Глава 27

Старший лейтенант ВМФ США Лютер Консидайн снова заложил вираж, заходя на посадку, на этот раз на выделенную для дипломатов и особо важных персон взлетно-посадочную полосу аэропорта «Хитроу».

– Да вы что, издеваетесь надо мной? – проревел он в микрофон переговорного устройства. – Я непрерывно гоняю эту реликвию с четырех утра, а сейчас уже почти пять часов вечера! Вы не собираетесь дать мне немного отдохнуть, может быть, пообедать?

– Извините, лейтенант, таков приказ.

– Не «лейтенант», а «старший лейтенант», и я умираю от голода.

– Еще раз приношу извинения, старина. Не я составляю приказы, я их просто передаю. Летный план вам доставит сотрудник МИ-5.

– Ну хорошо, хорошо, британец. Передай заправщику, пусть поторопится и захватит пассажиров. Мне бы хотелось к полуночи вернуться в Лондон. У меня застолблено свидание с мягкой кроватью и обильным ужином.

– В чем дело? – спросил Камерон Прайс. Они вместе с Лесли Монтроз сидели в креслах у переборки.

– Я высаживаю вас в «Хитроу» и беру на борт некоего Анонима, которому требуются полные баки горючего. И у меня будет только двадцать минут на то, чтобы сообразить, куда его везти.

– Лютер, вы лучший из лучших, – громко произнесла Монтроз, перекрывая рев двигателей. – Вот почему выбирают вас.

– Да, я это уже слышал. «Ибо много званных, а мало избранных». Черт побери, но почему это должен быть именно я?

– Подполковник Монтроз только что все объяснила. – Камерон вынужден был перейти на крик, поскольку летчик, заходя на посадку, переключил двигатели на обратную тягу. – Ты лучший!

– Я бы предпочел обед, – пробормотал Консидайн, снижаясь к взлетно-посадочной полосе.

Все действия на земле были расписаны как по нотам. Лютер подрулил в уединенное место, которое было ему указано. Тотчас же от ангара к самолету рванул заправщик, и пока два механика в форменных комбинезонах протягивали шланги к расположенным в крыльях топливным бакам, из машины вышел третий человек в штатском. Консидайн открыл люк; человек в штатском обратился к нему:

– Лейтенант, вот ваш летный план. Изучите его внимательно, и если у вас появятся какие-то вопросы, вы знаете, с кем связываться.

– Покорнейше благодарю, – проворчал Лютер. Протянув руку, он забрал конверт из плотной бумаги. – Вот ваш груз, – добавил он, указывая на Прайса и Монтроз.

– Да, я так и понял. Будьте добры пройти со мной. Машина ждет за ангаром.

– У нас есть багаж, – вмешался Камерон. – Дайте нам минутку, чтобы его забрать.

– Лейтенант, – обратился к Консидайну сотрудник МИ-5, – может быть, вы нам поможете?

Лютер Консидайн, старший лейтенант ВМФ США, смерил его величественным взглядом.

– Я не мою окна, – тихим, но властным тоном произнес он, – я не стираю белье, и, к вашему сведению, я не ношу красное кепи.^[90]

– Прошу прошения?

– Не берите в голову, дружище, – остановил Лютера Прайс. – Наш друг немного не в себе. Я сам займусь чемоданами.

– Спасибо, Цыпленок.

– Ребята, о чем это вы?

– Это наш колониальный жаргон, – объяснил Камерон. – Наш летчик заваривает чай, чтобы вылить его с саут-хэмптонского причала.^[91]

– Я не понимаю ни одного слова!

– Они оба немного не в себе, – настойчивым и ровным голосом произнесла Лесли. – Пошли, мальчики!

Когда Прайс, Монтроз и английский разведчик быстро шли к машине МИ-5, из-за ангара выскочила другая машина, с тонированными стеклами, которые не пропускали свет клонящегося к закату солнца, и понеслась к «Бристолю».

