Глава 16

Мы лежали опустошенные и ошеломленные. Это продолжалось бесконечно долго.

Виной ли тому нервное перенапряжение последних суток или странное сочетание алкоголя и тонизирующих таблеток, – страсть накатывала волна за волной и не позволяла оторваться друг от друга. Мои плечи и грудь были искусаны в кровь, – Ленка впивалась в меня, чтобы сдержать крики.

От более суровых ранений меня спас Сережка, Тимофеичев отпрыск. Верный режиму, при пробуждении он включил магнитофон во всю силу импортных динамиков что позволило девушке более непосредственно и безопасно выразить свои чувства.

Но обессилели мы, лишь когда пацан запустил девяностоминутную кассету по второму кругу.

«Ю-а ин зе ами нау…»

– Дрон, это было здорово… Можно я посплю?.. Девушка лежит на спине вытянувшись, положив голову на мое плечо. А я думаю о том, что женщина – самое совершенное творение на земле. Наверное, ради нее этот мир и создан. И каждая женщина знает, что она неповторима и удивительна, и ищет мужчину, который заметил бы эту неповторимость. Чтобы стать блистательной, женщина должна стать желанной.

«Ю-а ин зе ами нау…» Ты сейчас в армии. И расслабляться совсем не время.

А когда – время? Может, я воин по жизни? Ну а раз так, нужно сделать свое дело хорошо.

– Дрон, ты не спишь?

– Нет.

– Послушай, я все о тех, из особняка. Они все-таки больные? И кто меня спас? И – зачем? Зачем меня вообще похищали?

– Давай я расскажу тебе сказку. Или – напомню, ты ее наверняка знаешь.

– А может, мы лучше уйдем отсюда? Не можем же мы сидеть на этом чердаке вечность.

– Тебе здесь что, плохо?

– С тобой мне очень хорошо. Дрон… послушай, мы ведь останемся друзьями, правда?

– Ага. Добрыми друзьями.

– Ты такой милый и такой умный!

– Еще бы. А с чердака мы уберемся, когда решим – куда и как.

– Ты думаешь, нас ищут?

Я только хмыкнул. Ищут – это слабо сказано!

– А кто? Те, из особняка? Если бы только они! Знать бы точно'– кто. И еще мне вспомнились фразы девушки еще тогда, при встрече: «Я не вру, я фантазирую…» и «Сейчас мне нужно выдумать вас». Ладно, все мы видим только небольшой кусочек этого мира, остальное додумываем, досочиняем. Причем досочиняем настолько убедительно, что сами верим в это почти безоговорочно.

Вопрос лишь в том, насколько наши догадки близки к истине. Или к реальному положению вещей. Для меня это сейчас важно. Если я ошибусь, это будет стоить мне жизни. И, наверное, кому-то еще.

– Что ты молчишь?

– Извини, мне нужно подумать.

– Так я не дождусь сказки перед сном?

– Сказка при пробуждении вдвойне дороже.

– Почему?

– Она жизнь делает сказочной. Самая короткая утренняя сказка была та, что рассказывал слуга Анри де Сен-Симону: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела!»

– А кто это – Сен-Симон?

– Один мечтатель. Тогда его мечты никто не принимал всерьез и в жизнь претворять не собирался. А потому они были безопасны.

– Его действительно ждали великие дела? Он совершил их?

– Это не важно. Важно, что он слышал эти слова каждое утро.

– От слуги.

– Ага, от слуги.

– Я вспомнила, мы его проходили. Он был социалист.

– Утопический.

– Интересно, а сам слуга верил в то, что говорил господину?

– И это не важно.

– А важно то, что этот социалист без слуги и без лести не обходился. Я права?

– Права.

– Тогда немножко посоплю. Ты ведь будешь меня охранять?

– Буду.

– Надежно?

– Как в пирамиде.

– Я что, похожа на мумию? Тогда накину что-нибудь.

– Ты соблазнительна и совершенна.

– Льстец. Но я тебе верю.

– Уже веришь? Во всем?

– Я думаю, ты хороший. Добрый.

– Не боишься ошибиться?

