Глава 10

По его спине стучал дождь, когда Себастьян позвонил в колокольчик у дверей дома сэра Освальда Мерридью. Дружба, быстро растущая между Грейс Мерридью и его сестрами, причиняла мужчине, решившему всеми силами избегать Хоуп Мерридью, несказанные неудобства.

Разумно было бы положить этому конец и найти другую компанию своим сестрам. Но Касси и Дори после посещения дома Грейси всегда возвращались с такими сияющими личиками. Нет, Себастьян не мог заставить себя поступить разумно.

Обычно он не являлся забирать сестер собственноручно, но этим утром Касси заявила, что мисс Хоуп и мисс Фейт собрались на пикник в Ричмонд, поэтому горизонт был чист. Помимо прочего, ему было очень любопытно, чем же так наслаждались его сестренки.

Он снова дернул колокольчик. Леди Элинор ставит нужды его сестер прежде своих собственных. А близнецы Мерридью вечно проводят время на балах и раутах, светских приемах и пикниках.

Престарелый дворецкий проводил его до детской. Себастьян постучал. Он слышал музыку, и когда никто не откликнулся, открыл дверь и заглянул. Это была большая уютная комната с потертыми удобными креслами и квадратным столом посередине. В камине потрескивал огонь, в углу стояло пианино. Мисс Фейт играла, остальные пели. Это была колыбельная, которую Себастьян не слышал многие годы.

Усни, моя крошка, пусть спится тебе

Всю ночь напролет,

Ангелы с неба приходят к тебе

Всю ночь напролет,

В нежной дремоте часы пробегут,

Горы, долины спокойно уснут,

Очи родные лишь службу несут

Всю ночь напролет.

Он стоял в дверях никем не замеченный, вспоминая другую комнату, маленькую, тесную, лишенную огня. Его только что овдовевшая матушка, ее плохо сидевшее, окрашенное в черный цвет дешевое платье, которое тесно обтягивало вздыбленный холм живота. Она укачивала капризничающую Касси и пела туже песню. Будто музыка могла успокоить муки голода. Он и его младший брат Джонни пришли после долгих часов работы и копания в отбросах. И вопрос его матери, единственный, которым встречала она его каждое появление в доме: принес ли он еды? Себастьян, чувствуя гнев, бессилие и вину, протягивал только пару порченых яблок и четверть буханки черствого твердого хлеба.

– Мистер Рейн?

Он поднял глаза, вдруг осознав, что музыка кончилась. Мисс Хоуп пересекла комнату и спросила мягким голосом:

– С вами все в порядке? У вас такое странное выражение лица.

С усилием Себастьян отогнал воспоминания.

– Со мной все отлично, спасибо.

Осознав, что его ответ прозвучал грубовато, он поспешил вежливо добавить.

– Здравствуйте, мисс Хоуп, мисс Фейт, девочки. Я... я полагал, вы на пикнике.

– Погода отвратительная, и его перенесли на другое время.

Он кивнул и пальцем ослабил галстук.

– Я пришел забрать сестер. Надеюсь, это был приятный визит.

Хоуп притронулась к его руке. Она умела улыбаться так, что ее улыбка согревала его до костей.

– Это было восхитительно. Но вы должны остаться подольше. Нам нужны зрители.

– Я?.. Я сегодня занят. Я не могу задерживаться.

– Пожалуйста, мистер Рейн. Нам так нужно попрактиковаться, – присоединилась со своей просьбой Грейс.

Касси задрала голову, делая вид, что ей все равно, но в ее мнимом равнодушии просматривалось напряжение, что не могло не встревожить его. А Дори смотрела на него огромными глазами. В руке она сжимала треугольник.

Он не желал слушать песню, не хотел возвращаться к воспоминаниям. Но его собственные желания были ничем по сравнению с взглядом Дори или беззаботным, рвущим за душу, деланным равнодушием Касси.

– Ладно, – сухо согласился он и мгновенно был вознагражден сияющим взглядом мисс Хоуп.

– Отлично.

Она махнула рукой в сторону камина.

– Становитесь там, где теплее. Через несколько минут Лили принесет чай. В награду девочкам за трудную работу.

Себастьян прислонился к каминной полке, сложив на груди руки, усмиряя сердце и стараясь выглядеть заинтересованным. Он надеялся, что они споют только один куплет. Или два. Но у него не было желания слушать третий куплет, на котором голос матушки обычно становился сдавленным и хриплым. Этот куплет она пела не ребенку на руках, не малышу в животе или взирающему на нее сыну. Она обращалась к умершему любимому, ее мужу, отцу Себастьяна.

