27

Так должно быть

Зверь выглядит ужасно.

Оба его глаза фиолетово-багровые, губа разорвана, нос приобрел совершенно неузнаваемую форму, да и все остальные части его лица... гм... не поддаются описанию. Страшно даже смотреть на этого бедного-несчастного дурака. Он мучается вот уже пятый день.

— Больно? — спрашивает Олли, будто не понимает, что подобные вопросы в данной ситуации излишни.

— Попробуй догадаться.

Зверь моргает, подносит кружку к уголку рта, наклоняет ее и большую часть пива проливает себе на подбородок. Если бы в этот момент на него посмотрел человек со стороны, то решил бы, что он пьет так из-за ранений, но мы-то с Олли давно его знаем: наш приятель всегда такой.

— Что сказал врач? — спрашиваю я.

— Сказал: тебя избили, — отвечает Зверь. Я смеюсь.

— Как будто я сам не знаю, — ворчит Зверь. — Будто пришел к нему, подумав, что у меня тонзиллит. Идиот!

Он закатывает глаза и опять проливает пиво на подбородок.

— Я на твоем месте просто взял бы и обчистил его хату, — говорит Олли.

Зверь смотрит на него и льет остатки пива себе на рубашку и на стол.

Я прекрасно понимаю, что он имеет в виду и почему не отвечает. Олли, бывает, брякает что-нибудь, ни о чем не думая. Вот и сейчас: предлагает Зверю обчистить дом этого кретина, абсолютно не принимая во внимание тот факт, что Зверь не в состоянии это сделать, потому что толпа других кретинов намылила ему морду.

Зверь смотрит на нас, потом в кружку — очень жалостливо смотрит.

— Бекс, будь другом, сходи купи нам еще пивка.

— Да пошел ты! — отвечаю я, глядя на очередь у барной стойки. — Сам сходи, ноги у тебя в порядке.

— Но у меня голова кружится.

— Это оттого, что ты влил в себя уже шесть пинт пива, причем большей частью купленного мной и Олли. Мы очень сочувствуем тебе, дружище, но угощать больше не собираемся. Иди за пивом сам.

— Олли, сделай одолжение!

— Ни фига, — отвечает Олли.

На физиономии Зверя отражается жалость к самому себе, он с особой медлительностью поднимается со стула и направляется к стойке.

— Эй, Зверь! — окликаю я его. — Раз уж ты пошел туда, купи и нам с Олли по кружечке.

Мы с Олли смеемся.

Зверь нарвался недавно на неприятность, каких мы, грабители, старательно пытаемся избегать; хозяин одного из домов застукал его на месте преступления.

Произошло это на Мэлад-стрит, что за Хай-стрит. Навел Зверя на этот дом один наш общий приятель, Девлин. Девлин работает вышибалой в «Глитси», мы познакомились с ним через Олли. В общем, Девлин рассказывает Зверю о свадебном пиршестве, которое одна парочка решила организовать в «Глитси», и дает Зверю адрес жениха.

Зверь думает: вот так повезло. На ночь новобрачные наверняка поедут в какой-нибудь отель, а я залезу в их дом, проверю, что им подарили на свадьбу. Приступить к осуществлению своего плана он решает рано утром и в три ночи направляется вместе с другом Снежком (я с ним не знаком) в дом счастливых молодоженов.

Суть его проблемы состояла в том, что в информации Девлина содержалась одна важная неточность: хозяин того дома снял «Глитси» не для свадебной вечеринки, а для мальчишника, который устроил для друзей. Примерно в два ночи дюжина парней вернулась в тот дом на Мэлад-стрит, а чуть позднее их всех разбудил шум, с которым Зверь влезал в окно на кухне.

Зверь возвращается с подносом на загипсованной руке. На подносе три кружки пива.

— Когда тебя ждут в суде? — спрашиваю я.

— В каком суде?

— Ты ведь нарвался в том доме на хозяина.

Зверь задумывается.

— А-а, ты об этом. По-моему, двадцать первого.

