на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава первая

Наш самолет вылетел из аэропорта имени Кеннеди в 8:25 вечером невероятно паскудного вторника крайне пакостного августа. В течение последних двух недель люди, которые по долгу службы должны хоть что-то кумекать в погодных делах, упорно прогнозировали ливневые дожди с последующим спадом жары. Но ливень все откладывался и откладывался, а жара стояла несусветная, так что впору было заподозрить работников городского бюро погоды в командной игре на метеорологической рулетке, где сколько ни удваивай ставки на «Дождь» и «Прохладно», выигрыш все равно выпадает на «Жару» и «Ясно». Если бы так продолжалось еще дня три, эти бедолаги рисковали продуть все свои фишки. Потому-то мы и решили дунуть из Нью-Йорка.

То есть не в буквальном смысле дунуть. Улететь. Правда, после того, как мы расположились в огромном «Боинге-727», пристегнулись ремнями безопасности и выслушали иллюстрированную живыми картинами проповедь о правилах пользования спасательными жилетами и кислородными масками, оказалось, что наш самолет вовсе и не собирается лететь из Нью-Йорка в Монреаль. Скорее создавалось впечатление, что мы туда поедем.

Мы колесили по рулежной дорожке взад-вперед, наматывая милю за милей, а наш лайнер и не думал отрываться от земли. Минна сжала мое запястье. Я взглянул на нее: она обиженно надула губки.

— Ты обещал, что мы полетим, — с упреком заявила девочка.

— Обязательно полетим. Потерпи.

— Это и вправду самолет?

— Конечно!

— Что-то не похоже!

Минна летала только один раз в жизни — на русском экспериментальном истребителе-бомбардировщике, который мы угнали с ракетной базы в Эстонии. В тот раз мы взлетели вертикально, и я прекрасно понимал, что наш променад по взлетной полосе Минна воспринимает как форменное надувательство. Но я уверял ее, что наш 727-ой — самый настоящий самолет и что очень скоро он будет вести себя как и подобает летательному аппарату. Вряд ли она мне поверила.

Поездив по летному полю еще минут пятнадцать, командир корабля виноватым голосом обратился по бортовому радио к пассажирам. Я уж решил: ну, сейчас он нам сообщит, что на борту обнаружена бомба или что Монреаль не принимает до конца лета. Но он довольно флегматично, как мне показалось, известил пассажиров, что перед нами дожидаются разрешения на вылет еще шесть бортов и скоро нам дадут отмашку, а напоследок поблагодарил всех за терпение.

Минна произнесла по-литовски нечто совершенно невозможное в детских устах.

— Следи за языком! — одернул я ее.

— Но меня же никто тут не понимает, Ивен!

— В том-то и дело! — Я похлопал ее по ладошке. — Пока мы не въехали в Канаду, говори только по-английски. Не забудь: ты американская гражданка, родилась в Нью-Йорке, тебя зовут Минна Таннер. И говоришь ты только на английском языке.

— Ладно. А летчик…

— На приличном английском языке!

— …здоровский!

Она вовсе не американская гражданка, и родилась не в Нью-Йорке, и зовут ее не Минна Таннер. И я даже толком не знаю, сколькими языками владеет эта девочка. Минна свободно изъясняется на литовском, латышском, английском и пуэрториканском варианте испанского. А еще она нахваталась массу слов и выражений на десятках других языков — из книг и пластинок, а также от случайных гостей квартиры, где я обитаю, а она царствует. Минна — единственный живой потомок Миндаугаса, или Миндовга, который в свою очередь семь столетий тому назад был первым и последним королем независимой Литвы.

Когда мы познакомились, эта девочка жила в унылой подвальной комнатушке в Литовской Советской Социалистической Республике, под присмотром двух полоумных тетушек, упрямо дожидавшихся дня, когда Минну провозгласят королевой Литвы. Я увез ее оттуда, и теперь она корчит из себя королеву в моей отнюдь не унылой манхеттенской квартире на Западной 107-й улице. Иногда я угрожаю отослать ее в школу или отдать на воспитание милой паре бездетных пенсионеров, с которыми она будет жить в миленьком домике в миленьком пригородном поселке. Конечно, мы оба понимаем, что до этого никогда не дойдет: ведь нам с ней так весело! А с тех пор, как бабушка Китти Базерян научила Минну варить кофе по-армянски, эта литовская девчушка стала неотъемлемым частью моей повседневной жизни.

— И сколько мы будем торчать в этом самолете, Ивен?

— Полет длится час. Если мы, конечно, когда-нибудь взлетим.

— И тогда мы окажемся в Монреале?

— Да. А наш багаж в Буэнос-Айресе.

— Почему в Буэнос-Айресе?

— Потому что я не доверяю авиакомпаниям. Шутка. Когда самолет приземлится, мы окажемся в Монреале. Точно.

