Глава 14

Двери кабинета приветливо скрипнула, и пред ясные очи Полынцева явились: Тихон Петрович, державший за руку незнакомого мальчика лет 6–7, и Лариса Михайловна, державшая в руках пухлую сумку, разумеется, с вечерним провиантом. На улице сыпал мокрый снег, и гости, наспех поздоровавшись, принялись стряхивать с одежды талые хлопья.

— Ой, что ж это мы прямо в кабинете, — спохватилась Лариса Михайловна, — а ну-ка живо в зал.

— И то, — сообразил Тихон Петрович. — Митрофан, слышал, что тетя сказала — поворачивай в зад.

— Меня Мирослав зовут, — вякнул малец, запоздало 'здрастькнув'.

— До Мирослава еще дорасти надо, а пока ты Митрофан, Митька, килька пузатая. Видел дядю милиционера? Теперь пойдем на политвоспитательную беседу, — старик юлой крутанул мальчугана и вытащил за собой.

Лариса Михайловна быстро привела себя в порядок и, сняв пальто, приступила к сервировке стола. Из сумки друг за дружкой стали появляться кастрюльки, тарелочки, масленки, бутербродницы, чашечки, ложечки, вилочки.

— Ой, ну зачем вы опять, — раскисая от умиленья вяло воспротивился Полынцев. — А что это здесь?.. Пирожки? Ой, ну не стоит, в самом деле… А чем это пахнет?.. Варенниками? Ой, ну зря вы, зря, честное слово… С творогом да?

— Ешьте, Андрюшенька, ешьте, — настоятельно порекомендовала кормилица. — Что вы все время, как красна девица, румянитесь. У вас и так вон кости через кожу проглядывают, скоро гвозди в карманах носить придется.

Жащем? — прошамкал набитым ртом Полынцев.

— Затем, что б ветром не унесло. Вы жуйте, не отвлекайтесь, а я пока о делах наших детективных расскажу.

Между тем из зала (дверь осталась приоткрытой) послышались фельдфебельские интонации Тихона Петровича:

— Я хочу с тобой как с человеком поговорить, по-взрослому. Понимаешь ты меня, Ихтиандра, или нет?.. Отвечай, будешь со мной по-взрослому разговаривать, или нет?

— Я Мирослав, — как резиновый утенок, пропищал малец.

— Это сейчас не имеет значения, — набирая ход, отрезал старик. — Вынь палец из носу! Обтряхни соплю… Оть!… Экий ты братец неловкий. Надо ж смотреть, куда пуляешь-то.

Послышалось энергичное шуршание одежды, из чего можно было заключить, что обтряхнутый продукт попал воспитателю на штанину (или бушлат).

— Не смейся! Над командиром нельзя смеяться, — продолжал Тихон Петрович (вероятно, уже обтряхнувшись), — Стань ровно… Опусти руки… Закрой рот… Отвечай мне прямо, маленький балбес!

— О, Господи! — встрепенулась Лариса Михайловна. — Тихон Петрович, я вас умоляю — вы же не в казарме.

— Относительно этого не беспокойтесь, — отозвался старик. — Мы разницу понимаем, в казарме по-другому ругаются.

— Это внук приятельницы, — пояснила Лариса Михайловна, — как раз той самой, что за квартирой приглядывает. Попросила мальчонку приструнить, от рук отбивается пострел: бедокурит, вредничает, не слушается. Бывает, в ванной комнате запрется, у них санузел совмещенный, и сидит часами, кораблики пускает. А пожилой женщине куда деваться — ни постирать, ни в туалет сходить, извините. Родители все время на работе, вот и мается с ним, добрая душа.

— Тихон Петрович серьезный воспитатель, — согласился Полынцев, — главное, чтоб с армейскими методами не перегнул. Он старшиной батальона 25 лет служил, когда на пенсию выходил, солдаты плакали от счастья.

