Франция встретила Бонапарта как надежду. Весь его путь с юга страны до Парижа сопровождался сплошным триумфом. В малых городках и селах жители вываливали на улицы и забрасывали молодого генерала цветами. В Париже солдаты, узнав о скором приближении Бонапарта, без всякой команды вышли на улицы и прошли по столице под музыку, устроив импровизированный парад. Только одно имя, словно в исступлении, повторяла настрадавшаяся Франция. Наполеон.

Едва появившись в Париже, Наполеон почувствовал, что имеет поддержку не только у народа, но и у элит, которым давно опротивела импотентная, проворовавшаяся Директория. К Наполеону потянулись генералы и банкиры, промышленники и политики, министры и деятели культуры. Банкир Коло принес Наполеону полмиллиона франков – без всяких условий и без отдачи. Только возьми и делай, что должно!.. И это было только начало.

Мог ли в этих условиях Наполеон не стать руководителем Франции? Риторический вопрос. Другой фигуры подобного масштаба в стране просто не было. Он был единственным, кто мог и должен был сосредоточить нити управления в своих руках, чтобы спасти страну от катастрофы. Эти нити, эти вожжи люди сами несли ему и просили: возьми!

Пришел министр иностранных дел Талейран. Он был взяточник, предатель и пройдоха, но талантливый человек. Наполеон мог предположить, что когда-нибудь Талейран предаст и его, но не сейчас. Ибо сейчас Талейран с готовностью предавал Директорию – Наполеону.

Пришел министр внутренних дел Фуше. Не менее талантливый человек, чем Талейран. В условиях нарастающего хаоса он опасался восстановления Бурбонов, поскольку в этом случае его голова слетела бы с плеч одной из первых: бывший якобинец Фуше подписал смертный приговор королю Людовику и вообще сильно отличился в деле революции.

Страна на всех парах шла к перевороту под лозунгом «Генерал Бонапарт приехал из Египта, чтобы спасти республику». Страна нуждалась в Наполеоне и всячески это демонстрировала. И Наполеон не смог обмануть надежд своей страны. Волна событий мощно выносила его наверх. И вскоре вынесла.

Технически, если кому-то интересно, это было сделано так.

Все началось утром 9 ноября. К дому Наполеона стали стягиваться офицеры и генералы, которые свидетельствовали, что их части в полном его распоряжении. К обеду возле наполеоновского дома уже выстроились войсковые колонны.

Чего они ждали? Решений парламента.

В это время как раз шло заседание обеих палат, где должно было быть принято решение о переносе парламента из Парижа в местечко Сен-Клу. Потому что проводить операцию по разгону парламента удобнее не в Париже, а в менее людном месте. Подальше от глаз толпы, а то мало ли. Но как заставить депутатов проголосовать за свой переезд в деревню? Один из депутатов, работавший на Наполеона. Нет, неправильно. Один из депутатов, работавший на будущее Франции, выступает с трибуны и говорит о страшном заговоре роялистов. Ему верят, потому что страна бурлит, и заговор вполне возможен. Да мало ли их было, этих роялистских заговоров! И до восстания вон дело доходило, от которого Наполеон, кстати, и спас. Поэтому с трибуны поступает предложение перевести парламент в Сен-Клу, где его удобнее охранять от врагов войскам народного героя Наполеона.

Вопрос с парламентом решен. Остается исполнительная власть – Директория. Здесь вопросов еще меньше: два директора – сами участники заговора, их зовут Сийес и Роже-Дюко (запомните эти фамилии ровно на пять минут, чтобы потом забыть на всю жизнь). К «главному директору» – Баррасу приходит Талейран и кладет перед ним лист бумаги, убеждая во имя жизни отказаться от власти, ибо Баррас слишком непопулярен, а Наполеон как раз напротив. Баррас подписывает заявление, и это умный ход: он вылетает из политики, но не из жизни. Баррас переживет почти всех участников этой книги и умрет в старости в своем имении, дописывая мемуары о Великой Французской революции и своих подвигах в ней.

На следующий день депутаты переезжают в Сен-Клу, где и происходит главное действо. Позже Наполеон оценивал некоторые минуты этого дня как критические и сравнивал их по накалу с боем на Аркольском мосту.

