Глава 16

Пробудил его чей-то сдавленный стон. Сначала Кристофер не сообразил, откуда он доносится, пока не услышал его снова и не осознал, что хриплые звуки исходят из его горла. Голова раскалывалась, в висках ломило, а череп, казалось, вот-вот разлетится, словно тысяча молоточков обрабатывала его изнутри. Проклятое похмелье! Впрочем, чего и ожидать после целой бутылки рома. Нужно же было глотать такую гадость! Чертовски крепкое пойло.

— Если хочешь, я могу избавить тебя от мук.

Голос с легким акцентом, нежный, словно вешний ветерок…

Кристофер с трудом повернулся, чтобы увидеть, кому он принадлежит. И совсем не удивился, узрев ее. Голова девушки покоилась на лежащей рядом подушке. Она совсем близко! И улыбается ему! Энн…

Анна… нет, Анастасия, да-да, именно так ее зовут… уже совсем поздно ночью ему удалось вытянуть из нее правду, хотя сейчас уже не вспомнить, когда именно и при каких обстоятельствах.

— Избавить? От чего?

— Прогнать боль, которая терзает тебя после вчерашней попойки.

— Ах, это! — воскликнул он, но тут же поморщился: наконечник невидимой стрелы вонзился ему прямо в лоб. — Не тревожься. Если ты придвинешься немного и позволишь обнять себя, наслаждение пересилит любые страдания, и я забуду обо всем. Согласна, красавица?

— Не выйдет, — тихо отозвалась она, касаясь его волос, — но с твоей стороны очень мило рассыпать мне комплименты.

Вопреки своим словам она действительно качнулась к нему и, прижавшись всем телом, положила голову ему на плечо. Кристофер блаженно вздохнул, поняв, что под простыней она совершенно голая. Что бы ни случилось между ними прошлой ночью… проклятие, ну почему у него все выветрилось?.. Кристофер не сомневался, что эта чаровница вознесла его на седьмое небо.

— Значит, ты согласилась, — торжествующе улыбнулся он с чисто мужским удовлетворением, запуская руку в ее мягкие волосы. — Я знал, что заполучу тебя, хотя, будь проклят, если что-то помню.

— Если хочешь знать, ты весьма решительно настаивал.

— Правда? Ну и молодец же я! Анастасия усмехнулась, и чуть хрипловатый смешок нашел немедленный отклик в той части тела, которая не всегда подчинялась здравому смыслу. Поразительно, как легко она способна вызвать в нем желание!

— Ужасно обидно, что лучшая часть ночи совершенно выпала из памяти, — расстроенно пожаловался он. — Но я готов повторить все с самого начала, чтобы исправить все совершенные ошибки. На этот раз я не подведу.

Анастасия, чуть откинув голову, взглянула на него. В прелестных глазах мелькали смешливые искорки, но ошеломленный Кристофер усмотрел в них и нежность.

— С самого начала? Не хотелось бы разочаровывать тебя, Кристоф, но едва твоя голова коснулась подушки, как ты громко захрапел. На этом ночь для тебя и кончилась. Лежал в абсолютно бесчувственном состоянии и даже не пошевелился, когда я тебя раздевала. И поверь, ворочать такого тяжелого верзилу — дело нелегкое. Вряд ли бы ты очнулся, даже если бы над головой пушки палили!

— Ясно, — пробурчал он. — Гром и молния, неужели я так надрался?

Девушка с улыбкой кивнула:

— Ну и забавный же ты, когда зальешь глаза! Не мямлишь, язык не заплетается, не качаешься, ни разу не споткнешься. На вид совсем трезвый, словно и не пил ни капли. Но такое несешь… ни один человек в здравом уме не сказал бы такого.

— И что же именно я говорил?

— Приказал мне, чтобы никогда больше не смела танцевать. Глупенький… ну конечно, буду, всякий раз как попросишь. А потом швырнул меня на свою лошадь, как мешок с мукой, и велел оставаться на месте, пока ты будешь убивать Николая.

Кристофер на мгновение даже о боли забыл.

— И что… что, я действительно его прикончил? Не может быть!

— Нет, ты отвлекся, пытаясь найти подходящее оружие, долго рылся в карманах, пока не забыл, что ищешь.

Кристофер кисло поморщился. Какое счастье, что Господь не допустил до смертоубийства!

— Больше никогда в жизни, — поклялся он. — Если я увижу хоть одну бутылку с ромом…

— Знаю-знаю. Скорее разобьешь ее себе об голову, чем выпьешь хоть каплю.

— Ну, так далеко я не заходил бы…

— Это не я придумала, — хмыкнула девушка, — ты сам сказал прошлой ночью.