– Должно быть, это и есть мистер или миссис Аноним, – предположила Лесли.

– Если только органы чувств меня не обманывают, – заметил Камерон, – это все же молодой мистер.

– Роджер Брюстер? – прошептала Монтроз, когда они устраивались на заднем сиденье. – Но куда и зачем его увозят?

– На юг Испании, на скотоводческую ферму, принадлежащую одному нашему коллеге, с которым мы работали вместе по делу о баскских террористах, – сказал Джеффри Уэйтерс, обращаясь к Прайсу и Монтроз, вошедших в его кабинет. – Да, кстати, Камерон, вы были правы. Мальчишка вышел на старину Коулмена, потому что, как вы правильно предположили, больше ему обращаться было не к кому.

– Боже милосердный, а ты знаешь свое дело, – вмешалась Лесли, одобрительно глядя на Камерона.

– Не совсем. Я просто постарался предугадать, какими будут действия Роджера. Что он сможет сделать один, без посторонней помощи. Но у него должна была быть очень веская причина на то, чтобы бежать из Франции и возвратиться сюда.

– Это действительно так, – согласился Уэйтерс, повышая голос. – Некая женщина с Верхнего Холборна, о которой нам ничего не было известно.

Сэр Джеффри Уэйтерс вкратце пересказал то, что удалось выяснить молодому Роджеру Брюстеру и Оливеру Коулмену. Затем он показал письма и, что самое главное, страницу из блокнота, найденную в квартире Майры Сеймунд.

– Амстердам, Прайс! Змеиная голова находится в Амстердаме!

– Похоже на то, да? Но тот, кто руководит всей этой мерзостью из Амстердама, на самом деле не более чем чиновник, управляющий. Реальная власть принадлежит не ему. У него за спиной стоит еще кто-то.

– Почему ты так думаешь, Кам? – спросила Лесли.

– Понимаю, вы сочтете меня безмозглым глупцом, но в колледже я очень любил читать и слушать постановки пьес Шекспира. Ерунда какая-то, правда? Но одна фраза накрепко запала мне в память – я даже не могу сказать, откуда она.

– И какая же?

– «Сравниться может время, что проходит меж совершеньем тягостного дела и первым побуждением к нему, с тревожным сном иль грозным привиденьем».^[92]

– По-моему, это из «Юлия Цезаря», – заметил Уэйтерс. – И каким образом эта фраза применима к данному случаю?

– На мой взгляд, все дело в «привиденье». Мне пришлось разыскать это слово в словаре, чтобы понять его смысл. Призрак, тайный дух. За Амстердамом стоит кто-то или что-то.

– Но Амстердам, несомненно, в списке наших приоритетов значится на первом месте, не так ли?

– Разумеется, Джеффри. Только так. Но вы не сделаете мне одно одолжение? Вызовите сюда Скофилда. На мой взгляд, без Беовульфа Агаты нам не обойтись.

«Нью-Йорк таймс»

Брэндон Скофилд и Антония устроились в номере-люкс лондонской гостиницы «Савой». Брэндон никак не мог отойти после перелета на военно-транспортном самолете; Антония радовалась тому, что они снова вернулись в Лондон.

– Я схожу прошвырнусь по улицам, – сказала Антония, закончив развешивать в шкафу вещи.

– Передай всем пивным самый теплый привет от меня, – пробурчал Скофилд. Скинув ботинки, он прямо в одежде растянулся на кровати. – Я постараюсь навестить лучшие из них.

– В программе этой турпоездки они не значатся.

– Тьфу, черт, я и забыл, что ты у нас воплощение той сучки Кэрри Нейшн.^[93]

– А тебе не помешало бы прислушаться к тому, что она говорила. – Зазвонил телефон. – Я возьму. – Тони подошла к аппарату на тумбочке у кровати. – Алло?