Фейт заиграла вступление, затем все присоединились. Хоуп и Грейс выводили мелодию. Голос Фейт, чистый и ясный, помогал в трудных местах Касси выровнять ее партию, пока молчаливая Дори играла на большом серебряном треугольнике. Ее маленькое личико каждый раз напряженно сосредотачивалось, когда наступал момент ударом извлечь: «тинг!» Себастьян закусил губы, наблюдая за ней, тронутый, как естественно сестры Мерридью включили его немую сестренку в свою песню.

Образ маленькой важной девочки, гордо вызванивающей в свой треугольник, в сочетании с чувствами, взбудораженными в нем старой песней, – это было больше, чем он мог вынести. Себастьян как можно крепче сжал челюсти, но когда они приступили к третьему куплету, он повернулся к ним спиной. Он уставился на огонь, переполненный воспоминаниями, печалью и горечью, пока они пели...

Милый, к тебе моя дума спешит

Всю ночь напролет.

Лишь для тебя мое сердце стучит

Всю ночь напролет.

Пусть вместе с тобой мы не вечно,

Разлука ведь так быстротечна,

Надежда живет во мне вечно

Всю ночь напролет

Знакомые слова и мелодия комом встали в его горле, ему стало трудно дышать. Голос матери отзывался эхом на каждое слово. Она тосковала по его отцу даже после его смерти. После всего, что он им сделал, его мать продолжала любить этого человека, любить больше собственной жизни.

Как она могла любить его? Слабоволие этого человека довело семью до отчаянного положения, а затем отец выбрал самый легкий путь – смерть, оставив своих близких на милость Себастьяна. А он бился изо всех сил и все-таки не смог их уберечь.

Не лучше своего отца.

Он закрыл глаза, загоняя обратно непрошенные воспоминания. Ничего хорошего он не вынес из той, прошлой жизни, только боль и решимость. Он больше никогда не повторит ошибок своего отца.

Вдруг он понял, что музыка кончилась.

– Тебе не понравилась песня? – враждебно и требовательно обратилась к нему Касси. – Я думаю, она прекрасна!

Он повернулся.

– Да, – согласился он. – Очень красивая. Голоса слаженно звучали. И треугольник прекрасно вписывается. Только...

Голос его надломился, и он неловко потер лоб, будто хотел стереть напрочь какие-то чувства.

Он хотел сослаться на головную боль, но нечто в их глазах убедило его, что они заслужили правду. Даже если это обличит его слабость. Даже в присутствии мисс Мерридью.

– Видите ли, вспомнилось прошлое. Не слышал эту песню с тех пор, как наша матушка пела ее тебе, чтобы ты засыпала, когда еще была совсем крошкой, как раз перед рождением Дори. Мама пела ее много раз до того дня, когда Дори появилась на свет.

Воцарилось внезапное молчание. Касси и Дори потрясенно уставились друг на друга. Касси в ярости повернулась к нему:

– Ты имеешь в виду нашу маму! Ты не знал нас тогда!

Себастьян нахмурился, удивившись.

– Конечно, знал. Я был с ней, когда ты родилась.

Он переводил взгляд с одной на другую:

– Я видел, как вы обе появились на свет.

Снова возникло долгое молчание. Он заметил, близнецы Мерридью обменялись взглядами, но был столь удивлен реакцией Касси, что не уделил этому внимания.

Все еще явно с подозрением, Касси, сощурившись, впилась в него взглядом:

– Ты же не имеешь в виду, что ты, в самом деле, наш настоящий брат?

Голос ее был столь напряжен, что Себастьян смутился. Он кивнул.

– Да, конечно, я ваш брат. Но ты уже это знала.

– Это ты нам сказал, но люди всегда нам говорили, что они наши дяди, или отцы, или наши тети.

Она чуть не выплюнула презрительно последние слова.

– Ты хочешь сказать нам, что у нас была одна мама?

Себастьян был потрясен, но вдруг многое встало на место. Нежелание девочек рассказывать ему о своем прошлом, враждебность Касси, недоверие Дори. Если их передавали от одних «родственников» другим, неудивительно, что они не поверили ему на слово. Он посмотрел на мисс Хоуп. Это личные семейные дела. Ему не следовало ставить в неудобное положение семейство Мерридью, устраивая в их доме такие личные сцены. Он уже собирался сказать Касси, что они обсудят это позже, наедине, как мисс Хоуп сжала его руку.

– Им нужны абсолютные гарантии и именно сейчас, – прошептала она. – Не обращайте на нас внимания. Расскажите им, что им необходимо знать, мистер Рейн.

Она кивнула и одарила его слабой ободряющей улыбкой.

