25

Проснувшись, я не хотел вставать. Горячие ключи нагрели землю, и в палатке пахло теплой травой и парусиной. Полог по-прежнему был открыт. Я смотрел на пар и пыльцу в воздухе. После снега это было прекрасно. Я решил, что толком не проснулся, раз ничего не слышал, но, очевидно, остальные еще не поднялись. Снаружи доносилось журчание воды и кряканье уток. Я снова закрыл глаза. Мне было так тепло и удобно, что я почувствовал, будто плыву.

Лишь пошевелившись, я понял, что Рафаэль спал рядом, обняв меня рукой – так никто бы не смог застрелить меня, не задев его. Его четки оставили округлые следы на моей руке и отпечаток креста поверх татуировки якоря. Я сомкнул пальцы вокруг бусин. Я впервые находился в постели с другим человеком. За всю свою жизнь я банально и бессмысленно влюблялся в чужих жен, а потом стал слишком стар, чтобы начинать. Мне казалось, что вряд ли я смогу жить с кем-то другим, но я ошибался. Было бы хорошо всегда так просыпаться.

Из-за прежней грусти я не сразу заметил, что рука Рафаэля дрожала. Она была теплой. Я сжал его пальцы, чтобы проверить, исчезнет ли дрожь, но этого не произошло. Рука дрожала, словно Рафаэль лежал рядом с работающим двигателем. Я никогда не переживал из-за отсутствия медицинского словаря, но через несколько секунд я сел, слишком расстроенный, чтобы лежать. Рафаэль угасал на моих глазах, и причина этого наверняка была хорошо изучена. Если я когда-нибудь вернусь домой, на одном из ужинов обязательно найдется доктор, который воскликнет: «О да, конечно, это же это. Я и не думал, что люди до сих пор умирают от этой болезни».

Мне оставалось лишь укрыть его одеялом.

Когда я вышел из палатки, желая раздобыть что-нибудь на завтрак, я обнаружил, что в других палатках – их было три, и все они были открыты, – никого не было, кроме палаток Мартеля и Киспе. Одеяла остальных оставались внутри, но самих мужчин не было. После всего, что с ними произошло, было невероятной глупостью прогуливаться по острову без Рафаэля. Но затем я увидел рубашки и жилеты, висевшие на нижних ветках дерева на берегу озера, там, где воздух был пропитан пыльцой. Его веток не хватило, чтобы развесить всю одежду, и несколько рубашек лежало на земле рядом с маркайюк. Она опустила руки, но, должны быть, люди пытались повесить на нее одежду.

Я нахмурился, когда заметил, что все одеяла были сложены. Некоторые были слегка смяты, но на них по-прежнему остались заломы от долгого лежания в походных сумках. Оглядывая берег в поисках следов в пыльце, я снял свою рубашку с дерева. От нее пахло серой, но она была сухой и теплой, словно ее только что выгладили. Я остановился, мысленно удивляясь тому, что зашел так далеко и до сих пор не погиб.

Рафаэль резко проснулся.

– Меррик?

– Я здесь.

Он снова лег. Теперь его волосы стали рыжевато-каштановыми. Я поднял в воздух пыльцу рядом с пологом палатки, чтобы рассмотреть получше его глаза. Он вяло махнул рукой, показывая, что с ним все в порядке. Я все еще застегивал рубашку, когда он вышел ко мне.

– Где остальные? – спросил Рафаэль, увидев пустые палатки.

– Не знаю. Их вещи здесь.

Я потер отпечаток креста на руке над татуировкой. Он не исчезал, но потом я передумал и оставил попытки. Рафаэль осматривал одежду на дереве. Я увидел, как он сел на землю, но не придал этому значения. Но затем он показал на воду, и я увидел Эрнандеса. Он лежал на поверхности лицом вниз, с красными вздутыми ранами на шее. Течение только что вынесло его из-за камней. Я медленно подошел к Рафаэлю и положил сухую рубашку ему на колени. Мне не хотелось, чтобы он сидел там один. Когда он повернулся ко мне, сквозь кожу на его шее проступало сияние пыльцы.

– Я плохо вижу, – тихо сказал он. – Где маркайюк?

Я поднял руку, собираясь показать на статую на берегу, но ее там не было. Я обернулся, решив, что потерял ориентир, но все находилось на своих местах: дерево, палатки, даже утки и клубы пара над самым горячим участком озера. Маркайюк исчезла. Остался лишь смятый мох там, где она стояла.

На самом деле она не исчезла. Она стояла под белым деревом на острове. С края ее одеяния, хорошо натертого воском, стекали бусины воды. Я почти натолкнулся на нее.

