19

На мосту засияли мерцающие огни ламп. Когда Франческа рассказала обо всем жителям, начался странный переполох: люди были скорее заинтересованы, чем обеспокоены, словно никто из них не верил в возможность гипотермии, обморока под деревом или нападения медведей. Хотя она сказала, что мы должны найти его, люди проигнорировали ее слова и безоговорочно направились к маркайюк. Статуи казались живыми в свете ламп. Они постоянно опускали руки, принимая вещи – пузырьки с солью, ракушки и веревки с молитвами в узелках. Все механизмы, находившиеся под землей, постоянно срабатывали из-за такого количества людей. Мария прижалась к святому Томасу. Она вцепилась в его руку и печально наблюдала за толпой.

Добравшись до леса, Инти распорядилась, чтобы люди выстроились перед границей. Мария не хотела отходить от маркайюк, а ее матери нигде не было. Я отвел ее в сторону. Она крепко схватила меня за руку, и я отдал ей лампу, чтобы держать ее и трость одновременно.

Пыльцы было так много, что за нами оставались странные, почти незаметные следы. Деревья за соляной чертой останавливали ветер, и можно было разглядеть летучих мышей, точнее клубки золотистого света, остающиеся после них.

Кроны деревьев дрожали. Иногда на землю падали иголки, и время от времени на нас падали тяжелые капли воды. Люди медленно шли вдоль границы. Они кричали, поднимали свои лампы или бросали шишки, чтобы оставить в темноте яркий след. Мы с Марией шли позади всех, и вскоре она остановилась. Одна из пуговиц на ее пончо была обвязана веревкой, и Мария плела на ней узелки.

– Хочешь оставить молитву у одной из маркайюк? – спросил я.

Мария покачала головой.

– Мои узлы не очень хорошие. И руки холодные.

Мне нравилось общаться с ней. Мы оба говорили по-испански на одном уровне – уровне маленького ребенка.

– Я пишу с ошибками, – призналась она.

– Уверен, ты могла бы просто поговорить с ней.

Мария поморщилась и снова покачала головой.

– Теперь никто не может говорить с маркайюк. Они не понимают.

– Почему?

– Они старые. Раньше они говорили на другом языке. – Мария не спускала глаз с большого следа в лесной пыльце. Вряд ли это был человек.

– Мария, Рафаэль сильный. И он умеет драться. Сомневаюсь, что кто-то мог его забрать. Он где-то рядом, и мы его найдем.

– У него не было выбора, – неожиданно по-взрослому ответила Мария.

Прошло полчаса, но мы так и не нашли Рафаэля. Если он вернулся в деревню, он бы не пропустил огни. Если он был где-то рядом и находился в сознании, он бы точно заметил их. Примерно через полмили мы вышли к скале. Между ней и границей проходила узкая тропа, заваленная снегом. Инти велела всем идти в обратную сторону, но Рафаэля нигде не было.

Клем подошел к нам.

– Как ты думаешь, где он? – тихо спросил он. – Я не верю, что его похитили. Мы бы увидели что-нибудь в пыльце.

– Я думаю, что он ушел без сюртука, а сейчас бог знает какая температура. Он не чувствует тепло и холод. С ним что-то не так.

– Господи. – Клем всмотрелся в деревья. – Мы должны искать его за границей.

– Мы не можем пересекать границу.

Клем поморщился.

– Что, стал местным?

– Немного, – вздохнул я.

– Давай обсудим это с Инти.

Выслушав нас, Инти покачала головой.

– Нет. Вас убьют.

– Но он вряд ли ушел далеко, – возразил я. – Я видел, как он пересек границу. Он где-то поблизости. Сейчас очень холодно, и просто чудо, что с ним ничего не произошло раньше. Он был в жилете и рубашке. Я видел.

Инти снова покачала головой.

– Нет. Если это произошло… значит, они того хотели.

– Кто, люди в лесу? Почему это так важно?

Клем схватил меня за руку.