Ее смешок снова разбудил ненасытную плоть. Желание буквально раздирало его. Он притянул к себе девушку так, что их губы оказались совсем близко. Взгляды их скрестились. Кристофер надеялся, что она заметит и поймет, до какой степени он жаждет ее.

— Значит, мы еще не любили друг друга? — вырвалось у него.

— Нет, и не будем, — деловито объявила Анастасия, — пока я не прогоню эту мерзкую головную боль. Хочу, чтобы ты испытывал лишь блаженство, безмерное блаженство в моих объятиях. И поверь, я не хвасталась, когда говорила, что наделена даром исцеления. В нашей семье знание трав передается от матери к дочери вот уже целые столетия. Это не займет много времени.

Кристофера раздирали противоречивые эмоции — жаркое сладострастие при упоминании о том, как она станет любить его, острое разочарование, потому что Анастасия отстранилась и встала, и тут же нечто похожее на благоговение, когда он увидел ее наготу во всей красе.

Она вела себя совершенно спокойно, словно расхаживать голой перед посторонним мужчиной — дело самое привычное. Ни смущения, ни стыда, ни малейшего румянца на белоснежных щеках. Девушка вовсе не гордилась своим роскошным телом, не выставляла его напоказ, хотя имела для этого все основания. Просто подошла к столу, на котором лежала полотняная торба, порылась в ней, пока не нашла, что искала, огляделась и обнаружила стаканы и несколько графинов со спиртным и один — со свежей водой.

Она открыла каждый, понюхала содержимое и, к удивлению Кристофера, выбрала бренди. Налив немного в стакан, она высыпала туда же истертые в порошок травы, быстро помешала пальцем, а потом облизнула его, к величайшему ужасу Кристофера, который и без того чувствовал, что вот-вот взорвется и опозорится, излив семя прямо в постель. Но Анастасия, не обращая внимания на его бедственное состояние, вернулась к нему и протянула стакан. На дне плескалось примерно с дюйм янтарной, мутноватой от трав жидкости. Кристофер, недовольно нахмурясь, уставился на снадобье.

— Почему бренди, а не вода?

— Потому что у лекарства не слишком приятный вкус, а бренди немного его заглушит. Выпей. Уже через четверть часа почувствуешь себя куда лучше, а мне как раз хватит времени наскоро вымыться.

Представив себе Анастасию в огромной ванне, с кожей, блестящей от мыльной пены, Кристофер судорожно сглотнул слюну и одним махом опрокинул содержимое стакана.

— Я… я присоединюсь к тебе… если не возражаешь.

— Не возражаю, — улыбнулась девушка, — если пообещаешь не распускать руки, пока боль не пройдет.

— Ладно, — вздохнул он, — так и быть, перестрадаю… то есть подожду тебя здесь. Так, пожалуй, будет лучше.

Анастасия кивнула, наклонилась и, поцеловав в лоб, прошептала на ухо:

— Счастье приходит к тому, кто умеет ждать, Кристоф.

У него так и вертелась на языке довольно резкая отповедь. Пора ей знать, что его имя не какая то чужеземная кличка, и никакой он не Кристоф. Но вместо этого Кристофер предпочел наслаждаться видом ее великолепных грудей, нависших над самыми его губами, когда она нагнулась. Совсем как спелые груши! Что бы он не дал, лишь бы попробовать их на вкус!

Но она тут же выпрямилась, отошла и исчезла за дверью. Оставалось лишь фантазировать, представляя ее в этой развратно-роскошной ванне. Нежную. Теплую. Пленительную.

Ванная была единственной комнатой во всем доме, которая резко выделялась на фоне остальных и совершенно не вписывалась в общую обстановку. Кристофер помнил, как был поражен, увидев ее при первом осмотре поместья. Похоже было, что дом меблировал какой-то чопорный замшелый пуританин, ненавидевший яркие и теплые тона и презиравший уют, который не позаботился заглянуть в ванную. Поэтому она и осталась нетронутой. И слава Богу! Ванна в римском стиле, к которой вели мраморные ступеньки, достаточно большая, чтобы вместить шестерых, изящные колонны, на капителях которых резвятся голенькие золотые херувимчики.

Он обязательно будет купаться вместе с ней в этой ванне, пока не придет время возвращаться в Лондон. Кстати, о Лондоне… где, во имя всего святого, она будет жить, пока он не найдет для нее подходящего местечка? Нужно снять жилище в тихом квартале. А его городской дом совершенно не подходит: слуги, разумеется, немедленно начнут сплетни. Потому что у лекарства не слишком приятный вкус, а бренди немного его заглушит. Выпей. Уже через четверть часа почувствуешь себя куда лучше, а мне как раз хватит времени наскоро вымыться.

Представив себе Анастасию в огромной ванне, с кожей, блестящей от мыльной пены, Кристофер судорожно сглотнул слюну и одним махом опрокинул содержимое стакана.

