16

День близился к концу, когда я заметил, что Рафаэль снова смотрит на меня. Я слонялся по кухне, стараясь не сидеть на месте и одновременно не отходить от печи, и обдумывал, как поступить: съесть ананас или выбраться в деревню и попробовать купить рыбу.

– Пойдемте, – неожиданно сказал он. – Сходим к резальщице.

– К кому?

– Вы сведете меня с ума. Возьмите сюртук. И морковь.

Не понимая, что происходит, я дал ему морковь, лежавшую у печи, и снял свой сюртук с поленницы. Мне пришлось стряхнуть с него иней.

– Зачем нам идти к резальщице? – поинтересовался я.

– Чтобы узнать, можно ли сделать что-то с этим, – ответил Рафаэль. Он метнул взгляд на мою ногу.

– Но как?

Казалось, он собирался объяснить, но его голос звучал надломленно. Он махнул рукой, показывая, что я должен довериться ему. Мы направились к мосту. Рафаэль шел медленно, чтобы я не отставал от него.

На втором утесе жило большинство людей. Он был самым большим, и вдоль петляющей тропы и опор шли крошечные торговые лавки. Они располагались в обычных домах, но с навесами над окном и перевернутыми корзинами на улице вместо стульев. Рафаэль постучал по ставням одной лавки. В окне показалась женщина. Увидев нас, она просияла.

– Должно быть, вы один из иностранцев, – радостно сказала она мне. Где-то в доме заблеяла коза. – Я видела вас вчера, но не стала подходить. Надеюсь, вы благодарны мне за это. Откуда вы? – Женщина говорила на хорошем испанском, и я расслабился, чувствуя, что понимаю ее.

– Из Англии. Меня зовут Меррик, рад знакомству.

– Другую руку. От этой вы много не получите. – У женщины была всего одна рука, левая, поэтому я пожал ее. Даже эта рука сформировалась не полностью. Пальцы были слишком короткими. – Меррик, – продолжила она. – Мы все знали чудесного мужчину по имени Джек, у которого был маленький сын Меррик. Вы случайно не он?

– Джек был моим отцом.

– Хорошо. Вы выглядите точь-в-точь как он, но я переживала, что все белые люди выглядят одинаково, поэтому решила промолчать. Добро пожаловать домой. Долго же вы добирались. Проходите и извинитесь за свое долгое отсутствие.

Я рассмеялся, и женщина обняла меня через окно.

– Простите, мэм.

– Инти, просто Инти. На самом деле меня назвали в честь вашего дедушки, – сказала она, но не стала объяснять. Я не успел спросить и уже привык к постоянному чувству растерянности и усталости. Мне не становилось лучше, хотя ноющая боль в ушах исчезла. Все истории о том, что к высоте привыкаешь за несколько дней, оказались чушью. – Я буду звать вас… Мерри-ча, идеально. О, молоко, спасибо, – добавила Инти, когда рядом с ней появился Рафаэль. Он вошел в дом, пока мы разговаривали. – Кофе?

– Да, спасибо, – сказал я, снова рассмеявшись. – Рад знакомству.

– Да, я так и думала.

Инти положила в мой кофе слишком много сахара, но у меня возникло чувство, что остальные пили кофе и вовсе без него.

Рафаэль подошел к нам, вытирая руки. Уже стемнело, и повсюду, в покосившихся лачугах и на крышах, висели лампы с пыльцой. Рафаэль делал маленькие и аккуратные лампы, но некоторые здесь были огромными. Внутри них, поднимая в воздух пыльцу, вращались стрелки часов – больших, настенных. Одни лампы излучали глубокое амбровое сияние, но в других кто-то изменил механизм, и стрелки вращались быстрее, делая сияние ярче. Лампы светили разными оттенками золота, были разных размеров и висели на разной высоте. Казалось, нас окружали звезды. Инти поставила перед нами две стеклянных чашки и миску с ломтиками ананаса. Я не знал, кто его нарезал.

– Вы уже познакомились с маркайюк? – спросила Инти, словно она говорила о местных землевладельцах, чье неофициальное разрешение нужно было получить, чтобы остаться здесь.

– Да, вчера. Они потрясающие. Я никогда не видел подобных статуй.

Инти рассмеялась.

– Они не статуи. Ни один человек не смог бы создать нечто подобное. Они люди, превратившиеся в камень. Разве отец ничего не рассказывал вам?

– Почему они это сделали? – поинтересовался я.

– Сделали что?

– Превратились в камень.