– Они не считают их людьми, дружище, – тихо сказал он по-испански. – Прислушайся к ее словам. Я же говорил тебе, это религия. Смысл соляной черты не в том, кто искалечен, а кто здоров. Все дело в нечистом и святом, людях и ангелах. Плоти и камне. – Клем кивнул в сторону маркайюк. – Мы думаем, что там находится город с рынком, дорогами и ткацкими мастерскими, но местные жители видят все иначе. Они считают то место раем, или Эдемом, а Рафаэль – кто-то вроде нефилима, который находится в обоих мирах. Ты идешь против воли Божьей. Я прав? – уточнил он у Инти.

Инти кивнула. Она была немного потрясена из-за того, что я не понял этого раньше.

– Да… конечно. Мерри-ча, если они решили забрать его, ты не можешь пойти против них.

– Инти, – сказал я. – Ради всего святого. Они его не забирали. Они даже не знают, что он там. Возможно, он умирает.

Она схватила меня за руку, прежде чем я перешагнул границу.

– Ты не можешь, – решительно возразила Инти, словно я собирался отправиться на Луну.

– Я его вижу, – тихо сказала Мария. Я с трудом разобрал ее слова. Она вырвалась из моих рук и пересекла границу. Никто не успел ее остановить. Она бежала неуклюже, как маленькая девочка, и смеялась.

Инти и остальные люди закричали. Мария не остановилась. Я бросился за ней, но Инти схватила меня за руку, а одноглазый мужчина – за край рубашки Клема. Если я не ошибался, он был братом Марии.

– Боже, она не может…

– Инти…

– Ждите! – крикнула Инти. – Просто ждите. Возможно, они вернут ее. Она всего лишь маленькая девочка. Возможно, они вернут ее.

Мы все видели след в пыльце, который оставляла Мария. Она что-то искала, поэтому след петлял. Люди кричали ей, но если она и слышала, то не обращала внимания. У меня защемило в груди. Марии в душе было не более семи лет. Никакие крики не повлияли бы на меня в детстве, если бы я увидел отца за некой запретной чертой.

В воздухе появился другой след: кто-то вышел из-за дерева.

Клем схватил меня за рукав.

– Боже, это он?

Я покачал головой.

– Не знаю.

Человек шел не так, как Рафаэль, и хотя было сложно судить по золотистому сиянию в абсолютно черном лесу, я был почти уверен, что он был выше меня. Другие люди тоже подумали об этом и закричали громче. Инти молчала.

Когда человек подошел к Марии, ее след выпрямился, словно он что-то сказал ей. Они вместе направились к границе. Человек словно провожал ее. Он остановился в корнях дерева, и пыльца вокруг него начала оседать. Наконец мы увидели саму Марию, когда она вышла на свет ламп. Кто-то перетащил ее через соль.

– Мария, глупая девчонка, – взорвалась Инти. – Что мы скажем твоей бедной матери?

Мария проигнорировала ее слова.

– Я видела Рафаэля, – заявила она. – С ним все в порядке. Его не похитили.

– Кто тебя проводил? – спросил я.

– Святой Томас, – ответила Мария. Казалось, всех устроил такой ответ.

– Тебе чертовски повезло, что он тебя узнал, – воскликнула Инти. Она еще не оправилась от потрясения. – Идем, поищем для тебя святую воду.

Я уставился на место, где остановился таинственный человек за границей. Я отдалился от толпы, чтобы не потерять в свете ламп сияние, которое он оставил. Оно по-прежнему висело в воздухе там, где прошел человек. Иногда след терялся за деревьями, потому что стволы были слишком широкими, а порой мне казалось, что человек шел под их высокими корнями. Я шел вдоль соли, не спуская глаз со следа. На середине пути след резко уходил в сторону границы. Я не видел, куда он вел. Порыв ветра поднял новую пыльцу, но сияние все еще висело в воздухе, и я последовал за ним. Мне пришлось обойти еще одно дерево, прежде чем я увидел, где заканчивался след. Раньше на этом месте стояла статуя святого Томаса, и хотя трава, покрытая инеем, была примята, самой статуи не было.

Клем и брат Инти поспешили за мной.

– Как они это сделали? – спросил я после долгого молчания.

– Они могли… передвинуть статую под дерево и нарядить мужчину, – медленно произнес Клем. – Устроить представление.

Я не мог представить, как местные жители передвигают маркайюк.

– Зачем?

– Чтобы доказать, что там кто-то есть. Чтобы доказать нам, что там кто-то есть. Чтобы мы держались подальше.

