Глава 32

Банкетный зал в «Метрополе» был полон. Кроме банкиров и их спутниц на торжество было приглашено несколько князей, присутствовали вельможи из столицы. За отдельным столом сидели репортеры и с чувством уплетали бефстроганов и салаты. Ожидалось, что завтрашние газеты выйдут с фотографиями прошедшего торжества, о котором будет сказано немало лестных слов. На несколько дней разговоры о банкетном застолье затмят события последней недели, а именно неудавшееся покушение на генерал-губернатора и убийство одной из самых дорогих московских проституток в шикарном номере «Эрмитажа», а также дело об ограблении, в котором был замешан отпрыск некоей титулованной фамилии России.

Негромко стучали вилки, иногда раздавался робкий женский смех, вполголоса переговаривались мужчины.

Со стула, стоявшего во главе стола, поднялся Лесснер и мгновенно приковал к себе внимание всех присутствующих.

– Господа! – произнес он звонким голосом, который мог принадлежать скорее двадцатипятилетнему мужчине, чем семидесятилетнему старцу. – Сегодня мы собрались не случайно. Для этого у нас имеется повод, и, я бы сказал, очень серьезный повод. Посмотрите на этого человека, – он указал на Точилина, раскрасневшегося от добрых слов и огромного количества выпитой наливки. – Его следует называть не иначе как инженерный гений. С сегодняшнего дня с его именем следует связывать отмирание такой воровской профессии, как медвежатник. Господин Точилин изобрел сейф, о который разбивается всякая преступная мысль. – В правой руке Лесснер держал бокал с шампанским. Ладонь слегка дрогнула, и на белоснежные манжеты плеснула пузырящаяся жидкость. – И так разбивается, извините меня за каламбур, что от нее не остается и следа. – Рядом с Лесснером сидела молодая дама лет двадцати пяти. Строгое вечернее платье выгодно подчеркивало ее гибкую талию и великолепную грудь. Ее можно было бы принять за внучку банкира, если бы не одна маленькая деталь – старик смотрел на свою спутницу с нескрываемым вожделением. Так смотреть может только страстный любовник, который знает, что после светского раута он отведет свою даму в соседнюю комнату, где уже расправлена кровать, а простыни надушены ароматными возбуждающими духами. Кроме жены, Лесснеру полагалась еще и любовница, и старый ловелас не желал отставать от своих более молодых коллег, и на каждое неофициальное собрание брал с собой балерину Большого театра, которая очень удачно играла роль постоянной фаворитки.

Злые языки судачили о том, что Лесснера хватало лишь на то, чтобы подержаться во время банкетов за ручку актрисы. Но те, кто был наслышан о его бурной молодости, верили, что каждый вечер он смело попирает представления о возможностях стареющего организма.

Любовница Лесснера, кроме невероятной красоты, была еще и очень обаятельна. И общество банкиров и их жен, оценив добродетели юной особы по достоинству, охотно расступилось, отдав ей надлежащее место.

– Он один из тех, кто, как говорят, имеет божественную отметину, – с пафосом продолжал банкир. – Так давайте же поднимем бокалы за нашего уважаемого гостя и друга. – Он протянул Точилину бокал с шампанским.

Зал тотчас наполнился стеклянным перезвоном, к которому примешалась щедрая здравица.

– Георг, – очаровательная спутница Лесснера слегка потянула его за рукав. – Я уже успела устать от этой трескотни. А не уйти ли нам отсюда совсем?

– Дорогая, но здесь находятся мои друзья, я должен присутствовать непременно. Что обо мне подумают, если я покину их в разгар торжества?

Лесснер не мог оторвать взгляда от обнаженных рук актрисы, унизанных бриллиантовыми браслетами. Камни были совершенно прозрачные, величиной с небольшую горошину. Выбирая украшение в ювелирном магазине, Лесснер объявил, что хочет сделать подарок любимой даме, и если на одном из бриллиантов обнаружится хотя бы трещинка в сотую долю волоска, то подобное обстоятельство он будет воспринимать как личное оскорбление.

– Я тебя не узнаю, милый, неужели ты можешь зависеть от чужого мнения? Я всегда считала, что у тебя есть только два идола – деньги и я.

Лесснер великодушно расхохотался:

– Ты ошибаешься, дорогая. Я не язычник, и поэтому у меня нет идолов. Я – барон и принадлежу к древнейшему немецкому роду, а они, как известно, все христиане.

