Екатерина на этот раз предусмотрела все так хорошо, что была уверена в успехе.

Ввиду этого около десяти часов вечера, убедившись, что королева Наваррская ничего не подозревает (так оно и было) об умыслах против ее мужа, королева-мать отпустила Маргариту, а сама прошла к королю с просьбой, чтобы он не ложился спать. Заинтригованный тем, что лицо матери, вопреки ее обычной скрытности, сияло торжеством, Карл стал расспрашивать Екатерину, на что она ответила лишь следующее:

– Могу сказать вашему величеству одно: сегодня вечером вы избавитесь от двух злейших своих врагов.

Король повел бровью, как бы говоря самому себе: «Хорошо, посмотрим», и, посвистав крупной борзой собаке, которая подползла к нему на брюхе, как змея, и положила свою тонкую умную морду ему на колени, Карл стал ждать.

Спустя несколько минут, в течение которых Екатерина стояла, устремив глаза в одну точку и вся превратившись в слух, во дворе Лувра раздался пистолетный выстрел.

– Что за шум? – спросил Карл, сдвинув брови, в то время как борзая вскочила и насторожила уши.

– Пустяки, просто сигнал, – ответила Екатерина.

– А что значит этот сигнал?

– Он значит, что с этой минуты, сир, единственный ваш настоящий враг уже не может вам вредить.

– Там убили человека? – спросил Карл, глядя на свою мать взором властелина, говорившим: «Смертная казнь и помилование – два неотъемлемых атрибута королевской власти».

– Нет, сир; только арестовали двух человек.

– Ох! – пробормотал Карл. – Эти вечные тайные козни, вечные каверзы, и все без ведома короля. Смерть дьяволу! Матушка, я уже взрослый, настолько взрослый, что могу сам охранить себя и не нуждаюсь ни в няньках, ни в детских помочах. Ехали бы в Польшу с вашим сыном Генрихом, коли хотите царствовать, а здесь, говорю вам, напрасно вы играете в эту игру!

– Сын мой, – сказала Екатерина, – это в последний раз я вмешиваюсь в ваши дела. Но дело было начато давно, и вы все время обвиняли меня в напраслине, поэтому я всей душой стремилась доказать вашему величеству, что я была права.

В эту минуту несколько человек остановились в вестибюле, и слышно было, как небольшой отряд стрелков со стуком опустил мушкеты на пол.

Почти сейчас же вслед за этим месье де Нансе попросил позволения войти к королю.

– Пусть войдет, – оживившись, ответил Карл.

Месье де Нансе вошел, поклонился королю и, обращаясь к Екатерине, сказал:

– Мадам, приказание вашего величества исполнено: он взят.

– Как он? – воскликнула Екатерина в полном смущении. – Разве вы захватили только одного?

– Он был один, мадам.

– Он защищался?

– Нет, спокойно ужинал в комнате и при первом требовании отдал свою шпагу.

– Кто такой? – спросил король.

– Сейчас увидите, – сказала Екатерина. – Месье де Нансе, введите арестованного.

Через пять минут ввели де Муи.

– Де Муи! – воскликнул король. – В чем дело?

– Сир! – совершенно спокойно отвечал де Муи. – Если ваше величество соблаговолите разрешить мне, я задам тот же вопрос.

– Вместо этого, месье де Муи, – сказала Екатерина, – будьте добры сказать моему сыну, кто недавно ночью находился в комнате короля Наваррского и в ту же ночь, не подчинившись приказу его величества, как и подобало такому мятежнику, убил двух королевских стражей и ранил Морвеля?

– Да, в самом деле, – сказал Карл, нахмурившись, – не знаете ли вы, месье де Муи, имя этого человека?

– Знаю, сир. Ваше величество желаете знать, как его зовут?

– Признаюсь, это доставило бы мне удовольствие.

– Сир, его зовут де Муи де Сен-Фаль.

– Это были вы?

– Я собственной персоной.

Екатерина, изумленная такой смелостью, сделала шаг по направлению к молодому человеку.

– А как же вы осмелились не подчиниться приказу короля? – спросил Карл.

– Прежде всего, сир, я даже не знал, что был приказ вашего величества; затем я видел только одно, вернее – только одного человека: Морвеля, убийцу адмирала и моего отца. Я вспомнил, что года полтора тому назад вот в этой комнате, где мы собрались вечером двадцать четвертого августа, ваше величество обещали всем и лично мне судить убийцу; но поскольку с тех пор произошли крупные события, я подумал, что короля помимо его воли отвлекли от его намерений. Увидав Морвеля прямо перед собой, я был убежден, что мне его послало само небо. Остальное известно вашему величеству: я ударил его шпагой, как убийцу, и стрелял в его людей, как в разбойников.

