Кнамий шарик отыскался среди стеблей мелкой городской ромашки. Он был размером с рупную ягоду смородины. Из чистого стекла с чуть голубоватым отливом. Внутри дрожала крохотная искорка.

– Хороший экземпляр, – заметил Соломинка. – Скажи ей, чтобы не теряла больше…

– Скажу… Ребята, а не слыхал ли кто-нибудь: может, есть на свете шарики, которые выполняют очень важные желания?

Все запереглядывались. Никто о таких не слышал.

– Не… их не бывает, – сказал Пузырь почему-то с виноватой ноткой… А мудрый Ёжик подал голос из лопуховой чащи:

– Тогда слишком простой у всех жизнь была бы: нашел – загадал – исполнилось…

Он был прав, колючий шарик.

Соломинка глянул из-под медных волос. Он был здесь для Иги приятель больше, чем все остальные. Он спросил осторожно:

– А что, Ига, у тебя есть такое желание? Которое очень … – Мол, я понимаю, что речь идет не о новом компьютере, не о мопеде «Легенда»…

– Да не у меня! Опять же у нее, у Степки… – Ига поморщился от неловкости и жалости. – Вчера вечером вдруг загоревала: мама долго не едет. И спросила про такой шарик… для желания…

– Не бывает таких шариков, – со вздохом сказал Генка (его мама однажды тоже ездила в долгую командировку).

– А далеко живет ее мама? – поинтересовался Лапоть.

– Вообще-то рядом, в Ново-Груздеве. Но, когда привезла сюда Степку, уехала за тридевять земель, в Улан-Удэ, по делам своей фирмы. – Так сказал Ига, а сам подумал (уже не впервые): «Знаем мы эти «фирмы» и командировки, куда уезжают мамы, у которых нет мужей и которые оставляют детей бабке и деду…» Не совсем же ребенок он был, кое-что понимал в жизни. Хотя бы благодаря телевизору…

Генка Репьев достал из торчащих волос репей, подбросил его на ладошке, обвел друзей-приятелей глазами.

– А если попробовать лунноежелание ?

Все вопросительно уставились на Генку. А Пузырь сказал:

– Что это за фигня?

– Это, наверно, не фигня, – обстоятельно разъяснил начинающий поэт. – Я про него слышал от Валентина Валентиныча и от Якова Лазаревича. Я однажды пришел в музей по одному делу… ну, чтобы спросить, нет ли там старинной ручки для писания стихов. Хотя бы не насовсем, а на недельку… А они там сидели и разговаривали про свое детство. И пили чай. И меня позвали…

– А ручку-то дали? – перебил Пузырь.

– Дали. Деревянную, со стальным перышком. Только бесполезно, все равно лучше писаться не стало. Другое дело – перо от Казимира, которое Ига мне дал…

– Ты говори про желание, – нетерпеливо сказал Ига.

– Я и говорю. Они там вспоминали всякие считалки и заклиналки, которые у них в детстве были. И про лунное желание вспомнили… Если кому-то что-то очень-очень хочется, надо выловить из воды отражение круглой луны, перелить его в бутылку и разболтать. Получатся светящиеся чернила. Ими надо написать желание на бумажном листе. Лучше не простым пером, в гусиным. Потом надо сделать из листа кораблик и пустить его в какой-нибудь ручей. И сказать вслед заклиналку.

– Какую? – придирчиво спросил Пузырь.

– Любую. Какая придумается, лишь бы в рифму…

– Ну, ты сочинишь, ты специалист, – хмыкнул Пузырь. Генка не обиделся на хмыканье.

– Сочиню. И луна нынче как раз круглая…

– И перо у тебя есть, – напомнил Лапоть. И погладил в вырезе майки нарисованного белым репейного беркута.

– Есть… Только лунное отражение поймать очень трудно. Чтобы ловить руками, оно должно быть рядышком, перед тобой. А для этого надо, чтобы луна светила совсем с верхней точки неба, то есть из зенита. А она там почти никогда не бывает. Поэтому отражение видно только со стороны. Не дотянешься…

– Можно зацепить удочкой, – предложил Пузырь. Не поймешь, по правде или с подначкой.

Генка мотнул головой.

– На крючок оно не цепляется. Валентин Валентиныч и Яков Лазаревич… ну, когда были такие, как мы… они привязывали к длинной палке поварешку старались зачерпнуть луну издалека…

– И зачерпнули? – нетерпеливо спросил Лапоть.

– Зачерпнули, хотя и с трудом. И все сделали как надо. Я даже их заклиналку знаю, они ее до сих пор помнят. Только нам она не пригодится, для каждого раза нужна новая…

– А какая у них заклиналка была? – спросил Лапоть.

– Вот такая:

– Ну… и оно сделало? – спросил Ига и почему-то смутился.

– Не знаю. То есть они не знают. Они ведь не для себя загадывали, там было несколько человек. И вот, они для одного мальчика… А он очень скоро уехал, потому что это было во время войны с фашистами, и он был не здешний, а… как это? Э-ва-ку-ирный…

– Эвакуированный, – сказал Соломинка, который все знал.