– И как же барон может зависеть от чужого мнения? – капризно надула губки красавица.

– Ну хорошо, хорошо, – мелко рассмеялся барон. – Я сдаюсь! Разве возможно противостоять твоим чарам? Против них бессильна даже кровь немецких рыцарей. Только давай сделаем это как-нибудь поаккуратнее, я не хочу привлекать к своей персоне дополнительного внимания.

– Обещаю щедро наградить тебя за уступчивость, – горячо задышала в ухо старику молодая обольстительница.

– О! Это многообещающее начало.

Глаза Лесснера скользнули по голым плечам дамы и застыли на волнующих изгибах обнаженной груди. Она глубоко вздохнула, грудь ее высоко поднялась.

– Это продолжение, мой господин!

Потомок немецких рыцарей едва справился с искушением, чтобы не поцеловать глубокую ложбинку под шеей.

– Ты никогда не обманывала меня в ожиданиях, я это очень ценю.

Лесснер с радостью осознал, что, несмотря на преклонные годы и стареющее тело, он способен чувствовать себя, как и полсотни лет назад, – молодым. И это главное! И если бы не радикулит да застарелая подагра, так он по-прежнему отплясывал бы на светских балах развеселую мазурку и бегал бы вприпрыжку за молоденькими арфистками.

– В этот раз пойдем ко мне… и не возражай, милый, – слегка прикрыла женщина ладошкой губы банкиру. – Я уже приготовила все, что надо, – завораживала она чарующим голоском.

Многообещающий тон барышни еще более распалил в нем желание. Он явно не ошибся в выборе и не жалел многих тысяч рублей, что ему пришлось вывалить за ее любовь в последние две недели.

– И что же ты приготовила? Я сгораю от нетерпения.

Барышня, взяв банкира под руку, неторопливо уводила его из шумного зала.

– Во-первых, я приготовила широкую постель. С мягкими большими подушками. Когда ты захочешь на нее прилечь, так ты просто провалишься в пух.

– Звучит очень и очень интригующе!

Лесснер невольно ловил на себе взгляды окружающих. Подобное внимание льстило, чего греха таить. На лице каждого второго был написан невольный вопрос: «Какие такие заветные слова знает старый развратник, что юная красавица, пренебрегая кругом ровесников, предпочла им общество одряхлевшего старика? Одним интересом к деньгам объяснить подобный феномен трудновато».

Сам Лесснер сложившееся обстоятельство считал делом обыкновенным. Возможно, брачный союз и вызвал бы в обществе кое-какие пересуды, но ни к чему не обязывающая связь выглядит вполне допустимой и даже добавляет мужчине дополнительные очки.

Подобные тонкости ощущают даже швейцары, и в этот раз бородатый и дородный дядька в ливрее, очень смахивающий на отставного генерала, любезнее, чем следовало бы, протянул банкиру шляпу:

– Пожалуйста, ваше'ство!

– Прими, голубчик, – сунул он в ладонь швейцару рубль. – Сходи в трактир и выпей водочки за здоровьице моей дамы.

– Покорнейше благодарю. Непременно так и сделаю, ваше'ство, – и, пряча хитроватую усмешку в пушистые рыжеватые усы, бережно прикрыл за удаляющейся парочкой парадную дверь.

– Чем ты еще хочешь меня удивить, моя лапушка? – попытался обнять Лесснер девушку за талию.

– Ой, какой же ты все-таки страстный, – мягко высвободилась женщина. – Прямо как бог любви.

– Ты меня хочешь обидеть, дорогая? – с чувством спросил Лесснер. – Бог любви в сравнении со мной просто мальчишка.

– Охотно верю. Еще я надушила наволочки, и они теперь благоухают, как букеты сирени.

– Боже, у меня голова пойдет кругом от этого запаха!

– Пусть кружится, только не надо спать.

– Милочка, что ты говоришь! – Лесснер выглядел возмущенным. – Разве можно спать, когда обладаешь такой женщиной, как ты. Скорее всего, можно помереть от бессонницы. Впрочем, я считаю, что это лучшая из смертей. Представляешь, моя радость, как это гнусно слышать – помер от грудной жабы. Брр! Сразу веет чем-то болотным, мерзким, склизким. Кстати, а где ты живешь?

– А мы уже почти пришли. Дорогой, видишь желтый дом с колоннами? – показала барышня рукой в конец переулка, где тусклым желтым светом горели уличные фонари.

– Так, вижу.

