Глава 9
Зима в этом году наступила внезапно и быстро. Снегопады не прекращались две недели кряду, закрашивая белым всю пестроту осени. Небо сливалось со снежными полями, и Софье казалось, что кроме этого бело-серого полотна в мире больше и нет ничего, а все, кто живет в усадьбе, – единственные оставшиеся в живых после свирепых метелей.
Выдохнув пар, она медленно направилась к дому. Уже три недели прошло с момента отъезда Ильи Николаевича. После смерти старухи жизнь стала проще. Больше никто не глумился над ней. Девки называли госпожой, а мужики старались и вовсе не попадаться на глаза. И только высоченный бородач, невозмутимо разглядывавший ее в тот день, когда была найдена мертвой старая нянька мужа, продолжал провожать Софью внимательным взглядом ярко-синих глаз, не спеша при встрече схорониться на конюшне или в других постройках.
Такое своеволие Софью задевало, но при этом и заставляло уважать этого молчуна.
Три дня назад у них случился странный разговор.
Великан подошел к ней, когда она была на веранде, глядя на танец снежинок, и без предисловия начал:
– У меня тоже есть такой крест. Только он не губит тех, кто мне не по нраву.
– О господи! – Софья вздрогнула всем телом. Еще бы… Замечтавшись о Дмитрии, она не услышала тихий скрип снега под его валенками. – Чего тебе надо? Что ты хочешь сказать этим?
– Я знаю, что дух, заточенный в кресте, убивает всех, кто тебе не годен! Я видел тебя той ночью. На реке. Видел, как ты вела старуху. Она молила тебя ее простить! Кричала, что оберегала Илью от боли, какую причинила ему твоя нелюбовь. Но она шла за тобой, покорная воле духа, владевшего тобой в тот миг. И дух убил ее. Не ты! Я видел, как в последний миг она вцепилась в крест, который пылал адовым пламенем.
– И что тебе надо? Денег? А не то расскажешь дворовым? Моему мужу? – Софья, чувствуя накатывающий гнев, вызывающе сложила руки на груди и гордо вздернула подбородок.
– Я хочу тебе помочь. – Бородач посмотрел ей в глаза. – В тебе я вижу чистую душу, заблудившуюся в кознях судьбы. Ты не любишь барина. И амулет тебе дала твоя матушка для усмирения злых сердец. Да только одно не сказала. Он усмиряет, только если переходит от матери к родной дочери, а в тебе нет ее крови. Поэтому ты не властна над душой, заточенной в амулете. Скорее она завладела тобой. А от того, что когда-то ее пленили, поместив в амулет, и долгое время не давали вернуться к богу, стала она черной. Озлобленной, потерянной.
– Постой! Кто ты? Откуда ты так много знаешь про амулет? Про маменьку знаешь откуда? Как она может быть мне не родной, если она вышла за отца, а после родилась я? Отвечай!
– Я знахарь местный. Захар. Иногда в имении живу, если захворал кто, а так все больше в доме своем, что у реки стоит… Амулеты я знаю, потому что отец меня научил в них разбираться и делать на потребу людскую. А откуда про маменьку твою ведаю… так это, – бородач снял ушанку и старательно поскреб висок. – Я все знаю. Правда, не про всех. Видения ко мне приходят. Вот и увидел, как отец твой, граф Рощинский, с тобой, крохой, на руках, у алтаря ждет девушку в подвенечном платье. У тебя еще два брата было. Теперь они переродились в мире. Как и отец твой. А матушка твоя далеко. В Парижу…
– Я не понимаю! Как? Как ты это делаешь? И зачем говоришь все это?
– Потому что помочь хочу! И жизни невинные сберечь… Дух полностью тебя подчинит, когда ты загубишь шесть душ. Поэтому мой тебе совет: пока земля не промерзла, нужно избавиться от амулета. Надо схоронить его на могиле, где была похоронена какая-нибудь Софья, а после заказать сорокоуст по безымянным душам. Тогда заточенный в кресте невольник обретет свободу, а ты – жизнь! Иначе только смерть сможет избавить тебя от его власти.
