Глава 8

Окорок и Наркоз остались негромко переговариваться, а мою каталку снова подхватил Лысый и покатил по коридору вслед за остальными. Я спокойно лежал на каталке и смотрел в потолок. Только мое спокойствие было внешним, а внутри меня закипал гнев. Индульгенция, выданная главарем банды муров мяснику потрошить меня заживо без наркоза и обезболивания, прорвала защитную плотину апатии к происходящему, выстроенную сознанием в попытке отрешиться от кровавой реальности.

«Суки, какие же они суки!» – постоянно вертелось в голове. Сразу вспомнились изнасилованные девушки, которые по возрасту были ненамного старше моей дочери. К ненависти на мясной бизнес муров добавилась спящая ненависть к виновникам смерти дочки. В моей груди разгоралась нестерпимая жажда мести. Мне казалось, этот огонь настолько велик, что можно заставить воспламениться маячившие впереди фигуры. Я закрыл глаза.

Наша процессия из трех каталок и сопровождающих нас муров неспешно двигалась в неизвестном направлении по очередному серому бетонному коридору. Везли нас прямо, не сворачивая, довольно долго. По моим внутренним ощущениям этот отрезок пути занял у конвоиров более пяти минут. В конце был короткий подъем на лифте, и наши каталки загремели колесами уже по металлу. Открыв глаза и мазнув взглядом по стенам и потолку помещения, в котором оказался, я понял, что попал на корабль. Судно было странным или сильно переделанным - на той палубе, по которой нас везли, не было переборок с узкими корабельными герметичными люками, а только ровный и прямой коридор из металла, покрашенного в насыщенный синий цвет. Коридор закончился полиэтиленовыми занавесками, и нас вкатили в просторное помещение около десяти метров в ширину и не менее двадцати – в длину. Явственно запахло больничкой. В этом помещении торцами к стенкам были размещены восемь секционных столов, по четыре с каждой стороны. Над каждым из них ярко светили белым светом люминесцентные светильники. От обычных секционных столов, которые можно встретить в морге любого медицинского заведения эти столы отличали свисающие с обеих сторон широкие ремни.

Кроме столов я заметил множество разного медицинского оборудования: штативы для капельниц, столики разных размеров и высоты с разложенным на них медицинским инструментом, шкафчики, за стеклянными дверцами которых угадывались разные медицинские препараты, посуда, и т.п. Два противоположных дальних стола были заняты – там на белых простынях лежали неподвижные обнаженные тела знакомых мне девушек. Хотя, как знакомых? Я даже имен их не знаю, просто мы попали в лапы этих мясников в один день. Над одной из них склонился худой мужчина. Меня подкатили к соседнему столу, постелили простынь и переложили на него головой к проходу. Ни Лося, ни Кристен я рядом не видел – похоже их выгрузили на столы с противоположной от прохода стороны. Лысый уселся на табуретку рядом с моим столом таким образом, чтобы не видеть процесс разделки.

Раздался звук шагов, и в разделочную вошел Наркоз.

– Прыщ, тебе еще долго? – спросил он, подходя к муру, копавшемуся во внутренностях девушки.

– Почти закончил, – ответил тот, обернувшись к Наркозу. – Первую разложил полностью, сейчас заканчиваю вторую.

– Это хорошо, что заканчиваешь. А где Сухарь?

– Он вывез последние трупы в соседний кластер, что выше по реке, который пойдет на перезагрузку, я сам проверял. Потом он вернулся обратно и отправился в бункер – сказал, что поспит немного до ужина.

– Хорошо, одним делом меньше. Твоя задача: быстро заканчиваешь разделку и несешь потроха этих двух красавиц Чумному – он занимается отправкой груза внешникам. Чумной предупрежден, будет тебя ждать. После этого готовишь два своих трупа для погрузки в лодку и можешь идти отдыхать, но только здесь, на корабле. Работы за последние дни было много – заслужил отдых. Когда я закончу с этими тремя, я тебя разбужу – найдешь Сухаря и вместе приберетесь тут. Все тела погрузить в лодку, пусть Сухарь их вывозит и утилизирует. До ужина должны управиться. Все понял?