Себастьян взглянул на нее, затем повернулся к Касси и сказал:

– Да, у нас у всех троих была одна мама. И один отец. Ты и Дори – мои настоящие кровные, законнорожденные сестры. У нас с Дори даже одинаковые серые глаза – папины глаза.

Касси перевела взгляд с его лица на Дори, сравнивая.

Он продолжил:

– И хотя у Дори больше маминых черт – мама в молодости была красавицей – у тебя мамины прекрасные голубые глаза и ее певческий дар: у нее был прекрасный голос. Увы, Касси, у тебя и у меня папин нос, хотя твой меньше и красивей.

Касси прикоснулась к своему маленькому прямому патрицианскому носу, затем изучила его, более длинный, но такой же патрицианской формы, слегка искривленный от полученного в драке удара кулаком. Она помолчала, потом задумчиво сморщила носик и спросила:

– Ну, а кто тогда наша мама? И как ты потерял нас?

Он замешкался. Мисс Хоуп, которая, казалось, читала его мысли, вмешалась:

– Почему бы вам втроем не сесть у камина? Если хотите, мистер Рейн, мы можем вас оставить, и вы сможете поговорить с сестрами наедине.

Он, молча, с благодарностью посмотрел на нее, он никогда не рассказывал девочкам всю историю целиком – в основном, потому что они с самого начала дали ясно понять, что ничего не хотят от него принимать. И Себастьян не желал объяснять самую большую неудачу своей жизни перед кем-либо, особенно перед ней, но Касси заявила:

– Нет, останьтесь. Вы наши подруги, и я хочу, чтобы вы тоже все слышали.

Она вызывающе посмотрела на Себастьяна и заявила:

– Я все равно расскажу Грейси, а она поделится с сестрами.

Он взглянул на мисс Хоуп и промолвил:

– Должен предупредить вас, это неприятная история.

Хоуп положила на его руку свою ладонь и заверила:

– Не беспокойтесь за нас. Мы знаем, как хранить секреты, не так ли, девочки?

Ее сестры закивали, и Себастьян почувствовал, как ком встал в горле. Она добавила:

– Кроме того, нашу собственную историю вряд ли можно рассказывать на ночь перед сном, как сказку.

Себастьян сдался.

– Ладно, расскажу все. Давайте присядем.

Он сел в голубое плюшевое кресло, а его сестренки плюхнулись вдвоем в одно кресло, стоящее у камина лицом к нему. Сестры Мерридью присели на мягкий диван в ожидании.

Себастьян не знал с чего начать. Тогда он вспомнил вопрос, который задала Касси.

– Ты спросила, кем была женщина, которую ты называла мамой. Я знал ее как вдову Морган, – Касси кивнула, услышав имя, – и я платил ей, чтобы она о вас заботилась после смерти нашей мамы.

– Как она умерла? – спросила Касси. – И что с нашим отцом? Расскажи нам все.

– Наш отец был мотом, – сухо ответил Себастьян. – Он был младшим сыном в состоятельной семье, и все, что он желал, доставалось ему без всяких усилий, он никогда не знал, как нести ответственность за что-либо. Он к тому же был игроком и... ладно, достаточно сказать, что в нашем доме бывал либо пир, либо голод. В раннем детстве меня баловали, так же как и моего младшего брата Джонни.

Девочки приподнялись:

– Ты никогда не упоминал раньше про Джонни.

– О нем я расскажу позже. Он был на два года младше меня, на два года менее удачлив. Я ходил четыре года в хорошую школу. Это изменило всю мою жизнь.

Хоуп глядела ему в лицо, когда он произнес это, и вспомнила, как Джайлс Бемертон упомянул, что познакомился с Себастьяном в школе.

– Но Джонни был хилым ребенком, и, в конечном итоге, никогда не ходил в школу, потому что к тому времени, когда он оправился достаточно, чтобы пойти учиться, денег уже не было. Папа впал в немилость.

Его лицо застыло.

– Его семья отреклась от него, и он не смог дальше вести тот образ жизни, к которому был приучен. Он продавал, что мы имели, но это скоро кончилось. Пытался прожить, играя в карты, но никто не соглашался садиться с ним играть, – он потряс головой. – Ладно, не нужно вам знать все подробности. Мы скатывались все ниже и ниже по социальной лестнице, и к тому времени, как родилась Касси, мы уже жили в меблированных комнатах в беднейшей части города – в Манчестере.

Он уставился пристально на огонь и сказал, понизив, голос:

– Я присутствовал при твоем рождении Касси, потому что не было другого выбора. На акушерку не было денег, а папа отсутствовал где-то, пытаясь раздобыть какие-нибудь деньги. Мама давала мне указания, что делать, и я исполнял их.