Я стиснул зубы так сильно, что когда заговорил вновь, то услышал легкий хруст челюсти, словно на моих зубах осталось несколько крупинок сахара.

– Мне кажется, что он ушел рассказать о нас, – предположил Клем. – Возможно, предупредить их о нашем прибытии, если мы не сможем расчистить снег. Подозреваю, что он никуда не пропадал.

Вместо того, чтобы вернуться домой, Инти осталась с нами в церкви. Должно быть, она знала, что я уже был готов пересечь соль, потому что она привела своего брата, который мог остановить меня, просто стоя в дверях. Он был довольно приятным и вежливым мужчиной, но пока он был в церкви, о побеге не могло идти и речи. Раздосадованный, я предложил обоим кофе, и они вздрогнули. В отличие от меня Инти и ее брат передвигались с легкостью.

– Мы должны собрать его вещи, – сказала мне Инти. – Теперь здесь будет жить Акила.

– Инти, прошло меньше дня, – возразил я. – Он…

– В последний раз Рафаэль исчез на семьдесят лет, – перебила она. – Время не сокращается. Если он и вернется, нас уже не будет. – Затем Инти добавила мягче: – Он ушел, Мерри-ча. Все знали, что рано или поздно это произойдет. Если честно, я думаю, он просто ждал, пока Акила не повзрослеет.

– Значит, вы уберете его вещи и принесете вещи Акилы? Что, если он вернется?

– Мы вернем его вещи. Но он не вернется. В любом случае, вряд ли у него было много вещей. Я займусь этим прямо сейчас.

Я понимал, что вряд ли успел узнать Рафаэля как человека за неделю, и, возможно, он вовсе не был против, но мне показалось, что ему бы не хотелось, чтобы Инти видела его спальню. Каждый день он уходил из церкви на двадцать часов, и у него не было ничего личного, кроме крошечного чердака под колокольней. Было само по себе ужасно, что Рафаэлю придется отказаться и от этого, но учитывая принятый им обет целомудрия, а также нищету и воздержание, на которые он себя обрек, это было бесчеловечно. Я не мог представить ничего менее духовного, чем позволить проворной привлекательной женщине рыться в его одежде. Представив, как буду объясняться по этому поводу, когда он вернется, я до боли вдавил ногти в перила деревянной лестницы.

– Это сделаю я.

– Нет… – возразила Инти.

Я перегородил лестницу тростью, показывая, что возражать бесполезно. Мне казалось, что чердак будет заставлен мебелью и барахлом, которого не было внизу, но, поднявшись, я увидел почти пустую комнату. У стены стояла кровать из деревянных досок, такая же, на которых спали мы с Клемом в часовне. Рядом с ней лежала старая Библия на латыни. Напротив кровати в стене был вырублен шкаф. Он оказался пустым. Под круглым пыльным окном висели полки. Я завел лампу и увидел коробку в углу. Внутри лежали книги на латыни. На форзаце каждой из них стояла печать Ватикана. Они были подписаны именем Рафаэля, хотя явно раньше принадлежали кому-то другому. Они были изданы в семнадцатом веке. В коробке лежало письмо моего деда, набор для шитья и кожаное одеяние вроде того, что было на статуях. Рафаэль ставил на нем заклепки. На самом дне лежала его одежда, чистая и сложенная. Вот и все. Мне пришлось согнуться, потому что колокола нависали прямо над головой. Они слегка раскачивались на сквозняке, не касаясь друг друга, но бронза гудела и придавала тишине металлический оттенок.

– Здесь ничего нет, – крикнул я. – Просто коробка. Он… все собрал.

– Уже что-то, – печально отозвалась Инти. – Значит, все готово для Акилы. Должно быть, он обо всем знал.

– Можно я поднимусь? – спросил Клем.

– Конечно. Только не ударься головой. – Я прислонил трость к стене и сел на половицы. Они оказались холодными. Здесь не было обогревательных труб. Лестница заскрипела под Клемом, и когда он поднялся на чердак, из его рта шел пар. Он оглянулся и вскинул брови.

– Боже. Он действительно собрался.

– Он знал, что уйдет, – ответил я. – Инти рассказала тебе, что священники всегда исчезают?