– Не-а. Интуиция. Ты мне сразу понравился, еще в машине. Ладно, думай, мыслитель. Буду спать.

Я накрыл ее курткой, девушка свернулась клубочком.

– А ты знаешь, мне уже не страшно. Почти, – произнесла она. Через минуту се дыхание стало размеренным и ровным. Она спала.

Ну что ж, начнем думать. Вся беда в том, что у нашего брата мужика процесс думания заключается в построении логической цепочки умозаключений, опирающихся на факты, причем не на сами события, а на то, как мы их увидели и интерпретировали. А ежели фактов не хватает, мы изготавливаем «костыли», называемые «предположениями», и опираемся на них за неимением лучшего. Остается только верить, что предположения сии надежны, как краеугольные камни. В противном случае вся цепочка рухнет и погребет под собой «мыслителя». Фактов у меня маловато, предположений – сколько угодно. При этом нужно разрешить вопрос жизненно важный: насколько правдив рассказ девушки и правдив ли он вообще.

В пользу ее истории говорит эпизод в квартирке на Конева: ребятишки действительно не шутили, не играли и были явными садюгами самого патологического толка. Все остальное – се рассказы. Так что логической конструкции не получится, нужно решить, верю ли я девушке, всему, что она рассказала.

Тут сокрыт один парадокс, хорошо, впрочем, известный писателям, художникам, актерам, режиссерам и высокопрофессиональным разведчикам. Человек устроен так, что способен верить придуманному. Причем даже в том случае, если придумал это он сам. На бытовом уровне это звучит просто: «Так оно есть, потому что я хочу, чтобы так было».

Человек полностью сливается с выдуманным им образом, и тогда не только его поступки, но даже его соматические реакции вроде учащения сердцебиения или покраснения кожи будут реакцией не самого индивидуума, а выдуманного им самим (или кем-то другим для него) образа.

А потому никакая логика и никакой «детектор лжи» не в состоянии засечь обман: весь комплекс реакций – расширение и сужение зрачков, изменение кровяного давления и частоты пульса, температуры тела на сотую долю градуса, изменение цвета кожи – ничто не способно выявить не правду. Ибо человек в данный момент является тем, кем себя считает.

Единственный «инструмент», способный распознать ложь, – это человек. Ведь даже если мы только познакомились с человеком, не сказали еще с ним двух слов, не обменялись ни единым значимым взглядом или жестом, этот другой нам уже либо симпатичен, либо нет. И это «либо-либо» мы даже не формулируем, а чувствуем:

«хороший», «плохой». При всем многообразии последующих вариаций – рода занятий человека, его взглядов на жизнь, манеры шутить и многого другого – последнее остается неизменным: хороший или плохой. Сложившиеся отношения могут быть сколько угодно приятельскими, но, если мнение «плохой» сложилось, оно будет лишь укрепляться.

Правда, есть люди «никакие» – они способны думать только о себе, но с их стороны возможны лишь мелкие пакости, а потому их не особенно замечают или принимают в расчет.

Интуиция, сказала Леночка. Большинство мужчин потому и ошибается в людях, что отказывается верить собственной интуиции, чувству, – более существенным кажется положение человека в обществе, его состояние, его суждения… Вся эта шелуха и становится ступеньками, фактами логических умозаключений. Потому-то и падать особенно больно.

Мне искренне жаль ревнителей «мужского ума» и «женского недоумия»: то, до чего мужчина будет додумываться и год, и два, оступаясь и терпя поражения, женщина понимает сразу. Мужики же недоуменно пожимают плечами и констатируют:

«Женская логика», имея при этом в виду что-то не стоящее внимания, легковесное и вздорное.

Правда, есть в женской логике или интуиции один существенный изъян, сделавший несчастными не одну тысячу прекрасных созданий. Его можно выразить в следующей фразе: «Любит меня, значит, хороший». Кто-то по поводу последнего может и спорить, но – не я.