— А мы сможем вечером сходить на «Экспо»2?

— Будет уже очень поздно.

— Я не устала, Ивен.

— Когда мы доберемся до отеля, ты наверняка устанешь.

— Не устану. Я вообще почти никогда не устаю, Ивен. Как и тебе, мне нужно спать только самую чуточку. Или вообще не спать.

Я бросил на нее сердитый взгляд. Минна в среднем спит по десять часов в сутки, что вообще-то является нормой для здорового ребенка ее возраста. Я же не сплю вообще: я навсегда утратил способность ко сну после того, как осколок северокорейского снаряда произвел случайную трепанацию моего черепа и удалил маленькую штуковину, называемую сонным центром. С того самого злосчастного дня я и не сплю. Моя пенсия по инвалидности составляет сто двенадцать долларов в месяц, из которой мне не приходится тратить ни цента на новую пижаму.

— Если бы сегодня вечером мы сходили на «Экспо», — осторожно начала Минна, — я бы завтра поспала побольше. Мне бы не хотелось, чтобы ты из-за меня откладывал посещение выставки. Я могу сегодня лечь попозже, зато завтра поспать подольше.

— Очень разумное и великодушное решение.

— Ну что ты!

— В прошлую субботу, помнится, ты проявила такой же альтруизм, когда вызвалась сопровождать Соню в детский зоосад.

— Она мечтала сходить в детский зоосад, Ивен! Ведь взрослых туда не пускают без сопровождения детей! Мне просто захотелось сделать ей приятное…

Минна ломала комедию с детским зоосадом со всеми женщинами, которые временно поселялись у меня в квартире.

— Ну если хочешь, мы могли бы сходить на «Экспо» сегодня вечером.

— Просто я не хочу быть тебе в тягость! Ой, кажется, это и вправду самолет!

И ведь верно. Наконец нам дали добро на взлет, гигантская алюминиевая сигара с ревом понеслась по взлетной полосе и прыгнула в небо. Я откинулся на спинку кресла, а Минна прижалась личиком к иллюминатору, наблюдая, как стремительно падает вниз земля.

Оказавшись в родной стихии, лайнер продемонстрировал свои лучшие качества. Я заказал виски, а Минна — стакан молока. Когда мы отставили пустые стаканы на откидной столик, в динамиках снова раздался голос командира корабля. Он напомнил о необходимости пристегнуть ремни безопасности и сообщил, что мы готовимся совершить посадку в монреальском аэропорту Дюваль. А мы и не отстегивались — так что его напоминание нас не касалось. Посадку он произвел бережно. Самолет вырулил на стоянку, и мы покинули салон.

Устремившись за толпой пассажиров в здание аэровокзала, мы встали в очередь за багажом. На движущуюся по кругу резиновую ленту посыпались сумки и чемоданы. Я проморгал наш чемодан, когда он проехал мимо в первый раз, и дождался, когда он вынырнет из багажного отделения во второй раз. Потом мы встали в другую очередь, к столику, за которым стоял сотрудник аэропорта и, обращаясь к пассажирам нью-йоркского рейса с сильным французским акцентом, направлял канадцев налево, а американцев направо. Мы, понятное дело, отправились направо. Там нас ждали еще три очереди, и я выбрал самый короткий хвост.

Наши паспорта лежали у меня во внутреннем кармане пиджака. Чтобы въехать в Канаду из Штатов или вернуться из Канады обратно в Штаты, паспорт не требуется, но когда я покупал билеты, клерк посоветовал мне на всякий случай прихватить документы, подтверждающие наше гражданство. Да и я сам не люблю путешествовать без паспорта.

Мой паспорт был искусной подделкой, но эта синяя книжица уже столько раз проходила паспортный контроль на границах разных стран, что я уже больше не беспокоился. Некоторое время назад, после того как чешские власти конфисковали мой настоящий паспорт, этот фальшак изготовил для меня в Афинах милый старичок-армянин. В нем имелись все необходимые записи, в том числе и номер настоящего паспорта, так что проблем с ним у меня не возникало. Паспорт же Минны был самым что ни на есть натуральным изделием. Чтобы получить его, нам нужно было только запастись выданным в Нью-Йорке свидетельством о рождении, каковое мне и сварганил в моем присутствии один хорватский националист на Норфолк-стрит — причем совершенно бесплатно. Дело в том, что как-то я оказал парню одну неоценимую услугу.

— Твое имя Минна Таннер. Ты родилась в Нью-Йорке, — напомнил я.

— Да знаю, знаю!

— Я твой папа.

— Знаю!

Очередь продвигалась, и скоро мы оказались у цели. У таможенного инспектора были волнистые черные волосы и тонкий нос. Он улыбнулся и спросил наши имена.

