16. Кайра

Моя каюта находилась возле машинного отсека, поэтому путь из кабинета Ризека предстоял дальний. Брат вызывал меня, чтобы вручить маршрут Побывки. Заодно я должна была присутствовать на приеме для избранных, который Ризек устраивал перед приземлением: мне следовало помочь брату в переговорах с руководством Питы. Я согласилась, поскольку для этих дел не требовался мой токодар – лишь способность «заговаривать зубы».

Как и предсказывал тот циничный Изыскатель, которого мы с Акосом встретили еще в особняке, Ризек выбрал в качестве места Побывки именно Питу – водяную планету, известную своими развитым материаловедением и атмосфероустойчивой техникой. Это означало, что слухи о секретном питайском оружии были правдивы, и можно не сомневаться, – Айджа Керезет, зараженный воспоминаниями Ризека, их уже подтвердил. А если Айджа помог Ризеку отыскать самое мощное оружие Ассамблеи, мой брат скоро ринется в бой. Ризек развяжет вожделенную войну против тувенцев, чтобы подчинить себе Туве целиком и полностью.

Я была уже на полпути к своей каюте, но внезапно везде вырубился свет. Коридор погрузился в темноту. Гул из диспетчерской службы энергообеспечения корабля стих.

Вдруг я услышала ритмичное постукивание. Один удар, затем три и снова один. Один-три-один.

Обернулась, прижавшись спиной к стене.

Один-три-один.

Руки покрылись тенями. На полу засветились полосы аварийного освещения, в их тусклом свечении я разглядела бегущего ко мне человека. Присев, выставила вперед локоть. И зашипела, когда он ударился не в плоть, а в броню. Легко развернулась, – танцевальные движения, которые я разучивала ради удовольствия, превратились в рефлекс, – вытащила ток-нож и скрутила нападавшего, придавив его к переборке, а к горлу приставив клинок. Чужой нож упал к моим ногам.

Это оказалась женщина в одноглазой маске-балаклаве. Капюшон из плотной ткани накрывал голову незнакомки. Ростом нападавшая была мне по плечо и одета в броню из кожи Панцырника.

Почувствовав лезвие, женщина заскулила.

– Кто ты? – спросила я.

В этот момент ожил запасной интерком. Он был очень старым, полученным нами в наследство от первых Побывок, и голос звучал искаженно.

– Первое дитя рода Ноавеков падет от руки одного из детей Керезетовых, – продребезжал интерком. – Правду можно задушить, но уничтожить нельзя.

Я ждала продолжения, но треск стих, интерком замолчал, а привычный корабельный гул возобновился. Женщина негромко застонала.

– Мне следует тебя арестовать. Арестовать и отвести на допрос, – прошептала я, наклонившись к ней и не убирая лезвие ножа от ее горла. – Тебе известно, как мой брат допрашивает людей? Он пытает их с моей помощью. С помощью моего токодара, – усилием воли я толкнула тени в руку незнакомки, и женщина взвизгнула.

На миг мне показалось, что я слышу голос Лети Зетсивис и отпихнула от себя нападавшую. Наши тела подсвечивались аварийными полосами. Я сумела разглядеть единственный яркий глаз, уставившийся на меня.

Неожиданно вспыхнули лампы: одноглазая женщина кинулась прочь и исчезла за углом. Догонять ее я не стала.

Сжала кулаки, чтобы перестали трястись пальцы. Я не могла поверить в то, что сейчас натворила. Если Ризек будет в курсе, тогда мне несдобровать.

Подобрала чужой нож, хотя жалкий кусок металла ничем не напоминал холодное оружие шотетов. Зазубренное лезвие, заточенное вручную, с «рукоятью» из намотанной изоленты…

Я побрела дальше по коридору, особо не интересуясь, в правильном ли направлении я иду. Мне хотелось двигаться.

Меня не ранили, никаких следов нападения на мне не осталось.

Я надеялась на то, что полумрак не позволит службе безопасности разглядеть на видеозаписи, как я отпускаю нападавшую. Что же я наделала?