Он сглотнул, подавляя эмоции.

– Никогда не забуду, когда увидел тебя впервые, с красным личиком, сердитую и громким криком выражающую недовольство этим миром. А потом мама покормила тебя, и ты перестала плакать.

Себастьян глянул на Касси и хрипло произнес:

– Ты была такой красивой.

– Сколько лет вам было? – мягко спросила Хоуп.

Он, должно быть, был совсем мальчишкой. Она хотела, чтобы девочки поняли это.

Себастьян глянул на нее:

– Двенадцать.

Хоуп кивнула:

– Столько, сколько сейчас Дори.

Себастьян пристально посмотрел на Хоуп, как будто удивившись, какое значение имел его возраст.

– Да. Конечно, я был старше, когда родилась Дори. Папа... к тому времени он умер.

Он замолчал. Хоуп, поняла, есть нечто, что он им не рассказал, связанное со смертью отца.

– И у вас не было родственников, к которым можно было обратиться?

– Нет, мама писала, но... – Покачав головой, он опять стал пристально разглядывать огонь, погрузившись в раздумья. – Дори родилась спустя несколько месяцев после смерти папы. – Себастьян кивнул подбородком в сторону пианино и добавил: – Песню, что вы пели перед этим, мама обычно пела Касси, пока ждала рождения Дори.

Он на мгновение пристально всмотрелся в огонь, наблюдая пляшущие языки пламени, вслушиваясь в шипение и потрескивание дров, потерявшись в воспоминаниях.

– Когда ваш папа умер, как вы жили? – подсказала Хоуп.

У нее было предчувствие, что если она не спросит, он опустит самую важную часть – роль Себастьяна Рейна, роль героя. Она хотела, чтобы его сестры понимали, с какими тяготами он столкнулся и каким еще маленьким был. Если это случится, они наверняка прекратят отказываться от его заботы, и, возможно, нечто мучительное, что скрывается в его взгляде, исчезнет из его холодных серых глаз.

Себастьян неловко пожал плечами и пробормотал:

– Обычно я нанимался на случайные заработки и помогал на рынке.

Однажды на рынке Хоуп видела изнуренных мальчишек, выискивающих в отбросах порченые фрукты и картофель. Вот таким вот способом Себастьян поддерживал семью?

– Но я получил работу на одной из фабрик после смерти папы – сам он не позволял мне наниматься на настоящую работу: «Не соответствует нашему классу!», – рот Себастьяна скривился.

Хоуп вдруг поняла источник неприязни, с которой он относился к светскому обществу.

– Потом я нашел работу для Джонни. На наше счастье, Дори родилась среди ночи, иначе мы могли быть на фабрике, и мама была бы одна.

Хоуп посмотрела на девочек Рейн и заметила:

– Так, значит, вы и ваш младший брат поддерживали маму и двоих малышек.

Он поморщился.

– Трудно сказать – поддерживали. Все-таки этой работы оказалось недостаточно. Мама умерла, когда Дори не исполнилось и года.

Он сглотнул и произнес скрипучим от избытка чувств голосом:

– Позднее я отдал вас, двух малышек, вдове Морган и платил ей, чтобы она за вами приглядывала.

– Вам было что, всего четырнадцать? А Джонни двенадцать? – спросила Хоуп, голос ее вдруг надломился, как только она представила подростка, в одиночестве отчаянно сражающегося, чтобы сохранить семью вместе. – Как вы умудрялись платить ей и содержать себя?

Судя по всему, ему стало неуютно от этого вопроса, это была уже та область, которую ему не хотелось касаться, подумала Хоуп.

Себастьян снова неловко повел плечами.

– Мы с Джонни спали на фабрике, поэтому нам не нужно было платить за комнату.

Он взглянул на сестер и добавил:

– Но я приходил к вдове Морган каждое утро и вечерами, проверить, все ли с вами в порядке.

Касси уставилась на него и прошептала:

– Ты все еще приходишь сейчас проверять нас каждое утро и каждый вечер.

Брат криво улыбнулся.

– Кажется, не могу избавиться от старых привычек.

– Как же ты нас потерял? – спросила Касси.

Лицо его внезапно исказилось:

– Джонни умер. Несчастный случай на фабрике.

Касси и Дори посмотрели друг на друга. Они крепко схватились за руки. Касси воскликнула:

– Джонни умер? Что случилось?

Он потряс головой, не желая говорить об этом, но сестры пристально на него смотрели, и Хоуп поняла, что он попал в западню. Он махнул рукой и сказал.