Задачей депутатов было принять декреты, которые поручали бы Бонапарту написать новую Конституцию, и после этого разойтись. Несложно. Но многие депутаты, видя вокруг войска и не наблюдая народа, просекли фишку. И не захотели принимать нужные декреты. Депутаты – это такая горлопанистая публика, которая хороша на трибуне в стабильной для страны ситуации. Но когда страна в опасности, необходимо единоначалие, а не профессиональные болтуны, которые угробить страну могут, а спасти – никогда, ибо у гидры парламента слишком много голов и мнений. Спорить головы могут до бесконечности. А нужно действовать.

Вот и в тот день депутаты в своей обычной манере кричали с трибуны, что Наполеон – узурпатор и его надо зарезать, как Цезаря, потому что резать цезарей – милое дело. Шел час за часом. Темнело, а власть Бонапарту горлопаны и не думали передавать.

Тогда Наполеон вышел для начала на трибуну верхней палаты и призвал к разуму депутатов, сказав, что исполнительной власти в стране сейчас нет, да фактически и раньше не было, что в стране кризис, что над страной снова висит угроза военной интервенции и что в этой ситуации не до болтовни. Однако вопли парламентариев прерывали речи генерала. И это была верхняя палата, где сидели солидные люди! А что же будет в нижней, где оставалось еще немало якобинских недобитков?

Перед тем, как войти в дверь нижней палаты, побледневший Наполеон вдруг обернулся к генералу Ожеро и спросил: «Помнишь Арколе?» Тот кивнул. После этого Бонапарт решительно распахнул дверь и пошел в зал. Едва завидев генерала, депутаты завопили: «Смерть тирану!» Полтора десятка депутатов бросились к тщедушному Наполеону, его начали душить, рвать воротник, кто-то ударил героя Франции кулаком в грудь, мелькнули кинжалы... Но убить Наполеона не успели: в зал ворвались рослые гренадеры, раскидали слуг народа в стороны и вывели Бонапарта из зала. А когда за ним закрылась дверь, рассвирепевшие депутаты начали голосовать, чтобы поставить генерала Бонапарта вне закона. Вот какие они были смелые!

Ситуация висела на волоске. Тогда Наполеон скомандовал «лучшему кавалеристу мира» – Мюрату, который никогда не блистал умом, но всегда отличался отчаянной храбростью и решительностью, и тот, почувствовав себя в своей стихии, начал действовать в привычной кавалерийской манере. Мюрат отдал солдатам предельно ясный приказ: «Выкиньте отсюда на хрен всю эту сволочь!» Загремели барабаны и под барабанную дробь солдаты с трехцветными кокардами вбежали в залы. Увидев солдат – эту плоть от плоти народной, – слуги народа перепугались и стали, как крысы, метаться по залу, прыгать в окна, и через несколько минут никого не осталось не только в зале, но и в окрестностях. Отважные депутаты, побросав кинжалы, разбежались по кустам и лесам.

...Жаль, что у Наполеона не было танков, как у Бориса Николаевича! Впрочем, и так все отлично получилось.

Операция прошла настолько успешно, что вскоре Наполеон спохватился: а как же решение, которое должны были принять депутаты? Тьфу ты черт!.. Он приказал солдатам наловить по кустам немного депутатов и доставить в парламент. Некоторое количество перепуганных народных избранников вскоре было поймано и приведено в зал, где Наполеон предложил этим храбрецам проголосовать за нужные решения, что они с большой готовностью и сделали, ибо не мыслили себя вне правильных решений для блага французского народа.

Депутаты проголосовали за самороспуск и передачу власти над страной Триумвирату – трем консулам, звали которых Бонапарт, Сийес и Роже-Дюко. Вот теперь последние две фамилии можете забыть, ибо незачем запоминать узоры на ширме.

Почему, кстати, такое название – «консул»? Потому что Наполеон был одержим римской историей и римским проектом. Он был воспитан на римской истории. А тот самый Паоли, который когда-то велел арестовать Наполеона на Корсике, так отзывался о Бонапарте: «Будьте с ним осторожны! Этот молодой человек скроен по античным лекалам!»

...В два часа ночи в Сен-Клу все было кончено, и три консула, включая первого, принесли присягу на верность французской республике. Жить республике оставалось недолго.

Я знаю, многие граждане доходят в своем скудоумии до того, что упрекают Наполеона в узурпации власти. Их плоскому мозгу представляется, что власть – это такая изысканная прелесть, которая хороша с любым гарниром. Но власть – это всего лишь инструмент. С тем же успехом можно сказать, что Наполеон узурпировал не власть, а проблемы.