– Камень живет дольше, чем человек. Они сделали это, чтобы следить за особенным местом. Мы очень особенные. У нас шесть маркайюк.

– Раньше их было семь? Я… знаю, что мой отец увез одну.

– Да-да, семь, но святой Матвей был несчастен. Он хотел уехать с Джеком, побывать в новых местах, и все решили, что так будет лучше.

– Откуда вы знаете, что он был несчастен?

Инти зажгла новые лампы – маленькие, с часовым механизмом, который гудел, а не тикал. Она поставила несколько на стол и одну – в пустую миску для ананаса.

– Он почти спрыгнул с обрыва.

– Ого.

Я сделал то, что всегда ненавидел, когда находился в Китае: посмотрел на Рафаэля в надежде услышать дополнительный перевод. Предложение было построено правильно, но я не понимал его смысла. Китайские чайные плантаторы всегда так смотрели на моего переводчика. Все знали, что даже хорошо говорящие белые люди – безумцы и им нельзя доверять расчеты. Они использовали переводчика как культурный фильтр, с помощью которого они просеивали все сказанное мной, хотя мы все говорили по-китайски.

Но Рафаэль не заметил моего взгляда.

– У вас в Англии нет маркайюк? – спросила Инти.

– Нет. Насколько мне известно.

– Плохо, – сказала она. – Возможно, им пришлось уйти.

Рафаэль по-прежнему смотрел на радужные пузырьки в своем кофе, и мне стало жаль его. Жить в мире маленьких мифов, пытаться удержать маркайюк и святых вместе, в общине, где люди считали статуи живыми, потому что никто не мог создать нечто подобное из камня. А ведь он наверняка знал, что где-то за морем был Рим, видел гравюры Ватикана… Все это наводило тоску.

– Что случилось с вашей ногой? – поинтересовалась Инти, показав своей чашкой на мою трость.

– Шрапнель.

– Значит, вы служите в армии?

– Нет-нет, я садовник. Просто несчастный случай.

– Доставляет неприятности?

– Да. Но доктора сказали, что нельзя ничего… – Я снова посмотрел на Рафаэля, но он не спешил помогать мне.

– Ох, не говорите ерунды. Измерьте место, которое болит, покажите его пальцем. – Инти протянула мне длинную красную нить.

– Прошу прощения, что?

– Сделайте то, что я сказала. Это печенье сотрудничества, – добавила она, бросив печенье к моей чашке. Я рассмеялся, и Инти подмигнула. – Ра-ча, – сказала она, когда я взял нить. – На верхнем этаже становится немного… Я хотела…

– Я как раз собирался спросить… – Рафаэль снова исчез в доме, оставив меня в недоумении.

Инти вскинула брови.

– Измерили?

Я сделал то, о чем она просила, и вернул нить, зажав двумя пальцами верное место. Инти одной рукой сложила ее и завязала узел. Она улыбнулась.

– Вскоре приведем вас в порядок.

– В каком… смысле?

– Сделаем вам обод. Вы знали, что они помогают с костями? – Инти показала деревянные браслеты вокруг запястий. Они были сделаны из древесины белого дерева, и их украшали вырезанные лесные узоры. – Помогают расти, если носить их с детства, ослабляют боль, если вы постарше.

– Но как?

– Что-то вроде магии. Входите, посмотрите мою лавку. Возьмите свой кофе. Я готовлю кофе, чтобы люди остались, и я могла убедить их купить что-нибудь, – с улыбкой добавила она. – Не так-то просто, когда у тебя коза, зато работает.

– Инти. – Голос Рафаэля доносился сверху. Я вошел в дом через трапециевидную дверь и увидел крутую лестницу, ведущую на чердак, как в церкви. На перекладинах на уровне головы висело высохшее белье. Рафаэль раздвинул белье, чтобы создать узкий проход. – Здесь две черных морских свинки.

– Я собираюсь продать их доктору, – отозвалась Инти. – Дай им немного кукурузы.

– Нет. Не хочу, чтобы доктор расчленил их для идиота с простудой.

– Да, но…

В этот момент что-то лязгнуло, и в комнату проник холодный воздух. Раздался еще один удар, посильнее. Инти вздрогнула. Она оказалась гораздо выше, чем я думал, почти такого же роста, что и Рафаэль. Здесь все были высокими.

– Вам не кажется, что с такими звуками мужчины обычно выпускают двух довольно ценных морских свинок на крышу?

Я кивнул.

