* * *
– Зря, конечно, ты поплыла со мной, – через некоторое время произнес я.
– Знаешь что! – Лата уперлась ладонями в мою грудь и отпихнула. – Можно сказать, получил, чего хотел, а теперь заявляешь, что я зря поплыла.
– Ну, нельзя сказать, что получил все…
– Я хотела сказать, в разумных пределах.
– Нет, с одной стороны, я рад… Сама понимаешь почему. Но с другой стороны, в замке ты мне ничем не поможешь. Скорее, наоборот, помешаешь. У меня там будет время заботиться только о себе самом.
– Вы с Чочей явно нашли друг друга – оба натуральные мужские шовинисты. Неужто до сих пор не понял, что я не кисейная барышня? Я сама могу о себе позаботиться. И вообще, в замок я заходить не собираюсь. Спрячусь где-нибудь снаружи, пока ты не выйдешь. А если не выйдешь или станет опасно, смоюсь без тебя.
Мы помолчали, затем она спросила:
– Слушай, а раньше, до начала всего этого, ты действительно вообще ничего не знал о Сопредельных Реальностях?
Я нахмурился, ведь только что подумал о том же.
– Нет.
– И… какие ощущения?
– Это как… Ну, понимаешь, трудно объяснить. Короче, у меня такое впечатление, что я сидел в комнате… в маленькой темной комнате. То есть мне казалось, что я нахожусь в маленькой темной комнате. Света почти нет, только тусклый светильник, так что я вижу лишь узкий освещенный круг, в котором нахожусь. А потом, когда я прилетел на станцию, когда мне рассказали, что к чему, потом я попал в Зенит, сюда… Словно светильник вдруг начал гореть ярче, все сильнее и сильнее, очень много света, и я вдруг обнаруживаю, что узкая комната – не комната, что я нахожусь в центре огромного зала, такого, что и стен не видно, потолок очень высокий, вокруг какие-то переходы, множество дверей, и куда они ведут – неизвестно. И все вокруг залито светом, хочется встать и побродить вокруг, изучить то, что озаряет этот свет… Ты. э… понимаешь меня?
Подумав, она ответила:
– Да, кажется, понимаю.
Лодка поплыла быстрее – мы достигли Песчанки.
– Кстати, а Карась знает, что ты здесь? – спросил я.
– Когда я пряталась под корзинами, он, по-моему, не видел, но теперь…
Я поднялся на колени и выглянул. Было уже совсем темно, фигура рыбака смутно виднелась на носу.
– Эй, Карась! – негромко позвал я. – Долго еще?
– Не-а, – ответил он после паузы. – Сейчас повернем в протоку, а оттуда до замка рукой подать. Вы теперь не больно-то шебуршите. И прикройтесь корзинами на всяк случай.
– Слышала указания? – спросил я, укладываясь обратно и подтягивая к себе корзину. – Скоро приплывем.
К тому времени, когда лодка покинула русло Песчанки, свернув в один из рукавов, мы успели завалить себя корзинами и теперь лежали, прижавшись друг к другу так, что я ощущал дыхание Латы на своей щеке. Советчик на какое-то время умолк. Я спросил:
– Чем вы с Чочей занимались в Жемчужном Нимбе? И как познакомились со Свеном Гленсусом? Расскажи, мне интересно.
– Мы были каталами, – ответила она. – Карточными кагалами. Знаешь, что это значит?
– Подделывали географические карты? Зачем?
– Какой ты все-таки, Уиш, олух! Лопух с окраины. Мы просто…
– Да знаю, – перебил я ухмыляясь. – У нас в Ливии тоже играют в карты и тоже есть люди, зарабатывающие на жульничестве. Это я пошутил.
– Очень смешно, обхохочешься. Ну и шути себе дальше, – буркнула Лата и замолчала.
– Ладно, не обижайся. Просто я нервничаю, вот и не могу заткнуться. Так при чем тут Гленсус?