– Привет, Антония, это Джеффри! Тысячу лет не слышал твой голос, старушка!

– Ну, по меньшей мере лет двадцать – это точно, Джефф. Насколько я понимаю, теперь ты у нас сэр Джеффри Уэйтерс.

– Такое случается даже в нашей работе, любовь моя. Твой негодяй здесь?

– И здесь, и не здесь. Брэй терпеть не может смену часовых поясов, но вот он, рядом. – Она протянула трубку Брэндону.

– Привет, сэр Осел. Ты ничего не имеешь против того, чтобы дать мне поспать пару часиков?

– Вообще-то, старина, я бы ни за что на свете не посмел нарушить твой заслуженный старческий отдых, но нам нужно обсудить одно чрезвычайно важное дело. Со мной Камерон и Лесли.

– Настолько важное, что мы не можем поговорить о нем по телефону, пока я буду лежать?

– Брэй, ты же знаешь, каков будет мой ответ.

– Вот теперь узнал, – буркнул Скофилд, устало скидывая ноги на пол и усаживаясь на кровати. – Ты по-прежнему там же?

– Внутри ты ничего не узнаешь – вот куда ушли все деньги, но снаружи ничего не меняется вот уже несколько сот лет.

– Тогда строили на века.

– Да, принц постоянно напоминает нам об этом, и тут я его полностью поддерживаю.

– Что ж, поддержка ему не помешает. Мы будем у тебя минут через двадцать с небольшим. Кстати, должен ли я буду величать тебя «сэром»?

– Только в присутствии посторонних. В противном случае тебе отрубят голову.

Встреча получилась короткой и теплой; на нее наложилась серьезность текущего момента. Как только все поздоровались друг с другом, пятеро разведчиков уселись за круглый стол в защищенном зале совещаний в штаб-квартире МИ-5. Уэйтерс рассказал о последних событиях, упомянув про поступок младшего Брюстера, но оставив на потом открытие, совершенное в Верхнем Холборне. Затем он предоставил слово Прайсу и Монтроз, которые поведали о своих приключениях на озере Комо, в том числе о неоценимой помощи дона Сильвио Тогацци и жуткой гибели Паравачини и его телохранителя.

– О господи, – вмешался Скофилд, – Тогацци уже «дон», а Джефф, черт побери, вообще «сэр»! Так, пожалуй, Сильвио станет королем Италии, а наш Пончик, вне всякого сомнения, – премьер-министром. Весь мир сошел с ума!

– Ты слишком любезен, – усмехнулся Уэйтерс. – Итак, что мы имеем с озера Комо? Можно предположить крушение главных сил итальянского отделения Матарезе?

– По-моему, «крушение» – это слишком сильно сказано, – возразила Лесли. – Можно не сомневаться, Чарли Паравачини создал мощную, эффективную организацию.

– Этого мы сказать не можем, – вмешался Брэндон. – Но даже если предположить, что это действительно было так, единственной реальной силой во всем секторе был сам Карло. Если верить Тогацци, своей властью он ни с кем не делился.

– В таком случае, – заговорил глава МИ-5, – если организация и не развалилась полностью, то, определенно, сейчас она в смятении и крайне уязвима.

– Согласен, – добавил Камерон, – а именно это нам и нужно – уязвимость. Как только у нас будет достаточно фактов, доказательств всемирного заговора с участием всех промышленно развитых стран, можно будет нанести упреждающий удар.

– Разоблачив этот заговор? – с сомнением произнес Скофилд, скептически поднимая брови.

– Это один из путей, – ответил сэр Джеффри, – но не самый удачный.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Антония.

– Мы хотим устранить присутствие Матарезе в международных финансах, а не ввергнуть мировую экономику в хаос.

– И как это можно сделать, не раскрывая деятельность Матарезе?

– Работа предстоит грязная и долгая, Тони, – ответил Прайс. – Мы будем отрубать бесчисленным змеям головы, оставляя тела корчиться на земле и душить друг друга.

