3.

Они встретились на рынке, между овощных рядов. Лицом к лицу.

– Ха, птичка! Привет, Студент!

Всё тот же. Шея толще головы, пегий ежик волос, желтые глаза. Рот врастяжку… Только на широченных косых плечах не камуфляж, а черная майка с дурацкой надписью: «Я – хороший!»

Артем удивился, что ничего не чувствует. Лишь стукает в голове спокойная такая, отрешенная мысль: «Выжил все-таки… Ну, что ж… Значит, судьба…»

– Не ждал, Студентик?

– Нет, почему же… – Артем пригладил волосы, поправил очки. – Ты ведь не первый день таскаешься за мной.

– Заметил, значит!

– Заметил. Хотя сперва думал, что показалось. Не верилось, что уцелел…

– А вот уцелел! Рассказать, как?

– Не надо, Птичка. Неинтересно… Впрочем, догадываюсь. Я плохой стрелок… А потом ты – ужом в сторону, взрыв, плен… Героическое возвращение. Поиски врага…

Они пошли рядом. Этакие добрые знакомые, случайно встретившиеся после разлуки. Улыбались.

– Ты прав, Студент. Умеешь мыслить. Интеллигенция все-таки… Но ты не просто враг. Ты теперь смысл моей жизни. Я буду искоренять тебя не как личность, а как явление. Этой самой жизни…

– Да ты философ, Птичка, – усмехнулся Артем.

– Ага, – сказал он с удовольствием.

– Но глупый. Искоренишь меня, и смысла не останется.

– А я буду делать это долго.

– Как? Заведешь судебный процесс? Ничего не докажешь…

– Я не буду заводить! Я сам! Я буду убивать тебя медленно… и с удовольствием.

– Можно узнать, каким способом?

– Страхом, Студентик! Ты теперь всегда и всюду будешь ходить с оглядкой, не зная, где и как получишь плямбу в затылок. Или «перо» под лопатку. Или гранату в штаны…

– Не страшно, Птичка, – вздохнул Артем. Хотя стало страшно.

– Врешь, – довольно сказал Птичка. – Ты боишься.

– А ты? Думаешь, я буду «искореняться», как послушная овечка?

– А что ты можешь? Опять с балалайкой против танка?

– Ты, значит, танк?

– Я – из тех, кто в танке…

– Ну и как там? По-моему, сильно воняет.

– Случается. Зато безопасно.

– Не обольщайся, Птичка… – Артем постарался говорить очень спокойно и очень увесисто. – Ты не в танке, а я не с балалайкой. Там, на Бейсболке. Ты убедился…

– Ха! Тогда у тебя была просто истерика!

– Отнюдь! Это была осознанная необходимость. Я ведь спасал не только пацанов, но и себя, – сообразил он лишь сейчас, задним числом. – Вы ведь не оставили бы меня живого. Свидетеля…

– А ты умен. Недаром незаконченное высшее…

– Да. А ты, видать, плохо учился. Иначе бы понял: когда кого-то пугаешь, надо бояться и самому.

– Ха, птичка! Мне-то чего бояться? Я уже умер. Там, на Бейсболке. Ты разве это не понял?

Артем шагов десять шел молча. А потом:

– Птичка… это ты ничего не понял. Я ведь тоже умер. Там же. Сразу, как дал очередь. Так что мы с тобой на равных, Птичка.

– Во как… – выговорил Птичка после некоторого молчания. И хмыкнул. – Тогда что ж… Может, пивка по случаю встречи? Вон там…

На краю рынка блестела стеклянная забегаловка с высокими столиками.

Плохо было Артему. Нет не страшно уже, а как-то пусто на душе и тошнотворно. И в то же время – облегчение: то, чего он тайно боялся и ждал, случилось. По крайней мере, нет неизвестности. И с этим облегчением Артем сказал:

– А чего ж! Давай…

Они взяли по кружке. Пиво было холодное и вкусное. Артем тянул его сквозь прижатые к стеклу зубы.