Вся Франция была сплошной проблемой. Казна была практически пуста, золотовалютных запасов – ноль. По всей стране – разорванные коммуникации, бандитизм, в отдельных частях страны (Бретань, Вандея) идет гражданская война при активной поддержке англичан. И идет не в пользу республики: повстанцы захватили город Нант и нанесли республиканским войскам серию чувствительных поражений. В городских предместьях голод. Производство дышит на ладан. Но главное, все ожидают, что к весне на юг Франции должен вторгнуться душитель свободы крепостник Суворов со своими интервентами.

Вот что взвалил на себя Наполеон. И времени на решение проблем у него практически не было. Делать нужно было все одновременно и очень быстро, поскольку весной начнется война. За оставшиеся полгода надо не только привести в чувство армию – наладить снабжение, одеть, обуть и накормить обворованных интендантами солдат, которые месяцами не получали жалованья. Надо ликвидировать бандитизм, восстановить вертикаль власти и заложить основы экономического роста, для чего, в свою очередь, принять кучу новых законов. Наполеон работал по 18 часов в сутки, хватаясь то за одно, то за другое.

...Пахал, как раб на галерах.

И еще потому нельзя обвинять Наполеона в узурпации власти, что перед самым Новым годом – 25 октября 1799 года – состоялся народный плебисцит, в котором 99 % французов однозначно проголосовали за новую конструкцию власти во главе с Бонапартом. Все ждали от первого консула самых решительных действий и прежде всего – ликвидации бандитизма. Потому что размах преступности был таким, что сделал непроезжими практически все дороги южной и центральной Франции. То есть, попросту говоря, убил экономику, поскольку экономика есть не что иное, как торговля, то есть перемещение товаров. Не редкими были случаи, когда банды среди бела дня нападали на деревни, захватывали жителей, многих селян пытали, поджаривая на кострах и требуя выдать ценности. Любопытно, что во главе многих шаек стояли священники, которые идеологически прикрывали свои действия святой борьбой за восстановление монархии Бурбонов. Естественно, в полицейском аппарате страны процветала жутчайшая коррупция.

Через полгода со всем этим было кончено. В смысле, никакого бандитизма во Франции больше не существовало. Страна вздохнула, опять превратившись в нормальное цивилизованное государство, где не страшно на дилижансе поехать из города в город. Как же Наполеону это удалось?

А очень просто: он не стеснялся «мочить в сортирах». Тем более что вся Франция в начале его правления представляла собой один сплошной сортир. Поэтому мочить было весьма удобно. Меры по восстановлению порядка были теми же самыми, которые Наполеон применял на юге Франции перед своим первым итальянским походом и в Каире, когда усмирял выступления туземцев, – расстрелы и казни. Хорошее средство, которое всегда работает.

Наполеон отдал приказ не брать бандитов в плен, чтобы не заморачиваться судебной процедурой. А кроме того, велел казнить всех, кто скупает у бандитов краденое, кто дает им ночлег, вступает с бандитами в какие-либо сношения. Плюс без всяких колебаний он расстреливал коррупционеров в местных отделениях полиции, которые были на подсосе у бандитов.

Параллельно Наполеон занимался подавлением гражданской войны. Это было осуществлено в несколько приемов... Почему многие банды возглавляли попы? По той же причине, по которой толпы священников уехали из страны в эмиграцию сразу после революции: якобинцы попов терпеть не могли, разрушали церкви, убивали священников, вели оголтелую антирелигиозную пропаганду. Наполеон эту революционную риторику выключил, заявив, что не будет преследовать богослужения. И в страну тут же потянулись тысячи священников-эмигрантов. Эта мера сразу снизила накал борьбы в консервативной Вандее.

Вторым делом Наполеон усилил республиканскую армию. Третьим – пообещал амнистию всем, кто добровольно сложит оружие, и гарантированную смерть всем, кто оружия не сложит. В-четвертых, он посулил мятежным областям некоторые налоговые льготы. Это внесло в ряды мятежников раскол, они сразу призадумались: а стоит ли воевать за идеи, если можно нехило положить на карман, сэкономив на налогах? Что лучше – смерть или благоденствие? Вопрос, по-моему, очевиден. Только самые тупые фанатики не сложили оружие. Среди них был легендарный «французский Махно» – Жорж Кадудаль – предводитель крестьянской армии.

Наполеон решил лично встретиться с Кадудалем. Он пообещал ему полную безопасность во время пребывания в Париже и беспрепятственное возвращение в Вандею. Кадудаль, подумав, согласился.

