Глава 16

Ник сидел за столом и меланхолично хлебал суп. Вид у него был весьма расстроенный: глаза страдальчески смотрят куда-то в пространство, брови изогнуты, уголки губ опущены. Посторонний человек мог решить, что парню просто подали пересоленный суп, но Серафима сразу поняла, что у него не вышло со слежкой.

Подсаживаться к Нику она не стала. Нашла местечко в углу, подальше от всех: горластого многочисленного семейства поляков, Камиллы с мужем, паренька, утомленного жизнью стриптизера… Ни Агаты, ни Крысеныша, ни омерзительного Жирдяя в столовой не было, за что огромное им спасибо. Хотя бы аппетит никто не испортит.

Суп и в самом деле оказался пересолен. Алла извинительно улыбнулась и в ответ на это замечание принесла стакан с минеральной водой. Но есть это произведение кулинарного искусства Серафима все равно не стала. На второе подавали традиционный салат из вялой капусты и скользкие пельмени, начиненные чем-то подозрительно напоминающим морковное пюре. Тоже очень «съедобно». Серафима поковыряла вилкой салат и решила чуть позже сбегать вниз, к крепости, и купить пару восхитительно вкусных чебуреков.

Ник наконец очнулся от спячки, поднял глаза и увидел Серафиму. Видимо, желая что-то ей сообщить, он принялся строить многозначительные гримасы. Все это здорово напоминало нервный тик. Серафима устало вздохнула и показала глазами куда-то в сторону потолка, что означало: встретимся в номере. Тот понял, кивнул и отставил тарелку.

Но уходить Серафима не торопилась. На веранде она выкурила традиционную сигарету за чашкой чая, оглядела окрестности, залитые солнцем. Настроение было ниже плинтуса, видеть Ника не хотелось, общаться с ним тем более.

«Что, если он и вправду меня обманул? – тревожно билось в голове. – Если он никакой не внук, а обычный вор и мошенник? Что мне делать?»

Она поднялась и неохотно прошла к своему номеру. Ник был там – сидел на корточках, упершись спиной в плохо выкрашенную стену, и, казалось, спал с открытыми глазами. Серафиме пришлось шепотом позвать его два или три раза, прежде чем он соизволил очнуться и обратить на нее внимание.

– Идем к тебе! – бросила она коротко и пошла по коридору.

– Почему ко мне?

– Потому что у меня от этой клетушки начинается клаустрофобия. А тебе что, жалко?

– Да нет, что ты…

Очутившись в своем номере, Ник принялся изображать гостеприимного хозяина: открыл мини-бар, достал откуда-то стаканы и смешал варварский коктейль из мартини и разных соков. Получившаяся смесь напоминала компот – как по вкусу, так и по крепости. Серафима задумчиво сделала глоток, вспомнила о выпитом недавно пиве, но решила, что эта сладкая водичка ничем ей не повредит.

Сунув ей в руку стакан, Ник угомонился, лег на кровать, как всегда, в кроссовках и притих. Серафима уже вполне привыкла к его манере вести себя – слегка инфантильной и чрезвычайно непосредственной, но сейчас ее раздражало в Нике абсолютно все. Она со стуком опустила стакан на полированную столешницу, подошла к кровати и велела:

– А ну вставай!

– В чем дело? – Ник поднял на нее ангельски голубые глаза в обрамлении девчачьих ресниц.

– Что за манера – валяться на кровати в присутствии девушки? Я что, твоя жена? Невеста? Отставить фамильярности! Это по меньшей мере неуважение к даме!

Ник медленно приподнялся и раскрыл от удивления рот:

– А что тебе не нравится?

– Все не нравится! Разлегся тут, понимаешь, словно я мебель! Рояль! Комод!

– Пожалуйста, можешь лечь рядом, – предложил он и тут же получил подушкой по голове.

– Идиот! – прошипела Серафима, ища глазами предмет потяжелее. – Дубина стоеросовая!..

– Да успокойся ты! – воскликнул Ник, спрыгивая с кровати. – Ради Бога, я могу и посидеть, если настолько тебя смущаю. Вот уж не думал, что ты такая… тургеневская барышня.