– Да, шеф, – ответил Прыщ.

– Так, братва, – обратился Наркоз к мурам, – нулевиков попрошу задержаться. Остальные могут быть свободны, и по одной тележке с собой заберите!

Трое муров заспешили на выход, громыхая каталками по проходу.

– Лось, – обратился знахарь к пленнику, – по твоему договору с Окороком вам троим положена порция моего фирменного коктейля. Вы его получите, но вот какое дело: во-первых, мне понадобится примерно час на его приготовление, а во-вторых, присутствие данной химии в крови сильно снижает стоимость внутренностей. Поскольку я не мать Тереза, то для снижения вынужденных потерь мне придется для начала слить с каждого из вас около литра крови. Это не больно, обещаю, и сознание не потеряешь. С тебя солью чуть больше, а с остальных твоих задохликов – поменьше. На это как раз час и уйдет – спешить нам некуда. Сейчас попьем живчика и приступим!

Ответа Лося я не услышал. По команде Наркоза Лысый влил в меня грамм сто живца – его вкуса я не почувствовал. Что так много? А, меня же эти суки по живому порежут. Наркоз тем временем уже гремел оборудованием, расставляя аппараты системы забора крови у каждого стола на приставленные низенькие столики и подключая системы к вене на правой руке. За раз вроде сливают от четырехсот до пятисот грамм? И сколько же пакетов крови с меня заберут? Два, три? Наверное, три. Лось лежит с другой стороны и меня не видит. Да и что толку? Вся эта сделка со стороны Окорока – просто его прихоть и прощальный жест ручкой старому знакомому. Я посмотрел на медленно вытекающую из меня кровь – вот и мое обезболивание, по мере потери кровушки, я скорее всего в моем-то состоянии просто отрублюсь и потеряю сознание.

Время тянулось медленно… Наркоза я не видел, а Лысый все так же сидел рядом со столом, уставившись в свой смартфон. Прыщ закончил потрошить несчастных девчонок и погремел к выходу, неся в руках два белых пластиковых контейнера приличных размеров с красными крышками и красными крестами на стенках. Потом он вернулся, и они с Наркозом, взявшись за края простынь, переложили трупы девушек на каталки, которые Прыщ увез за занавески в противоположном от входа конце помещения. Из-за занавесок послышался лязг металлических цепей и стук брошенных трупов на что-то твердое и металлическое. После второго пакета слитой с меня крови стала накатываться сонливость, но провалиться в так притягательное беспамятство не получалось – внутри меня бушевал гнев на муров. Какие же они сволочи! Да по сравнению с ними виновные в смерти моей дочери были невинными овечками!

Я где-то читал, что перед смертью время летит быстро, но для меня этот час все не кончался, растягивая ожидание неминуемой смерти и превратившись в изощренную пытку. Звук голоса Наркоза прозвучал для меня неожиданно:

– Смотри Лось, все честно, состав готов – вот три заправленных шприца на двадцать кубиков каждый. Это гарантированная доза для введения в кому любого иммунного. Девушка будет первой, чтобы ты видел, потом ты, а кваз – последний.

Ответа от Лося не последовало. Хорошо, что я не увижу действий Наркоза, смотреть на такое нет никакого желания. Через пару минут монолог знахаря продолжился.

– Видишь, как расслабилось ее тело? Она уже в коме, вот обмякшие руки и ноги. Как видишь, нет реакции на внешние раздражители. Убедился? Окорок свое слово держит, а его слово – здесь закон. Теперь твоя очередь, и ... прощай, Лось.

Вновь раздались шаги, и Наркоз заглянул мне в лицо.

