ШЁЛКОВЫЙ ТУБЕРКУЛЁЗ

Начальник терапевтического отделения, подполковник Казанцев, крыл фтизиатров^[58] последними словами. Ну как так можно два месяца солдата продержать в профильном отделении с картиной явного туберкулёза, а потом в наглую спихнуть его в обычную терапию!? Ведь на рентгеновском снимке грудной клетки абсолютно «школьная» картина — миллиардный диссеминированный туберкулёз,^[59] да такой классический, что впору на лекциях показывать. Правда фтизиатрия оправдывалась по-своему — ни иммунного ответа, ни самой туберкулёзной микобактерии выявить не удалось. Поэтому и перевели, написав для галочки какой-то совершенно экзотический диагноз и дополнив его списком не менее редких подозрений. Собственно говоря, именно эту экзотику и просили исключить умников-терапевтов. А истина оказалась ещё казуистичнее самых смелых медицинских теорий.

Рядовой Саламбеков служил в стройбате. Уж о причине, почему его невзлюбило даже азербайджанское землячество, коего в советских строительных батальонах всегда было немеряно, можно легко догадаться — характер у Саламбекова был нытливый, сам он был склонный к тому, что на армейском жаргоне называется "в наглую косить". Вообще-то земляки-мусульмане дружные, и мелкие подлости своим прощают, но когда обнаружилось, что Саламбеков ещё и на руку не чист, то тут за его воспитание взялись все — и магометане, и христиане, и атеисты. Всей ротой выбивали «крысячество» из без того чахленькой душонки Саламбекова. Но синяки не самое страшное в этом случае. Сильнее психологическая сторона — солдатика упорно «чморили», превращая его "в особь омега", последнее существо в неформальном табеле о рангах. Такому положено быть шестёркой на посылках.

Стройбатовский дед особенный. Замечено, чем меньше боевого в части, тем краше дембельский наряд. Дед-десантник, по Афгану с автоматом наползавшийся, оторвёт кусок простыни, завернёт туда проволоку, чтоб край по воротнику круглым был, да и подошьётся. Вот те и весь наряд. Стройбатовский дед автомат один раз в жизни держал — на присяге, да и то без патронов. Зато подшивается он красным шёлком! Получается прямо генеральский лампас вокруг грязной шеи. Шёлк, конечно, воровали из Ленинской Комнаты, где тот красный уголок с неизменным бюстом драпировал, а гимнастёрку подшивать заставляли разных чмошников, например того же Саламбекова. И неизвестно, сколько бы тот ещё подшил дембельских подворотничков, да вот досада — заболел, закашлял надрывно, харкая кровью, и попал в госпиталь.

В госпитале Саламбеков вёл себя тихо и мирно, как и положено больным с серьёзным заболеванием. Одна беда — как не запрещали ему курить, всё равно курил. Отговаривался, мол "а моя болезнь такой палахой, падохану всё равно". Табакокурение, конечно, излечению от бронхолёгочной патологии никак не способствует, но и заметной клинической картины не даёт, особенно в молодом-то возрасте. И тут заметили, что любит Самабеков курить по ночам, когда все спят, и в туалете никого. Но так, чтобы уж совсем никого в военном госпитале не бывает. Хоть и старался наш герой покуривать исключительно в форточку, но другие солдатики заметили, что после него остаётся в туалете неприятный запах чего-то горелого. В терапии в основном всё же нормальные больные лежат с пневмониями, астмой, да бронхитами. Им собственные лёгкие жалко, вот и пожаловались на нездоровую туалетную атмосферу.

Дошла жалоба до Казанцева. Тот дождался, когда Саламбекова позовут на процедуры, да залез к нему в тумбочку порыться в немногочисленных личных вещах. И обнаружил он там нечто, для солдата-салаги совершенно неподходящее — кучу дембельских шёлковых подворотничков! Ну ладно б дед был, да и то странно — подворотнички грязные и заношенные, зачем такие хранить? И куда их подшивать, на госпитальную пижаму, что ли? Мелькнула в подполковничей голове одна догадка. Отодрал он небольшой красный лоскуток, а подворотнички сложил, как и было. Прошёл к себе в кабинет, где и сжёг ткань в пепельнице. А потом вызывает того больного, что на вонь жаловался, и спрашивает, чем пахнет? Тот не знает, но говорит, что запах такой же, как по ночам в туалете. Тогда начальник отделения своей властью и под страхом выписки в часть строго-настрого запретил об этом распространяться.

Саламбекову назначили сдать утреннюю мокроту на анализ. Только вместо лаборанта-микробиолога за пробиркой почему-то заехали из окружной лаборатории судмедэкспертизы. Да о таких тонкостях Саламбеков и не знал — мало ли у него этой мокроты на анализы брали? В остальном же день прошёл обычно. Наступила ночь, и вот часа в три поплёлся солдатик курить. И вдруг среди тишины и покоя дверь туалета резко распахивается, туда врывается подполковник Казанцев собственной персоной, да ещё со свитой свидетелей — дежурного врача, фельдшеров и санитаров. "Унитаз! Унитаз держи!" — вопит Казанцев. И действительно, Саламбеков успел кинуть в унитаз весьма странный окурок, но сдёрнуть ему не дали. Из толстой самокрутки, свёрнутой из обычной газеты, выглядывали опалённые размочаленные нити красного материала. Бычок аккуратно достали пинцетом и положили в стерильную баночку. Саламбекова заставили тут же поплевать в пробирку, потом довольно бесцеремонно потащили в кабинет начальника писать объяснительную, а сам начальник уселся напротив и по горячим следам принялся за рапорт.

На утро из гарнизонной комендатуры пришёл капитан военной юстиции, открывший уголовное дело об умышленном членовредительстве, где кроме окурка и свидетельских показаний фигурировало ещё одна важнейшая улика — лабораторный анализ слюны и мокроты. Там обнаружилось то, что по современной терминологии называется кокс-карбонизированные микросферулиты — типичные частички закоксировавшегося органического аэрозоля от сгоревшего шёлка, притом не чистого, а с солидной примесью капрона, что и вызывали столь серьёзное поражение лёгких.