Я побежала. Мои шаги отдавались гулким эхом в пустом коридоре, однако спустя несколько секунд я врезалась в орущую толпу. Все вокруг заклокотало, вторя стуку моего сердца. Я натянула рукава пониже, чтобы ни до кого случайно не дотронуться. Возвращаться в каюту я теперь не собиралась, мне нужно было поскорее встретиться с Ризеком и убедить его, что я не имею к случившемуся никакого отношения. Отказаться мучить людей – это одно, а участвовать в перевороте – совсем другое. Нож незнакомки я сунула в карман, подальше от любопытных глаз.

Когда я добралась до отсека Ризека – он находился на противоположном борту корабля, – меня обступили стражники и проводили до кабинета. Я постучала, сомневаясь, что брат меня впустит, но тот крикнул входить.

Ризек стоял в одиночестве, босой, отвернувшись к стене. В руке он зажал стакан с разведенным экстрактом тихоцвета. Броня лежала на кресле.

Когда Ризек обернулся, в его глазах я различила панику.

– Тебе чего? – рявкнул он.

– Я… – пробормотала я и почему-то испуганно запнулась. – Я хотела убедиться, что ты в порядке, Ризек.

– Разумеется, я в полном порядке. Вас убил двоих заговорщиков, попытавшихся проникнуть сюда. Они и пискнуть не успели.

Ризек отдернул занавеску, за которой скрывался огромный, высотой почти в его рост иллюминатор, и уставился на изумрудное токотечение. Еще немного – и Ток посинеет, указывая, что настало время раскопок и поиска, время исполнить ритуал наших предков.

– Неужто ты полагала, сестричка, что детский заговор может мне повредить?

– Когда на тебя нападают, Ризек, немудрено прийти в смятение, – я осторожно приблизилась к Ризеку, словно он был диким зверем.

– Я вовсе не в смятении! – заорал он, со стуком поставив стакан на столешницу.

Содержимое расплескалось. По белому ковру растеклись красные пятна.

Я посмотрела на брата, захваченная воспоминанием о его надежных руках, державших меня во время моей первой процессии, о том, как он с улыбкой поддразнивал меня, когда я нервничала. Не его вина, что он стал изощренным чудовищем.

Наш отец превратил Ризека в изверга. Оставив меня в покое, Лазмет Ноавек преподнес мне величайший подарок – дар, более щедрый, чем сама жизнь.

Я тоже приходила к Ризеку лишь с обвинениями, гневом, презрением, страхом. И никогда – с добротой. Отец целиком полагался на целенаправленные угрозы и пугающее молчание, мать же, с кинжальной ловкостью, пользовалась добротой. Так что пока я напоминала Лазмета, а не Илиру. Тем не менее все еще можно изменить.

– Я – твоя сестра. Тебе не обязательно от меня таиться, – мягко произнесла я.

Ризек уставился на испачканный красным манжет рубашки. Брат молчал, и я решила, что это добрый знак.

– Помнишь, как ты играл со мной в куклы? Как ты учил меня держать нож? Я норовила сжать его посильнее, и у меня немели пальцы, а ты показывал мне, как правильно.

Он нахмурился. Интересно, помнит ли он свои давние воспоминания или уже вкачал их в своего личного оракула?

А вдруг Ризеку передалась часть доброты Айджи? Полминуты – и обмен завершен…

– Мы с тобой не всегда были такими, как сейчас, – добавила я.

Ризек продолжал молчать, и меня охватила надежда, что отныне он будет смотреть на меня иначе и наши отношения изменятся. Только бы брату удалось победить свои комплексы! Ризек посмотрел мне в глаза: и мне почудилось, что я не ошиблась, я почти слышала его тихий голос…

Мы могли бы стать такими, какими прежде.

– Но ты убила нашу мать, – твердо проговорил Ризек. – Теперь мы имеем то, что имеем.

Меня словно ударили под дых. Но, признаюсь, на какую-то минуту меня дурманила надежда.