– И… что дальше? Каждый в этом доме снова начнет сживать меня со свету? А мой муж? Он ненавидит меня и презирает! Ему нужен только наследник. А после? Отошлет меня в монастырь? – Тонкие пальчики Софьи с силой сжали нагревающийся амулет. – Лучше уходи! Я стану думать, что этого разговора не было!
– Дух злится на меня, что рассказал тебе его тайну… – Захар вдруг усмехнулся. – Он бы убил меня здесь и сейчас, да только не может. Знает, что пока ты со мной, его силы слабы… Но он будет уговаривать тебя, пугать, заманивать счастьем, только бы ты не рассталась с ним. Одно помни, – он вновь стал серьезным, – после шестой забранной тобою жизни ты полностью попадешь под его власть, и остановить тебя сможет только смерть! Обещай, что подумаешь над моими словами и завтра дашь ответ!
– Подумаю. – Кивнула Софья и отвернулась. А когда обернулась, знахаря и след простыл, вот только она снова не услышала его шагов. Точно сквозь землю провалился или… улетел?
Очнувшись от воспоминаний, она снова, как в тот день, сжала крест. Ответа Захару она пока не дала, хотя с той встречи прошло уже почти три дня. Да только и злости в ее сердце нет. И не обижает ее никто… Если и прав знахарь, она больше не тронет никого! А если и случится убийство, то по весомой причине. Уж очень она зла на своего мужа. И душой бы не поскупилась, лишь бы избавиться от него!
Порыв ветра, точно насмехаясь, плеснул ей в лицо морозного воздуха с хлопьями снега, подгоняя вернуться в дом, где ее снова ждал одинокий вечер и концерт ветра с волчьим воем. Чтобы скрасить уныние, она велела стряпухе приготовить ее любимый яблочный пирог с теплым молоком и, прихватив роман о любви, поднялась к себе в комнату.
Приключения бедной англицкой девушки, попавшей в гувернантки в семью богатого лорда, а после полюбившей его, так захлестнули Софью, что она незаметно умяла пирог, забыв обо всем. Забыв о времени. Не заметила даже, как голоса прислуги стихли и дом погрузился во тьму и тишину. На фразе: «Дверь содрогнулась от громкого, требовательного стука», она едва не взвизгнула. Ей показалось, словно кто-то и впрямь стучит в дверь. Отложив книгу, она прислушалась к густой тишине, которая вдруг раскрасилась взволнованными голосами служанок, басом кузнеца и снова гулким стуком в дверь! Сердце Софьи ушло в пятки. Она вскочила и на негнущихся ногах вышла на лестницу, прислушиваясь к голосам ввалившихся в дом путников.
– Добрались! Добрались, мать вашу! Чего встали? Снимайте с нас тулупы, шапки, валенки! Не то потоп тут вам устроим!
– Добрались, Петр Иванович! Если бы не ты! Мимо бы проехали! Как ты в той пурге фонарь заметил, ума не приложу!
– Жить захочешь, еще не то увидишь, Дмитрий Николаевич!
Дмитрий? Софья, охнув, бросилась вниз по лестнице и, встретившись взглядом с возлюбленным, замерла на последней ступеньке, не зная, подойти к нему или остаться стоять. И не потому, что ее тревожили служанки. Все дело было в лысом толстяке, в котором она узнала свата, прибывшего в день ее знакомства вместе с Дмитрием и Ильей Николаевичем.
– Добрый день, Софья Алексеевна! – улыбнулся Петр Иванович, заметив хозяйку. Он как раз успел раздеться, отдав слугам заметенные снегом и покрытые изморозью тулуп, шапку и сапоги. Подошел к девушке и, галантно поклонившись, приложился к ручке в довольно затяжном поцелуе.
– Софья! Вы еще не спите, или мы разбудили вас? – Наконец и Дмитрий, отдав соболиную шубу слугам, подошел к ней. – Впрочем, мы вас надолго не побеспокоим. Илья Николаевич просил вам письмо передать.
У него в руках оказался сложенный вчетверо лист бумаги, скрепленный сургучной печатью.
– Благодарствую… – Софья дернула рукой, высвобождаясь из толстых пальчиков толстяка. Не глядя на письмо, взяла его и улыбнулась. – И что вас привело в нашу глушь, Дмитрий Николаевич?