Статуя схватила меня и взмахнула рукой, чтобы пыльца засияла. Свет озарил мою татуировку. Маркайюк перевела взгляд на мое лицо, и я увидел, что она поняла, что я иностранец. В этот момент Рафаэль вырвал мою руку из ее хватки. На коже остались царапины. Раздался странный скрип камней, и затем Рафаэль толкнул меня к берегу острова.

– Уходи, уходи быстрее, – велел он.

Я схватил свою сумку и ботинки и нырнул в воду. От серы раны защипало, и секунду я слышал лишь стук своего сердца. Когда я поднялся на поверхность, маркайюк снова двигалась – в сторону палатки Мартеля и Киспе. Она скрылась за валунами. Рафаэль подплыл ко мне. Как только мы выбрались из воды, прогремел выстрел, и утки взорвались словно хлопушки. Редкие частички пыльцы над островом вспыхнули и сгорели. Белое дерево потонуло во тьме. Я разглядел лишь тень рядом с ним. Я не знал, задел ли выстрел маркайюк и могла ли пуля поранить ее.

Вскоре мы сбавили шаг, и сияние пыльцы вокруг нас угасло.

– В лесу ведь мало маркайюк, да? – хрипло спросил я. Я наглотался серной воды. – За ними идут только статуи из Бедлама. Или только одна.

Мертвые волки на границе. Неудивительно. Они прошли мимо маркайюк. На расстоянии вытянутой руки.

– Где сейчас остальные? – продолжил я.

– Они остановились, когда пыльца на той стороне сгорела. Без нее они не видят. Одна маркайюк успела перебраться на остров. Она пришла сразу после нас…

– Почему ты не рассказал о них сразу? – спросил я, едва не сорвавшись на крик. Я злился скорее на себя, чем на Рафаэля. Он терпел всю чушь, которую мы с Клемом несли о заводных механизмах и странных религиях, когда рядом с нами стояли каменные люди, которые все слышали. Святой Томас ходил передо мной, а я по-прежнему считал это фокусом.

Рафаэль остановился.

– Почему я не рассказал иностранцам о наших редких и уважаемых святых, которые прибыли из места, которое я поклялся держать в тайне? Ты поверил мне, лишь когда одна прошла перед тобой? Я не могу заставить их ходить. Они почти никогда не ходят. Что я должен был сказать, чтобы вы не посчитали меня очередным ненормальным индейцем? Я и так произвел плохое впечатление, пытаясь удержать вас подальше от границы. Если бы я объяснил, что маркайюк настоящие, вы бы и слушать меня не стали. Я не мог доказать, что они живые. Разве что подтолкнув одного из вас за соляную черту, а они не медленные. – Рафаэль обернулся. – Особенно она. Она молода.

Я хотел возразить, потому что в глубине души был о себе более высокого мнения, но Рафаэль был прав.

– Кто они? – наконец спросил я.

– Просто люди.

– Но они все время находятся в лесу. Они почти не двигаются, как…

– Как деревья. Им не нужно двигаться. Они двигаются, если хотят. Только это бывает редко. – Рафаэль помолчал и добавил: – Но… мы справимся. Нам лишь нужно держаться подальше от них.

– Сколько нам осталось идти?

– Немного. Пару миль.

Я хлопнул его по руке.

– Кстати, отличная работа.

– Что?

– Ты знал, что они разозлят маркайюк.

Для человека, который так успешно снизил шансы нападения на нас, Рафаэль не выглядел довольным.

– Лучше бы это был не Мартель.

Я не знал, действительно ли он так считал или лишь пытался вселить в меня уверенность.

– Если он все еще здесь, это ненадолго. Но… пули ранят их?

– Нет.

– Значит…

– Верно, – кивнул Рафаэль.

Оставшийся путь мы шли под гору. Местами в земле попадались ступени, даже опутанные плющом обломки домов и башен, но людей не было.

Неожиданно мы вышли к реке. Я не ожидал увидеть солнечный свет или ощутить тепло. Мы спустились в тропические леса, и за бурлящей рекой росли самые разные деревья, только не хвойные. Корни хлопковых деревьев, по которым бегали большие обезьяны и прыгали зеленые попугаи, опутывали берег реки. В тени их крон возвышались цинхоны калисайя, с которых еще ни разу не снимали кору. Из-за своего невзрачного цвета они напоминали чопорных европейцев посреди сияющих джунглей. Я дернул Рафаэля за рукав и показал на деревья, затем обнял его и прижал к себе. Он рассмеялся.

Внезапно кто-то мягко схватил меня за плечо. Мартель был сильным, и я едва не ударился об его грудь.

– Так-так, – воскликнул он, и Рафаэль резко обернулся. Я никогда не видел, чтобы кто-то выглядел более беспомощно.

– Отпусти его, – велел Рафаэль.

– Я отпущу его, как только мы вернемся в Бедлам. Пойдемте.