Я провела бессонную ночь, страшась того, что может устроить Ризек после нападения.

Ответ пришел утром. Пискнул сигнал новостного экрана. Вскочив с койки, я метнулась к стене и провела пальцем по сенсорной панели. На экране возникла тощая фигура Ризека. Отсветы брони бросали на его бледное лицо жутковатые блики.

– Вчера мы пережили… попытку раскола.

Его губы насмешливо изогнулись. Брат понимал, что чем меньше страха он выкажет, тем лучше будет его репутация славного шотетского правителя-воина.

– К счастью, преступники не смогли причинить нам вред и просто заглушили двигатели корабля. Но нам все же придется найти и искоренить ростки заговора, – его тон сделался зловещим. – С сегодняшнего дня мы начнем произвольно выбирать из базы данных людей, независимо от их возраста, которые будут обязаны отвечать на наши вопросы. С восьми вечера и до шести утра вводится комендантский час, касающийся всех нас и членов экипажа – кроме непосредственно занятых обслуживанием корабля. Он будет отменен только тогда, когда мы устраним проблему. Побывка откладывается до тех пор, пока я не удостоверюсь в безопасности полета.

– «Отвечать на наши вопросы» – это эвфемизм, означающий «допрос с пристрастием»? – спросил Акос у меня за спиной.

Я кивнула.

– Если кому-то известны имена тех, кто замешан в мерзкой выходке, – продолжил Ризек, – в ваших же интересах ввести нас в курс дела. Те, кого уличат в сокрытии информации или лжи в ходе дознания, будут сурово наказаны именем шотетского народа. Заверяю вас, что безопасность корабля и находящихся на нем людей – моя главнейшая забота.

Акос фыркнул.

– Если вам нечего скрывать, вам нечего и бояться, – подвел итог Ризек. – Продемонстрируем же галактике нашу мощь и единство!

Его лицо оставалось на экране еще несколько минут, после чего начались новости на отирианском, которым я владела вполне сносно. Рассказывалось о засухе на Тепесе, и шотетские субтитры в кои-то веки были правдивыми.

– «Продемонстрируем же галактике нашу мощь и единство», – повторила я себе под нос. – Вот в чем, значит, цель нынешней Побывки.

– А ты что думала?..

Я продолжала смотреть на экран. Через сорок дней Ассамблея должна была проголосовать за выдвижение дальнейших требований к оракулам на всех планетах. Шотетские субтитры гласили: «Ассамблея пытается установить жесткий контроль за оракулами, используя тиранический закон, который будет принят через сорок дней».

Перевод нельзя было назвать неточным, скорее – крайне предвзятым.

Известная шайка космических пиратов получила пятнадцать сезонов тюремного заключения. Перевод на шотетский утверждал: «Группа золданских повстанцев приговорена к пятнадцати сезонам тюрьмы за критику чрезмерных ограничений, вводимых Ассамблеей». А это уже не столь точно.

– Побывка – это признание нашей веры в Ток и того, кто им повелевает, – произнесла я. – Религиозный обряд и способ почтить предков.

– Шотеты, которых ты описываешь, не похожи на тех, кого я встречал, – заметил Акос.

– Вероятно, ты видишь только то, что хочешь увидеть.

– Думаю, это относится к нам обоим. Ты нервничаешь? Боишься, что Ризек не оставит тебя в покое?

– Возможно, и так.

– А если ты откажешься ему помогать? Что он с тобой сделает?

– Ты не понимаешь, – вздохнула я. – Люди обожали мою мать. Считали божеством, сошедшим с небес. Народ скорбел о ее смерти. Мир для них в те дни раскололся пополам, – я прикрыла глаза, припоминая ее лицо. – Когда они узнают, что я с ней сделала, меня разорвут в клочья. Ризек способен натравить на меня шотетов, так что у меня нет выбора.