– Да.

Клем сел рядом со мной на пол. Вместе мы напоминали игрушки в заброшенной лавке. Он был округлым и золотистым, а мне приходилось сидеть, согнув здоровую ногу и скрючив больную, словно кукла, которую скинули со шкафа.

– Послушай, Эм, – продолжил он. – Я сомневаюсь, что в лесу прячутся индейцы-дикари. Скорее всего, это люди хинных баронов. Они разбили лагерь за границей. Они поддерживают миф о запретной границе, потому что это идеальный повод без лишних вопросов застрелить любого, кто ее пересечет. Мы собирались пойти обходным путем, но у нас вряд ли получится, если люди Мартеля не расчистят дорогу. Поэтому Рафаэль ушел в лес, чтобы предупредить людей о нашем возможном появлении.

– Но тогда я не понимаю, зачем он собрал свои вещи.

– Возможно, он хотел убраться отсюда как можно скорее, как только выполнит свои обязанности. Его точно принуждали работать. Он не был в доле.

Я прикрыл лицо рукой.

– Но было бы опасно держать там лагерь. Да, возможно, это люди баронов, но ведь здесь живут индейцы.

– С чего ты взял?

– Мартель сказал, что…

– Что, если от них избавились? Отличный план. Люди, живущие здесь, не дают никому пересекать границу, потому что считают это кощунством. Все работает само по себе. Идеально. Местные не удивляются, если тот, кто пересек границу, не возвращается, поэтому они не обвиняют никого в убийстве. Перестань верить в чудеса и задумайся о том, что здесь происходит на самом деле. Кто-то в лесу не дает людям пересечь границу и убивает тех, кто это делает. Что находится на той стороне? Хинин. Хватит, Эм. Очнись.

Я развел руки в стороны и снова сжал. Суставы неприятно хрустнули.

– Он мог сказать нам. Не ходите в лес, там вооруженные люди хинных баронов. Это гораздо проще, чем рассказывать об индейцах, брошенных детях и ходячих статуях. И… правдоподобнее. Я бы поверил в это.

– Да, Эм, но то, что индеец, выросший в глуши, считает правдоподобным или необходимым, отличается от нашей точки зрения. Вероятно, он решил, что история о людях с ружьями покажется недостаточно устрашающей. – Клем немного помолчал и продолжил: – Выслушай меня. Не нужно пытаться понять, почему местные жители так себя ведут. В этом нет почти никакого смысла. Их мышление настолько отличается от нашего, что пытаться разобраться в нем – то же самое, что пытаться прочесть послание в сигнальном дыме над каньоном. Мы не знаем многих факторов – культурных, религиозных и так далее. Рафаэль говорит по-английски, но мыслит, как местный житель, и ты в этом убедился. Вспомни его слова о прошлом, которое впереди. Это не единственное отличие, а признак чего-то гораздо большего.

Я не стал говорить, что считал Клема плохим переводчиком или не верил в непроходимую пропасть в мышлении двух человек. Конечно, нельзя перевести все, но, черт побери, объяснить вполне можно, особенно если вы оба говорите на таком масштабном монстре среди всех языков, как английский.

– То, что ушло, перед тобой. То, что придет, позади, – сказал я.

– Что?

– Прошлое впереди. Время похоже на реку, которая несет тебя по течению. Твои предки ушли до тебя, поэтому они впереди. Твои потомки отправятся в путь после тебя.

– Не придирайся, дружище. Ты понял, что я имел в виду.

Я кивнул, не желая спорить под колоколами. От нашей ругани металл бы зазвенел.

– Извини.

– Но это довольно неплохо, – беззаботно добавил Клем. – Думаю, мы должны воспользоваться возможностью.

– Что ты имеешь в виду?

– Я могу отправиться в лес. Если кто-то попытается остановить меня, я скажу, что ищу Рафаэля. Скорее всего я не найду его – какой позор, – но добуду наши черенки.

– О боже, Клем, если там лагерь…

– То я увижу их за милю благодаря пыльце, разве не так?

– А они увидят тебя.

– Инструменты у тебя в сумке? Нож для черенков, веревка, все остальное? – Клем бросился к лестнице.