— Да вот я и смотрю, — озабоченно протянула пенсионерка. — Ну полно о личном, давайте о служебном. Итак: за время нашего наблюдения ничего сверхъестественного на объекте не случилось. Кажется так у вас докладывают?

— Примерно. Только без сверхъестественного, — улыбнулся Андрей.

— Но вдруг сегодня после обеда, — понизила голос детективщица, — соседка, что живет напротив, слышала, будто бы у дверей Берцовых кто-то возился. Говорит, в глазок не рассмотрела — квартира-то наискосок расположена — а выходить, конечно, побоялась, вдруг это был преступник, еще зарежет, как хозяина, и поминайте потом в родительский день. Несомненно, подруга могла ошибиться, ей уже под 80. Тем более что приятельница снизу никаких шагов над головой не слышала. Но все же на заметку, я считаю, взять следует. Мало ли что. Вот такие вот у меня сегодня новости.

Скомкав окончание доклада, Лариса Михайловна внимательно прислушалась к тому, что происходило в зале.

— Ты мне здесь не переговаривайся! Чего переговариваешься? Все равно ничего умного не скажешь. Стой и молчи! Тебе молчать положено, а не переговариваться. Отвечай, Ихтиандра, будешь еще в ванне плескаться, или нет?

— Меня Мирослав зовут.

— Это, если б ты был хорошим парнем, тогда б тебя Мирославом звали, а так ты самая натуральная Ихтиандра — головастик без пупка и без дышалки. У тех, кто в воде долго плюхается, вместо дышалки жабры вырастают.

— Нет! — взвизгнул малец.

— Да, да, — с удовольствием подтвердил Тихон Петрович, — и плавники вместо рук, и хвосты вместо ног — по два вместо каждой.

— Нет!

— Да, да, — смаковал воспитатель, — и чешуя по всему телу, и запах смердючий.

О, Господи! — всплеснула руками Лариса Михайловна, — ну просто садист какой-то. Славочка, иди ко мне скорее, пока этот Дедушка Бабай тебя заикой не сделал.

Мальчуган не заставил себя ждать…

— Съешь, деточка, пирожок, — заворковала женщина, — выпей морсик, скоро домой пойдем.

— Значит, говорите, кто-то наведывался в квартиру? — вернулся к теме Полынцев.

— Не я говорю, а соседка.

— Она не выглядывала в окошко? Может, кого незнакомого во дворе заметила?

— У нее на другую сторону окна выходят — никого она не видела, иначе, непременно бы мне сказала.

— А я сегодня видел тетю возле нашего подъезда, — пискнул мальчуган.

— Какую тетю? — насторожилась детективщица?

— Не знаю, — начал кривляться малыш, — домой хочу, мультики хочу.

— И то правда, — согласилась Лариса Михайловна, — поздно уже, собираться пора. Вы позволите, Андрюша, вашим телефоном воспользоваться?

— Что за вопрос, конечно.

— Успела там постирать подруга или нет? — набирая номер, бурчала пенсионерка. — Ждет, бедная, не дождется, когда постреленок в школу пойдет, хоть какое-то время дома спокойно будет… Але? Это я, Лариса. Ну, как ты там, милая? Уложилась в срок? Что?.. Неужели?.. Когда?.. Ты не путаешь?.. Хорошо, жди, — детективщица бросила трубку. — Андрюша, она говорит, что сейчас в квартире наверху кто-то ходит.

— Не показалось? — уточнил Полынцев, надевая шапку.

— Утверждает, что нет, я специально переспросила.

— Тогда я побежал. Вы здесь наведите порядок, погасите свет и закройте опорный — вот ключи. Все, меня нет, до встречи.

— Осторожней, Андрюшенька, на рожон не лезьте, голову берегите.

— Помощь не нужна? — спросил вдогонку Тихон Петрович.

— Нет, спасибо. Остаетесь на охране женщин и детей.