— Ивен Майкл Таннер, — сказал я.

— Минна Таннер, — представилась наследница литовского престола.

— Вы граждане Соединенных Штатов?

— Да.

— Да.

— Вы родились…

— Да! — бодро заявила Минна.

Я невольно вздрогнул, а таможенник с улыбкой уточнил:

— Где вы родились?

— В Нью-Йорке.

— В Нью-Йорке.

— Так, — кивнул таможенник. — Цель вашего приезда в Монреаль, мистер…

— Таннер. Посмотреть выставку.

— Посмотреть выставку. Как долго вы предполагаете тут пробыть?

— Около недели.

— Около недели. Так… — Он хотел еще что-то добавить, а потом осекся, на мгновение нахмурился и уставился на меня с таким видом, точно впервые увидел. — Ивен Таннер. Ивен Таннер. Простите, мистер Таннер, у вас есть какое-нибудь удостоверение личности?

Тон его посуровел, и французский акцент стал более явным. Я отдал ему оба наших паспорта. Он полистал их, внимательно рассмотрел мою фотографию и фотографию Минны, снова полистал, беззвучно присвистнул и встал из-за стола.

— Извините, я на минутку, — с этими словами таможенник исчез.

Минна бросила на меня удивленный взгляд.

— Что-то не так?

— Похоже на то.

— А что?

— Не знаю.

— Ему не понравились наши паспорта?

— Понятия не имею!

— Ты же говорил, что въехать в Канаду — пара пустяков! Что это совсем не похоже на то, когда едешь из одной страны в другую.

— Говорил.

— Тогда я ничего не понимаю.

— И я не понимаю.

— Куда ушел этот дядька?

Я пожал плечами. Возможно, они получили ориентировку на какого-то беглого преступника с похожей фамилией. Может быть, какой-то шутник по имени Айвен Маннер стырил триста тысяч долларов из Крексфекспекского национального банка. Мне в голову не приходило никакого объяснения, что бы могло возбудить подозрения у этого канадца.

Наконец таможенник вернулся, но не один, а в компании пожилого господина с проседью на висках и небольшими усиками.

— Пройдемте со мной, пожалуйста, — сказал пожилой.

— Пройдите с ним, пожалуйста, — эхом отозвался молодой.

Мы повиновались. Пожилой повел нас по длинному коридору и скоро мы оказались в небольшой комнатушке с вооруженным охранником перед дверью. Минна вцепилась мне в руку и, похоже, проглотила язык от страха.

В комнатушке обнаружился единственный стул — грубое изделие из кое-как обструганного дерева — перед массивным письменным столом. Господин с проседью опустился на стул, а мы остались стоять перед столом, глядя на него сверху вниз. Он разложил перед собой наши паспорта и кипу каких-то бумаг, которыми сразу зашуршал.

— Я что-то не понимаю, — подал я голос. — В чем дело?

— Ивен Таннер, — произнес он с расстановкой.

— Да.

— Ивен Майкл Таннер из Нью-Йорка.

— Да. Я не…

Он прищурился.

— Может быть, вы соблаговолите мне объяснить, мистер Таннер, почему вы так настойчиво добиваетесь отделения провинции Квебек от Канады?

— Ах это…

— Именно! — Он потряс в воздухе пачкой бумаг. — Вы не канадец. Вы не француз. Вы никогда не жили в Квебеке. У вас тут нет родственников. И тем не менее вы, насколько я понимаю, являетесь членом самой радикальной сепаратистской организации в нашей стране — Национального движения Квебека. Почему, позвольте спросить?

— Потому что различия в языке и культуре обуславливают различия в национальной принадлежности, — услыхал я свой голос. — Потому что Квебек всегда был французским и останется французским, даже невзирая на победу «Торонто мейпл лифз» над «Монреаль канадиенс». Потому что два века британского колониального владычества на могут изменить тот непреложный факт, что французская Канада и британская Канада не имеют ничего общего. Потому что дом, разъединенный изнутри, не устоит3. Потому что…

— Прошу вас, мистер Таннер! — Он сжал пальцами свои седые виски. — Прошу вас!

Я не собирался держать эту речь. У меня и в мыслях не было ничего подобного. Просто как-то само собой вырвалось…

— Я не требую, мистер Таннер, чтобы вы излагали мне свою политическую философию. В наши дни любой желающий может ознакомиться с этой экстремистской чепухой. Любой желающий может прочитать километры подобной чуши в сепаратистских газетенках. Слыхал я все эти доводы и давно убедился, что все это по большей части полная ерунда. Я поражаюсь, как можно кормить этой лживой жвачкой настоящих франкоканадцев, хотя нельзя пройти мимо того факта, что какой-то микроскопической части франкоканадского населения эта жвачка и впрямь по вкусу. Но в любом обществе есть свои городские сумасшедшие. — Он покачал головой, всем своим видом сокрушаясь по поводу существования этих городских сумасшедших. — Но вы-то не канадец и не француз. Повторяю: вам-то что за дело? Почему вы лезете в движение, с которым вам не по пути?