Я поспешил за ним. Клем разложил содержимое моей сумки на подоконнике в часовне. Инти, которая разговаривала со своим братом у печи, не догадывалась, о чем мы говорили.

– Инструменты здесь. Но… Они тебя увидят.

– На расстоянии, на котором человек похож на зверя в этой пыльце. И я уверен, что увижу большую группу людей раньше, чем они – меня. Я справлюсь.

– Сомневаюсь. Люди уже исчезали. Половина армейского батальона исчезла в этом лесу.

Клем прошел мимо меня на кухню. Он начал спокойно и непринужденно собирать еду. Инти наверняка подумала, что мы просто собираемся приготовить ужин.

– Именно так. Целые экспедиции, батальоны, слоняющиеся по лесу, поднимающие пыльцу и приводящие в действие маркайюк. Разумеется, их поймали. Один человек – совсем другая история. Не волнуйся.

– Мы даже не знаем, как далеко нужно идти. На той карте нет масштаба, если его вообще можно определить…

– Я справлюсь, – чересчур твердо повторил Клем, словно я был ребенком. Он вышел из кухни с фруктами и хлебом. Запасов должно было хватить на пару дней.

– Нет… Клем. Даже если лес близко, ты не сможешь срезать хорошие черенки. Все будет впустую.

– Что ж, если я не попробую, никто не попробует, – рявкнул он. – Ты не можешь идти, и ты запугал Минну. Больше идти в лес некому.

– Я не запугал ее…

– Конечно, запугал. – Клем быстро закрыл дверь в часовню, чтобы Инти и ее брат не услышали нас. – С самого начала ты был более чем бесполезен. Сначала Минна, потом тебе нужно было сделать всего лишь одну вещь, одну: убедить всех, что мы приехали за кофе. И ты рассказал Рафаэлю, что мы здесь ради хинина, как только он спросил. Затем я попросил приглядывать за ним и что ты сделал? Расстроил его так сильно, что он не разговаривал с тобой несколько дней. Конечно, он ушел, чтобы сообщить о нас хинным баронам. Ты – настоящая катастрофа всей экспедиции. Как бы хорошо я к тебе ни относился, не мешай мне, успокойся и постарайся не проболтаться никому о моем местоположении. Ты справишься?

– Клем, подожди. Что, если ты ошибаешься? Что, если в этих историях что-то есть…

Он ударил меня по голове кожухом с инструментами. У меня посыпались искры из глаз.

– Ты смешон, – заявил Клем. – Местных священников не похищают эльфы, феи или другие существа. И ради бога, не забывай о принципе бритвы Оккама. Какое самое простое объяснение этой границы? Культура инков, которые настолько развиты, что создают статуи с заводными механизма бог знает в каком веке и до сих пор охраняют границу длиной в сто миль, присматривая за отверженными и менее святыми детьми, или люди, которые охраняют хинные леса и поддерживают древнюю сказку, выкупив несколько святынь у испанских церквей и рассказывая всем, что это местные чудеса?

– Я не говорил об эльфах, – медленно сказал я. Неожиданный удар в голову, особенно по старой ране, был чертовски болезненным. – Вдруг там кто-то есть? Группа людей, не обязательно развитых, но организованных. Мы видели террасы в Сандии. Ничего подобного не было даже в Риме, а я не хотел бы идти против римлян. Если это их место, если они стерегут границу… они найдут тебя гораздо быстрее, чем несколько человек, работающих на хинных баронов.

– Послушай, я знаю, что ты получил скудное образование, но поверь мне, граница – это постановочная чушь. Люди, придумавшие ее, знают, насколько суеверны местные.

– У меня хорошее образование.

– Да, Бристольская военно-морская академия – очень серьезное…

– Подожди-ка, ты тоже не учился в университете. Разве ты не окончил какую-то гимназию в глу…

– Меня окружали люди с высшим образованием, всегда! Меррик, я издал книги, написал статьи. Я даже не знаю, во сколько научных сообществ вхожу… Даже не хочу перечислять. Просто… хотя бы раз доверься человеку, который знает, о чем говорит. Буду с тобой честен: ты слишком задираешь нос.

– То есть не по своему статусу.

