на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



1.

1. По окончании зимы персидский царь Сапор, страшно возгордившийся из-за успехов своих прежних побед, пополнил свои войска и, значительно усилив их, направил для вторжения в наши пределы катафрактов, стрелков и наемное войско. 2. Против этих полчищ выступил комит Траян и бывший царь аламаннов Вадомарий с очень сильной армией, собираясь, согласно приказанию императора, действовать против персов скорее оборонительным, нежели наступательным образом. 3. Когда они прибыли в Вагабанту, представлявшую большие удобства для расположения войск, им пришлось выдержать сильный натиск вражеских конных отрядов. Не желая принимать бой, они сначала намеренно отступили, чтобы не оказалось, что они первыми нанесли ущерб неприятелю и явились виновниками расторжения мирного договора; только вследствие крайней необходимости они вступили в бой и вышли победителями, причинив неприятелю значительный ущерб. 4. Обе армии воздерживались от решительных действий, но несколько раз затевались с той и с другой стороны стычки с различными исходами. Затем было заключено по взаимному соглашению перемирие, и по окончании лета верховные командиры обеих сторон отступили в разных направлениях, сохранив взаимную вражду. Парфянский (персидский) царь вернулся в Ктесифон, чтобы провести там зиму, а римский император вступил в Антиохию. Пребывая там в безопасности от внешнего врага, он едва не пал жертвой внутренней измены, как покажет это дальнейшее изложение событий.

5. Некто Прокопий, неспокойный и всегда страстно преданный интригам человек, сделал донос на придворных Анатолия и Спудасия, которые были осуждены на возмещение растраченных ими казенных денег, как будто они покушаются на жизнь комита Фортунациана, проявлявшего большую настойчивость во взысканиях. Император вследствие жестокости своего нрава тотчас воспылал страшным гневом и, в силу высокого авторитета своей власти, отдал под суд префекта претория некоего Палладия, че-{434}ловека низкого происхождения, как нанятого вышеназванными лицами колдуна, и Гелиодора, толкователя судеб по гороскопу, чтобы заставить их выдать, что они знали по этому делу. 6. Когда производился строгий допрос об этом деянии или попытке, Палладий дерзко закричал, что дело, разбирательство которого происходит, пустое и не стоящее внимания; а что он, если позволено будет дать показания, разоблачит другое дело поважнее и пострашнее, для которого сделаны уже приготовления в широких размерах и которое может привести в смятение весь мир, если не будут приняты предупредительные меры. Получив приказание говорить свободно то, что он знает, он стал распутывать бесконечный клубок и утверждал, что бывший правитель провинции Фидустий с Иринеем и Пергамием тайно выведали имя того, кто будет императором после Валента. 7. Немедленно был схвачен Фидустий, находившийся случайно поблизости, и незаметно приведен в суд. Увидев доносчика, он не попытался скрыть уже разоблаченную тайну каким-либо запирательством и открыл всю горестную цель этого дела, откровенно сознавшись, что он обращался с вопросом о будущем государе вместе с опытным в деле прорицания Гилариеми и Патрицием, из которых Гиларий состоял на на дворцовой службе, и что полученный тайными способами ответ предсказал возвышение превосходного государя, а самим вопрошавшим – горестный конец. 8. Когда задумались, кто в ту пору превосходил всех силой духа, пришли к мысли, что превосходит других Феодор, достигший уже второго ранга среди нотариев. И он был в действительности таков, как о нем думали. Происходивший из древнего знатного рода в Галлии, с детских лет прекрасно воспитанный соответственно своему благородному происхождению, он отличался скромностью, рассудительностью, образованностью, располагающими манерами обращения, научными познаниями; он всегда казался выше того ранга и должности, которые занимал, и пользовался расположением, как у высших, так и у низших. Он был почти единственный в то время человек, чей язык не сковывал страх перед опасностью, так как он не давал воли языку, и всегда обдумывал то, что говорил.

9. Фидустий, замученный пыткой до полусмерти, добавил к своим показаниям, что при его посредстве об этом предсказании узнал Феодор через Евсерия, человека известного своей ученостью и пользовавшегося большим уважением, который незадолго до этого управлял Азией в звании вице-префекта. 10. Немедленно был арестован Евсерий, и все дело было, согласно обычаю, прочитано императору. Дикий гнев, словно пылающий факел, разгорелся в душе Валента, и многие еще разжигали его позорной лестью, а больше всех – тогдашний префект претория Модест. 11. Так как он со дня на день все больше опасался быть замененным, то и {435} старался разными способами расположить к себе Валента, человека простоватого, обволакивая скрытой и изукрашенной туманными словами лестью; простые и грубоватые речи Валента он называл цицероновскими цветами красноречия и для возбуждения его тщеславия вызывался предоставить в его распоряжение даже звезды, если он велит.