– Ого, Кам, а ты у нас настоящий поэт, малыш, – заметил Скофилд. – Ты мог бы преподавать курс литературы в Гарварде.

– Не знал, что там есть такая дисциплина.

– Можно попросить детей перестать шалить в песочнице? – решительно оборвала их Лесли Монтроз. Она повернулась к главе британского разведывательного ведомства: – Джеффри, по-моему. Тони права. Как нам вывести из строя Матарезе, не раскрывая их деятельность?

– На это, Лесли, я отвечу после того, как мы выслушаем Брэндона. Говори, живая реликвия. Помимо «Атлантик краун», о которой все всем нам уже известно и за которую мы тебя благодарим скрепя сердце, есть ли у тебя еще какие-нибудь успехи?

– Расскажи им ты, любовь моя, – сказал Брэндон, поворачиваясь к Антонии. – Бухгалтерией заведует она, а мне, право, не пристало отчитываться перед всякой мелюзгой.

– Даже я была поражена, – призналась Тони. – По материалам, которые Брэй обнаружил и переснял в штаб-квартире «Атлантик краун», в сочетании с обработанной на компьютере сводкой всех крупных слияний, объединений, продаж и недружественных поглощений удалось значительно сузить круг подозреваемых и при содействии Фрэнка Шилдса провести в одной нью-йоркской гостинице так называемую операцию «укол жала». – Антония Скофилд объяснила, что ее муж переговорил с глазу на глаз с четырнадцатью крупнейшими бизнесменами, представляющими все области экономики Соединенных Штатов, которые подозревались в причастности к Матарезе. – После встречи с Брэем четверо ключевых игроков, предположительно не знакомых друг с другом, встретились в уединенном ресторане в Нью-Йорке. Люди Фрэнка Шилдса сфотографировали их издалека. Теперь все это есть в архиве.

– Отлично сработано, Брэндон! – воскликнул Уэйтерс. – Ну а теперь, я введу вас au courant^[94] событий здесь, в Лондоне.

Подойдя к окну, сэр Джеффри опустил жалюзи, хотя вечернее солнце не мешало присутствующим. Затем он прошел к стоящему на столе диапроектору и включил его; на экране в противоположном конце зала появился белый прямоугольник. Нажав кнопку, Уэйтерс показал первый слайд. Это был снимок мужчины, бегущего по лондонской улице. Его голова была повернута, словно он оглядывался. Это был довольно высокий, поджарый мужчина с неестественно длинными ногами, одетый в темный костюм консервативного покроя. На худощавом, скуластом лице застыло выражение удивления и страха. На следующих снимках мужчина ускорял бег, оборачиваясь еще два раза. Теперь у него на лице было что-то близкое к панике. Последний слайд показал, как мужчина поворачивает за угол; экран стал белым, затем черным, и Уэйтерс зажег верхний свет. Вернувшись к своему креслу, он встал за ним, положив руки на спинку, и заговорил:

– Этот человек убегал от квартиры Аманды Бентли-Смит, которая, как теперь установлено, работала на Матарезе. Произошло это незадолго до того, как сообщения о гибели Аманды появились в средствах массовой информации. Мы установили личность этого человека. Речь идет о некоем Леонарде Фредериксе, высокопоставленном сотруднике Министерства иностранных дел. Теперь телефон его прослушивается, МИ-6, действуя в тесном сотрудничестве с нами, установила за ним тотальную слежку. С того дня на Бейсуотер-роуд Фредерике ни с кем не связывался, он остается лишь предметом обстановки в министерстве. Однако мы убеждены, что он является главным связным звеном с Матарезе.

– А почему бы не взять его, не привезти сюда, чтобы поговорить с ним по душам? – сердито спросил Прайс.

– Потому что это станет сигналом, который мы не хотим подавать, черт побери! – воскликнул Скофилд.

– Почему, ваше святейшество?