– Это было в конце смены. Большинство несчастных случаев случается, когда дети устают.

– После двенадцати часов работы, – вмешалась Хоуп.

Рейн коротко кивнул головой:

– В те дни смены были по четырнадцать часов. Как бы то ни было, Джонни устал, стал медленнее и менее ловко работать. Я старался смотреть за ним одним глазом, но они послали меня в контору в это время – я умел работать с цифрами – и я не видел, насколько он устал. Вернулся проверить и увидел, что случилось...

Он с силой потирал свою искалеченную кисть другой рукой, рассказывая историю. Хоуп заметила, что Дори наблюдает за его руками.

– Я пытался помочь, но Джонни... ушел.

Себастьян содрогнулся, и Хоуп тут же поняла, что это был очень страшный несчастный случай.

Она читала описание такого случая однажды: машина в секунды искромсала тело двенадцатилетней девочки, раскидав кровавые куски. Ей стало плохо, когда она прочла такое. А Себастьян Рейн видел, как это случилось с его братом. Она хотела подойти и утешить его, но он сидел тут, большой мрачный одинокий мужчина, независимый, определенно не выказывающий чувств, как будто чувства свидетельствовали бы о слабости. И у нее нет прав утешать его.

Сестры сидели напротив, глядя на него с тягостным напряжением.

– Это тогда вы покалечили руку, не так ли? – спросила Хоуп.

Касси и Дори уставились на его руку. И, судя по их лицам, она могла бы сказать, что они осознали больше, чем он рассказал им.

Себастьян немедленно сунул руку в карман и сказал твердым голосом:

– После смерти Джонни денег для платы вдове Морган стало меньше. Это... это поначалу не казалось проблемой. Она знала, что, в конце концов, я заплачу, и, казалось, привязалась к вам, девочки...

На лице мужчины появилось виноватое выражение.

– Но однажды вечером, спустя несколько месяцев после смерти Джонни, когда я пришел в очередной раз проведать вас, то обнаружил, что вдова Морган сбежала с вами двумя. И не оставила никаких следов, где вас искать. Она знала, что я не позволю никогда забрать вас... Мы так тяжело работали, чтобы содержать вас...

Голос его прервался.

Глаза Хоуп наполнились слезами. Она сморгнула их.

Он в ярости сжал губы и продолжил через мгновение:

– Я искал повсюду. Один сосед предположил, что она уехала к брату на ферму, другой сказал, что брат живет в Лондоне...

Себастьян вздрогнул, как эхо, вспомнив прошлое отчаянье.

– Никто не мог прийти к единому мнению: одни говорили о ферме либо в Йоркшире, либо в Лестершире, другие называли Лондон. Еще одни сказали, что она вернулась к родне мужа в Ирландии. Как бы то ни было, я потерял вас. В июне 1807 года.

Он посмотрел на них.

– Я сожалею. Я хотел как лучше... Оказалось, недостаточно.

Касси стало неуютно. Она произнесла:

– Но, в конце концов, ты же нашел нас.

Себастьян кивнул.

– Мортон Блэк сделал это около шести месяцев назад.

Он посмотрел сверху на девочек и с нежностью во взгляде протянул к ним руку, словно хотел коснуться. Сердце Хоуп почти разбилось, когда, заколебавшись, он убрал руку.

Даже после всего, что рассказал, он все еще обвинял себя, не ожидая, что его простят.

Теперь она смогла увидеть, почему он столь непреклонен, почему так жестко управляет собой. Себастьян сделал больше, чем можно было ожидать от любого подростка, и при этом он все еще верил, что не оправдал их ожиданий, ожиданий девочек, брата и, вероятно, матери тоже, а из того, что она знала, ко всему прочему, и покойной жены.

Неудивительно, что вид у него холодный и угрюмый.

– Куда вас увезла вдова Морган, девочки? – спросил Себастьян. – Теперь ваша очередь рассказывать.

Хоуп изумленно посмотрела на него. Он их нашел, но еще не знал, где они были?

Он перехватил ее взгляд и с горечью пояснил:

– Я знаю, где их нашли, но они не могли там быть всю свою жизнь.

Он взглянул на сестер и осторожно уточнил:

– Касси, я только хочу знать, где вы провели детство. А не... не последнее время.

Хоуп нахмурилась. Что-то она здесь упустила. Было нечто, о чем он не сказал, нечто, что также знала Касси. По крайней мере, кое-что он хотел сохранить в тайне. Нечто ужасное.

Затянулось молчание. Касси сгорбила плечи, чувствуя себя неуютно от всеобщего внимания.

