Легенда о Драконах: Врата Хаоса прими вызов судьбы Пролог Спокойствие не могло быть вечным. Хрупкое равновесие, баланс Добра и Зла на весах времени, было нарушено в тот миг, когда Хаос, терзаемый жаждой новых побед, обратил свой взор на мир Фэо, много лет пребывавший в мире и покое. И хотя покой был относителен, ибо в мире Фэо существовали две вечно противоборствующие расы — люди и магмары, он все же был. Благодаря мудрой Шеаре, Повелительнице Драконов, обе расы воспряли духом и встали на путь развития и процветания. Никто из жителей мира Фэо ни на миг не забывал о Хаосе, но казалось, что сам Хаос забыл о Фэо. Но день настал. Тот самый день, когда Хаос, омерзительный в сущности своей и смертоносный в своих устремлениях, обратил разрушительный взор на мир Фэо, благостный и процветающий... Верховный Бог, воплощавший собой Хаос, удостоил Фэо своим вниманием. Сочтя, что этот мир слишком мал, чтобы заняться им лично, но слишком велик, чтобы пренебречь, отдал он его на растерзание своему детищу, алчному и гнусному полубогу. Знали магмары и люди — самые страшные битвы, самые грандиозные сражения еще впереди. Знали магмары и люди — когда-нибудь снова обрушится Хаос на мир Фэо. Знали магмары и люди — следует всегда быть наготове... Но не был бы Хаос самим собой, лишись он великого коварства, присущего ему. Умела рука Хаоса наносить удары внезапно, бить первой и исподтишка — так верней и надежней. Поэтому, несмотря на бдительность свою, обе расы мира Фэо позволили Хаосу нанести первый удар. И был тот удар коварен, внезапен, а потому и успешен. Возрадовался Хаос, ликуя в предвкушении легкой победы. Возрадовался Хаос, ликуя в предвкушении богатой добычи. Возрадовался Хаос, ликуя в предвкушении приумножения своего могущества. Казалось слугам и приспешникам Хаоса, что конец мира Фэо близок, неминуем и неотвратим. Но у жителей мира Фэо было иное мнение. Совершенно иное... Глава 1 Нелюдимого Гестейна, посвятившего свою жизнь удивительной науке геологии, все интересовало лишь с одной точки зрения — возможно с помощью этого обнаружить новые залежи полезных ископаемых или нет. В первом случае человек, явление, событие или предмет признавались достойными внимания и дотошно изучались. Все же, что не помогало в поиске полезных ископаемых, Гестейн игнорировал. Простодушный геолог был с малых лет пленен миром Фэо, в котором он родился, миром, в чьих недрах так много полезных ископаемых. Сегодняшний день начался неудачно — с перепалки, вернее, с научного спора, в котором обе стороны сгоряча наговорили друг другу много лишнего. Гестейну было особенно обидно из-за того, что его оппонентом оказалась Ферци, девушка образованная, толковая и весьма сведущая в геологии. Переночевав в Ратном стане, Гестейн рано поутру заглянул проведать подземных рыцарей и, сам того не желая, ввязался в спор с Ферци, которая утверждала, что на кряже Кайар, возможно, есть месторождение лунного камня. Ферци нравилась Гестейну не только своими познаниями в геологии, но и доброжелательностью, вежливостью и терпением. Кроме того, она была хороша собой. — О, мастер Гестейн! — Ферци искренне обрадовалась гостю. — Как славно, что ты заглянул к нам. Я только вчера вспоминала о тебе. Неплохо было, думаю, посоветоваться с Гестейном, кто лучше его знает наши недра? — Посоветоваться можно, — ответил донельзя польщенный Гестейн. — Я всегда к твоим услугам. — Пойдем. — Ферци взяла гостя за руку и потащила в лабораторию. Там она усадила Гестейна на скамью и протянула ему хрустальный флакон, до половины заполненный землей. — Взгляни-ка, это образец почвы с восточной стороны кряжа Кайар. Видишь мельчайшие желтые крупинки? Как по-твоему, что это такое? Гестейн высыпал щепотку земли на широкую ладонь, внимательно рассмотрел, понюхал, лизнул и честно ответил: — Ратнар, в просторечии именуемый «око огня» за желтый цвет. — Какой ратнар? — воскликнула Ферци. — Обрати внимание: края у крупинок сглаженные, словно обточенные — это «застывшие брызги» лунного камня! — Это — ратнар, — упрямо повторил Гестейн. — Края осколков сгладились от времени. Ни один из них не желал уступать. На смену доводам быстро пришли взаимные упреки и обвинения в невежестве. Слово за слово, Гестейн и Ферци наговорили друг другу столько колкостей, что Гестейн ушел не попрощавшись и даже громко хлопнул дверью. По мере того как Гестейн удалялся от Ратного стана, гнев его остывал. Вскоре ему стало стыдно — считает себя великим знатоком недр и лучшим из геологов, а не сумел доказать свою правоту научными методами, сорвался и первым нагрубил хорошей девушке, которая годится ему в дочери. Девушка, конечно, не осталась в долгу, но что с того — виновной стороной считается тот, кто начал ссору первым. Гестейн уже собирался повернуть обратно и извиниться перед Ферци, как в голову ему пришла блестящая мысль: «Тут недалеко есть известные всем и каждому залежи ратнара. Надо взять оттуда несколько образцов почвы и показать Ферци. Пусть она убедится, что ошибалась. Ну а извиниться — это уж обязательно. С извинений я и начну». Отыскав по памяти, которая никогда его не подводила, нужную тропинку, Гестейн быстрым легким шагом путешественника направился в сторону океана. Вскоре он достиг нужного места и только собрался взять первый образец, как услышал приглушенный разговор на незнакомом языке. Почуяв недоброе, Гестейн спрятался в зарослях диких ягод и стал наблюдать. Гунглов в набедренных повязках он увидел почти сразу — негромко переговариваясь, они шли вперед, за ними следовал высокий, худой мужчина, закутанный в красную мантию. Голову его скрывал капюшон. Гунгл, идущий вторым, тащил на плече длинный мягкий сверток белого цвета. Тащил без натуги, играючи. Зеленых, мускулистых гунглов, с голыми безносыми головами и когтями, похожими на искривленные кинжалы, невозможно спутать ни с кем из обитателей мира Фэо. Зловещие порождения мрачного Хаоса и его преданные солдаты, они были пришельцами, а точнее, незваными гостями, несущими смерть и разрушение. Первым порывом Гестейна было тихо отползти подальше и со всех ног бежать в Ратный стан, чтобы предупредить подземных рыцарей о появлении в окрестностях гунглов, которых вместе с мужчиной в красной мантии он насчитал четырнадцать. Гестейн так бы и поступил, но, на его беду, гунглы вдруг остановились и принялись рыть землю своими большими руками с длинными широкими когтями. Все, кроме одного — того, что нес на плече сверток. Он бережно опустил свою ношу на землю, уселся рядом с ней, обхватив мощными руками бугристые колени, и замер. Человек в мантии остался стоять поодаль. «Этот дылда в красном по всему видать — человек. Интересно, что его побудило переметнуться к гунглам?» — подумал геолог. Профессиональное любопытство одержало победу над страхом и осторожностью — Гестейн решил задержаться, чтобы узнать, что хотят найти в земле незваные гости. Наконец первый из гунглов отрыл какой-то бесформенный предмет, похожий на маленький бочонок, взял его в руки, подошел к человеку в красной мантии и положил свою находку перед ним. Вернувшись на место, гунгл продолжил раскопки. Вот следующий гунгл потащил человеку в красной мантии что-то продолговатое и изогнутое. За ним последовал третий... Свои находки они не сваливали в кучу, а аккуратно раскладывали на земле. Гестейн в укрытии сгорал от любопытства. При всем своем опыте, при всех своих знаниях он никак не мог понять, что же выкапывают из земли гунглы, и поэтому продолжал наблюдение, надеясь, что какая-нибудь из находок поможет ему разгадать загадку. Гунглы оказались поистине неутомимыми землекопами — до самого заката они без отдыха рылись в земле. У неподвижно лежащего Гестейна затекло и начало ныть все тело. От жажды язык прилип к иссохшей глотке, а пыль вызвала нещадную резь в глазах, но Гестейн терпел и ждал. Добрый геолог не сомневался, что рано или поздно он все узнает. Его стоическое терпение было вознаграждено — уже в сумерках гунглы сообща выкопали сразу три самые большие из сегодняшних находок. Повозившись немного, они собрали из найденных предметов нечто вроде ворот, а точнее, проем конической формы. Фигура в красной мантии взмахнула рукой, и проем засветился зеленым светом. Сидевший на земле гунгл вскочил на ноги, поднял с земли свой груз и первым скрылся в зеленом свечении проема. Не вышел с обратной стороны, а словно растворился бесследно. Остальные гунглы выстроились гуськом и незамедлительно последовали за своим товарищем. Возле светящегося проема остался только человек в красной мантии. Изумление доброго геолога было столь велико, что он на миг утратил самообладание и приглушенно вскрикнул. Тихо, почти неслышно, но человек в красной мантии услышал непонятный звук, обернулся и увидел в зарослях прячущегося Гестейна. Их взгляды на мгновение встретились, и Гестейн оцепенел от ужаса. Облаченный в мантию не имел ничего общего с людьми. Взмахнув рукой, которая показалась Гестейну неестественно белой, существо в красной мантии метнуло длинный трехгранный клинок, который вонзился несчастному геологу точно в левый глаз и, пробив затылок, вышел наружу. Последней мыслью Гестейна было сожаление о том, что он так и не помирился с Ферци. Подойдя к своей жертве, убийца легко выдернул окровавленный клинок из глазницы, аккуратно вытер его травой и спрятал под мантией. Затем он прошептал заклинание, и тело Гестейна, вспыхнув белым пламенем, в считанные мгновения сгорело дотла. Превратились в серый пепел даже железные инструменты геолога, его нож, пряжка от пояса и подковки на каблуках сапог. Металлическим носком сапога убийца разворошил пепел и поспешно вернулся на то место, где простоял весь день. Взмахом руки заставил бесследно исчезнуть светящийся проем и следом за ним немедленно исчез сам. Так же бесследно. Глава 2 Загадочное исчезновение дочери воеводы Дамируса разделило жителей столицы на два лагеря. В первом преобладали мужчины. Они сурово сверкали глазами, хмурили брови и говорили о происках недругов. Женщины загадочно улыбались и стояли на том, что красотка Орлуфия сбежала с возлюбленным. — Посудите сами, почтенный Гасстерт, — горячилась наша кухарка Фелидия, пылкая и скорая в суждениях, как все старые девы, — наш воевода никогда не согласится отдать дочь за человека ниже его рангом. А среди достойных дочери Первого Воина О'Дельвайса холостяков — раз-два и обчелся. И что же оставалось делать бедной малютке? Как, скажите мне вы, устраивать ей свою жизнь? Зная Фелидию, мой отец не спешил с ответом, ибо добрая женщина всегда успевала ответить на свой вопрос сама. — Ей пришлось выбирать: или бежать с кавалером из отчего дома, или всю жизнь провести в одиночестве, всеми забытой и никому не нужной. Совсем как я... Фелидия горестно вздохнула, извлекла из бездонного кармана фартука вкусно пахнущий стряпней платок, столь же необъятный, как и его хозяйка, и принялась усиленно тереть сухие глаза. Отец воспользовался паузой, чтобы высказать собственное мнение. — Я знаю Орлуфию с пеленок, — откашлявшись, начал он, — и никогда не поверю, что она могла бы сбежать с любовником, опозорив своего отца... — Да полно вам, хозяин, — отмахнулась Фелидия, — разве вы забыли, что начертано на гербе нашего славного воеводы? «Обращаю в бегство!» — вот что! — Да, но имеются в виду враги... — возразил отец. — Имеются в виду все, кто осмелится пойти наперекор его крутому нраву. Я не возьмусь утверждать, что суровый характер — плохое качество для воеводы, скорее наоборот. Но не для отца, запомните это! Отец покосился в мою сторону, видимо думая о том, что полное отсутствие суровости у отца тоже не идет на пользу детям. Из них вырастают бездельники вроде меня, способные променять положение уважаемого столичного лекаря и аптекаря на незавидную долю бродячего искателя приключений, не забывающего, впрочем, иногда наведываться в отчий дом, пусть даже это происходит, когда в очередной раз заканчиваются эликсиры, врачующие раны и ушибы. Сокрушенно покачав седой головой, отец не смог удержаться от упрека в мой адрес: — Ты уже давно шляешься по миру в поисках богатства и славы, но везет тебе только на порезы и шишки, мой мальчик. Мне не хотелось возобновлять старый спор, поэтому я промолчал. Отцу ответила Фелидия. — Как ваш язык повернулся сказать такое, хозяин?! — возопила она. — Пусть ваш сын пока еще не купается в золоте, но славы ему не занимать! На счету этого мальчика, которого я помню еще вот таким крошкой, — Фелидия свела свои большие ладони почти вплотную, — больше побед в поединках, чем у всех наших рыцарей, вместе взятых! Кстати, мастер Гасстерт, вы никогда не задумывались, почему ваши пациенты в последние годы перестали рассчитываться с вами обещаниями вместо золотых монет? Хоть один из этих богатых бездельников осмеливается задолжать вам за лечение или за снадобья? — Мои пациенты — достойные, благородные люди! — возразил отец. — Их понятия о... — Их понятия не мешают им подолгу не платить портным, парикмахерам, ювелирам. Послушали бы вы, что говорят на рынке об этих достойных, благородных людях! А с вами рассчитываются вовремя благодаря вашему сыну! — Что ты говоришь, Фелидия? — Отец недоуменно развел руками. — Уж тебе-то должно быть известно, что Эвальд никогда не вмешивался в мои отношения с пациентами! — Ему и не надо вмешиваться. Вполне достаточно, чтобы те, кто хочет обвести вас вокруг пальца, представили себе, как однажды поутру на пороге их дома появится разгневанный мастер Эвальд, небрежно поигрывающий своим мечом! О-о-о, этот визит чреват таким расстройством здоровья, которое может оказаться не под силу даже вам, мастер Гасстерт! Есть хороший, безотказный способ вывести моего кроткого отца из себя. Стоит только затронуть его профессиональное самолюбие, как седобородый лекарь превращается в яростного монстра. — Укороти свой язык, Фелидия! — вскричал он, вскочив на ноги и потрясая сжатыми кулаками. — Или я сделаю это своим ножом для ампутаций! Не берись судить о том, чего не в силах постичь твой куцый умишко! Во дворе, словно желая поддержать отца в его праведном гневе, властно зарычал Хьюгго. Хьюгго ценит искренность и яркие эмоции. Фелидия сложила свои мощные длани в молитвенный жест и голосом, полным лживого смирения, сказала: Не гневайтесь на меня, неотесанную деревенскую дуру, о мудрейший из лекарей всех времен! Покорнейше прошу прощения за то, что не ведала о вашем умении пришивать на место отрубленные головы. Я не сумел сдержать смех, отец рухнул в кресло, закрыл лицо ладонями и самозабвенно предался тому же занятию. Очередная попытка вразумить меня потерпела сокрушительный крах. Хорошо зная своего отца, я понимал, что на этом он не остановится. При расставании, заботливо упаковав бутылочки со снадобьями в мою дорожную сумку, он обязательно спросит: «Не надоело еще?» «Еще не надоело», — улыбнусь я, и вот на этом «воспитание» закончится. До следующего возвращения домой. — А что скажете вы, мастер Эвальд? — спросила меня Фелидия, когда мы с отцом насмеялись вдоволь. Сейчас и впрямь выдался подходящий случай разбогатеть. Нашедший Орлуфию — в логове злодеев или в убежище влюбленных — получит хорошую награду как от отца девушки, так и от правителя Багурона, донельзя огорченного происшествием. Пятьсот да пятьсот — вместе будет тысяча. Славное число с тремя круглыми пузатыми нулями. Славное, если, конечно, речь идет не о численности врагов, осадивших столицу, а о деньгах. Тысяча золотых монет — это уже состояние, клянусь могуществом обоих Стражей! С таким состоянием можно подумать об оседлой жизни. Хотя, если говорить начистоту, на поиски меня вдохновляла наша детская дружба. Дружба, которая при иных обстоятельствах могла бы перерасти в нечто большее, не будь между нами столь заметной сословной разницы, увы. Несомненно, у спасителя Орлуфии появлялся шанс заполучить ее руку — вряд ли Дамирус сможет отказать тому, кто вернет домой его единственную дочь. Точно, не сможет... Но пока рано строить планы. Для начала надо спасти Орлуфию, а уж после постараться разобраться в своих и ее чувствах. В том, что Орлуфию надо спасать, я нисколько не сомневался: любой, кто хорошо знал эту рассудительную и послушную воле отца девушку, никогда бы не смог представить, что она сбежит из отчего дома с любовником. Так я и заявил Фелидии: — Орлуфию похитили, в этом нет никаких сомнений, и чем скорее ты подашь завтрак, тем меньше времени ей придется провести в руках злодеев! Во дворе негромко рыкнул Хьюгго, напоминая, что он тоже не склонен странствовать с пустым желудком. Фелидия ойкнула, сняла с крюка копченую свиную ногу и поспешила к двери. Я взял в каждую руку по свежеощипанному гусю и последовал за ней. При нашем появлении лежащий под навесом Хьюгго бесшумно поднялся и радостно оскалил зубы. — Мой котик проголодался, ах, бедняжечка, — засюсюкала Фелидия, бесстрашно кладя свою ношу прямо ему под нос. — Моего тигра, Фелидия, зовут Хьюгго, а не Котик, и тем более уж не Бедняжечка, — привычно поправил ее я. — Ах, мастер Эвальд, он такой же бедняжечка, как и вы, — ответила Фелидия. — Пробыли дома всего два дня и опять уезжаете на полгода. Как же вас не пожалеть... После обильного завтрака я попрощался с домашними, навьючил на Хьюгго дорожные сумки и с трудом взобрался на него сам. Хьюгго успокаивающе пошевелил ушами. Это означало: «Не волнуйся, Эвальд, на третий день бродячей жизни к тебе вернется былая ловкость!» — Береги себя, сын! — У моего осторожного отца на все случаи жизни одно напутствие. — Непременно! — заверил я. — Вот, возьми. — Отец протянул мне две сумки с эликсирами, большую и поменьше. — Спасибо, отец. — Я слегка шевельнул правой ногой, оповещая Хьюгго о том, что нам пора. Хьюгго чинно проследовал через открытые ворота, радостно помахивая хвостом. Мы оба не любим гостить в О'Дельвайсе, окруженном со всех сторон высоченной каменной стеной. Здесь чувствуешь себя словно в ловушке. Это не постоялый двор в какой-нибудь деревеньке, выходящий окнами в лес или степи, покрытые мягким, ласковым зеленым ковром. Прибавьте к этому пряный, душистый воздух и тихий, умиротворяющий шепот воды в реках, и вы сразу поймете, почему нам так нравится странствовать. Хотя как город О'Дельвайс бесподобен. Он прекрасен в своем величии и величествен в своей красоте. Высокие каменные дома, внушительные широкие улицы, разбегающиеся от украшенных изящными статуями и роскошными фонтанами площадей, изобилие всевозможных товаров в нескончаемых лавках. От рассвета до заката столицу переполняет разномастная толпа людей, снующих туда-сюда с озабоченным видом, и несметное количество повозок всех мастей, груженных всем, что только может потребоваться городу. Все вокруг заполнено светом, все радует глаз, а многие здания, особенно украшенные высокими, изящными, словно пронзающими небо, башнями, вызывают неподдельное восхищение. Лишь после заката Мирроу затихает О'Дельвайс, погружаясь в сон. Тогда до самого рассвета его улицы безраздельно принадлежат влюбленным парочкам, склонным к романтическим прогулкам, и патрулям Ночной Стражи О'Дельвайса, берегущим покой горожан и вразумляющим нарушителей спокойствия. Мощные лапы Хьюгго мягко ступали по камням, которыми еще в незапамятные времена вымостили все улицы города. — Через Площадь Света, Хьюгго! — попросил я. Краткое приглушенное рычание означало: «Можно и не напоминать!» Покидая О'Дельвайс, я непременно должен убедиться в целости своего неприкосновенного запаса — кошеля, туго набитого золотыми монетами. Я зарыл кошель под старым, но могучим деревом, что растет в одиночестве в центре Площади Света. Зарыл давно — еще на заре своей бродячей жизни. Я невольно улыбнулся, вспомнив, как глубокой ночью я быстро и осторожно, чтобы не повредить корни, копал землю, а верный Хьюгго прогуливался по площади в роли дозорного. Все прошло благополучно, разве что только мой отец немного поворчал следующим утром. Но тут уж виноват я сам — надо было вернуться домой через ворота, а не подзуживать Хьюгго перепрыгнуть с разбегу через забор. Мой тигр так обрадовался этому невинному развлечению, что повторил его несколько раз подряд. Все бы обошлось, ведь Хьюгго, несмотря на его вес, всегда передвигается совершенно бесшумно — хоть шагом, хоть прыжками, но как раз в это время по улице проходил ночной патруль. Патруль состоял из двух новобранцев, которые, увидев в свете факелов внезапно очутившегося перед ними беронского тигра, тут же лишились чувств. Мне пришлось разбудить отца и Фелидию. Стражников перенесли во двор и привели в чувство. Отец испугался, что меня могут наказать за неподобающее добропорядочному горожанину поведение, но страхи его были напрасными — стражники и не собирались докладывать своему начальнику о происшествии. Напротив — они молили нас о молчании, ибо после такого конфуза им грозила позорная отставка... На Площади Света все было как прежде. Под моим деревом никто не рылся, в чем-чем, а в таких вещах я разбираюсь превосходно. Да и кому придет в голову искать клад в центре О'Дельвайса, благословенного и единственного. Охотники за чужим добром, желающие найти то, что не прятали, обычно рыщут в самых глухих уголках нашего материка, ведь именно там принято прятать клады. Я не люблю поступать так, как поступают все, я не чту вековых традиций и не придерживаюсь чужих правил, поэтому я зарыл клад здесь, в столице. Так надежнее. — На все девять не рассчитывай — один я оставлю себе! — отшутился я и поехал дальше. Западные Ворота были распахнуты настежь. Два стража в легких доспехах прямо на земле увлеченно играли в кости. Завидев меня, они прервали игру и хором сказали: — Удачи тебе, Эвальд, сын Гасстерта! «Кажется, я становлюсь популярным», — мелькнуло у меня. Я поблагодарил стражей вежливым кивком и с легким сердцем покинул О'Дельвайс, Благословенный и Могущественный. Сразу за городскими воротами Хьюгго изрядно ускорил шаг, а я наконец-то получил возможность обдумать в уединении и тишине план поисков Орлуфии. За вчерашний день, утром которого Дамирус обнаружил, что его дочь не ночевала дома, весь О'Дельвайс был осмотрен и расспрошен, но — безуспешно. Орлуфии не было в городе, и никто в столице не мог или не хотел рассказать, что с ней случилось. Однако богатая приключениями жизнь научила меня, что редко какое дело обходится без того, чтобы кто-то чего-нибудь не увидел или не услышал. Надо только хорошо поискать. Ничего не нашли в городе — поищем за его пределами. После недолгих раздумий я решил начать поиски с визита к моей давней подружке Арнике, занимавшейся в своем поместье разведением и обучением тигров. Это был исконный промысел ее семейства, и, надо сказать, Арника одинаково превосходно справлялась как с болезнями своих питомцев, так и с их упрямством. Ее большое, гостеприимное поместье ежедневно посещает куча самого разномастного народа — от торговцев провизией до бродячих комедиантов. Там-то и стоит навести справки. К тому же мы с Арникой всегда найдем о чем поговорить. Да и Хьюгго будет рад обществу своих собратьев. Задумавшись, я не заметил, как мы въехали в темную чащу, и если бы не Хьюгго, то проглядел бы и старуху, прятавшуюся в склонившихся к самой земле ветвях старого дуба. Мой тигр замедлил шаг и повел ушами, я положил руку на рукоять меча. Старухи мне встречались самые разные, от безобидных «фиалок Эгоса», как их называет Фелидия, до свирепых оборотней в скромной личине. — Куда держит путь наш славный и доблестный Эвальд? — явно издеваясь, проскрипела старуха, сверкнув единственным, но зато огромным зубом. Ее седые патлы двигались в такт каждому слову. — Ищу Орлуфию, дочь воеводы Дамируса, — ответил я, тоже обойдясь без приветственных слов, — на глухих дорогах вежливость не в почете. — Не видела ли ты, красавица, девушку? — С каких это пор я красавица? — Взгляд старухи был не по возрасту чист и ясен. — С тех самых, с каких я славный и доблестный, — ответил я. — Терпеть не могу ехидные подначки, тем более от незнакомых людей. Хьюгго почувствовал мое недовольство и негромко зарычал, но старуха не обратила на него никакого внимания. Она протянула ко мне костлявую руку со скрюченными временем пальцами и сказала: — Сияние сменится мраком, на смену Тишине явится жуткий грохот, что перейдет в гулкий протяжный вой. Там, где стояли соперники, переплетутся два огненных столба — белый и багряный. Качаясь из стороны в сторону, они будут пытаться одержать верх друг над другом, но ни один из них не сможет добиться победы... — Ты отвечаешь на мой вопрос? — решил уточнить я, но ответа не получил. — Руки скует холодом, когда ты возьмешься за черный меч, но сердце твое будет биться ровно. Недаром в миг твоего рождения Звезда Небосвода поменяла цвет! Слава твоя велика, ибо нет человека удачливее тебя, о Эвальд! — Спасибо тебе за приятные слова, тетушка. Но ты не ответила на мой вопрос о девушке. — Я не видела никакой девушки. — Старуха быстро-быстро затрясла седой головой. — Но это всегда плохо, когда пропадают девушки. Очень плохо! Прощай, Эвальд. И помни, что сказала тебе Гредея, которую уже триста лет никто не называл красавицей. С удивительным проворством старуха Гредея повернулась и скрылась в густых зарослях. Имя было мне знакомо: Гредею знали как могущественную ведьму, по каким- то причинам избегавшую общества людей. Странно, что ей вдруг вздумалось поболтать со мной, очень странно. — Ты слышал, Хьюгго, — обратился я к тигру, — сама Гредея предсказала мне славу! Да еще сказала, что я самый удачливый из людей! Хьюгго, как и положено верному другу, молча порадовался за меня. Довольно скоро мы выехали из чащи и попали на дорогу, которая должна была привести нас к поместью Арники. Хьюгго решил порезвиться и понесся вперед огромными прыжками. Мне пришлось обеими руками крепко ухватиться за шипы на его ошейнике, чтобы не упасть. На закате мы уже стояли у ворот поместья Уирголд и извещали добрую хозяйку о своем появлении: я что есть силы стучал кулаком в массивные окованные ворота, а Хьюгго рычал во всю глотку. Глава 3 Я вижу, что ты хочешь меня о чем-то спросить, — сказала наблюдательная Арника, когда мы вышли прогуляться после ужина, во время которого я в очередной раз удивился, как Арнике с ее аппетитом удается всегда оставаться стройной. Уже совсем стемнело, и задул прохладный ветерок. В голове у меня приятно шумело после двух кувшинов великолепного грушевого вина, выпитых за ужином. Арника понимает толк во всем, в том числе и в напитках. Грушевое вино она не покупает — его готовят в самом Уирголде под бдительным присмотром хозяйки. Разумеется, из груш, выросших здесь же. — Как ты догадалась? — Это написано на твоем лице во-о-т такими буквами. — Арника развела руки в стороны и рассмеялась, глядя на меня в упор своими большими голубыми глазами. — Мне не до смеха, Арника. В О'Дельвайсе переполох, исчезла дочь Дамируса, Орлуфия, и я собираюсь найти ее и наказать похитителей. — Надо же... — ахнула моя собеседница, тряхнув роскошной гривой черных волос. — Орлуфия исчезла. Именно сейчас, когда... — Что «когда»? Говори же! Тебе известно что-то касающееся ее исчезновения? — О пропавшей дочери Дамируса я впервые услышала от тебя, Рыжий, — ответила Арника. — Меня удивило совпадение... — Какое? — Я остановился у столба, на котором был закреплен факел, горевший всю ночь, и схватил Арнику за руку. — Сначала невесть откуда появляется нежить, которая не смела ходить спокойно в наших краях с незапамятных времен. Мой отец за всю жизнь видел меньше зомби и прочей мрази, чем довелось увидеть мне за последние дни. Потом исчезает девушка. Эти события могут быть связаны между собой, не находишь? — Дюжина зомби в окрестностях О'Дельвайса? О Эгос преблагой! — не поверил я. — Ты, часом, не стала злоупотреблять грушевым вином, подруга? Может быть, ты сподобилась увидеть и гунглов? Арника резким движением выдернула свою руку из моей. Красивое лицо ее побагровело, а длинные черные волосы, казалось, зашевелились, словно змеи. — Я не напиваюсь до галлюцинаций, Рыжий! Я вообще предпочитаю пить воду. Вино в Уирголде держат для гостей. Для прекрасно воспитанных, благородных странников, которые накачиваются им, а после называют хозяйку дома пьянчужкой. Сколько, скажи мне, Эвальд, сколько вина должна я выпить, чтобы счесть тебя приличным человеком? Боюсь только, что в моих погребах нет такого количества! — Арника... — Я действительно видела много зомби. Мерзких, зловонных зомби, которые медленно брели в ту сторону, откуда ты приехал. Около полудня, и заметь себе — совершенно открыто! Если бы ты не был моим гостем, то я бы поколотила тебя! Угроза была не пустой: в свое время Арника брала уроки рукопашного боя у самого Аввердока и оказалась весьма способной ученицей, успешно противопоставляющей грубой силе ловкость и холодный расчет. — Извини, Арника, меня так удивили твои слова, что я сказал