12. И вот отдан был приказ немедленно доставить Феодора из Константинополя, куда он отбыл по личным делам. А пока он был в пути, на основании разных предварительных распоряжений, которые выходили днем и ночью, пригоняли в Антиохию из различных областей множество людей, занимавших видное положение своим саном и знатностью. 13. Ни тюрьмы, ни частные дома не могли уже вместить толпу заключенных, задыхавшихся в страшной тесноте, так как б'oльшая часть их содержалась в оковах, и всех обуял ужас за себя и своих близких. 14. Наконец прибыл и сам Феодор, полумертвый и в траурной одежде. Его разместили в глухом закоулке городской территории; было подготовлено все, чего требовало предстоящее следствие, и прозвучал сигнал к гражданскому кровопролитию.

15. И так как историк, сознательно умалчивающий о событиях, совершает, очевидно, не меньший обман, чем тот, кто сочиняет никогда не случавшееся, то я не отрицаю, – да в этом и нет сомнения, – что жизнь Валента была в крайней опасности, как и прежде нередко из-за тайных заговоров, так и тогда, и что меч, почти занесенный над ним военными людьми, отклонила судьба, предопределением которой он был обречен на горестный конец во Фракии 96716. Так, когда он однажды после полудня уснул в лесной местности между Антиохией и Селевкией, на него покушался Саллюстий, бывший тогда скутарием. Не раз были в дальнейшем такие же случаи, но он благополучно спасался от этих покушений, так как определенный ему при самом рождении срок кончины не позволял свершиться этим жестоким дерзновениям. То же самое происходило при государях Коммоде и Севере, на жизнь которых бывали не раз самые дерзкие покушения, но первый после того как он благополучно избежал многих различных опасностей в самом дворце, получил почти смертельный удар кинжалом в амфитеатре, когда входил туда на представление, от сенатора Квинциана 968человека преступного честолюбия, а второй, уже в преклонном возрасте, когда он лежал однажды в спальне, подвергся неожиданному нападению со стороны центуриона Сатурнина 969по наущению {436} префекта Плавциана и был бы заколот, если бы не оказал ему помощи его уже взрослый сын. 18. Поэтому простительно было, что Валент со всяческой предусмотрительностью защищал свою жизнь, на которую покушались изменники. Но непростительно было то, что он с царским высокомерием совершенно одинаково, не делая различия между заслугами, со злобой и натиском обрушивался на виновных и невиновных; под сомнением была еще сама виновность, а император уже не имел сомнения относительно кары, так что некоторые раньше узнавали о своем осуждении, чем о том, что на них пало подозрение. 19. Эта его упорная предвзятость усиливалась корыстолюбием как его собственным, так и придворных; последние держали открытой свою пасть, и если изредка произносилось слово «милосердие», то называли это слабостью; они развращали человека, носившего смерть на конце своего языка; как свирепый ураган обрушивались они на все и спешили до основания разрушить самые богатые дома. 20. Император открыл доступ к себе всем интриганам и кроме того был подвержен двум недостаткам: первый – что он впадал в страшный гнев именно тогда, когда он сам стыдился своего гнева, и второй – что он считал ниже своего царского достоинства проверять справедливость того, что выслушивал, с равнодушием частного человека как неопределенные слухи и принимал это за вполне достоверное. 21. Следствием этого было то, что многие под видом милости к ним, были совершенно беспричинно изгнаны из родного дома и отправлены в ссылку; их конфискованное в казну имущество превращалось отчасти в личные доходы императора, так что осужденные были обречены на жизнь за счет подаяния, угнетаемые ужасной нищетой, в страхе перед которой древний поэт, мудрый Феогнид, 970советует нам даже бросаться в море 97122. Если даже признать, что они это заслужили, то все-таки само отсутствие надлежащей меры было ненавистно. Поэтому справедливо отмечено, что нет более жестокого приговора, чем тот, который под видом пощады оказывается слишком строгим.

23. И вот, собрались с префектом претория во главе высшие чины, на которых возложено было производство следствия, расставлены были орудия пытки, заготовлены кнуты со свинцом и бичи; все оглашалось ужас наводящими дикими криками, и среди звона цепей слышались возгласы палачей: «держи, запирай, надави, накрой его»! 24. И так как на моих глазах многих после жестоких мук приговорили к казни, и все слилось теперь для меня в одну картину, как в покрытой туманом перспективе, то я в общих {437} чертах изложу, что могу в точности восстановить в памяти, которая не удержала все множество отдельных фактов.