– Чиновники Эгиды, тем более высокооплачиваемые, отдыхают обычно на разных фешенебельных курортах, но Гленсус вечно крутился в игорных домах Нимба. Он был заядлым игроком… как это называется… па-то-ло-ги-чес-ким. Ну и вот, как-то в «Треф-Рубине» – это такой дорогой игровой клуб – заприметил меня и влюбился. Я, между прочим, когда надеваю мини-юбку, да туфли на шпильках, да какую-нибудь блузку с вырезом до пупа, да немного подкрашусь, да побрякушки нацеплю, то выгляжу – о-го-го! – Она сделала паузу, ожидая соответствующего комплимента, и я собрался даже его произнести… но передумал. Не было у меня к этому делу ни привычки, ни особого таланта, так что Лата сделала комплимент сама себе: – То есть я и сейчас, конечно, выгляжу очень даже замечательно… Между прочим, ты и правда натуральный хам! – добавила она как бы в скобках. – Так о чем это я? Да, Гленсус стал ко мне подъезжать, а Чоча, естественно, тут как тут. Несколько раз по-крупному обыграл его, пока я глазки строила и попой крутила…
– Значит, он использовал младшую сестренку, как…
– Ничего не использовал, – перебила Лата. – Во-первых, это была моя идея, Чоча поначалу не соглашался. А во-вторых, я сама дала Гленсусу понять, что вроде как еще того… в смысле, ни разу не того… Ну, короче, ты усек, ни того ни сего… И вела себя по принципу: «Смотреть можно, трогать – нельзя». От этого он окончательно потерял голову и стал проигрывать раз за разом…
– О женщины, вам имя – вероломство!
– …Еще бы, важный дядька из Эгиды и какая-то девчонка из Нижнего Нимба, которая по идее должна сомлеть от одного его взгляда… А потом Гленсус и еще два человека, изобретатель Мак Маклер и бандит Ван Кралевски, ограбили инкассаторский фургон Эгиды на несколько миллионов деков… То есть о том, кто ограбил, стало известно позже, мы с Чочей только заметили, что у Гленсуса вдруг опять появились деньги, но, конечно, не связали одно с другим. К тому времени Гленсус уже втюрился в меня по уши, несколько раз катал на классном прайтере и даже подарил платиновую брошку с брюлликами… у меня ее потом конфисковали, как этот… вещдок. Наконец я сказала Чоче, что с Гленсусом пора завязывать, потому как мне все труднее становится от него отбиваться. Мы решили, что они сыграют в последний раз по максимальным ставкам, а потом сделаем ноги… уедем на пару месяцев куда-нибудь подальше, в курортную реальность. Денег-то у нас тогда было навалом. Но во время игры нас повязали вместе с Гленсусом. Оказывается, они, после того как ограбили фургон, договорились, что начнут тратить деньги только через несколько лет, чтобы их не выследили. Помимо денег они еще украли из фургона платину и матрицы энергонакопителей. Спрятали их в Прорве – это такая гора рядом с островом Нимбом, а деньги разделили. Но Гленсус не сдержался и стал сразу же швыряться девронами направо и налево. Так его и отследили, а уж через него вышли на Маклера и Кралевски. И получилось, что, когда Гленсуса брали, мы находились рядом, вот они и нас прихватили. К ограблению Эгиды мы, конечно, не имели никакого отношения, но Гленсус указал на нас как на сообщников… то ли с перепугу, то ли решил потянуть нас… Ну, меня в основном, за собой… Ну вот, а уже здесь Маклер сумел отстроить свою машину и смылся из Вне Закона вместе с Кралевски. Но Свена они не взяли с собой. Наверное, наказали его за то, что из-за него Эгида их отыскала. Что ты молчишь?
– Думаю. Говоришь, их было трое, и Маклер с Кралевски смылись из Ссылки? Интересная история. Теперь мне все более-менее становится ясно.
– Что тебе ясно?
– Не важно. Как-нибудь потом расскажу.
Над водой звуки разносятся далеко, и мне показалось, что помимо плеска волн и скрипа уключин теперь слышно что-то еще. Я рискнул слегка раздвинуть корзины и выглянуть.
Впереди темнела громада замка, его стены возвышались слева и справа от берегов, речку перекрывали решетчатые ворота. Возле берега из воды торчал столб с круглой площадкой. На площадке кто-то сидел. Я опять спрятался.
Послышался голос:
– Стой! Кто плывет?
– Ты, Дрюм, сколько торчишь здесь, – заворчал Карась, – а все глупые вопросы задавать не разучился.
– Как разговариваешь с наемником Его Боссовства? Плыви сюда, рыбий потрох, я должон твое корыто обыскать!