— Яволь, гер лейтенант, — козырнул воспитатель. — За этот продукт не беспокойся, кому нужна старушка с балбесом.

Выскочив на улицу, Полынцев сначала взял небольшой разбег, чтобы застегнуть пуговицы на бушлате: они почему-то стали упрямиться, будто капризные дети. Но армейская школа — не мамочка, уговаривать не будет — 'не можешь — научим, не хочешь — заставим'… Зачехлив последнюю, Андрей припустил в полную силу…

Попадавшиеся навстречу граждане с любопытством оглядывались в след бегущему милиционеру: во-первых — зрелище само по себе интересное (значит, кого-то догоняет), а во-вторых — еще в таком, несвойственном стражам порядка, темпе. В сравнении с привычными глазу неспешными и зачастую рыхловатыми сотрудниками Полынцев со своей гвардейской выправкой и пружинистой поступью смотрелся ахалтекинцем среди тягловых волов. Даже неискушенному в спорте человеку было ясно — это бежит профессионал: корпус не вихляется, руки не болтаются, ноги не шлепают по асфальту ластами. Все сжато, подтянуто, взведено и пущено в цель легкой отточенной стрелой. Движения упруги, толчки мощны, дыхание скупо и ритмично.

Подбегая к дому, Андрей чуть не врезался в женщину, лицо которой показалась чем-то знакомым, впрочем, неудивительно — свой участок. Заскочив в подъезд, он вытащил из кобуры пистолет и клацнул затвором. Теперь можно было двигаться дальше. На этот раз свою голову под бревно подставлять никто не собирался — хватит. Осторожность и еще раз осторожность. Эх, черт возьми, забыл сказать Ларисе Михайловне, чтобы Фокину позвонила, но сейчас уже поздно, придется действовать одному.

Лифт оказался свободен — значит бандит все еще на месте, или же спускается пешком. Он прислушался… Вроде бы тихо. Что ж, помолясь, наверх. Второй этаж — никого… третий — никого… шестой — тепло… седьмой — горячо. Вот и восьмой. На цыпочках, пригнувшись к двери… поближе… поближе, чтоб можно было подслушать…

Но подслушивать не получилось.

— Ты под окна, ты на первый, ты на девятый! — донесся снизу раскатистый голос Фокина. — А я, как всегда, в самое пекло! И не шуметь мне тут! Работать тихо.

Какое там тихо! Полынцев даже на 8-м этаже слышал каждое слово громогласного напарника (если не принимать во внимание сирену, с которой примчалась дежурка). С одной стороны, сердце сжалось от радости: нет ничего приятнее, чем ощутить поддержку, когда вот так сидишь в одиночестве и ждешь схватки с матерым убийцей. Но с другой — это ж теперь весь подъезд в курсе дела, какая там к черту скрытность — можно смело подниматься и гулять в полный рост. Если бандит и находится в адресе, то сейчас его возьмешь, разве что штурмом. Хотя… не такой уж и слон в посудной лавке этот хитрован Олег. Он ведь знает, что квартиру стережет напарник, что преступнику деваться некуда, и что на случай штурма всегда есть собровцы. Действительно, зачем тогда прятаться по углам? Главное — надежно заблокировать входы и выходы, а это было сделано в первую очередь. Молодец, друг, все правильно рассчитал. Спасибо Ларисе Михайловне, догадалась позвонить в отдел — умница.

— Андрюха, ты где? Папа Олежек пришел. Сейчас мы на башке твоего чердачника будем 'там-тамы' колотить, я специально для этого дела инструмент прихватил…

— Товарищ участковый, товарищ участковый, — послышался за спиной Полынцева робкий шепот.

Андрей оглянулся. На площадке стояла пожилая в вязаной кофте женщина и заговорщицки подавала сигналы руками.

— Что вы хотели? — тихо спросил Полынцев.

— Я подруга Ларисы Михайловны.

