За рулем автомобиля Джони, «бьюика» с откидным верхом, который год назад подарил ей Джек, сидел Джон. По пути из Бостона в Гринвич Джони дважды сделала ему минет. Сказала, что и не помнит, когда занималась этим последний раз, но давно уже только об этом и думала. Джон признал, что и ему этого недоставало. В Гринвич брат с сестрой прибыли в два часа ночи, но, поскольку они предварительно позвонили из дома на Луисбург-сквер, Джек и Энн дожидались их. — Мать сошла с ума, — сразу же выложил Джон. — Я не хотел говорить этого по телефону, потому что она могла подслушивать по параллельной линии. Но она сошла с ума. Джони больше нельзя у нее жить. — В этом уже нет необходимости, — вставила Энн. — Уэллесли[77]… — начал Джон. — Я не хочу поступать в Уэллесли. Слишком близко от нее. Там она будет меня доставать. — Но тебя же туда приняли, — заметил Джек. — А в другой колледж документы, возможно, подавать уже поздно. — Если так, я год поработаю. — Кем? — Папа, если придется, официанткой. — Давайте не принимать решений глубокой ночью, — вмешалась Энн. — Если ты останешься у нас, Джони, мы будем только рады. Насчет работы или учебы что-нибудь придумаем. Кстати, мы собираемся перебраться в Гринвич, но оставим за собой и дом в Нью-Йорке. Ты сможешь жить и здесь, и там. Не волнуйся, Джони, все образуется. — Если только ты вновь не забеременеешь, — рассмеялся Джек, похлопав дочь по плечу.2