– Доктор хорошо платит за них, – печально сообщила Инти. – Знаете, у черных особые качества. Но Ра-ча не одобряет этого. Наверное, он прав. Это жестоко, – заключила она. – Проходите.

На пороге следующей комнаты я почувствовал запах древесной стружки. Почему-то я ожидал увидеть мастерскую игрушек, но это была скорее столярная мастерская. Вдоль одной стены лежало что-то похожее на перила, сохли дрова и доски со стеклянными вкрапления, которые выглядели так, словно из них собирались построить очередные подмостки. Я увидел низкие столики и стулья – одни очень простые, другие изящные, – дверные ручки и миски. Были здесь и игрушки – маленькие кораблики и волчки. Пахло свежими опилками. Было сложно представить, как справлялась Инти, но она справлялась. Стеклянные ручки на ее инструментах были изменены так, чтобы она могла работать единственной рукой. Когда она провела меня внутрь, я почувствовал что-то на лодыжке. Это была древесная стружка. Она парила над полом на высоте дюйма.

– Инти… как она это делает?

– Это белое дерево. – Инти сунула мне в руки деревяшку. Она оказалась гораздо легче, чем выглядела. Я увидел, что древесина была пористой. Она состояла из крошечных, похожих на соты ячеек. Точно таким же было дерево дома. – Не держите его рядом с огнем, оно…

– Взрывается, – закончил за нее я. – Я знаю.

– Не забудьте. Все подмостки и опоры изготовлены из этой древесины. Одна зажженная спичка, и бум! Вот почему мы не разводим костры в домах, а используем нагревательные трубы.

– Почему вы используете древесину белых деревьев, если она опасна?

– Она выдерживает вес зданий. Гораздо лучше, чем хлопковое дерево.

– Но это даже не твердая порода, – возразил я. Я мог оставить след на древесине, надавив ногтем чуть сильнее.

– Лес благословлен маркайюк. Это одно из их чудес.

Я сдался.

Рафаэль скинул белье под лестницей и быстро исчез на кухне. Я услышал, как он натирал мыло. Затем он собрал одежду и сложил ее в таз с водой, от которой шел пар. Он прошел мимо Инти боком и толкнул локтем дверь, ведущую во двор. За ней находился крошечный садик с козой и натянутой бельевой веревкой, по краям которой висели лампы. Когда Рафаэль поставил таз на снег и, опустившись на колени, приступил к стирке, коза подошла к нему, явно намереваясь съесть белье. Рафаэль достал морковь, которую мы взяли в церкви, и бросил ее в дальний угол. Коза радостно бросилась за ней. Очевидно, животное занималось вымогательством уже давно.

– Можете остаться на ужин, – радостно заявила Инти. – Ему нужно время, чтобы закончить, и скоро вернется мой сын.

– Нет, я не хочу мешать вам, – рассеянно сказал я, не отрывая взгляда от Рафаэля. Он опускал руки прямо в горячую воду. Если он только что вынул ее из печи, она была раскаленной.

– Ерунда! У нас редко бывают настоящие гости.

Послышался хлопок входной двери, и Инти воскликнула:

– А вот и Акила. Теперь вам придется остаться. Он ученик Ра-ча. Однажды он станет священником. Ему нужно больше говорить по-испански.

– В таком случае… да. Извините, – пробормотал я. Я постучал по окну. Стекло было достаточно тонким, чтобы пропускать звук. Рафаэль поднял голову. Я обратился к нему: – Положите снег в воду. Она слишком горячая.

Он нахмурился, но сделал то, о чем я просил.

– Он не чувствует тепла, – заметила Инти.

– Но он все равно может обжечься, – возразил я.

Инти бросила на меня скептический взгляд, но не успела ответить. С кухни раздался детский голос:

– Я дома, мама. Я привел Марию. Думаю, ей стоит поесть, поэтому… ой, – воскликнул он, увидев меня. Это был мальчик лет двенадцати, и я не увидел в нем ничего странного: он был высоким и сиял здоровьем. Это он помогал Рафаэлю на церемонии. За ним, кутаясь в пончо, стояла Мария. Она обнимала куклу.

– Он пришел с Рафаэлем, – пояснила Инти. – Меррик, это Акила. Акила, это Меррик. Они поужинают с нами, – добавила она.

– Здравствуйте, – робко сказала мне Мария.

– Проходите и садитесь, проходите и садитесь, – воскликнула Инти, радуясь гостям. Она открыло окно рядом с нами. – Ра-ча, возможно, тебе стоит замочить белье. Сваришь нам кофе?

