Они застали Марину на кухне. Елена так устала, что уснула.

– А! Явились, братцы-кролики, – Марина что-то колдовала у мойки, – кажется, мыла фрукты. – Ну, садитесь, будем царскую думу думать, боярский совет держать.

– Надо сообщить Его Святейшеству, – сказал Вацлав, впиваясь крепкими зубами в яблоко.

– При чем здесь понтифик? – удивилась Марина.

– Как это при чем? От него человек уходит, к Ребе приходит.

– Ах, Господи. Этот момент я совершенно упустила из виду.

– А, – махнул рукой король, явно передразнивая жену, – женщины. Что с вас взять!

– Я смотрю, вы тут уже без меня меня женили, – проворчал Майзель. – Надо еще и у Елены спросить. Я, между прочим, совершенно не уверен, что идея с браком придется ей по душе.

Марина посмотрела на Майзеля и улыбнулась:

– Господи Боже мой, Данечку. Какой же ты невозможный дурак. Она же любит тебя совершенно без памяти. Ты что, не понимаешь?

– Понимаю, – буркнул Майзель, посмотрев на Марину. – Самое смешное, что я ее тоже. Это бред какой-то.

– Так я брякну Папе, – король вынул аппарат и раскрыл его.

– Вацек! Ты что, собираешься обсуждать это по телефону?!

– А что? Связь-то защищенная? Да я ему только пару слов скажу, чтобы был в курсе. Пускай прилетает, надо будет ему с Ребе пообщаться, обсудить всякие конфессиональные нюансы. Мы же с Драконом не будем этим заниматься.

– Вацек, да оставь ты этот солдафонский тон!

– Не ворчи, любовь моя. Ты же видишь – я тоже нервничаю. Не каждый день Дракон попадает в истории с беременными властителями оппозиционных дум. Интересно, мальчик или девочка? Хочу пацана!

– Вацлав!

– Все, все. Умолкаю. Понтифику звонить?

– Не знаю. Может, завтра?

– Можно и завтра. Не рак, не пройдет.

– Вацлав! Да что с тобой такое, в самом деле!

– Ничего. Я предлагаю тебе срочно заняться приготовлениями. Платье там... Ну, вся эта белиберда, все эти телячьи нежности, я в этом все равно ни черта не понимаю.

– Вацлав.

– Я хочу, чтобы все было по-королевски, душа моя. Чтобы все знали – это мой друг, это люди, которых я люблю. Без помпы, но... Марина, душа моя, ты ведь понимаешь, не так ли?

– Да, медочек, – Марина улыбнулась. – Я займусь этим. Я даже представляю, что ей пойдет. А протокол мы обсудим с гофмейстером.

– Только никаких графов и князьев, Бога ради, – подал голос Майзель. – Никаких всадников, плюмажей, ничего этого не нужно. Пожалуйста.

– Будешь брыкаться – позвоню Квамбинге, чтобы прислал белого слона, – без тени улыбки сказал Вацлав и снова достал телефон. – Звонить?

– Молчу.

– Молодец. Но вот маркизом или графом тебе придется стать, – притворно вздохнул Вацлав и, по-солдафонски осклабившись, так подмигнул жене, что та, не сдержавшись, фыркнула.

– Величество, ну, хватит.

– Данечку, – Марина накрыла его руку своей и ласково спросила: – Ты слышал что-нибудь о проблеме морганатического брака?

– Слышал.

– Ну, так мы не можем этого допустить. Твоя избранница принадлежит – по материнской линии – к древнему княжескому роду. Ничего не поделаешь.

– Величества, а не пошли бы вы...

– Тогда белые слоны, – пожал плечами король. – Десять штук, не меньше. И море плюмажей над шлемами и кирасами. Ты сам выбрал, Дракон.

– Это шантаж, – Майзель скис и посмотрел на монархов исподлобья. Ноздри его угрожающе расширились.

– Именно, дорогой. Именно. И не сопи. Клянусь моими детьми, торжественно сообщать об этом не станем, – сурово посмотрел на Майзеля Вацлав. – Ни-ни. Только Геральдический вестник.

– Но ее отец же...

– Это были смутные времена, Данечку, – улыбнулась Марина. – Слава Богу, они позади.

– Вы же шутите, правда?