– Дела. И, конечно же, встреча с вами, моя дорогая невестка! – Дмитрий улыбнулся, но на дне его глаз таилось такое, что Софья задохнулась от волнения, а когда он, как того требует обычай, коснулся губами ее руки, она почувствовала, как колени становятся ватными. От приятного волнения закружилась голова.
– А может, нас накормят, напоят и уже потом спать положат? – Петр Иванович подмигнул Софье как-то двусмысленно, и она, точно ожегшись, нехотя высвободила руку из желанного рукопожатия.
– Пойдемте. – И окликнула девок. – Чего стоите? Слышали? Ступайте на кухню и все что есть несите в обеденную залу! Вина, медовухи, водки! Быстро!
Девушки торопливо бросились исполнять ее приказание, а Дмитрий только покачал головой, пропуская ее вперед по коридору.
– Вижу, ты научила слуг с собой считаться…
– Выбора не было. – Она обернулась, и губ ее коснулась торжествующая улыбка. – Либо они меня, либо я их…
Вскоре стол в обеденной зале был накрыт. Подали щи из свежей капусты, к ним кулебяку, свиной окорок, утку под рыжиками. Принесли кувшины с вином, медовухой и бутыль водки. Какое-то время мужчины увлеченно работали челюстями, поглощая яства, смакуя утку и запивая все это добрым вином. Наконец пришло время и разговорам.
– А что муж мой в столице? Все ли у него хорошо? – Софья сидела, опершись локотками на стол, и с нежностью смотрела на любимого. За него ответил Петр Иванович.
– Все хорошо, Софьюшка. Торговля идет бойко. Вот за деньгами нас отправил. Хочет в Европу отбыть. Товаров накупить, чтобы опосля в столице распродать. Все для семьи радеет!
– А когда он обещал быть? – Софья взглянула на него.
– Думаю, что к Рождеству вернется, дабы свою ненаглядную женушку проведать. – Улыбнулся тот в усы. – Соскучилась, небось, по мужниным ласкам?
– Конечно! – Софья потупила взгляд, будто засмущавшись, пряча ликование. Значит, ненавистного не будет еще пару месяцев! – А вы как надолго погостить останетесь?
– Да как пурга утихнет, так и в дорогу будем собираться. – Дмитрий вытер усы тыльной стороной ладони, налил доверху стакан медовухи, выпил и поднялся. – Пойду я. Спать охота. Да и знобит с морозу.
– Конечно. – Софья вскочила вслед за ним. – Пойдемте, Дмитрий Николаевич. Я покажу вам вашу комнату. А то девки мои в спальнях для гостей не прибрались пока. Не ждали мы никого в такую непогоду! – И взглянула на сосредоточенно отрезающего окорок Петра Ивановича. – Позволите ли мне вас покинуть? Ешьте, пейте. А я после вернусь и провожу вас до опочивальни.
Толстяк только кивнул, уписывая за обе щеки копченый окорок, чавкая так, что Софья едва не передернулась. Решив не обращать на него внимания, поспешила за Дмитрием.
– Сюда. – Она провела его по темному коридору и начала подниматься по лестнице. Остановившись у пустовавшей спальни мужа, она распахнула дверь и взглянула на любимого. – Моя комната рядом.
Он шагнул в темноту, и уже мгновение спустя робкий огонек керосиновой лампы осветил оклеенные бордовыми обоями стены.
– Я так скучала! – Не выдержав, Софья бросилась ему на шею. Их губы встретились в долгом поцелуе.
– И я! Софьюшка, милая! Как же я рад был, что Петр Иванович упросил Илью отпустить меня с ним. Как же счастлив снова видеть тебя!
– Всё! Всё! – Она с тихим смехом вырвалась из его жарких объятий и отступила к двери. – Мне надо вернуться. Неловко оставлять гостя одного. Да еще и подумает чего вдруг… – И шепотом добавила: – Я приду к тебе.
– Я буду ждать, – так же шепотом ответил он.
Закрыв дверь, она неспешно спустилась по лестнице и вошла в обеденную залу.
– Не заскучали, Петр Иванович? – вежливо улыбнулась она, присаживаясь напротив.
– Заскучал! – Он снова отрезал ломоть мяса и с чавканьем начал его уплетать. – Как же без вас не заскучать?