глупость. Давай пройдемся еще, прогулка пойдет тебе на пользу, ведь недаром говорят: движение умеряет гнев. Арника не стала возражать. Она решительно одернула свою короткую охотничью куртку из шкуры кодрага и зашагала вперед. Скоро мы дошли до огромного огороженного вольера под открытым небом, в котором резвились многочисленные питомцы Арники. Сегодня вечером к ним добавился Хьюгго, значит, полгода спустя у Арники снова появятся тигрята, у которых черные полосы на лапах будут вдвое шире обычных. — Удивили мои слова, — проворчала Арника, успокаиваясь. — А крэтсы, сбивающиеся в стаи, тебя не удивляют? А упырь, поселившийся почти у самой Опушки Света? Поезжай и посмотри собственными глазами. Это ведь недалеко, можно сказать, почти рядом. Мы пошли вдоль бесконечной ограды, сопровождаемые приветственным ревом трех десятков беронских тигров. На фоне темной травы они, покрытые светло-голубой шерстью, были хорошо различимы и при свете звезд. — Происходит что-то недоброе, силы зла вновь пытаются подчинить нас себе, и в этот момент ты, кого я считаю другом, пытаешься уличить меня в пьянстве... — Я сожалею о сказанном, давай забудем это. Да прямо не знаю, чьи новости хуже — твои или мои. — И те и эти одинаково плохи. Может быть, эта нечисть и похитила девчонку. Сколько ей было лет? — На год меньше, чем мне, — ответил я. — Такую уже не выманишь из дома сладкими посулами, тут надо приманку посерьезнее. — А почему ты подумала о приманке, Арника? — Во-первых, вряд ли зомби с крэтсами рискнут расхаживать по О'Дельвайсу, да еще с девушкой в руках. Во-вторых, никто из горожан, насколько мне известно, не имеет привычки прогуливаться за пределами городских стен, уютных тенистых местечек достаточно и в самой столице. Значит, Орлуфию выманили из города под каким-то предлогом. — Ты права. — Грушевое вино улучшает умственные способности, — съязвила Арника и сразу же перешла на деловой тон: — Очень странные слухи ходят о Райском Уголке, ты должен знать его хозяина... — Знаю, — кивнул я. — Некий Вольдемар, счастливчик, нашедший во время рытья канавы старинный клад. Так, во всяком случае, говорят люди. — Некоторые из сведущих людей, узнав о том, что Вольдемар приобрел Райский Уголок у прежних хозяев, намекали на Шуарский лес. Будто бы Вольдемар промышлял там разбоем, а историю с кладом придумал для отвода глаз. Короче говоря, это весьма темная личность. — Может быть. И что же про него говорят? — Где-то с полгода тому назад в доме Вольдемара поселился какой-то монстр. Говорят, что он вечно голоден, сварлив и питается людьми. — Неужели? — Так говорят. Причем я слышала это не один раз. Вейко, который дважды в неделю пригоняет скот для моих детишек, собственными ушами слышал, как бесновался этот монстр, кричал, что он голоден, и требовал еды. — И Вейко не попытался его рассмотреть? — Конечно же нет. Бедный парень удрал оттуда со всех ног. Кому охота быть съеденным? Вольдемар что-то вопил ему вслед, но Вейко даже не рискнул оборачиваться. — Завтра же отправлюсь в Райский Уголок и попытаюсь узнать все об этом таинственном якобы людоеде. — Почему «якобы»? — Я думаю, что, если бы таинственный монстр ел людей, он не смог бы долго удерживаться от того, чтобы не съесть самого Вольдемара, гладкого и упитанного, словно боров. — Может быть, Вольдемар ему служит? — предположила Арника. — Разберемся. Я привык больше верить своим глазам, нежели чужим языкам. А сейчас пошли обратно — хочется спать. — Ты и в самом деле сунешься в одиночку к Вольдемару после того, что услышал о нем от меня? — изумилась Арника. — Почему в одиночку? Вместе с Хьюгго. Веронский тигр в драке стоит семерых хорошо обученных солдат, а Хьюгго стоит трех своих собратьев. Значит, в переводе на людей нас будет двадцать два. Хватит для одного сварливого монстра! — Смотря какой монстр, Эвальд, — вздохнула Арника. — Ты же о нем ничего не знаешь. — Разумеется, не знаю. Если бы знал — погостил бы у тебя лишний день, вместо того чтобы отправляться в поместье Вольдемара. Признаюсь честно — твое общество мне куда приятнее, да и по гостеприимству Уирголд и Райский Уголок слегка рознятся... — Слегка! — фыркнула Арника. — Какое точное слово — «слегка»! Мое гостеприимство слегка отличается от Вольдемарова, люди слегка отличаются от магмаров, а ты, друг мой, слегка отличаешься от умного человека! — Арника, перестань! Я же произнес это с иронией! — Хороша ирония! Вот устрою тебе ночлег под открытым небом, будешь знать! — Думаешь, это меня испугает? — Это выразит мое отношение к твоему отношению к моему гостеприимству! — Я согласен! — рассмеялся я, хорошо зная, что Арника не способна оставить меня ночевать во дворе своего поместья. Однако Арника не поддержала меня. Она остановилась и стала тереть правой рукой свой высокий лоб. Подобный жест являлся у нее признаком напряженной работы мысли. — Что такое? — Оборвав свой смех в зародыше, я тоже остановился. — Что с тобой, Арника? Уже протянул было руку, чтобы коснуться ее плеча, но вовремя опомнился. Сообразил, что не стоит дотрагиваться до Арники на глазах ее милых воспитанников. Вдруг кому-то из беронских тигров, а то и нескольким одновременно, покажется, что я намереваюсь причинить вред его покровительнице... Лучше уж пасть в сражении с монстром — результат тот же, а славы куда больше! Я отдернул руку и стал ждать, когда Арника заговорит сама. Ждать пришлось недолго. — Упомянула магмаров и подумала: уж не их ли это происки? — сказала моя подруга, перестав тереть лоб. — Нечисть всякая, пропажа Орлуфии, монстр из Райского Уголка... Магмары... Наши соседи и вечные враги. Древние предания гласят, что их раса зародилась в недрах вулкана, который они именуют Вулканом-отцом. Магмары населяют соседний материк, что зовется Хаир, и людям туда путь заказан, так же как и магмарам на наш материк, Огрий, принадлежащий людям. Говоря, что люди слегка отличаются от магмаров, Арника имела в виду совершенно другое. Она намекала на то, что ее радушное и щедрое гостеприимство отличается от гостеприимства сквалыги Вольдемара столь же сильно, как и люди отличаются от магмаров. Наша кожа бела, а кожа магмаров темна. Говорят, что в их жилах течет раскаленная лава, и много еще чего говорят о магмарах... Трудно разобраться — где ложь, а где правда. Заполучить для изучения тело магмара — заветная мечта моего отца-лекаря, которой вряд ли суждено сбыться, ибо в наше время обе расы почти не общаются друг с другом. Почти, потому что неподалеку от О'Дельвайса есть портал, позволяющий всем желающим перенестись в Чионьские горы. Именно там встречаются люди и магмары, чтобы вдоволь помахать мечами и прочим оружием, совершенствуя свое боевое искусство, накапливая и развивая военный опыт, который когда-нибудь должен пригодиться. Непременно должен пригодиться, не может не пригодиться, ибо впереди у людей и магмаров — грандиозная битва за мир Фэо! Впрочем, я так не считаю. Мне кажется, что наш мир может принадлежать и людям, и магмарам, ведь он так велик, можно сказать — огромен. Лично мне и моему отцу магмары не причинили никакого вреда, так почему же я должен их ненавидеть? Потому что согласно традициям, уходящим корнями в древность, все люди еще в младенчестве проникаются ненавистью к ужасным магмарам? А магмары в свою очередь к гнусным людям? Нет, это не по мне. За время своих странствий я побывал чуть ли не на всем нашем материке, заглянул в такие глухие уголки, где до меня человека никто не видел, но я никогда не помышлял о поединке с магмаром! Ибо я, несмотря на ходящие обо мне вымыслы, никогда не обнажаю своего оружия беспричинно. Биться с неведомым магмаром только потому, что я — человек, а он — магмар, нет уж, увольте... Я даже не показывался возле места, где проходят эти поединки, чтобы меня не вынудили принять чей-то беспричинный вызов, поэтому никогда не видел живого магмара и знаю о них только по книгам. Книгам, с весьма впечатляющими гравюрами, внушающими восхищение их мощным телосложением и почтение к их длинным тяжелым мечам. Кстати, в одном все безоговорочно признают превосходство магмаров над людьми — в дисциплине. Наша армия — это вооруженные люди, каждый из которых действует сам по себе. Армия же магмаров — это железный кулак, сплоченный, послушный воле полководца и несокрушимый. Ну, скажем так, почти несокрушимый. История знает о поражениях, нанесенных магмарам людьми. Магмары агрессивны, беспощадны, неумеренны в своих притязаниях. Об этом я слышал не раз. Но я никогда не слышал о коварстве магмаров. И не читал в книгах. Действовать исподтишка, строить козни, засылать к врагу тайных слуг — это больше похоже на людей. Или на Хаос — силу, которая одинаково противостоит и нам, и магмарам. — Я не склонен везде и всюду подозревать происки магмаров, — честно ответил я. — Вряд ли они будут красть беззащитную девушку. Это как-то... недостойно великих воинов. Вот напасть в полночь на О'Дельвайс, намереваясь к восходу Мирроу, Звезды Небосвода, сровнять его с землей, — это достойное деяние. Неплохо взять при этом в плен самого Дамируса, чтобы посадить его в клетку на центральной площади своей столицы. Но выманить хитростью девушку из дома... Нет, не поверю! — Когда начинают происходить загадочные события, которым не удается найти объяснения, поверить можно во что угодно, — с привкусом грусти в голосе сказала Арника. — Но довольно разговоров! Пора отойти в мир грез. — Драконы не допустили бы... — продолжил я излагать свои соображения. — Великая Шеара... Великие драконы — творения и верные слуги богини Шеары, именуемой Повелительницей Драконов... Преемница древнего бога А'Арона Справедливого — Шеара явилась в наш мир, дабы спасти его от неминуемой гибели. Преобразовав энергию обеих рас, сотворила она двух Великих драконов — Белого дракона Эрифариуса, что стал олицетворением нашей расы, и Черного дракона Стриагорна — покровителя свирепых магмаров. — Эвальд! — оборвала меня Арника. — Я провожу среди своих питомцев все дни, а порой и ночи, отвлекаясь только на еду и сон, да иногда на беседы со старыми друзьями, и то я не могу поручиться, что мне ведомы сокровенные помыслы моих тигров! Я вполне могу допустить, что некоторые поступки моих питомцев неведомы мне! И это в одном небольшом поместье! Где же Шеаре уследить за всеми поступками всех жителей нашего мира? Это невозможно, будь она хоть величайшей из великих богинь! И к тому же я склонна думать, что боги и великие драконы не прочь предоставить нам свободу действий, хотя бы из любопытства. Вечная жизнь, она, знаешь ли, ненасытна и очень падка на развлечения. — Ты затрагиваешь слишком сложные темы, Арника, — улыбнулся я. — Тем более для ночного разговора... — Ты прав, — согласилась Арника. — Всему свое время. — И добавила после недолгой паузы: — Когда-нибудь ты приедешь ко мне в поместье, устав шляться по миру, и остановишься на целую дюжину дней... Тогда мы сможем не торопясь поговорить обо всем на свете... — И твои питомцы, возревновав, сожрут меня с потрохами или же, что гораздо хуже, я надоем тебе и ты будешь с нетерпением ждать дня моего отъезда, — перебил ее я. — Нет, лучше я навек останусь твоим мимолетным гостем, недолгим и желанным! — Недолгим и желанным, — повторила Арника. Посмотрела на небо и произнесла приказным тоном: — А теперь — спать! Иначе скоро уже глупо будет ложиться! Мы развернулись и, ускорив шаг, молча направились к двухэтажному дому Арники, чьи освещенные окна служили нам маяком. Шумный днем, Уирголд постепенно затихал, готовясь ко сну. Войдя в дом, Арника поинтересовалась: — Распорядиться, чтобы тебе приготовили для ночлега Охотничью Гостиную? — Я сам хотел просить тебя об этом, — ответил я. — Пожалуй, из всех комнат твоей усадьбы эта — лучшее место для ночлега. Там так сладко спится, и вдобавок утром чувствуешь себя необыкновенно бодрым. Я не намеревался сразу же ложиться спать. Пожелал Арнике спокойной ночи и принялся расхаживать по Охотничьей Гостиной, разглядывая трофеи, развешанные по всем ее стенам, как новые, так и знакомые до мелочей, вроде скола на кабаньем клыке или проплешины на шкуре медведя. Дождавшись, пока все в доме, в том числе и Арника, заснули, я взял заранее приготовленный кожаный кисет и тихо вышел из дома. На правах давних друзей мы с Арникой любим подшучивать друг над другом. Шутки у нас добрые, радостные, как и положено настоящим дружеским шуткам. Скоро в Уирголде будут отмечать праздник — День основания поместья, неукоснительно соблюдающийся Арникой. Вряд ли к этому знаменательному дню я сумею нагрянуть в гости, но зато спрячу в кроне одного из деревьев подарок и к празднику пришлю Арнике весточку: «Залезь на такое- то дерево. Там тебя ждет сюрприз. Эвальд». Звездного света мне достаточно. Я быстро выбрал дерево, забрался на него повыше и подвесил увесистый кисет на толстый, надежный сук. Спрыгнув на землю, я обошел вокруг дерева и убедился, что снизу заметить кисет невозможно. Тихо вернувшись в Охотничью Гостиную, не зажигая свеч, я стянул сапоги, сбросил с себя одежду и забрался под почти невесомое, но очень теплое одеяло. Арника ценит уют. Сон пришел ко мне не сразу — прежде нахлынули детские воспоминания, на смену которым пришли тревожные мысли о том, как именно следует организовать поиск Орлуфии, чтобы побыстрее добиться успеха. Орлуфия... Очаровательная девочка, с которой мне так нравилось играть. Девочка, в которой жажда приключений уживалась с поистине взрослой рассудительностью. Девочка, которая всегда говорила правду, даже если иногда это ставило в неловкое положение ее саму. Мы росли, и вместе с нами росла стена, разделяющая нас: дочь прославленного полководца, командующего всеми воинскими силами нашей расы, и сына столичного лекаря, пусть и известного своим искусством, но все же остающегося лекарем. В Чионьских горах не найти пропасти глубже той, что разделяет воеводу Дамируса и лекаря Гасстерта, хотя мой отец преспокойно проживет без Дамируса, а вот Дамирусу без отца пришлось бы несладко — ведь чем старше раны, тем чаще напоминают они о себе. Да и время щедро на недуги, так что без лекаря не обойтись, тем более без такого, как сам мастер Гасстерт, которому ведомы самые сокровенные тайны его ремесла. Вспомнив отца, я не мог не вспомнить Фелидию... А потом я заснул. Одинокий всадник на бесконечной дороге в никуда... Глава 4 Соберите вместе сотню-полторы человек любых возрастов и сословий и спросите у них: «Как убить упыря?» Клянусь всей добродетелью нашего мира, вы не услышите двух одинаковых ответов, как не услышите и правильного. «Надо натереть меч свежим чесноком!» — уверенно скажет один. «Пустое! Сок чертополоха — вот верное средство!» — заявит другой. «Серебряная стрела — и ничего больше!» — скажет третий, а дальше ответы посыплются градом: «Окропить океанской водой!» «Меч непременно должен быть ржавым!» «Сжечь на дубовых поленьях!» «Закопать в землю между трех вязов!» «Порубить на куски и скормить все крэтсам!» «Прочитать над ним Заклинание Восставшего Праха!» «Ударить по голове куском льда!» «Нет, куском льда следует выстрелить в него из рогатки! И обязательно до восхода Мирроу, никак не позже!» Вы можете слушать долго, но так и не узнаете правды, которая ведома лишь избранным мудрецам. Таким, например, как мой Учитель Панеоник, должно быть самый образованный человек не только в О'Дельвайсе, Благословенном и Могущественном, но и во всем мире Фэо. Однажды у нас с ним зашел разговор об упырях, и Учитель дал мне прочитать старинный фолиант, написанный чуть ли не в Эпоху Созидания на языке, сильно похожем на наш. Во всяком случае, читал я ее без труда и все понял. Называлась книга «Некруцион», правда, больше она была известна под названием «Фолиант мертвых» и содержала множество полезных сведений о разной нежити и конечно же о борьбе с ней. Что касается упырей, то их предписывалось разрубать на нечетное количество кусков — тогда они не смогут возродиться. Только и всего. Панеоник, как и положено хорошему Учителю, добросовестно объяснил мне, почему так происходит, сославшись на Вселенское Правило Парности, но я, всегда интересовавшийся лишь практической пользой знаний, мало что запомнил. Зато полтора года назад я впервые испробовал этот совет на практике и остался доволен. Главное — не просчитаться в пылу схватки, а лучший способ избежать этого — стараться по возможности не вступать в битву с несколькими упырями сразу. Тепло распрощавшись с обитателями поместья Уирголд, мы с Хьюгго выехали за ворота и прямиком направились к Опушке Света. Если в тех местах действительно завелся упырь, То ему нипочем не дожить до завтрашнего утра. Слово Эвальда! Я пребывал в столь превосходном расположении духа и чувствовал в себе такую силу, что готов был сразиться не только с дюжиной-другой упырей, но и с самим королем Магишем, проклятым и отверженным. Да-да, с тем самым древним королем Магишем, который добровольно стал слугой Бога мертвых и проклятых, желая получить магическую силу для победы над своим врагом, деспотичным императором Горбахом, правившим на острове Фей-Го, затерянном среди необъятных океанских просторов. Бог мертвых и проклятых согласился помочь Магишу, но потребовал взамен от короля души его подданных. Магиш выиграл битву, но дорого обошлась ему эта победа, ибо в конце концов его подданные замуровали монстра, бывшего когда-то их королем, вместе с семьей в его собственном дворце. Так жители королевства сохранили свои души от порабощения их Богом мертвых и проклятых. Учитель Панеоник, рассказав мне это предание, сразу же поинтересовался: — И какой же вывод может сделать из этой истории мудрый Эвальд? — Не следует иметь дело с Богом мертвых и проклятых, Учитель. Никогда, ни при каких обстоятельствах! — Правильно, но это всего лишь одна из граней вывода. Суть же его заключается в том, Эвальд, что союзников надо выбирать с умом и осторожностью. Как говорят столичные купцы, пять раз пересчитай и только потом расплачивайся. Иначе твоя победа обернется худшим из поражений, согласен со мной? — Да, Учитель, согласен. А что, проклятый король Магиш жив и поныне? — спросил я. — Неужели он все бродит по своему дворцу, превращенному в усыпальницу, и его можно там увидеть? — Я его никогда не видел, — сухо ответил Панеоник, давая понять, что не хочет больше говорить на эту тему... В деревню, лежащую на нашем пути, мы не заглянули, объехали стороной: я не люблю делать свое дело в присутствии толпы зевак, которые к тому же без всякого стеснения будут обсуждать каждый мой шаг и давать мне «полезные советы». — Ищи, где-то здесь должен прятаться упырь, — сказал я Хьюгго. — Если, конечно, его не выдумал местный знахарь, чтобы втридорога сбыть с рук залежавшиеся Амулеты Стража. Большинство Амулетов Стража — это безвредные и бесполезные побрякушки, ибо настоящие Амулеты Стража изготовить непросто. Весьма непросто. Настолько сложно, что этим искусством владеет только мудрейший волхв Оден. Разумеется, дюжину амулетов его работы не купишь за один золотой, а людям всегда хочется немного сэкономить, поэтому большинство знахарей в провинции приторговывают из-под полы подделка- ми, разумеется не без выгоды для себя. Удачно пущенный слух об упыре может превратить такого шарлатана в богача. Конечно, подобное возможно лишь в провинции, в самом О'Дельвайсе никто не рискнет обстряпывать такие делишки: стоит только попробовать, и сразу угодишь в Гостиницу Добряка Зуграва — так, по имени начальника, остряки прозвали Темницу О'Дельвайса. Доброта начальника Зуграва состоит лишь в том, что он никому не отказывает в приюте и доброй порции тумаков, поэтому люди и не спешат воспользоваться его гостеприимством. Мое сердце не успело отсчитать сотню ударов, как Хьюгго бесшумно подкрался к длинной и узкой щели, скрытой в кустах дикорастущего шиповника и, обернувшись, выразительно посмотрел на меня. Хьюгго разговаривает при помощи глаз, язык его предназначен для других целей. Я так же бесшумно соскочил на землю и, принюхавшись, уловил слабый запах разлагающейся плоти. Одно из двух: или нора слишком глубока, или упырь, как ему и подобает, поселился в одиночестве. Что ж, сейчас узнаем. Лезть в логово нежити я не собирался, у бывалого путешественника есть способы и получше. Я достал из чехла лук, вставил в него стрелу и принялся оглядываться в поисках подходящей добычи. Слева от меня в небе мелькнула тень. Не давая себе труда прицелиться, я вскинул лук и спустил тетиву. «Никогда не целься, мальчишка, только зря потратишь время. Представь, что стрела — продолжение твоего указательного пальца. Представил? Вот теперь просто укажи им на цель и тут же отпусти стрелу!» Точно попадать в любую цель меня научил Кугар, да-да, тот самый Кугар, который начал охотиться раньше, чем говорить. Щедро окропив голубиной кровью землю у входа в логово, я обнажил меч и, встав в боевую стойку, принялся ждать. Хьюгго замер с другой стороны щели. Ждать нам пришлось долго, даже очень долго, — видимо, логово было глубоким. На ум мне вдруг пришла известная всем и каждому детская песенка-считалка: Раз — скелет, Два — скелет, У кого есть амулет? Три — упырь, Мертвец — четыре, Не спастись от них проныре. Ну а пятый — вурдалак, Кто попался — тот дурак! Первым из щели выбрался юркий скелет, вооруженный изъеденным ржавчиной кинжалом. Хьюгго взмахнул лапой, и кинжал улегся поверх груды костей. Следующий скелет рассыпался от удара моего меча... Двенадцатым по счету стал мерзкий, неимоверно зловонный зомби, которого Хьюгго не в свою очередь разодрал на куски. Я не возражал. — У них там что-то вроде гостиницы, дружок, — сообщил я. — Под конец нам покажется сам хозяин. Он появился нескоро, пропустив вперед не менее двух десятков зомби. Земля кругом нас была завалена костями, кусками гниющей плоти и ржавым оружием. Смрад стоял такой, что я был вынужден обмотать нижнюю половину лица платком, а Хьюгго старался дышать как можно реже. Упырь оказался опытным бойцом. Бывалым. Почуяв неладное, он не стал по примеру прочих спокойно вылезать из убежища, — нет, упырь внезапно выпрыгнул оттуда, намереваясь приземлиться на мощном загривке моего тигра. Не менее опытный Хьюгго резко отпрянул и мгновенно придавил упавшего перед ним упыря огромной черно-голубой лапой. Мне оставалось дважды взмахнуть мечом, что я и сделал. Упырь при этом орал так громко, что у меня заложило уши. Нет, все-таки молчаливые флегматичные зомби куда более приятные противники. Скелеты тоже ничего, но иногда меня начинает раздражать стук их костей друг о друга. Подождав немного возле «норки», мы поняли, что дело сделано, и принялись за уборку. Брезгливо кривясь, Хьюгго сгреб останки наших противников в огромную кучу, а я тем временем наломал сухих веток. Обложив кучу хворостом, достал огниво и высек искру, сразу же превратившуюся в веселый язычок пламени. — Остальное — твоя работа, — сказал я ему и отошел подальше, где на изумрудной травке отдыхал мой тигр. Огонь справился со своей работой быстро. Я посмотрел на небо, произвел в уме несложные расчеты и предложил Хьюгго: — Давай сегодня заночуем у реки. Во-первых, мы изрядно подустали, а во-вторых, после услышанного о Вольдемаре и его таинственном постояльце мне совершенно не хочется являться в Райский Уголок на ночь глядя. Лучше приехать днем, согласен со мной, Хьюгго? Хьюгго не возражал. Пологий берег Великой реки Зарат, покрытый мягким, ласковым зеленым ковром, — одно из лучших в мире мест для ночлега: пряный душистый воздух, тихий, умиротворяющий шепот воды, обилие вкусной рыбы, которую Хьюгго так ловко ловит лапой. — Подкрепись как следует, приятель, — сказал я ему, намекая на некоторые особенности Вольдемарова гостеприимства. — Мы направляемся туда, где даже при самом благоприятном стечении обстоятельств вряд ли удастся поесть досыта. Тигр посмотрел на меня, словно спрашивая, не лучше ли нам вернуться в славное поместье Уирголд, где умеют так хорошо встречать гостей, пусть даже и незваных. — Так надо, друг мой, — назидательно ответил ему я, невольно подражая своему отцу, дающему привередливому больному горькое, но полезное лекарство. — Поверь, мне и самому было тяжело покидать дом Арники столь быстро. Но, к моему великому сожалению, не все в этом прекрасном мире зависит от наших с тобой желаний, увы. Я должен взглянуть на нового обитателя Райского Уголка. Вполне возможно, между появлением монстра и исчезновением Орлуфии есть какая-то связь. К тому же если монстр действительно опасен, то я избавлю наш мир от него. Хьюгго выслушал меня, затем отвернулся и направился к воде, где безмятежно плескались ничего не подозревавшие рыбы. Мгновение спустя рядом со мной с шумом шлепнулась на траву первая из них. После пятой рыбины, слегка задевшей хвостом мое плечо, я крикнул смущенному своей оплошностью Хьюгго: — Спасибо, мне хватит! После этого я наломал веток посуше, достал огниво и принялся добывать огонь. Огниво у меня особое — подарок отца, который на досуге любит придумать какую-нибудь диковинку и собственноручно ее изготовить. Кресало в нем сделано в форме маленького колесика, надежно укрепленного на подставке вплотную к осколку огненного камня. Благодаря этому я добываю огонь быстро, почти мгновенно, без особого шума, что порой весьма ценно, да и весит мое огниво в несколько раз меньше обычных, с кресалом-прутом. К тому же в придачу к огниву мне перепал здоровый моток трута, сделанного из мха, что воспламеняется от одной искры. Дымок мгновенно превратился в пламя, которое веселыми язычками разбежалось по дереву. Дерево затрещало, приветствуя огонь, и вот передо мной уютно горит костер. Пока Хьюгго с упоением предавался рыбной ловле, я сидел у костра и размышлял о том, что мне надлежит предпринять в первую очередь, а что — во вторую. Разумеется, следовало начать с Райского Уголка, а вот что я стану делать, если у Вольдемара мне не удастся разжиться полезными сведениями, я так и не смог придумать. «Вещая Гредея назвала меня самым удачливым из людей, так что хватит ломать голову понапрасну. Удача приведет меня в нужное место в нужное время!» — решил я и принялся чистить рыбу и насаживать ее на импровизированные вертелы из тонких прутиков. Кое в чем мы с Хьюгго придерживаемся противоположных взглядов — он без ума от сырой рыбы, а я предпочитаю поджаренную. Особенно хорошо жарить рыбу прямо на берегу сразу после поимки, не откладывая. Впрочем, это не мешает нам превосходно уживаться друг с другом. Кстати, свинину Хьюгго предпочитает копченую. Невдалеке росли вековые деревья, устремляясь высоко в небо своими огромными раскидистыми зелеными ветвями. Покоем веяло от этих могучих творений праматери- природы, тем настоящим покоем, который дается вечностью. Лучшего места для ночлега нельзя и пожелать. После сытного, даже чрезмерно сытного ужина я немного ослабил пояс, повалился на уютное ложе из свежесрубленных веток и мгновенно заснул, не забывая даже во сне прислушиваться к звукам, раздававшимся вокруг нас. Мне снился отчий дом, убранный цветами, словно к какому-то празднику. Верхом на Хьюгго я въезжаю во двор и спешиваюсь у входа. Двери распахиваются, и мне навстречу выходит, нет — выбегает, мой отец. Радостный, даже ликующий. Следом за ним топает Фелидия, уже раскрыв на ходу руки для объятий. Я поочередно обнимаюсь с ними и спрашиваю: — По какому поводу праздник? — Как — по какому? — удивляется отец. — Наш герой вернулся! — Наш герой вернулся! — вторит ему Фелидия. — Это вы обо мне? — в свою очередь удивляюсь я. — В О'Дельвайсе, Благословенном и Могущественном, сегодня чествуют только одного героя, о Эвальд, сын Гасстерта, и этот герой не кто иной, как ты! — раздается низкий, немного хриплый голос за моей спиной. Этот голос знаком всем, ибо принадлежит старейшине Багурону. Я оборачиваюсь и вижу Багурона со свитой, только что вошедшего в распахнутые ворота. Все в нарядных торжественных одеждах, только Багурон одет как всегда — в неизменную белую мантию- плащ. — С каких это пор я стал героем, о мудрейший? — с приличествующим случаю поклоном интересуюсь я. — Я ценю твою скромность, о Эвальд! — отвечает старейшина Багурон. — Хвала отважному герою!!! — в три дюжины глоток рявкает его свита. Да столь громко рявкает, что я вздрагиваю и просыпаюсь. Досадно, так и не узнал, что за подвиг или даже подвиги я умудрился совершить, чтобы заслужить подобное чествование. Радуясь тому, что ночь прошла спокойно, с первыми лучами Мирроу мы тронулись в путь. Деревню снова объехали стороной: не в моих привычках, совершив что-то хорошее, сразу же хвастаться этим. Да и хвастаться, если говорить начистоту, пока нечем: небольшая драка с упырем и его подручными — это не тот подвиг, о котором бродячие певцы станут слагать песни. И не тот, после которого сам старейшина Багурон явится при полном параде к нам домой, чтобы выразить мне свое восхищение. Глава 5 Мы