— А, здравствуйте, спасибо вам за информацию.

— Там уже никого нет, — показала она на квартиру. — Буквально перед вашим приходом все стихло.

— Может, затаился? — предположил Андрей, убирая пистолет в кобуру.

— Нет, нет, я слышала, как лязгнула дверь, она металлическая, бесшумно закрыть невозможно. И еще мне показалось, что это была женщина.

— Почему?

— Стук каблучков характерный.

— А, черт! — выругался Андрей и, не дослушав до конца рассказ, бросился вниз…

— Ты куда? — удивленно вскрикнул Фокин, восходивший уже на шестой этаж и держа наперевес дубинку.

— Олег, держи шапку и бушлат, я скоро. — Полынцев вихрем вылетел из подъезда.

Женщина, конечно, женщина, — клял он себя, набирая обороты. И мальчишка говорил о тете (стало быть, незнакомой иначе б не обратил внимания). И когда сюда бежал ее встретил. Правда, не узнал, потому что в шапке была. Сейчас-то ясно, что она. Без сомнений, она! Постараться догнать. Можно догнать — невысокая, полная, к тому же на каблуках — нужно догнать…

Андрей добежал до аллеи. Фонари, хоть и тускло, но освещали дорожку. Молодцы энергетики, быстро исправились после критики. Вдали мелькнула приземистая женская фигурка. Она? Ноги сами пошли на рывок, будто почуяв финишную прямую… Она. Рыжий хвостик из-под шапки. Точно она:

— Жукова, стойте! Вы задержаны!

Но по-киношному грозный оклик милиционера нисколько не смутил дерзкую барышню. Больше того — послужил сигналом к действию. Она бойко взяла с места и принялась визжать, точно молодая свинка (не морская, разумеется):

— Помогите, насилуют! Держите его!

Двое гоблинского вида парней, выходивших из кафе 'Лотос', разом обернулись на крик. Увидев неопасную цель (кого бояться — одинокий худенький парнишка), решительно двинулись наперерез Полынцеву. Были бы они немного трезвее, может, и заметили бы на догонявшем милицейскую форму. Но так как в 'Лотосе' чай пить, не принято, случилось то, что случилось.

Расставив руки, словно сети, молодые люди сгребли Андрея в охапку и повалили на землю.

— Ах ты, сука, за бабами охотишься?!

— Щас мы из тебя самого матрешку сделаем!

Они принялись охаживать его руками и ногами.

— Прекратите, я сотрудник милиции! — грозно закричал Андрей.

Но куда там. Пьяный кураж (а именно он был виновником отзывчивости, никак не благородные побуждения) застлал глаза и заткнул уши защитников.

— Назад, уроды, я из милиции! — снова крикнул Полынцев и врезал кулаком в пах тому, который стоял к нему ближе (этому удару научил его Гусев).

Из лежачего положения бить неудобно, поэтому ожидаемого эффекта не получилось. Гоблин возмущенно взревел и стал пинаться еще сильнее. Нельзя лежать на месте, вспомнил Андрей спецназовские учения. Надо двигаться. Сгруппировавшись, он начал кататься по земле и закрываться руками. Парни не отпускали, бегая за ним, как за футбольным мячом. Откатившись в очередной раз, он почувствовал резкую боль подмышкой. Наверное, ребро сломали, сволочи. Он пощупал бок. — Пистолет! Это давил рукояткой пистолет, как же о нем можно было забыть?

— Назад, уроды! Перестреляю, как ворон! — крикнул он во все горло и выхватил ствол. — Парни на секунду стихли, переваривая услышанное. — На землю, гниды! Морды в землю! — прохрипел он и, пользуясь паузой, вскочил на ноги. — Морды в пол, я сказал!

