Глава восемнадцатая. ВОСПОМИНАНИЯ

— Сперва мы, конечно, перебили самых опасных детей, — сказал Нестор, — тех, кого не осмелились захватить в рабство. Помнится, это пришло на ум Одиссею — политический ход, понимаете? А вообще-то мы жестокими не были: убивали только мужчин старше четырнадцати, а может, тринадцати лет — словом, тех, кого не было смысла прихватить с собой на продажу. Агамемнон вел себя в этом случае как нельзя великодушнее, прямо-таки по-царски. Мне он уделил сорок два кубка, некоторые редкостной красоты. А насчет детей — это Одиссей придумал, а может, Менелай — словом, один из них. Чтобы царский род в Трое, эти, как их, ну, сами знаете, приамиды не подняли опять когда-нибудь шума. Ох и задали мы им жару — все до одного копыта откинули.

Старый обуздатель коней заржал и снова почесал подбородок, на сей раз громко его скребя.

— Обо мне тоже песни слагали, так что я не жалуюсь. Ага, вспомнил!

Память его вновь торжествовала победу.

— Налейте еще вина, — приказал он. — А потом меня больше не перебивайте.

Эвридика, его царственная супруга, спустилась вниз и постояла за спиной Нестора в открытых дверях, ведущих во внутренние покои. Она была намного моложе мужа, темноволосая худая дама на исходе среднего возраста, с горькой складкой у рта, едва заметно набеленная и с усталыми глазами. Из-за ее спины выглядывало девичье лицо. Телемах мельком увидел его, прежде чем обе женщины безмолвно удалились. Старик обернулся, он почувствовал, что жена стоит сзади, и был весьма озадачен, никого не обнаружив.

— О чем бишь я говорил? — спросил он. — Ах да, налейте вина. И больше меня не перебивайте.

Писистрат, неохотно встав, налил вина отцу, остальных обнесли слуги. Фрасимед приподнялся, и его движение тотчас волной прокатилось по залу: все сидевшие вокруг мужчины приподнялись и снова опустились на стулья и скамьи — обычай младших сыновей и в особенности зятьев в домах со слишком давними традициями.

— Ваш обратный путь, я знаю, был труден, — молвил Ментес с острова Тафос.

— Сказал же я, не перебивайте меня, — заныл Нестор. — Ну вот, я опять сбился!

Он еще поворчал, наслаждаясь собственным ворчаньем, слушатели выжидательно молчали.

— Эгисф убил Агамемнона! — изрек старик и вздернул голову, вновь горделиво торжествуя победу своей памяти.

Слушатели отнеслись к известию хладнокровно.

— А Эгисф сослал певца, который ему наскучил, на остров под названием Корфу, и тот умер там с голоду.

Телемах открыл было рот, чтобы поторопить старца, но тут же втянул в себя вопрос, как втягивают каплю вина, не успевшую скатиться с губ, — звук прозвучал как всхлип. Ментес бросил на Телемаха быстрый ободряющий взгляд, Писистрат поглядел на него с дружелюбным участием, Фрасимед — с туповатым любопытством.

— А о Фронтии ^[64] вы слышали?

Они не осмелились ни о чем спросить.

— У него был солнечный удар, — объявил старик в новом приливе торжества.