Карл не ответил ни слова; благодаря своей дружбе с Генрихом он с некоторого времени стал смотреть на многое не так, как раньше, а по-другому, и нередко – с ужасом. Королева-мать уже давно отметила у себя в памяти высказывания своего сына о Варфоломеевской ночи, похожие на угрызения совести.

– Но зачем вы приходили в такой поздний час к королю Наваррскому? – спросила Екатерина.

– Это долго рассказывать, – ответил де Муи. – Но если его величество будет иметь терпение выслушать...

– Да, – согласился Карл, – говорите, я хочу слышать.

Екатерина села, вперив в молодого человека тревожный взгляд.

– Мы слушаем, – сказал Карл. – Сюда, Актеон!

Собака подошла и снова положила голову к нему на колени.

– Сир, я приходил к королю Наваррскому в качестве уполномоченного моих собратьев, а ваших верноподданных протестантского вероисповедания.

Екатерина подмигнула Карлу.

– Не беспокойтесь, матушка, я не упускаю ни одного слова. Продолжайте, месье де Муи, продолжайте. Так зачем же вы приходили?

– Предупредить короля Наваррского, что его отречение от протестантства лишило его доверия гугенотской партии; но тем не менее в память его отца Антуана Бурбона, а главное – в память его матери, мужественной Жанны д’Альбре, имя которой нам всем дорого, представители протестантской религии считали своим долгом оказать ему снисхождение, попросив его, чтобы он сам отказался от своих прав на наваррский престол.

– Что он говорит?! – воскликнула Екатерина, которая, при всем своем самообладании, была не в силах вынести без стона такой неожиданный для нее удар.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Карл. – Мне все-таки кажется, что эта наваррская корона, которую так свободно перекладывают, не спросив меня, с одной головы на другую, чуточку принадлежит и мне.

– Сир, гугеноты больше чем кто-либо признают феодальное право сюзеренства, которое сейчас вы предъявили как король. Поэтому они надеялись уговорить ваше величество, чтобы вы сами возложили наваррскую корону на любезную вашему сердцу голову.

– Я? На любезную моему сердцу голову?! – сказал Карл. – Смерть дьяволу! О какой голове, месье, вы говорите? Я вас не понимаю!

– На голову герцога Алансонского.

Екатерина побледнела как смерть и впилась в де Муи горящими глазами.

– А мой брат Алансон об этом знает?

– Да, сир.

– И он согласен принять эту корону?

– В случае соизволения вашего величества, поэтому он нас направил к вам.

– О! Эта корона изумительно пойдет нашему брату Алансону! А мне и в голову не приходило! Спасибо, де Муи, спасибо! Когда вас будут осенять такие мысли, добро пожаловать к нам в Лувр.

– Сир, вы были бы давно извещены об этом проекте, кабы не это несчастное столкновение с Морвелем, из-за которого я опасался, что впал в немилость вашего величества.

– А что говорил Генрих относительно этого проекта? – спросила Екатерина.

– Мадам, король Наваррский подчинился желанию своих собратьев, и его отречение готово.

– В таком случае, – возразила Екатерина, – отречение должно быть у вас на руках.

– Верно, мадам, – сказал де Муи, – случайно я захватил его с собой, оно подписано и датировано.

– А дата предшествует той сцене в Лувре? – спросила Екатерина.

– Да, мадам; помнится, это было накануне.

И де Муи вынул из кармана письменное отречение в пользу герцога Алансонского, подписанное собственной рукою Генриха и помеченное указанным числом.

– Верно, – сказал Карл, – по всем правилам.

– А что требовал Генрих взамен своего отречения? – спросила Екатерина.

– Ничего, мадам; он нам сказал, что дружба короля Карла вполне вознаградит его за потерю трона.

Екатерина от ярости закусила губы и заломила руки.

– Все, де Муи, выражено совершенно точно, – добавил король.

– А если между вами и королем Наваррским все было установлено, тогда зачем же вам понадобилось видеться с ним сегодня вечером? – возразила королева-мать.

– Кому? Мне, мадам, с королем Наваррским? – спросил де Муи. – Арестовавший меня месье де Нансе подтвердит, что я был один. Его величество может его позвать.