– Нисколько. Ты же знаешь, как серьезно мы относимся к таким вещам. Все должно быть по правилам.

– Вы просто оба сбрендили от радости. Я же еврей!

– А про это в Геральдическом уложении ничего не сказано, – просиял Вацлав. – Там сказано про службу и доблести, а еврей, китаец или марсианин – мы на это... как это по-русски... клал я на это с прибором, вот. Нечего в моем государстве аристократическую породу портить.

– Но это же глупо.

– Это тебе так кажется. А на самом деле все очень и очень ответственно.

– Что ответственно?!

– Елена – последняя из Мышлаевских. Ты не можешь отказаться, Данечку, – Марине вся эта мизансцена явно доставляла несказанное удовольствие.

– Может, мне еще ее фамилию взять?!

– Ну... Нет. Это не по правилам, – Вацлав покачал головой.

– Нет, это просто...

– Ты очень много сделал для того, чтобы честь, долг и отечество перестали звучать, как ругательства, Даниэль, – тихо, прищурившись и совершенно серьезно проговорил король. Майзель удивленно на него посмотрел, – так, полным именем, Вацлав его уже сто лет не называл. – Ты не монах, не отшельник и не тайный нашептыватель в ухо. Ты гражданин и публичная персона, и тебе придется бывать на дворцовых мероприятиях.

– Вот уж...

– Молчать, – по-прежнему тихо сказал Вацлав. – Аристократия – опора престола, ее главный и последний резерв. И я, Божьей милостью король и сюзерен, решаю, кто, когда и почему встанет в ряды моей армии, кому и почему пришло время стать тем, кем я желаю его сделать. Я – король, и такова моя воля. Посмеешь мне возражать?

– Нет, – подумав, вздохнул Майзель. – Нет, величество. Не посмею.

– Молодец, – Вацлав хлопнул его по плечу. – Вместе с супругой и детьми. Изволь соответствовать. И переоденься.

– И что?

– Учитывая твои заслуги перед страной, народом и человечеством, мы, нашим августейшим соизволением... Так уж и быть, разрешу тебе выбрать. Граф или маркиз?

– Барон.

– Вот тебе, – Вацлав, покосившись на Марину, которая деликатно отвернулась, показал Майзелю средний палец. – Граф или маркиз?! А то герцогом сделаю и велю в «Народном слове» пропечатать. Граф или маркиз?!

– А какая разница?

– Для тебя – никакой. Мое терпение лопнуло. На счет «три» не выберешь – будешь герцогом. Раз...

– Вацлав...

– Два.

– Граф.

– Ну, вот, молодец. С этим вопросом все. А жить вы где будете?

– Что, негде?!

– Здесь, что ли?! Это ЦУП, а не жилье для семьи с двумя детьми!

– Э-э... Я не думал...

– Ты, похоже, вообще ни о чем не думал. Марина, у нас ведь Людвиково крыло, после того, как музей переехал, совсем свободно, правда? Распорядись.

– Величество.

– Не смей возражать своему королю, засранец. Эти две бабы жить друг без друга не могут. Детям надо вместе играть. Малышке – учить чешский. Все, этот вопрос тоже решен.

– Вацлав...

– Ну-ну, дорогая. Посмотри лучше в баре, там должна быть бехеровка или сливовица, и налей нам с Драконом по двести пятьдесят с прицепом, как во время оно.

– Вы... Добрый вечер. Вы что тут все делаете? – Елена, как привидение, закутанная в простыню, возникла на пороге кухни, с изумлением глядя на монаршую чету и Майзеля.

– А! Вот и княгинюшка! – С некоторых пор король иначе Елену не называл. – Дорогуша, мы тут обсуждаем, что вам подарить на свадьбу. Я предлагаю Людвиково крыло дворца, а ее величество считает, что там сначала надо сделать ремонт... Что? Как?!? Разве этот мудак еще не сделал тебе предложение по всей форме?! Щас я ему ухи-то пообрываю!

– Боже мой, Вацлав... Елена, милая, не обращай внимания, это у него так радость выражается.

– Спасибо, Ваше Величество, – Елена улыбнулась и изобразила некое подобие книксена. – Мы уж как-нибудь без дворцов.

