38. Таглиосские территории. Данда-Преш

Мы были на вершине перевала через Данда-Преш, когда нас достигла новость. Изматывающая усталость, одолевшая меня, когда я волочил свои древние кости, тут же испарилась. Я шел во главе колонны. Я остановился и отошел в сторону, глядя на бредущих мимо усталых людей и мулов. И люди, и животные надеялись, что наши главные силы смели в Чарандапраше все продовольствие и фураж.

Ворошки погрузились в усталость и отчаяние. Тобо шел вместе с ними, постоянно разговаривал и пытался чему-то научить, преодолевая их боль и апатию. Ребятишкам никогда в жизни еще не приходилось куда-то ходить пешком.

Их летательные столбы дрейфовали следом за ними.

Наконец на вершине перевала показалась Госпожа. Я подошел к ней и догадался, что слухи успели до нее добраться, хотя все вроде бы настолько вымотались, что уже не желали тратить дыхание на разговоры. Слухи — штука магическая, а может, даже и сверхъестественная.

Но я все равно сказал ей:

— Ранмаст и Икбал захватили Нарайяна и Бубу. Они так и шли дальше в нашу сторону, когда Душелов перестала за ними гнаться.

— Я слышала.

— Ты так же нервничаешь, как и я?

— Наверное, больше. — Некоторое время мы брели рядом. Потом она сказала:

— Мне так и не выпал шанс побыть матерью. И никогда не было возможности научиться быть ею. Когда Нарайян ее похитил, я просто снова стала прежней.

— Знаю. Знаю. И нам надо постоянно напоминать себе, чтобы мы не привязывались к ней. Она никогда не станет думать о нас, как о матери и отце.

— Я не хочу, чтобы она нас ненавидела. И знаю, что она будет нас ненавидеть. Ведь она всю жизнь прожила Дщерью Ночи.

Я задумался над ее словами, потом сказал:

— Когда-то и ты всю прожитую жизнь была Госпожой из Чар. Но теперь ты здесь., — Теперь я здесь. — Равнодушие в ее голосе обезоружило бы и не такого мужчину, как я.

Она — и я — теперь достигли того возраста, когда люди слишком долго гадают о том, как все могло бы сложиться, если бы в прошлом они сделали иной выбор.

У меня множество поводов для таких сожалений. А у нее, не сомневаюсь, еще больше. Потому что ей приходилось отказываться от чего-то гораздо чаще, чем мне.

Мимо нас, пыхтя, протопал Лозан Лебедь, на ходу съехидничав насчет стариков, которые всех задерживают. Я спросил:

— Ребята, вы присматриваете за Гоблином?

— Он и пернуть не может, чтобы мы об этом не узнали.

— Ну, уж это однозначно. Об этом вся округа сразу узнает.

— Мы не дадим ему ничего устроить, Костоправ. А вот в этом я не был уверен. Гоблин — скользкая мелкая сволочь. Будь у меня время, я бы сам шел рядом с ним, след в след.

— Гоблин не сделал ничего подозрительного, — сказала Госпожа.

— Знаю. Но еще сделает.

— И такое отношение начинает вызывать определенную симпатию к нему. Думаю, тебе следует об этом знать;

— Знаю. Но и предупреждение Одноглазого я тоже забыть не могу.

— Ты сам говорил, что Одноглазый попытается насолить ему даже из могилы.

— Да-да. Попробую относиться к нему проще.

— Нам нужно идти чуть быстрее. — Арьергард уже почти поравнялся с нами.

— Мы можем отстать и шмыгнуть куда-нибудь между скал.

— Значит, ты устал меньше, чем думаешь. Давай топай. — Через секунду она добавила:

— Поговорим об этом вечером.

Вот у меня и стимул появился.