– Да потому, что мы еще слишком далеко от цели! – стоял на своем Брэндон. – Если главная змея скрывается в Амстердаме, мы сначала должны выйти на нее. А уничтожив этого связного, ты перережешь единственную ниточку.

– Может быть, я сошла с ума, – подхватила подполковник Монтроз, – но, кажется, я понимаю, что он хочет сказать.

– К сожалению, я тоже все прекрасно понимаю, – согласился Камерон Прайс. – Это все равно что летчику, заблудившемуся в горах, начать перенастраивать электронный компас.

– Конечно, юноша, ты мог бы подыскать и более чистое сравнение, но в сути ты прав. Пусть невидимый режиссер, который, возможно, в действительности вовсе не такой всемогущий, каким себя считает, продолжает пребывать в уверенности, что все находится под его полным контролем. Как только разорвется его связь с реальностью, он обречен. Вот как разрывается круг Матарезе. Весьма вероятно, ключ находится в том самом канале «К-грахт», обнаруженном на квартире у Сеймунд.

– Кажется, я слышу голос Беовульфа Агаты, – тихо произнес Джеффри Уэйтерс.

– Успокойся, Джефф, тут нет никакой мифологии. Работать приходится, начиная с огромных скал, переходя от них к большим валунам, а если понадобится, и дальше, к отдельным камушкам и гальке. Поведение любого человека подчиняется одним и тем же основным законам, тут мы с Талейниковым пришли к одному выводу.

– Беовульфу Агате открылось видение, – не отрывая взгляда от Скофилда, едва слышно промолвил Камерон, словно разговаривая с самим собой. – Давай поговорим о камнях и гальке. Что будем делать, Брэй?

– О, тут как раз все просто, – ответил Скофилд. – Я стану верноподданным членом Матарезе.

– Что? – Остальные четверо переглянулись, совершенно сбитые с толку.

– Успокойтесь, все в порядке. Наш Леонард Фредерике, связной Матарезе, встретится с эмиссаром из Амстердама – видит бог, я знаю достаточно много, чтобы создать правдоподобный образ.

– Но этот тип лишь передаточное звено, – заметил Камерон. – Очень эффективное, но не больше. Что он сможет тебе рассказать?

– Понятия не имею. Все будет зависеть от тех карт, какие окажутся у меня на руках. Я делаю какие-то утверждения, он на них откликается; я задаю вопросы, он отвечает. Как правило, одно ведет к другому, другое к чему-то еще. Все это напоминает стремительный интеллектуальный теннис.

– Неужели ты полагаешь, что у тебя получится? – ошеломленно спросил сэр Джеффри.

– Этот Леонард Фредерике меня не знает, последние фотографии моего красивого лица были сделаны для личного дела в Управлении двадцать девять лет назад. Здесь я не появлялся, дай-ка сообразить, по крайней мере четверть века, так что наш связной знать не знает, кто я такой.

– Мне бы очень не хотелось подпитывать твою самовлюбленность, – возразил Камерон, – но твоя репутация определенно тебя опережает. Даже Паравачини, проклиная тебя самыми последними словами, признавал твои таланты. Уж если он, итальянец, отзывался о тебе так щедро, можешь не сомневаться, что всем европейским Матарезе известно о тебе и твоих способностях.

– И, разумеется, для Матарезе не составило бы никакого труда разыскать тех, кто был с нами в Чесапикском лагере и в Соколином Гнезде, – добавила Лесли. – И получить от них точное описание твоей внешности.

– Кроме того, Брэй, – решительно добавила Антония, – Фрэнк Шилдс в открытую признал существование в руководстве ЦРУ агента Матарезе!