– Пошел к черту! – ответила она злобно и закурила сигарету.

– Ладно, давай сменим тему, пока не подрались окончательно. – Ник улыбнулся как ни в чем не бывало. – Я хотел рассказать тебе про Агату… Кажется, она заметила меня, когда я шел за ней по набережной. В общем, она умудрилась улизнуть. Не спрашивай меня, я и сам не понимаю, как бабка сумела удрать.

Но Серафима ни о чем и не спрашивала. Сейчас Агата волновала ее меньше всего.

– Я поискал ее по округе, но она как сквозь землю провалилась. Пришлось вернуться в гостиницу. – Ник тяжело вздохнул. – А у тебя как дела? Где ты была эти два часа?

– В интернет-кафе, – буркнула она, прихлебывая коктейль. – Искала на тебя компромат.

– Серафима, я серьезно!

– Я тоже, – пожала она плечами. – Ну, не только на тебя, еще на Иванцова, к примеру. Никакого Вовы Графа Яндекс не знает, впрочем, этого следовало ожидать. Ну, есть какие-то идеи?

– Никаких. Я об этом Вове первый раз слышу. Странно, что дед стремился перед смертью написать именно это… Что это может означать?

– Например, то, что Вова Граф спер алмаз у твоего деда, – вынесла вердикт Серафима. – Или пытался спереть. В общем, простор для фантазии, если она у тебя, конечно, имеется.

– Что значит спер? – Ник с подозрением уставился на нее. – Мы же решили, что камень где-то в доме…

– Ничего подобного мы не решали. И вообще мне надо с тобой поговорить!

Выпалив эти слова, Серафима тяжело вздохнула и попыталась унять трясущиеся, словно у заправского пьянчужки, руки.

– О чем?

– Об алмазе. О твоем дедушке-ювелире. О тебе, в конце концов! Скажи, у тебя ведь сохранилась переписка с дедом?

– Ну да, я сохранял письма в почтовом ящике…

– Дед писал тебе с домашнего компьютера? – Серафима припомнила, что в кабинете ювелира стоял новенький мощный ноутбук.

– Понятия не имею, но скорее всего оттуда. Послушай, а в чем дело?

– Эта переписка – единственное доказательство, – отчеканила Серафима. – Хотя эти письма мог состряпать кто угодно, в том числе и ты сам. Никакое это не доказательство.

– Доказательство чего? – Глаза Ника сузились, кажется, до него дошло, что происходит. – Прости, ты что, мне не веришь?

– Знаешь, ты втравил меня в какую-то сомнительную историю, так что не удивляйся. Я хочу все проверить. Никаких доказательств того, что алмаз действительно завещан тебе, ты привести не можешь. Да и действительно ли ты внук Андрея Борисовича? Любой дурак может такое сказать. Я вот, к примеру, родная сестра принца Чарлза, ты мне веришь?

Ник вскочил, отшатнулся от журналистки, словно узрел двухголовую гадюку. «Кажется, это мы уже проходили», – мимоходом подумала Серафима. Глаза у парня горели возмущенным огнем. Он схватил со стола стакан и одним махом влил в себя остатки коктейля.

– Действительно, доказать я это никак не могу, – с достоинством произнес Ник. – Тебе остается только верить или не верить моему слову. Но я клянусь тебе…

– Ой, умоляю, не надо пафоса! Я прошу всего лишь элементарных подтверждений твоих слов, раз уж ты втравил меня в эти поиски. Доказательство твоего родства? Письма? Фотографии? Хоть что-нибудь. Я не прошу невозможного, согласись. Тут замешаны слишком серьезные вещи: огромный бриллиант, какие-то махинации, проникновение со взломом, убийство, наконец! Мне, знаешь ли, не хочется сидеть в тюрьме, я для этого слишком молода и красива!

– Да, не стоило обращаться к тебе за помощью, – резюмировал Ник. Он стоял бледный и от этого еще более красивый. Сердце у Серафимы словно сжали ледяной рукой. – Прости. Я вижу, ты мне не веришь.