Но женщина обладает безотказным оружием – обаянием и красотой. О какой-то мужской логике вопрос тогда не стоит вовсе, а что до интуиции, то и она бываем похоронена под воздействием прелестных чар, а на надгробной плите безвременно почивших мужского ума, прозорливости, а вкупе с ними всех прочих добродетелей можно начертать эпитафию: «Я ей верю, потому что хочу ей верить». Или еще короче: «Я верю, потому что хочу».

Я хочу верить Леночке? Безусловно. Верю ли я ей?

Итак, как настоящий мужчина, я пошел на поводу логических построений и загнал себя в капкан. Значит, последний вывод из всего вышеизложенного: «Девушка врет, потому что я хочу ей верить».

Бред сивой кобылы! Вернее, сивого мерина.

Вернемся к тому, как можно распознать обман: его можно почувствовать. Все просто: когда нам врут, мы чувствуем беспокойство! Даже если ложь вдохновенна, что-то заставляет нас раздражаться или беспокоиться, причем предмет беспокойства может быть совершенно далек и от данного человека, и от содержания беседы…

Я испытывал беспокойство во время рассказа?

Нет.

Значит, я ей верю?

Да.

Но что-то мешает сложиться полной картинке… Придется девочку разбудить.

Хотя и жаль – спит сладко.

Леночка открыла глаза, едва я тронул ее за плечо, увидела меня и улыбнулась;

– Ну как? Нас ждут великие дела?

– Трудно сказать. Я же не социалист.

– И не граф?

– Бог знает: разве можем мы ручаться за своих прабабушек?

– Это точно. Я иногда чувствую себя графиней. Правда, молодой. «Три карты, три карты…» – пропела она.

«Тройка, семерка, туз», – автоматически констатировал мозг. И почему я считал, что третьей картой в выигрышной комбинации была дама? Эх, всегда так: нет времени подумать в нужной ситуации. А когда время есть, мысли гуляют сами по себе, как беспризорные коты…

– Ты обещал сказку. – Девушка капризно надувает губки, проводит по ним кончиком язычка…

– Погоди. Мне нужно спросить.

– Спрашивай.

– Кому ты еще рассказывала про котенка?

– Про какого?.. – Девушка запнулась, лицо ее потемнело.

– Извини. Понимаю, тебе неприятно…

– Нет. Просто жутко страшно. Все как-то забылось, а тут снова…

– Прости. Но чтобы выпутаться окончательно…

– Да не извиняйся ты, я все понимаю.

– Так кому ты рассказала?

Она сидела неподвижно, глядя в одну точку. Сказала тихо, словно выдохнула:

– Денису.

Потом подняла на меня глаза.

– Дрон, ты думаешь… Это он?.. И все это было спланировано еще в Москве?..

И квартирка эта полудармовая… И даже – Володя?..

– То, что Володя, если это все-таки Ларсен, а не кто-то похожий на него, замешан в похищении, – вряд ли. А вот то, что твоя встреча с ним и последующее похищение были спланированы заранее, – похоже, что да.

– Но кем и зачем? Боже, я ничего не понимаю…

– С особняком – все просто. Доктор, судя по всему, не соврал: это у них бизнес такой.

– Да какой там бизнес – это же законченные шизики, они сдвинулись уж не знаю на какой почве, – может, папашки им мастурбировать запрещали… На хрена им иначе этот цирк устраивать! Да на побережье только свистни – девчонок набежит сотня, готовых и на оральный, и на вагинальный, и на что угодно… И на камеру им плевать – только возбудились бы круче!

– Ну тогда слушай сказку.

– Какую еще сказку?

– Не знаю. Народную. Я ее в детстве читал где-то. Значит так, росло одно дерево кроной вниз, под землю. И царь получал оттуда великолепный жемчуг – крупный и чистый, какого не мог принести ни один ловец.

– В Индии, что ли, дело было?

– Пусть в Индии, какая разница. И вот один парень, пусть это будет Синдбад, решил узнать, откуда этот жемчуг берется. И полез на дерево.

– Вниз?

– Ну да, вниз.

– Тогда не полез, а спустился.

– Не привередничай. Спустился он по стволу, а тот ветвится и на ветвях селения всякие, города… Ты чего смеешься?