– Вначале позвольте ответить подполковнику Монтроз, – улыбнувшись, кивнул в сторону Лесли Скофилд. – Мне просто придется проявить чуть больше изобретательности, так? Что касается тебя, любовь моя, эта проблема была без труда решена. Как только Косоглазый услышал от Кама, что тот разыскал меня на Двадцать шестом, все ссылки на твоего благоверного, включая фотографии, личное дело и так далее, были тотчас же изъяты из архивов Управления и стерты на компьютерах.

– Это не совсем верно, – вмешалась Лесли. – Я ознакомилась с лимитированным досье на тебя, как и Эверетт Брэкет.

– Ключевое слово здесь «лимитированное», правильно?

– Этого было достаточно. Если бы возникла такая необходимость, я нашла бы тебя в толпе. Как и Антонию.

– И как вы поступили с этим лимитированным материалом, подполковник Монтроз?

– Нам было приказано сделать это в присутствии друг друга. Мы с Эвереттом вместе сожгли свои экземпляры досье.

– И больше их никто не видел?

– Разумеется, нет. Эти сведения были классифицированы как совершенно секретные.

– И я могу предположить, что вы не вступали в контакт с неуловимыми Матарезе?

– Пожалуйста, Брэндон, не разговаривай со мной как с дурой набитой.

– Полностью тебя поддерживаю, – подхватила Антония.

– У меня и в мыслях этого не было, – заверил женщин Скофилд. – Ты у нас не дура, ты толковый офицер-разведчик. Я только хотел сказать, что та информация обо мне, которой располагают Матарезе, также является лимитированной, здорово лимитированной, и, вероятно, существенно преувеличенной. Несмотря на обаяние, приятную внешность и определенные навыки обращения с оружием, я произвожу впечатление обыкновенного шестидесяти-с-лишним-летнего американца. Самого заурядного человека.

– Ну да, когда свиньи полетят к луне и коровы начнут давать бурбон, – пробурчал под нос Прайс, качая головой.

Встреча с сотрудником Министерства иностранных дел Леонардом Фредериксом, вторым секретарем по вопросам экономического сотрудничества с европейскими странами, была организована с теми утонченностью и секретностью, которыми славился в разведывательном сообществе сэр Джеффри Уэйтерс. Началось все с совершенно безобидной просьбы. Министерству предлагалось выделить высокопоставленного сотрудника отдела экономических связей с европейскими странами, чтобы тот встретился с влиятельным американским банкиром, который чересчур бурно жаловался на политику британского МИДа, предпочитавшего процентные ставки ЕС тем, которые предлагал Всемирный банк. По словам банкира, эти действия подрывали зарубежные инвестиции в США и вели к снижению нормы прибыли.

Разумеется, обвинение было надуманным от начала до конца, но, облаченное в псевдонаучные разглагольствования, производило впечатление на чиновников.

– Уважьте мою просьбу, старина.

– И каким же образом, Джеффри?

– Распространите эту информацию по своему министерству. Банкира этого зовут Эндрю Джордан, а нашей целью является некий Леонард Фредерике. Пусть именно он встретится с Джорданом.

– Можно задать вам пару вопросов?

– Сожалею, но это секретная операция.

– Вы же понимаете, мне надо будет как-то зарегистрировать все это. Сами знаете, все должно быть чисто.

– Регистрируйте это как хотите, старина, но только выполните мою просьбу.

– Понимаю, что по пустякам вы бы ко мне обращаться не стали. Хорошо, Джеффри, считайте, дело сделано.

Секретарша проводила «Эндрю Джордана», он же Беовульф Агата, в кабинет Леонарда Фредерикса. Высокий, поджарый хозяин встал с кресла, обошел вокруг стола и крепко пожал руку «влиятельному американскому банкиру».

– Знаете, мне не очень-то нравится встречаться с вами вот здесь, – начал человек, назвавшийся Джорданом. – Я слишком хорошо знаю, что такое кабинеты, у меня у самого их двадцать шесть в разных городах в Штатах. Тут в двух кварталах отсюда есть бар, или, как вы их называете, паб, какой-то «Лев».