благополучно добрались до самого Райского Уголка, хотя всю дорогу меня не оставляло ощущение, что за нами кто-то следит. Хьюгго тоже тревожился: озирался по сторонам куда чаще обычного и несколько раз подолгу замирал, то ли пытаясь расслышать какие-то неясные звуки, то ли не решаясь продолжать путь. Тем не менее явились мы в поместье барина Вольдемара целыми и невредимыми. Мелочь, а приятно. По дороге нам попалось на глаза ничейное имущество — добротная, хоть и старая лодка, лежавшая на берегу реки, почти у самой воды. С двумя веслами и мотком толстой веревки на дне. Судя по окружившей лодку траве, та пролежала без движения не меньше года. — Гляди-ка, Хьюгго, лодка! — воскликнул я. Хьюгго подошел вплотную к ней и остановился. Я спешился и приступил к осмотру. Оглядев лодку, я нашел ее недурственной. Дно целое, просмоленное, без единой щели. — Давай столкнем ее в воду, — сказал я Хьюгго. — При моем образе жизни хорошо иметь лодку, спрятанную в укромном месте, особенно если она полностью готова к плаванию. Никогда ведь не знаешь, что именно понадобится в следующий миг. Мне не пришлось ничего делать — Хьюгго справился в одиночку. Я запрыгнул в лодку, спустил на воду весла, взмахнул ими раз-другой и заплыл в прибрежные заросли, над которыми нависла крона склонившегося над водой дерева. Один конец веревки я закрепил на предназначенной для этого поперечной балке носовой части лодки, а другой пару раз обернул вокруг дерева и завязал особым узлом. Не зная секрета, такой узел не развязать, а мне для этого достаточно одного движения. — Вот так-то, друг мой, теперь у нас есть лодка. «Рыр!» — ответил Хьюгго. — Я понимаю, ты хочешь сказать, что всегда превосходно обходился без лодки, — улыбнулся я. Веронские тигры — превосходные пловцы. Не удивлюсь, если вдруг окажется, что мой Хьюгго способен переплыть Баллаурский океан. «Рыр!» — повторил Хьюгго. — Да, я и не подумал об этом. Надо оставить какой-то знак, чтобы все, кто обнаружит лодку, а прежде всего наш хозяйственный Вольдемар, знали, кому она принадлежит. Хьюгго молча кивнул огромной головой, показывая, что я понял его правильно. Я призадумался, как бы лучше это сделать, и вспомнил, что эликсир, помогающий от ушибов, по совместительству являет собой не что иное, как весьма стойкую красную краску. Лучше и не придумаешь! Взяв одну из двух сумок с эликсирами и подобрав под ногами подходящую сухую веточку, я вернулся в лодку и быстро написал на ее левом борту изнутри, стараясь, чтобы буквы выходили поровнее: «Имущество Эвальда, сына лекаря Гасстерта из О'Дельвайса, по прозванию Рыжий Эвальд». Надеюсь, что мою лодку никто не рискнет увести. Я полюбовался надписью и вылез из лодки, совершенно позабыв про сумку с эликсирами, оставшуюся в ней. Вспомнил я об эликсирах только у самого Райского Уголка, но возвращаться не стал. Дурная примета, тем более что благодаря стараниям моего предусмотрительного и заботливого отца у меня есть еще одна сумка с запасом всяких снадобий. Поместье Вольдемара встретило нас навевающей сон тишиной. Для начала мы немного пошатались взад-вперед вдоль добротной ограды высотой в два моих роста, окружавшей по периметру весь Райский Уголок. Концы заостренных бревен светились слабым голубым светом, хорошо видимым даже днем, при свете Мирроу, что говорило о том, что Заклятье Препятствия накладывал неумелый, хоть и старательный колдун. Скорее всего, один из тех недоучек, которые предпочли полную впечатлений, веселую поначалу бродячую жизнь унылой зубрежке. Надо отдать им должное, запрашивают они немного, сбавляют щедро, а порой согласны работать всего лишь за ужин и ночлег. К тому же за пределами О'Дельвайса, Благословенного и Могущественного, не так- то просто встретить хорошего, опытного колдуна. Таким хватает работы и в столице, где только на одних приворотах можно за короткое время сколотить приличное состояние. Наконец я постучал в ворота, вежливо, но громко, давая тем самым понять хозяину, что его гостеприимства добивается человек, знающий себе цену. Хьюгго хранил молчание. Он учуял какой-то непонятный запах и тщательно принюхивался. Нам долго не открывали, потом послышались легкие шаги и высокий, чуть дребезжащий голос поинтересовался: — У вас есть еда? Хочу есть! Я промолчал. — Всех съем! — уверенно пообещал обладатель высокого голоса и загремел засовами. Ему и в голову не пришло поинтересоваться именами незваных гостей. Я положил правую руку на рукоять меча, а левой ободряюще похлопал Хьюгго по шее. Мой умный тигр слегка присел на задние лапы, приготовившись к прыжку. Монстр везунчика Вольдемара рисковал подавиться сегодняшней добычей. Когда ворота распахнулись, вместо монстра я увидел невиданное существо, которое по росту и телосложению издалека можно было бы принять за сутулого кривоногого мальчишку лет десяти. Вблизи же становилось понятно, что перед вами не мальчишка, столько печали пряталось в его глазах. Если добавить к этому острый нос, причудливой формы уши, напоминающие птичьи крылья, гребень шипов, разделяющий надвое безволосый, обтянутый кожей череп, руки с длинными и тонкими пальцами, то получится дивный образ, который поразил не только меня, но и Хьюгго. К тому же незнакомец препотешно косил выпуклыми глазами. Вид его поразил меня настолько, что вместо приветствия я невежливо спросил: — Ты кто? — Проклятый дармоед и вечно голодный бездельник! — сразу ответило существо, гордо вскинув голову, держащуюся на тонкой шее, и сверкнув глазами. Одет он был в грязные лохмотья, явно не без помощи магии составившие нечто целое, а на его шее красовался кованый шипастый ошейник — добротный и тяжелый на вид. — Еду дадите? Я вытащил из мешка лепешку, добавил к ней увесистый кусок копченого мяса и протянул это странному привратнику. Клянусь Девятью Мечами, он проглотил все не жуя одним махом, и сделал это куда быстрее Хьюгго. — Добрый странник на славном большом коте накормил Катипута! — торжественно воскликнул привратник, погладив себя по животу. — Спасибо! С этими словами он бесстрашно подошел вплотную к Хьюгго и погладил его сначала по левой передней лапе, а затем по правой. Опешив от неожиданной ласки, Хьюгго стоял как вкопанный и даже не оскалил свои огромные зубы. До сих пор котом его осмеливалась называть только отцовская кухарка Фелидия. Я нашел что церемония в воротах слишком затянулась и спросил: — Скажи-ка, приятель, могу ли я увидеть хозяина? Доложи ему, что прибыл Эвальд, сын лекаря Гасстерта из О'Дельвайса. — Хорошо, Катипут так и сообщит: прибыл Эвальд, сын пекаря-мастера из О'Дельвайса. Катипут посторонился, давая нам возможность проследовать во двор, запер ворота и, переваливаясь с ноги на ногу, удалился в дом. Я не счел нужным представляться вторично: мое имя он запомнил правильно, и на том спасибо. «Неужели это и есть тот самый монстр, который так напугал Вейко? — подумал я, глядя ему вслед. — Что за чушь!» Я спешился. Двор перед домом Вольдемара поражал своей ухоженностью. Даже растущие вдоль забора кусты имели одинаковую форму и являли собой почти идеальные шары. В прошлый раз Райский Уголок показался мне немного запущенным: подобно многим внезапно разбогатевшим людям, Вольдемар был весьма прижимист и не считал возможным тратиться на наем прислуги. Вместе с женой Кселеной, такой же скрягой, как и ее муж, он вкалывал от рассвета до заката, но четырех, пусть даже и весьма трудолюбивых рук для такого большого поместья, как Райский Уголок, было недостаточно. — Эвальд, дружище, как я рад тебя видеть! — Толстый розовощекий Вольдемар скатился с крыльца и, раскинув руки, устремился мне навстречу. Его физиономия излучала притворное радушие, а хитрые глазки ощупывали то меня, то Хьюгго, то снова меня, пытаясь угадать истинную причину нашего визита. Пляшущие по лбу брови свидетельствовали о напряженной работе ума. Мне было ясно, что Вольдемар пытается ответить на несколько вопросов сразу. Какой злой ветер занес меня в Райский Уголок? Стоит ли влезать в неожиданный расход, угощая меня обедом? Может быть, и стоит — вдруг от меня будет какая-нибудь выгода или польза? Даже если от меня не будет ни выгоды, ни пользы, все равно лучше оказать мне радушный прием. Что бы ни поговаривали о прошлом Вольдемара, моя репутация все равно была немного... значимей. Уверен, что Вольдемар одновременно перебирал в уме свои грехи, пытаясь понять, не явился ли я творить возмездие. Моя вежливая попытка избежать объятий не увенчалась успехом. Крепкие руки бывшего землекопа нащупали под моей одеждой легкую, но очень прочную кольчугу из бриалла, которая не раз спасала мне жизнь. — Дороги нынче опасны, но здесь ты можешь ничего не бояться! — хвастливо заявил Вольдемар, повысив голос. — Крепость Райский Уголок хранит твой покой! «Ого! Наше поместье уже превратилось в крепость! — про себя восхитился я. — Недалек тот день, когда по величию и славе оно будет соперничать с самим О'Дельвайсом, Благословенным и Могущественным!» Вольдемара можно было счесть забавным, если бы он не был таким льстивым, жадным и глупым. — Здравствуй, Вольдемар. Решил вот заехать к тебе... — начал я, но меня тут же перебили: — Вот и здорово, что решил. Пойдем в дом — у Кселены сегодня тушеный кролик! По старому деревенскому рецепту — в сметане и с ягодами! О своей животине не беспокойся — ею займется Катипут. Эй ты, недомерок, отведи животину в стойло! — Ясно, хозяин! — Невесть откуда взявшийся Катипут уже манил рукой Хьюгго под широкий навес, расположенный справа от ворот. Хьюгго дождался моего кивка и с достоинством последовал за Катипутом, бросив неприязненный взгляд на Вольдемара. «Животина» — подходящее название для коровы или свиньи, но никак не для чистокровного беронского тигра, да еще такого умницы, как мой Хьюгго. Мне кажется, что при желании он бы спокойно смог объясняться на языке людей, впрочем, вряд ли подобное желание возникнет у Хьюгго, предпочитающего словам действия. Вольдемар развернулся и пошел обратно. Я последовал за ним. Гостиная, она же столовая Райского Уголка, с прошлого раза не изменилась, разве что тусклые обычно подсвечники и столовые приборы были начищены не до блеска, а просто до сияния. Тощая как скелет и вечно угрюмая Кселена, супруга Вольдемара, молча кивнула мне и удалилась на кухню — стол на три персоны уже был накрыт. Мы уселись за него и принялись болтать о пустяках. Я пересказал последние столичные сплетни, а Вольдемар развлек меня рассказом о недавней охоте на вепря. — Клянусь тебе, Эвальд, это был самый огромный вепрь из всех виданных мною, а видел я немало. Настоящий вепрь-праотец, поверь мне! Его заднюю ногу мы ели три дня подряд! «При твоей скупости это не мудрено. С тебя бы сталось питаться одной ногой и пять дней», — подумал я, но вслух произнес иное: — Неужели? Я видел, какой мастак поесть твой Катипут, а у господ аппетит обычно лучше, нежели у слуг. — Когда ты успел это заметить? — удивился Вольдемар. — Я про то, что этот бездельник любит набить себе брюхо. — Да только что, у ворот. Он пожаловался на голод, и я угостил его тем, что имел при себе. — Вот наглец! — Физиономия Вольдемара побагровела. — Все ему мало, сколько ни корми. Начал клянчить еду у гостей! Неслыханный позор! Можно подумать, что его не кормят, обжору проклятого! — А откуда он у тебя? — Мое любопытство было уместным и не вызывало подозрений. Обычная, ни к чему не обязывающая болтовня, застольный треп. — Никогда не видел таких забавных уродцев. — Так, прибился... Не гнать же его силой, хотя для нас, людей небогатых, лишний рот — большая обуза, — туманно ответил Вольдемар, и, спохватившись, что я могу принять его слова на свой счет, вновь преувеличенно бойко заговорил об охоте. Я понял, что он не собирается посвящать меня в обстоятельства появления Катипута в Райском Уголке. Здесь, без сомнений, пахло какой-то тайной, но, поскольку Катипут совершенно не походил на чудовищного монстра, я предпочел больше не интересоваться его персоной. Запасся терпением и внимательно слушал бесконечный рассказ Вольдемара о том, какой он прекрасный охотник. Удачливый, опытный, смелый, способный голыми руками задушить медведя. Трудно было сдержаться от смеха, слушая глупую и ничем не подкрепленную похвальбу хозяина Райского Уголка, но мне это удалось. Всегда по мере возможности стараюсь соблюдать правила приличия, так уж я воспитан. Досказав одну байку, Вольдемар сразу же, без передышки заводил другую, еще более хвастливую. По моим расчетам очень скоро он должен был заявить, что способен без оружия одолеть беронского тигра. Предложить ему побороться с Хьюгго, что ли? Кселена отсутствовала долго, очень долго, видимо втайне надеясь, что мне наскучит ждать и я уберусь восвояси туда, откуда пришел. Наконец она убедилась, что ее надежды напрасны, и вошла к нам, держа в руках большое глиняное блюдо, на котором в окружении неведомых мне круглых плодов размером с кулачок младенца возлежал небольшой, но зато обильно политый соусом кролик. — А вот и наш обед! — На сей раз Вольдемар оживился искренне. Кселена поставила свою ношу в центр стола, затем вооружилась ножом и сноровисто разрезала кролика на три неравные части, которые разложила по тарелкам. Разумеется, самая большая порция досталась Вольдемару, а самая маленькая — мне. Я не удивился и тем более не обиделся, поскольку слишком хорошо знал Кселену, некогда содержавшую придорожную харчевню, куда путники предпочитали не заглядывать. Цены Кселена заламывала выше столичных, а еда и питье у нее были хуже некуда. Круглые плоды она разделила таким же образом — Вольдемару досталась горка, самой Кселене штук пять-шесть, а мне — всего два. Излишне говорить, что все это она проделала молча. Надо отдать должное неприветливой хозяйке — при желании она умела неплохо стряпать. Кролик удался на славу, да и неведомые плоды мне понравились. Они отдаленно напоминали хлеб, но при этом ухитрялись быть и чуть кислыми, и чуть сладкими одновременно. — Как называются эти дары земли? — спросил я у усердно жующего Вольдемара. — Никогда не приходилось есть ничего подобного. — Ягода Вкусница, — не прекращая своего занятия, ответил мне он. — Она очень капризна в выращивании, да вдобавок еще и быстро портится, будучи сорванной с куста. Поэтому-то ягоду Вкусницу мало где можно встретить. Но уж в моем доме ты сможешь насладиться ею вволю! «Целых две штуки, просто объемся сейчас твоими ягодами!» — подумал я и задал следующий вопрос: — Говорят, у вас тут неспокойно стало? Нечисть вроде пошаливает? Не страшно вам тут, в такой глуши? — Пустяки, — Вольдемар пренебрежительно махнул рукой, крепко держащей кусок мяса, — все так же, как и раньше. Никакой нечисти нет и в помине! Нам нечего бояться, не так ли, Кселена? Кселена исподлобья взглянула на меня и коротким кивком подтвердила правоту мужа. — И ничего необычного не происходит? — не сдавался я. — Должно быть, нечто эдакое случилось в О'Дельвайсе, верно? — ухмыльнулся проницательный, подобно всем плутам, Вольдемар. — Сперли что-то ценное из Храма или, не приведи всеблагой Эгос, кто-то дерзнул плюнуть в его сторону? — Да нет, все в порядке, — ответил я и замолчал, доедая свою порцию угощения. Мне совсем не хотелось делать исчезнувшую Орлуфию мишенью для плоских шуточек хозяина Райского Уголка. — Вот и славно, люблю, когда все в порядке. А кто же сказал тебе, что у нас неспокойно? — Да так, один бродяга, встретившийся мне на перекрестке. Нес какую-то околесицу, упомянул о монстре, пожирающем все живое, и пугал меня происками нечисти. — Я скривил лицо, изображая презрение к пустым слухам. — Признаться, я даже не запомнил его имени, но все же решил заглянуть к вам и убедиться в том, что... — У нас все в порядке! — Вольдемар докончил фразу вместо меня. — Хвала Эгосу! Когда с обедом было покончено, Вольдемар вспомнил о Хьюгго. — Жена, отнеси косточки животине нашего гостя, на них осталось еще столько мяса... — благодушно распорядился он. — Животина, она ведь тоже не прочь перекусить вкусненьким! Пристрастный взор мог обнаружить что-то «вкусненькое» только на тех костях, что лежали в моей тарелке. Кости, обглоданные хозяевами, были чисты, словно провалялись не менее двух десятков лет под открытым небом на Волчьей Пустоши. — Не утруждайся, добрая хозяйка, — быстро сказал я, — мой тигр сыт, спасибо. Пропустив мои слова мимо ушей, Кселена бережно сложила все кости в свою тарелку и, держа ее в руках, быстрыми семенящими шажками вышла из комнаты. — Раз твоя животина сыта, кости достанутся этому обжоре Катипуту, — поймав мой недоуменный взгляд, пояснил Вольдемар. Затем сокрушенно вздохнул, покачал головой и добавил: — И даже такая прорва еды нисколько не насытит его, дармоеда проклятого... Глава 6 В качестве платы за обед я побеседовал с Вольдемаром о видах на урожай, после чего стал прощаться. Жаль, конечно, что мой визит в Райский Уголок оказался напрасной тратой времени. Впрочем, не совсем напрасной: я слегка перекусил, убедился, что в поместье все в порядке, и к тому же встреча с «прожорливым монстром» изрядно меня позабавила. Где еще увидишь такого потешного уродца? Явно обрадовавшийся тому, что ужином со мной делиться уже не придется, Вольдемар на правах хорошего знакомого снова заключил меня в объятия, лицемерно посетовал на то, что я не остаюсь ночевать, и, испугавшись собственного гостеприимства, поспешил поскорее проводить меня до ворот, пока я не надумал воспользоваться его приглашением. Провожал Вольдемар недвусмысленно — взял меня под руку и повел. — Катипут! Открывай ворота, бездельник! — во всю глотку завопил он, выйдя из дома. Хьюгго, вопреки обыкновению не лежавший, а стоявший в тени, увидев меня, приветственно зарычал. Зарычал чуть слышно, соблюдая все правила приличия, но Вольдемар все же испуганно вздрогнул и наградил нас недовольным взглядом. Мне показалось, что Хьюгго малость смутился. — Катипут! А ну отвечай, когда тебя зовет твой благодетель! Эй, Катипут! — продолжал надрываться Вольдемар. — Проклятый бездельник, чтоб тебя крэтсы сожрали! Я вскочил на спину Хьюгго. Так и не докричавшись Катипута, Вольдемар, пыхтя от злости, сам отодвинул оба засова и открыл ворота. В ответ на мой прощальный кивок он криво улыбнулся и помахал мне рукой. Кселена так и не появилась — вероятно, у нее были дела поважнее, чем проводы всяких проходимцев. Странное дело, некоторые люди вроде бы стараются вести себя как подобает, пытаясь снискать симпатии и уважение окружающих, но у них ничего не выходит. Во всем чувствуется фальшь, которая сводит на нет все их усилия. К таким людям относились хозяин Райского Уголка и его жена. Покидая Райский Уголок, ловишь себя на мысли о том, что только нечто весьма важное может заставить тебя еще раз сюда приехать. — Странствуй невредимым! — крикнул мне вслед Вольдемар. Я быстро прошептал простенькое заклинание, отводящее сглаз и порчу. Благословение Вольдемара хуже иного проклятия. Размеренным шагом Хьюгго пошел вперед по дороге. До развилки мне надлежало определиться с дальнейшим маршрутом. Задача была не из легких. Поиски дочери Дамируса, еще толком не начавшись, уже заходили в тупик. Другой бы на моем месте вернулся бы в столицу ни с чем, но я так поступить не могу: раз взялся за дело, то доведи его до конца — таков мой девиз. Однако я не мог бесцельно путешествовать по материку, надеясь на счастливое стечение обстоятельств и попусту теряя время. Надо было сообразить, как и где я могу добыть сведения об исчезнувшей девушке. Где я могу их добыть? У кого? И насколько достоверными они окажутся? Вдруг меня осенило: волхв Оден — вот кто мне нужен! Да-да, именно Оден, старый и мудрый, как сама вечность. Мой Учитель Панеоник всегда отзывался об Одене с великим почтением. Так же, как и мой отец, лекарь Гасстерт. «Одену ведомо сокровенное, скрытое от прочих глаз. Мир для него словно открытая книга», — любил повторять Учитель Панеоник. Как эта удачная мысль не пришла в мою голову раньше? Ручаюсь, что и сам Дамирус не догадался послать к Одену гонца за советом. Да, Оден мудр, способен предвидеть будущее и даже повелевать стихиями, но он уже давно пресытился обществом людей, живет отшельником где-то на кряже Кайар, и поэтому о нем все позабыли. Человеческая память коротка, в жизненной суете люди быстро забывают обо всем, что не напоминает о себе постоянно. Гордый собой, я приободрился, расправил плечи и у развилки слегка шевельнул правой ногой. Хьюгго послушно повернул вправо, но стоило нам немного углубиться в лес, как он остановился и зарычал. Я насторожился, напряг слух и внимательно огляделся по сторонам, но не заметил ничего, что могло угрожать нам. Хьюгго еще раз подал голос. — Что случилось, Хьюгго? — недоуменно спросил я. — Ты в порядке? — Он говорит, что пора показаться на глаза доброму хозяину. Новому хозяину, славному хозяину по имени Эвальд! — раздался под брюхом Хьюгго голос, который нельзя было спутать с чьим-то другим, и из серебристо-голубой шерсти вынырнула голова Катипута. Он уставился на меня радостно и в то же время немного настороженно. — Катипут! — воскликнул я, тотчас догадавшись, в чем дело. — Ты решил удрать от жадного хозяина? Или я ошибаюсь? — Да, мастер Эвальд! Катипут навсегда покинул негостеприимный Райский Уголок! Катипут будет служить тебе верой и правдой, потому что ты добрый и накормил голодного Катипута так, что он до сих пор не хочет есть. Давно с ним не было такого. Проворно перебирая руками, Катипут вскарабкался на спину Хьюгго и уселся верхом напротив меня. Вид его выражал безграничный восторг и беспредельную преданность. От ошейника с шипами он уже успел избавиться. Хьюгго, освободившись от хрупкой ноши под брюхом и сообразив, что я не собираюсь на него сердиться, понесся вперед огромными прыжками. — Мастер Эвальд не прогонит Катипута? — пискнул беглец, глядя мне прямо в глаза. — Катипут уже подружился с котом! — Я вижу, вы и в самом деле неплохо поладили, — рассмеялся я. — Что ж, оставайся с нами, я ничего не имею против, только учти, что мы ведем довольно-таки опасный образ жизни... — Катипут не боится опасностей, он пережил такое, что перестал бояться! — заверил меня Катипут. После небольшой паузы он честно добавил: — Почти совсем перестал. Добрый Эвальд и вправду согласен? — Да, согласен, только называй меня просто Эвальд и расскажи нам о себе. Я сгораю от любопытства, поскольку ни- когда не видел никого похожего на тебя. Откуда ты взялся? — Катипут расскажет все, хозяин Эвальд... — Просто Эвальд, без хозяина, — поправил его я. — Да, вот еще, мой друг Хьюгго не большой кот, а могучий беронский тигр! Запомнил? — Катипут запомнит. Когда он не голоден, голова работает хорошо, Эвальд, сын лекаря Гасстерта из О'Дельвайса. — Молодец, Катипут, — похвалил его я. — Все правильно. У сытого голова и впрямь работает как надо. Недаром говорят: «Пустое брюхо к ученью глухо». — Мудрые слова, Эвальд, — согласился со мной новый спутник. — Но мы отвлеклись! — напомнил я. — Кажется, ты собирался рассказать нам с Хьюгго о себе. — Да-да, конечно! — Катипут уселся поудобнее на спине Хьюгго и начал свой рассказ: — Катипут жил где-то далеко. В ином мире, в другом месте, которое называлось Саа-Одд. Прекрасная, щедрая на урожай и всяческие богатства земля... доброжелательный народ, ее населяющий. Уверен, что, попади вы в мир Саа-Одд, он вам понравился бы. Правда, там все было другим, не таким, как здесь: другое небо, всегда белое-белое днем, целых три небесных звезды вместо одной Мирроу, очень высокие деревья... Листва на деревьях издает мелодичный звон, когда колышется. Наши реки полноводны и спокойны. Их течение плавно, и так приятно наблюдать за ним при хорошей погоде. Хороший мир был уготован мне по рождению! Все люди Саа-Одд такие, как Катипут, они зовутся саа, а Саа-Одд — это земля саа. Хорошая земля, там родной дом Катипута... — Его лицо исказила гримаса боли, однако он собрался с силами и продолжил: — Мой отец был очень богатый, и весь наш род был очень богат. Подвалы нашего дома до сих пор хранят несметные богатства, у Катипута даже сохранился ключ — единственная память о доме! Порывшись в своих лохмотьях, Катипут извлек на свет и с гордостью показал мне замысловатый ключ из диковинного черного металла. — Я с детства привык есть досыта и хорошо одеваться. У меня было много братьев и сестер, — убрав ключ обратно, продолжил Катипут. — Все было хорошо, пока на нас не напали аррду, много аррду. Они убили всех. Только мне удалось спастись... — Кто такие аррду? — спросил я. Катипут развел руки в стороны, словно показывая нечто огромное: — Много ног, злые, едят нас. Когда их полчища, от них уже не спастись. Убьешь одного, на тебя наваливаются пятеро... Я испугался, убежал из дома, они погнались за мной. Я прибежал в незнакомое место, совсем незнакомое. Не обжитое никем, пустое. Там была пещера, рядом с рекой. Я увидел ее сразу. Надеясь ускользнуть от аррду, я пробрался туда. Успел! Пещера оказалась узкой, аррду не смогли войти и остались ждать у входа. Они жадные, никогда не откажутся от добычи. Даже если уйдут искать пропитание, то непременно оставят одного сторожить. Повадки аррду хорошо известны мне! Я понял, что назад нет пути — только вперед! «Лучше умереть от голода и жажды в этой пещере, чем стать добычей ненавистных аррду!» — решил я и полез в глубь пещеры. И вдруг среди тьмы увидел свет. Сначала узкий луч, потом пятно, потом ярко освещенный выход. Я так обрадовался! Прислушался — нет ли врагов, но не услышал ничего страшного. Только удивился, что звуки какие-то другие, чужие — нет пения знакомых птиц, нет привычного мелодичного шума листьев... Вышел наружу и увидел, что все стало другим, мир стал совсем другим. Я попал в чужой мир! О-о-о, несчастный Катипут, мне было так страшно в этом чужом лесу, даже страшнее, чем в темной и сырой пещере... — В каком лесу? — спросил я. — В том самом, где я ходил долго-долго, пока не вышел к дому барина Вольдемара. Я так обрадовался, но уже на следующий день понял, что попал в плохое место. Он согласился дать мне приют в маленькой будке за домом, одел мне на шею эту тяжелую штуку и заставил работать у него. Там я быстро выучил ваш язык. Работы было много, работа была трудной, никто не хвалил меня, никто не благодарил меня, никто не подбадривал меня. Я слышал только упреки и ругательства в свой адрес. Мне было очень плохо. Грустно и голодно. Голодно! Голодно! Всегда голодно! Гадкий человек Вольдемар, и жена у него гадкая. Очень плохо кормили Катипута, совсем плохо... Еще бы немного — и я умер бы от истощения и обид! О, где мои родные?! Почему судьбе было угодно обречь меня на незаслуженные страдания?! Хьюгго плавно остановился и ободряюще зарычал, желая сказать новому другу, что все неприятности уже позади. Я в свою очередь похлопал Катипута по плечу и попросил: — Успокойся, приятель, жизнь твоя изменилась к лучшему. Ты нашел друзей, которые тебе очень рады. Теперь с тобой все будет хорошо, и, может быть, ты еще вернешься домой и заживешь там счастливо... Судьба непредсказуема и непостижима. А пока что знай: мир Фэо не так плох, как показалось тебе после знакомства с Вольдемаром и его женушкой. Хьюгго подтвердил мои слова столь громко, что ближайшие к нам деревья закачались, а весь лес вокруг испуганно притих на некоторое время. Веронские тигры повсюду пользуются заслуженным уважением. — Если удастся, мы поможем тебе вернуться домой, — сказал я. — Не догадаемся сами — спросим совета у мудрецов... — О, добрый Эвальд... Я понял, что одними словами его сейчас не утешить, поэтому извлек из мешка небольшой бурдюк с грушевым вином двойной перегонки, называемым «Бальзам Утешения». В аптеке моего отца нет лекарства популярнее этого славного бальзама. Вытащив пробку, я протянул бурдюк Катипуту: — Выпей, Катипут, это поможет тебе успокоиться. Давай же! — Спасибо, Эвальд. — Дрожащими руками Катипут схватил бурдюк и в три глотка ополовинил его содержимое. — Полегче, полегче, друг мой, — сказал я, поспешив забрать бурдюк обратно. — Достаточно маленького глоточка. Всего одного. Это, да будет тебе известно, «Бальзам Утешения», а не подслащенная вода. — Ух, вкусная водичка этот ваш «Бальзам Утешения»! — По лицу Катипута расползлась улыбка, а глаза блаженно закрылись. — Никогда не пил ничего подобного! Вся печаль мгновенно исчезла, словно ее никогда и не было! В моем мире не водилось такое славное питье, а жаль! — Можно двигаться дальше, Хьюгго, — сказал я. — Нашему другу уже хорошо. — Вперед! — воскликнул Катипут. — К мудрецам, к хорошим людям, к нашим друзьям и подальше от гнусной дыры, в которой обитают двое скряг! Эй, добрый Хьюгго, вези нас куда хочешь! Ик! Я немного ошибся: нашему другу стало не хорошо, а очень хорошо. Он развернулся спиной ко мне, ласково почесал Хьюгго за ухом и принялся оглашать окрестности бесконечно повторяющимся истошным воплем: — Да здравствует