– Анекдот вспомнила. Пошлый, но тоже философский. Рассказать?

– Лучше дослушай.

Девушка прикрыла рот рукой, еле сдерживая смех. Похоже, это у нее от нервов. Вдруг тело ее обмякло, она прильнула ко мне, заплакала, всхлипывая и утирая слезы кулачком.

– Денис… как он мог… Может, он с самого начала… может, он поэтому начал за мной ухаживать?.. Чтобы потом… продать! – Внезапно оттолкнула меня, вскинулась:

– А все-таки, Дрон, чем ты занимаешься?

– Сижу на чердаке с девчонкой и периодически пытаюсь вывести ее из состояния маниакально-депрессивного психоза.

– А вообще?

– А вообще – пытаюсь прикинуть ситуацию и вылезти из того дерьма, в какое мы оба попали.

– Ладно, не хочешь отвечать, ну и не надо. А все же интересно, чем ты занимаешься, на жизнь чем зарабатываешь. Не бойся, замуж за тебя я не собираюсь.

– Вот еще. Это первый раз жениться страшно, потом привыкаешь.

– Ты женат?

– Был.

– Нормально. Шансы мои растут. А все же, кем ты работаешь? Только не свисти про преподавательство – ни за что не поверю, что такой парень будет корпеть со студентами или учениками за те нищенские рубли. – Ты ведь умен, хорош собой, образован…

– Ба, сколько комплиментов. Если будешь продолжать в том же духе – вынужден буду, как честный человек…

– Чем ты зарабатываешь, честный человек?

– Переводами.

– Это с какого же?

– С английского. Кто из нас другой-то знает.

– Поболтаем? – Девушка произнесла это по-английски. Похоже, она тоже решила разоблачить в моем лице сенегальского шпиона. Хотя нет – в Сенегале говорят по-французски. Значит, меня выдаст мой бруклинский акцент. Тут вы и попались, Штирлиц!

– Нет проблем, – отвечаю я по-иноземному, стараясь придать голосу интонацию беспечного гуляки. Наверное, именно так должны говорить где-нибудь во Флориде в разгар бархатного сезона. Впрочем, у них там весь год бархатный сезон.

– Так что ты переводишь?

– Книжки. Детективы, истории любви, фантастику.

– И нормально за это платят?

– Мне хватает.

– А откуда у тебя весь этот арсенал? – Она кивнула на автомат, увесистую «сбрую». – На дороге нашел и ней сдавать в милицию?

– Почти что.

– Ладно, фиг с ним, с оружием. Так все-таки спокойнее. Дрон, а может, уедем отсюда ночью?

Это она говорит уже по-русски. Повыпендривались – и хватит.

– До ночи еще дожить нужно.

– Ты это серьезно?

– Да нет. Присказка такая.

Девушка сидит, снова глядя в одну точку.

– Что, опять плохо? – спрашиваю я.

– Да нет, все нормально. Правда нормально. Просто раньше я всяких маньяков только в кино видела. А кино – оно кино и есть. Никак я это с жизнью не соотносила. Тем более со своей.

– Ничего, малышка, выберемся.

– Дрон, можно тебя попросить?

– Конечно.

– Если вдруг мы попадемся этим и не будет возможности выбраться, ты, пожалуйста… Ты, пожалуйста, меня… застрели. Только не больно, ладно? Ты ведь умеешь?

– Мы выберемся.

– Правда?

– Правда.

Девушка наклонилась к моим рукам, потерлась подбородком.

– Спасибо тебе. И извини… На меня находит… Не обижайся.

– Да брось ты. Слушай, а на квартире у тебя, в белом халате – это и был Доктор?

– Нет. Все трое – его подручные. Его самого там не было. Просто этот малый подражал Доктору. Если бы ты не успел, они сделали бы со мною то же, что и со Стрелочкой… Зря ты меня оттащил. Я бы их убила.

– Когда ты заснула в машине, я вернулся. Эти двое были мертвы. Кто-то выстрелил им в лоб.

Я внимательно смотрю на девушку. На лице ее никаких эмоций. Ресницы опущены, а лицо просто застыло. Словно маска.