– «Лев Святого Георгия», – подсказал Леонард Фредерике. – Вы бы предпочли побеседовать там?

– Да, если вы ничего не имеете против, – подтвердил Джордан-Скофилд.

– В таком случае, отправимся туда, – согласился чиновник. – Как вам будет удобнее. Идите первым, а я приведу в порядок кое-какие документы и через полчаса присоединюсь к вам.

«Лев Святого Георгия» оказался типичной лондонской пивной: потемневшее дерево, массивные столы, стулья и табуреты, минимум света и максимум дыма, – короче говоря, самое подходящее место водопоя для таких, как Брэндон Алан Скофилд. Заняв место у входа, он заказал пива и стал ждать Фредерикса. Второй секретарь Министерства иностранных дел пришел с небольшим чемоданчиком. Нетерпеливо оглянувшись по сторонам, он наконец разглядел в полумраке странного американца, не захотевшего разговаривать у него в кабинете. Обойдя несколько столиков, Фредерике уселся напротив Эндрю Джордана. Он заговорил, открывая чемоданчик:

– Мистер Джордан, я внимательно изучил вашу жалобу, и хотя в ваших доводах есть резон, я сомневаюсь, что мы сможем чем-либо вам помочь.

– Знаете, я хочу вас угостить. Определенно, вам не помешает что-нибудь крепкое.

– Прошу прошения?

– Вам же известно, как мы работаем, – продолжал Беовульф Агата, подзывая официанта. – Что будете пить?

– Если можно, немного джина с горьким тоником. – Скофилд сделал заказ, и Фредерике продолжал: – Что вы имели в виду – кто так работает?

– Лучший ответ – окольными путями. Моя жалоба – это полная чушь. Я принес вам приказ из Амстердама.

– Что?

– Успокойтесь, Леонард, мы с вами союзники. Как вы думаете, разве я смог бы выйти на вас без помощи Амстердама? – Возвратившийся официант принес Фредериксу джин с тоником. Момент времени получился самый подходящий. Глаза подручного Матарезе были широко раскрыты от сомнений и страха. Официант удалился, и, прежде чем предатель смог раскрыть рот, Скофилд продолжал: – Я бы сказал, дьявольски изобретательно. Пусть моя жалоба чушь, но на противоположном берегу «лужи» так думают многие банкиры, а я действительно банкир, можете проверить по своему компьютеру. Но здесь я по совершенно иному делу. Я получаю инструкции с К-грахт в Амстердаме.

– К-грахт?.. – Фредерике уронил нижнюю челюсть; у него в глазах страх окончательно вытеснил сомнение.

– А откуда же еще? – небрежным тоном продолжал Беовульф Агата. – Это я обчистил кабинеты руководства «Атлантик краун» и переправил все в Нидерланды.

Агент Матарезе был на грани паники; от сомнений не осталось и следа, страх становился всеобъемлющим.

– И какие приказы вы привезли из Амстердама – с К-грахт?

– Начнем с того, что вы должны полностью прекратить всю связь. Теперь вашим единственным связным буду я, больше не доверяйте никому. Эта проблема, которой мы загрузили ваше Министерство иностранных дел, просуществует еще несколько дней, и каждый приближает нас к конечной цели…

– До которой уже совсем близко, – вмешался Фредерике, словно стремясь подчеркнуть свою значимость.

– Теперь настал мой черед задать вам вопрос, Леонард, – тихим, зловещим тоном промолвил Джордан-Скофилд. – Откуда вам известна точная дата? Она держится в строжайшей тайне, в которую посвящены лишь единицы.

– До меня дошли… слухи из Амстердама, от доверенных агентов…

– Какие еще слухи?

– Пожары, пожары по всему Средиземноморью…

– И кто вам это сказал?

– Разумеется, Гуидероне! Я водил его по лондонским лабиринтам, показал ему все!