– Постой… – Птичка приподнял кружку. В желтых глазах его (как пиво!) опять было спокойное удовольствие. – Давай, Студент, за трех наших боевых товарищей, которые там, на Бейсболке… В общем, вечная им память…

– Я лучше за тех двух мальчишек. Пусть живут.

– Что ж, каждому свое… как написали умные люди на воротах лагеря, куда сгоняли неполноценные нации… Ха, птичка! Я знаю, о чем ты думаешь! Плеснуть мне в рожу свою кружку!

Артем удивился. Об этом он не думал.

– Буду я еще тратить пиво…

– Правильно. Пей… И помни, о чем я говорил. Хотя мы и неживые, а ходи с оглядкой. Усёк?

– И ты… – вздохнул Артем.

А думал он вот о чем: хорошо бы разжиться пистолетом. На Пустырях, наверно, можно отыскать оружейные склады. С одной стороны, конечно, криминал, а с другой… жить-то надо, если даже ты и умер однажды на горной тропе Саи-дага…

Про этот разговор Артем рассказывать Нитке не стал. Постарался стать беззаботным.

– Вот такая, значит, встреча. Поговорили, вспомнили, что было. Даже по кружке пива выпили. Ничего…

– Тем… если «ничего», почему ты так боишься?

– Я?! Боюсь?! Господи, кого? Этого громилу? А что он может?.. Да он ничего ко мне и не имеет…

– Тем, я же тебя знаю. Ты сейчас, будто… выпотрошенный весь…

– Ну… да. Если честно, Нитка, то я боюсь. Конечно. Боюсь воспоминаний. Думал, что все это там, за чертой. А теперь – опять. Три жизни на совести, никуда от этого не уйдешь.

– Тем, но ты же и спас троих! Тех ребят и себя… Они же не оставили бы тебя в живых!

Смотри-ка! Тоже догадалась!

– Тем!

– Что?

– Я теперь тебя одного никуда не отпущу!

– Глупенькая. Будешь как нитка за иголкой?

– Да!

– Успокойся. «Все будет хорошо», как любят говорить в американских фильмах… Слушай, Володька не заходил? Он обещал показать свое новое творение, называется «Перст судьбы».

– Еще не легче! В самую точку…

– Нет, в точку было бы название, которое он придумал сначала. Но оно неприличное.

– Хулиган!

– Он или я?

– Оба!

Артем притянул Нитку, стал обнимать и смеяться. Сперва не очень натурально, а потом по правде. В конце концов, сюда, на Пустыри, никакой Птичка проникнуть все равно не сможет.

– Прекрати, дурень! Ты мне прическу испортил!

– У тебя не прическа, а «вихри враждебные веют над нами»…

– Темка, прекрати сейчас же!.. Ну, перестань… Кей может прийти…

– Не придет, у него своя любовь.

– Что ты мелешь! Девочка болеет, а ты…

– Поправится… А я запру дверь… Разве ты не хочешь вернуть мне душевное равновесие?

Кей пришел через два часа. Сказал, что Лельке стало лучше и она заснула. Но глаза у него были темные и тревожные. Он быстро перекусил на кухне и заявил, что пойдет к Лельке снова. Потому что «бабка не просыхает и толку от нее мало».

– У нас есть аспирин?

– Есть! – засуетилась Нитка. – Вот… Подожди, мы пойдем с тобой, поможем…

– Лучше вечером. А сейчас чего помогать, если спит…

Он был сдержан и деловит. И Артем подумал, что ему, Кею, можно, пожалуй, рассказать всё. И даже закинуть удочку насчет пистолета. Но не сейчас, конечно. Сейчас у Кея на уме только его ненаглядная больная Лелька.

Ладно, подождем, когда поправится…

Но Лелька не поправилась. Кей вернулся в сумерках и со звонкой слезинкой в горле сказал, что Лельке совсем плохо.

Нитка была где-то у соседей. Артем не стал ее звать, кинулся следом за Кеем.