ПИКНИК

Долго шли: через холмы, огибая заросли кустарника, мимо рощ смоковниц и олеандров — пока наконец не вышли к горе. Я корзиной все руки оттянул, но оно того стоило. Забрались почти что на вершину, и такая нам открылась красота, такая… дух захватывает. Огляделись — а там и ручей нашелся, и рядом камень удобный — большой, плоский. Отец в сторону чуть отошел, присел — он немолодой у меня, понятно, устал, а слуг мы оставили еще у холмов, за лошадьми пусть смотрят, за поклажей. И хорошо, что их нет, что ж я — безрукий, сам не могу? Веток сухих наломал, из круглых камней сложил очаг. Принес воды от ручья — много, чтоб и умыться, и пить. На край камня постелил платок чистый, края прижал, разложил лепешки, виноград, орехи поставил, мед, гранатовые плоды… Один, как учили, не разламывая, покатал осторожно по камню туда и сюда, давя зерна, а после сделал надрез и собрал терпкий сок в чашу. Поднес отцу.

А у него на коленях веревка разложена, прочная, тройного плетения, а в руке нож. И он его вертит, будто бы солнце ловит на лезвие, играет — а сам в землю глядит, низко так голову наклонил, мне и лица не видать.

Отец, говорю, я тебе сок принес. Выпей. Он голову поднял, смотрит на меня, молчит. Отец, говорю, ты что — плачешь? Отец? Ты устал?

А он меня назвал по имени, запнулся, глаза прикрыл как от боли, сглотнул. Исаак, говорит. И опять замолчал. Сын мой. Исаак. Послушай меня…