– Я…

– Дверь открыта, я тебя не держу. Надеюсь, я могу рассчитывать, что ты никому не расскажешь о моей тайне? Хоть это и недоказуемо, но я все-таки ищу СВОЕ наследство, а не чье-то еще.

– Ник… – пролепетала совершенно потерявшаяся Серафима.

– Все, пока. Счастливого отдыха.

Ник поднялся, взял ее за руку и подвел к выходу. Открыл дверь и сделал приглашающий жест: выметайся, мол. Взгляд его был холодным и ничего не выражающим, совершенно как в тот раз, когда Серафима впервые встретилась с ним глазами.

Нет, нельзя было разреветься прямо здесь, на пороге этого светлого, просторного люкса, хотя и очень хотелось. Серафима сжала зубы и переступила через порог с гордо поднятой головой. Прежде чем за ней захлопнулась дверь, девушка увидела ледяной, непроницаемый взгляд.

И поняла, что это все. Финита ля комедия.

Почти минуту она не могла дышать от рыданий. Слезы потоком хлынули из глаз, и Серафима почти ослепла. Она ничего не видела и не слышала и только возле собственной двери поняла, что ее кто-то твердо, но ласково держит под локоть и бормочет что-то успокаивающее. Кто-то в темном платье и светлом фартуке.

Оказалось, это милая горничная Алла. Она увидела постоялицу, которая в невменяемом состоянии топталась под дверью чужого люкса, и оттранспортировала ее на третий этаж.

Вопросов Алла не задавала, взяла у Серафимы ключ и сама открыла дверь.

– Успокойтесь, пожалуйста, – сказала она, усаживая девушку на кровать. – Это совершенно не мое дело, но я хочу сказать… Такие истории не редкость, просто забудьте о нем!

– Что такое? – прорыдала совершенно потерявшаяся Серафима. – О чем вы?

– Подумаешь, красавчик бросил, наплюйте и разотрите. Таких тут полный город, плюнь – попадешь в Антонио Бандераса! Давайте я вам воды принесу!

– Не надо воды, оставьте меня в покое, – попросила она сдавленно. Больше всего ей сейчас хотелось лечь и тихо скончаться, желательно без боли и мучений, а горничная со своими неуклюжими утешениями только мешала.

– Как хотите. – Девушка пожала плечами и вышла.

Серафима повернула в замке ключ, уставилась в зеркало, висящее на противоположной стене, и сквозь пелену слез увидела жуткую, опухшую рожу с глазами-щелочками. Это зрелище добило ее окончательно, но плакать почему-то больше не хотелось. Больше того, она теперь стыдилась своей бурной истерики, свидетельницей которой стала горничная.

Она долго умывалась в ванной комнате, не решаясь снова встретиться взглядом со своим отражением. Потом устроилась, как обычно, на подоконнике, вытащила сигареты и жадно закурила. Теперь не только руки, а все тело сотрясала нервная дрожь.

Может, правильно сказала Алла? Плюнуть и растереть? Подумаешь, они знакомы жалких три дня, тем более что никакого романа и не было. Можно легко выкинуть из головы красавца брюнета, если очень постараться.

За окнами, во дворе частного дома, издавал сиплые звуки допотопный радиоприемник. Где-то мальчишки гоняли мяч и то и дело раздавались азартные крики. В соседнем дворе девица загорала в шезлонге, прикрыв лицо соломенной шляпой; рядом, в тени акации, дремал спаниель.

Все отдыхают, наслаждаются жизнью и курортными развлечениями. И правильно делают, между прочим.

Говорят, после развода нужно немедленно чем-то занять себя, чтобы не умереть с тоски. А история с Ником – чем не развод? Поэтому Серафима велела себе не раскисать, еще раз умыть ледяной водой физиономию, которая выглядела так, будто ее искусали бешеные пчелы, и отправляться на пляж.