— И что тебе грозит, как думаешь?

— Сложно сказать. Если принять во внимание тот факт, что украсть мне ничего не удалось, то остается только взлом и проникновение в чужое жилище плюс смягчающие обстоятельства... Гм... Надеюсь, не получу ничего особенно страшного.

— С Чарли уже виделись?

— Да, вчера. Говорит, дело довольно серьезное. Но он всегда талдычит одно и то же. Бывает, застращает так, что думаешь, о меньшем, чем смерть через повешение, не стоит и мечтать, а отделываешься лишь строгим предупреждением. — Зверь пьет, проливает пиво, вытирается. — Сейчас меня, наверное, опять пошлют на общественные работы. Ерунда.

— А с тем кретином когда будут разбираться?

— В следующем месяце. Вот уж действительно кретин. Я был бы просто счастлив, если бы и его, и всех его дружков упекли за решетку.

— Хорошо, что мы живем не в Америке. Там тебя могут отделать как угодно и совершенно безнаказанно. Ни о каком возмездии в этой долбаной Америке можно даже не думать.

— Там и пристрелить человека никому ничего не стоит, — говорит Олли. — Разрешено законом. Даже если ты скажешь, что сдаешься, тебя все равно не раздумывая убьют.

— Ага, — соглашаюсь я. — Вот почему все грабители в Штатах вынуждены постоянно таскать с собой оружие. В противном случае их всех давно перестреляли бы. И за подобные дела там никого не наказывают.

— А по-моему, и там наказывают, — возражает Зверь. — Это называется у них непредумышленным убийством или чем-то вроде того. Разве не так?

— Не-а, — говорю я. — Если ты проникаешь в дом янки, в тебя палят без предупреждения. И ты ни на кого потом не сможешь пожаловаться.

— Да ну, чушь какая-то, — произносит Зверь. — Не верю.

— Недавно именно эту тему обсуждали по телеку. — Олли поворачивается ко мне. — Помнишь, Бекс? В «Панораме» или какой-то другой передаче. Если без приглашения появляешься в Америке в чужом доме, тебя имеют право пристрелить и глазом не моргнув. У них это считается самообороной.

— Но ведь это неправильно, — опять возражает Зверь. — Такого не может быть.

— Расскажи-ка поподробнее, — прошу я.

Я сам нахожу подобное положение вещей просто возмутительным. Я прекрасно понимаю: когда парень возвращается домой и видит, что его обчистили, он приходит в бешенство, загорается желанием отомстить грабителю, звонит в полицию. Это логично, справедливо даже. Но чтобы без разбора убивать человека, если застаешь его в своем доме, — такое никак не укладывается в моей голове. В нашей стране оружием можно лишь припугнуть. Если выстрелишь в кого-то, непременно попадешь за решетку. Грабитель, видя в руках хозяина дома пушку, сам даст деру, если, конечно, хозяин не заставит его дождаться копов.

Каждый человек обязан знать свое место в этом мире. Так должно быть.

Только представьте себе, что и мы живем в государстве, в котором, если ты забрался в чужой дом, любой недоделанный придурок вправе не только выгнать тебя, но сделать с тобой все, что ему заблагорассудится.

По-моему, закон должен служить на благо всего человечества — защищать невиновных и в то же время учить совершающих ошибки.

И потом, как доказать, незаконно ты пробрался к какому-нибудь чудаку в дом или он сам пригласил тебя на чай, а потом, рассердившись на что-то, взял и пристрелил? Ему ничего не стоит в любом случае заявить, что ты проник на его территорию без приглашения, да еще и вооруженный ножом.

Нет, в Америке я жить определенно не согласился бы. Пошла она ко всем чертям!

— Если бы я был американцем, тогда имел бы приличный ствол, — говорит Олли.

— Я в этом ни капли не сомневаюсь, — отвечаю я. — Уверен также и в том, что очень скоро ты был бы вынужден сесть на электрический стул.