Акос нахмурился. А я опять задумалась о том, что он ощутит, если я умру. Не то чтобы мне казалось, будто Акос меня ненавидит, просто чувствовала, что при одном взгляде на меня он сразу вспоминает о своей судьбе. Ведь именно я невольно могла стать тем самым Ноавеком, из-за которого ему предстояло расстаться с жизнью.

А я не была уверена, что стою того.

– Я надеюсь, что ты избежишь самого худшего, – прошептал он, наклоняясь ко мне.

Нас разделяло лишь несколько изитов. Мы часто дотрагивались друг до друга. Во время тренировочных боев, или когда стояли у плиты и готовили себе завтрак, или когда он унимал мою боль. В общем-то я не должна была чувствовать ничего необычного, когда наши бедра соприкасались или перед моими глазами появлялись напряженные мускулы его руки.

Не должна была, однако почувствовала.

– Как поживает твой приятель Сузао? – спросила я, отстраняясь.

– Я дал Йореку снотворное, чтобы он вылил его в лекарство, которое по утрам принимает его отец.

– Йорек собирается отравить собственного отца? Занятно.

– Сузао должен свалиться за ланчем. Может, когда он очнется, то разозлится и вызовет меня на поединок.

– На твоем месте, прежде чем раскрыть себя, я бы этим не ограничилась. Он должен не только рассердиться, но и испугаться.

– Нелегко представить его испуганным.

– Каждый из нас чего-то да боится – хмыкнула я. – А те, кто злится, боятся сильнее прочих.

Токотечение постепенно меняло изумрудный оттенок на голубой, а мы еще даже не приблизились к Пите. Ризек отложил Побывку. Мы продвигались вдоль края галактики, вне юрисдикции Ассамблеи. Душное облако нетерпения накрыло всех на корабле. Я чувствовала его везде, куда бы ни пошла. Впрочем, я лишь изредка покидала свою каюту.

Ризек не мог отменить высадку и отказаться от Побывки, иначе бы остался в истории первым владыкой, пошедшим наперекор древним традициям. Я пообещала брату, что буду иногда появляться в его обществе.

И сейчас я находилась на смотровой палубе среди его ближайшего окружения. После попытки переворота миновало уже несколько дней.

Я посмотрела в иллюминатор: космос напоминал раззявленную пасть, готовую нас поглотить. Возле меня топтался Вас с чашкой чая. На костяшках его пальцев выступила кровь.

Вас вытащил носовой платок, вытер ее и спрятал платок обратно в карман.

– Насколько мне известно, Вас, боли ты не чувствуешь, – сказала я, – но, по-моему, даже в твоем случае крайне неразумно пренебрегать заботой о теле.

Вскинув бровь, стюард отставил чашку. Прочие, с бокалами в руках, собрались на другом конце палубы, разбившись на группки. В основном они окружали Ризека, напоминая мусор, скопившийся вокруг дренажного отверстия.

Белоснежные волосы Имы сияли на фоне космического мрака. Судя по позе, женщина разволновалась.

Полы на палубе лоснились, бортов как таковых не было, на их месте находились широкие обзорные иллюминаторы.

Мне казалось, что мы вот-вот выплывем наружу.

– Мы с тобой знакомы столько лет, но ты почти ничего не знаешь о моем даре, – откликнулся Вас. – А я между прочим вынужден ставить будильник, чтобы не забывать поесть и попить! И мне приходится постоянно проверять, не сломаны ли мои кости.

Действительно, я никогда прежде не задумывалась о цене, которую Вас платит за свой токодар.

– Я не обращаю внимания на царапины и ссадины, – продолжил он. – Однако заботиться о своем теле – довольно утомительное занятие.

– Думаю, я могу тебе немного посочувствовать, – ответила я.

Уже не впервые я поразилась тому, как, несмотря на все различия, мы похожи. Наши с Васом жизни вращались вокруг боли, и оба мы тратили огромные усилия на то, чтобы поддержать свой организм в равновесии.

Интересно, нет ли у нас еще чего-нибудь общего?

– А когда ты обрел свой дар? – спросила я.