Я закрыл глаза, почувствовав дуло револьвера у головы. Оно было холодным.

– Нет, не отпустишь.

– Конечно, отпущу. Веди нас обратно, мой дорогой.

– Ты не можешь стрелять в пыльце.

– Я не буду стрелять в пыльце. Я выстрелю в его голову.

Секунду Рафаэль стоял неподвижно. Затем он подошел к нам. Мартель оттолкнул меня в сторону, пропуская его.

Я медленно выдохнул и почувствовал его руку, которая поднималась и опускалась вслед за моими ребрами. Мартель был сильным, но относился к жизни легкомысленно. Его револьвер был старым и громоздким. Я не представлял, что такие револьверы могли делать в американских мастерских, славящихся своей небывалой аккуратностью. С подобным оружием Мартель не сможет застрелить Рафаэля с дальнего расстояния.

– Вблизи вы выше, – заметил он в своей привычной дружелюбной манере.

– Я знаю. Я тоже забыл об этом. Забавно, вы не находите?

Мартель рассмеялся. Я ударил его локтем в живот и выбил револьвер из рук. Он пошатнулся, и я уложил его на землю, прижав колено к его спине. Он был сильнее меня, и стоило бы проявить великодушие и дать ему пару секунд, чтобы он воспользовался шансом. Но я не был уверен, что смогу долго продержать его и что Мартель действительно не нарушит свое обещание не стрелять в пыльце. Я сорвал веревку со своего запястья и начал душить его. Вскоре он перестал сопротивляться. Я выпрямился, чувствуя, что руки свело от боли. Рафаэль медленно подошел ко мне.

– Он мертв?

– Думаю, да. – Я потер следы веревки на своих руках. Мои пальцы одеревенели из-за нехватки крови. Чувствительность вернулась не сразу. Сглотнув, я почувствовал, как воздух царапнул горло. Почти все это время я не дышал. Мир резко нахлынул на меня – шум леса, звук собственного дыхания в ушах. Звуки были слишком громкими. Теперь Мартель не походил на человека. Скорее он казался талантливо выполненной скульптурой. Что-то странное запульсировало под моими легкими, и я почувствовал себя как человек, который только что проделал волшебный трюк, выбрав для него Мартеля.

Я снова потер руки. Боль стихла. Убивать было не сложно. Как и в тот момент, когда я понял, что Рафаэль не собирался пристрелить меня, будущее приобрело странный новый масштаб. Всего несколько секунд назад Бедлам и Рафаэль были в опасности из-за Мартеля, и это казалось неисправимым.

Рафаэль опустился на колени рядом со мной. Он не дотронулся до Мартеля.

– Да. – Он склонил голову, не поднимая взгляд. – Мне жаль. Я никогда не делал ничего более бесполезного.

– Ты не мог ничего сделать.

– Я мог бы отнять револьвер. – Рафаэль отвел взгляд в сторону и затем словно заставил себя повернуться. – Когда-то я мог застрелить любого.

– Рано или поздно начинаешь ценить знакомых демонов, – сказал я и тут же тряхнул головой. Я говорил бессвязно, но ничего не мог с собой поделать.

Рафаэль посмотрел на меня. Он хмурился и выглядел отстраненным. Я встревоженно подумал, что он злится, но неожиданно он обнял меня. Я прижался к нему. Меня охватила странная дрожь. Я не был расстроен, но чувствовал, что все мои мысли затрагивали лишь поверхность вещей, не доходя до сути. Рафаэль поднял меня и поставил на ноги. Он был гораздо сильнее меня или Мартеля. Он окинул взглядом тропические леса за рекой, прижавшись виском к моему подбородку.

– Кто унаследует эти земли? – спросил я, желая прервать тишину. Мои руки по-прежнему лежали на его плечах. Они болели, были испачканы кровью, но мне не хотелось опускать их.

– Никто. Мартель не владел ими. Он говорил, что сначала платил ренту, а потом перестал. Никто не предъявил претензий, поэтому с тех пор он ничего не платил. Мне нужно проверить в местной службе по учету земель. Я даже не знаю, где она находится. Но кем бы ни был тот человек, он не требовал деньги, поэтому скорее всего он уже мертв.

– Или он не скоро узнает о случившемся. Раз Мартель перестал платить ренту много лет назад.

– Кто-то все равно займет его место. Не все получают земли законным путем.

– Отведешь его прогуляться в лес.

Рафаэль рассмеялся.

– Покажи свои руки.

Я вытянул руки и вздрогнул от боли. Ему пришлось держать их, чтобы они не дрожали. Рафаэль достал свою флягу и промыл порезы от веревки. Я не чувствовал их. Тем временем на тело Мартеля опустился орел, огромная белая птица со злыми глазами, но хитрой нерешительностью: еще птенец. Орел подмигнул нам, словно спрашивая, наша ли это добыча. Он взмахнул крыльями и приготовился улететь. Мы не стали прогонять его.