— Вот мы заговорили об американцах, — произносит Зверь, — и я сразу вспомнил одну историю, которую мне рассказал о них Снежок. Он ведь когда-то жил недалеко от одной из американских баз ВВС. К атомному оружию база не имела никакого отношения, хотя точно я не знаю. Но это не столь важно.

Зверь делает большой глоток пива, громко причмокивая, вытирает подбородок и протягивает руку к моей пачке с сигаретами. Я позволяю ему угоститься, такой вот я сегодня добрый.

— Двое его друзей обычно ходили с некоторыми из американцев в какую-то пивную на территории той базы, — продолжает Зверь. — Пили там пиво, отдыхали, ну, как это обычно бывает. Однажды наши ребята немного перебрали и начали шуметь. Так эти придурки американцы тут же вытолкали их вон из пивнушки и хорошенько отделали дубинками. Что называется, от души отделали.

— Сукины дети, — говорит Олли.

— Полностью с тобой согласен, — отвечает Зверь. Мне смешно. Эти двое не знакомы с теми парнями из рассказа, даже толком не знают, за что конкретно их поколотили, но автоматически принимают их сторону только потому, что те — британцы. А не исключено ведь, что ребята вполне заслуженно получили, что вели себя действительно чрезмерно буйно.

— В общем, эти парни решили американцев проучить. Подослали пару приятелей в ту пивнушку, попросили их угостить янки пивом, поболтать с ними о спорте, прийти туда еще разок-другой, а в третий раз сказать, что оба они — члены любительской бейсбольной команды и что ищут вторую команду, с которой можно было бы поиграть. Янки мгновенно клюют на наживку и просят взять в качестве соперников их. Приятели друзей Снежка дают им название и адрес кабака, где они обычно собираются, и говорят им приехать туда в воскресенье во время ленча.

В воскресенье дюжина янки в шортах и гавайках припираются вместе с женами, детьми, корзинами со снедью для пикника в назначенное место, полные надежд классно отдохнуть. О том, что в пивнушке их встретят двенадцать мощнейших мордоворотов, вооруженных мотоциклетными цепями, кастетами и, естественно, бейсбольными битами, никто из американцев, конечно, и подумать не мог.

В общем, отделали этих несчастных, ни о чем не подозревавших болванов по полной программе. Набросились на них в первую же секунду и избили до полусмерти.

— А дети и жены? Они не попытались остановить эту бойню — позвонить в полицию, позвать кого-нибудь на помощь? — спрашиваю я.

— А как бы они это сделали? Ребята и им показали, где раки зимуют.

— Что? Женам и детям? — удивляется Олли.

— Ага! — Зверь смеется. — Этим чертям было все равно, кого лупить, вот они и обработали всех подряд. Зато после того случая у местных парней, посещавших пивнушку на американской базе, никогда больше не возникало никаких проблем.

— И никто больше никогда их не трогал? — спрашивает Олли.

— Насколько я знаю, нет, — отвечает Зверь.

— А что насчет жен и детей? — говорит Олли.

— О чем ты?

— Что с ними стало?

— Ничего. Наверное, вернулись в свою Америку, когда базу закрыли. Почем я знаю?

Зверь пожимает плечами.

По выражению лица Олли я вижу, что ему этого недостаточно, что сейчас он задаст очередной тупой вопрос.

— Базу закрыли? — спрашивает Олли.

— Да, но, разумеется, не из-за той расправы, — говорит Зверь. — Не потому что дюжина здоровых ребят отметелила их бойцов на том пикнике, а потому что закончилась чертова холодная война.

— А как генерал с той базы отнесся к мордобитию? Неужели ничего не сказал?

— Может, и сказал что-нибудь, только не мне.

— А полиция почему не вмешалась в это дело?

— Я не знаю, Олли, не знаю. Не исключено, что несчастные жертвы и позвонили в полицию, а может, и нет, решили, что все справедливо.

— Да, но генерал-то не мог никак не отреагировать на происшествие. И не мог посчитать, что его бойцов отлупили по справедливости.

— Согласен с тобой, вряд ли он воспринял это как что-то само собой разумеющееся. Но о генерале я ничего не знаю.