– Мне было десять, – стюард привалился к переборке, провел ладонью по выбритой голове – возле ушей краснели порезы, которых Вас и впрямь не замечал. – Прежде чем поступить на службу к твоему брату, я ходил в обычную школу. Был заморышем и легкой мишенью для старшеклассников. – Вас усмехнулся. – Когда я понял, что не чувствую боли, сразу избил одного из них до полусмерти. Больше меня не задирали.

Ясно, Вас мальчишкой попал в очередную передрягу, но наконец-то дал сдачи. Его тело, вернее, мозг отреагировал на опасность молниеносно.

История Васа напоминала мою собственную.

– Ты считаешь меня тем же, кем я считаю Керезета, – произнес стюард. – Дескать, Вас – домашняя зверушка Ризека, ну а Акос – твой домашний питомец.

– А по-моему, мы все служим моему брату. Ты, я, Керезет… без разницы, – я бросила взгляд на шотетов, которые вились вокруг Ризека. – Кстати, что здесь делает Има?

– Имеешь в виду после того, как она впала в немилость – сперва по вине мужа, затем после проступка дочери? Ей, говорят, на коленях пришлось вымаливать прощение. Впрочем, злые языки всегда преувеличивают.

Я направилась к остальным. Има погладила Ризека по руке. Я ожидала, что брат шарахнется от нее – он избегал подобных вольностей, – но Ризек, к моему изумлению, отнесся к ласке весьма благосклонно.

Неужели Има могла смотреть на него после того, как он приговорил к смерти ее мужа и дочь, не говоря уже о том, чтобы прикасаться? Има засмеялась какой-то шутке Ризека. Она прищурилась, а ее рот дернулся словно от боли.

Или от отчаяния, – мелькнула мысль у меня в голове.

В обоих случаях выражения лиц похожи.

– Кайра! – воскликнула Има.

Остальные шотеты встрепенулись. Я с трудом заставила себя взглянуть Име в глаза. Это было непросто, в особенности учитывая мой поединок с Лети.

Иногда они обе мне снились. Мертвая девушка. И ее мать, склонившаяся над трупом дочери, визжащая во все горло.

– Где же ты пропадала, Кайра? – защебетала Има. – Чем занимаешься?

На миг наши с Ризеком взгляды встретились.

– Кайра выполняет мое важное поручение, – беспечно произнес Ризек. – Караулит Керезета.

Он меня поддразнивал.

– Неужели младший Керезет столь ценен? – Има улыбнулась.

– Поживем – увидим, – ответила я. – Он ведь тувенец. И знает о наших врагах то, о чем мы даже не догадываемся.

– А я-то подумала, что ты могла оказать Ризеку неоценимую помощь во время допросов, – как будто невзначай произнесла Има. – У тебя же есть в этом деле большой опыт.

У меня ком подкатил к горлу.

– На допросах требуется хорошо подвешенный язык и тонкое чутье, – заявил Ризек. – А моя сестра не может похвастаться ни тем, ни другим.

Я почувствовала себя уязвленной, но не сумела возразить или сказать ответную колкость. Очевидно, Ризек прав насчет моего языка.

Поэтому я позволила теням расползтись под кожей, а когда Има сменила тему, подошла к иллюминатору и отвернулась от остальных.

Мы находились на отшибе галактики, где планеты – или их осколки – были слишком малообитаемыми, чтобы войти в Ассамблею. Мы называли их периферийными планетами, или попросту Окоемом. Моя мать призывала шотетов рассматривать жителей Окоема как наших потенциальных соратников в борьбе за государственность. Отец же в приватных разговорах подсмеивался над этой идеей. Он утвержал, что шотеты – сильнее всего периферийного отродья вместе взятого.

Одну такую планету я как раз и заметила в иллюминаторе.

Яркая точка – прямо по курсу – конечно, не была звездой. Лента токотечения тянулась как раз к планете П1104, обвивая ее точно поясом.

– Та самая планета, которую мы ищем, – произнесла Има Зетсивис, которая встала у меня за спиной.