Два раза выстрелив в воздух и, щелкнув предохранителем (чтоб не произошло случайного срабатывания), он впечатал рукояткой в лоб первому гоблину и заехал ногой в пах второму. Не дожидаясь реакции, повторил по кругу (так советовал Гусев). Обласканный в лоб — лег, приголубленный в пах — пал.

— Я еще вернусь, дебилы! — злобно рыкнул Полынцев и, как следовой пес, припустил своим курсом.

Сколько прошло времени? Минута, три, пять? Думал он, наверстывая упущенное. Жукова, наверное, уже сидит в троллейбусе, или такси поймала. Видимо, придется в засаду у дома садиться. Только бы она в бега не подалась, как ее ушлый муженек. Плохо, что сорвалась задержание, очень плохо. Теперь уже ничего не докажешь, будет отпираться до последнего: скажет — не я была и все. А не пойманный — не вор.

Выбежав на остановку, Андрей с удовлетворением отметил, что троллейбусы стояли без тока. Все же молодцы энергетики, здорово сегодня работали. Такси в этих местах редкость — магистраль не основная. Оставались только автобусы, их здесь тоже немного (рентабельность маленькая — электротранспорт, сильный конкурент) Есть шанс, что Галина задержалась. Полынцев взглянул на отходившую 'гармошку' 101-го маршрута. Если Жукова не уехала раньше, то сейчас она должна быть именно в этом автобусе. Андрей сам не заметил, как, рассуждая, уже мчался по тротуару вслед за дымящей 'раскладушкой'.

Нет, не догнать, конечно, не догнать. Хоть и тяжелый, хоть и неповоротливый, но все же автобус. Уходил, уходил 101-й, легко отрывался. Можешь остыть, перворазрядник Полынцев, с мотором не поспоришь. Но, что это? Светофор? Точно, светофор. Неужели появился шанс? Устал? А если бы по колено в грязи в тяжелых сапожищах? А если бы по-полной боевой? А если бы с ящиком патронов на плечах — тогда как? Тяжко? А сейчас-то, налегке, да по морозцу, да по ровному асфальту, да еще в мягких ботиночках, и не сделать этот старый керогаз? А ну-ка вперед, солдат! Андрей резко выдохнул и рванул, как мог…

Пассажиры в салоне не верили своим глазам. По тротуару автобус догонял, да нет, обгонял, молоденький милиционер: без куртки, без шапки, с раскрасневшимся, покрытым ссадинами лицом, сбитыми в кровь руками.

— Ой смотрите, паренек автобус обгоняет, — ахнула любопытная женщина с сумочкой на плече.

— Бедненький, у него же так сердце выпрыгнет, вон, как дышит, — посочувствовала добрая соседка в норковом берете.

— Кондуктор, скажите водителю, чтоб ехал помедленней, — поддержала их дама, с лицом начальницы отдела кадров, — видите, мальчишка в окна заглядывает, кого-то в нашем автобусе ищет.

От Полынцева валил пар, как от рысака на скачках. Второе дыхание давно уже кончилось, и организм работал на честном слове… на честном слове и на солдатской крутой, полученной в изматывающих марш-бросках, закалке. Остановка была уже рядом… буквально в двух шагах… еще немного… еще чуть-чуть… ну вот и она. Подбежав к водителю, Андрей попросил выпустить пассажиров через одни двери. То ли вид офицера подкупил старого шофера, то ли не хотел он ссориться с милицией, но не стал кричать о нарушении графика, а просто взял микрофон и объявил: 'Уважаемые пассажиры, по техническим причинам выход будет производиться через средние двери'.

Полынцев занял пост.