– Да. – Рафаэль встал и презрительно посмотрел на блеявшую козу. – Рождественский ужин, – бросил он ей. – Вот что ты такое. Чертовы индейки здесь не водятся.

– Он говорит по-английски, когда несчастен, – сообщила Инти. – Наверное, на этом языке хорошо ругаться. Что он говорит?

– Он оскорбляет козу, – ответил я.

Инти фыркнула.

– Быть запуганным козой полезно для человека. Сложно задирать нос, когда кто-то гоняет тебя ради овощей.

Я встал, собираясь помочь Рафаэлю.

– Ох, сядьте, – встревоженно сказала Инти. – Акила поможет ему.

Мальчик сам собирался встать. Он выглядел так же встревоженно, как и его мать.

– Нет, я должен двигаться. Давайте проверим ваши руки, – добавил я по-английски, как только мы с Рафаэлем оказались на маленькой кухне.

– Зачем? – спросил он.

– Зачем? Я бы переживал о заражении крови даже в Кенсингтоне, не говоря уже о грязной стране, в которых водятся такие большие насекомые, что им приходится согласовывать свои маршруты с Адмиралтейством, прежде чем взлететь.

– Я не обжегся, – возразил Рафаэль, но протянул руки.

Кожа была испещрена маленькими шрамами, крошечными ожогами, старыми ссадинами, даже бледными полосками, которые остались после того, как он натянул веревку слишком сильно. Костяшки его пальцев покраснели, но Рафаэль был прав. Новых ожогов не было. Наши взгляды пересеклись, но ненадолго. Казалось, в спокойных ситуациях, когда ему не нужно было пугать других, он сам начинал бояться.

– Все в порядке. Где лежит кофе?

Мы нашли его, и пока я набирал горячей воды в кувшин, Рафаэль перемолол зерна. Сначала все пришлось помыть. Инти поступала с грязной посудой так же, как я – со слизняками: посыпала солью и надеялась на лучшее. Я слегка толкнул Рафаэля локтем, чтобы он отошел, и я мог протереть столешницу. В качестве средства для мытья была лишь соль, и поэтому на кухне пахло, как на службе во флоте. Я понял, что улыбаюсь, глядя на щетку. Меня радовало, что я делаю что-то легкое и полезное одновременно.

Сын Инти подошел к нам, чтобы пожать руку. У него была ледяная кожа, потому что он ходил без верхней одежды, хотя, как и Рафаэль, мальчик словно не чувствовал холод. Они выглядели очень похожими. Хотя Акила был рад новому гостю, он хотел поговорить именно с Рафаэлем. Он выглядел взволнованным, счастливым и смущенным, увидев Рафаэля в своем доме.

– Я собирался вымыть все сегодня. Вы не поверите, но весь беспорядок появился вчера, просто она…

– Это твой дом, – обрезал Рафаэль, и Акила сник. Рафаэль протянул ему чашку. – Кофе.

– Спасибо, – промямлил он.

Мы отнесли все остальное. В комнате, прогретой трубами, с потрескивающей ветряной мельницей на крыше, было уютно. Рафаэль вышел во двор, чтобы достирать белье, а когда он вернулся, то Акила уже все приготовил и начался настоящий званый ужин. Инти поставила на стол вино и какой-то местный напиток, напоминавший по вкусу скипидар, атмосфера быстро стала дружелюбной и веселой. Мария захихикала, когда Акила начал танцевать с ее куклой и говорить за нее. Инти наколдовала марионетку, чтобы у нее был партнер. Вскоре на улице стемнело, и вокруг утесов загорелись новые лампы.

– Нам пора, – сказал Рафаэль.

– Может, еще кофе? – спросила Инти.

– Нет, нужно отвести Марию домой. И я должен отнести детские вещи Хуану и Франческе. Кстати, Акила.

На лице мальчика мелькнуло испуганное выражение, словно он забыл что-то сделать.

– У меня много работы, поэтому в конце месяца тебе придется сходить в Асангаро, чтобы получить жалованье фермеров у мистера Мартеля. Вот письмо для него, в котором я объясняю, кто ты. – Рафаэль передал мальчику запечатанный конверт. У него был прекрасный почерк. – Отдай письмо ему и не бери всякий хлам у Киспе.

Инти нахмурилась.

– Он еще слишком мал, чтобы отправляться в одиночку. Разве нельзя…

– Ему пора привыкать к этому, – тихо возразил Рафаэль. Он как-то странно замолчал, и Инти задумчиво кивнула.