– Величество, – проворчал Вацлав, косясь на жену и сворачивая пробку на бутылке с какой-то невероятной этикеткой. – Я тебе покажу «величество»! Дракон, ты ей объясни, уж будь ласков, что жена моего друга не может меня такими словами обзывать. Величество! Сколько лет это пойло у тебя тут без дела прохлаждается, м-мать?!?

– Объясню. Чего разорался?! – Майзель виновато посмотрел на Елену и едва заметно пожал плечами. – Дай сюда флакон, десантник!

– Пойдем, милая, – Марина поднялась и, подойдя к Елене, взяла ее за локоть. – Этим двоим нужно сейчас в самом деле раздавить чекушечку, а мы с тобой обсудим кое-что пока. Пойдем.

Они вернулись в жилую часть дома.

– Не сердись, – сказала Марина и, улыбнувшись, погладила Елену по руке. – Мужчины часто забавно реагируют на новость о своем отцовстве. Ты ведь собираешься рожать, правда?

– Конечно, – Елена длинно вздохнула. – Я так... Я даже молиться перестала много лет тому назад. Мне же сказали – мужайтесь, никаких шансов. Как же это?

– Все в руке Божьей, дорогая. Да и потом... Любовь творит всякие чудеса. Я в это верю. Смешно?

– Нет, нет, Марина, нет! Но... Что же будет?

– Будет жизнь, Еленушка. И свадьба. И дети. И памперсы. И свинка, и... Все, как у людей, дорогая. Наконец-то. И ты нас порадуешь крестником. Как тебе идея?

– За тобой мне уж точно не угнаться.

– Ну, я раньше начала. Так что тебе следует очень постараться.

– Я боюсь.

– Что? Ну, Елена, конечно. Все боятся. Уж так заведено.

– Нет. Я не об этом. Я боюсь, что я... Что мы... Я не хочу мешать ему. Я не уверена, что ему это нужно.

– Елена, не говори чепухи. Я знаю Данека столько лет. Единственное, о чем он может мечтать – это любимая женщина и дети.

– Я не отказываюсь быть его любимой, Марина. Я не знаю, хочет ли он – на самом деле, понимаешь, внутри, – хочет ли, что бы это было – так? Жена, дети... Я не знаю.

– Я думаю, все решится сегодня, милая. Ему просто нужно слегка опомниться. Новость выбила из колеи не только нас с тобой, но и его, – поверь.

– Я понимаю. Я просто хочу, чтобы он... Он ничего не должен мне, Марина. Это я должна ему. Он спас меня от гибели по крайней мере трижды. И Сонечку. Я уже поверила, что у меня будет доченька, пусть через весь этот ужас, но маленький беззащитный человечек, за которого я отвечаю. И вдруг, – у меня будет ребенок. Мой собственный, мой, – мой ребенок! Которого не должно, не могло быть! Вообще никак не могло быть. Чего же еще можно ждать или требовать от мужчины?!

– Еленушка... Но ты ведь хочешь?

– Больше всего на свете я хочу быть с ним, – Елена посмотрела на Марину сухими и темными глазами. – Больше всего на свете. А как это будет выглядеть, не имеет для меня ровным счетом никакого значения. Но я хочу быть другом и помощником, а не гирей на его ногах.

– Да какая же ты гиря, милая, – улыбнулась Марина. – Что бы мы все без тебя делали?!

– Я просто делала, что должна.

– Конечно, дорогая. Конечно. Как и все мы.

– Я столько думаю об этом, Марина! Я голову сломала себе. Как? За что? Чем я заслужила?!

– И что же надумала?

– Это не я. Это он. Это ему... Ему подарок.

– Боже мой, Еленушка, что ты такое говоришь, милая! Это вам, вам, это для вас, чтобы вы были вместе, чтобы все было по-настоящему, дорогая!

– Марина...

– Что?

– Мне так горько! Я бы так хотела узнать его маму. Я столько слов хотела бы ей сказать.

– Ах, дорогая, – голос Марины дрогнул. – Я так тебя понимаю. Я тоже.

– Плохо, когда все так поздно. Все должно быть вовремя!

– Разве это поздно, Еленушка?

– Конечно. Вряд ли я еще что-нибудь смогу. А я хочу кучу детей, понимаешь, Марина?! Кучу похожих на него мальчишек. Ну, хотя бы двух!

– Не надо плакать, дорогая. Тебе нельзя расстраиваться. Все образуется, Еленушка. Поверь мне, я знаю.