Выходившие из салона люди, кто с неприязнью, кто с любопытством (а некоторые, не поверите, с уважением) оглядывали странного лейтенанта и, освободив проход, собирались в сторонке, ожидая развязки. Галины среди них, разумеется, не было. Андрей заскочил в автобус и, встав на цыпочки, осмотрелся. Он умел работать по приметам. Наскоро прощупав толпу взглядом — рост, головной убор, пол, телосложение — остановился на спине одной упитанной гражданочки. Казалось бы, не так просто среди массы пассажиров отыскать нужный объект. Правильно, сложно. Но Полынцев быстро заметил, что люди, которым было нечего скрывать, таращились на него во все глаза (любопытно ведь, кого тут ищут) и потому выказывали свои лица. На них можно было не обращать внимания. А вот на тех, кто отворачивался и прятался, другое дело. Таких, по-счастью, оказалось немного, а точнее — всего одна…

— Гражданка Жукова, — приблизился он вплотную Галине, — вы подозреваетесь в совершении убийства, попрошу следовать за мной.

— Люди добрые! — заверещала она на весь автобус. — Посмотрите на милицейский беспредел! Бедных женщин средь бела дня хватают! Коррумпант! Я на него еду заявление в прокуратуру писать. Он взятку вымогает. Помогите, не дайте с невиновным человеком расправиться!

Народ вокруг неодобрительно загудел. В сторону милиционера загудел, не в сторону бедной гражданочки. Что прикажете делать в этой ситуации? Руки ей выкручивать на глазах у всех? Так ведь затопчут.

— А кого она убила? — поинтересовалась любопытная женщина с сумочкой на плече.

— Бабушку-пенсионерку, — без тени смущения соврал Андрей.

— За что ж она ее? — спросила добрая соседка в норковом берете.

— Из-за квартиры. Мышьяком отравила.

— Это ж надо, — поразилась дама с лицом начальницы отдела кадров.

— Он врет! — заорала Жукова. — Никого я не убивала!

— За неповиновение сотруднику милиции, вы получите отдельное наказание, — предупредил ее Андрей. — А сейчас попрошу не делать из граждан соучастников своего преступления, иначе они пострадают вместе с вами. Это было сказано специально для сочувствующих, взявших его в плотное кольцо. — Граждане пассажиры! — громко сказал Полынцев, — Это опасная преступница, которую необходимо доставить в милицию. Прошу освободить проход, или придется завернуть автобус в райуправление.

Толпа, до этого дружно сомкнувшаяся в едином порыве, оказать противодействие 'коррумпанту' (а что, удобно — стой, да не пускай), начала медленно расступаться. Одно дело — толкаться в безликой массе, где крайних не найдешь, и другое — весь автобус в РУВД. Там ведь перепишут каждого и еще припаяют 15 суток ни за что, ни про что. Спрашивается — оно надо?

— Я никуда не пойду! — завопила Галина, намертво вцепившись в поручни.

— Может быть, вам лучше все-таки сходить, разобраться? — неуверенно сказала любопытная женщина.

— Вы адвоката пригласите, — посоветовала добрая соседка.

— Там разберутся, — заверила дама с лицом начальницы отдела кадров. — Не задерживайте автобус, милочка, у людей своих дел по горло, еще вашими тут заниматься.

— Ну-ка выходь отседова, курва! — неожиданно вынырнула из толпы бойкая старушка с палочкой в руках. — Удавила бабку и еще выкобенивается тут! А ну иди вон отсель! — бабушка несильно тюкнула Жукову клюкой по ногам.

— Ты че делаешь, шапокляк!? — злобно вскрикнула Галина. — Белены что ль обожралась!?.

— Ах ты, паскудница! — взвилась старушка. — Ах ты бесстыжая! А ну-ка пусти рукоятку! — палка дробно застучала по запястьям Галины.

— Уф! — одернула она руки.

Полынцев был тут как тут: обхватил ее сзади за талию, рванул на себя и, приподняв от земли, потащил к выходу.

— Спасите от произвола милиции! — привычно закричала Жукова.

Но настроения в толпе уже переменились. Какой-то мужчина даже подхватил Галину за ноги, чтобы не брыкалась, и помог вынести на улицу. Молодец, видно, правильный был мужик, а может, просто женские ножки решил полапать.