Окружение Наполеона было чертовски обеспокоено: Наполеон был мал и худ, а Кадудаль – огромный мужик с ручищами, как лопаты. Он фанатик и давно сам себя считает покойником. А ну как накинется на Наполеона с голыми руками, ему же терять нечего! Однако не накинулся. Наполеон умел останавливать людей одним взглядом. Эта его способность нам известна из истории с лихим бретером Ожеро.

Наполеон предложил Кадудалю генеральскую должность и возможность воевать с внешними врагами Франции. Кадудаль отказался: ему больше нравилось убивать своих соотечественников, поскольку он был религиозный фанатик, преданный королю. Наполеон сдержал свое слово и отпустил Кадудаля. Предводитель вернулся в Вандею, но силы у него были уже не те: сторонники откололись, соблазненные амнистией, налоговыми льготами и религиозными послаблениями. Да и усиленная, сытая и обутая республиканская армия действовала против бандитов весьма успешно. Так что силенок у Кадудаля теперь стало хватать только на мелкие вылазки. К тому же его «коллега по работе» Фротте – другой крупный вождь мятежников – был наконец пойман и благополучно расстрелян.

После того как с бандформированиями было покончено. Нет, это неправильное построение фразы, потому что Наполеону приходилось заниматься всем сразу, а не порознь. Поэтому правильнее будет сказать так: одновременно с ликвидацией бандитизма Наполеон провел информационную реформу. Он сам в свое время видел, с чего начинала разрушаться власть короля в стране, и понимал, что именно является порохом для революционных костров. Гласность. Свобода слова. Как только начинается болтовня, кончается порядок. А в ситуации воюющей страны свобода слова подобна разжижению мозга. Этого Наполеон допустить не мог, не затем он брал в руки инструмент власти, чтобы разрешить кому-то портить этот инструмент и расшатывать его власть в умах сограждан. Поэтому до Наполеона в Париже выходило 73 газеты. Наполеон оставил, в конечном итоге, четыре и все их передал под наблюдение полицейского департамента. Либо мы воюем, либо обсуждаем приказы командира.

Оставшиеся газеты, разумеется, хвалили Наполеона. Он терпел. Но порой, когда похвальба перехлестывала все разумные пределы, Наполеон (в отличие, от Сталина, например) делал странные поступки. За излишний елей в его адрес он однажды, рассвирепев, распорядился уволить редактора «Gazette de France»...

Немного отвлекаясь, скажу, что избыток почестей Наполеона откровенно раздражал. Когда он был уже императором, Наполеону представили эскизы новых итальянских монет с надписью «Наполеон хранит Италию!» На полях документа Бонапарт сделал следующую надпись: «Этот образец не годится: то, что хотят поставить вместо слов „Бог охраняет“ – неприлично». Примерно то же самое он писал и по другому случаю: «Я запрещаю вам сравнивать меня с Богом...»

А когда в 1811 году Наполеон проезжал через Голландию и Бельгию, ему пришлось довольно длительное время провести на различных демонстрациях и мероприятиях в его честь. Устав от помпы, Наполеон признавался: «Это ремесло каторжника! Я предпочел бы десять военных походов тому образу жизни, который веду уже месяц».

Был еще один примечательный случай. Наполеону хотели поставить статую. Собственно, она уже была готова к водружению на свое место, когда Наполеон узнал об этом. Император был в ярости. «Я никогда не позволю вам сделать это! – кричал он. – Это немыслимо! Что, я буду возводить статую самому себе?....»

Но в условиях несвободной прессы Наполеону нужно было организовать какой-то обходной информационный канал, который объективно информировал бы его о положении дел в стране и настроениях масс. И он сделал это. Первый консул выбрал 12 человек самых разных политических убеждений – якобинцев, роялистов, республиканцев, сторонников имперской политики – и сделал их своими личными информаторами, определив каждому жалованье в размере 1000 франков в месяц. В задачу информаторов входил сбор мнений людей о ситуации в стране и высказывание своих собственных соображений о проводимых реформах. Эти отчеты Наполеон получал не через министерство внутренних дел и не через свою тайную полицию, а через почтовое ведомство. Точнее говоря, через главу национального почтового ведомства Лавалетта. Последний лично, не вскрывая, доставлял эти послания Наполеону. Наполеон все внимательно прочитывал, делал выписки, а затем сжигал, чтобы кто-нибудь, покопавшись в мусоре, не раскрыл его личную агентуру. Вся эта операция происходила в такой тайне, что ни один из министров не знал о ней. И даже Лавалетт представления не имел о том, что находится в доставляемых им пакетах.

