XIII
Вспомним глухой, едва ли тоже не елевзинский, намек Павзания (Pausan., IX, 39, 5): «Деметра есть Европа»; вспомним, чем была Европа на пути к христианской всемирности, — и мы поймем, почему Елевзинские таинства, по вещему слову Претекстата, «объединяют весь человеческий род».
Имя «Европа» значит, по Гезихию, «Страна Заката», «Сумеречная», «Темная», skotein^e, a одно из имен Елевзинской Деметры — «Скорбящая», Achea; та же скорбь в именах и «Атлантиды» — «Атласа» от корня tla^o, «терплю», «страдаю» (Hesych. s. v. Europ^e. — Cook, Zeus, 531). Если бы мы поняли, как следует это скорбное, темное, к темному Западу обращенное, лицо Европы-Деметры, то, может быть, поняли бы, что елевзинская тайна — не только языческая, прошлая, чужая, но и родная, будущая, христианская тайна Запада. Ту разгадать, значит разгадать и эту.