– Извини, но тебе коктейля не досталось. Не повезло, бывает. Если тебе посчастливится, то ты уснешь после третьего пакета от кровопотери, – он подключил к миксеру последний пакет.

– Никуда не уходи, я займусь тобою сразу после девушки, – хохотнул Наркоз.

«Сука, он еще и шуточки отпускает! Какие же они гады, как же хочется убить их своими руками, разорвать, зубами перегрызть горло!» – думал я.

– Вы свободны, – обратился знахарь к оставшимся мурам. – Лось в коме, а от кваза сейчас нет опасности.

Когда затихли шаги ушедших муров, разделочная погрузилась в мертвенную тишину. Из звуков осталось только раздававшееся невнятное мурлыкание знахаря, копавшегося в трупе Кристен.

Я же боролся с ускользающим в темноту сознанием, сам не знаю зачем, но распиравший меня гнев отчего-то не позволял мне сдаться. Где-то на задворках сознания витали мысли: зачем ты борешься, ведь ничего не сможешь изменить? Смерть неизбежна – смирись, ну и им подобные. Умом я понимал, что это верные мысли – сделать я все равно ничего не смогу, но гнев был настолько велик, что казалось, будто с каждой его волной сотрясается все тело.

Сколько я так пролежал – не знаю, засыпающий от потери крови мозг стал рисовать мне странные картины, как тогда, в бреду, в камере. Глаза предательски слипались, и требовалось все больше сил, чтобы их открывать. Вдруг из бреда меня выдернул голос знахаря:

– Ну, как ты тут у нас себя чувствуешь? – он выключил миксер и взял меня за руку, из которой торчала капельница.

Я еле повернул голову и с трудом сфокусировал взгляд на источнике звука. Наркоз стоял рядом и, похоже, собирался слить из меня еще одну порцию крови. Его силуэт почему-то выделялся ярким золотым свечением, от которого в разные стороны расходились тонкие золотистые нити. И тут я вспомнил, что однажды уже видел подобную картину, когда, как мне показалось, в колонии в мою камеру зашел ангел. Но ведь это было не на самом деле, а в видении умирающего от спорового голодания мозга? Помню, я тогда еще потянулся к тому свету, он проник в меня, и, кажется, я его поглотил.

Все эти мысли пролетели в моей голове за долю мгновения. «А что я теряю?» – подумал я, резко схватил своей рукой руку Наркоза и, как и в первый раз, попробовал изо всех сил дотянуться до света, идущего от знахаря. И это снова у меня получилось, причем намного легче, чем в тот первый раз! Знахарь замер без движения, а под моим усилием сияние Наркоза стало быстро втягиваться в мое тело и тускнеть. Перед тем, как полностью потухнуть свету, за его нитями, выходящими из тела знахаря, выплыла яркая золотая звезда, которая исчезла где-то в районе моей груди. Вместе с входящим в меня свечением в мое тело возвращалась сила, и прояснялись мысли. Когда сияние полностью исчезло, я отпустил свою силу, расслабился и ... потерял сознание.

Я пришел в себя от дикой жажды. Я все также лежал на разделочном столе, из моей правой руки медленно капала кровь. «Как, разве я еще жив?!» – удивился я. – «А почему? И где Наркоз?» Тут я удивился еще больше – поперек моего тела спиной вверх лежал знахарь без малейших признаков жизни.

