Глава 22

— Похоже, сейчас она откроет глаза. Я догадалась, что тот, кто это сказал, находится рядом со мной, однако его слова пробивались ко мне словно сквозь толстый слой ваты. Открыв глаза, я увидела озабоченное лицо молодого белобрысого парня в кургузом полушубке поверх халата, который можно было считать белым только номинально. Значит, они все-таки вызвали «Скорую». Еще в самой непосредственной близости я увидела насупившегося аналитика. А сама я сидела в вестибюле Дома железнодорожника на белом пластмассовом стуле, какие пользуются неизменной популярностью у владельцев летних кафе.

— Ну, как вы себя чувствуете? — участливо справился белобрысый медик.

Как я себя чувствую, как я себя чувствую… Приблизительно так же, как я чувствовала себя шесть лет назад, когда скоропостижно скончалась моя мать. Тогда тоже приехала медицинская бригада, констатировала факт смерти, а меня зачем-то накачала транквилизаторами, хотя я ни в чем таком не нуждалась. Так вот, после тех уколов у меня было ощущение, будто я дорогой сервиз, тщательно упакованный в коробку, для пущей надежности набитую опилками. В общем, кантуй не кантуй, даже не зазвенит. Нечто подобное я испытывала и сейчас.

— Голова не кружится, не тошнит? — продолжал допытываться белобрысый.

Я промолчала, только молча ощупала саднящий затылок, потом перевела взгляд на свое пальто. Это было зрелище не для слабонервных: левая пола представляла собой зияющую обугленную по краям прореху, сквозь которую каждый мог наблюдать мои ноги в черных колготках, испещренных дырами разных размеров, от микроскопических до громадных. И едва я пошевелилась, от дыр во все стороны пошли стрелки. Как лучи от солнца.

— Что это? — тупо спросила я.

— Это кислотой проело, — пояснил аналитик, — хорошо еще, что у вас пальто длинное, гм-гм, было длинное, а то могли бы быть очень серьезные ожоги.

Кислота, кислота… Соображала я не очень хорошо. Откуда взялась кислота? Значит, у Майи в бутылке из-под кетчупа была кислота?

— Где она? — Я уставилась на аналитика тяжелым взглядом.

— Кто она? — не сразу понял аналитик. Впрочем, очень даже может статься, он только притворялся, что не понял. — А, эта ненормальная… — Он повернулся к стеклянной стене вестибюля. — Да вон ее увозят.

Я предприняла попытку взглянуть в том же направлении, что было не так уж просто, и увидела, как санитары загружают носилки с чьим-то телом в машину «Скорой помощи».

— Она… она жива? — Неожиданно обнаружилось, что голова у меня и в самом деле кружится. Насчет тошноты пока ничего определенного сказать не могу.

— Кажется, жива, — не очень уверенно ответил аналитик.

Я вспомнила, как безжалостно Викинг колошматил Майю, и скрипнула зубами.

— Вам плохо? — кинулся ко мне белобрысый медик. — Что, голова кружится?

И тут появился Викинг, легкий на помине, чтоб ему… Наклонился надо мной и поинтересовался:

— Ну, как дела?

Я брезгливо отодвинулась:

— Спешу вас разочаровать, как вы ни старались, мозги у меня не выскочили.

Тонкие губы Викинга скривились:

— Я же не нарочно, это же случайно вышло…

— Ботинками? Случайно? — прошипела я, отворачиваясь.

— Ты про эту идиотку, что ли? — Викинг впервые «тыкал», обращаясь ко мне. — А что, было бы лучше, если бы она кислотой кому-нибудь в лицо плеснула? Тебе, например? Без глаз бы осталась, дура!

Ну и хамло! Я сузила глаза и поймала «в фокус» гладкую физиономию этого садиста, словно в прицел. Аналитик тем временем тихо увещевал распоясавшегося пашковского костолома.

— Спокойно, спокойно, — бубнил он, — не исключено, что у нее сотрясение.

— А чего она, — огрызался Викинг, совсем как какой-нибудь базарный качок со стриженым затылком. — Хорошо, что кислота была в бутылке, а не в банке. Так только на ноги попало, а могло и в лицо. Это же настоящее покушение!

В разговор вмешался медик, справедливо заметивший:

— Спорить потом будете, сейчас нужно пострадавшую отправить в больницу. И уже ко мне:

— Сильно голова кружится?

— Ничего я не знаю, — буркнула я, опустив подбородок. На самом деле самочувствие у меня было преотвратное.

— Тогда я сейчас распоряжусь насчет носилок, — сказал молодой доктор.

Носилок? Он сказал «носилок»? Только этого мне и не хватало!

— Дойду сама, — заявила я и попыталась подняться со стула. В ушах у меня сразу же зазвенело, а перед глазами поплыли оранжевые круги. Я снова упала на стул.

— Ну вот, что я говорил, — констатировал доктор и скрылся за стеклянными дверями. Через минуту он вернулся с двумя хиляками бомжеватого вида, которые тащили пустые носилки и, похоже, изнемогали от их тяжести. Что-то с ними будет, когда я возложу на носилки свои мощи? Да они меня просто уронят!

Как ни странно, на выручку мне пришел Викинг. Он смерил взглядом инвалидную команду, которую привел доктор, и сказал:

— Мы сами обойдемся.

А потом отошел в противоположный конец вестибюля, где, оказывается, все это время находился Пашков, под бдительным присмотром двух подручных Викинга. Викинг им что-то сказал, и они уверенно и целеустремленно двинулись в мою сторону. Сам Викинг на этот раз остался при драгоценном патроне.

Через несколько минут крепкие охранники уже тащили меня на носилках. Со мной такое было в первый раз в жизни (дай Бог, чтоб последний!), и я чувствовала себя смертельно раненным комиссаром. Для полного сходства оставалось приподнять голову и прошептать запекшимися губами:

— Товарищи, отомстите за нас…

Но мне было не до шуток. Во-первых, от качки меня, как и предсказывал белобрысый доктор, начало тошнить, во-вторых, я не переставала думать о Майе, судьба которой по-прежнему оставалась для меня неясной. Перед глазами все еще стояла страшная картинка ее избиения Викингом. Этот его громадный башмак… Стоп, но как и почему она оказалась на ступеньках Дома железнодорожника? Выходит, тогда я не ошиблась и бежала по проспекту вовсе не за призраком, а за самой настоящей Майей? Но где она скрывалась все эти дни и что ее заставило налить кислоты в бутылку из-под кетчупа и совершить этот бессмысленный поступок?