— Я сочувствую их идеалам.

— Идеалам, которые к вам не имеют никакого отношения?

Спорить с ним было бессмысленно. Ты или причисляешь себя к скудной армии политических маргиналов, или считаешь их всех городскими сумасшедшими, ты или сочувствуешь борьбе за безнадежное дело, или сокрушаешься по поводу его безнадежности. Третьего не дано. Можно было бы поведать этому тупоголовому чиновнику, что еще я состою в Лиге за восстановление Киликийской Армении, в Панэллинском обществе дружбы, в Ирландском республиканском братстве, в Македонской революционной организации, и в Обществе плоскоземцев — я бы мог много чего ему порассказать о себе, но какой смысл усугублять его скорбь? Вот это уж точно дело безнадежное, а мне в жизни безнадежных дел и так хватало.

— Зачем вы приехали в Монреаль, мистер Таннер?

— Осмотреть «Экспо».

— Вы же не думаете, что я вам поверю!

— Пожалуй, что нет.

— Не соблаговолите ли сказать мне правду?

— Уже сказал. Но вы правы: я не думаю, что вы мне поверите.

Он свирепо отъехал на стуле назад и, вскочив на ноги, прошелся к дальней стене комнатушки, сцепив руки за спиной. Я поглядел на Минну. Вид у нее был далеко не радостный.

— Мистер Таннер!

— Да?

— Вы планируете организовать в Монреале уличные беспорядки? Новые террористические акции?

— Я планирую осмотреть всемирную выставку. И более ничего.

— Мы удостоены великой чести: как вам должно быть известно, ее величество английская королева собирается нанести визит в нашу страну. Скажите, ваша поездка имеет какое-то отношение к этому событию?

— Я даже не знаком с упомянутой дамой!

Его пальцы собрались в кулаки. Он зажмурился и словно одеревенел на мгновение. В это самое мгновение у меня затеплилась надежда, что его сейчас хватит удар. Но он быстро успокоился и вернулся к своему стулу.

— Я не намерен терять с вами время, — заявил он. — Это ваше НДК — просто сборище шутов, они абсолютно безвредны. Эти горлопаны не заслуживают нашего внимания. С вашей стороны было глупо пытаться проникнуть в Канаду — и гадко, что вы, выполняя свою миссию, взяли с собой ребенка. Разумеется, вы можете вернуться в Соединенные Штаты первым же рейсом. В этой стране вы — persona non grata. Был бы вам весьма признателен, если бы вы озаботились американскими проблемами, а канадские проблемы оставили канадцам. — Он сверился с одним из документов. — Ближайший рейс в Штаты через час двадцать минут. Вы с дочкой можете улететь этим рейсом. Больше вы никогда не сможете въехать в Канаду. Вам ясно?

— Значит, мы не сможем сходить на «Экспо», Ивен? — жалобно протянула Минна.

— Так решил этот джентльмен.

Джентльмен перегнулся через стол и улыбнулся Минне. Имея дело с детишками, самые отъявленные мерзавцы всегда стараются казаться добренькими дядями.

— Я бы с радостью сам сводил тебя на выставку, но твоему папе нельзя находиться в нашей стране.

— А твоя мама, — произнесла Минна по-армянски, — вшивая шлюха, которая путается с самыми погаными ублюдками в самых грязных подворотнях!

Он бросил на меня удивленный взгляд.

— Это что еще за язык?

— Французский!


Нас продержали в этой комнатушке до того момента, как началась посадка на наш рейс, а когда Минне захотелось в туалет, ее отвела туда тетка в полицейской форме. Нас под охраной завели в самолет и только здесь мне вернули наши паспорта. На этот раз самолет недолго ждал своей очереди на взлетной полосе. Обратный полет в Нью-Йорк был таким же приятно скучным, как и полет в Монреаль. Я выпил два стакана виски, а Минна — свою порцию молока, после чего мы приземлились в аэропорту имени Кеннеди. Был почти час ночи. Минна спала на ходу, а я был готов заложить бомбу под здание канадского посольства.

Мне довелось нелегально въезжать почти во все страны мира. Я пересекал государственные границы пешком, в кибитках, в багажниках, в общем, всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Я тайно въезжал в балканские страны и в республики Советского Союза. Я пересек демилитаризованную зону между Северным и Южным Вьетнамом в кабине советского танка.

И не смог въехать в Канаду.


Лоуренс Блок Шпион в тигровой шкуре | Шпион в тигровой шкуре | Глава вторая