– Может, вас тоже проводить до комнаты? Здесь недалеко. В левом крыле. Служанки уже и камин затопили.
– Проводите. Но чуть попозже. Изголодался я по хорошим застольям! – Он визгливо рассмеялся. – А уж по обществу прекрасных дам и подавно!
Софья коротко улыбнулась, стараясь не показать накатившее раздражение. Хотелось быстрее прильнуть к Дмитрию, а этот боров все никак не мог набить брюхо!
– Конечно! Отдыхайте. А я с вами посижу, чтобы не скучно было…
– С вами никогда не скучно! Завидую Илье, такую красотку отхватил! – Толстяк снова наполнил стакан, залпом его осушил и вперился в нее тяжелым взглядом. – А правда ли то, что Илья Николаевич мне по секрету поведал?
– Мне-то откуда знать его секреты? – Софья повела плечом, опустив глаза, чтобы не видеть его заплывшие свинячьи глазки и неприятные черты лица.
– Он сказал, что служанка застала тебя с его сводным братом. Якобы вы в беседке в саду прелюбодействовали. Он ей не поверил, но сомнения и боль его гнетут. Уж я знаю. Вот и решился у тебя спросить напрямую.
– Да как вы смеете? – Софья вскипела и ощутила, как нагрелся крест. В нем вновь пробуждалась таинственная сила. В такие моменты Софья чувствовала торжество живущего в нем зла, которое проливало кровь, вселяло ужас, забирая жизни. Вот только после смерти старухи заточенная в амулете душа не просыпалась ни разу. После слов знахаря, которым Софья поверила тут же, она была уверена, что та душа принадлежит женщине. – Если вы с моим мужем желаете верить сплетням прислуги, ваше право! Но я не дам порочить имя Дмитрия и свое!
Она поднялась.
– Думаю, что мне пора спать, а вы, как оттрапезничаете, позвоните в колокольчик. Вас проводят до комнаты!
Едва Софья вышла из-за стола и направилась к двери, как сзади послышалось движение. Петр Иванович с невероятной для него скоростью и проворством подскочил и, догнав ее в два шага, схватил за руку.
– Не так быстро, красавица. – Притянул он ее к себе.
Она замерла от омерзения, чувствуя, как его руки жадно облапили ее за талию, а слюнявый рот на миг прижался к ее губам.
– Если Илья с тобой спать отказывается, то я не такой дурак! – страстно зашептал он. – Или у вас с Дмитрием любовь? А знаешь ты, что он к Рождеству жениться собрался? Илья ему невесту сам подобрал! Чтобы он тебя забыл! А я не обижу! Денег давать буду! Дом в столице куплю! Поехали со мной?
Петр Иванович снова прижался к ней и вдруг охнул, растерянно глядя на пылающий огнем крест, на свою рубаху, тлеющую в том месте, где она прикасалась к амулету Софьи. И словно очнувшись, начал бить руками по выпирающему животу, стараясь потушить медленно обугливавшуюся ткань, но та, вместо того чтобы потухнуть, вдруг полыхнула, стремительно разливаясь жидким огнем по всей одежде, по всему его тучному телу.
Из его раззявленного рта вырвался обреченный хриплый вопль. В мгновение ока он превратился в пылающий факел, протягивающий к Софье руки, словно в мольбе о помощи, а после рухнул на каменный пол.
Софья с улыбкой жадно вдохнула запах мести: в зале стоял запах горящей плоти. Прислушиваясь к собственным мыслям, она направилась к двери.
Мысли принадлежали ей и не ей. Софье было все равно, что подумают завтра слуги, найдя обгорелое тело гостя, возжелавшего плотских утех. О нем забудут. А вот другой… был для нее важнее. Пока он не обидел Софью, пока он нужен ей – ни волосок не упадет с его головы… Но если он предаст ее… Боль от сердечных ран во сто крат сильнее, чем недовольство от лая дворовых шавок…
Софья поднялась по ступеням будто вымершего дома и толкнула дверь в комнату Дмитрия. Он не спал. Сидел в кресле в хозяйском халате из темного бархата, а возле него стоял початый графин с крепкой настойкой. На скрип двери он обернулся, и его лицо озарила улыбка.