Вдруг Грейси произнесла:

– Расскажи нам о ноже, Касси.

Все взрослые, находящиеся в комнате, раскрыли рты от удивления.

– Грейс, тебе не следует... – начала Хоуп.

– Но мы все знаем, что у нее он есть, и одна я думаю, как это умно с ее стороны. Если бы я носила привязанный к ноге нож, когда мы жили с дедушкой, я бы чувствовала себя более храброй. А вы разве нет?

Хоуп и Фейт посмотрели друг на друга. Фейт сказала:

– Она права, близняшка. Уж меня точно бы сделало храбрее.

Грейс добавила:

– Мы, возможно, не пускали бы его в ход, но, по крайней мере, мечтали бы порезать его на ливер и скормить собакам!

Она произнесла это с такой кровожадной интонацией, что Хоуп и Фейт прыснули от смеха.

Трое членов семьи Рейн изумленно уставились на трех сестер Мерридью. Неужели у столичных леди заведено носить оружие? Себастьян задался вопросом, следует ли искать гувернантку из Лондона, вместо того, чтобы взять ее с севера.

Хоуп заметила ошеломленный взгляд Себастьяна и пояснила:

– Вы, должно быть, нашли это странным, но уверяю Вас, мы не столь кровожадные существа, как Вы, возможно, представили. Мы все родились за границей и много путешествовали, часто это бывало опасно. Даже наша матушка носила с собой пистолет, поэтому мы не считаем, что это не в обычаях леди. А наш дед был...

– А вот и мы! – раздался в дверях громкий жизнерадостный голос. Все присутствующие подпрыгнули от неожиданности. Лили суетливо внесла большой поднос, на котором умостились покрытая салфеткой корзинка, тарелки, столовые приборы и чашки. Следующий за ней лакей внес большой чайник с шоколадом и связку длинных вилок для поджаривания хлеба.

– Замечательный шоколад, еще горячий, пейте осторожно, девочки, – предупредила она, ставя поднос на стол. – И кексы, все готово, чтобы их подрумянить на огне. А тут масло, мед и клубничный джем. Мисс Грейс, вы можете взять вилки у Джеймса и с другими маленькими мисс поджарить кексы.

Все встали, Касси подошла поближе к Себастьяну. Рассматривая его, прищурив глаза, она медленно произнесла:

– Так ты на самом деле наш собственный брат, который потерял нас, когда мы были маленькими?

Себастьян кивнул. Признание все еще нервировало его.

– Да.

– И сейчас ты нас нашел.

– Да.

– И ты хочешь, чтобы мы были как семья.

– Мы и есть семья, – почти прорычал он. – У тебя нет выбора, Касси. Вы мои сестры, а я ваш брат, и я никогда не потеряю вас снова.

Касси фыркнула, будто было нечто, что ей следовало еще обдумать. Ее следующие слова удивили его.

– Ты рассказывал обо мне, какая я была маленькой. А на что была похожа Дори? – спросила она с настороженным выражением на лице.

Она устроила ему подобие проверки, поняла Хоуп, и Себастьян это тоже знал.

Себастьян посмотрел на Дори, которая повернулась к нему, пристально за ним наблюдая. Он сказал:

– Она была маленькой и нежной, и не столь шумной, как ты. Она не очень много плакала. Но Дори, все же, плакала. Хорошо и громко, если был повод.

Хоуп сделала выводы. В те дни у Дори был голос.

Касси кивнула, явно удовлетворившись. Она отвернулась, но Себастьян поймал ее за руку и тихо повторил:

– Мы семья, Касси. И хотя я не очень хорошо смог позаботиться о вас первые двенадцать лет, в будущем все изменится. Обещаю.

Она одарила его долгим задумчивым взглядом, затем передернула плечиком в присущей ей манере «мне на все наплевать» и поспешила к чайному столику за своей долей кексов и вилкой для поджаривания хлеба.

Комната вдруг наполнилась атмосферой веселья. Девочки суетились, нанизывали кексы на длинные вилки и поджаривали их на огне, мило болтая, как ни в чем не бывало.

Себастьян почувствовал себя изнуренным и измученным. Пересказ истории всколыхнул все старые горести и ощущение вины, которое он так долго подавлял.

Он наблюдал, как Касси передала Дори кекс. Она так заботилась о своей маленькой сестренке. К ее чести, конечно, но он не мог перестать удивляться причине этого. От кого или от чего Касси нужно было защищать Дори? Когда и почему Дори перестала говорить? И кто-нибудь защитил саму Касси?

Хоуп Мерридью легко коснулась его руки, прерывая думы.

– Не беспокойтесь. Им нужно время все это принять. Вы только что перевернули весь их мир с ног на голову.