– Это ведь была шутка? – Елена скомкала бумажный платок и попыталась улыбнуться.

– О чем ты?

– О дворце.

– Боюсь, что нет, дорогая, – покачала головой королева. – Ты, вероятно, плохо знаешь Вацлава. Если он вбил себе что-нибудь в голову, то даже мне не под силу достать это оттуда.

– Это невозможно.

– Ну, отчего же, – лукаво улыбнулась Марина. – Это вполне законченное архитектурное сооружение, с отдельным подъездом, там можно быстро оборудовать пригодное и приятное для жизни пространство. И оно совсем не на виду, чудесный вид с террасы, парк прямо под окнами. Я буду рядом. Дети смогут вместе играть и учиться. Вацлав давно мечтал затащить Данека к себе поближе, но всегда что-нибудь мешало. Как бы там ни было, мы ведь публичные персоны. И журналисты, и все такое. Но теперь, когда вы вместе... Признаться, я и сама не вижу никаких особенных изъянов в этой идее.

– Но... это королевский дворец!

– Ах, дорогая, перестань, – махнула Марина рукой. – На дворе двадцать первый век. И тебе понравится.

– Я не могу жить в музее.

– А здесь можешь? Музей переехал, Еленушка. А дом, в котором не живут, неумолимо рушится. Пусть будут детский смех, и детский плач, и собачий лай, и звон рапир, и запах вкусной еды. Это чудесно. Мы с Вацлавом обожаем это. И очень любим тех, кого мы любим. Мы любим вас, Еленушка. И Данека, и тебя. И Сонечку. Мы будем счастливы, если вы согласитесь.

– Но Данек...

– Не нужно, дорогая. Просто поверь мне, ладно? – Марина обняла Елену и поцеловала в лоб. – Если он чего-нибудь еще не сказал, то обязательно скажет. Или сделает. Сегодня.

– Это все так быстро!

– Это еще не быстро. Быстро начнется завтра, когда нужно будет обсуждать церемонию и список гостей с протокольной службой.

– О Господи.

– Держись, Еленушка, – Марина замолчала на полуслове.

Елена обернулась и увидела Вацлава, сияющего улыбкой от уха до уха:

– Марина, поехали домой. Порядок восстановлен, не будем отвлекать молодежь, – он подмигнул Елене и поманил жену рукой.

– Да-да. Сейчас. Доктора я завтра пришлю, Еленушка, хорошо?

– Спасибо.

– Спокойной ночи!

Майзель появился, наконец. Попрощался за руку с королем, чмокнул в щеку Марину. И, едва сомкнулись за ними двери, схватил Елену в охапку, прижал к себе, закружил. Остановился, осторожно, как вазу богемского стекла, поставил ее на пол, опустился на колени, прижался головой к ее животу:

– Я тебя люблю, елочка-иголочка. Я тебя люблю и все время хочу, щучка-колючка, слышишь?! Ты теперь моя жена. Видит Бог, и плевать на все! Я тебя люблю. Я больше не отпущу тебя ни на шаг. Никогда. Ты жена моя, поняла?!

– Я с тобой, с тобой. Я теперь с тобой. Я буду тебе женой, если хочешь.

– Я хочу, мой ангел. Я, наверное, никогда в жизни так ничего не хотел.

– Скажи мне. Это очень важно. Почему ты столько времени молчал?

– Я... Я не знал, Елена.

– Чего ты не знал, скотина?!

– Я боялся. Я знал, конечно. И про себя... И про тебя. Ну, про тебя я, наверное, не столько знал, сколько...

– Прекрати мямлить. Чего ты не знал?! Чего боялся?!

– Что не смогу сделать тебя счастливой. Не на миг, не на год... Навсегда.

Он поднялся с колен и прижал Елену к себе. Она спросила тихо, глядя ему в лицо:

– А теперь, – не боишься?

– И теперь боюсь. Но гораздо меньше.

– Только поэтому?

– Да. Только поэтому.

– А как же счастье для всех и сразу?

– А это теперь непременно приложится. Потому что иначе не может быть.

– Ты правда больной, – у Елены опять запрыгали губы.

– Не вздумай плакать сейчас.

– Не дождешься. Быстро неси меня в постель.

– А можно?

– Нужно, идиот несчастный!