– Софьюшка, ты пришла! Я уж и не надеялся, что так скоро… – Он поднялся, шагнул к ней, но Софья, точнее то, что владело теперь ей, почувствовала в его словах фальшь и вину. Она вскинула руку, и неведомая сила заставила его отступить, снова опуститься в кресло. Шаг за шагом она шла к нему, видя в глазах любимого сначала удивление, а потом страх. – Софья! Что с тобой? Твои глаза…
– Мои глаза видят лжеца! – Она остановилась в шаге от него, не отводя взгляда. Подвеска нагрелась так, что обжигала сквозь ткань платья. – Петр сказал, что ты скоро женишься! Это ты заставил его сказать об этом мне? Вот почему ты так рано ушел! Боялся сам преподнести эту новость? Ты позволил ему вести себя со мной как с уличной! Ты не любишь меня?
– Что ты такое говоришь? Софьюшка! Любовь моя! Я и не знал, что он тебе это скажет! – Дмитрий снова попытался подняться, но сила, сковавшая его, не позволила. – Женитьба эта – прихоть брата! Он боится, что потеряет тебя!
– Он и не находил меня. Ты нашел! Вот только если ты меня предашь, если полюбишь другую… – Софья почувствовала, как против ее воли поднимается рука. Дмитрий вдруг охнул и схватился за горло, словно его душили невидимые пальцы.
– Софья! Я люблю… Толь… ко… тебя… – прохрипел он. Вдруг шторы вспыхнули, озаряя комнату сполохами огня. – Не надо… про… шу…
Она ощутила, как огнем заполняются ее глаза, прочертив на щеках дорожки огненных слез, и наконец, почувствовав власть над собственным телом, что было силы выкрикнула:
– Прекрати! Не делай ему больно! Мне не нужна твоя помощь! Больше не нужна…
Вдруг дверь распахнулась, и кто-то огромный обхватил ее сзади, срывая амулет.
– Все хорошо, хозяйка. Теперь все хорошо!
Софья растерянно оглянулась, глядя в лицо Захара. А тот, усадив ее в кресло напротив Дмитрия, бросился срывать пылающие шторы, топтать огонь. Распахнув окна, он впустил в комнату порыв холодного ветра со стаей снежинок. Наконец, потушив пожар, знахарь подошел к пытающемуся отдышаться Дмитрию и Софье, размазывающей по щекам слезы. Та не отводила взгляда от лежавшего на ковре амулета, от медленно потухавшего сияния красного камня, который, словно всевидящее око, все смотрел и смотрел на нее.
– Теперь все хорошо, – повторил бородач. Налил в стакан настойки, залпом выпил и посмотрел на Дмитрия. – То, что сейчас было, это не вина Софьи. Дело в амулете. Его надо спрятать, закопать на святой земле. Тогда это ослабит силу духа, томящегося в нем. Он овладел хозяйкой!
– Что? – Дмитрий словно очнулся, стараясь не смотреть на Софью, взял графин и припал к нему, жадно глотая настойку прямо из горла. А после, когда темной жидкости в графине изрядно поубавилось, снова повторился: – Что ты сказал? Софья одержима духом?
– Не по своей воле! – Знахарь развел руками. – Надо избавиться от амулета, тогда и не будет смертей!
– Смертей? Как это? – Дмитрий, наконец, посмотрел на Софью, но в его взгляде теперь не было ни любви, ни страсти. Только страх и… презрение. – Ты кого-то убила?
Та не ответила.
– Ладно… Пойду я… – Захар взглянул на Софью. – Надо занавеси убрать и в обеденной прибраться…
Софья молча кивнула, проводила взглядом знахаря. Подобрав обгоревшую ткань, он подошел к двери и вдруг обернулся.
– А я чего заходил-то, барин. Спутник ваш велел оседлать коня и уехал. Сказал срочность у него какая-то…
– Как уехал?! – Дмитрий растерянно поморгал. – Но пурга… До ближайшего яма верст пять! Почему мне не сказал?!
– А вот это мне неведомо, – равнодушно пожал плечами бородач и вышел.
– Софья… Что… Что все это значит? – От хлопка двери Дмитрий словно очнулся. – Я едва не задохнулся! Я чувствовал ледяные пальцы на шее! Меня словно кто-то душил! А слова этого… Кто он такой?!