Акила светился от счастья.

– Принести часы, если получится?

– Если получится. – Казалось, Рафаэль не очень любил мальчика. Он говорил с ним еще резче, чем со мной или с Клемом, но морщинки вокруг глаз сияли теплом. Я не знал, почему он сдерживал себя. Если Рафаэль хотел детей, а Акила мечтал об отце – в доме не было мужчин, – тогда я не видел препятствий.

Мария сжала куклу в руках, и та подняла руки.

– Вы думаете, они могут снова забрать вас? – спросила она у Рафаэля голосом куклы. – Поэтому Акила должен идти?

Рафаэль издал странный звук.

– Забрать вас? – переспросил я, неуверенный в том, что правильно расслышал.

Инти кивнула.

– Такова судьба священников, – пояснила она. – Они всегда исчезают в конце. Люди из леса забирают их. Они просто дают их взаймы, чтобы помочь нам. Мы думали, что Ра-ча ушел много лет назад, и тогда его никто не мог заменить. Люди были в ужасе. Мы думали, что остались одни. А затем раз – и он вернулся, словно и не исчезал на семьдесят лет…

– Семьдесят лет? – переспросил я.

– Тогда здесь был мой дядя, – раздраженно возразил Рафаэль. – Сколько раз я должен повторять…

– Моя бабушка говорила, что это был ты. Она говорила, что ты и раньше не любил коз, – рассмеялась Инти. – Он думает, что иностранцы не верят в магию, – добавила она. – Поэтому лжет, чтобы вы верили ему, держались подальше от соли и не считали его безумцем.

– Инти…

– Как печально, – продолжила она. Рафаэль стоял напротив нее, и было сложно представить, что он мог выглядеть устрашающе. Я прекрасно понимал, что даже если он огрызнется, она всего лишь попросит его успокоиться и пить кофе. – Но вы же знали об этом, да? Я подозревала, что дедушка все рассказал вам.

– Нет, – медленно сказал я. – Я не знал его.

– Нам действительно пора, – вмешался Рафаэль. – Пойдемте.

Мы направились к выходу, и Инти остановила меня, чтобы передать свои лучшие пожелания моей матери. Я вышел во двор, решив, что Рафаэль уже ушел, но он и Мария ждали меня. Она, словно маленькая девочка, схватила меня за руку, хотя уже держала за руку Рафаэля.

– По-моему, Акила – хороший мальчик, – сказал я по-испански, чтобы Мария тоже понимала меня.

– Так и есть.

– Он ваш сын?

– Нет, – спокойно ответил Рафаэль. В его голосе не было обиды. – Возможно, мы родственники, но никто для нас не оставляет историй семейного рода на алтаре.

– Это не оскорбляет?..

– Я перестал переживать из-за этого, – сказал он.

– Вы уверены, что не должны?

Мы держали Марию, пока она перепрыгивала ступени. Она хихикнула, когда мы подняли ее. Она была округлой и светилась здоровьем, но внешне не отличалась от ребенка, поэтому поднять ее было несложно.

– Мы не узнаем до тех пор, пока не пройдет десять месяцев и не станет слишком поздно, – ответил Рафаэль. – Да и что нужно сказать? Я знаю, что ты замужем много лет и очень хочешь детей, но это очень страшный, очень глупый ребенок, поэтому лучше остановиться на нем, чтобы следующий не оказался крокодилом?

Я рассмеялся. Рафаэль удивленно посмотрел на меня и тоже улыбнулся.

– Это мой дом, – сообщила Мария.

– Проследите за огнем в печи, иначе трубы лопнут, – сказал мне Рафаэль, прежде чем я успел войти в дом и предложить помощь.

– Хорошо. Спокойной ночи, Мария.

Мать Марии встретила нас на пороге и печально спросила, не поможет ли ей кто-нибудь сварить суп.

– Доброй ночи, – сказала Мария, обнимая куклу. Она замерла на месте вместо того, чтобы войти в дом, и Рафаэль потянул ее за край пончо. Я побрел в церковь. Из дома доносились голоса. Рафаэль учил Марию резать овощи, ее мать, серьезно больная, сидела за столом. Я приложил руку к лицу, меня шатало от усталости и беспощадного напитка Инти. Очевидно, мне нельзя было доверить нож для резки овощей. Мария начала петь детскую песенку, слова которой я забыл, что-то о драконе. Я не смог подобрать слова под мелодию, потому что пытался вспомнить их на английском. Кечуанский подходил идеально.