добрый Эвальд! Нет никого, кто мог бы сравниться с ним в доброте! Эвальд, сын лекаря Гасстерта из О'Дельвайса, кормилец голодных и спаситель несчастных! Эвальд, что ездит верхом на беронском тигре, могучем и отважном! Счастлив Катипут, нашедший таких друзей. Ик! Пусть знают все о том, что лучше нет друзей, чем Эвальд, сын лекаря Гасстерта из О'Дельвайса, и беронский тигр Хьюгго! Хвала, возносимая на всю округу нам с Хьюгго, была бесконечной. И очень громкой. При этом Катипут постоянно икал и все норовил свалиться на землю, поэтому мне пришлось придерживать его. Через некоторое время из доброго Эвальда я превратился в славного, затем в мудрого и, наконец, в храбрейшего из храбрых. На этом перечисление моих достоинств закончилось, потому что после трехкратного восхваления Катипутом моей храбрости приятный женский голос где-то совсем рядом с нами произнес: — Какая удача! Само провидение послало мне храбреца! Вот радость, так радость! Глава 7 Хьюгго мгновенно остановился, Катипут наконец умолк, а я стал озираться по сторонам в поисках невидимой собеседницы, но не смог ее найти, пока не получил подсказку: — Слева от тебя, мой рыцарь, в большом дупле! Найти дупло было просто, а присмотревшись, я увидел, что из него выглядывает очаровательная девушка в мантии зеленого цвета. Нет, не очаровательная, а поистине прекрасная девушка. Ее зеленая мантия в сочетании с волосами цвета листвы и большими, широко распахнутыми изумрудными глазами и делали ее совершенно незаметной в ветвях древнего дуба. Неудивительно, что мне не удалось заметить ее сразу. Девушка приветливо улыбалась и от этого казалась еще красивее. Я спешился, аккуратно сгрузил на траву обмякшего Катипута и подошел поближе к дуплу. Девушка тем временем вылезла наружу. Она оказалась высокой и стройной, словно молодое деревце, — этого не могла скрыть от моих глаз ее свободно ниспадающая мантия. Черты ее лица были столь правильными, что наводили на мысль о магических ухищрениях, но, в конце концов, всемогущая мать-природа могла создать столь совершенную особу, и не прибегая к помощи магии. Я остановился в трех шагах от девушки и, как того требуют правила хорошего тона, вежливо поклонился, а затем представился: — Тебя, о красавица, приветствует Эвальд из О'Дельвайса! Могу ли я узнать твое имя? — Эвальд! — От восторга девушка подпрыгнула и захлопала в ладоши. Раздался звук, похожий на нежный шелест листвы. — Тот самый Эвальд, прозванный Рыжей Бестией и Повелителем Клинков! Эвальд, о мужестве которого я столько слышала. Нет, поистине глупее меня не найти в лесу существа! Как же я туго соображаю! Увидев рыжего красавца на огромном тигре, я должна была догадаться сразу! Не буду отрицать — слушать слова девушки мне было весьма приятно. Тем более что оба прозвища, упомянутые девушкой, я получил заслуженно. Рыжей Бестией меня прозвали после того, как я победил в боях тарариконов самого Одноглазого Чарки и вдобавок ухитрился уйти с выигрышем от его разъяренных приятелей, устроивших на меня настоящую охоту. Мне пришлось нелегко — эти самые приятели были известными головорезами, вооруженными до зубов и крайне разъяренными проигрышем Одноглазого Чарки. Надеюсь, что, попав в царство Бога мертвых и проклятых, они немного поостыли. Почетное звание Повелителя Клинков я заслужил, победив в честном бою пятерых членов славного клана «Каменный лотос» одновременно. Дело было на ежегодном турнире, посвященном великим героям, братьям Анклу и Майбаху. — Могла ли я надеяться на такую удачу! Сам Эвальд повстречался мне в пору тяжких испытаний! Об этом нельзя было и мечтать! — Девушка протянула мне руку с тонкими длинными пальцами и представилась: — Я Эдера, Дитя Леса. Мне никогда не приходилось слышать ни о детях леса, ни о самой Эдере. И вообще мне почему-то казалось, что дети леса — это деревья. Но девушка с первого же взгляда внушала доверие, она казалась такой... беззащитной, она так искренне радовалась нашей встрече, и она была столь прелестна, что я, забыв об осторожности, шагнул вперед и доверчиво взял ее руку в свою. Окажись она упырем, владеющим искусством магического перевоплощения, мне тотчас же пришел бы конец, но все обошлось благополучно — мы продолжили беседу. — Ты живешь здесь? — удивился я, осторожно пожимая ее хрупкие пальчики. Такое юное нежное создание не могло жить в дупле, словно последний из бродяг этого мира. Да еще и ухитряться сохранить в полной мере при этом свою красоту. — Да, ведь я же Дитя Леса, — повторила девушка. — Деревья и прочие растения — мои друзья, а вот это доброе дерево — еще и мой дом. Друг и пристанище. Я не мыслю себе жизни вне леса, вдали от моих друзей. Случись мне покинуть лес, я зачахла бы и умерла от тоски по нему. Чувствовалось, что девушка не преувеличивает. — И тебе не скучно здесь? Вопрос мой прозвучал довольно бестактно, но моя собеседница и не подумала обижаться. Она определенно была хорошей девушкой, искренней и без малейшей примеси вздорности. Редкое, надо сказать, сочетание душевных качеств. — Ах, какой ты смешной, мой рыцарь, славный Эвальд! — звонко рассмеялась девушка. — Как мне может быть скучно среди моих друзей? Мы целыми днями напролет беседуем и развлекаемся. — Ну да, конечно, — поспешил согласиться я, совершенно не представляя, о чем можно говорить с деревьями и тем более как с ними можно развлекаться. — Только я не рыцарь, меня никто не посвящал в это звание. По лицу девушки пробежала тень. — Ах, посвящение — это не главное, — печально произнесла Эдера, заламывая руки. — Ты ведь не откажешься помочь слабой, беззащитной девушке? Эдера думала правильно, если слабая беззащитная девушка вдобавок еще и красива, то ей не откажется помочь ни один мужчина. Настоящий мужчина, разумеется. — Конечно же не откажусь! — воскликнул я, приосанившись, и в доказательство своей решимости наполовину обнажил меч, висевший в ножнах на поясе. Моя собеседница в испуге отпрянула назад. Я задвинул меч обратно и позволил себе улыбнуться. — Прости мне мой необдуманный жест, — попросил я. — Он был продиктован всего лишь стремлением оказать тебе требуемую помощь. — О, как ты благороден, мой скромный герой! И сколь галантно ты изъясняешься! Речь твоя выдает как благородное происхождение, так и столичное воспитание! — Эдера подошла вплотную ко мне, так, что я смог ощутить приятный аромат, исходящий от ее волос, смесь свежести росы с запахом древесного сока, и доверчиво посмотрела мне в глаза. — Что же касается рыцарского звания, то его заслуживает каждый, кто защищает слабых и оказывает им покровительство. Ее голосу из лесной чащи откликалось едва слышное эхо: «Заслуживает рыцарского звания...» Катипут, вместе с Хьюгго внимательно наблюдавший нашу беседу, счел нужным поддакнуть: — Да-да, добрый Эвальд — настоящий защитник слабых и кормилец обездоленных! Бескорыстный и благородный! Отважный и славный! Должно быть, он еще не совсем пришел в себя после выпитого. Хорошо хоть, что перестал икать. — Какой смешной! — восхитилась Эдера, видно только сейчас заметившая Катипута. — Это твой... — Она замялась, подыскивая подходящее определение. — Это мой друг, его зовут Катипут. Тигра зовут Хьюгго, он тоже мой друг, — представил я нашу компанию. Хьюгго приветственно махнул хвостом и, сочтя, что опасаться нечего, улегся на траву, чуть в стороне от тропы. Катипут сразу же взобрался ему на спину и удобно улегся там, то и дело поглядывая на нас с Эдерой. Не настороженно — с любопытством. — У славного Эвальда и друзья особенные. От переизбытка восхвалений в мой адрес меня слегка замутило. Слишком уж много лестных для самолюбия слов услышал я сегодня. Сначала Катипут, потом Эдера... — Поведай мне, Эдера, свою печаль, только перестань употреблять все эти эпитеты — славный, благородный и им подобные, называй меня только по имени, ладно? — попросил я. — Как скажешь. — Эдера покорно опустила взор. — От кого тебе нужна защита? Слово Эвальда, ты получишь ее! — Огромные пауки, что зовутся хакурты, пытаются изгнать меня из родного леса. У меня нет сил противостоять им, и если ты не поможешь несчастной, то ей придется бежать на край света от этих злобных монстров. — Хакурты? Всего лишь хакурты? — Я постарался вложить как можно больше презрения в свои слова. Хакуртов я не боялся, тем более что со мной был верный Хьюгго. — Укажи мне, Эдера, в какой стороне их логово, и я еще до заката избавлю тебя от них. Я не хвастался, мои слова полностью соответствовали моим намерениям. — Неужели еще до заката? О, не обнадеживай меня понапрасну, прошу тебя! — Эвальд не бросает слов на ветер! — твердо ответил я. — Где их логово? — Дальше по тропе, примерно в полутора тысячах шагов отсюда, — сказала Эдера. Видно было, что она боится поверить в свою удачу. — Я скоро вернусь! — С этими словами я повернулся и быстрым шагом направился к Хьюгго. — Удачи! — крикнула вслед мне Эдера. — Катипут, нам предстоит схватка, поэтому тебе лучше остаться здесь, — сказал я, усаживаясь верхом на Хьюгго. — Слезай скорее! — Я с вами, — решительно возразил Катипут, для надежности хватаясь за шерсть тигра. — Мы же друзья! Спорить с ним на глазах у Эдеры мне не хотелось, поэтому я ответил: — Будь по-твоему. Только обещай слушаться меня, ладно? — Обещаю, — кивнул Катипут. — А с кем мы будем сражаться? — Вероятно, с хакуртами, — ответил я. — Хьюгго, давай пойдем вперед, но осторожно, с опаской. — А кто такие хакурты? — не преминул спросить Катипут. — Скоро увидишь. Махнув Эдере рукой на прощание, я обнажил меч и приготовился к схватке, которая должна была начаться очень скоро, если, конечно, Эдера ничего не напутала... Эдера ничего не напутала — первый хакурт встретился нам уже через тысячу шагов. Увидев его, Катипут воскликнул: — Аррду! При этом он втянул голову в плечи и так сильно вцепился руками в шерсть Хьюгго, что его кулачки побелели от напряжения. — Аррду пришли в этот мир! — Так вот кто изгнал тебя из дома, приятель! — успокаивающим тоном сказал я. — Не бойся, смотри, как мы расправляемся с ними. Смотреть уже было не на что: хакурт, по которому прошелся беронский тигр, представлял собой бесформенное неприятное месиво. — Ух ты! — приободрился Катипут и в избытке чувств подпрыгнул так, что чуть не свалился наземь. — Могучий Хьюгго топчет ужасных аарду, словно лесные ягоды! Нам не страшны враги! Славный... — Катипут, у тебя еще будет время сочинить сагу о нашей битве с хакуртами! — одернул его я. — Вернее, о нашем избиении хакуртов. Но позже! Пока же помалкивай, ибо тот, кто похваляется до конца битвы, неминуемо терпит поражение. Судьба неблагосклонна к хвастунам! — Понял! — смущенно пискнул Катипут. Хьюгго замер и произнес: «Рыррырыр!» Громко и со значением. — Сейчас увидишь небольшое представление, Катипут, только держись крепче! — пообещал я, завидев еще тройку отвратительных бурых пауков с бело-красными полосами на ногах и голове. Жвала их угрожающе щелкали. Представление действительно оказалось небольшим — пара взмахов меча да пара ударов мощной лапой с острыми как бритва когтями быстро сделали свое дело. Чуть позже мы уже стояли на маленькой, поросшей вереском поляне, возле большой норы, уходящей куда-то в глубь земли. Поняв, что им придется плохо, хакурты, по своему обыкновению, скрылись. И никакая сила не смогла бы сейчас выманить их на поверхность. Это вам не тупая нежить, которую всегда можно привлечь свежей птичьей кровью. По некоторым признакам, таким, как полное отсутствие следов маленьких хакуртов и остатков паучьих пиршеств у входа, я догадался, что нора, найденная нами, представляет собой не основной вход в логово, а только один из длинных ходов. Обычно хакурты роют их в поисках новых мест для охоты, где в их сети будет попадаться много вкусной дичи. Однако эту нору прорыли, скорее всего, для того, чтобы расправиться с Эдерой. Странно, очень странно... Чем она, столь безобидная на вид, могла так досадить хакуртам? Припомнив заклинание Спутанного Пути, которым я давно уже не пользовался, я добросовестно наложил его на дыру в земле. Заклинание несложное, им повсеместно пользуются даже крестьяне, чтобы не дать всякой живности убежать из хлева. Суть заклинания Спутанного Пути в том, что, будучи наложено на какой-либо проход, оно тут же скрывает его от всех. Почти от всех. Ему, заклинанию, не было бы цены, если бы не одно обстоятельство: на людей оно не действует. — Эвальд еще и великий чародей! — заметил Катипут, наблюдая за тем, как я читаю заклинание и запечатываю проход Знаком Сокрытия. Пришелец из другого мира, он попал под чары моей нехитрой магии, и на его глазах дыра в земле только что затянулась. Бесшумно. — Да куда мне до великого чародея, — отмахнулся я. — Так, азы магии, доступные каждому мало-мальски грамотному человеку. Хьюгго повернул обратно, и мы направились к Эдере. Хвала всеблагому Эгосу, Катипут после встречи с первым хакуртом почти полностью пришел в себя, то есть протрезвел и больше не пытался исполнять хвалебные песни в нашу с Хьюгго честь. Мы двигались молча. Эдера встретила нас настороженно, но после моего краткого отчета об изгнании хакуртов заулыбалась, бросилась мне на шею (что было очень приятно), расцеловала (отчего мне стало еще приятней) и сообщила: — Я хочу сделать подарок моему рыцарю! — Не стоит, — засмущался я. — Позволь мне решить, — мягко попросила Эдера, извлекая откуда-то из широкого рукава своего одеяния небольшой зеленый росток и протягивая его мне. — Возьми этот росток и посади его в саду своего столичного дома. — Что это? — спросил я, принимая дар. — Из него вырастет красивое дерево. Невиданно красивое, чарующее своим совершенством. Дерево с чудесными вкуснейшими плодами, в пору своего цветения превращающееся в подобие небесного облака! Оно будет вечно напоминать тебе обо мне и о твоем подвиге, Эвальд. Представляя, как обрадуется подарку мой падкий на все диковинное отец, я поблагодарил Эдеру и, верный древней традиции, предписывающей делать прощания как можно более краткими, вскочил на спину Хьюгго, и мы отправились дальше, подыскивать подходящее место для ночлега. Вслед нам донеслось: — Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал, мой рыжеволосый герой! Сидевший впереди Катипут обернулся и многозначительно посмотрел на меня. Я подмигнул ему, но от слов воздержался. Как же приятно помогать ближнему, клянусь Девятью Мечами! Порой бескорыстная помощь доставляет мне больше удовлетворения, чем та, за которой следует вознаграждение. Я предпочитаю бродячую жизнь унылому сидению в отцовской аптеке, потому что на то есть свои основания. Это и тяга к приключениям, и стремление увидеть как можно больше нового, и жажда настоящей славы... Перечислять можно долго. Но есть еще одна причина, и я склонен считать ее весьма веской — желание хоть немного улучшить мир, в котором мне выпало счастье родиться. Хоть чуть-чуть, в благодарность за ту радость бытия, которую он дарит мне ежедневно. Глава 8 Безмозглый мальчишка, необоснованно возомнивший себя взрослым, да ведомо ли тебе, что бы могло случиться, высади ты эту мерзость в О'Дельвайсе, недалеко от Храма? Самонадеянный сопляк, думаешь ли ты вообще, прежде чем сделать, или нет?! Да в кончике моего посоха больше ума, чем в твоей пустой голове! В гневе Оден был ужасен. Глаза его, казалось, метали молнии из-под нахмуренных седых бровей; крепкие, совсем не старческие руки сжались в кулаки, которым, несомненно, очень хотелось испробовать мою пустую голову на крепость; ноздри раздувались, капюшон слетел с головы, и длинные седые волосы развевались, словно разъяренные змеи. Гневался не только Оден, гневался и сам мир Фэо. Небо над нами мгновенно заволокли низкие темные тучи, а легкий ветерок внезапно превратился в подобие урагана. Порыв ветра с силой швырнул меня наземь. Я вскочил на ноги, внутренне собрался и устоял против следующего порыва. — О, сколько же вреда может принести всего один деятельный дурак! — воскликнул Оден. — Воистину, лень — добродетель глупцов! Я услышал, как ойкнул Катипут и неуверенно, словно приглашая меня сбежать подальше отсюда, подал голос Хьюгго. Не находя слов в свое оправдание, я предпочел молча переждать бурю. Надо отдать Одену должное, он довольно быстро взял себя в руки, движением бровей разогнал тучи над нами, успокаивающе положил мне на плечо свою тяжелую руку и заговорил даже тише обычного: — Прости меня, мальчик. Я не должен был давать волю гневу. Мне, прожившему столько лет и считающемуся мудрецом, не подобает вести себя столь опрометчиво. — Тебе незачем просить прощения... — начал я, но Оден взглядом попросил меня умолкнуть и продолжил: — В оправдание поясню тебе, что росток, из которого ты по наивности собирался вырастить чудесное дерево, на самом деле является отростком мерзкой пагубной Живой Плети. Если бы ты высадил его в своем саду, вблизи от источников магической силы, которыми так богата столица, то всего лишь несколько дней спустя наш мир бы был порабощен, и боюсь, что навечно. Прости же мне мою несдержанность! — Это я должен просить прощения у тебя, о мудрейший Оден, — искренне ответил я. — Я чуть было не совершил непоправимое... Не сердись на меня, ибо я впервые услышал о Живой Плети от тебя. Что это такое и в чем ее опасность? — Живая Плеть — это порождение чудовищной гнусной магии. Опутав землю своими цепкими корнями, она высосет силы из всего живого и породит великое множество древней — деревьев, превращенных в безжалостных, практически непобедимых монстров. В отличие от деревьев, они могут передвигаться куда захотят. Древни ужасны. Страшно даже представить себе, как возрастет их число и насколько увеличится их мощь, получи они доступ к хорошему источнику магии. — Кто бы мог подумать! — воскликнул я. — Эдера произвела на меня крайне достойное впечатление! — Хм, очаровательная внешность, показная беззащитность, немного лести, для того чтобы задурить голову мальчишке вроде тебя, многого не надо, — угрюмо сказал Оден. Ирония, с которой он произнес последнюю фразу, показалась мне страшнее недавней вспышки гнева. — Не расстраивайся, Эвальд, к тебе еще придет мудрость. Сколько тебе лет? Восемнадцать? — Двадцать один, — тихо ответил я. — В твои годы и я был таким же несмышленышем. Отсутствие ума, жажда славы, зуд в ногах и чрезмерная самонадеянность. Ничего, вот проживешь с мое — тогда и поумнеешь. — А сколько... — начал я и сразу же умолк, испугавшись своей дерзости. — Триста сорок два, — ответил волхв, не сумев сдержать улыбку. — Триста сорок два года живу я под сенью этого неба. Неплохой срок, не так ли, мой молодой гость? От Одена исходила волна приветливости и радушия, которую, как мне показалось, можно было бы пощупать рукой. Поняв, что он больше не сердится, я приободрился и заявил, гордо задрав подбородок повыше: — Завтра же я рассчитаюсь с подлой лгуньей! Я ей покажу, как строить козни и делать меня их невольным участником! Изрублю злодейку на куски! — Хотелось бы мне взглянуть, как ты справишься с дюжиной-другой древней, — вздохнул Оден. — Боюсь, зрелище мне предстоит печальное... — Почему? — Потому что тебе, храбрец, вряд ли удастся выжить. Тебя разорвут на эти самые куски. Оден уселся на толстое бревно, лежащее у входа в его хижину, и пригласил меня последовать его примеру. То ли за долгую жизнь Одену надоело все вычурное, то ли он смолоду ценил простоту, но все в его окружении было очень нехитрым — бревна вместо скамеек, колода вместо стола, хижина была сложена из необтесанных древесных стволов и крыта обычной соломой. ...Явившись к волхву незваными гостями, мы неожиданно для себя встретили радушный прием. Оден угостил нас вкусными плодами и напоил восстанавливающим силы питьем, которое готовил собственноручно, а потом принялся расспрашивать. Правда, в хижину волхва мы так и не попали, все время сидели на свежем воздухе. С сожалением узнал я, что даже мудрому волхву ничего не известно о судьбе Орлуфии. Однако, как и подобает умному человеку, Оден дал мне бесценный совет — посетить Врата Знаний, сооруженные мудрецами в глубокой древности. Сначала совет показался мне странным. Врата Знаний считались всего-навсего одной из бесполезных ныне реликвий древности, случайно дошедшей до наших дней, и смысла в их посещении я не видел. — Я слышал о Вратах Знаний от моего Учителя Панеоника, но никогда не мог подумать, что от этого древнего сооружения может быть какая-то польза, — ответил я. — В давние времена не строили бесполезных сооружений, — строго ответил Оден. — И ни одна, подобная этим Вратам, магическая постройка не может со временем утратить силу. Это люди могут забыть предназначение творений рук своих... Знай же: Врата Знаний охраняются тремя каменными статуями, стражами Врат. Если статуи пожелают, Врата Знаний откроются перед тобой и ответят на любой вопрос, но только на один, запомни это хорошенько! Спроси у них, где находится пропавшая дочь Дамируса, и ты непременно получишь верный ответ. — Хорошо, так я и поступлю. Но скажи, мудрейший Оден, как мне добиться того, чтобы статуи пропустили меня? — Не знаю, — честно признался Оден. — Эти сведения не дошли до наших времен. Знаю лишь, что обращаться к статуям дважды нельзя, так же как нельзя дважды спрашивать, когда распахнутся Врата. — А если я что-то сделаю неправильно, — обеспокоено спросил я, — что тогда? — Тогда стражи не пропустят и Врата Знаний не откроются перед тобой. Никогда уже не откроются. Второй попытки у тебя не будет, сколько раз ни возвращайся к статуям и ни пытайся заговорить с ними. Древний закон суров. И вот еще что — лучше подходи к Вратам рано утром. — Почему? — Статуи просыпаются с восходом Мирроу и засыпают на закате. Таково свойство их магии, питающейся от благодатных лучей небесной звезды. Поэтому ты можешь пройти во Врата до заката, но не позже. Явишься пораньше — получишь больше времени на размышления. — Спасибо, мудрейший, — сказал я и в благодарность решил подарить волхву листик моего чудесного ростка, полученного от прелестной лесной обитательницы, чтобы перед его хижиной тоже выросло прекрасное дерево. Страшно представить, что бы произошло с нашим миром, не приди мне в голову эта спасительная мысль, хотя, когда росток под взглядом Одена мгновенно превратился в пепел, я, признаюсь, сильно обиделся... Вспомнив недавний гнев волхва, я поежился. Да, впечатляющее было зрелище, даже Хьюгго притих, словно нашкодивший котенок. Указательным пальцем левой руки Оден начертил в воздухе перед собой извилистый огненный знак, и вдруг в руке его появился небольшой свиток пергамента, кокетливо перевязанный лентой розового цвета. Не разворачивая свитка, волхв протянул его мне: — Это хорошее заклинание, как и многое, давно позабытое людьми. Называется «Власть Земли». Оно помогает Матери Природе вернуть украденные у нее силы. Заклинание не подействует ни на тебя, ни на твоего тигра, но мгновенно уничтожит всех древней на тысячу шагов вокруг. Можешь читать его хоть сто раз подряд — оно действует безотказно. Но уверен, что достаточно будет одного раза. Главное не стой рядом ни с одним из древней, когда станешь произносить его. — А как мне поступить с обманщицей Эдерой? — «Покусившийся на основы О'Дельвайса, Благословенного и Могущественного...» — торжественным голосом Оден начал зачитывать десятый пункт Кодекса Мироздания. — «Наказывается смертью, и только смертью!» — закончил я и добавил: — Ясно, мудрейший. Я поступлю, как велит мне мой долг. Долг человека. — Чтобы тебе было легче, я немного расскажу об Эдере. Только прежде позволь угостить тебя и твоих спутников. Наша предыдущая трапеза была давно, — сказал Оден. Я подумал, что сейчас по взмаху руки волхва перед нами снова возникнет гора давешних плодов, однако предположение мое оказалось ошибочным. Оден вынес из хижины копченую свиную ногу для Хьюгго, затем скрылся в ней снова и вернулся, держа в одной руке две свежеиспеченные лепешки, а в другой два больших куска сыра для нас с Катипутом. Никакого особого питья на этот раз мы не получили — обошлись водой. Вкусной холодной водой, источник которой бил из-под земли в трех шагах от входа в жилище волхва. На десерт Оден дал нам с Катипутом по сладкой груше, а Хьюгго досталась охапка какой-то пряной зелени, сразу же исчезнувшая в его пасти. Дождавшись, пока мы поели, Оден начал свой рассказ: — Несколько лет назад эта бойкая девица, родом из селения Баурвилл, по своей инициативе напросилась в ученицы к одному из уважаемых друидов, с которым я иногда вижусь на досуге. Друид не отказал девушке и вначале даже был доволен ею. Ученицей она оказалась прилежной, только вот душа ее была черна. Плохое качество для любого человека, а для чародейки в особенности. Немного поднаторев в магии Матери Природы, девица стала в тайне от своего наставника проводить рискованные эксперименты, благодаря которым научилась превосходно управлять природными силами. Вдобавок в одной из старинных книг, что именуются гримуарами, она наткнулась на описание Живой Плети, магии запретной для всех, у кого сохранилась хотя бы крупица здравого смысла. Но, увы, здравого смысла, чувства меры, чувства ответственности, доброты и любви у Эдеры не было нисколько. Жадная до знаний, придающих ей колдовскую мощь, она быстро овладела этой гнусной магией, после чего поняла, что может прекращать свое обучение и начинать действовать. В тот же день она сбежала в лес и стала жить там одна. Мы с ее Учителем надеялись, что со временем она образумится и станет творить добро, но, как я вижу, мы были непозволительно беспечны — девушка захотела единолично властвовать над миром и начала претворять свой черный замысел в жизнь, а мы пребывали в блаженном неведении. О, какими же дурными порой оказываются люди! Оден горестно покачал головой. — Так вот, — продолжил он свой рассказ. — Как сказал бы твой отец: «Эта болезнь неизлечима!» Ты уже на своем опыте убедился, насколько коварна Эдера. Если она останется жить, то рано или поздно под воздействие ее чар попадется еще один самонадеянный дур... молодой человек. — Я понимаю, мудрейший, и сделаю все, что должен сделать. Будь уверен — я не передумаю и рука моя не дрогнет. Клянусь! Я подтвердил серьезность своей клятвы, приложив правую руку к сердцу. — Превосходно! — обрадовался Оден. — А теперь расскажи мне, Эвальд, кто таков твой спутник, именуемый Катипутом? Признаюсь тебе без ложного смущения, я никогда не видел столь странных существ. Вопрос Одена расстроил меня. Не получив никаких сведений об исчезнувшей Орлуфии, я надеялся хотя бы узнать что-то о Катипуте, а если очень повезет, то и помочь ему найти дорогу в свой мир. Определенно сегодня не самый удачный день в моей жизни. — Пусть Катипут расскажет сам, — решил я, делая Катипуту знак приблизиться и сесть рядом со мной. Катипут бросил чесать Хьюгго за ухом и подошел к нам. Мне не пришлось его уговаривать, доверчиво глядя в глаза Одена, Катипут рассказал волхву свою печальную историю. Подробно и обстоятельно. Внимательно выслушав Катипута, Оден некоторое время молчал, а потом попросил: — Почтенный гость нашего мира, скажи мне что-нибудь на своем языке. Катипут выпалил длинную, совершенно бессмысленную, на мой взгляд, фразу. Оден вздохнул и признался: — Моих скромных познаний не хватает для того, чтобы найти дорогу в твой мир, почтенный гость. Впервые в жизни я узнал о Саа-Одд и услышал звуки твоей речи. Прости, что не оправдал твоих надежд. Катипут вздохнул и поник. — Но может быть, Врата Знаний помогут...