25. Прежде всего вызван был на суд Пергамий, против которого, как я сказал, Палладий показал, что он выведывал будущее нечестивыми средствами. Ему предложено было несколько малозначимых вопросов. Как человек, владевший словом и склонный вообще давать волю языку во вред другим, Пергамий, пока судьи размышляли в какой последовательности производить им следствие, дерзко заговорил сам и без конца сыпал тысячами имен, требуя доставить великих преступников чуть ли не из самых отдаленных краев Атласа. После того как он был казнен как зачинщик слишком дерзких обвинений и вслед за ним казнены были другие целой толпой, подошли к делу самого Феодора, словно к состязанию за честь победы на Олимпийских играх. 26. В тот же день помимо множества других горестных событий случилось и следующее: Салия, незадолго до этого бывший комитом казначейства во фракийских областях, когда его собирались вывести на допрос из тюрьмы и он стал надевать сапоги, пораженный величиной обрушившегося на него ужаса, скончался на руках у поддерживавших его людей.

27. Так как на составленном для разбора этого дела судилище судьи, хотя и приводили предписания законов, но направляли дело по воле владыки, то всех обуял ужас. Совершенно отклонившись от пути справедливости и поднаторев уже в искусстве причинять вред, император доходил до крайнего бешенства, как зверь в амфитеатре, если от него ускользает приблизившийся к клетке человек.

28. Когда приведены были на допрос Патриций и Гиларий и было им предложено изложить ход дела, их показания с самого начала разошлись; их подвергли пытке; доставлен был также треножник, которым они пользовались; доведенные до крайности, они открыли полную истину с начала и до конца. Сначала давал показания Гиларий. Он сказал:

29. «Под дурными знамениями устроили мы, почтенные судьи, по образцу Дельфийского треножника этот злосчастный столик, который вы видите, из лавровых прутьев, произнесли над ним таинственные заклинания, долго и много волхвовали и привели, наконец, в движение. Сам же способ приведения в движение, когда обращаются с вопросом о таинственных вещах, был таков.

30. В середине дома, который предварительно был повсюду очищен арабскими благовониями, 972устанавливался столик, а на него ставилось совершенно круглое блюдо, изготовленное из различных металлов. По окружности блюда искусно были вырезаны двадцать четыре буквы алфавита на точно отмеренных расстояниях. {438} 31. Один человек, одетый в льняное платье и обутый в такие же льняные сандалии с повязкой на голове и ветвями счастливого дерева в руках, произнеся по определенной формуле сложенную молитву божеству, от которого исходит откровение будущего, с точным соблюдением установленного обряда становится над треножником и держит на весу укрепленное на очень тонкой льняной нитке легкое кольцо, освященное магическими формулами. Оно останавливается скачками на отдельных буквах, проходя определенные промежутки, и образует эпические стихи, соответствующие вопросам и сложенные в ритме и размере, сходных с Пифийскими или получаемыми из прорицалища Бранхиадов. 97332. Когда мы вопрошали, кто будет преемником нынешнего императора, то, так как ходили слухи, что он будет во всех отношениях превосходный человек и подскакивавшее кольцо захватило два слога: ФЕО, прибавив и последнюю буку алфавита; один из присутствующих воскликнул, что судьба указывает на Феодора. Дальше мы не вели нашего исследования, так как мы были уверены, что это тот, о котором мы спрашивали».

33. Представив с такой определенностью все дело перед глазами судей, он благожелательно прибавил, что Феодор пребывал обо всем этом в полном неведении. Когда затем спросили подсудимых, дал ли им оракул, к которому они обращались, откровение о том, чему они подвергаются в настоящее время, они произнесли в ответ известные стихи, в которых, с одной стороны, было ясно выражено, что это искание сверхчеловеческого в скором времени принесет им гибель, а с другой – и то, что самому императору вместе с его судьями угрожают Фурии, взывающие к убийствам и пожарам. Достаточно будет привести три последних стиха.