– Это и есть мой дом. Моя спальня на втором этаже.

– Проживание в таком особняке наверняка обходится в значительную сумму? – осторожно поинтересовался Лесснер.

– Разумеется, но ты же мне помогаешь. Иначе мне пришлось бы перебираться в дешевенькую гостиницу, а то и вовсе в номера, – звонко расхохоталась дама.

– Ах ты, какая проказница! – изумился Лесснер и предпринял еще одну попытку приобнять барышню. В этот раз более удачную. Почувствовав под пальцами упругое нежное тело, неожиданно для самого себя Лесснер разволновался и произнес глуховато: – Чем ты еще хочешь меня удивить?

Неожиданно на аллею вышел крупный бородач, шевельнул могучими длинными руками и произнес басовито:

– Барин, ты пошто все девицу беспричинными вопросами донимаешь? Устала она от тебя, барин!

– Кто вы такой и по какому праву…

Могучий дядька сделал шаг вперед, и Лесснер рассмотрел его грубоватые черты – перед ним был определенно далеко не самый изысканный образец человеческой природы.

– Кличут меня Заноза, барин. Ежели желаешь, можешь так и называть, не обижусь. А ремесло наше скверное, убивец я, – произнес он обыкновенно. – За душегубство и на каторге просидел без малого двадцать лет. Да ты, барин, не тряси губой-то, мы почем зря не убиваем. Ежели ты достанешь нас, тогда другое дело. Так ведь, робята? – посмотрел он через плечо куда-то в сторону зарослей.

Лесснер обернулся – на дороге стояло еще трое детин с хмурыми физиономиями.

– Позвольте объясниться, господа, это какое-то недоразумение. Давайте разойдемся, у меня при себе ничего нет. Вы меня не за того приняли, господа… Ксюша, вы только не беспокойтесь, я сумею договориться с этими достойными господами, – повернулся банкир к девице. Но, на его удивление, он не обнаружил испуганных глаз – барышня выглядела совершенно невозмутимой. Банкиру даже показалось, что на ее тонких губах скользнуло нечто напоминающее улыбку.

Заноза неожиданно подобрел:

– Видала, Ксюша, какой кавалер, на Хитровке ты такого не встретишь.

Барышня уверенно освободилась от объятий банкира и враждебно произнесла:

– Хватит ломать комедию, Заноза, – и, повернувшись к Георгу Рудольфовичу, произнесла: – Я вынуждена разочаровать вас, барон, я совсем не та, за которую вы меня принимаете. Хочу еще добавить, что я стою очень много денег. Но мне с вами было хорошо!

– Как?! – задохнулся Лесснер от нахлынувших чувств. – Вы тоже! Боже мой, как я ошибался!

– Да, мой милый друг, я ничем не лучше вот этого Занозы. Разве что не выхожу с кистенем на большую дорогу, – и, посмотрев на Занозу, который по-прежнему продолжал загораживать дорогу, красотка продолжала: – Я вас оставлю, мальчики, только просьба, не очень шалите. У меня на сегодняшний вечер запланировано еще одно свидание.

– Так куда же ты, Ксюша? – вежливо поинтересовался Заноза, обмазав диковатым взглядом ее ладную фигуру.

– На кудыкину гору, там меня дожидается один очень милый маркиз. Он обещал мне купить замок на Лазурном побережье. Так что желаю вам мило провести время, ребята!

– Может, тебе провожатого дать? – заботливо поинтересовался Заноза.

– Ну что ты, разве меня кто-то осмелится тронуть, это честную барышню-то? А потом, Заноза, ты, видно, позабыл, я ведь Ксюша с Грузин!

– И то верно. – В голосе уркача прозвучали уважительные нотки.

– А если все-таки встретится насильник, так я не буду отказываться от удовольствия, – неожиданно весело закончила девушка и заторопилась по узкой аллее.

– Вот стерва! – выругался барон.

– Это ты напрасно, барин, – протянул с упреком Заноза. – На вид-то благочестивый, а сам такими поносными словами выражаешься. Просто каждый своим ремеслом занимается. Я вот копейку на большой дороге с купцов трясу да головы им отворачиваю. А Ксюша клиентов заманивает да нам их сдает. Так что ей еще спасибо сказать нужно. А ты что думал, барин, за просто так такую красотулю мять можно? – неожиданно поинтересовался Заноза. – То-то!