— предположил я, горевший желанием помочь своему другу. — Нет, к сожалению, не помогут, — перебил меня Оден. — Они отвечают только на вопросы, касающиеся нашего мира, и только жителям нашего мира. Если бы, к примеру, Катипут был бы магмаром, тогда Врата Знаний ответили бы ему. А теперь прощайте, гости мои. Эвальд, не забудь снять заклятие с норы хакуртов, ведь это сама Природа наслала их на Эдеру. — Я уже догадался, мудрейший Оден. Повторю на прощание: я сделаю все как должно. Завтра же. — Не сомневаюсь, Эвальд. Удачи тебе и твоим спутникам. Если когда-нибудь отыщешь путь в мир Катипута или узнаешь что-то новое об этом загадочном мире Саа-Одд, потрудись уж известить меня. Глава 9 Эвальд, а кто такие магмары, о которых говорил мудрейший Оден? — спросил меня Катипут, стоило нам немного удалиться от хижины отшельника-волхва. — Они похожи на меня? И откуда взялись магмары? Они гости в вашем мире или родились здесь? — Нет, совсем непохожи. Они родились здесь, в мире Фэо. Магмары живут на севере, на материке, который называется Хаир. Наш же, людской, материк называется Огрий. Вообще- то магмары похожи на нас, только телосложение у них более мощное. Магмары превосходные воины — выносливые, смелые и очень дисциплинированные. Они верят в то, что первые магмары вышли из недр вулкана... — А что такое вулкан? — Огромная гора, из которой изливаются огненные потоки. Так мне объяснял мой Учитель. Еще вулкан называют живой горой. Не доводилось видеть? — Нет, в моем мире вулканов нет. — Я их тоже видел лишь изображенными в книгах. — Вы дружите с магмарами, Эвальд? Жажда знаний у моего друга из иного мира была поистине огромной. — Нет, наоборот, враждуем. — А почему? Что вы не поделили? — Не знаю. Вражда уходит корнями в глубокую древность. Лично мы с Хьюгго ничего не имеем против магмаров. Верно, Хьюгго? Хьюгго утвердительно зарычал. — Есть место, где люди и магмары могут встречаться друг с другом, — продолжил я. — Для боя, разумеется. Правда, я никогда не дрался с магмарами, меня не привлекает подобное занятие. Я даже не наведывался туда, где их можно встретить. Подобно большинству из нас, я видел магмаров только на картинах. — Мне так хочется их увидеть, — заявил Катипут. Он почесал кончик своего длинного носа и задал новый вопрос: — Магмары злые? — Я думаю, что они разные, — честно ответил я. — Так же как и люди. А в твоем мире, Катипут, есть еще какие-либо расы, кроме вашей? — Нет, — ответил Катипут. — Только мы. Некоторое время мы ехали молча, потом Катипут вдруг сказал: — Знаешь, Эвальд, после встречи с тобой и Хьюгго ваш мир уже не кажется мне чужим. Это так славно! — Ты не можешь представить, насколько порадовало меня твое признание, — ответил я. Мне и впрямь было очень приятно. Вечером, остановившись на ночлег у маленького озера с густо поросшими камышом берегами, над которым кружилось несколько чаек, мы устроили небольшой пир, потому что мне посчастливилось добыть дикого вепря-трехлетку. Идеальный возраст для вепря — уже много мяса, но оно еще не жесткое. Тушу разделили по справедливости: четверть досталась нам с Катипутом, а остальное мясо съел Хьюгго. Катипут старался как мог: помогал мне разделывать добычу, приволок огромную кучу сухих веток для костра, а потом и вовсе удивил меня — пристально посмотрел на ветки, и по ним вдруг побежали язычки огня. — Эгос вездесущий! Как ты добыл огонь, приятель? — изумленно воскликнул я. — Такие чудеса, на мой взгляд, под силу лишь магмарским Магам огня, о которых когда-то рассказывал мне отец! — Не знаю. — Катипут пожал тощими плечами. — Мне просто захотелось развести огонь — и только. Я сам не ожидал, что мое желание сразу исполнится. Так уже было, когда я бежал от Вольдемара. — Ты поджег взглядом Райский Уголок? Клянусь, вот достойное воздаяние скотине Вольдемару и его женушке! — воскликнул я, живо представив себе эту картину. — Ну что ты, Эвальд. Зачем поджигать Райский Уголок? Я и не собирался так поступать. Я говорю о другом — мне хотелось избавиться от тяжелой штуки на шее, но ключ от нее хранился у Вольдемара. Тогда я просто представил, как эта штука раскрывается и падает на землю, и таким образом освободился от нее. — Да ты настоящий волшебник, Катипут, творишь чудеса без заклинаний и амулетов! А что ты еще умеешь? — Больше ничего, — вздохнул Катипут. — Какой из меня волшебник... — Кстати, а чем ты занимался в своем мире? — полюбопытствовал я. — Ничем, ведь я еще молод. Отец хотел, чтобы я помогал ему в торговых делах, но это скучное занятие мало меня привлекало. Поужинав, я сказал друзьям: — Какой щедрый на угощение выдался денек! Целых две трапезы у Одена, да еще и вепрь на ужин! — Хорошо, что такие дни выпадают редко! — заявил Катипут. — Почему? — изумился я. — Потому что вследствие обжорства мы стали бы неподъемной ношей для Хьюгго! — рассмеялся Катипут своим звонким, немного скрипучим смехом. — Верно я говорю, Хьюгго? «Рырр!» — ответил сытый и довольный жизнью беронский тигр. «Для того чтобы стать непосильной ношей, вам придется съесть добрую половину обитателей этого мира!» — услышал я в его рычании. Я тоже рассмеялся. Хорошо, что Катипут не утратил способности шутить. Это добрый знак. Чтобы не терять времени зря, я принялся заучивать данное Оденом заклинание. Катипут долго лежал на спине, явно размышляя о чем-то, а затем спросил: — Если я смогу завтра поджечь эти злые деревья, о которых вы говорили, будет здорово, правда? — Да, — подтвердил я, с удовольствием отвлекаясь от зубрежки, — только не забывай, что главная твоя задача — остаться невредимым. Обещай мне это! Иначе мне придется оставить тебя где-нибудь на время драки. В свете костра мне был хорошо виден испуг, появившийся на лице Катипута при мысли о расставании со мной и Хьюгго, пусть даже и кратковременном. Мне стало стыдно. Отругав себя в уме за бесчувственность, я поспешил успокоить его: — Я не хочу расставаться с тобой, поэтому и прошу поберечься. Мы привыкли пускаться в путь на рассвете и на этот раз не нарушили своей традиции. К логову Эдеры (называть ее дупло жилищем мне почему-то не хотелось) мы подъехали не таясь. Незачем было таиться. Эдера даже не выглянула из своего дупла при нашем появлении. Видимо, она догадалась, что вернулись мы так скоро далеко не с добрыми намерениями. Согласно разработанному мной плану, Хьюгго остановился в дюжине шагов от могучего дуба, служившего пристанищем злодейке, и громко зарычал. Молчание было нам ответом. Даже листва на деревьях перестала шелестеть. Я еще раз повторил в уме вызубренное накануне заклинание «Власть Земли», выждал немного, а затем почти столь же громко, как рычал мой тигр, позвал: — Эдера, где ты? Выходи навстречу смерти! Не стал уточнять — «навстречу своей смерти». И так понятно, чью смерть я имею в виду. Добрый, по-домашнему уютный лес вокруг нас тотчас же исчез. Не меньше десятка деревьев, ранее спокойно стоявших на своих местах, дрогнули и начали медленно приближаться к нам, гроз- но размахивая ветвями. Умница Хьюгго быстро сделал несколько прыжков назад, чтобы увеличить расстояние между мной и древнями и дать мне тем самым возможность спокойно прочесть заклинание. Сделав глубокий вдох, я начал: Ар аззар азра зарре Шиоос вер да-аар Каргарр мумаан сальг... — А ну убирайтесь прочь, кретины! Разве вы не видите, кто перед вами? Это мой избранник и ваш будущий повелитель! — раздался вдруг голос Эдеры. Она высунула голову из дупла. Надо отдать ей должное — выглядела она как ни в чем не бывало. Не удивилась моим словам, а предпочла сделать вид, что ничего не слышала. Только кто же тогда отдал древням приказ идти вперед? — Здравствуй, мой герой, я так тебя ждала! — Эдера перешла на крик, пронзительный и визгливый. — Как славно, что вернулся ты столь быстро, теперь мы уже никогда не расстанемся! Мы будем повелевать этим миром вдвоем, мой рыцарь! Иди же ко мне, Эвальд! Мы разделим с тобой все — и ложе, и богатство, и славу! Именно в такой последовательности — вначале ложе, затем богатство, а напоследок — славу. Выкрикнув последнюю фразу, Эдера скрылась в своем дупле. Древни тем временем медленно продвигались вперед. Катипут нервно попискивал рядом со мной, а вот Хьюгго не выказывал никаких признаков возбуждения. Стоял, склонив голову чуть набок, и наблюдал за древнями. Не отвлекаясь, я продолжал читать заклинание. Меч мой пока оставался в ножнах. Стоило мне произнести последние слова: «Зирге цуама дарр!» — как земля под моими ногами задрожала. — Назад... Хьюгго совершил два огромных прыжка назад, не дожидаясь моей команды. Древни замерли, какое-то мгновение простояли неподвижно, а затем бесшумно провалились в ямы, разверзшиеся под ними. Земля тут же сомкнулась, не оставив от наших врагов и малейшего следа. Все произошло столь быстро, что сердце мое не отсчитало и десятка ударов. — Вот чудо, так чудо! — восхитился Катипут. — Великая магия! — Ах, ты предпочел вражду любви и славе! Так получай же! — завопила Эдера, показываясь из дупла и делая какие-то непонятные движения руками. Искаженное злобой, ее лицо было ужасно. Глаза сузились и стали колючими, рот искривился в гримасе ненависти, нос вытянулся, и вдобавок лицо пошло зелеными пятнами. От прежней красоты (или от магических ухищрений?) не осталось и следа. Невесть откуда вокруг нас появились длинные хлесткие побеги невиданных растений, напоминающие толстые влажные веревки, обжигающие при прикосновении. Их было очень много, и они не теряли времени — недолго побарахтавшись в их объятиях, мы неподвижно замерли. Даже мощь Хьюгго оказалась бесполезной против них. — Что ты скажешь теперь, рыжий ублюдок? — услышал я голос Эдеры. Скосив глаза, я увидел, что она по-прежнему не решается или не желает выходить из своего жилища. — Ты изрядно посмешил меня при нашем знакомстве, жалкий слизняк, развесели же и на прощание — пообещай поживописнее корчиться, когда мои славные веточки примутся душить тебя. Или у твоей облезлой кошки это выйдет лучше? Ты, посмевший отвергнуть мою дружбу! Пренебрегший счастьем, недостойным такой гнусной твари, как ты! Оказывается, кроткая лесная жительница умела браниться не хуже моего приятеля, моряка Берда! Вот уж не ожидал. Не желая отвечать ей, я молчал, впав в бешенство от собственного бессилия. Обидно было умирать столь рано и... бесславно. Вдруг Катипут, висевший в зеленых объятиях рядом со мной, прошептал: — Поговори с ней, дай мне немного времени. «Бедняга, цепляется за последние мгновения жизни», — подумал я и послушно ответил Эдере: — Прикосновения твоих славных веточек для меня куда приятнее твоих объятий, невзрачная замарашка, возомнившая себя красавицей! — Как ты можешь судить об этом? — возмущенно ответила Эдера, пропустив «невзрачную замарашку» мимо ушей. — Ведь я тебя никогда не обнимала! — Слава Эгосу! Я бы тогда точно умер от омерзения! Площадная брань, которой ответила мне разъяренная Эдера, была восхитительна. Никогда в жизни мне не доводилось слышать столь цветистых оборотов и столь смелых сравнений. Ни от Берда, ни от Фелидии, разбившей что-нибудь из ценной посуды, ни от кого другого... Хоть какое-то развлечение напоследок. Я так развеселился, что на мгновение забыл, где и почему нахожусь. Вдруг путы, связывавшие нашу троицу, разом опали. — Получилось! — радостно пискнул Катипут. — Я напрягся, и все получилось! Так, как надо! «Славные веточки» Эдеры сплелись в ровный узорчатый ковер под нашими ногами. Такие безобидные на вид. Я выхватил меч и крепко сжал ногами бока моего тигра. Хьюгго рванулся вперед, Катипут распластался на его спине передо мной. Стоило Хьюгго сдвинуться с места, как Эдера вновь скрылась в дупле. Внезапно трава под нами и вокруг нас заколыхалась и принялась расти прямо на глазах. Почуяв неладное, я воскликнул: — Вперед, Хьюгго, живо! — И мгновение спустя уже нанес мечом первый удар по жилищу Эдеры. Сердце подсказывало мне, что соваться в дупло не следует. Намертво вцепившийся в шерсть Хьюгго Катипут без страха, но с огромным интересом созерцал происходящее. После третьего удара меча по стволу дерева пошла продольная трещина, а из дупла высунулась голова Эдеры. — Уймись, безумец! — успела сказать она. — Ты... Я мгновенно взмахнул мечом в четвертый раз и доказал, что не зря ношу звание «Повелитель Клинков»: голова Эдеры, подпрыгивая, покатилась прочь, успев прокричать мне напоследок: — Ты никогда не будешь счастлив! Остановившись в дюжине шагов от нас, голова колдуньи вспыхнула зеленым пламенем и сгорела дотла. Бесследно, не оставив после себя на траве и щепотки пепла. Дерево, которое выдержало три удара моего меча, вдруг взяло да и рассыпалось в труху. Запахло гнилью. — Ух ты! Эвальд — великий воин! — подвел итог Катипут. — А Катипут — великий волшебник! — ответил я. — Спасибо, мой находчивый друг, ты спас нас от ужасной смерти. Хьюгго прорычал короткую победную песнь, и мы поспешили убраться подальше от этого негостеприимного места. На обратном пути я снял с норы хакуртов наложенное пару дней назад заклинание Спутанного Пути. — Простите меня, дети природы, я напрасно напал на вас, — сказал я, вспомнив убитых мною хакуртов. Конечно же, мне никто не ответил, но я уверен — там, где надо, меня услышали. — С умом и осторожностью следует выбирать не только союзников, но и врагов, — сказал я Катипуту и Хьюгго. Друзья ничего не ответили. Глава 10 По дороге к Кургану Плача, у подножия которого находились Врата Знаний, мы заехали в Кингалу: надо было узнать последние новости, приодеть нашего нового товарища и для разнообразия разок переночевать под крышей постоялого двора на мягких тюфяках. Что же касается Хьюгго, то ему тюфяки заменяли благоухающие пряными ароматами кипы свежего сена. Кингала — небольшая деревенька, жители которой живут охотой, сбором ягод и целебных трав. Шуарский лес, обступивший Кингалу, испокон веков славится своими несметными природными богатствами. Не гнушаются жители Кингалы и разбоем, считая, что раз все богатства леса должны принадлежать им, то не стоит делать исключений для путников. Особенно для тех, при которых есть какие-нибудь ценности, пусть это будет даже бутыль с грушевым вином. Нас жители деревни трогать не осмеливались, поэтому я считал Кингалу глухим, но совершенно безопасным местечком. Въехав в пределы Кингалы, мы направились по извилистой улочке прямиком в центр деревни, к постоялому двору, который с незапамятных времен содержит старый Талтимер, за неправильно сросшуюся после перелома ногу и не по возрасту отменные крупные зубы прозванный Хромым Волком, Талтимер — единственный житель Кингалы, который грабит путников открыто, при свете дня, сдирая с них втридорога за дрянной ночлег и скверную еду. Стоит ли говорить, что для меня у него всегда находится чистая комнатка, свежий тюфяк и приличная еда. И плату с меня он взимает весьма скромную, настолько скромную, что она больше похожа на милостыню. Хромому Волку не откажешь в уме — он превосходно знает, с кем и как следует вести себя. Вот и постоялый двор. Имени у него нет, потому что в Кингале он всего один, не спутать. Здесь я намеревался и переночевать, и разжиться приличной одеждой, и конечно же узнать все новости. Въехав в вечно открытые ворота постоялого двора, мы с Катипутом спешились и направились к крыльцу. Хьюгго привычно устроился под гостевым навесом. «Мир — наш дом, поэтому повсюду мы дома» — это главная заповедь бродяг. — Эвальд, скажи мне, что я должен рассказывать о себе? Ведь меня могут спросить, — озабоченно поинтересовался Катипут. Чувствовалось, что он немного стесняется своей необычной внешности. — Не волнуйся, Катипут, тебя никто не станет расспрашивать! — уверенно заявил я. — Почему? — Потому что ты приехал со мной. — Ну и что с того? — А то, что здесь, как, впрочем, и в Баурвилле, и даже в самом О'Дельвайсе, Благословенном и Могущественном, меня великолепно знают с плохой стороны. — Вот как? — Катипут искренне удивился. — А я знаю тебя только с хорошей. — Вот и славно! — С этими словами я толкнул вперед тяжелую дверь, и мы вошли в заведение Талтимера, оказавшееся совершенно пустым, если не считать хозяина, восседавшего за стойкой. — Эвальд! — радостно вскрикнул старый пройдоха, всплескивая руками. — Здравствуй, мой мальчик! А мы только вчера говорили с Натаном о тебе! — Здравствуй, Талтимер, познакомься с Катипутом, моим другом и спутником. — Здесь всегда рады друзьям! — провозгласил Талтимер и в знак приветствия оскалил свои зубы, чем привел Катипута в замешательство. — Приветствую хозяина, — пролепетал он и умолк. — Чем могу порадовать дорогого гостя? Есть... — Закатив глаза, Талтимер собрался перечислить сегодняшнее меню. — Подожди с едой, — перебил его я. — Вначале моему другу хотелось бы немного приодеться. — Пожалуйста, — фыркнул хозяин, недовольный, что ему помешали исполнить кухонный гимн. Окинув Катипута опытным взглядом скупщика краденых вещей, он продолжил: — Для начала могу предложить охотничью куртку из кожи кодрага и к ней новехонькие, опять же кожаные, штаны. Есть превосходные сапоги, сапоги из шкуры хакурта, вечная вещь. Рубаха нужна? Я молча показал два пальца. — Будут и рубахи, — заверил Талтимер, — только вот не желает ли добрый гость помыться перед примеркой? Я конечно же не возьму на себя смелость настаивать, но... — Желаю! — ответил Катипут. — Прошу! Катипут проследовал за хозяином в одну из дверей, ведущих во внутренние покои. Чтобы я не скучал, Хромой Волк на ходу поставил передо мной кувшин с грушевым вином. Кружки в его заведении как никчемные, но свидетельствующие о хороших манерах предметы полагались только редким посетительницам женского пола. Я сделал парочку глотков и призадумался. Если вдруг Врата Знаний откажутся мне помочь, то как же я буду дальше искать Орлуфию? Где? В какой части мира Фэо? Ждать мне пришлось не очень долго — кувшин еще был наполовину полон, как в сопровождении хозяина ко мне вышел принаряженный Катипут. Помимо оговоренных вещей в хозяйстве запасливого Талтимера нашлась еще и практичная войлочная шляпа с достаточно широкими полями. Разумеется, на постоялом дворе в охотничьей деревне и одежда, и обувь всегда зеленого цвета. Других цветов наши практичные охотники, не желающие быть заметными в лесу, не признают. Сияние, исходящее от отмывшегося и приодевшегося Катипута, освещало помещение не хуже развешанных по углам масляных светильников. Он гордо уселся за стол рядом со мной. Хромой Волк деликатно кашлянул. — Сколько? — тут же спросил я. — Пять золотых монет. — Талтимер скорчил постную рожу. — Это почти даром. — Идет, — кивнул я. Кустистые брови изумленного донельзя Талтимера поползли вверх, но я быстро добавил: — Но в эту цену ты включишь ночлег, сытный ужин и столь же сытный завтрак для нас троих. И грушевое вино, разумеется. — Ох, раньше людей грабили в лесу, а теперь грабят прямо в собственном доме, — вздохнул хозяин и захромал на кухню. Глаза его сверкали довольством — он ухитрился содрать с меня не менее двух золотых лишку. В такой дыре, как Кингала, за шестьдесят золотых можно было купить сам постоялый двор вместе со всей утварью и полугодовым запасом провизии. Пока готовился наш ужин, я по примеру Катипута успел вымыться в огромной бадье с горячей водой. Вернувшись в зал, распаренный и благодушный, я заметил, что за соседними с нашим столами потихоньку начал собираться народ. Почти все были знакомы мне в той или иной степени, поэтому я вел одновременно по нескольку разговоров, отвечал на вопросы, задавал их, но не узнал ничего интересного, кроме того что слухи об исчезновении Орлуфии докатились уже и до Кингалы. — У нас в деревне такое произойти не может! — гордо заявил мне один пьянчужка из местных. — Наши девушки не пропадают! Спорить с ним у меня не было никакой охоты. Некоторые жители деревни отправились искать Орлуфию, совершенно не зная, каким образом это следует делать. Они привычно полагались на удачу. — Повезет — хорошо, не повезет — и ладно! — выразил свое отношение к подобным искателям Хромой Волк. Я поймал себя на мысли о том, что мои собственные поиски проходят точно так же... Услышал я даже, что на поиски Орлуфии рискнул отправиться Фрол, младший сын мельника Ферапонта. Это известие вызвало у собравшихся дружный смех: великий ротозей и известный путаник Фрол без помощи отца не мог правильно сосчитать мешки с мукой, а ключ от мельницы терял по три раза на дню. Позже всех в заведение Хромого Волка ввалился усталый, грязный, но донельзя довольный Самарий, мой знакомый антиквар из поселка Клесва. — Эвальд, дружище, дай обнять тебя! — заорал он с порога, едва встретившись со мной взглядом, и направился прямиком к нашему столу. — А кто это с тобой? Или он местный? — усевшись за наш стол, спросил Самарий, не удостоив Катипута приветствием. А ведь считает себя воспитанным человеком. — Мой друг, — заговорщицки прошептал я, округлив глаза. — Он великий волшебник, корифей превращений. Вот придумал себе новый образ и сейчас как раз подыскивает, кого еще осчастливить превращением. Ты, кстати, не желаешь превратиться во что-нибудь необычное — зигреда с крыльями атши и клыками кодрага? Только скажи! — Сохрани меня всеблагой Эгос и помилуй! — Самарий вздрогнул и, напустив в голос все скудные запасы своей учтивости, обратился к Катипуту, поглощавшему жареное мясо под соусом из лесных ягод. — Надеюсь, я не обеспокоил вашу мудрость своим появлением за одним с вами столом? — Не-е-а, — промычал Катипут, весело подмигивая мне. Самарий облегченно вздохнул и попросил Талтимера подать ему ужин. Дождавшись, когда хозяин отойдет от нашего стола, я поинтересовался: — Что привело тебя из Клесвы в такую глушь? Насколько я знаю, ты ведь не любитель путешествий. Кроме О'Дельвайса, где ты надеешься обзавестись богатыми клиентами или купить за бесценок редкий артефакт у какого-нибудь простофили, нигде не бываешь. Должно быть, в этих краях тебе пообещали продать шлем легендарного героя Майбаха или один из Девяти Мечей? — Ты прав, в дорогу меня погнало желание прикупить одну редкостную штучку, — туманно ответил Самарий, оглядываясь по сторонам. — Должно быть, это очень редкая вещь, — предположил я и не ошибся. — Ты ведь знаешь о Темных Эльфах? Некогда Шуарский лес был их вотчиной, — тихо спросил Самарий, приближая свое лицо почти вплотную к моему. — Я читал о них кое-что. Когда-то без их ведома в нашем мире и лист с дерева не смел упасть. — А еще у них было много нерукотворных артефактов... — Каких-каких? — переспросил я. — Созданных самой Матерью Природой, а не сотворенных руками самих эльфов или их слуг, — пояснил Самарий. — Я напал на след одного из них, того, что разгоняет туманы, и сегодня купил его у местного знахаря. — Покажешь? — Я обожаю артефакты и не отказался бы взглянуть на такую диковинку, как нерукотворный артефакт, некогда принадлежавший Темным Эльфам. Самарий наградил меня укоризненным взглядом. Да, я забыл главный постулат Удачной торговли: до выставления в лавке купленный товар нельзя никому показывать, иначе вместо прибыли он принесет убыток. — Извини, дружище, — сказал я. — Забыл о ваших строгих правилах. Лучше я загляну к тебе в лавку, когда буду в Клесве. — Идет, — улыбнулся Самарий. — Я всегда рад тебе. — И моим деньгам! — Не без этого. — Самарий полол плечами. Наскоро перекусив, он стал прощаться с нами. — Ты отправишься в обратный путь на ночь глядя? — Моему удивлению не было предела. Путешествовать в одиночку в этих местах, да еще в ночное время... — Да, лучше высплюсь дома, — ответил Самарий. — Мой тигр, конечно, не сравнится с твоим, но в его компании я могу спокойно разъезжать по ночам где угодно. Даже при нынешнем разгуле нежити и прочей мрази. — Ты обзавелся беронским тигром? — удивился я. — Настоящим беронским тигром? — Да, представь себе. Решил последовать твоему примеру. Правда, стоят они невообразимых денег, мне чуть было не пришлось заложить магазин! Зато теперь могу спокойно разъезжать повсюду, где вздумается и когда вздумается. С деньгами и без, с товаром и налегке! И не надо опасаться, что мой тигр вступит в сговор с разбойниками и начнет прикидывать, как бы половчее меня ограбить. Вот скажи мне — мы, люди, считаемся высшими творениями в этом мире. Самыми совершенными! Всем остальным до нас далеко, в том числе и беронским тиграм, не так ли? — Допустим, что так, — ответил я, не понимая, куда клонит антиквар. — Тогда почему мы способны на такой низменный поступок, как предательство, а тигры — нет? Из-за своего мнимого несовершенства, что ли? Самарий поднялся, отвесил Катипуту небольшой учтивый поклон, подмигнул мне и ушел. Такой он, Самарий, любит озадачить собеседника неожиданным вопросом. В целом вечер удался на славу, и лишь в полночь мы с Катипутом, предварительно проведав Хьюгго, поднялись на второй этаж, чтобы исполнить последнее из желаний, — сладко выспаться на мягких тюфяках. ...Туман такой густой, что невольно начинаешь рубить его мечом. Острый клинок проворен, но просвет в тумане смыкается еще быстрее. Не в силах противиться мороку, машешь клинком еще и еще. Это продолжается до тех пор, пока ты не выбьешься из сил. Тогда они окружают тебя и молча рубят мечами, жадно впитывая каждую каплю твоей боли и каждую крупицу твоего страха... Отбиваясь от полчищ Короля Скелетов, я свалился с ложа и только тогда проснулся. За дверью послышались шаги Хромого Волка. На соседней кровати беспробудным сном дрых Катипут, воздавший за ужином должное грушевому вину. — Что случилось, Эвальд? — с порога спросил хозяин, настороженно оглядывая комнату. — Клянусь удачей в делах, со дня моей свадьбы стены нашего дома не сотрясались подобным образом! В левой руке он держал подсвечник с пятью свечами, а правая сжимала рукоять боевого топора. — Все в порядке, Талтимер, — смущенно улыбнулся я. — Всего лишь дурной сон. Пойду прогуляюсь по двору. — Хорошо, — кивнул Талтимер и удалился. Прямо в чем был, я спустился во двор. Поднятый мной шум конечно же разбудил Хьюгго, рассудил я и направился к гостевому навесу. При моем появлении тигр бесшумно поднялся и замер в ожидании похвалы. Рядом с ним валялся мертвый крэтс с неестественно изогнутой спиной. — Молодец, друг мой, — сказал я, потрепав его по мускулистой холке. Довольный, Хьюгго на миг зажмурился и шевельнул ушами. — Найдем мы Орлуфию, приятель? Как ты считаешь?