Под корзинами Лата сжала мой локоть.
– Ага! – сказал Карась, ничуть не устрашенный. – Обыскать, значит? Ты ж из звена Плутарха? Так у него именины послезавтра, он меня попросил подвести рыбки для братвы, чтобы отпраздновать подобающе. Заказал рыбы не в счет нашей дани Его Боссовству, а так, по-приятельски. Эка я ему скажу, что, мол, обидел меня его верный дружбан детка-Дрюм, а потому не хочется мне лишний раз тудой-сюдой мимо твоей рожи курсировать…
Воцарилась тишина, видимо, детка-Дрюм обдумывал личные перспективы в свете изложенных Карасем фактов. Довольно быстро он принял решение и крикнул:
– Эй, Балик, слышь, что ли?
– Чего тебе, детка? – донеслось с другой стороны ворот.
– Я не детка! – заорал наемник. – Меня Дрюмом кличут! Открывай ворота, олух, рыбу везут!
Балик тоже оказался не лыком шит, а может, обиделся на «олуха». Последовал ответ:
– За такой нехороший базар ты ответишь. Пароль?
– Какой пароль?! – осерчал вконец Дрюм. – Ты че, моего голоса не знаешь? Открывай, говорю!
– Гутарят, война скоро будет. Может, ты и не детка-Дрюм вовсе, а какой-нибудь шпиен из Кидара? Пароль!
– Ну вот что, служивые, – вмешался в их дружеский диалог Карась. – Время позднее, так что я прям сейчас домой плыть буду. Без меня там очень жена скучает, и еще одна женщина тоже… У Его Боссовства сегодня ночью какой-то банкет, так что когда гости без рыбы да икры останутся, он из вас самих икру сделает. Ну, покедова!
Скрипнула уключина, и лодка качнулась.
– Стой, Карась! – вякнул Балик из-за решетки. – Не шустри, щас отопру.
Послышался лязг, потом снова скрип, только более громкий и низкий; лодка закачалась на мелких волнах и наконец поплыла. Отпустив мой локоть, Лата перевела дух.
– Слышь, Балик, – донеслось до нас сзади, после того как мы проплыли через ворота. – У Плутарха что, и правда послезавтра день ангела? Что ж он, гад, меня не пригласил?
– Ты, детка, завсегда среди братвы умом выделялся, – ответствовал Балик. – А теперь, я погляжу, уже полным чампиеном стал. Плутарх, по-твоему, кем до Ссылки был?
– Медвежатником?
– Сам ты медвежатник, тумбочка без дверцы! Налетчиком он был да скокарем. А послезавтра чей день?
– Ну, чей?
– Календарь надо читать, детка. Послезавтра день святого Фармазона. А день святого Бени аж на следующий месяц приходится.
Уключины скрипели, лодка плыла дальше, и последующий крик Дрюма донесся до нас уже в приглушенном виде:
– Ах, я дундук! – вопил детка. – Карась, обманул, гад!
Спустя какое-то время рыбак сказал:
– Эй, вылазьте потихоньку.
Раздвинув корзины, мы осторожно перебрались ближе к носу. Стало светлее, огни факелов выхватывали из темноты части контрфорсов и башен, пирс, фрагменты внешней стены и невысокий крутой берег, по которому бродили личности в сером. Выбрав место, где наемники не шастали, Карась подгреб к берегу и кивнул нам:
– Приплыли.
– Карась, у тебя не будет неприятностей с этим Дрюмом, когда станешь возвращаться? – спросила Лата, вслед за мной перебираясь на берег.
– Ха! Ежели б все мои неприятности возникали из-за таких мозгляков, я бы и в Ссылку никогда не попал.
– Спасибо, – сказала Лата.
Рыбак еще раз кивнул, оттолкнулся веслом от берега и погреб дальше.
Мы присели в чахлых кустах.
– Что теперь? – спросила Лата.
Впереди возвышалась стена со множеством окон и дверей. Там горели факелы, и я пригляделся.
Открыты были только две двери – в одну как раз какой-то парень вволок тушу неизвестного мне животного, а возле второй стоял, покачиваясь, невысокий коренастый наемник. Перед ним на земле возвышались ящики.