— Я… я присоединюсь к тебе… если не возражаешь.

— Не возражаю, — улыбнулась девушка, — если пообещаешь не распускать руки, пока боль не пройдет.

— Ладно, — вздохнул он, — так и быть, перестрадаю… то есть подожду тебя здесь. Так, пожалуй, будет лучше.

Анастасия кивнула, наклонилась и, поцеловав в лоб, прошептала на ухо:

— Счастье приходит к тому, кто умеет ждать, Кристоф.

У него так и вертелась на языке довольно резкая отповедь. Пора ей знать, что его имя не какая то чужеземная кличка, и никакой он не Кристоф. Но вместо этого Кристофер предпочел наслаждаться видом ее великолепных грудей, нависших над самыми его губами, когда она нагнулась. Совсем как спелые груши! Что бы он не дал, лишь бы попробовать их на вкус!

Но она тут же выпрямилась, отошла и исчезла за дверью. Оставалось лишь фантазировать, представляя ее в этой развратно-роскошной ванне. Нежную. Теплую. Пленительную.

Ванная была единственной комнатой во всем доме, которая резко выделялась на фоне остальных и совершенно не вписывалась в общую обстановку. Кристофер помнил, как был поражен, увидев ее при первом осмотре поместья. Похоже было, что дом меблировал какой-то чопорный замшелый пуританин, ненавидевший яркие и теплые тона и презиравший уют, который не позаботился заглянуть в ванную. Поэтому она и осталась нетронутой. И слава Богу! Ванна в римском стиле, к которой вели мраморные ступеньки, достаточно большая, чтобы вместить шестерых, изящные колонны, на капителях которых резвятся голенькие золотые херувимчики.

Он обязательно будет купаться вместе с ней в этой ванне, пока не придет время возвращаться в Лондон. Кстати, о Лондоне… где, во имя всего святого, она будет жить, пока он не найдет для нее подходящего местечка? Нужно снять жилище в тихом квартале. А его городской дом совершенно не подходит: слуги, разумеется, немедленно начнут сплетничать. Им ни в чем нельзя довериться. Здесь, в сельской местности, это не важно: сплетни не разносятся так далеко, как в столице. Представить страшно, что будет твориться, когда в обществе станет известна его история. Не хватает еще, чтобы на всех углах судачили, будто маркиз Хаверстон околдован цыганкой, хотя это чистая правда.

Дверь снова открылась, Анастасия вошла в спальню такая же обнаженная, какой ее покинула, и направившись к кровати, забралась в нее, встала на колени и откинула простыню. Кристофер со свистом втянул в себя воздух, поражаясь бесстыдной дерзости, с которой она устроилась верхом на его чреслах. Ее длинные, загибавшиеся на концах волосы, свисавшие по обеим сторонам лица, щекотали ему живот.

— Ну, как твоя головная боль? — хладнокровно осведомилась она, словно не замечая его завороженного взгляда.

— Какая боль? — деланно удивился он.

— О чем-нибудь жалеешь, Кристоф? — усмехнулась она.

Кристофер покачал головой и чуть приподнял бедра.

— Ты, должно быть, шутишь!

— Я говорю не о том, что сейчас произойдет между нами, ибо знаю, что подарю тебе счастье.

Просто хотела знать, не жалеешь ли ты о подарке, который уготовила тебе судьба? Я с радостью пошла ей навстречу. А ты?

Кристофер нежно погладил ее по щеке.

— Ты сама не знаешь, как много сделала для меня. Кстати, в своих предсказаниях ты куда более точна, чем хотелось бы признать. Ты права, я превратился в видимость человека, чьи чувства давно угасли, как потухшее пламя. Но ты вернула меня к жизни.

Улыбка Анастасии словно осветила комнату.

— Мы созданы друг для друга, — прошептала она и, опершись ладонями о его плечи, подалась вперед и повторила:

— Созданы. И навеки будем вместе.

Кристофер что-то неразборчиво пробормотал. Руки его с силой обвились вокруг ее талии, потянули вниз. Боже, как долго он ждал этого мгновения, как мечтал ощутить ее тело своим! А губы… ее губы… медовая сладость, малиновый привкус… Он жадно впился в ее рот, так, словно хотел поглотить, завладеть навеки и уже не отпускать. И хотя почувствовал, как она напряглась, не прервал поцелуя. Она с ним, рядом, близко, казалось, он целую вечность провел в поисках этой женщины, и теперь, когда наконец нашел, ничто на свете его не остановит. Она в его власти!