– Твою же мать! – на автомате вскрикнул я, и замер, пораженный тем, что из моего рта прозвучало нечто похожее на связную речь. Отмерев, я попытался приподняться на локтях – и, о чудо, мне это удалось, причем легко! Слабость в теле осталась, но она была другой, такой, какой я ее помню из прошлой жизни после сдачи крови. Мое тело стало меня слушаться! Я медленно, насколько это было возможно, обвел взглядом помещение – никого, только мы четверо: труп Кристен, знахарь, лежащий поперек моих ног, и Лось, которого я не видел, но вряд ли он в состоянии комы куда-либо делся со своего места. Я присмотрелся к Наркозу, и почему-то сразу пришло понимание того, что он мертв – странно, откуда у меня это знание? Хотел сначала скинуть с себя его труп, но потом решил, что лучше сначала что-то сделать с кровотечением – ведь пока я остановил вытекающую кровь, сжав правую руку в локте. Одной рукой скинуть с себя труп будет не просто. Я осторожно стал вытаскивать ноги из-под неподвижного тела.

Освободив ноги, я некоторое время полулежал на спине, все так же приподнявшись на локтях и согнув ноги в коленях. Труп знахаря соскользнул со стола и грохнулся на пол. Голова кружилась от потери крови. Сколько же я ее потерял? Три пакета – это явно больше литра. В своей жизни в том, обычном мире, мне как-то довелось сдать за один раз восемьсот грамм – два раза по четыреста с часовым перерывом. Помню, ничего страшного тогда не случилось.

Прислушался к себе и решил попробовать встать – мне срочно нужен живчик, который у Наркоза обязательно должен быть. Блин, надо было сначала не ноги вытаскивать, а фляжку с его пояса снять! С трудом опустил ноги на пол, перевернувшись на живот, опираясь на согнутую правую руку и цепляясь левой за край стола. Нащупал ногами пол и стал осторожно выпрямляться в вертикальное положение. Встал рядом со столом, опираясь на него рукой. Голова кружится, ноги немного дрожат от слабости, но тело держат. Медленными шагами начинаю обходить стол – тело знахаря упало с другой стороны. Не спеша, пошатываясь, как пьяный, иду вокруг стола, обхожу приставленный столик с аппаратом забора крови, вижу лежащий на боку в форме буквы "Г" труп знахаря, но крови от его падения нигде нет. Странно. Наркоз лежит на полу на правом боку и мне хорошо видна висящая у него на поясе под краем фартука небольшая плоская фляжка. Очень медленно опускаюсь на корточки, упираюсь коленями в пол, отстегиваю фляжку и делаю пару глотков. Туман в голове начинает рассеиваться, появляется сильное чувство голода. На автомате, еще плохо соображая, что делаю, начинаю хлопать себя руками по карманам в поисках еды. Удивительно, но в нарукавном кармане нахожу одинокий шоколадный батончик – видно, муры не удосужились обшмонать меня тщательным образом. В ожидании, пока голова прояснится окончательно, неспешно начинаю жевать шоколад, запивая батончик мелкими глотками из фляжки.

После скудной трапезы мне стало лучше – не только голова пришла в порядок, но и отчего-то появилась уверенность, что выберусь, не умру. Так, помнится, у меня была одна догадка касательно причины смерти Апостола, которая так и осталась предположением, поскольку тела погибшего рейдера я не увидел. Зато теперь у меня есть возможность полюбоваться на труп Наркоза. Для осмотра надо будет только его раздеть – этот мясник полностью закутался в медицинские шмотки, ни клочка тела не видно: перчатки, шапочка, очки, марлевая повязка на лице, фартук – не любит, наверное, когда кровь в лицо брызжет и на одежду. Как там моя рука – я посмотрел на дырку в вене на локтевом сгибе. Она еще не затянулась, и кровь медленно сочилась. Блин, надо бинтом замотать и подлечить чем-нибудь. На мыслях о «подлечить руку», я вдруг осознал, что могу сам каким-то неведомым способом быстро залечить рану. Неуверенно поднес левую руку, накрыл ею локтевой сгиб и закрыл глаза, концентрируясь на осознании способности лечить. Под ладонью появилось ощущение как будто больную руку колют малюсенькими иголками, потом покалывание сменилось разлившейся теплотой, и боль ушла полностью. Убрав левую руку, я открыл глаза – на правой руке не было ни малейшего следа от капельницы. Чудеса, да и только! «Так же, вроде, только знахари лечить умеют?» – вспомнил я и перевел взгляд на труп Наркоза. Блин, похоже, я уже знаю, что увижу, когда сниму с него одежду. Эх, грехи мои тяжкие, Улей, за что ты так со мной?