– Успокойся, любимый! Прошу! – Не чувствуя больше чужеродного присутствия, Софья опустилась перед ним на колени и страстно зашептала: – Больше никогда и ничего такого не произойдет! А Захар – это местный знахарь. Скотину лечит, слугам помогает…
– А что он говорил об амулете? О каком-то духе? Смертях? Что происходит?!
– Понимаешь, меня словно преследует злой рок! С тех пор как я здесь поселилась, умерли две служанки, и все считают, будто я повинна в их смертях!
– Как они умерли? – Дмитрий, успокоившись, смотрел на нее, только в его глазах она по-прежнему видела страх.
– Одна упала с лестницы, вторая утонула. – Говоря об этом, Софья не почувствовала ничего. Значит и вправду нет ее вины в том. Только при мысли о третьей жертве, Петре Ивановиче, ее охватил гнев. Поделом ему! А знахарю надо дать целковый за то, что помог ей.
– Это ведь несчастные случаи. При чем тут ты?
– Вот и я говорю! Однако все считают меня виновной в этих бедах! – Она взяла его руку в свои и прижалась поцелуем. – Но я не виновна ни в чем, кроме любви к тебе!
– Постой! А твои глаза? Они светились! Точно! И шторы… Как они смогли загореться?! – вновь разволновался Дмитрий.
– Так свечи стояли близко. Я сама видела. А глаза… тебе показалось. Отблески огня. И приступ удушья… может, это твоя скрытая болезнь? Посоветуйся с лекарем. – Софья обняла его, прижалась к его губам своими. – Митенька! Я отведу от тебя все беды, только люби меня! Ты будешь мне мужем?
– А как же Илья? Он не позволит нам быть вместе. – Его губы приоткрылись, отвечая на поцелуй.
– Но он же не вечный! – Голос Софьи перешел на шепот, а руки жарко принялись ласкать его тело.
– Ты предлагаешь дождаться его смерти? – Дмитрий попытался отстраниться, но сдался, поддавшись жарким поцелуям.
– Я предлагаю его убить! Он посмел меня ударить! И он не хочет сделать тебя своим наследником! Он ждет, когда я рожу ему сына!
– Ты беременна? – Дмитрий все же смог отстраниться и посмотреть на Софью. Она улыбнулась.
– Нет. Но я хочу, чтобы мой ребенок был от тебя! Тогда он сможет унаследовать все! А значит, и ты сможешь. Но сперва мы убьем Илью! Я больше не намерена терпеть его грубые ласки ни секунды!
– Я не смогу. Он мой брат! Он мне как отец! Он вырастил меня! – Дмитрий резко встал и принялся ходить по комнате.
– Но ты для него никто! – Софья осталась сидеть в кресле, разочарованно разглядывая мечущегося Дмитрия. В голове зазвучал чужой, чуть хрипловатый женский голос: «Что за слабый, не способный бороться за любовь и наследство мужчина! Может, не стоит так ценить эту связь?»
– Думаешь, Илья оставит тебе хоть что-то, родись у него сын? Перед отъездом, зная о моей измене, он просил меня о наследнике. Понимаешь зачем? Ты не входишь в его семью!
– Ты лжешь! – Дмитрий в два шага подскочил к ней и, дернув за руку, заставил подняться. – Ты все лжешь!
– А ты спроси у брата сам! Посмотришь, что он ответит тебе, когда я скажу ему, что беременна. – Завладевший ею дух улыбнулся губами Софьи, глядя в перекошенное от бешенства лицо мужчины, стараясь не замечать бьющийся где-то в глубине сознания голосок, умоляющий не говорить такое любимому. – Увидишь, как быстро ты станешь не у дел! Лучше давай подумаем, как сделать то, что приведет нас обоих к счастью и достатку! Ты согласен стать богатым?
– Ах ты, ведьма! Ведьма! Я тебя ненавижу! – Он вдруг начал срывать с нее одежду и полуобнаженную бросил на хозяйскую кровать. Скинул халат и упал рядом, подминая под себя ее хрупкое тело. – Ненавижу!
И впился грубым, болезненным поцелуем в ее торжествующе улыбающиеся губы.