Но такая сила нашлась. Ею оказалась сама Анастасия. Она ловко вывернулась из его объятий, сжала ладонями лицо и, к его безмерному удивлению, приказала:

— Выслушай меня, Кристофер. Я не позволю причинить себе ненужную боль и страдания только потому, что ты безмерно одурманен страстью и сам не понимаешь, что делаешь. Неужели забыл, что до тебя я не была ни с одним мужчиной?! Когда-нибудь дашь себе волю, и я покорюсь всем твоим желаниям, но не сейчас. Не сейчас! На этот раз ты будешь бережен и осторожен с тем, что я принесла тебе в дар. Вспомни о том, что ты должен безжалостно разорвать, чтобы сделать меня своей! Я готова к боли, но лишь от тебя зависит, будет ли она короткой или мучительной. Разве тебе доставит удовольствие видеть, как я страдаю?

— Конечно, нет, — машинально пробормотал Кристофер, не в силах прийти в себя от ее слов.

Святой Боже, неужели она невинна? Как может девственница быть столь вызывающе дерзкой, почти наглой? Ведет себя, словно опытная развратница. Впрочем, еще немного, и правда выплывет наружу.

Он все узнает и сумеет отличить притворную наивность от прожженного распутства.

— Для девушки, не познавшей мужчину, ты чрезвычайно откровенна, — выпалил он и тут же прикусил язык. Но было уже поздно. Опять поспешность подвела его!

Анастасия, ничуть не обидевшись, звонко рассмеялась.

— Мы проведем вместе всю жизнь. Я ведь уже говорила, нас ничто не разлучит. К чему же мне притворяться, скрывать что-то от тебя? Я твоя, Кристоф, твоя навеки, и глупо это отрицать и таиться, когда ты мой повелитель.

"Я твоя». Странно, но эти два коротких слова наполнили его щемящей нежностью. Он снова и снова твердил их про себя, и сам не заметил, как перекатился на бок, увлекая за собой Анастасию, и, в свою очередь, навис над ней. И бережно прикоснулся губами к губам, наслаждаясь своей властью над ней. Какой божественный вкус!

Ее податливые губы разомкнулись, впуская его язык, который она тут же глубоко всосала, очевидно, так же наслаждаясь, как и он. Рука Кристофера накрыла упругую грудь. Анастасия выгнулась, как гибкий лук, наполняя его ладонь нежной плотью. Кристофер едва не вскрикнул от восторга. Бесстыдная девственница, о чем еще мечтать мужчине?!

— Ты скажешь, когда будешь готова? — прохрипел он.

— Думаю… ты сам узнаешь, — выдохнула она. Кристофер только улыбнулся, продолжая восхитительные блуждания по этому совершенному телу. Он ласкал ее, едва дотрагиваясь, почти благоговейно, восхищаясь ее идеальными формами, мягкостью, откликами на его прикосновения. Он весь горел от нетерпения поскорее оказаться в ней, плоть налилась, набухла и ныла, но каким же сладчайшим блаженством было отдаваться ее любовной игре, первой в жизни, но такой искусной! Она вздрагивала, стонала, металась, кости ее словно плавились под поцелуями, кровь превращалась в жидкий огонь, а сама она становилась текучим медом. С ней Кристофер чувствовал себя так, словно и он впервые познает женщину.

И он действительно уловил тот момент, когда может овладеть ею окончательно. Стараясь не раздавить девушку своим весом, он устроился между ее разведенными бедрами и стал медленно, невыносимо медленно входить в нее, то и дело останавливаясь и выжидая. Она не лгала: тонкая преграда, отделяющая девушку от женщины, и в самом деле оказалась нетронутой, и Кристофер, мучительно стиснув зубы, чуть откинулся, чтобы одним резким броском пробить ее. Он хотел эту женщину. Хотел до безумия, до умопомрачения. Хотел утонуть в ее шелковисто-влажной плоти. Хотел припасть к воспаленным соскам.

И когда взял ее, она лишь громко охнула, но не закричала и не заплакала. Его легкие поцелуи сразу же успокоили ее, и напряженное тело обмякло.

Он подождал немного, чтобы дать ей прийти в себя, и лишь когда она стала возвращать его поцелуи, осмелился шевельнуться. Она металась, билась под ним, словно в горячечном бреду, и, поняв, что ее страсть воспламенилась с новой силой, он дерзко пробивался в девственные глубины, заполняя до отказа тесное горячее лоно. Оно облегало, как перчатка, как ножны — шпагу, и Кристофер едва не потерял голову, едва не забылся, отдаваясь на волю жгучего наслаждения, но все же каким-то образом удержался на самом краю и начал осторожно двигаться. Жаркое сжатие нежного естества было почти непереносимо. Но вскоре стало ясно, что ее несет тем же потоком бурной страсти и она так же лишилась рассудка, как и он. Еще один глубокий выпад — и оба ринулись в ослепительную бездну, на дне которой сверкало многоцветье бриллиантовых огней.