– Все в порядке? – тихо спросил Рафаэль.

– Я… Думаю, было бы лучше, если бы я чувствовал себя хуже, – ответил я, не понимая, как громко я говорил. Кровь по-прежнему шумела в голове. Никогда еще я не чувствовал себя таким бодрым.

Рафаэль посмотрел на меня, не поднимая головы.

– Все так себя чувствуют. Любой человек в здравом уме.

– Нет, я имел в виду…

– Я знаю, что ты имел в виду. Это не признак зла. Ты не станешь одним из тех людей, которые страдают ночными кошмарами и никогда не приходят в себя. Просто… признай это чувство и изучи его. Ты не направишь его на неверного человека.

– Ты уверен?

– Да. – Рафаэль перевел взгляд на орла. Я не знал, о чем он думал.

– Нам нечем вырыть могилу, – сказал я.

– Ты слышал о небесных захоронениях?

– Нет. Звучит неплохо.

– Ошибаешься. Вот что это такое, – Рафаэль кивнул в сторону орла, который сидел на теле Мартеля. – Но мы скажем об этом, если кто-нибудь спросит. Хорошо. Идем добудем твои растения. Туда.

Мы направились к реке и увидели вдалеке пороги с валунами, которые создавали природную плотину, хотя, возможно, здесь постарались бобры. Там, где белые деревья заканчивались, проходила другая соляная граница. Как только мы пересекли ее, меня накрыла огромная волна облегчения. Я не сразу пришел в себя. Рафаэль остановился, когда мы подошли к валунам.

– Я могу вернуться с тобой в Бедлам, как только срежу черенки, – предложил я. – Без Мартеля.

– Нет. Маркайюк знает тебя. На этот раз нам повезло, но она поймает тебя на обратном пути. Нам придется снова остановиться на ночь, а она продолжит путь. Она на фут выше меня. Я не одолею ее.

У Рафаэля был пристыженный вид, и мне хотелось сказать, что я все понимаю и не считаю его трусом, раз он не мог справиться с крупной каменной статуей. Но я боялся показаться высокомерным. Между нами повисло болезненное молчание, прежде чем Рафаэль тряхнул головой и показал на горы впереди нас. До них было рукой подать. Должно быть, мы шли параллельно им.

– Это Боливия, – продолжил он. – Анды. Вернешься к озеру Титикака через них.

– Это возможно? – спросил я, всматриваясь в даль. За рекой действительно рос тропический лес: густые, непроходимые джунгли. – Когда мы готовились к экспедиции, мы быстро отказались от идеи с Боливией… Нам сказали, что там идет война. Границы закрыты, и они не впускают иностранцев. Повсюду солдаты.

– Они не впускают иностранцев. Но «они» – это боливийское правительство. Местные жители не имеют к этому никакого отношения.

Рафаэлю удалось заключить боливийское правительство, современные границы и все, созданное испанцами, в отдельный мир, на который обычные люди смотрели с интересом, не считая чем-то тягостным. Никакое правительство не могло диктовать правила местным жителям. Они словно говорили на разных языках. Правительство могло помешать иностранцам передвигаться по дорогам, но не могло выстроить солдат на каждую тропу в лесах.

– В миле к югу отсюда находится деревня охотников, – добавил Рафаэль. – Я отведу тебя туда, а они помогут перебраться через горы.

– С тобой все будет в порядке? – спросил я.

– Когда?

– На обратном пути. Ты плохо видишь.

В тени деревьев, в которой дневной свет делал пыльцу невидимой, Рафаэль шел слишком близко ко мне, боясь оступиться, и останавливался, если я слишком долго не отвечал.

– Все хорошо, – заявил он.

– Сколько пальцев?

Рафаэль ударил меня по руке.

– Хватит.

– С медведями это не сработает.

– Черт. Пока что ко мне часто подкрадываются медведи, настойчиво пытающиеся проверить мое зрение.

– Я не иду в Боливию, и ты не пойдешь через этот лес один. Мы уже знаем, что на одном большом участке больше нет пыльцы.

– Нет.

– Я не имел в виду, что у тебя есть выбор. И твой английский омерзителен, надеюсь, ты знаешь. Нельзя говорить на чужом языке так чертовски хорошо.

– Мне пришлось научиться. Твой дед был никчемен в языках, – Рафаэль рассмеялся, но замолчал, вспомнив Гарри. – Пойдем.

Путь через реку выходил на пролесок с цинхонами. Мне пришлось сесть на землю и рассмотреть все деревья, опавшие листья, плоды и корни, в надежде, что они окажутся нужного сорта. Я не ошибся. Здесь росли тысячи цинхон калисайя.