Она так и сделала. Сунула в рюкзачок крем для загара, очки, бутылочку с водой и немного денег, чтобы заплатить за лежак. Потом отыскала в чемодане изрядно помявшееся парео и пестренькое полотенце и отправилась на пляж разгонять тоску.

Время тянулось медленно, словно загустевший кисель. Серафиме казалось, что она пробыла у моря целую вечность, хотя после ссоры с Ником прошло всего четыре часа. Ах да, она же дала себе зарок не вспоминать о своем злополучном красавчике!

На пляже она вела себя как ни в чем не бывало и даже умудрилась завести ни к чему не обязывающее знакомство с каким-то симпатичным москвичом. Тот, правда, был женат, но сейчас Серафиму такие мелочи не беспокоили. Окружающие мужчины сливались в одну невзрачную серую массу, она не пыталась найти среди них замену Нику. Это был исключительно тест на вшивость: сможет она держать себя в руках или нет?

Оказывается, тест она прошла. Мужчина явно остался доволен знакомством и даже оставил свой номер телефона: «Звоните, когда вернетесь в Москву».

Слез больше не было, тоски – тоже, остался лишь легкий привкус разочарования.

Серафима этим вполне удовлетворилась, хотя внутри ее грызла противная мыслишка: «Ты все сделала неправильно». Мысль не унималась, и Серафима, потеряв терпение, просто перестала обращать на нее внимание.

Ближе к вечеру она стала собираться. Кожа покраснела, ее слегка щипало, и Серафима с удовлетворением оглядела себя. К завтрашнему утру она не будет смахивать на бледную поганку, а вольется в стройные ряды загорелых курортниц.

В конце набережной, перед поворотом, ведущим к холму, Серафима, с интересом разглядывающая посетителей открытых кафешек, вдруг увидела Камиллу. Та сидела за плетеным столиком, перед ней лежало открытое меню и стоял бокал белого вина, но самое интересное, что ее спутником был совсем не муж. Серафима хорошо помнила толстенького, неуклюжего, словно присыпанного пылью супруга, а напротив Камиллы сидел совсем молодой парень, черноволосый, со стильной стрижкой, в прозрачной рубахе.

С минуту она таращилась, стоя посреди улицы и пытаясь вспомнить, что это за парень, а потом ее осенило. Точно, Стриптизер, постоялец из «Приюта». Эта кличка подходила ему как нельзя лучше: сладкий взгляд, профессиональные ужимки, тренированное сильное тело. Он цедил кока-колу через соломинку и невнимательно слушал Камиллу, которая что-то внушала парню, бурно жестикулируя.

Интересное кино! Серафима припомнила странное поведение Камиллы, ее перешептывания с неизвестным типом (уж не с этим ли жиголо?) и намеки на то, что «никто не должен ничего узнать». Может ли она быть причастна к убийству Рощина?

«Может», – ответила себе Серафима. Кроме того, эта дама легко вписывалась в образ алчной охотницы за гигантским алмазом: хищная, жадная, надменная…

Стоп, стоп, приехали. Какой алмаз, это уже пройденный жизненный этап! Пора сменить пластинку!

Серафима зажгла сигарету и быстро пошла прочь от кафе. Действительно, что это она зациклилась на Нике и этом злосчастном алмазе? Как будто у нее других проблем мало! Чтобы не проходить мимо дома покойного ювелира, она сделала большой круг. Видеть Крысеныша и Иванцова ей совсем не улыбалось.

В холле гостиницы уже кучковались жаждущие ужина постояльцы. Среди них Серафима заметила и мужа Камиллы: очки, растерянный взгляд, растянутые спортивные штаны с засаленными коленями. Кажется, без своей боевой подруги он и шагу не может ступить.

К счастью, Ника поблизости не было, и Серафима надеялась, что ей удастся избегать встреч с ним.

Она поднялась в номер, нырнула в душ и долго стояла, ловя кайф от прикосновения прохладных струй к нагретой солнцем коже. В голове шумело от впечатлений этого долгого дня. Вытершись колючим гостиничным полотенцем, Серафима легла в постель и моментально отрубилась. На удивление, сны ей снились цветные, глянцевые, совсем не страшные.