Одновременно с наведением порядка на информационном поле Наполеон начал укреплять властную вертикаль. Он сохранил деление страны на департаменты, но отменил выборность на местах. Теперь префект каждого департамента назначался из столицы. Префект же, в свою очередь, назначал мэров городов и поселений, которых мог снять за плохую работу. Вся структура власти в стране была перемонтирована.

Одновременно нужно было реформировать погрязшую в коррупции судебную систему. И здесь есть один весьма любопытный момент. С одной стороны, во Франции у Наполеона была масса политических противников, как справа, так и слева. Причем и те и другие периодически совершали на Наполеона покушения. Порой эти покушения инспирировались из-за границы. И здесь Наполеону нужна была возможность быстрых политических расправ.

С другой стороны, развитая экономика не может существовать без честного правосудия. Поэтому от судейского корпуса Наполеон требовал в гражданских процессах строжайшего соблюдения закона. Когда перед ним предстали представители первой волны новых судей, пришедших на смену старым, Наполеон заявил им: «Никогда не рассматривайте, к какой партии принадлежал человек, который ищет у вас справедливости».

Но что делать с политическими преступниками? Да и с экономическими тоже? Армия без сапог, а на виду у всей страны ходят олигархи, за пару лет нажившие из воздуха сотни миллионов. По закону прищучить их нельзя. Наиболее громким и известным из этой братии был некий банкир Уврар, сколотивший состояние на разворовывании армейских поставок. По бумагам у него все было чисто, но откуда такие бабки на личных счетах Уврара? И где казенные деньги?..

Уврар был посажен в тюрьму. Без всякого басманного правосудия. Посидев там достаточное для осознания своих ошибок время, банкир-казнокрад вернул государству все украденное. После первого удачного опыта этот способ был применен к разным казнокрадам еще не один раз. Как отмечает Тарле, Наполеон «сажал финансиста в тюрьму, когда была уверенность в совершенном им мошенничестве, независимо от того, успел или не успел тот ловко замести следы, и держал его, пока тот не соглашался выпустить свою добычу».

Поскольку память на цифры у него была феноменальная, Наполеон лично стал проверять самые крупные счета государственных расходов, и если цифра казалась ему завышенной, задерживал выплаты до выяснения.

Одновременно со всем вышеперечисленным Наполеон приступил к реорганизации убитой финансовой системы. Обладая прекрасным чутьем на таланты, он нашел парня по фамилии Годэн, которого сделал министром финансов. Посовещавшись, Годэн с Наполеоном решили перетряхнуть всю налоговую систему страны, заменив прямые налоги косвенными (нам они знакомы – НДС). Это был чисто психологический трюк. Когда в цену товара включается налог, это не так сильно нервирует обывателя, как вид налогового инспектора, приходящего к человеку отнимать живые деньги. Да и взимаются косвенные налоги автоматически. К тому же устанавливается плоская шкала налогов – и богатый, и бедный платят в казну одинаковую сумму, покупая тот или иной товар. Прелесть!

Одновременно Наполеон занимается своим любимым делом – строительством. Он велит снести все ларьки, загромождающие двор в Тюильри и закрывающие вид на набережную Орсе, велит набережную продлить и решает транспортную проблему Парижа – между Лувром и Колледжем четырех наций закладывает новый мост, который получает название Мост искусств, чтобы людям в этом месте через Сену шлюпками не переправляться. Для Биржи строится новый дворец, восстанавливается сгоревший при прежней власти хлебный рынок. Реставрируется церковь Дома Инвалидов. Наполеон планирует прорубить через трухлявый район Парижа новый широкий проспект до Сен-Жермена.

Жизнь начинает меняться к лучшему, меняется и дух нации. Нация понимает, что не ошиблась, отдав свои голоса Наполеону. Дезертиры перестают бегать от армии, напротив, закон о всеобщей воинской обязанности исполняется неукоснительно и даже с воодушевлением. Потому что такое хорошее отечество в опасности!..

Вся эта колоссальная работа была сделана Наполеоном всего за полгода, и уже весной 1800 года – последнего года XVIII века – Наполеон, оставив своим министрам прекрасно отлаженную государственную машину, отправляется воевать с коалицией европейских стран, угрожающих Франции.

Он не хотел воевать.