– Джулиан Гуидероне? – Настал черед Скофилда изумиться. – Значит, он действительно жив, – едва слышно прошептал он.

– Что вы сказали?

– Так, ничего… Какое право имели вы выходить на Гуидероне?

– Это не я вышел на него, он сам нашел меня через Амстердам! Разве мог я ему отказать? Он ведь сын Пастушонка, вождь нашего движения!

– Вы искренне полагаете, Гуидероне имеет больший вес, чем Амстердам со всеми его ресурсами?

– Ресурсами? Деньги являются необходимой смазкой, жизненно необходимой, но на первом месте все-таки стоит преданность. Гуидероне способен лишить Амстердам власти всего какими-нибудь несколькими словами, он ясно дал это понять… О господи, сейчас происходит именно это, да? Я не должен ни с кем связываться, это что-то говорит…

– Джулиан будет доволен вашей проницательностью, – тихо промолвил Скофилд, глядя Фредериксу в глаза. – Он говорил мне, что вы человек толковый, очень толковый, и вам можно доверять.

– О господи! – снова пробормотал предатель, работающий на Матарезе. Поперхнувшись джином с тоником, Фредерике подался вперед и заговорил тихим, истовым, доверительным тоном. – Кажется, я все понял, – начал он. – Мистер Гуидероне нередко повторял, что Амстердам преисполнился сознанием собственной значимости. Он признавал его несметные ресурсы, основанные на сокровищах барона Матарезе, но добавлял, что без мудрой стратегии, без эффективной тактики и, что самое важное, без связей по всему миру одни только деньги не имеют никакого смысла.

– Как всегда, Джулиан был прав.

– Следовательно, Эндрю Джордан, вы не связной из Амстердама, вы посланник мистера Гуидероне.

– Повторяю, Леонард, в проницательности вам не откажешь. – Настал черед Скофилда податься вперед. – Вам знакома брокерская фирма «Суонсон и Шварц»?

– Нью-йоркская? Разумеется, ее возглавляет Альберт Уайтхэд. Мне частенько приходилось иметь с ней дело – по приказам из Амстердама.

– В таком случае, вы знакомы с адвокатом Стюартом Николсом?

– По сути дела, все переговоры ведет он.

– А что насчет Бена Вальберга и Джемисона Фаулера?

– Финансы и коммунальные службы…

– Хорошо, – прервал его Скофилд. – Значит, вы понимаете масштабы происходящих событий. Свяжитесь с ними и передайте мои слова, но не ссылайтесь на меня. Если вы хоть словом обмолвитесь о нашей встрече, Джулиан будет в бешенстве. Объясните, что вы получили из анонимного источника распоряжение держаться от Амстердама подальше. А заодно спросите, известно ли им что-нибудь по этому поводу.

Альберт Уайтхэд, исполнительный директор фирмы «Суонсон и Шварц», положил трубку и повернулся к Стюарту Николсу, юридическому советнику фирмы, который одновременно с ним положил трубку параллельного аппарата.

– Стью, что происходит? Черт побери, что происходит?

– Аль, видит бог, ты сделал все, чтобы выведать правду. Вряд ли у меня получилось бы лучше. Но Леонард не сдвинулся ни на дюйм: он лишь изложил голые факты, и больше ничего.

– Нет, Стюарт, из разговора с ним я понял еще кое-что. Он не лжет. – Зажужжал зуммер внутреннего коммутатора; Уайтхэд нажал кнопку и спросил: – Да, Джанет?

– Сэр, подошло время селекторного совещания.

– Ах да, вспомнил, о нем условились только сегодня утром. С кем мне предстоит разговаривать? Кажется, вы мне этого не говорили.

– Вы опаздывали на обед, сэр, и я просто не успела.

– Ну, кто это будет, Джанет?

– Мистер Бенджамин Вальберг и мистер Джемисон Фаулер.

– Вот как? – Уайтхэд с застывшим лицом посмотрел на адвоката.