя в руки и включил газ.

«Какие у тебя планы, Унаи?»

В первую очередь – Лучо. Твои планы – Лучо.

Я набрал номер и подождал, пока он не обрушит на меня свое обычное многословие.

– Лучо, нам нужно увидеться, и, ради бога, не нужно больше никаких объяснений и отсрочек; до сих пор ты был слишком креативен. Найдется у тебя минута?

К моему удивлению, он сразу же согласился со мной – поговорить, и мы условились встретиться в парке Арриага, тихом удаленном месте, где можно спокойно пообщаться с тем, кто был моим другом со времен учебы в Сан-Виаторе.

– Сто лет сто зим, Кракен! – сказал он, похлопав меня по спине. – Сколько же мы не виделись? Прошло всего несколько недель, но за это время с тобой столько всего случилось, что можно сказать, у тебя другая жизнь… Как ты пережил историю с Мартиной?

«Мартина, – подумал я, сжав зубы. – Мартина явилась с того света, потому что беспокоится за меня. Способен ли на нечто подобное ты, приятель?»

– Честно говоря, лучшее, что я могу сделать для Мартины, – это поймать подлеца, который ее убил. И ты мне в этом поможешь. У нас с тобой назрел важный разговор, Лучо.

– Выражайся яснее, а то что-то я перестал тебя понимать. – Он уселся на скамейку напротив пруда.

– Во время нашей последней встречи, когда я спросил тебя про источник, передавший тебе фотографии близнецов с пятнадцатилетней жертвой, ты сказал что-то вроде того, что это тайны редакции. У меня появились мотивы полагать, что роль прессы в этой истории как сейчас, так и двадцать лет назад была определяющей и действия ваши не всегда руководствовались желанием донести до людей информацию.

– И кого же ты обвиняешь?

– Тебя, директора твоей газеты…

– Меня? С какой стати?

– Это ты вбил мне в голову подозревать Эгускилора, ты восстановил общество против Игнасио и уничтожил все варианты социальной реабилитации Тасио. Похоже, наступило время спросить тебя, где ты был во время убийств.

– Ты серьезно, Кракен? – Он испуганно посмотрел на меня. – Представить не могу, что мой друг мне не доверяет… Как давно мы с тобой знакомы, с шести лет?

– Ты уходишь от ответа, Лучо, – напомнил я. – И это не делает тебя более наивным.

– К чему ты клонишь? – крикнул он, вскакивая со скамейки. – Ты что, решил обвинить меня? Ты в своем уме?

Я тоже встал: не люблю, когда со мной разговаривают, глядя сверху вниз.

– Так помоги мне наконец, Лучо! Помоги хоть в чем-то. Я устрою тебе неприятности, заявив, что ты препятствуешь правосудию, отказываясь назвать твой чертов источник. Я до сих пор не докопался до правды, и нельзя исключить, что именно поэтому погибли Мартина и Энеко. Не знаю, как ты можешь смотреть в глаза Герману.

Лучо снова сел, вцепившись в белый подлокотник скамейки.

– Шеф меня убьет, если скажу. Шеф за такое убьет… – пробормотал он себе под нос.

– Давай, Лучо, – не отставал я. – Ты уже принял решение, просто скажи и покончим с этим.

– Ладно. Это секретная информация редакции «Диарио Алавес». Материалы, которые мы публиковали в связи с этим делом, приходили в заклеенном конверте без обратного адреса. И так все двадцать лет.

«Что?» – удивился я.

– В заклеенном конверте?

– Да, в то время пользовались только почтой. Интернета еще не было, и многие материалы для прессы приходили в конвертах на ресепшен. Некоторые из них люди доставлялверте бомба, но если письмо было маленькое и ничего не весило, его просто вскрывали и читали.

– Какой именно материал приходил вам в этих конвертах?

– Фото, которые мы публиковали. Иногда целые статьи. Ничего даже редактировать не приходилось. Данные, которые «Коррео Виториано» не рисковала публиковать у себя, а мы рисковали. Они приходили на мое имя, я только что устроился на работу и числился стажером… Низкая зарплата, временный контракт. Я был козлом отпущения, мальчиком, который желал получить в свое распоряжение весь мир, а вместо этого столкнулся с редакционной реальностью, с ее политикой, с ничтожно малым шансом возобновить контракт, подписанный на шесть месяцев. Но если б я не остался, мне пришлось бы убраться из Витории. В этом городе для журналиста не так много шансов.

– Так, значит, конверт пришел на твое имя? Почему ты не заявил в полицию? Быть может, на нем были какие-то улики, следы ДНК в слюне, оставленной на клейкой полоске?

– Я тебе только что все объяснил, разве этого недостаточно? В первый раз я отдал его директору, но не сказал, откуда он у меня взялся. Думаю, директора это не особо интересовало. Он полностью погрузился в это дело, только и говорил о том, чтобы разместить как можно больше материалов. Тот выпуск побил все рекорды тиражей. Когда я получил следующие конверты, мне не пришло в голову сообщить о них в полицию. Я целыми днями сидел в кабинете директора, превратился в его любимчика – и в итоге он подписал постоянный контракт.

– Меня интересует только одно: этот последний конверт, в котором лежали украденные фото близнецов и девушки, выглядел так же, как предыдущие? Ты мог бы сказать, он был отправлен одним и тем же человеком?

Минуту Лучо размышлял, затем виновато посмотрел на меня.

– Не знаю… Мне это не приходило в голову.

– Какой же ты идиот!.. – рявкнул я, выходя из себя. – Внешнее сходство означало бы, что все двадцать лет этим занимается один и тот же человек. Ты хоть немного понимаешь, как важна эта деталь? Тот, кто отправил тебе фото и статьи, заботился не о том, чтобы обеспечить тебе работу, а о манипулировании общественным сознанием! Этот кто-то знает больше, чем ты, и больше, чем я, он всегда опережает нас, и очень возможно, что он и есть убийца. И в первую очередь этот кто-то с самого начала мечтал нагадить Тасио и Игнасио. Ты скрыл от нас целую линию расследования, которая должна была начаться еще двадцать лет назад, и в итоге погибли шестнадцать человек. Все это обошлось слишком дорого.

– Блин, Кракен! Не говори так. Я никогда не рассуждал с этой точки зрения.

– Да, Лучо. Я знаю, что ты про это не рассуждал, ты неспособен видеть чуть дальше своего редакционного стола. Немедленно принеси мне эти конверты, прежде чем я поговорю с шефом и полиция закроет вашу сраную газету.

Я повернулся к нему спиной и покинул парк со стороны часовни Сан-Хуан-де-Арриага, где столетия назад собиралось братство Арриага^[62], чтобы защитить свои интересы. Время не слишком изменило наши обычаи: виторианцы против виторианцев, жители Алавы убивают жителей Алавы.