— А почему они просто не пристрелили тех ребят? Эти американцы?

— Понятия не имею, — говорит Зверь. — Может, не взяли с собой оружия. Я не знаю.

— А я думал, им разрешено носить с собой пушки куда угодно.

— Куда угодно? Да не знаю я, черт возьми! Говорю же: не знаю.

— Ну и ну. — Олли качает головой. — Весь твой рассказ — бред какой-то.

— Возможно, — выпаливает Зверь, поворачиваясь ко мне.

Я улыбаюсь. Олли просто обожает испортить какую-нибудь занятную историю кучей дурацких вопросов, которые, по сути дела, абсолютно не важны. Признаюсь, меня происходящее забавляет. А все потому, что не я рассказал эту байку. Кстати, Олли и на шутки реагирует так же.

Я сменяю тему, чувствуя, что, если я этого не сделаю, Олли спросит, почему Россия проиграла холодную войну.

— А за побои будет отвечать только хозяин?

— Что? А, да. Жених. Все остальные парни смотались из его дома еще до приезда полиции, он даже их имен не назвал.

— Какой благородный!

— Скот! Я лежал на полу и орал, чтобы эти твари остановились, но они продолжали меня дубасить.

Зверь трет лицо рукой в гипсе, возвращаясь мыслями в те кошмарные мгновения. По-видимому, даже вспоминать о них доставляет ему боль.

— Вот уж действительно твари, — говорю я. — Остановить грабителя, не дать ему возможности взять что-то из своих вещей — это я еще понимаю, но чтобы так разукрасить!

— Этот тип утверждает, что действовал в состоянии аффекта, — рассказывает Зверь. — Даже в редакцию местной газеты сходил и заявил, что возмущен моим поступком до глубины души и что непременно доведет дело до суда. Его поддерживает пол-улицы. Ублюдки.

— Но ведь он тоже совершил преступление, — говорю я. — Хочет, чтобы все жили в соответствии с законом, так пусть сначала научится сам не нарушать его.

— В газете он сказал, что не считает себя преступником, а это чушь собачья, ведь его обвиняют в нанесении человеку телесных повреждений, значит, чертов кретин ничем не отличается от настоящего правонарушителя. Это факт. А он в придачу еще и врун.

— Не считает себя преступником! — восклицает Олли. — Можно подумать, в этом есть что-то постыдное!

— Твое намерение украсть вещи этого дегенерата — не оправдание для его поступка, — говорю я. — Если бы, к примеру, я вышел сейчас в сортир, а вернувшись, не обнаружил бы своих сигарет на месте, увидел бы их на столе старика Альберта, я что, имел бы полное право настучать ему по башке? Думаю, нет.

— Ты и в газету не помчался бы с толпой ненормальных, жаждущих сделать из тебя гребаного героя, так ведь? — спрашивает Зверь.

— Само собой. Придурок, что тут говорить. — Я киваю. — Раздул из мухи слона.

— Точно, — соглашается на этот раз Олли. — Все равно как если бы мы постоянно лупили придурков, которые берут с нас деньги за прохождение техосмотра.

— По-моему, немного не из той оперы, Олли, — говорю я.

— Почему это?

— Я тоже считаю, что не из той, — поддерживает меня Зверь.

— Ну, не знаю!

Олли с недовольным видом откидывается на спинку стула.

— Как ты думаешь, что ему грозит? Тюряга? — спрашиваю я у Зверя.

— Сомневаюсь. Ты ведь знаешь судей. От них можно ожидать чего угодно. Не сильно удивлюсь, если этому кретину вместо наказания вручат медаль.

— Не говори ерунды. Он получит по заслугам, вот увидишь.

— Надеюсь, черт возьми, я очень на это надеюсь. Все должно быть по справедливости. — Зверь делает большой глоток пива. — Хотя, если ему удастся остаться на воле, тоже неплохо.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.

— Тогда нам с братьями не придется ждать, когда его выпустят, чтобы самим свести с ним счеты.