— вдруг вырвалось у меня, сам не понимаю почему. Тигр трижды кивнул, а затем зевнул во всю пасть, словно говоря, что конечно же найдем, как же иначе, только вот выспимся хорошенько и сразу же найдем. Успокоенный, я погладил его по теплому носу и пошел к себе, чтобы заснуть глубоким сном без сновидений до самого утра. Я намеревался хорошо отдохнуть, ибо путь до Врат Знаний предстоял неблизкий, и исполнил свое намерение наилучшим образом. Глава 11 Вышло так, что к подножию Кургана Плача мы добрались около полудня, когда Мирроу, Звезда Небосвода, стояла в зените. Было жарко. Врата Знаний, сделанные из камня и украшенные искусной резьбой, располагались на каменном постаменте, к которому вела лестница. Весьма неплохо сохранившаяся лестница, у подножия которой стояли три статуи. Статуи тоже когда-то были высечены из камня — этого основательного материала здесь хватало с избытком. Все три статуи были женскими. На наше приближение они никак не отреагировали. Две из них стояли слева от лестницы, а одна, та, что без головы, — справа. Вокруг Врат в беспорядке валялись камни, обломки статуй, торчали из травы изъеденные временем остовы колонн, кое-где сохранились жалкие остатки некогда величественных строений. В целом картина, открывшаяся нашему взору, была мрачноватой. Поодаль возвышался сам Курган Плача, угрюмый, величественный, местами поросший одинокими низкими кривыми деревьями, которые перемежались пустошами и редкими кустами. Пологая вершина кургана была совершенно голой. Учитель Панеоник рассказывал мне когда-то о происхождении Кургана Плача, но я давно позабыл эту историю. Пытался вспомнить, чтобы рассказать Катипуту, да так и не сумел. Спрыгнув на землю, мы с Катипутом поднялись по лестнице к воротам, створки которых были приоткрыты наполовину. Переглянулись и прошли в проем, который образовывали створки. Ничего не произошло. Прямо за воротами лежала груда бесформенных обломков. Прыгая с камня на камень, мы спустились по ней вниз и внимательно огляделись по сторонам. — Давай осмотрим развалины, — почему-то шепотом, словно кто-то мог нас услышать, сказал я Катипуту. — Если сохранились Врата и их стражи, то должна сохраниться и какая- нибудь подсказка. Во всяком случае, я очень на это надеюсь... — Почему ты так решил? — Катипут снял шляпу и почесал украшенную шипастым гребнем голову. Я уже успел выяснить, что этот гребень является у его расы признаком существа мужского пола и никакой особой пользы не приносит. Нечто вроде украшения. — Когда-то я верил, что справедливость положена в основу бытия. Теперь я верю в равновесие, но оба принципа, и справедливость, и равновесие, в один голос говорят мне, что если есть загадка, то где-то должна быть и отгадка. Начнем поиски отсюда. От самих Врат Знаний. — Нет, Эвальд, мне кажется, что это было бы ошибкой — прятать ответ столь близко к загадке. — Возможно, Катипут, именно благодаря этому никто его не нашел. Мой отец говорит: «Хочешь понадежней спрятать вещь — положи ее на видное место!» Никому и в голову не приходило, что ответ может быть спрятан прямо здесь, я уверен! — Будь по-твоему, — согласился Катипут. — Давай начнем поиски! Я решительным шагом подошел к ближайшим развалинам и приступил к тщательному осмотру. Катипут последовал за мной и принялся возиться рядом. Хьюгго зевнул во всю пасть и, поняв, что в его помощи мы пока не нуждаемся, растянулся на траве, чтобы предаться заслуженному отдыху. Все наши старания найти нечто такое, что могло бы помочь нам пройти во Врата Знаний, оказались бесполезными. Увы! Стиснув зубы, мы продолжали поиски, но так ничего и не находили. Уже смеркалось, когда на одном из больших камней, что врос в землю в стороне от прочих, я увидел надпись, скорее не высеченную, а просто нацарапанную на шершавой поверхности. Я протер ее пучком сорванной травы и прочитал вслух: — «Друг воли по тесьме». — Друг воли по тесьме. Что это означает?! Мы нашли подсказку? — взволнованно воскликнул Катипут. — Неужели?! — Пока не знаю, — осторожно ответил я. — Но вполне возможно. Правда, подсказка какая-то странная — при чем здесь тесьма? И о каком друге идет речь? Какой воли? Ничего не понимаю. — Может быть, это какой-то узор? Или след? Или таинственный знак? — Предположения так и сыпались из Катипута, но ни одно из них не подходило, а вернее — не желало складываться во что-нибудь доступное пониманию... Попросив Катипута помолчать, я обошел вокруг камня, и, не найдя на нем других надписей, принялся вспоминать, что в мире Фэо могло быть связано с таким обычным предметом, как тесьма, и кого могли звать «другом воли». Как я не напрягал память, как не изощрялся в догадках, но ничего путного не пришло мне в голову. Пока я думал, Катипут проворно облазил еще не осмотренную нами часть развалин и с печальным видом вернулся ко мне. И без слов было ясно, что он ничего более не нашел. «Друг воли по тесьме», найдя эту надпись в другом месте, я счел бы ее чепухой. Чьей-то дурацкой шуткой. Но здесь, у Врат Знаний, она не могла оказаться случайно. Тем более что больше никаких подсказок мы так и не нашли. Устав ломать голову над загадкой, казавшейся неразрешимой, я глубоко вздохнул и сказал: — Давай-ка, Катипут, вернемся к Хьюгго и поищем где-нибудь неподалеку подходящее местечко для ночлега. Подумать можно и там, все равно здесь мы больше ничего не найдем. А ночевать прямо здесь, мне кажется, было бы кощунством. — Хорошо, — согласился Катипут. — Ночлег, так ночлег. Забравшись на спину явно истомившегося от долгого отдыха Хьюгго, мы предоставили ему полную свободу в поиске уютного уголка, где можно переночевать, а сами продолжили думать, пытаясь разгадать подсказку, оставленную для нас кем-то в давние времена. — И что за глупость — друг воли по тесьме! — сказал вдруг Катипут. — При чем здесь тесьма? Тесьму используют совершенно для других целей. Вот в Вольдемаровом поместье... — Что ты сказал? — Внезапная догадка посетила мою голову. «Там, где бессильна память, поможет смекалка», — гласит народная мудрость. — Поместье, конечно же поместье! — Эвальд, ты, наверное, устал, — сочувственно сказал Катипут. — Давай сегодня больше не будем говорить о делах. — Поместье! П-о-м-е-с-т-ь-е! Если переставить буквы, то получится слово «поместье»! — пояснил я. — Ты молодец, Катипут. Теперь ясно, что в некоем поместье мы найдем отгадку. — Точно! Но хвалить надо тебя, Эвальд — ведь именно ты понял, как прочитать непонятную надпись. — Мы оба молодцы! — ответил я, приходя в великолепное расположение духа. Дело пошло! Найдено первое слово. Хьюгго негромко рыкнул. — Ты тоже молодец, Хьюгго, кто спорит? — поспешил добавить я. — Осталось понять, о каком из поместий идет речь. — Должно быть, о каком-то весьма древнем поместье, — неуверенно произнес Катипут. — Том, что построено в одно время с Вратами Знаний... Окрыленный удачей, я принялся переставлять буквы в словах «друг воли». Довольно скоро буквы выстроились должным образом, и теперь надпись гласила: «В поместье Уирголд». Что ж, это похоже на правду — поместье Арники существует испокон веков, пару раз мне доводилось слышать от его хозяйки, что Уирголд появился на земле задолго до О'Дельвайса, однако я думал, что Арника шутит. В таком месте запросто можно найти какую-нибудь старинную подсказку, а может быть, и не одну. Я не замедлил поделиться результатом своих размышлений с друзьями. — Конечно же эту надпись следует читать так: «В поместье Уирголд». Уирголд, поместье Арники! На рассвете отправляемся туда! — Кто такая Арника? Ты еще не рассказывал мне о ней. Ее поместье похоже на Райский Уголок? — Арника — мой друг. Рассказывать о ней я готов до утра, но лучше ты сам составишь мнение после знакомства. Уирголд, ее поместье, совершенно не похож на Райский Уголок. Хотя бы тем, что ее слуги едят вволю, спят на мягких перинах в своих комнатах и получают плату за работу. Уирголд — настоящее поместье, там все по-другому. — А что там выращивают? — деловито осведомился Катипут. — Там выращивают и обучают беронских тигров. Таких, как Хьюгго. — Здорово! — восхитился Катипут. — Этот Уирголд должен быть славным местом. Если там выращивают беронских тигров, едят вволю и спят на мягких перинах! А если еще учесть, что поместье принадлежит твоему другу, то оно должно быть одним из самых лучших мест на этой земле! — Еще каким! — подтвердил я, радуясь, что разгадка найдена. Точнее, только половина разгадки, ведь в Уирголде нам еще предстоит узнать, каким образом я могу получить ответ на свой вопрос от Врат Знании. Глава 12 Твой новый друг определенно умеет ладить с тиграми, — одобрительно сказала Арника, наблюдая за церемонией знакомства Катипута с ее питомцами. Хьюгго стоял рядом и порыкивал, должно быть, давая Катипуту самые лучшие рекомендации. — Это редкий дар. Надо предложить ему остаться у меня в помощниках. Что ты скажешь на это, Эвальд? — Катипут не согласится. Работой в поместье его не соблазнить. Он уже помогал вести хозяйство в Райском Уголке и остался весьма и весьма недоволен, — ответил я, стараясь казаться серьезным. Мне это удалось. Арника попалась на приманку! — Ты смеешь сравнивать меня с этим скупердяем?! И делаешь это уже не в первый раз, заметь себе! — От возмущения лицо Арники побагровело. — После того что ты мне рассказал о нем за обедом? Ты считаешь меня скрягой?! Ты, Рыжая Бестия, намекаешь, что в Уирголде кто-то ложится спать голодным?! О, и это я слышу от тебя?!! От человека, которого считаю своим другом?!! Арника была поистине восхитительна в своем темно-синем охотничьем костюме. Она, как и обычно, пренебрегала драгоценными украшениями, но большие красивые глаза, ниспадающие на плечи вьющиеся черные локоны, оттеняющие белизну ее лица и шеи, привлекали к себе гораздо больше внимания, чем серьги и ожерелья из драгоценных камней. Дорогая материя, не знавшая сноса, ласково облегала ее стан, подчеркивая в дополнение к красоте лица изящество и притягательность ее фигуры. Залюбовавшись ею, я помедлил с ответом, но, почувствовав, что надвигается настоящая, все сокрушающая на своем пути буря, поспешил успокоить подругу: — Арника, успокойся, пожалуйста. Я просто пошутил. Мне казалось, что мы вместе посмеемся... — Чтобы смеяться вместе с тобой, надо быть таким же дураком, как и ты! — резко ответила Арника. — Не будь ты моим гостем... — Я бы скормила тебя своим тиграм! — докончил я за нее. — Еще чего! — фыркнула Арника. — Мои питомцы могут отравиться ядом, что течет в твоих жилах вместо крови! У малюток будет несварение желудочков. Малютки, в «желудочках» которых мог бы целиком поместиться матерый кодраг, устроили веселую возню в компании с Катипутом и Хьюгго. Мы некоторое время молча постояли у ограды вольера. Убедившись, что созерцание резвящихся тигров вернуло Арнике хорошее настроение, я заговорил о деле. Выслушав мой рассказ, она ответила: — Наше поместье многократно перестраивалось, такой вид, как сейчас, оно приобрело при жизни моего отца. От древних построек не сохранилось ничего... — Какая досада! — воскликнул я. — А я-то надеялся! — Дай мне договорить до конца, — потребовала Арника. — От построек не сохранилось ничего, но в Уирголде есть одна очень ценная реликвия, передаваемая в нашем роду из рук в руки, из поколения в поколение, с незапамятных времен. Не знаю, как страница из книги, написанной мудрецом Басардом, принадлежащим к числу избранных, попала к кому-то из моих предков. Знаю лишь то, что он перевел ее на наш язык, поскольку она была написана на старинном наречии, поместил вместе с переводом в шкатулку без ключа, закрываемую и открываемую заклинанием, и завещал своим потомкам хранить ее для того, кто явится за ней. Быть может, этот знаменательный момент настал? Я слушал ее не перебивая. Учитель рассказывал мне о мудреце Басарде, раскрывшего в написанной им книге величайшие секреты мироздания. К сожалению, книге Басарда не суждено было дойти до нас в первозданном виде. Еще в незапамятные времена она распалась (или ее растащили?) на отдельные страницы, собрать которые воедино пока не удалось. — Страницы этой книги разошлись как по нашим рукам, так и по рукам магмаров, поэтому вряд ли когда-нибудь их соберут воедино, а жаль, — сказал Учитель Панеоник в завершение рассказа о Басарде и его книге. — Я помню перевод почти наизусть,— продолжала Арника. — Там говорится о трех хранительницах, стерегущих вход, и о том, сколько раз каждой из них надо поклониться. Это тебе и надо, не так ли? — Да, — кивнул я. — Прочти же мне скорей все, что ты помнишь! — Смирение — вот удел достойных, алчущих истины. Окажи уважение тем, кто волен пропустить тебя, и они смилостивятся... — начала Арника. От нахлынувшей на меня радости я подпрыгнул на месте, словно мальчишка. — Надеюсь, что я ничего не переврала. Но даже если и переврала, то не страшно — ведь сейчас ты увидишь страницу из древней книги вместе с переводом. Только если ты не возражаешь, я хотела бы отдать тебе перевод, а саму страницу оставить у себя, — сказала Арника, закончив чтение по памяти. — Я к ней привыкла, и, как мне кажется, реликвия тоже привыкла к Уирголду. — Конечно, — ответил я, — мне вполне будет достаточно перевода. — И то, не строк, написанных рукой твоего далекого предка, а копии, которую я сделаю собственноручно. — Вот и славно! — обрадовалась Арника. — Пойдем, я отведу тебя в потайную комнату, где я храню все самое ценное. Ты первый человек, которому я оказываю подобное доверие. ...После того как я, сверяясь с копией перевода страницы из древней книги, отвесил перед каждой из статуй требуемое количество поклонов, статуи ожили и хором ответили: — Проходи, о ищущий знания, и не вздумай спрашивать дважды! Створки ворот с глухим стуком сомкнулись и тут же распахнулись вновь — настежь. Ступени лестницы заиграли серебристыми искорками, а в небе над Вратами вдруг появилась небольшая радуга. Взбежав по лестнице, я, замирая от волнения и восторга, прошел через Врата и очутился в большом зале, потолок которого поддерживали высокие изящные колонны, увитые каменными ветвями и листьями. Через высокие окна лился странный голубой свет, настолько яркий, что глазам моим стало больно. Кроме меня, в зале никого не было. Как я и ожидал. Сердце мое отчаянно стучало в груди. Дыхание стало прерывистым. Я сознавал важность момента и некоторую его торжественность. — Где находится Орлуфия, дочь Дамируса из О'Дельвайса? — спросил я, глядя вверх на радугу, и тут же в моей голове зазвучал ответ. Казалось, что я мысленно отвечаю на вопрос самому себе, своим же собственным голосом: — Орлуфия находится в Башне Заточения на острове Фей-Го, где ей угрожает опасность стать проводником Хаоса в мир Фэо. Свет погас, исчезла радуга, вместо зала передо мной снова были руины. Я вышел на лестницу, огляделся на всякий случай по сторонам, поблагодарил мысленно Врата Знаний за ответ и поспешил к друзьям, ожидавшим меня у подножия лестницы. С вестью, одновременно и радостной, и печальной. Хьюгго и Катипут вопросительно смотрели на меня и ждали. — Орлуфия находится в башне на острове Фей-Го, ей угрожает опасность стать проводником Хаоса в мир Фэо, — без предисловий сообщил я им. — Ура! Тебе ответили! — завопил Катипут, а Хьюгго задрал голову к небу и в полную мощь своего голоса исполнил победную песнь, которую, должно быть, услышали и в О'Дельвайсе. Мы уселись на Хьюгго, который, не дожидаясь моих указаний, двинулся в сторону столицы. Я тем временем припоминал все, что за свою жизнь узнал о Фей-Го — проклятом острове, как его иногда называют. Знал я немного. Когда-то, в незапамятные времена, на Фей-Го, расположенном на севере от нашего материка в безбрежных просторах океана, именуемого Баллаурским, правил жестокий Горбах — император-завоеватель. Три зверя денно и нощно терзали его — гордыня, алчность и неуемная жажда убийства. С такими качествами и сильной армией в придачу он быстро покорил почти весь мир, но сломал зубы о владения короля Магиша, того самого Магиша, что ради победы над Горбахом стал слугой Бога мертвых и проклятых. Принято считать, что, потерпев поражение от Магиша, Горбах бежал на свой остров Фей-Го, где и умер, забытый всеми. В паре старинных манускриптов, которые я некогда читал в библиотеке Панеоника, упоминались какие-то зловещие цветы (я забыл их название), несущие всем разумным существам горе и печаль. Каким-то образом цветы эти были связаны с именем Горбаха. Не то он их создал, не то поливал своими слезами или кровью, не то они просто-напросто выросли на его могиле. Эти цветы — чуть ли не единственные растения на проклятом острове. А может быть, и единственные, кто знает. У людей и магмаров есть дела и поважнее, чем исследовать остров Фей-Го, на котором ничего хорошего все равно не найдешь. Есть еще старинная песня о Фей-Го, сложенная кем-то из наших сказителей. Она повествует о несчастном моряке, которого океанские волны выбросили на берег Фей-Го после кораблекрушения. Песня, как и положено, грустная. О самом острове Фей-Го в ней сказано мало, больше говорится о страданиях несчастного моряка. Стоило мне вспомнить о песне, как память моя услужливо выдала несколько строк из нее: Здесь нет пения птиц, нет лесов и лугов, Лишь камни растут из земли, И дым от огня, что в недрах горит, Глаза разъедает мои... Несчастный моряк в конце концов умирает от голода и жажды. В детстве, когда я был склонен верить всему услышанному, меня сильно волновал вопрос: кто сложил песню и донес ее до людей, если моряк умер и на острове, кроме него, не было ни одной живой души? Будучи не в силах найти ответа на этот вопрос, я пристал с ним к Фелидии, которая не стала смеяться надо мной, а с серьезным видом разъяснила, что песню сложил призрак моряка, его неупокоенный дух. Более подробно о Фей-Го ничего не известно ни людям, ни, как я склонен думать, магмарам. Дурная слава заброшенного острова отпугивает исследователей и просто искателей приключений, даже самых отчаянных. К тому же остров скрывает от людских глаз, да и от магмарских тоже, плотная завеса тумана, простирающаяся по воде далеко за его пределы. Славное, должно быть, местечко этот Фей-Го. Неудивительно, что Хаос избрал зловещий остров в качестве своего форпоста в нашем мире. Более подходящей области придумать невозможно. Упорядочив все, что мне удалось вспомнить, я тут же поделился сведениями с Катипутом. Надо отдать ему должное — перспектива посещения столь страшного места совершенно не испугала его. — Мы отправляемся туда прямо сейчас? — спокойно спросил он, когда я окончил свой рассказ. — Да, но сначала нам следует... Тут я осекся, сообразив, что если я вернусь с подобной новостью в столицу, то мое участие в спасении Орлуфии на этом и закончится. Дамирус и Багурон немедленно начнут действовать. На Фей-Го снарядят экспедицию на дюжине кораблей, скорее всего, во главе с самим Дамирусом, которому и достанется вся слава. Награды ни от Дамируса, ни от Багурона я тоже не получу, поскольку найти саму девушку — это одно, а сообщить, где ее прячут, — совсем другое. Вдобавок только звание спасителя может дать мне шанс просить руки Орлуфии у ее отца... Хотя, если говорить начистоту, я не уверен, что непременно захочу воспользоваться этой возможностью. Но и упускать ее я тоже не хочу. Взвесив все «за» и «против», я принял решение. Обдуманное и окончательное. — Я отправляюсь на Фей-Го. Один. Вы с Хьюгго будете ждать меня в поместье Арники. Хьюгго там будет лучше, чем в О'Дельвайсе, да и тебе тоже. — Я хочу отправиться с тобой! — заявил Катипут. — Не следует одному соваться в такое гиблое место, как этот ваш остров Фей-Го. Хьюгго поддержал его сердитым ревом. Не сбавляя шага, он повернул голову и укоризненно покосился на меня. — Друзья, мне самому тяжело расставаться с вами, но наша компания будет слишком заметной. Если Хаос действительно укрепился на острове (а Врата Знаний, как всем известно, не могут лгать), то спасать Орлуфию придется тайно, не привлекая к себе внимания слуг Хаоса. Втроем мы гораздо сильнее, но, к сожалению, и гораздо больше бросаемся в глаза. Подумайте хорошенько, и вы сами согласитесь со мной. «К тому же я не имею права рисковать вашими жизнями во имя торжества собственных амбиций», — мысленно закончил я. Хьюгго громогласно фыркнул, словно обычная кошка, и трижды опустил голову, выражая против своей воли согласие с моими словами. Катипут посмотрел на небо, вздохнул пару раз и спросил меня: — Ты настаиваешь на своем? Уверен, что я тебе не пригожусь? — Да, Катипут, настаиваю. Так будет лучше, поверь мне. Катипут обиженно умолк. Наслаждаясь долгожданной тишиной, я принялся разглядывать местность, по которой размеренно шел беронский тигр. Спина его была широкой, а поступь — плавной, поэтому езда никогда не доставляла мне никаких неудобств. Только удовольствие. Клочковатые заросли кустарников перемежались с редкими кривыми и низкорослыми деревьями, с которых уже облетела листва. Вдали виднелась изломанная горная цепь. Верхушки самых высоких гор были покрыты снегом. Живности вокруг почти не было, или, скорее всего, наученная горьким опытом, она попряталась, почуяв наше приближение. Лишь большие черные птицы безбоязненно сновали повсюду — проносились над головами, сердито наблюдали за нашим маленьким отрядом с деревьев, шумно хлопая крыльями, взлетали чуть ли не из-под самых лап Хьюгго. Когда Мирроу, Звезда Небосвода, уже скрылась за горизонтом, Хьюгго вышел к небольшому озеру, окруженному с трех сторон чахлой порослью кривых деревьев. У самого берега Хьюгго остановился, я спешился, наклонился и попробовал воду рукой. Вода была холодной, озеро, несомненно, питалось из подземных источников. Зачерпнув в пригоршню немного воды, я осторожно попробовал ее на вкус. Вода как вода, ничего особенного, но пить приятно. Освежает. — Рыба здесь водится. — Сидящий на спине Хьюгго Катипут указал рукой на чаек, носящихся над водной гладью. Изредка они резко пикировали вниз и уносили в длинных клювах трепыхающуюся добычу. — Недурное место для привала, — оценил я. — Тем более что благодаря деревьям здесь нет ветра, смотрите, как спокойна вода. Катипут спрыгнул вниз, и мы быстро освободили Хьюгго от нашей небольшой дорожной поклажи. Хьюгго вошел в озеро чуть ли не по брюхо, вытянул шею и стал неторопливо пить воду. — Сейчас мы узнаем, кто из нас лучший рыбак, — сказал я, подмигнув Катипуту. Разумеется, лучшим рыбаком оказался Хьюгго — его мощные лапы глушили рыбу с невиданной скоростью и завидной меткостью... После ужина Катипут попросил меня рассказать ему на сон грядущий что-нибудь интересное. — Я расскажу тебе о сотворении миров и Великой Войне Богов, — предложил я. — Ты согласен? — Согласен! — Тогда слушай. — Я улегся поудобнее и начал рассказ. — Создал Творец Вселенную, вдохнул в нее жизнь и сотворил двух Верховных Богов Вселенной — Стража Созидания Ор'Веррона и Стража Разрушения Таллаара, наделив их равной силой. Сам же Творец погрузился в Созерцание, переложив заботы о Вселенной на Стражей. Стражи поддерживали вселенский баланс, расширяли просторы Вселенной и совершенствовали ее. В помощь себе и для развития миров создали они Богов, обладающих властью над той или иной стихией, повелевавших жизнью или смертью. Звались они Лайтир, Бог огня, Градон, Бог земли, Аквалон, Бог водной стихии, Бог воздушной стихии Эарит и... дальше я не помню. Много было миров, много было богов. — Красивые имена! — Долгое время верой и правдой служили своему создателю Стражи. Пока жажда власти не поселилась в душе Таллаара, вытеснив оттуда добро... — Что было дальше? — нетерпеливо спросил Катипут. «Рыр!» — высказался Хьюгго, имея в виду, что без участия его собратьев ничего заслуживающего внимания произойти не могло. Устроил поудобнее свою голову на передних лапах и закрыл глаза. — Дальше была Великая Война Богов. Разум Таллаара помутился, он более не желал делить власть со Стражем Созидания. В порыве безумия решил Таллаар занять место Творца, ни больше ни меньше! — Ой! — Катипут подпрыгнул на месте. — Какое безрассудство! — Накопив достаточно мощи, сотворил Таллаар девять Исполинов — гигантов, наделенных такой огромной силой, что могли они сокрушать Богов! И вложил он в руки Исполинам страшное оружие разрушения — мечи Хаоса, которых тоже было девять. Так началась война. Война добра со злом, света с тьмой. Война Порядка и Хаоса, которым стал Таллаар! Я умолк на мгновение, чтобы перевести дух. Катипут, неподвижный, словно статуя, таращил глаза в ожидании продолжения. — Война охватила все миры Вселенной, неся им гибель. Настал момент, когда понял Страж Созидания Ор'Веррон, что победа Хаоса близка. Тогда вызвал Ор'Веррон Таллаара на битву, великую битву, победа в которой даровала единоличную власть над Вселенной. Сошлись в бою оба Стража, и схватке их, казалось, не будет конца. Никто не мог одолеть своего противника, никому не суждено было победить, ведь недаром сам Творец наделил Стража Созидания Ор'Веррона и Стража Разрушения Таллаара равной силой. — И чем все закончилось? — Догадался тогда Ор'Веррон, что, лишь пожертвовав собой, сможет он освободить Вселенную от Таллаара. И решил он заточить себя в Небытие, дабы одновременно с ним, согласно законам равновесия, в Небытие заточился и Таллаар. Воронка гигантских размеров возникла из ниоткуда, распахнулась широко, словно пасть гигантского чудовища, поглотила Верховных Богов и унесла их в никуда... Глава 13 На следующее утро, после ночевки, когда мы ехали по бескрайним просторам Тихой степи, мне вспомнилась последняя встреча с Самарием. Та самая, во время которой он похвалялся тем, что сумел раздобыть уникальный артефакт Темных Эльфов. Нерукотворный артефакт, который может разгонять любой туман. В плавании на остров Фей-Го подобная штука, несомненно, пригодилась бы мне — ведь Фей-Го окутан непроглядным туманом! Хорошо зная Самария, который никогда упускал своей выгоды, я прикинул, что подобный артефакт он может оценить как минимум в сотню золотых монет, как максимум — в полторы, не больше. Я добавил в уме к этому утроенную сумму, необходимую для найма небольшого корабля (утроенную потому, что речь идет о плавании на остров Фей-Го), и решил, что нам следует немного отклониться от пути. Решение было сразу оглашено вслух. — Сегодня после полудня мы заглянем в один трактир на большой дороге, где собираются азартные игроки, — сказал я своим спутникам. Хьюгго никак не отреагировал, а любопытный Катипут не преминул поинтересоваться: — Зачем? — У меня недостаточно средств для отправки на Фей-Го. Придется тряхнуть стариной и немного развлечься, приняв участие в боях тарариконов. — За это хорошо платят? — Катипуту нельзя было отказать в практичности. — А с кем ты будешь биться? — Биться буду не я, а тарарикон, это особый бойцовый паук. Каждый из двух игроков выставляет своего тарарикона и управляет им при помощи специального свистка. Ставки в игре высоки и могут расти бесконечно. Там можно сорвать большой выигрыш, даже очень большой. Если повезет, конечно. — А если не повезет? — Сегодня мне должно повезти, и все тут! За игру надо садиться, будучи твердо уверенным в победе, тогда все будет хорошо, — ответил я, прикидывая, как стану выходить из положения в случае неудачного исхода игры. В случае проигрыша оставалось уповать только на верный меч и не очень располагающую к ссорам со мной репутацию. Что поделать — другого варианта быстро раздобыть много денег у меня не было. Не отправляться же за ними в О'Дельвайс к отцу. Тем более что рассказывать ему, зачем мне понадобилась столь крупная сумма, я пока не могу, врать считаю недостойным, а без объяснений таких денег от моего правильного отца не получить. Вдруг в моей голове ожила картина из прошлого. — ...Продолжим? — Единственный глаз моего противника, торжествуя, сиял ярче самой Мирроу, Звезды Небосвода. В волосатой шестипалой лапе он держал серебряный свисток и нетерпеливо потряхивал им. В приглашении продолжить бои я не уловил дружелюбия и благоразумно не стал рисковать последним золотым, спрятанным под одним из шипов в ошейнике моего тигра. Это место было выбрано мной не случайно: решись я сгоряча поставить на кон последний золотой, мне пришлось бы выйти во двор к Хьюгго, чей строгий взгляд напомнил бы мне о благоразумии. — На сегодня хватит, — твердо ответил я, вставая из-за стола и с сожалением глядя на трупик моего тарарикона, который терзал победитель — тарарикон одноглазого. — Как знаешь, — пролаял одноглазый и завертел кудлатой башкой, выискивая в набитой битком таверне новую жертву... Я помотал головой, отгоняя дурные воспоминания. «Сегодня все будет иначе!» — сказал я себе и, как выяснилось впоследствии, не ошибся. Свисток, на который была наложена парочка полезных заклятий, был у меня при себе, а срочно обзавестись подходящим тарариконом для такого опытного и знающего человека, как я, не составляло никакого труда... Начав игру на закате, в самое удачное, на мой взгляд, время, я незадолго до полуночи покинул трактир, став за один вечер богаче на триста двадцать золотых. Двадцать я сразу же отдал Катипуту, ожидавшему меня в компании Хьюгго на огороженном высоким частоколом дворе, чтобы у него были деньги на черный день, а триста оставил себе, непрестанно благодаря удачу, столь благосклонную ко мне в последнее время. Катипута я намеренно не взял с собой в трактир. Хотел избежать упреков в том, что мой, странный на посторонний взгляд, спутник колдовством или еще какими-то ухищрениями обеспечивает победу моему тарарикону. Игроки вообще народ суеверный и крайне недоверчивый. Вполне возможно, что в присутствии Катипута никто из присутствующих в трактире страстных любителей боев тарариконов не решился бы выставить своего тарарикона против моего. В знак признательности я подарил свободу моему тарарикону. — Хватит тебе, дружище, развлекать всяких любителей острых ощущений и быстрой наживы, — сказал я, приседая на корточки и бережно опуская тарарикона на землю. — Будь свободным, как я, и знай, что ты всегда можешь вернуться к прежнему занятию. Если захочешь... Тарарикон юркнул в сторону и скрылся в зарослях травы. — Сколько же в тебе благородства, Эвальд! — восхитился Катипут. — Ровно столько же, сколько тайных заклинаний, помогающих победить, наложено на мой свисток, — отмахнулся я от незаслуженной похвалы. Не стану скрывать, что я люблю играть на деньги. Точнее, я признаю только те игры, которые приносят какую-нибудь выгоду, а лучше всего — золотые монеты. Не из алчности, причина такой любви кроется в другом обстоятельстве. Если играешь на интерес, то игра превращается в бессмысленную трату сил, которая ничем не вознаграждается. Ни деньгами, ни какими-то ценностями, ни вкусным угощением, ни даже чувством морального удовлетворения, которое наполняет душу тогда, когда бескорыстно поможешь кому-то. А бессмысленная трата сил — это не по мне. — О, покарай меня всеблагой Эгос! — Я звонко хлопнул себя по лбу ладонью. — Что такое? — обеспокоился Катипут. Хьюгго замедлил шаг и скосил на меня левый глаз. — Я так увлекся игрой и так обрадовался выигрышу, что забыл запастись в трак- тире провизией! Хоть она там и не самая лучшая, но... — Мы спокойно обойдемся без нее, — махнул своей длиннопалой рукой Катипут. — Ты уверен? — Совершенно. Если бы ты не был столь возбужден игрой и удачей, Эвальд, то ты бы заметил, что наша поклажа увеличилась ровно на два мешка! — Катипут указал рукой на связанные веревкой у горловин мешки, болтавшиеся по обоим бокам Хьюгго и не замеченные мной ранее. — Не одному тебе сегодня улыбнулась удача. — Что в мешках? — деловито осведомился я. — Еда? — Один, тот, что справа от тебя, под завязку набит вяленым мясом! — гордо вскинул голову Катипут. — А в другом — засахаренные сушеные плоды! Очень подходящая пища для странников, долго не портится. — Ты прав, — кивнул я, и в этот момент голову мою пронзила ужасная догадка. — Но... неужели ты, Катипут, вступил в братство забывающих расплатиться? — В какое братство? — удивился Катипут. — Так в шутку называют воров, — ответил я. — Расскажи-ка мне, как ты раздобыл эти мешки. — Нет, что ты, Эвальд! — Катипут испуганно замахал руками, напомнив мне маленькую мельницу. — Я никогда ничего не крал и не собираюсь начинать учиться этому недостойному ремеслу! Просто пока ты был занят, нам стало скучно, и я решил немного поразвлечься... — Каким же образом? — По двору слонялось несколько торговцев, подыскивающих себе попутчиков. С одним я поспорил на вяленое мясо, что смогу засунуть голову в пасть Хьюгго. Торговец был настолько уверен в своей победе, что поставил мешок с мясом против моей куртки. И проиграл. — Неужели нашелся еще один дуралей, который выставил целый мешок засахаренных плодов против куртки? — удивился я. Высушенные и засахаренные плоды — недешевое лакомство. Весьма и весьма