Прежде, чем снимать с трупа одежду, потыкал его пальцем – помню, был один фильм, так там такие в пыль рассыпались. Здесь труп не рассыпался, а на ощупь сквозь одежду был, наоборот, тверд, как дерево – эдак снять с него из одежды ничего не получится. Да и ладно – мне достаточно осмотреть его руки и лицо. С большими усилиями мне удалось перевернуть тело на другой бок, лицом ко мне. На правом боку у Наркоза обнаружился в кобуре на поясе знакомый мне ПСС "Вул" с запасной обоймой. Этот приятный подарок был мною осмотрен, признан годным и перевешен к себе – очень полезное приобретение в моем положении. Двенадцать патронов – не густо, но пистолет идеально подходит для скрытных диверсий, а мне для будущего побега по-другому действовать не получится.

Стараясь не запачкаться, стянул с рук знахаря перчатки, с головы аккуратно снял марлевую повязку, шапочку, очки. Я не удивился тому, что увидел и просто уселся рядом на пол. Пазл в голове сложился полностью. Был в моем мире старый фантастический фильм «Жизненная сила» про нашествие на землю инопланетных энергетических вампиров. В этом фильме, когда главная вампирша высасывала жизненную энергию из жертвы, то та на глазах превращалась в высохшую мумию. Вот в подобную мумию и превратилось тело Наркоза, как, наверное, раньше – тело Апостола. И в том и другом случае убил их я, а, точнее, дар, которым наградил меня Улей при копировании или переносе. Разумеется, моя способность работает не так, как вампиризм у выдуманных сценаристом фильма космических пришельцев. На кадры из кино похожи только трупы, и еще я точно высасываю что-то наподобие «жизненной силы», а, может, и ее самую, – тут разбираться надо. Странно, что опытный знахарь не смог определить все возможности моего дара. Но переживать по этому поводу я не собираюсь – не получилось и черт с ним. Правда, есть подозрение, что и другие знахари не скажут мне по поводу этого дара ничего нового. Да с такой способностью лучше и вовсе знахарям на глаза не попадаться – что-то мне подсказывает, что не понравится моя способность здешнему народу, ой, не понравится…

Я еще раз прислушался к своему телу, закрыв глаза и проверяя еще одну догадку. Да, так и есть, и с этой стороны все сходится. Погрузившись в себя, я обнаружил уже три дара. Два из них сильно отличались от третьего, как отличается свет от тьмы. Обычными, или, как их назвал Наркоз, «стандарными» были дар ощущать карму иммунных и дар знахаря. Темным даром – мой энергетический вампиризм. Сейчас он выглядел не как воронка, а был скорее похож на черную дыру, которая непрерывно всасывала в себя энергию. Расположился дар в странном месте, не там где «обитают» в теле иммунного обычные дары Улья. Смотрю внутрь себя и понимаю, что есть во мне как бы отдел для вызревших и активных даров, а есть место, похожее на инкубатор, где происходит формирование или созревание дара. Мой «темный вампиризм» сидит в инкубаторе, хотя на вид сейчас выглядит вполне себе сформированной способностью – две активации уже были. Спрашивается, что не так? Пытаюсь разбираться дальше и всматриваюсь знахарским зрением в свою энергетическую структуру.

Выводы, полученные после тщательного самокопания, на которое я только оказался способен, меня не обрадовали. Во-первых, дар вампира до конца еще не оформился – энергии не хватает, ему нужна еще одна жертва. После последней накачки, возможно, прояснятся последние штрихи: как будет изменяться способность со временем и при приеме жемчуга, что будет с моей энергетической структурой после того, как вампиризм установит связи с остальными способностями… Это первая неприятная новость – да, мой дар не собирается сидеть на попе ровно, а намерен засунуть свой любопытный нос в каждый уголок моей тушки и к прочим дарам в первую очередь. Что из этого получится – не понятно.