Мщенье постигнет того, кем кровь твоя

будет пролита:

Гнев Тисифоны ужасный скует им злую

судьбину

На Миманта полях чрез Арея, жестокого

в мыслях. 974

После того, как были прочитаны эти стихи, оба виновника были подвергнуты жестоким мукам на пытке, испустили дух, и мертвые тела их были унесены прочь. 34. Затем, чтобы полностью раскрыть механизм задуманного злодеяния, вывели целую толпу людей высоких рангов, в которых видели главных руководителей дела. Так как каждый из них думал только о себе и свою гибель хотел свалить на другого, то с разрешения судей начал давать свои показания Феодор. Сначала он молил о прощении; затем, будучи вынужден давать определенные ответы, сказал, что, узнав {439} об этом деле от Евсерия, он несколько раз пытался донести о нем императору, но тот ему помешал, настаивая, что осуществление этой надежды обойдется без преступных попыток захвата верховной власти, а придет само собою, в силу решения неизменной судьбы. 35. Затем такие же показания дал под кровавой пыткой Евсерий. Но Феодора уличало его письмо к Гиларию, составленное в неясных выражениях, в котором он, укрепившись уже в своей надежде на основании пророчества, высказывал уверенность в осуществлении предреченного и лишь осведомлялся о времени исполнения своего желания.

36. Когда это следствие было закончено, вызван был в суд как соучастник заговора Евтропий, который тогда управлял Азией в сане проконсула, но он ушел оправданным. Его выручил философ Пасифил, который был подвергнут жесточайшей пытке, чтобы погубить Евтропия ложным обвинением, но не удалось поколебать твердость духа этого человека. 37. К ним был прибавлен философ Симонид, человек еще совсем молодой, но самый строгий на моей памяти ревнитель добродетели. На него был сделан донос, будто он слышал об этом деле от Фидустия. Когда он увидел, что следствие ведется не по правде, а по велению одного, он заявил, что знал о предсказании, но молчал о доверенной ему тайне, считая недостойным доносить об этом.

38. Когда следствие все это выяснило, император в ответ на доклад судей издал рескрипт, в котором изрек надо всеми безо всяких оговорок смертный приговор. Огромная толпа с ужасом взирала на жестокое зрелище, и к небу возносились жалобы, так как в страданиях отдельных лиц видели всеобщее бедствие. Всех осужденных повели на казнь и задушили кроме Симонида; последнего свирепый судья, взбешенный твердостью его духа, приказал сжечь живым. 39. Готовый скрыться от жизни, как от свирепой владычицы, с насмешкой над внезапным крушением дел мира сего, Симонид неподвижно стоял в пламени своего костра, следуя примеру знаменитого философа Перегрина, 975звавшегося также Протеем. Когда тот решил уйти из мира, то на олимпийских состязаниях, на виду у всей Греции, взошел на костер, устроенный собственными руками, и сгорел в пламени.

40. И в следующие дни множество людей всяких званий, перечислить которых по именам было бы трудно, опутанных сетями клеветы, было замучено руками палачей. Силы их были сначала надломлены пытками, свинцом и кнутом; для некоторых казнь последовала без передышки и замедления, пока еще шло разбирательство того, следует ли их казнить; на глазах у всех убивали людей, словно резали скотину. {440}

41. Затем, было собрано множество рукописей и кучи книг, и все это предали огню в присутствии судей. Их принесли из различных домов как запрещенные писания, желая этим как бы смягчить впечатление от убийств, хотя это были в основном книги по свободным наукам или же относились к праву.

42. Некоторое время спустя был привлечен к ответственности знаменитый философ Максим, человек с великим именем в науке, из весьма содержательных лекций которого почерпнул свою ученость император Юлиан 976Ему поставили в вину то, что он слышал о вышеуказанном предсказании. Он признал, что знал, но считал для себя обязательным молчать об этом и сам предсказал, что вопрошавшие оракул будут казнены. Его доставили на родину в Эфес и там отрубили голову, так что и он в свой смертный час испытал, что из всех преступлений самое тяжкое – это несправедливость судьи. 43. В сети преступного коварства был вовлечен и Диоген. То был человек знатного рода, больших дарований, блестящий судебный оратор, располагавший к себе всех приятностью обращения, недавно еще правитель Вифинии. Его казнили, чтобы конфисковать его богатое состояние. 44. В большую беду попал также и Алипий, бывший викарий Британии 977человек кроткого нрава, вышедший уже в отставку – и сюда протянула свои руки неправда. Вместе со своим сыном Гиероклом, богато одаренным юношей, он был обвинен в колдовстве. Обвинителем против него выступил только один человек низкого происхождения, некто Диоген. Его подвергли всяческим мучениям, чтобы добиться слов, угодных государю, или, правильнее говоря, виновнику обвинения. Когда уже не оставалось на его теле живого места для пытки, он был сожжен живым. А сам Алипий после конфискации имущества был сослан в изгнание. Счастливый случай спас его сына, которого уже вели на казнь, и возвратил отцу.


КНИГА XXIX | Римская история | cледующая глава