недешевое. — Нашелся, — кивнул Катипут. — Только с ним я спорил не на куртку, а на уже выигранный мешок с мясом. Он не хотел верить, что я могу поджечь кучку хвороста, не подходя к ней ближе чем на три шага... — Представляю себе его разочарование! — улыбнулся я. — А больше ты ничего не выспорил? — Больше со мной никто не хотел спорить, — вздохнул Катипут, разводя руками. Разумеется, с помощью любящего поесть Хьюгго оба немаленьких мешка были съедены на привале подчистую. «Хорошо бы было завтра застать старину Берда на берегу, — загадал я, перед тем как уснуть на маленькой поляне возле уютно журчащего родничка. — Обидно будет узнать, что он на днях отправился в очередное плавание». Мой добрый приятель Берд происходит из семьи потомственных моряков, семьи, в которой дети раньше начинают плавать, чем ходить, и это не преувеличение. Кроме отчаянной смелости, Берд славится еще и превосходным чутьем моряка. Волшебным чутьем, которое приводит его в нужное место при любой погоде и даже без карты. Много достоинств у Берда, а недостаток всего один. Но покажите мне «водного тигра» — так у нас называют настоящих моряков — без единого недостатка! Да, мой приятель Берд порой увлекается грушевым вином, но только на берегу и исключительно в свободное от забот время! Во время плаваний Берд пьет одну только воду, и ничего кроме воды. Клянусь Девятью Мечами, лучшего капитана, чем Берд, для плавания в зубы к Хаосу пожелать нельзя! На мое счастье, Берд оказался дома. Его дом стоит особняком, недалеко от порта. Особняком, потому что на берегу Берд предпочитает проводить время в уединении, отдыхая не только от тяжелой моряцкой работы, но и от общества вообще. Это не означает, что Берд нелюдим, нет, он всегда рад гостям, даже незваным, и старается оказать им самый радушный прием. Просто он не терпит на берегу многолюдья, шума и тесноты, то есть все те признаки, которые сопровождают всякое место, где селятся люди. Как и положено настоящему «водному тигру», зоркому и наблюдательному, Берд увидел нас издалека и, выйдя на порог дома, принялся приветственно махать нам рукой. От его коренастой фигуры так и веяло дружелюбием. — Эвальд, я чувствую, ты посетил меня по делу! Я слышу плеск волн под килем «Сирены»! — сказал он, на радостях обняв меня так, что кости мои жалобно затрещали. — Признавайся, Рыжий Демон, ты собрался пригласить меня в плавание! Улыбка сияла на его широкоскулом обветренном лице ярче, чем сияла в небе Мирроу, он щурился в предвкушении удовольствия, которое дарит настоящему моряку выход в плавание. Выражение его лица было одновременно и привлекательным и настораживающим. Резкие, словно рубленные топором черты говорили о том, что перед вами человек твердого характера, не склонный ни при каких обстоятельствах давать себя в обиду и менять принятых решений, а глубоко сидящие серые глаза то и дело сверкали искорками тепла, подобно уголькам в камине. — Давай промочим горло, а потом поговорим о делах, — дипломатично ответил я, чувствуя, что разговор будет нелегким. — Занятный у тебя юнга! — Внимание моряка переключилось на Катипута. — Никогда не встречал никого похожего! Неужели передо мной потомок эльфов Шуарского леса? — Это Катипут, мой друг и отличный волшебник, его умению мы обязаны жизнью! — представил я. — Катипут не из эльфов. Он пришелец из другого мира, но его история — это не та история, которую бросаются рассказывать сразу же при знакомстве. Катипут покраснел. — А это Берд — лучший моряк мира Фэо и превосходный товарищ! — Рад знакомству, — приветливо сказал Берд, огладив свою рыжую бороду. Берд подошел к Хьюгго, улыбнулся ему и указал рукой на длинное приземистое строение, в котором хранил разные нужные в хозяйстве и в морском деле мелочи. — Прошу, Хьюгго! Располагайся под любой стеной этого сарая. Все же будешь чувствовать некое подобие уюта. Прости, что никак не соберусь выстроить подходящее тебе по размеру помещение. «Рыр!» — ответил Хьюгго, что означало «и так сойдет». Дождался, пока мы снимем с его спины наш нехитрый груз, и вытянулся вдоль стены сарая, царапая землю когтями передних лап. — Превосходно, Хьюгго! — обрадовался Берд. — Ты разрыхлишь землю, а я высажу там красивые цветы и назову это место Цветником Хьюгго! Хьюгго не возражал. Покончив с церемониями, мы прошли в дом. — Вы присаживайтесь, а я сейчас вернусь, только насыплю свежей рыбки тигру. — С этими словами Берд выскочил за дверь. Мы уселись на простые деревянные стулья с высокой спинкой, стоящие у круглого стола. Стулья были крепки и удобны, а стол стоял твердо, не шатаясь. Иначе и быть не могло, ведь всю мебель в своем доме Берд сделал собственноручно, в перерывах между плаваниями. Мне вспомнились обстоятельства нашего знакомства. ...Лодка была почти готова. Выдолбленная из цельного прямого ствола, белая, пахнущая смолой, она лежала на берегу и терпеливо дожидалась спуска на воду. Оставалось лишь обшить ее поверху досками, чтобы волны не перекатывались через борт, и дать имя. Именно обшивкой занимался Берд, когда услыхал за спиной тигриный рев. — Удачи в делах! — поприветствовал я незнакомого мастера. — Удачи в пути! — обернувшись, ответил Берд, не выпуская из рук молота и плоского железного тесала. В крепких заскорузлых пальцах мастера инструменты казались игрушечными. — Знаком ли тебе хозяин этого дома? — спросил я, указывая рукой на расположившееся неподалеку жилище. — Мы только что проезжали мимо него и увидели с полдюжины крэтсов... Дом Берда стоял в двух сотнях шагов от той ровной площадки на каменистом берегу, где он имел обыкновение работать. Место для работы было выбрано весьма расчетливо — в прилив вода останавливалась на расстоянии вытянутой руки отсюда, что делало спуск лодки на воду легким и позволяло мастеру обходиться без помощников — Проклятие! — воскликнул Берд. Отшвырнул прочь тесало, нагнулся за топором, лежавшим у его ног, и бегом устремился к дому. С топором в левой руке и молотом в правой. — Погоди, дружище! — крикнул ему вслед я. — Во-первых, эти твари никуда не убегут, а во-вторых, тебе понадобится не топор и не молот, а лопата! Берд, тогда я еще не знал, как его зовут, остановился и обернулся ко мне. — Мы прикончили их! — сообщил я. — Если это твой дом, то тебе остается всего лишь зарыть их в землю поглубже. Или ты не веришь в примету, гласящую, что крэтсы избегают наведываться туда, где похоронены их собратья? — Я верю в приметы! — ответил он, безбоязненно подходя почти вплотную к Хьюгго. — По одной из них появление доброго человека верхом на свирепом тигре предвещает отменное застолье и хорошую попойку! Меня зовут Берд, я моряк и сын моряка! — Берд протянул мне правую руку. — Эвальд, сын лекаря Гасстерта из О'Дельвайса. — Я спрыгнул на землю, и мы обменялись крепким рукопожатием... Глава 14 Отдав дань хозяйскому угощению, в котором преобладали дары океана, мы перешли к разговору о деле, приведшем нас к Берду. Уговаривать Берда не пришлось: едва услышав, что придется отправиться на Фей-Го, он просиял и сообщил, что давно мечтает сплавать к проклятому острову, да все не выпадает подходящего случая. Труднее было убедить его, что на остров я должен буду высадиться в одиночку. — Ты с ума сошел! — ревел Берд, выразительно вертя указательным пальцем правой руки у виска. — Нет, Берд, так надо. Ты будешь ждать меня на корабле, в океане, подальше от берегов Фей-Го. Если в течение десяти дней я не дам о себе знать, ты вернешься обратно. — Бросить тебя там! Никогда! — Порой Берд становится упрямым, словно медведь пхадд. В конце концов Берд согласился. Правда, для этого мне пришлось напомнить ему, что по Водному Кодексу наниматель вправе единолично решать, где он хочет высадиться. Если судно может подойти к берегу без риска затонуть или сесть на мель, капитан обязан повиноваться. — Если уж тебе так приспичило шляться по проклятому острову в одиночку, то я не могу тебе препятствовать. Но и ты в свою очередь не перечь мне! Сам разберусь, как мне быть! Без тебя я не вернусь! Я возьму провианта на три года и буду ждать тебя, сколько потребуется, дрейфуя взад-вперед вдоль берега. — Десять дней! — веско повторил я. — Если я не вернусь за десять дней, значит, я не вернусь никогда. Понимаю, что гибель моя ввергнет тебя в печаль, но вряд ли по такому поводу стоит за компанию со мной губить тебя, твою команду и твой корабль. — Гурральдий меня побери, если парень не сошел с ума, приятель, — пожаловался он на меня Катипуту и больше уже со мной не спорил. Я выплатил ему запрошенную плату, оказавшуюся по дружбе весьма умеренной, и добавил еще сотню золотых. — Это еще зачем? — Глаза Берда полезли на лоб. — Даже если ты решил купить «Сирену», этого много. А потом — я не продам свою шхуну. Никому, в том числе и тебе, Рыжий Демон. — Оставь свой корабль себе, никто и не думает на него покушаться, и просто выслушай меня, — попросил я. Наслаждаясь тем, что никто не спорит со мной и никто меня не перебивает, я рассказал Берду об артефакте, найденном Самарием, сообщил, что по некоторым причинам не хочу до отплытия показываться в его лавке (не хватало еще встретить там Дамируса, ищущего артефакт, который поможет ему вернуть дочь, или того хуже — моего отца собственной персоной), и попросил приобрести артефакт, если он еще не продан. Услышав об артефакте, честный моряк пришел в неимоверное возбуждение. Радости Берда, казалось, не будет предела. — Это же легендарный «Поглотитель мглы»! — размахивая руками, орал он. — Сам легендарный «Поглотитель мглы»! Я слышал о нем от отца, но думал, что все это досужие выдумки. А ты говоришь, что это правда! Поистине, сегодня, знаменательный день! Я немедленно должен отправиться в столицу! Ждите меня здесь, друзья. Будьте словно у себя дома! Мой погреб к вашим услугам! Берд, пошатываясь (сказывалось количество выпитого за трапезой грушевого вина), вскочил на ноги, схватил дорожный мешок из кожи кодрага, валявшийся в углу, и принялся лихорадочно набивать его вещами, необходимыми в дороге. Нам еле-еле удалось объяснить ему, что, пустившись в путь с восходом Мирроу, он спокойно доберется до лавки Самария к моменту ее открытия, поэтому нет никакой нужды срываться с места на ночь глядя, да еще после нескольких кувшинов грушевого вина. Как только Берд внял нашим доводам, мы осушили за успех плавания последний кувшин, после чего Берд предложил: — Хотите послушать песню о спасении храброго воина очаровательной дочерью рыбака? в — Да! — опередил меня Катипут, жадный до всяких сведений о нашем мире, пусть даже и сильно преувеличенных. Берд слазил в погреб за новым кувшином, наполнил наши кружки, сел за стол, осушил свою в три глотка, удовлетворенно хмыкнул, прикрыл глаза и нараспев завел песню: Бушуют огромные волны, Утлый челн опрокинуть желая. Два весла есть у бедной девицы И три мелких рыбешки в добыче. К берегу она правит умело, Весла старые в море вонзая. С каждым взмахом берег все ближе, Но вдруг крик она слышит чей-то. Среди моря взывает к спасенью Храбрый воин, бежавший из плена... Песня была хороша — складная, захватывающая и со свадьбой в конце. ...И семь дней пировали в столице, Славя тех, кто достоин славы. Воздав должное талантам гостеприимного хозяина, мы отправились спать — в доме моряка две-три кровати всегда в полной готовности ждут гостей. Таков старинный обычай людей этой профессии. — Берд — надежный человек, он мне очень понравился, — сказал мне Кати- пут, укладываясь. — Я рад, что он согласился отправиться с тобой на этот остров. — Я познакомлю тебя еще не с одним хорошим человеком, друг мой,— пообещал я, — дай только вернуться. — Эвальд, я весь вечер хотел спросить: почему ты велел ему ждать тебя всего десять дней? — Если за десять дней от меня не будет вестей, значит, я... — Но вдруг тебя что-то задержит? Ты же не можешь быть уверен в том, что десяти дней тебе хватит для того, чтобы найти и спасти Орлуфию! Как же ты вернешься с девушкой обратно, если Берд не заберет тебя? Ты должен разрешить ему ждать тебя дольше. — Десять дней — достаточный срок! — немного раздраженно ответил я. — Если все пойдет хорошо. Если же дело не заладится, я вернусь на материк за подмогой. Ну а если я останусь жив, а Берд уже уплывет назад... — Почему ты не договариваешь, Эвальд? — встревожился Катипут. — Значит, я вернусь немного позже каким-нибудь другим способом. Как говорит наша кухарка Фелидия: «Кому суждено умереть женатым, тот ни за что не умрет холостым!» — А как ты будешь общаться с Бердом, если он станет ждать тебя вдали от берега? Как он узнает, что пора забирать тебя? — Это совсем просто, — улыбнулся я. — Разведу костер в условленном месте или на худой конец сооружу на скорую руку плот и доберусь до «Сирены» вплавь. — Но там же туман, — возразил Катипут. — Если Берду удастся приобрести «Поглотитель мглы», то мы будем чувствовать себя на Фей-Го как дома. Туман отступит прочь. — Хорош дом. — Катипут поджал и без того тонкие губы. — Зря ты не хочешь взять меня с собой, Эвальд. — Может, и зря, — после бурного вечера и хорошего ужина с грушевым вином у меня не было сил на то, чтобы спорить, — но я так решил и решения своего не изменю. Давай не будем больше говорить об этом, прошу тебя. Договорились? — Что поделать — договорились! — ответил Катипут. — Ой, что это за звуки? Слышишь, Эвальд! Кажется, Хьюгго... Катипут вскочил со своего ложа и подбежал к единственному окну, намереваясь выглянуть во двор. — Успокойся, приятель, — поспешил сказать я. — Это храпит Берд. Настоящим морским храпом. Убаюканный мерным храпом Берда, я сомкнул веки и сразу же погрузился в сон. Очень странный сон. Снилось мне, что я очутился в странном месте, залитом ровным голубым свечением, холодным и настораживающим. Вокруг не было ничего — один только лишь свет. Сам я выглядел краше любого из столичных богатеев — в рубахе и штанах из темно-красной мягкой, тончайшей выделки кожи, поверх которых были надеты позолоченные доспехи, испещренные неведомыми знаками, что, подобно тлеющим углям, мерцали красными огоньками. На плечах моих лежал тяжелый плащ из неведомого, переливающегося всеми цветами радуги материала. В левой руке я сжимал отполированную до блеска рукоять здоровенного боевого меча. Правая рука моя была свободна, отчего я испытывал смутное беспокойство. — Неужели это и в самом деле я? — удивленный донельзя своим видом, подумал я вслух, оглядывая роскошное одеяние. — Да, Эвальд! — ответил мне ровный высокий голос, идущий отовсюду и ниоткуда одновременно. Странный был голос. Не мужской и в то же время не женский. — Кто здесь? — Я принялся озираться по сторонам, но никого не увидел. — Оставаясь прежним, ты стал другим... — продолжил голос, но я невежливо перебил его. — Назовись, как того требует обычай! — громко крикнул я. — Иначе я не стану отвечать тебе! — Я не могу назвать свое имя, — ответил голос. — Ибо не вправе ты задавать мне вопросы; пока правая рука твоя пуста, ты обречен только слушать меня. Голос умолк. Я попытался возразить, но мои губы вместе с языком словно сковало льдом. — Ты сделал первый шаг на верном пути, так продолжай же! — Голос заговорил вновь. — Сделай и следующий, скорее, пока враг не лишил вас жизни... «Вас? Кого голос имеет в виду?» — подумал я. Странный это был сон, очень странный. Все происходящее казалось мне бесспорной явью, правда, явью весьма необычной. — Есть связи, неподвластные ничьей воле... Есть вечные правила... — Голос стал делать между фразами паузы, словно желая, чтобы я лучше запомнил сказанное. — Знай же — вот то, что ты должен обрести! Передо мной, словно порождение света, заливавшего все вокруг, возник полупрозрачный образ. Судя по очертаниям, он принадлежал молодой женщине. Незнакомой мне женщине, высокой, сильной и весьма привлекательной на вид. В полном боевом снаряжении, только без шлема. Ее длинные волосы вьющимися локонами ниспадали на Плечи. Но была она не из людей, а из магмаров, я понял это сразу. В левой руке она держала внушительных размеров двуручный меч, а правую протягивала мне. Я сделал шаг ей навстречу и, не отдавая себе отчета в том, что делаю, вложил свою ладонь в ее ладонь, хоть и призрачную, но вполне осязаемую и даже теплую на ощупь. — Быть по сему! Голос умолк, голубое свечение постепенно погасло, и я погрузился в темноту, чтобы пребывать в ней безвылазно до пробуждения. Глава 15 Пока моряк Берд исполнял возложенную на него мной ответственную миссию, я вновь посетил Уирголд, где попросил Арнику, удивленную и обрадованную моим внезапным визитом, дать приют Хьюгго с Катипутом. Арника с радостью согласилась. — Твоим друзьям в моем доме рады всегда, Рыжий, — ответила она. — Так же, как и тебе. От предложения погостить пару деньков я наотрез отказался, и, смею надеяться, Арника не сильно обиделась на меня. Она даже вызвалась лично довезти меня до дома Берда. На своем тигре! Проехаться на спине тигра Арники — это все равно что помахать мечом воеводы Дамируса, примерить на себя мантию правителя Багурона или поразмышлять о тайнах бытия, сидя в любимом кресле мудрого Панеоника! Нет, я твердо знаю, что нет беронского тигра сильнее, умнее и приятнее характером, чем Хьюгго. Никаких сомнений быть не может! Просто, согласно принятым в обществе воззрениям, тигр самой Арники, знаменитого на весь мир тренера беронских тигров, это лучший из лучших тигр, проехаться на котором — великая честь. По-моему, до сих пор ее никто не удостаивался. Насколько мне известно. — Вообще-то я думал, что с этой задачей прекрасно справятся Катипут и Хьюгго, — сказал я ей. Прервался и потянулся к тарелке с жареным мясом, предупредительно нарезанным маленькими, тоненькими ломтиками, которые так удобно подхватывать особой позолоченной вилочкой с родовым гербом Арники на ручке и обмакивать в соус из кислых ягод, перед тем как отправить в рот. Сегодня я пренебрег завтраком, и теперь, за обедом, голод заявил о себе во всю мощь. Конечно же здесь сыграли свою роль и всевозможные весьма соблазнительные яства, стоявшие вокруг меня всего лишь на расстоянии вытянутой руки. Высокие графины с напитками взывали к моей жажде... — Ну вот еще, — ответила Арника, — они уже мои гости, и с моей стороны было бы крайне невежливо заставлять их заниматься развозом всяких проходимцев. Это долг хозяйки. Тяжелый, малоприятный, но что поделаешь. Придется скомпрометировать себя навек, показавшись на дороге на одном тигре с тобой. Арнику все же задело мое пренебрежение ее гостеприимством, и она не могла удержаться от колкостей. — Благодаря этому обстоятельству ты войдешь в историю нашего мира, — заверил ее я, с трудом увернувшись от пинка, который Арника вознамерилась отвесить мне под столом. — Сомневаюсь, но что поделать. — Арника притворно вздохнула. — И почему ты просто не отправил Катипута и Хьюгго ко мне? Зачем терять время на напрасные разъезды взад-вперед, тем более что ты отказался остаться у меня в гостях даже на один день? — Взять да и прислать своих друзей к тебе на постой без спросу было бы невежливо, — ответил я. — Могу представить, сколь сильно обиделась бы ты на меня, поступи я подобным образом. К тому же я должен был поблагодарить тебя за помощь в прохождении Врат Знаний, и вообще мне очень хотелось увидеться с тобой перед отплытием на Фей-Го. — Почему? — заинтересованно спросила Арника, зачем-то отводя взгляд в сторону. — Благословение друга — залог удачного возвращения, — ответил я старой морской поговоркой, не раз слышанной от Берда. Чтобы сменить тему, я сказал: — Во время последнего участия в боях тарариконов... Укоризненный взгляд Арники ясно свидетельствовал о том, что она не одобряет азартные игры и тех, кто в них участвует. — ...я услышал одно предание, — не подумав смущаться, продолжил я. — Из преданий Шуарского леса. Говорят, что знаменитый некогда стрелок из лука Сиарниен, чья слава дошла до наших дней, отбирая себе учеников, указывал на плод, висящий на ветке дерева, и спрашивал: «Что вы видите?» «Дикую грушу», — отвечали некоторые. «Прощайте», — взмахом руки прогонял их Сиарниен. «Ветку дерева, увешанную спелыми плодами», — отвечали другие. «Прощайте», — следовал новый взмах. Мало было таких, что отвечали: «Цель! Я вижу цель!» «Можете остаться, — разрешал им Сиарниен. — Я сделаю из вас настоящих стрелков». — Хорошее предание, со смыслом, — одобрила Арника, — я только не поняла, к чему ты его рассказал. — Просто так, — ответил я. — Чтобы развлечь тебя. Всю дорогу до дома Берда мы болтали о всяких пустяках, словно сговорились не касаться моей предстоящей экспедиции на Фей-Го. Лишь когда Вальсер, ее тигр, на котором мы ехали, остановился, я спешился и закинул на плечо небольшой кожаный мешок с самыми необходимыми предметами, Арника протянула мне тоненькую, с мизинец длиной палочку темно-коричневого цвета. — Что это? — удивился я. — Это Цветок Правдик, который меняет цвет в зависимости от того, врет человек или говорит правду, — торжественно произнесла Арника. — Правдик становится кроваво- красным, если человек лжет, и синим, если говорит правду. Там, куда ты отправляешься, это может пригодиться. — Никогда не слышал ни о чем подобном. Где ты взяла это? — Неудивительно, что не слышал. Выращивание подобных цветов — одна из величайших тайн гномов. — Горных карликов? Разве они еще существуют? — Не знаю, Эвальд, может, и существуют, только прячутся от нас. Цветок Правдик когда-то дал мне один полусумасшедший шаман, обитающий в Чионьских горах. — Ну и знакомые у тебя, подруга! Арника печально улыбнулась и предупредила: — Не забудь, что цветок распознает и ложь того, в чьих руках он находится. Сопротивляться его магии невозможно. Ну а теперь прощай, Рыжий. Да пребудет с тобой удача! Не забывай, что мы ждем тебя! Повинуясь приказу хозяйки, Вальсер развернулся в обратную сторону. — Спасибо за все, Арника, — поспешил сказать я. — И особо за столь ценный дар. — Не за что — это ведь твой Цветок Правдик, точнее, предназначенный для тебя, Рыжий, — призналась Арника. — Я хранила его, чтобы спросить у тебя кое-что. Она с силой ударила пятками по бокам тигра. Вальсер стрелой рванулся вперед. — Что ты хотела спросить? — крикнул я ей вслед. — Ты так же глуп, как и я! — донеслось до меня издали, и тотчас же знакомый хриплый голос поблизости произнес: — Нет, девица не так глупа, как хочет казаться, клянусь последним штормом! На пороге, попыхивая не раз чиненной вересковой трубкой, стоял Берд. — Ну что ты застрял на одном месте, иди скорей сюда и полюбуйся на мое сегодняшнее приобретение! Я пошел ко входу в дом, все еще держа в руке подарок Арники. Берд ждал меня около стола, на котором лежало нечто покрытое чистой полотняной салфеткой. Стоило только двери за моей спиной захлопнуться, как Берд с возгласом «Элле- о!» сдернул салфетку, и глазам моим предстала вытянутая извилистая перламутровая раковина величиной с мою голову, служившая некогда домом неведомому обитателю океана. Сверху она была увенчана выступом в виде большого птичьего пера красного цвета. — Какая красавица! — Прежде подобной похвалы Берд удостаивал только свой корабль. Быть может, когда-нибудь эти слова он скажет и о ком-то из женщин. Уверен, что такой миг настанет, не может же Берд позволить, чтобы его славный род моряков окончился на нем! Я взял раковину в руки. Она оказалась теплой и на удивление легкой. — Трубишь в тонкий конец, и туман моментально рассеивается! — ликующе просветил меня опытный «водный тигр». — Хорошо бы проверить ее в действии до отплытия. Завтра утром можно рассчитывать на туман? — сказал я, осторожно кладя раковину на стол. — Поддельных артефактов и амулетов в нашем мире куда больше, чем фальшивых золотых монет. — Ты окончательно сдурел, братец Эвальд! — «обрадовал» меня Берд. — Отправляйся на проклятый остров, если тебе мало девчонок на материке, это твое личное дело. Но не смей намекать на то, что меня, Берда, могут обвести вокруг пальца! Я проверил его еще до того, как принялся сбивать цену! Казалось, что вот-вот я получу несколько увесистых тумаков: Берд никому не спустит, если дело касается его репутации. Я отступил на шаг назад и успокаивающе выставил перед собой руки ладонями вперед. — Но где, клянусь прахом Горбаха, ты сумел словно по заказу найти туман в Клесве? — недоверчиво спросил я. — Не клянись прахом, который никто никогда не видел, особенно перед плаванием на Фей-Го. — Берд укоризненно покачал головой. Пыл его малость поутих. — А туман, что в Клесве, что в самом О'Дельвайсе, да хранит его всеблагой Эгос во веки веков, нетрудно найти когда пожелаешь. — Где?! — В любой бане. В Клесве их целых две. Я выбрал ту, что подешевле, потому что твой антиквар не хотел отпускать меня одного и вдобавок потребовал, чтобы я заплатил за нас обоих. Можно подумать, что в его карманах не нашлось пары медяков. Недаром же люди говорят: «Скуп, как торговец». Что ты смеешься? Не веришь мне? Так знай, что пар — это тот же туман. И там вода, и здесь вода. Неужели для тебя это новость? — Прости, приятель, — закончив смеяться, сказал я. — Но стоит только представить эту картину... На этот раз мы рассмеялись вместе. — И сколько же ты заплатил за артефакт? Надеюсь, что денег хватило? — спросил я, перестав смеяться. — Насколько тебе удалось сбить цену? — Хватило, не волнуйся, дружище. Еще и остались монеты! Вот! — Берд достал из кармана и протянул мне кошель. — Я сбил цену со ста двадцати золотых монет до семидесяти! — Ничего себе! — восхитился я, беря кошель. — Должно быть, ты великий мастер торговаться, если сумел сторговать у Самария артефакт, сбив цену на пятьдесят золотых! — Встречаются мастера и получше меня! — скромно ответил Берд. — А не торгуются только глупцы, не знающие истинной цены деньгам. Мне вздумалось освободить руки, в одной у меня лежал кошель, возвращенный Бердом, а другая продолжала сжимать цветок, подаренный Арникой. Я вернул кошель Берду. — Спрячь золото у себя до моего возвращения. На Фей-Го деньги мне не пригодятся. — А если придется выкупать Орлуфию? — прищурился Берд. — Хаос не подкупить, — покачал головой я. — Еще мой Учитель, мудрец Панеоник, говорил, что девиз Хаоса: «Целое лучше части». — И что с того? — То, что Хаос не торгуется, не покупает и не берет мзды — Хаос убивает и забирает себе все! Убрав Цветок Правдик в рюкзак, я в предвкушении путешествия на Фей-Го несколько раз прошелся взад-вперед по комнате. — Неплохо бы и подкрепиться! — предложил Берд. На сей раз мы запивали жареную рыбу и запеченных моллюсков простой водой. — Никакого вина больше, — пояснил Берд. — Скоро уходим в океан. Я согласно кивнул. — Ну что, решено: отплываем завтра же, прямо с утра? — спросил меня Берд после того, как мы перекусили дарами океана. — Ты ведь знаешь, что моя «Сирена» всегда готова к отплытию. — А команда? — удивился я. — Ее же надо предупредить, собрать... — Команда предпочитает ночевать на борту, где нет сварливых жен и вечно орущих детей, а вместо этого всегда найдется полный бочонок с вишневым ромом. Разумеется, ром в трюме я позволяю держать только на берегу. В море беру всего один бочонок как лекарство, на случай чьей-то болезни. Так что моих ребят не надо предупреждать, мы просто дадим парням выспаться ночью, а поутру заявимся на борт и скомандуем: «Отчаливать!» О цели нашего плавания я объявлю, когда мы будем уже далеко от берега. Так будет лучше, в открытом океане никто уже не сможет отказаться, да и на суше нашего секрета никто не услышит... Лежа в постели, я подумал о том, что старая Гредея не обманула меня — удача сопутствовала мне постоянно. Вот и сегодня... Мало того что Берду удалось приобрести у Самария «Поглотитель мглы», так он еще и ухитрился заплатить за него всего-то семьдесят золотых монет. Правда, торг с Самарием занял у Берда больше времени, чем дорога в один конец, но это уже пустяки. Потом мне вспомнились слова Арники, сказанные, нет — выкрикнутые ею на прощание: «Ты так же глуп, как и я!» Неужели помимо чисто дружеских чувств Арника питала ко мне еще какие-то? Вот уж никогда бы не подумал, что такой непутевый шалопай, как я, питающий стойкое отвращение к оседлой жизни, может внушить нечто похожее на любовь такой умной, рассудительной девушке, как Арника. Девушке, на плечи которой взвалена судьба большого поместья. Девушке, которая своим взглядом, одним только взглядом, приводит к повиновению собратьев моего Хьюгго. А ведь беронские тигры — это вам не щенки домашней собаки, это грозные хищники, с которыми очень непросто поладить. И столь достойная особа даже раздобыла Цветок Правдик, чтобы спросить у меня... А теперь она уже не хочет спрашивать? Не собирается? Мне вдруг стало грустно. Нет, наверное, она дала мне Цветок, считая, что он может пригодиться мне на острове Фей-Го при спасении Орлуфии. Я поймал себя на мысли, что если бы сейчас, в этот самый миг, Арника спросила меня о том, как я к ней отношусь, то мне