Я покосилась на Иму.

– Ты раньше там бывала? – Я старалась говорить небрежным тоном, хотя от ее присутствия мне стало не по себе.

Послышался раскат хохота – в ответ на какую-то фразу, сказанную Вакрезом.

– Нет, конечно, – ответила Има, сделав глоток из своего бокала. – Оба предыдущих владыки не позволяли отправляться в Побывку на Окоем. Они всегда старались сохранить в глазах Ассамблеи дистанцию между нами и жителями периферии. Если мы хотим, чтобы нас воспринимали всерьез, не стоит связываться со всяким сбродом.

Она говорила как верная лоялистка. Точнее, сторонница Ноавеков. Има прекрасно играла свою роль.

– Правильно, – согласилась я. – А допросы, насколько я могу понять, результатов не дали?

– Выявили пару пешек, но серьезные игроки ускользнули. И у нас, к сожалению, мало времени. Видишь, какой Ток?

У нас? Она так легко включает себя в ближний круг Ризека? Может, она действительно ползала перед ним на коленях, умоляя его о прощении? И даже нашла какой-нибудь способ снискать его расположение. Я поежилась.

– Да. Токотечение синеет день ото дня, – подтвердила я.

– Именно! Но твоему брату позарез требуется виновник, чтобы предъявить его публике. Продемонстрировать свою силу, прежде чем объявить высадку. Стратегия в нашу неспокойную пору – это наиважнейшая вещь.

– И какой будет стратегия Ризека, если он никого не найдет?

– Я думала, что тебе известно. – Има одарила меня лукавой улыбкой. – Разве брат ничего тебе не объяснил? А как же твое «важное поручение»?

Вероятно, Има давно раскусила весь блеф, но я решила стоять на своем.

– Ризек мне много рассказал, – кисло сказала я. – Вот только в моей пустой башке подобные вещи не задерживаются. Утром, к примеру, я забыла выключить плиту.

– Полагаю, твоему брату не составит труда найти виновного к моменту посадки. Нужно лишь отыскать того, кто будет похож на заговорщика.

– То есть он собирается сфабриковать дело?

Я почему-то похолодела при мысли о невинном человеке, который умрет, потому что Ризеку нужен козел отпущения. Несколько месяцев или даже недель назад эта новость оставила бы меня равнодушной. Но слова Акоса, что я вовсе не обязана быть той, кто я есть сейчас, исподволь проникли мне в душу. Думаю, я сумею измениться.

Наверное, я уже изменилась, просто поверив в то, что это возможно.

Мне вспомнилась женщина в балаклаве. Стройная фигура, отточенные движения. Я бы без труда ее отыскала.

– Маленькая жертва ради сохранения власти твоего брата, – кивнула Има. – Каждому из нас иногда приходится так поступать.

– И чем пожертвовала ты? – вырвалось у меня.

Внезапно Има схватила меня за запястье и сильно его сжала. От неожиданности я отпрянула в сторону, но не смогла вырваться. Мой токодар, конечно, проник в тело Имы, и она должна взвыть и корчиться от боли, но она сохраняла спокойствие.

Има склонилась ко мне, и я почувствовала ее дыхание на своем лице.

– Отказалась от удовольствия увидеть, как ты истекаешь кровью, – прошипела она, отпустила меня и двинулась к группке шотетов, плавно покачивая бедрами.

Длинные идеально ровные волосы Имы достигали середины спины. В своем небесно-голубом платье Има напоминала колонну света.

Я потерла запястье, на котором краснели отпечатки ее пальцев. Несомненно, скоро они превратятся в синяки.

Я отправилась в камбуз. Стоило мне распахнуть дверь, как грохот кастрюль стих. Здесь работали слуги из нашего поместья. Естественно, они не расставались со своими токодарами: посудомойка, по рукам которой стекала пена, заставляла посуду летать по воздуху. Другая девушка нарезала овощи с закрытыми глазами, причем делала это аккуратно и уверенно.