Он покачал головой.

– Я так не думаю.

И кивнул в сторону сестер.

– Они выглядят, как и прежде. Не думаю, что их это озаботило.

Запах поджаренных кексов наполнил воздух.

Хоуп потрясла головой.

– Поверьте, им есть до этого дело. Только гордость их сдерживает. И, возможно, немного страх.

– Страх? – он нахмурился. – Но я никогда, никогда не буду...

Девушка прервала его, сжав руку:

– Не тот страх. Они боятся, что вы слишком хороши, чтобы быть правдой. Это так удивительно, знаете ли, думать, что кто-то сильный и добрый, вроде вас, заявляет на них права, объявляет, что они ему нужны, и что он будет защищать их, в бедности и богатстве.

Глаза ее блестели от непролитых слез.

– Эта история, что вы рассказали, никого не оставит равнодушным. Они хотят поверить, что они снова часть семьи, но глубоко внутри сражаются с верой. Но эти девочки знают, что вы сделали для них. Понимают, что вы были всего лишь мальчиком только чуть старше, чем Касси, и несли бремя всего мира на своих плечах. Неудивительно, что они такие прямодушные и сильные.

Хоуп перевела дыхание, и голос ее сорвался, когда она прошептала:

– Эти девочки знают, как и я, что брат их настоящий герой, из тех, кого иногда мы встречаем в этой жизни.

Он махнул в знак протеста, но она продолжила:

– Если хотите понять, как трудно Касси и Дори показать, что им есть до этого дело, только вспомните, как трудно вам простить себя. Потому что вы все еще себя осуждаете, не так ли?

Себастьян уставился на нее, потрясенный, что прочли его мысли.

Низким напряженным голосом она сказала:

– Вы обвиняете себя за смерть Джонни, осуждаете себя за потерю девочек, берете на себя вину за то, через что им пришлось пройти, и мучаетесь, что им довелось узнать.

Хоуп приложила ладонь к его сердцу и продолжила:

– Здесь, внутри, вы верите, что одинокий несчастный четырнадцатилетний подросток должен был управиться каким-либо образом лучше.

Девушка сделала паузу, позволяя ему осмыслить, что она сказала. Так и было. Он, в самом деле, думал, что ему следовало лучше со всем справиться. Но когда она выразила это таким образом, упомянув про «одинокого несчастного четырнадцатилетнего подростка», ладно, это прозвучало совсем по-другому, чем всегда представлялось ему.

– Вы ошибаетесь, мистер Рейн. Тот мальчик – герой. И он вырос и стал прекрасным сильным героическим человеком. И эти девочки полюбят вас. Они, возможно, уже любят вас в душе. Вам нужно простить себя самого, как они, я уверена, уже простили вас.

Себастьян проглотил ком в горле и накрыл ее руку своей. На лице его отражались различные чувства, но он не мог с ними справиться, и почему-то, казалось, это не имело значения. Она понимала. Из всех людей, увидевших, что твориться в его сердце, понявших чувства, которые он с таким трудом объяснил сестрам... была именно она. Его невинный нежный эльф... женщина из плоти и крови, которая могла заглянуть в сердца и читать в них.

Хоуп тихо промолвила:

– То, как вы сказали Касси сейчас, что такое семья, было просто совершенным. В точности, что им нужно было услышать.

– Вы так считаете? – его голос слегка охрип. Он чувствовал ее нежное тепло. Ему хотелось впитать его.

– О да, – ласковый голос девушки был полон одобрения. – Вы объявили это не в двусмысленных выражениях. Всем людям, но особенно маленьким девочкам, нужно кому-нибудь принадлежать, чувствовать, что в них нуждаются и любят.

Себастьян с сомнением глянул на нее. Это так... для некоторых.

– Все-таки, я не уверен, что это то, что чувствуют Касси и Дори.

– Им не безразлично. Они годами строили защитную крепость в виде безразличия, чтобы оградить свои ранимые чувства, и потому с трудом показывают их. Но эти две девочки отчаянно хотят семью. Вы только стойте на своем, что любите их и они вам нужны, и все сработает. Обещаю вам.

Она замолчала, затем добавила тихо.

– Верьте мне, мистер Рейн, ни одна женщина в мире не сможет противиться вашей любви.

Себастьян почувствовал себя так, будто из него выпустили воздух. Он хотел обхватить ее руками, желал погрузиться в ее тепло и сладость, обрести свободу и забвение, покончить с безжалостным одиночеством своей жизни. Слишком взволнованный, чтобы говорить, он накрыл ее руку своей.