– Месье де Нансе! – кликнул король.

Командир королевской охраны вошел.

– Месье де Нансе, – поспешно обратилась к нему Екатерина, – в трактире «Путеводная звезда» месье де Муи был совсем один?

– В комнате – да, но в трактире – нет.

– А-а! Кто же был его товарищ? – спросила Екатерина.

– Я не знаю, мадам, был ли тот дворянин товарищ месье де Муи; знаю только, что он бежал в заднюю дверь, уложив двух моих солдат.

– Вы, конечно, узнали, кто этот дворянин?

– Не я, а мои солдаты.

– Кто же он такой?

– Граф Аннибал де Коконнас.

– Аннибал де Коконнас! – повторил король, насупившись и что-то соображая. – А-а! Это тот, что в Варфоломеевскую ночь так отчаянно резал гугенотов?

– Месье де Коконнас – дворянин при герцоге Алансонском, – напомнил де Нансе.

– Ладно, месье де Нансе, ладно, можете идти, – сказал Карл IX, – только в другой раз не забывайте одного...

– Чего, сир?

– Что вы на службе у меня и обязаны повиноваться только мне.

Де Нансе вышел, пятясь назад и почтительно кланяясь. Де Муи иронически улыбнулся Екатерине.

На мгновение воцарилось молчание. Екатерина крутила кисточки своего пояса, Карл ласкал собаку.

– Но как вы думали достигнуть цели, месье де Муи? – спросил Карл. – Стали бы вы действовать силой?

– Против кого, сир?

– Против Генриха, против Франсуа, против меня.

– Сир, мы получили отречение вашего зятя и согласие вашего брата; и, как я имел честь доложить вам, мы уже собрались просить соизволения вашего величества, но помешало это роковое происшествие в Лувре.

– Так что же, матушка? – сказал Карл. – Во всем этом я не вижу ничего плохого. Вы, месье де Муи, были вправе просить себе короля. Да, Наварра может и должна быть отдельным королевством. Больше того, это королевство точно создано для того, чтобы выделить нашего брата Алансона, которому так хочется иметь на голове корону, что когда он ее видит на нашей голове, то не сводит с нее глаз. Его восшествию на наваррский престол препятствовало одно обстоятельство, а именно – права Анрио; но раз Анрио от них отказывается добровольно...

– Добровольно, сир, – подтвердил де Муи.

– Тогда похоже, что это воля божия! Месье де Муи, вы можете свободно вернуться к вашим собратьям, которых я покарал... немного жестоко, может быть; но это дело разберется между мной и богом. А вы скажите им, что если они хотят иметь королем Наваррским моего брата, герцога Алансонского, то король пойдет навстречу их желаниям. С этого времени Наварра будет королевством, а ее король будет носить имя – Франциск Первый. Мне потребуется всего неделя, чтобы подготовить отъезд моего брата в Наварру с той пышностью и блеском, какие подобают королю. Поезжайте, месье де Муи, поезжайте!.. Месье де Нансе, выпустите месье де Муи, он свободен.

– Сир, – сказал де Муи, делая шаг вперед, – ваше величество, разрешите?

– Да, – ответил король и протянул руку молодому гугеноту.

Де Муи встал на одно колено и поцеловал королю руку.

– Кстати, – сказал король, удерживая де Муи, собиравшегося встать, – ведь вы просили моего суда над этим разбойником Морвелем?

– Да, сир...

– Не знаю, где он, – он куда-то спрятался, но если вы встретите его, то расправьтесь с ним сами, я разрешаю, и весьма охотно.

– О сир, вот это поистине великая награда! – воскликнул де Муи. – Ваше величество можете положиться на меня: я тоже не знаю, где он, но будьте покойны – я его найду.

Почтительно поклонившись Карлу и Екатерине, де Муи вышел без каких-либо препятствий со стороны конвоя, который привел его сюда. Он миновал коридоры, быстро прошел в пропускную дверь и, выйдя из Лувра, одним махом очутился с площади Сен-Жермен-Л’Озеруа в трактире «Путеводная звезда», где и нашел свою лошадь; а через три часа после описанной сцены де Муи уже чувствовал себя в полной безопасности за стенами Манта.

Екатерина, сдерживая свой гнев, удалилась к себе, а оттуда прошла к Маргарите.

Там она застала Генриха Наваррского в халате, видимо, собиравшегося ложиться спать.

– Сатана, – прошептала Екатерина, – помоги хоть ты несчастной матери, раз ей отказывается помогать бог!