Отега, достававшая что-то из холодильника, подняла голову. Выпрямившись, она вытерла руки о передник.

– А вот и Кайра! – воскликнула она. – Где ты – там тишина!

Кое-кто из ее подручных, заслышав столь фамильярное обращение, уставился на Отегу, но я только улыбнулась. Сезон назад выяснилось, что ей больше нечему меня научить. С тех пор мы виделись редко, однако после длинного перерыва Отеге не стоило труда вернуться к нашему с ней стилю общения.

– Да, редкий дар, – ответила я. – Можно поболтать с тобой наедине?

– Приказ, завернутый в обертку просьбы, – рассмеялась Отега. – Ладно, иди за мной. Надеюсь, ты не против беседы в мусорном отсеке?

– Против? Да я всю жизнь мечтала посидеть в мусорке, – я скорчила радостную физиономию и потопала за Отегой по тесной кухне к задней дверце.

Вонь в отсеке стояла такая, что у меня защипало глаза. Кажется, она исходила от гнилых обрезков фруктов и объедков мяса со специями. Места тут едва хватало, и то если стоять почти вплотную. Из стены выступала тяжелая заслонка мусоросжигателя: жар от нее только усиливал зловоние.

Я старалась дышать через рот. Внезапно я подумала, что в глазах Отеги выгляжу избалованной белоручкой в новенькой маечке (одежда бывшей гувернантки была заляпана грязными брызгами). Вдобавок Отега отощала: прежде она была коренастой, но, видимо, на корабле она недоедала.

– Выкладывай, Кайра.

– Можешь оказать мне одну услугу?

– Зависит от того, какую именно.

– Ложь моему брату, если тот тебя кое о чем спросит.

– И что за беда такая приключилась, если надо лгать Ризеку? – Отега скрестила руки на груди.

Я вздохнула, извлекла из кармана нож, отнятый у женщины в маске, и показала Отеге.

– Во время попытки переворота на меня напали. Я обезоружила преступницу… и отпустила ее.

– Зачем? Ради пресвятого Тока, детка, даже твоя добрая матушка никогда бы так не поступила.

– Я не… неважно.

Я продолжала крутить нож в руке. Изолента, из которой сделали рукоять, имела выступы. Наверняка ладонь хозяйки ножа была гораздо меньше моей.

– Но я хочу ее увидеть. А по ножу ты сумеешь ее найти.

Токодар Отеги был самым загадочным из всех, какие мне встречались. Подержав в руках вещь, она могла точно сказать, кому та принадлежала. Мои родители многократно использовали ее дар. Однажды Отега разыскала человека, пытавшегося отравить моего отца.

Отега рассказывала, что иногда это совсем непросто, особенно если у предмета было несколько владельцев, но она научилась распутывать следы. Если кто и мог найти одноглазую, то только Отега.

– И ты не хочешь, чтобы твой брат узнал…

– Ты ведь понимаешь, что он с ней тогда сделает. Казнь будет самым милосердным пунктом из списка.

Отега поджала губы. Я вспомнила ее ловкие пальцы, заплетающие мне косички – под надзором мамы – накануне моей первой Побывки. Шорох окровавленных простыней, которые она стягивала с матраса, когда у меня начались месячные, а моя мать уже была мертва и не могла мне помочь.

– Ты не скажешь, зачем она тебе нужна?

– Нет.

– Хочешь отомстить?

– Ответив так или иначе на твой вопрос, я дам тебе подсказку! – Я покачала головой. – Ну, пожалуйста, Отега, сделай милость! Я – не такая жестокая, как можно подумать. До брата мне еще далеко.

– Хорошо, Кайра, – она взяла нож. – Но мне потребуется время. Приходи сюда завтра перед комендантским часом, и я отведу тебя к его владелице.

– Спасибо.

Отега заправила мне за ухо выбившуюся прядку и улыбнулась, чтобы скрыть приступ боли от прикосновения ко мне.

– Не такая уж ты и страшная, детка. Но не волнуйся, я не проболтаюсь.