– Да, – кивнул Клем. – Прости, но это так. У тебя хорошая репутация, и не пойми меня неправильно, Тремейн – очень уважаемое имя, но не имя красит человека. Тебе не хватает знаний. Тебе нужно признать, что ты всего лишь способный матрос, ставший контрабандистом Министерства по делам Индии. Тогда дела пойдут как по маслу.

– Ты взял меня, потому что у меня есть нужные навыки.

– Я взял тебя, потому что ты сохранишь растения в любой точке мира. Конечно, у тебя есть навыки для этого. Просто дай мне найти эти растения, хорошо? Я возглавляю эту экспедицию и сам принимаю решения. Твоя задача – доставить проклятые черенки в Индию.

Я не ответил. Перед моими глазами, словно воспоминания, четко предстали два исхода событий. В первом я шел к Инти и ее брату и рассказывал о плане Клема. Брат Инти был крупным, и мы смогли бы запереть Клема в часовне до тех пор, пока не прибудет Мартель. Если в лесу разбит лагерь, обходной путь по реке скорее всего будет завален снегом, и нам придется вернуться домой. Тогда я больше никогда не получу работу. Синга отправят подшивать бумаги в какой-нибудь клетушке. Бедлам простоит еще пять лет, а затем кто-нибудь найдет повод напасть на Лиму и будет обстреливать ее до тех пор, пока перуанское правительство не впустит британскую армию в Карабайю. Если там будут индейцы, солдаты не будут церемониться. Они сожгут лес.

Во втором случае я отпускал Клема и, возможно, он возвращался с черенками, но скорее всего его убьют, как и всех остальных. Я вернусь без черенков, но смерть Клема станет полноценной причиной выслать сюда британскую армию. Это было понятно любому идиоту. Если прибытие армии было абсолютной неизбежностью, а не расплывчатой угрозой в будущем, можно было обратить это в свою пользу. Поставщики разрешили бы срезать черенки, лишь бы британская артиллерия не оказалась в Андах.

Моя скула все еще пульсировала от боли, и я застыл на месте. Казалось, время остановилось. Я пожалел, что Клем ударил меня. Теперь было сложно проигнорировать это и понять, чем на самом деле было мое решение отпустить его – разумным планом или способом отомстить.

– Да, – наконец сказал я.

Даже теперь меня охватило ужасное чувство, будто я без всякой причины решил сделать то, о чем меня просил Синг. Горный воздух отобрал любую возможность предотвратить этот исход. Я невольно посмотрел на черную зубчатую глыбу за деревней, над которой сияли звезды, и представил пещеру в этих острых вершинах, в которой в маленьких стеклянных шкатулках хранилась логика каждого, кто пытался отнять что-то у этого места.

– Ты прав, – продолжил я. – Пока что тебе лучше поспать. Я отвлеку Инти, сыграю с ними в карты. Они не останутся здесь, им негде спать. Рано или поздно они уйдут.

Клем выдохнул.

– Да. Да, хорошо. Мы попробуем и сохраним это в секрете, когда я добуду черенки.

– О чем вы двое болтали? – поинтересовалась Инти, когда мы вышли на кухню.

– О садоводстве, – ответил я. Я сел рядом с ними и предложил сыграть в карты. Клем ушел спать. Они пробыли в церкви гораздо дольше, чем я рассчитывал, но все же разошлись по домам. Перед уходом Инти заставила меня поклясться, что я никуда не уйду, поэтому я поклялся и позже разбудил Клема.

Когда он исчез в темноте, я стоял в дверях, опираясь обеими руками на трость и ожидая увидеть след пыльцы в лесу. Хотя я дышал, а мое сердце продолжало биться, мне казалось, что в ребрах ничего не осталось. Все органы исчезли, словно кто-то запечатал их в погребальных сосудах. Рядом с маркайюк замерцала пыльца. Я немного прогулялся по деревне. В последнюю неделю мне словно разрешили побывать в воображаемом месте. Я считал его воображаемым: зловещий лес и стекло, исчезнувший человек. Люди пели песни и рассказывали истории, которые я узнал еще в детстве. Все это было эхом золотистой путаницы разрозненных воспоминаний, того, что осталось после смерти папы.

Инти сказала: «Добро пожаловать домой».

Я не знал, помог ли я Бедламу или только что его разрушил.