– Дело в том, – произнес я, вытаскивая из потайного кармана план и разворачивая его, – что здесь, по-моему, отмечены только внутренние ходы, во всяком случае, я не вижу ни одного, ведущего от реки. Ты была когда-нибудь внутри?
– Ты что? Если бы я забрела туда, то назад бы уже не вышла. Чоча, правда, много рассказывал. Кажется, вон та дверь ведет на кухню. Слышишь звон?
– Слышу. А вторая? Я имею в виду ту, что тоже открыта.
– Не знаю.
Я сложил пергамент. Коренастый наемник качнулся, что-то достал из кармана, поднес ко рту и громко забулькал. Раздались голоса, из темноты появились несколько серых фигур.
– Ну што так долго, Плутарх? – заворчал коренастый и икнул.
– Да тамось рыбак приплыл, – ответил чей-то голос. – Пришлось корзины таскать. А ты, Полпинты, уже в норме, а?
– Я завсегда в норме.
Тем временем другие наемники подняли несколько ящиков.
– Куда тащить-то?
– На второй этаж, к раболатории, – пояснил Полпинты. – Складете возле двери и возвращайтесь за другими. Я после поднимусь, отопру.
– Лучше бы помог, – проворчал кто-то.
– Работа у меня иная, – надменно заметил Полпинты, вновь булькнул и вытер ладонью губы.
– Знаем мы твою работу. Налакаешься, как верблюд, и дрыхнешь под телегами.
– Топай, топай! – ответил Полпинты беззлобно. – С ящиками – ик! – осторожно, когда еще на другую посылку наткнемся.
– Что за посылка? – тихо спросил я у Латы.
– Наверное, контрабанда макрофагов. Чоча говорил, у Гленсуса большая бригада занимается ее поисками.
– А еще Чоча говорил, что камень вполне может находиться в лаборатории, куда и потащат эти ящики. Отвлечь бы их всех…
– Как?
– Знаю как. Ты разденься – я отвернусь, обещаю – и покажись им. Женщин тут, судя по всему, мало, может, и вовсе нет, так что они заинтересуются, подойдут глянуть поближе, что у тебя к чему, ну а ты – ходу. Они, конечно, за тобой… Я и проскочу.
Лата даже не стала возмущаться, так что мне не пришлось пояснять, что это я так шучу.
– Полпинты, дай хлебнуть, – донесся голос Плутарха.
– Пойди хлебни из речки, ежели приспичило, – посоветовал коренастый.
Носильщики вернулись и опять взялись за ящики, но потом один из них сказал:
– Во, гляньте, прилетели наконец.
Все, включая нас с Латой, задрали головы.
В небе над замковой стеной одна за другой гасли звезды – из-за стены медленно выплывало что-то большое и длинное.
Я ошарашенно прошептал:
– Это чего?
– Торговый дирижабль из Кидара, – ответила Лата.
– Во дают! – Я вспомнил точку, двигавшуюся со стороны Кидара, которую видел, когда вылез из шара-клетки в Леринзье.
– Ну, чего стали? – повысил голос Полпинты. – Летающих кидарских сарделей никогда не видали? Шевелитесь…
Наемники, ворча, взялись за ящики и вновь скрылись в замке.
– Как же они смогли поднять такую махину в воздух?
– Наши, которые бывали в Кидаре, рассказывали, что у них там есть гейзеры, из которых брызжет кипяток и выходит вонючий газ. Этим газом они наполняют здоровые мешки, и те летают…
Дирижабль уже полностью показался из-за стены и теперь медленно опускался. Рассматривая его, Плутарх и Полпинты отошли от двери.
– Ты все возле начальства трешься, – сказал Плутарх. – Скажи, и впрямь война будет?
– Ходют такие разговоры, – согласился Полпинты.
Теперь оба стояли спинами к ящикам и вполоборота к нам. Я быстро зашептал:
– Сиди здесь. Если станет опасно, спрячься в этой кухне или у речки под берегом, там, где нас высадил Карась.
– Ты быстрее, Уиш, – ответила Лата. – У тебя осталось мало времени.
Подумав, что впереди у меня еще вся ночь, то есть часов шесть-семь, я, пригнувшись, вылез из кустов, подбежал к ящикам, схватил один из них и за секунду до того, как налюбовавшиеся дирижаблем Полпинты с Плутархом обернулись, нырнул за дверь.