– Да! То есть вроде беженца. В те дни его город как раз освободили, и он уехал с мамой…

– Наверно, загадывали, чтобы отец вернулся с войны, – насупленно сказал Ига.

Все промолчали, потому что были согласны.

Потом Пузырь все-таки счел нужным посомневаться:

– А может, ты, Генчик, все это сочинил своим фантастическим воображением? Знаем мы вас, поэтов. Придумаете, а потом сами верите….

– Нисколько не сочинил! Ёжик может подтвердить, он там был со мной… Иди сюда, только больше не колись… Помнишь историю про лунное желание?

Ёжик проворно приковылял и сказал, что помнит. И картавым голоском повторил заклиналку про ночные дали.

– Тогда надо попробовать, – решил Соломинка. – Между прочим, у нас дома есть подходящая поварешка. Почти волшебная. Наша бабушка рассказывала, что эту поварешку ее бабушке в детстве подарила одна колдунья, которая была родом из Польши, а потом приехала сюда. Ее звали Ядвига Кшиштовна. То есть Кристовна, но у поляков «эр» часто говорится, как «ша»…

«Великая Конструкция!.. Тьфу, Конструкции больше нет. Но все равно…»

– Эта Ядвига была прабабкой Домби-Дорритова!

Все приоткрыли рты.

– Ты откуда знаешь? – недоверчиво выговорил Соломинка.

Пришлось соврать:

– Чарли обмолвился, когда расспрашивал меня, что я чувствовал в ящике. Сказал: «Клянусь прабабушкой Ядвигой Кшиштовной, старой колдуньей, это удивительно…»

Вранье проглотили. А рассказывать о вчерашнем Ига по-прежнему не хотел. Пока…

– Значит, поварешка и правда колдовская, – с удовольствием подвел итог Соломинка. – Недаром вся такая старинная, из черного дерева, с узорами… Хорошо, что я не утащил ее в музей. Спросил у бабушки, можно ли, а она меня черенком по макушке… А я хотел на ту штуку выменять у директора старый лодочный мотор, который валялся на дворе.

– Мотор нам и так отдали, – вставил Лапоть.

– Да! Но я же не знал, что отдадут… А теперь поварешка пригодится. Уж из такой-то, колдовской, луна не ускользнет.

– Не ускользнет, – кивнул Генка. – Только обязательно надо, чтобы вода была гладкая. И чтобы ловить луну в чем-то круглом: в тазу, в бочке. Чем шире это круглое, тем лучше…

– Остается сожалеть, что нет воды бассейне у музея, – заметил Лапоть.

А Ига сразу вспомнил:

– Можно ловить внутри шины, которой я чуть не брякнул тетушку О-пиратора! Она до сих пор лежит в речке!

– Тетушка? – сказал Пузырь. Но юмор не поддержали. И решили, что место в самом деле подходящее. Внутри большущего резинового кольца вода совершенно спокойная, и речка для бумажного кораблика тут же. И никто не помешает в сумерках среди оврага…

Но у Иги появилось новое сомнение:

– А что, человек, для которого загадывают желание, обязательно должен быть там? Я боюсь, что, если Степка придет, а желание не исполнится, ей еще хуже сделается…

Генка сказал, что не обязательно. Он слышал от хозяина «Двух рыцарей» и директора музея, что мальчика, для которого колдовали они, рядом тоже не было.

– Но обязательно надо, чтобы собралось шесть человек. Такое правило, – добавил он. – Потому что… этот… радиус… он укладывается по кругу шесть раз. Тех ребят тоже было шестеро.

– Не по кругу, а по окружности, – казал Лапоть. – Впрочем, это несущественно…

– Если Степка не придет, где брать шестого? – спросил Соломинка. – Постороннего не хотелось бы… – («А я, значит, уже не посторонний!» – обрадованно подумал Ига.) – Ненадежный человек может проговориться, пускай даже не нарочно, это дойдет до девочки, она расстроится.

– Можно взять Ёжика! – подпрыгнул Генка. – Он совсем как человек! И думает, и говорит! Даже поумнее некоторых! Только с колючками, но это же неважно!

Пузырь оттопырил губу:

– Все-таки он еж. Вдруг не получится оттого, что не человек!

– Я постараюсь! – заверил Ёжик.

– Как ты постараешься-то? Из ежиной шкуры, что ли, вылезешь? – пробурчал неделикатный Пузырь.

– Не знаю. Но я постар-раюсь!

И все (даже Пузырь) поняли, что, если отказаться, это значит очень-очень обидеть Ёжика. Вдруг еще заболеет снова от огорчения. Да и Генка расстроится, потеряет, чего доброго, свой поэтический талант, никакие перья не помогут. Все посмотрели на Игу, словно от него зависело последнее слова.

– Ладно, – сказал Ига.