Хоуп глубоко заглянула в его глаза и затрепетала оттого, что увидела в них. Голод. Одержимость. Страсть.

Она задрожала, распознав источник этого голода, инстинкты, что держал он в узде, пряча за сухими и мрачными словами. Она поняла его много лучше, мельком узнав того мальчика, каким он был когда-то. Он, должно быть, думает, что голод этот – всего лишь слабость...

Хоуп знала. Ведь она голодала всю жизнь. У нее, безусловно, были любимые сестры, особенно ее сестричка-близнец. Но глубоко внутри все еще оставалась болезненная пустота. Быть любимой и желанной самой по себе. Найти свою половинку.

А он – у него никого нет. История, которую он рассказал, перевернула девушке душу. Если бы она уже не была влюблена в него, то после рассказа это бы неизбежно произошло. Она переживала за того одинокого маленького мальчика, ей до боли хотелось утешить его, но она могла утешить только этого мужчину, беречь этого мужчину, любить этого мужчину.

Она придвинулась к нему, подняв лицо.

– О нет, ты уронила его! – от громкого заявления Касси они отпрянули друг от друга. Дори наклонилась к камину. Другие девочки, уже поджарив свои кексы, сидели за столиком и поглощали их, а кекс Дори свалился с вилки в огонь. Тут они увидели, что Дори полезла в пламя, пытаясь достать его. Хоуп и Себастьян вместе кинулись к ней.

– Нет!

Фейт, Касси и Грейс были ближе всех к камину, но Себастьян достиг Дори первым. Как только он протянул руку, чтобы не дать обжечь ей пальцы, она, съежившись, отпрянула от него, и он замер. Себастьян выпрямился и сухо сказал:

– Пусть кекс сгорит, Дори. Неважно. Там еще много.

Дори уставилась на него огромными серыми глазами, и он резко добавил:

– Твои пальцы важнее любого кекса.

Резкость и застывший взгляд на его лице сокрушили Хоуп. Она поспешила на помощь.

– Да, конечно, там достаточно много кексов. Не переживай, Дори, милая. Мои кексы тоже всегда падали с вилки в огонь, такие никудышные попадались.

Касси собралась встрять между сестрой и мистером Рейном, но Хоуп поймала ее взгляд и слегка покачала головой.

– Грейс и Касси, доедайте свои кексы, пока они не остыли.

Она подождала, пока Касси снова не села, затем взяла корзинку с кексами и обратилась к Дори:

– Твой брат покажет тебе, как закрепить кекс на вилке, чтобы он не свалился.

И передала корзинку Себастьяну.

Он не двинулся с места, чтобы принять ее, произнеся тихим голосом, что разрывал ей сердце:

– Думаю, Дори предпочитает, чтобы вы показали ей как нанизывать кексы на вилку, мисс Хоуп.

При его словах Грейс засмеялась.

– Хоуп хуже всех жарит кексы, мистер Рейн! – сказала Грейс ему. – Разве вы не слышали, что она сказала? Ее кексы всегда падают в камин.

Хоуп пожала плечами и добавила легко.

– Да, я ни на что не годна.

Она снова повернулась к Дори.

– Поэтому я полагаю, лучше пусть брат покажет тебе, как поджаривать кексы, а не я. Тебе повезло, что у тебя есть старший брат для таких вещей. Мы, девицы Мерридью, всегда хотели иметь брата. И я думаю, у вас с Касси самый лучший брат.

Дори задумалась над ее словами, потом торжественно вручила вилку Себастьяну. Он с серьезным видом принял ее и сел рядом с сестрой на корточках, показывая, как нанизывать кекс прочно на вилку, громко, но ласково поясняя свои действия. Маленькая девочка внимательно наблюдала, а потом вместе, мужчина и ребенок, жарили кекс, сначала один с одной стороны, затем другой. А когда все было готово, они вместе понесли его на стол, весь такой поджаристый и румяный – самый важный кекс в мире.

Хоуп не понимала, почему это видение наполнило ее глаза слезами, но так вышло.

Дори намазала кекс маслом и медом, поколебалась мгновение и разрезала пополам. Затем подала больший кусок Себастьяну.

Это было признание.

Масло с медом капали на его безукоризненные дорогие брюки, но Себастьян Рейн не сдвинулся ни на волосок. Он принял этот капающий кекс так, будто она предложила ему Святой Грааль.

Дори, по-видимому, не подозревала о значимости своего жеста, и поглощала свой кусок, старательно слизывая мед со своих пальчиков.

Спустя мгновение Себастьян стал медленно, почти благоговейно есть свою долю.

И никто не заметил, как увлажнились глаза Хоуп.