– Господа, давайте с вами поговорим откровенно, – заторопился Лесснер. – Я вижу, что вы люди серьезные. Я тоже умею держать слово. Поверьте, я человек состоятельный и сумею вас по-настоящему отблагодарить. Сколько вы хотите за мое освобождение? Сто тысяч?.. Двести тысяч?.. Называйте любую цену, я весь к вашим услугам, – обернулся Лесснер к троим мужчинам, стоящим за его спиной, как бы желая заполучить в их лице поддержку.

– Что же ты нас, барин, обижаешь? – с укоризной протянул Заноза. – Неужели ты нас за каких-то мелких мазуриков принял. Я же сказал тебе, что мы убивцы и по мелкому делу не промышляем.

– Что вы от меня хотите?

– Ты бы нам шифр сказал от своего хитрого сейфа!

– Что?! – выдохнул Лесснер.

– А чего ты так кипятишься, барин? Ой, напрасно, я тебе скажу, ой, напрасно! Ты ведь меня очень огорчить можешь, – мягко укорил Заноза Лесснера. – Ночь-то тихая, глухая, разбойная, прямо тебе скажу, а вокруг ни души. Как бы ненароком чего дурного с тобой не приключилось.

– Я не знаю шифр сейфа!

Заноза сделал вперед шаг, заставив барона слегка попятиться.

– Напрасно ты так с нами шутейно, барин, чай, мы не дураки какие. А потом об этом сейфе ты Ксюше рассказывал. Говорил о том, что, кроме тебя, шифр сейфа еще три человека знают.

– Мерзавка! – заскрежетал зубами барон.

– Вижу, короткого разговора у нас с тобой, барин, не получается. Жаль. Вот что, робята, кидайте барину мешок на голову. А ты не шибко-то ерепенься, – строго наказал Заноза, – а то поленом по макушке получишь.

Трое грабителей, стоявших до этого за его спиной неподвижными чурбанами, разом зашевелились и угрожающе обступили Лесснера. Только теперь барон заметил, что один из них сжимал в руке мешок, у другого была длинная веревка.

– Господа, давайте по-хорошему. Господа, давайте поговорим без насилия.

– Барин, ты бы уж не шибко кричал, – сердечно посоветовал широколобый с короткими руками, – в этой глухомани тебя никто не услышит, а нам неудобство доставить можешь. Мы же люди беспокойные и одной оплеухой не обойдемся. Так что посиди себе смирнехонько в мешке. Не прими за оскорбление.

– Ну что застыли, идолы окаянные! – прикрикнул на разбойников Заноза. – Перед барином меня позорите! Кидайте господину мешок на голову.

Лесснер руками пытался защититься от пыльной мешковины, но короткий удар в живот заставил его крепко задуматься о глотке воздуха, и он отчаянно зашевелил губами, пытаясь заполучить в легкие живительную порцию кислорода…

Откуда-то сверху раздавался размеренный бас Занозы, для которого подобный разбой являлся обыкновенным делом, точно таким же, как для самого Лесснера субботние вояжи в ресторан «Яр».

– Ты уж не больно шибко-то усердствуй. Старик-то немощный. Так ведь и помереть может, не хотелось бы еще одно убивство на себя брать. Упаси господи мою грешную душу, – тяжко выдохнул разбойник, видно вспомнив зараз всех невинноубиенных.

Лесснер ощутил тухловатый картофельный запах. Крепкая веревка стянула руки у туловища, и двое молодцов под грубоватое напутствие Занозы с негромким чертыханием забросили его на плечи.

– В повозку его, да не расшибите! Это вам не мешок с деньгами, а банкир, – грубовато пошутил Заноза, – прошу не путать.

Раздался негромкий смех, и в следующее мгновение старик почувствовал, как его опрокинули на что-то жесткое.

– Пошла, родимая. Но! – раздался голос Занозы.

Под Лесснером что-то протяжно заскрипело, очень напоминая стон рассохшихся половиц, а потом он понял, что его куда-то увозят.

Дорога казалась бесконечной, а когда он вновь услышал голос разбойника: «Тпру, стоять, милая, вот мы и приехали!» – показалось, что они подъехали к вратам ада.

– Вот что, други, – продолжал басить Заноза, – скидайте с него мешок, да поосторожнее!

С Георга Рудольфовича стянули мешок.

– Господи! – невольно выдохнул он.