Во-вторых, из «инкубатора» он уходить не собирается, и даже после полного созревания останется в этом месте, а это значит, что вампиризм будет по умолчанию забирать на свою прокачку всю энергию, которая накапливается в «инкубаторе». Так что никакого нового дара «родить» у меня никогда не получится, сколько бы жемчуга я не глотал и не важно, какого цвета он будет. Все части жемчужин, направленные на формирование у иммунных новых даров пойдут на прокачку моей главной способности. Ну, и поскольку у всех иммунных со временем новые способности вызревают сами по себе, даже без приема жемчуга, то мой вампиризм будет медленно прокачиваться в «фоновом режиме», вне зависимости от того, хочу я того или нет. И в кого я в итоге превращусь?

В-третьих, дар высасывает и из меня жизнь в буквальном смысле этого слова, поэтому без внешней подпитки я со временем обессилю и помру. Чтобы жить, мне придется убивать других иммунных, а как часто это придется делать, станет ясно после полной активации дара. Управлять вампирскими способностями я не могу, остановить потерю жизненной силы невозможно. Отключить двухметровую «ауру» не выйдет (надеюсь, пока!), как и повлиять на ее характеристики: радиус, силу действия. При поглощении моим даром энергии донора неизбежны большие потери, правда, пока не могу оценить насколько.

Из хороших новостей можно отметить только две. Первая заключается в том, что мой дар рассматривает носителя как батарейку и будет следить за «уровнем заряда». Интересно, у меня что на лбу будет выскакивать красным цветом надпись «Battery Low», или из попы будет периодически раздаваться противный писк? Забота о батарейке у вампиризма проявляется и в том, что при поглощении энергии из внешнего источника дар закачивает ее в меня, т.е. в батарейку, про запас, хомяк эдакий! Также дар не вмешивается, когда моя регенерация и мои дары расходуют эту энергию на свои нужды. Поэтому, чем выше ее запас, тем мне лучше: и регенерация лучше работает, и дары. Есть у меня подозрение, что ограничение у иммунных в использовании даров Улья как-то связано с падением уровня жизненной силы. Когда же ее уровень восстанавливается, то возобновляется и возможность их использования, и дар «перезагружается». Надо понаблюдать за иммунными, когда они колдовством балуются. Наверное, из-за расходования этой жизненной силы, внешники не могут резать иммунных на органы до бесконечности: упал уровень жизненной энергии ниже критического уровня – перестала работать регенерация. Возможно, что и бич всех иммунных – трясучка тоже завязана на нее каким-то образом. Получается, что когда мои способности будут на кулдауне, то стоит мне «выпить донора» и восстановить уровень жизненной силы, то, теоретически, при этом и способности должны мгновенно перезарядиться. Возможность практически бесконечно пользоваться дарами – это, конечно, здорово, но бесконтрольное убийство иммунных – это смерть для моей кармы! А с «убитой» кармой народ в Улье долго не живет....

Вторая условно хорошая новость состоит в том, что поскольку вампиризм препятствует формированию у носителя новых даров, этот недостаток он компенсирует присвоением способностей жертв. Ох, чует моя задница, что добром это не кончится! Чем больше у меня будет даров, тем больше подлянок будет в противовес подкидывать Стикс. Выбрать какой дар поглощать у жертвы не получится – вампиризм уже «решил» за меня, что лучше брать самый прокачанный. Надеюсь, что при развитии дара появится возможность выбирать, какую из способностей донора себе забрать. Не ясно еще, что будет, если у жертвы вампиризм заберет дар, который у меня уже есть. Короче, все сложно, и к вопросу выбора жертвы придется подходить очень вдумчиво. Хорошее же в присвоении чужих даров видится сразу – это возможность поглощать неподходящий мне жемчуг, «фильтруя» его ядовитую часть через тело будущей жертвы. Нашел подходящего донора, скормил ему весь жемчуг, который мне не подходит, вкачав его в развитие нужного мне дара, высосал энергию забрав, при этом прокачанный дар. Двойной профит!

Стало также понятнее, почему Наркоз сразу не разобрался в моих способностях: дар висел в инкубаторе и пребывал в спящем состоянии из-за недостатка энергии. Во время первой активации дара – тогда, в колонии, когда я в бреду убил Апостола, мой вампиризм отдал всю выкачанную энергию своему носителю, а на развитие себя ничего не забрал. Я был тогда настолько плох, что если бы не получил энергетической подпитки, то вскоре либо умер, либо переродился в зараженного. Наркоз увидел полностью сформированный дар и чахлый зачаточный вихрик-пылесос, сидящий в инкубаторе. Ситуация для знахаря привычная: основной мой дар – чувствовать карму и рано прорезавшаяся вторая способность, которая может вызревать в моем в теле годами. Не удивительно, что знахарь ошибся в оценке моих даров и не разобрался в способности направлять по желанию тот вихрик-пылесос на конкретный объект. Нет, не пылесос, сравнение не точное. Я сначала как-то подключаюсь к жертве и получаю контроль над ее жизненной силой, после чего та, в свою очередь, теряет контроль над телом и не может сопротивляться. Сам «пылесос» запускается уже после установления контроля над энергией жертвы. Получается, что мой вампиризм нельзя в полной мере отнести к боевым дарам, несмотря на то, что он убивает: для активации дара требуется несколько секунд настройки на жертву, и если мой внутренний резервуар будет полностью заполнен, то вампиризм, видимо, не сработает.

Так, ладно, разобрался в себе и хватит бездействовать. Надо бы расспросить какого-нибудь местного мура о базе и составить план побега. А кого? Стоп, здесь же где-то Прыщ дрыхнет, а я тут на полу разлегся, как философ. Вот, верно меня Диогеном окрестили. И крестный лежит рядом. Что же мне делать с ним?

Перед тем как встать, я проверил все карманы Наркоза. Нашел только связку ключей и пластиковую карточку, висящую на втягивающемся шнурке у него на груди. Забрал все. Не знаю как, но, надеюсь, пригодится. Поднялся на ноги и подошел к столу, на котором лежал Лось. Дар знахаря опять включился сам, автоматически, и пришло понимание того, что вывести крестного из комы у меня никак не получится. Не обманул Наркоз, вколол ему свою дрянь! А почему после Кристен этот мясник обещал заняться мною? Почему решил Лося оставить на потом? И кто мешает мурам отвезти его бессознательную тушку внешникам? У него и в коме регенерация будет какое-то время работать. А для чего, собственно, Наркоз разработал этот бестолковый на первый взгляд препарат? Не для того ли? Не отвозят ли бандиты Окорока всех долгожителей в коматозном состоянии внешникам? Ведь это должно быть намного безопаснее, чем конвой с обязательным присутствием нулевика-иммунного с редкой способностью! Эх, если бы не эта чертова химия, мы бы сейчас с Лосем разнесли это логово муров! А нет, не разнесли бы… Стоило бы только Лосю увидеть труп Наркоза, как он тут меня сразу и прибил бы – он ведь видел, во что превратился его напарник Апостол. Прости, крестный… Я могу лишь отомстить за тебя – обещаю, что не уйду с базы, пока не завалю всю четверку Бобра! А еще я могу подарить тебе смерть, такую смерть, после которой муры не станут копаться в твоих внутренностях...

– Прости меня, крестный, если сможешь, – сказал я, взял Лося за руку и включил свой вампиризм...