Разбойнички завезли его на старое заброшенное кладбище. Покосившиеся и почерневшие от безвременья кресты представляли унылое зрелище. Некоторые могилы были разрыты, и, глядя на комья слежавшейся земли, охотно верилось, что по ночам упыри покидают склепы, чтобы сполна подышать вольным воздухом.

Разбойники подтолкнули банкира к одной из могил.

– Посмотри сюда! – приказал Заноза, ткнув пальцем в самое дно ямы.

Георг Рудольфович, преодолевая в себе страх, заглянул в глубину ямы. Она была большой, метра два с половиной, самое дно устилала темно-красная глина. Борта ямы слегка осыпались, смешавшись с черноземом.

– Нравится? Это твоя могила, Лесснер! – почти дружески сообщил Заноза. – Вижу, что впечатляет: рожа у тебя больно кислой сделалась. Видно, не приглянулась покойницкая яма. А ты думал, что тебя похоронят в родовом склепе и многочисленная родня будет приносить на твою могилку цветы? – Заноза печально вздохнул. – Мы предполагаем, а Бог располагает. Ты думаешь, я рассчитывал когда-нибудь убивцем быть? Нет, господин хороший, так оно само вышло. Убивать мы тебя не станем, – махнул рукой Заноза, – так и быть уж… Мы тебя живого в гроб положим. Лежать тебе будет неудобно поначалу, будешь ворочаться. Оно и понятно, гроб ведь не бельэтаж, а потом уляжешься поудобнее, положишь руки на живот, да и заснешь навеки. Ну так как, господин хороший, вспомнил номер сейфа или опять на беспамятство жаловаться станешь?

– Господа, поймите меня правильно, это не только мой секрет, – как можно дружелюбнее начал Лесснер. Он слышал о том, что грабителей следует разговорить и тогда есть шанс не только уцелеть, но и спасти сбережения. Вот только беседа получается мрачноватой. Лесснер не отводил глаз от занозистых стенок гроба. Скорее всего, это был самый обыкновенный ящик, в котором городские дворники любят держать нехитрую утварь – лопаты да метлы. – Я связан определенными обязательствами…

– Вяжите его, да и в гроб, чего еще с ним разговаривать, – очень просто решил разбойник.

Лесснер почувствовал, как крепкие пальцы ухватили его за локти и поволокли в сторону ямы, которая сейчас напоминала огромный зев. Вот захлопнется черная пасть и проглотит его навсегда.

– Постойте, господа, я вспомнил! – закричал истошно Лесснер. – Вспомнил!

– Отпустите его! – великодушно распорядился Заноза. – Ну, слушаем тебя.

– Шифр сейфа… ноль ноль семьсот тридцать три… сорок четыре.

– Ну смотри, барин, – строго погрозил пальцем Заноза, – ежели обманул, не уйти тебе дальше этого кладбища.

– Позвольте, господа?! Вы меня что, собираетесь здесь держать?! – Глаза Лесснера в ужасе округлились.

– Ну почему здесь? – почти обиделся Заноза. – Мы что, изверги какие, чтобы доброго человека около могилы томить? Пусть даже если это его могила. Так ведь, господа? – повернулся он к своим молчаливым спутникам.

– Все верно, Заноза, – миролюбиво протянул один из них, тот, что был постарше, с короткими волосатыми пальцами. – Что мы, злыдни, что ли, какие-то? Понимаем ведь. Просто так человека жизни лишать тоже не годится. Вот ежели он не то сказал, тогда другой спрос, – сурово посмотрел он на банкира.

– Послушайте, господа, я еще не все сказал, первые три цифры набираются большим колесом, а остальные маленьким, но никак наоборот. Если вы сделаете что-нибудь не так, то мгновенно сработает сигнализация. Смотрите, не ошибитесь.

– Уж постараемся. Ты все слышал, Лапа? – строго посмотрел Заноза на коротышку с волосатыми пальцами.

– А как же!

– Вот и передай кому надобно. А мы здесь ждать будем. Ну чего же ты застыл, господин, я же тебе сказал, что здесь сторожка имеется. Конечно, это тебе не номера в «Метрополе», но пару деньков провести можно без страха. А мы люди смирные и докучать своим обществом не станем. – Заноза неторопливо побрел по дорожке. Следом, подгоняемый тремя неразговорчивыми спутниками, плелся Лесснер. Он старался не смотреть по сторонам, но покосившиеся кресты зловещим образом притягивали его взгляд. Банкира до озноба пробирал ужас от одной только мысли, что под прогнившим крестом могло лежать его бренное тело.