было бы непросто дать ей верный ответ. Не исключено, что в глубине души я тоже испытывал к Арнике нечто большее, чем обычные дружеские чувства, только не осознавал этого. Например, мне всегда было приятно любоваться ею. Впрочем, здесь нет ничего особенного — она же мой друг, вот я ею и любуюсь. «Катипут тебе тоже друг, но что-то ты им не любуешься! — сказал я сам себе. Строго так сказал и немного ехидно. И тут же возразил: — Катипут не в счет — он пришелец из другого мира, где свои понятия о красоте. А Арника очаровательна. Нет — прекрасна». Конечно, злая негодница Эдера тоже казалась мне красивой в течение некоторого времени, но Эдера — совсем другое дело. Арника добрая и никому не желает зла. «Орлуфия, чьей руки ты не прочь был добиться, тоже добрая и к тому же весьма красива», — возразил мой разум. Какой же сложной штукой кажется жизнь, стоит только немного призадуматься... Глава 16 Не могу сказать, сколько дней мы плыли до Фей-Го, поскольку почти весь путь я проспал, следуя одному из основных правил бродяг нашего мира: «Если нечем заняться, не трать время зря — высыпайся впрок!» Просыпаясь в своей каюте, я проглатывал пару кусков вяленого мяса, делал несколько глотков невкусной застоявшейся воды, совершал короткую прогулку по палубе и снова заваливался спать. С Бердом, чья коренастая фигура постоянно маячила на мостике, мне лишь изредка удавалось перемолвиться словечком-другим. Слегка осунувшийся от нескольких бессонных ночей, наш капитан точно врос ногами в палубу своего корабля. Широко расставив кривоватые ноги и вцепившись в деревянные поручни, зорко вглядывался он в даль и во всю луженую глотку отдавал распоряжения команде. Выражение спокойствия и уверенности в своем мастерстве, в своей команде и в своем корабле казалось намертво приросшим к его лицу. Обычно, если Берд не был ничем занят, он спрашивал меня: — Как ты? И получал заведомо известный ответ: — Превосходно! Что ни говори, для пассажиров плавание — чудовищно скучное занятие. Развлечений на корабле мало, если, конечно, не считать хриплого пения Берда, больше напоминающего урчание Хьюгго, чем само пение. Жаль только, что репертуар у Берда крайне узок — всего одна старинная морская песня. Не очень складная, но моряки больше ценят содержание, чем внешний лоск. Как в песнях, так и в людях. Берд стоит на мостике и вглядывается в даль, не забывая время от времени оглядеться по сторонам и бросить взгляд на небо. И негромко напевает: Волны и ветры, эй! Гонят нас прочь, Прочь от родных берегов. Веселы и храбры, Мы плывем день и ночь, Встречая друзей и врагов. Прославимся мы Или нет — все равно! Лишь братства морского дух Ценен для нас, И важно для нас, Чтоб в сердце огонь не потух. Тот самый огонь, Наш главный маяк, Что с детства внутри горит. Всегда по нему На воде и в порту Мы своих отличим от чужих. Отличим моряков От трюмовых крыс И от сухопутных червей, Ведь только у нас, Морских волков, Маяк есть внутри, эй-эй! Доходит до конца и начинает снова. Океан размеренно бился волнами о борт корабля и успокаивающе рокотал. Наше судно неслось вперед легко и свободно. Горизонт был чист, ни одного судна не повстречали мы за все время плавания. Мирроу, Звезда Небосвода, снисходительно наблюдала за нами с высоты. Небо оставалось безоблачным. Наконец наступил благословенный день, когда наше судно вступило в полосу тумана, окружавшую остров Фей-Го со всех сторон. Берд протрубил в «Поглотитель мглы» и почти сразу же увидел на горизонте полоску земли. Обрадованный и немного огорченный предстоящей разлукой, он разбудил меня и сообщил: — Дошли! У моряков нашего мира есть одна странная причуда: они считают, что их корабли не «плавают», а «ходят» по воде. Когда я однажды поинтересовался у того же Берда, в чем причина такой нарочитой ошибки, «водный тигр» посмотрел на меня, как на несмышленого младенца, и заявил: — Нет никакой ошибки! Рыба — плавает, корабль — ходит. Все верно. — Тогда почему вы не говорите «поход» вместо «плавание»? — не сдавался я. Взгляд Берда из презрительного превратился в сочувствующий. — Поход бывает только на суше, приятель. Ты уверен, что тебе не требуется помощь лекаря? Смекнув, что каждым вопросом наношу удар по собственной репутации, я предпочел больше не возвращаться к этой теме. Пусть говорят как хотят, что мне до их жаргона! На горизонте виднелась темная полоска, постепенно перераставшая в песчаный берег. Тумана не было, но Берд периодически трубил в раковину, которую держал в левой руке. На всякий случай, как он выразился. Немного погодя он приказал убрать паруса и подготовиться к спуску судовой шлюпки на воду. Я спустился в каюту за мешком и оружием, после чего снова поднялся на палубу. Спокойствие и желание довести поиски до конца царили в моей душе, волнению и тревогам там не было места. Сознание того, что встреча с Орлуфией близка, делало мою решимость поистине безграничной. Вдруг, сам не знаю почему, я подумал об отце. Да не просто подумал, а представил себе, как он возится в своей аптеке, часто выглядывая в окно и прикидывая, не пора ли уже убрать сушащиеся под навесом травы и выложить новые. Единственный родной мне человек, трогательный в своей уверенности в том, что когда-нибудь он обязательно убедит меня образумиться и перейти к оседлому образу жизни. Матери своей я не помнил — она умерла, когда я был еще младенцем. Отец воспитал меня. Хотя он считает, что не справился с этой задачей должным образом, но я-то знаю, что всеми своими достоинствами я обязан ему. Осталось разобраться, кто повинен во всех моих недостатках. Непременно поразмыслю об этом на досуге, когда состарюсь, если, конечно, доживу до этих времен. — Храни тебя Провидение! — Шлюпка с двумя гребцами уже болталась на воде, а Берд протягивал мне «Поглотитель мглы». — Да будет так! — как положено, ответил я, слегка оттолкнув его руку с артефактом. — Пусть пока побудет у тебя. Я уверен, что на самом Фей-Го тумана нет. Морок создан лишь для того, чтобы воспрепятствовать поискам острова, не более. — Будь по-твоему. — Берд являл собой воплощенное смирение. — Не забудь убраться обратно ровно через десять дней, — напомнил я и по канату соскользнул в шлюпку. Согласно морской традиции на кораблях, находящихся в океане, запрещены рукопожатия, объятия, а также слова «прощай» или «до свидания». Вместо этого положено говорить «храни тебя Провидение» или «пребывай невредимым». Моряки и здесь не могут не отличиться от прочих людей... Белоснежный песок был так хорош, что я с трудом поборол желание немного задержаться на берегу. В моем положении нет ничего хуже открытых, просматриваемых со всех сторон пространств. Чуть поодаль виднелись огромные валуны, к которым я и направился. По моим расчетам до первых валунов было не больше полутора сотен шагов, но на самом деле прошел я не меньше тысячи. «Это Фей-Го, приятель», — напомнил я себе на ходу. Не успел я углубиться в каменный лес, состоящий из глыб разного размера, как столкнулся с десятком скелетов, предводитель которых был крупнее своих солдат, имел на голове пробитый в нескольких местах шлем, а на «теле» — почерневшие от времени латы. Обрадовавшись тому, что остров все же оказался обитаемым, я обнажил меч и ознакомил их с новейшими достижениями Академии фехтования О'Дельвайса. На аплодисменты я не рассчитывал, мне хватило и того, что спустя некоторое время все скелеты превратились в кучки порубленных костей. Истлевшие латы их предводителя не могли служить препятствием для моего меча. Кучки костей я добросовестно сгреб в одну и как следует перемешал мечом. Теперь, если кто-то захочет вновь вернуть это мертвое войско к «жизни», он будет разочарован: скелеты вступят в драку друг с другом и не успокоятся, пока вновь не превратятся в груду костей. Причиной драки станут поиски «своих» костей в скелетах соседей, и никакие силы небесные не смогут их помирить. Окончив свое занятие, я сделал несколько шагов, но вдруг заклинание, брошенное справа чьей-то умелой рукой, сковало льдом мою щеку. Я тотчас же упал на землю, перекатился на три шага в сторону, поближе к огромному пологому валуну, и присел за ним. Меч все это время находился в моей руке — после сражения со скелетами я предпочел не вкладывать его в ножны. Невидимый, но ощутимый поток силы обрушился на меня, пытаясь размазать мое тело по земле. Лезвие моего меча еле слышно зазвенело от напряжения. Неимоверным усилием я поднял свое ставшее тяжелым и непослушным тело и бросил его вперед, туда, где согласно подсказке интуиции прятались мои враги. Интуиция не ошиблась — я даже смог посчитать их. Трех мертвецов, которые некогда были неплохими колдунами. Иначе откуда бы взялось зеленоватое защитное свечение, окутывающее их полуразложившиеся тела. Мне от этой магической защиты тоже перепало немного пользы — она служила надежной преградой для смрада, всегда сопровождающего тлен. Битва не любит долгих раздумий. Разворот на пятке, сопровождаемый замахом, одно ложное и два точных движения... Противник, стоявший ближе прочих ко мне, рухнул наземь. Рухнул обеими половинами своего туловища — его зеленый магический панцирь оказался бессилен перед моим мечом. В нос мне ударил смрад, награда за первый успех, а вслед за ним подоспели две ослепительно-белые вспышки, от которых мне удалось увернуться. Оба противника отступили немного назад и принялись осыпать меня заклинаниями. От одного у меня вдруг резко ухудшилось зрение, а другое, поразившее меня прямо в середину лба, чуть не сбило с ног. Дело принимало серьезный оборот, я чувствовал, что соперники опытны и опасны, и начинал терять силы, не успев отойти от поединка со скелетами. Я прекрасно понимал, что на моей стороне только два преимущества — быстрота и неожиданность. Поэтому я устремился вперед из последних сил, но двигался не прямо, а по изломанной кривой линии, то приседая, то подпрыгивая. При этом я ухарски перекидывал меч из руки в руку. Сердце мое переполняла признательность к одному из подручных Ускользающего Шу, вожака клана Крадущихся в ночи, который когда-то научил меня кое- каким хитростям Крадущихся. Противники мои оказались настоящими мастерами боевого дела. Мгновенно разбежались в разные стороны, не забывая награждать меня все новыми и новыми магическими ударами. Одно из заклинаний, скользнув по моей правой руке, больно обожгло ее, но меч мой, на счастье, в этот миг пребывал в левой руке, иначе я бы выронил его. Сделав вид, что устремляюсь к одному живому мертвецу, я два шага спустя развернулся и в несколько огромных прыжков достиг его товарища, явно не ожидавшего от меня подобной прыти. Не тратя попусту сил и времени, я с разбегу всадил острие меча ему в грудь и тут же выдернул его, поспешив упасть на землю, чтобы не оказаться на пути горячей волны, которую ощутил спиной. Противник мой успел схватиться за грудь, перед тем как превратиться в горсть пепла, настолько сильно было заклинание, пущенное в меня его товарищем. «Эти проклятые колдуны, должно быть, изнывали от скуки на своем острове и, увидев меня, вначале решили позабавиться и поиграть со мной, подобно тому как свора крэтсов забавляется с какой-нибудь безобидной зверюшкой, перед тем как растерзать ее в клочья», — подумал я. Я немного ошибся. Столь мощное заклинание колдун-мертвец приберегал всего лишь из благоразумия, ибо, сотворив его, он лишился зеленоватого ореола и бессильно пал на колени, уткнувшись в землю тем, что некогда было лицом. Мне осталось подбежать к нему и взмахом меча отдать должное его попытке изжарить меня живьем. Отбежав немного в сторону, куда не доходил смрад, я отдышался, огляделся по сторонам и направился в глубь острова, петляя по потрескавшейся земле меж громадных каменных глыб, то и дело ожидая нового нападения. Негостеприимный остров не имел ни единого шанса понравиться мне и не собирался меняться в лучшую сторону. Правда, через некоторое время я немного успокоился и вернул меч в ножны, предусмотрительно давая рукам возможность отдохнуть. Вскоре среди унылого, безжизненного пространства, щедро усеянного камнями разного размера, моему взору неожиданно открылась большая поляна, покрытая плотным ковром крупных алых цветов с шестью заостренными лепестками. Оказывается, и здесь есть хоть какая-то растительность! Я остановился, внимательно рассмотрел диковинные цветы, а потом, решив не иметь с ними никакого дела, стал осторожно обходить поляну по краю. На мрачном мертвом острове поляна с яркими цветами не могла быть ничем, кроме как смертельно опасной ловушкой. Да и в заостренных, словно кинжалы, лепестках таилась скрытая угроза всему живому... Вдруг чудная, явно волшебная мелодия долетела до моих ушей откуда-то издалека, то почти умолкая, то возникая снова. Я благоразумно остановился и положил руку на рукоять меча. Вдали возникло синее пятно, которое приближалось ко мне странными скачками. Когда оно остановилось напротив меня, я смог разглядеть его получше. Когда-то этот уродец был человеком, о чем явственно свидетельствовало его тело, но с тех пор он сильно изменился. Кожа этого существа стала темно-синей, вместо левой руки я увидел диковинный зазубренный крюк, а голову его покрывал гладкий шлем. Мне показалось, что шлем не надет, а вживлен прямо в тело незнакомца. Лица же как такового у него не было. — Кто ты? — не здороваясь, спросил он на моем родном языке. — Зачем потревожил меня? — Приветствую тебя, — вежливо сказал я, доставая на всякий случай меч из ножен. — Не соизволишь ли ты подсказать мне, где здесь находится башня, и рассказать мне об этом славном месте поподробнее. — Представляться я не пожелал. — Когда твой лик сиянье озарит, тогда и рок тебя благословит, — туманно ответил уродец. — Ты понял меня? — терпеливо спросил я. — Есть три светила, им вручу я клад! — заявили мне в ответ. — Мне не нужен клад, я ищу башню. Ты знаешь, что такое башня? — Я уже жалел, что ввязался в беседу с ненормальным. — Или ты издеваешься надо мной? Тогда — берегись! — Угрозами меня не испугать — они тебе лишь могут помешать. Закон гласит: рассыплется он в пыль в руках того, кто не обрел светил! — Скороговоркой выпалив эту фразу, уродец потерял ко мне всякий интерес и, развернувшись, умчался прочь прежними скачками. — В кончике хвоста Хьюгго больше ума, чем в голове этого несчастного, — сказал я вслух сам себе и снова нырнул в спасительную тень деревьев. Не имея никакого представления о том, где находится башня, в которой удерживают Орлуфию, я просто шел вперед, не забывая внимательно прислушиваться и приглядываться ко всему, что творилось вокруг меня. Поэтому когда я вышел на небольшую полянку, окруженную огромными, похожими на осколки горы камнями, то не увидел там ничего неожиданного — всего-то трех скелетов в кожаных доспехах. Они замерли в боевой стойке на дальнем от меня краю полянки, сжав в правых руках короткие мечи с широким лезвием. Костер, горевший посреди полянки, несомненно, был магическим — пламя плясало на плоском камне. Ни дерева, ни углей, ни дыма... Я не стал выяснять у скелетов, зачем им понадобился костер. Вместо этого обнажил меч и бросился на них, на всех троих сразу. Бежал и думал, что, если мне повезет, я смогу срубить их головы одним ударом меча, поскольку они стояли на одной линии. Магический костер не дымил, но в остальном полностью походил на обычный — пробегая мимо него, я ощутил жар. Неужели скелеты грелись возле него? Странно - Пока я пересекал полянку, мои противники успели перестроиться. Я понял их не хитрый маневр — они назначили среднего жертвой, которая должна занять меня на некоторое время и дать остальным время и возможность для нанесения смертельных ударов. Длина меча давала мне огромное преимущество, поэтому маневр скелетов был единственно верным в такой ситуации. При условии, что я так же глуп, как и они. Того, что стоял посередине, я атаковать не стал — приберег напоследок. Вместо него я попробовал выбить меч у того, что стоял слева от меня, и успел парировать рубящий удар, нанесенный мне скелетом, стоявшим справа. Признаюсь, что атака с ходу не самый правильный способ ведения боя, неплохо бы сначала осмотреться, прижаться спиной к одному из камней, чтобы обезопасить себя с тыла и тогда уж начать бой. С одним длинным мечом против трех коротких это был бы не бой, а легкая разминка. Если скелеты не поднимут переполох. Если скелеты не станут звать на помощь. Если скелеты не побегут за подмогой. «Если бы да кабы, все равно не уйти от судьбы», — говорит Фелидия. Поэтому я решил на сей раз изменить своим привычкам и создать у врагов впечатление, что им подвернулась легкая добыча, хорошее средство от скуки... Неожиданная ловкость моих противников произвела на меня впечатление. При жизни они были не колдунами, а воинами и кое-какие навыки сохранили до сих пор. Удар мечом, уклон, удар кулаком, ложное падение на спину, подсечка мечом, выпад, отражение удара, еще одного, круговой взмах мечом, стремительный отскок назад и еще два удара мечом... Последнего из противников я сбил с ног мощным пинком и тут же плавным движением меча снес ему голову, то есть череп. Череп откатился на пару шагов, и бой можно было считать оконченным. Сгребая и перемешивая кости врагов, я раздумывал о том, стоит ли погасить костер или лучше оставить его в покое. Решил не трогать — пусть горит себе. У одного из скелетов изнутри к нагруднику был привешен увесистый кожаный мешочек, в котором я обнаружил две дюжины золотых монет. Приятная неожиданность. Моя удача и на Фей-Го не оставила меня: стоило мне напиться из ручья и подумать о коротком привале, как я услышал звуки незнакомой речи. Что-то вроде «орйа аар йарроо эйяддли яррими». Я мгновенно скрылся за ближайшим валуном. Голоса приближались, их было не менее пяти. Складывалось впечатление, что невидимки ведут оживленную, скорее всего веселую, беседу. Стоило мне разглядеть их сквозь заросли, как я сразу узнал гунглов. Ошибиться было невозможно: грязно-зеленая кожа, гладкий череп без ушей, глазки-щелочки, заостренные зубы, меж которых то и дело мелькает длинный красный язык. Длинные пальцы заканчиваются еще более длинными когтями. Шесть мерзких тварей были в чем-то вроде набедренных повязок, а седьмой, командир отряда, вырядился в металлические доспехи. В мускулистых руках твари сжимали широкие мечи. Вдруг они, словно подчиняясь невидимой команде, остановились и повернули головы в мою сторону. Глава 17 Намереваясь как можно дороже продать свою жизнь, я приготовился к схватке. Если то, что я узнал о гунглах от Панеоника, правда, то у меня нет никаких шансов выстоять против семи солдат Хаоса одновременно. Это не скелеты и даже не упыри. Считается, что гунглы гораздо сильнее магмаров, а подобная репутация уже что-то да означает. Я замер в ожидании, но, хвала Эгосу, гунглы обменялись парой реплик и пошли дальше. Имея, как все бродяги, привычку из всего извлекать пользу для себя, я отказался от намерения устроить привал и осторожно последовал за ними, соблюдая более чем благоразумную дистанцию. Если Орлуфия находится в когтях Хаоса, то, следуя за солдатами Хаоса, я могу скорее найти ее темницу — Башню Заточения. Представлять бы еще, как выглядит это строение! По мере движения компания гунглов постепенно росла — к ней то и дело присоединялись мелкие отряды, состоящие из двух-трех тварей. Не имея никакого военного опыта, я тем не менее догадался, что это, скорее всего, патрульные или часовые, которые возвращаются в казармы для отдыха, — больно уж беззаботно они себя вели. Или, может статься, гунглы ведут себя так всегда? «Дойдем до места, и все станет ясно», — решил я, следуя за моими невольными проводниками. Идти мне было легко, так как большая толпа гунглов нещадно гоготала, и этот благословенный шум полностью скрывал от их слуха звуки, вызванные моими осторожными шагами. Наблюдая за Хьюгго и другими тиграми, а иногда и за кошками, я долго учился ходить бесшумно, но так и не смог полностью овладеть этим полезным искусством. Я вешу раз в пятьдесят меньше моего тигра, а передвигаюсь куда громче его. Уже на закате гунглы вышли к одиночному строению, стоящему на равнинной местности. Земля вокруг строения была очищена от камней примерно на три сотни шагов. Учитывая, что в высоту строение было куда больше, нежели в ширину, его можно было счесть башней. Опасаясь быть замеченным, я не стал засветло выходить на ровное место, а спрятался в ближайшей к строению груде камней, чтобы без помех дождаться темноты. Да и передохнуть мне не мешало — от долгой ходьбы и постоянного напряжения я совершенно выбился из сил. От усталости мне даже померещилось, что левее меня, за соседним валуном, прячется магмар. «Не хватало еще увидеть здесь Великого Дракона Эрифариуса», — подумал я, затем закрыл глаза и энергично потер их указательными пальцами. Спасибо Фелидии, научившей меня, в бытность еще мальчишкой, этому простому средству распознавания наваждений, — когда я снова посмотрел влево, то, разумеется, никакого магмара там не увидел. Чтобы скрасить ожидание и чем-то занять себя, я принялся думать о Великих Драконах, Эрифариусе и Стриагорне, созданных Шеарой, Повелительницей Драконов. «И каждое новолуние сходиться им в поединке, олицетворяя борьбу своих рас. Лишь одному из них дано стать победителем, который сумеет дать отпор темным силам Хаоса, ибо получит он силу побежденного всю, до последней капли. Прочее же — в ваших руках!» Из Пророчества Шеары многие мои соплеменники делают вывод о том, что вражда между людьми и магмарами предопределена свыше, а значит, была, есть и будет вечно, и ничего с этим не поделать. Но Учитель Панеоник считает иначе: «Мы должны соперничать с магмарами в науках, ремеслах, искусствах, а не только на поле брани. Обе расы должны брать лучшее друг у друга, тогда они станут поистине великими народами и сообща победят любого врага! Запомни, Эвальд, и передай мои слова своим детям и внукам: соперничество должно быть созидательным, а не разрушительным!» Я запомнил слова Учителя и обязательно передам их потомкам. Если, конечно, будет кому передавать, для чего мне сначала надо вернуться домой целым и невредимым. Что касается Великих Драконов, то, насколько мне известно, никто из ныне живущих их не видел. Но если верить преданию, то, по крайней мере, один из Великих Драконов должен повести нас на битву с Хаосом. Значит, он или они где-то живут? Где же? Дракон не муха, его видно издалека. Как им удается сделать свое присутствие незаметным для нас? Или это все же сказка? Красивая древняя легенда... Размышления так увлекли меня, что я не сразу заметил, как наступила ночь. При тусклом свете нарождающейся луны попытка проникнуть в башню могла увенчаться успехом. Я поостерегся шагать по открытой местности как ни в чем не бывало. Безопаснее было бы передвигаться ползком. Я отцепил меч от пояса, чтобы он не выдал меня случайным лязгом о камень, и надежно укрепил его за спиной, под дорожным мешком. К тому же в положении лежа выхватывать меч из-за спины гораздо удобнее. Полз я долго, для выбранного мной способа передвижения триста шагов — приличное расстояние. Уже приблизившись к строению, я обнаружил, что оно окружено узким, в один шаг, пустым рвом. Немного поломав голову над назначением рва, я приподнялся и прыжком преодолел его, рассудив, что не стоит спускаться туда и касаться этой странной преграды. До башни мне удалось добраться незамеченным. Я был несколько удивлен отсутствием дозорных, — видимо, гунглы чувствовали себя здесь в безопасности. Теперь следовало найти дверь, именно дверь, потому что окон башня не имела. Монолитной, сужающейся кверху глыбой стояла она передо мной. Осторожно перебирая руками по стене, я дважды обошел вокруг нее, но так и не смог найти ничего, хоть немного напоминающего вход. Оставалось одно — притаиться и ждать, пока кому-то из гунглов не понадобится войти или выйти. Я очень надеялся, что не все гунглы ночью спят. Заметив в лунном свете небольшую глухую нишу в стене, расположенную у самой земли, я вжался в нее и постарался по мере возможности устроиться поудобнее — вдруг ждать придется долго. Долго ждать не пришлось, не успело мое сердце отсчитать две дюжины ударов, как я провалился вниз, в освещенную нещадно коптящим факелом комнату. Приземлился я мягко благодаря гунглу, который гостеприимно распростерся подо мной, не подавая никаких признаков жизни. Для почина, а также из любопытства, я все же отсек ему голову и нашел что это совсем незатруднительно — кожа и мышцы гунглов столь же податливы для доброго лезвия, как и человеческие. Это меня немного обрадовало, но гораздо больше я порадовался собственной удачливости: желая спрятаться получше, я нашел вход в башню! Хвала Эгосу, в помещении, должно быть служившем чем-то вроде прихожей, гунглов больше не было. Прямо перед собой я увидел грубо сколоченную дверь, она была единственной, если не считать зияющего люка в потолке. Перед тем как двигаться дальше, следовало скрыть следы своего вторжения. Поднапрягшись, я выпихнул тяжеленное тело гунгла на улицу, зашвырнул вслед отрубленную голову, вылез сам, оттащил вражеские останки в сторону и вернулся обратно, не забыв плотно закрыть круглый люк за собой. «Теперь — вперед!» — скомандовал я себе, но не успел сделать и шага, как услышал отчетливый, с хрипотцой голос, несомненно принадлежавший мужчине: — Когда прервала ночь заката нить, Явился ты ко мне, дабы спросить Меня о том, что не вернуть тебе... Ступай обратно, покорись судьбе. Я подошел вплотную к двери. Голос зазвучал вновь: — Нельзя упрямством славы заслужить. Оно поможет голову сложить. Ты станешь пищей для моих цветов, Ужель к концу такому ты готов? Осторожно приоткрыв дверь, я увидел за ней пустую винтовую каменную лестницу с крутыми ступенями, освещаемую неровным светом факелов. Интересно, чем меня будут пугать?.. С первыми звуками таинственного голоса я понял, что, несмотря на все ухищрения, не смог пробраться в башню незаметно. Жаль, я так старался... На третий раз я уловил в голосе отчетливые нотки раздражения и обрадовался. Раздражение — удел не уверенных в собственных силах, так что твоя песня еще не спета до конца, Эвальд, сын Гасстерта! — Уйди, несчастный, мой покой храня! Остерегись ты ввергнуть в гнев меня, Ничтожнейший, словам моим внемли... Обучение азам стихосложения обязательно для каждого столичного подростка. Когда-то мне даже нравилось сочинять стихи, правда, недолго. Однако моих способностей хватило для того, чтобы еще больше вывести из себя неизвестного болтуна, докончив вместо него четверостишие. — Как надоели мне стихи твои! — на одном дыхании выпалил я и стал ждать ответа, который последовал после недолгой паузы. На сей раз мой собеседник поленился или просто не пожелал облечь свои слова в рифму. — Поднимись ко мне, наглец. Не бойся, все, кроме меня, крепко спят. Я принял приглашение, обнажил меч и стал подниматься по лестнице. Глава 18 Я прекрасно понимал, что мои невидимый собеседник пытался заставить меня повернуть обратно не из желания сохранить мою драгоценную жизнь. Цель его была более практичной: проследив мой обратный путь, можно понять, как мне удалось попасть на остров Фей-Го, форпост темных сил Хаоса. Другого объяснения его заигрыванию с незваным гостем я не нашел. Поэтому, без особой спешки одолевая крутые ступени, я постарался за это время придумать правдоподобную версию, и, смею надеяться, мне это удалось. Единственная дверь, в которую упиралась лестница, была прямой противоположностью своей нижней сестре. Гладкая, отполированная до блеска, украшенная кокетливым узором (в голове мелькнула мысль, что передо мной — таинственные руны Хаоса), да к тому же окруженная мягким красноватым светом, казалось проникавшим изнутри. При моем приближении она медленно и бесшумно отворилась, а стоило мне войти — так же плавно вернулась на место. Очутившись внутри, я первым делом огляделся по сторонам и увидел, что оказался в большом, хорошо освещенном зале, где все было окрашено в красный цвет — и стены, и обстановка, и мантия хозяина. Бросив беглый взгляд наверх, я увидел, что куполообразный потолок имеет ту же окраску. Только настенные канделябры с причудливо изогнутыми свечами баловали разнообразием — они были белыми, потому что материалом для них послужили кости. Да, веселым или приятным это место можно было назвать с большой натяжкой. С очень большой. Не останавливаясь у порога, я подошел поближе к единственному окну, возле которого в одном из двух кресел с высокими прямыми спинками сидел мой собеседник. Будучи готовым к любым неожиданностям, я тем не менее не сумел совладать с собой и отшатнулся, когда он откинул с головы капюшон. — А ты не такой храбрец, каким казался недавно, — довольно сказал хозяин и рассмеялся, если звук, подобный скрипу, который издает несмазанное колесо, можно назвать смехом. — Вложи меч в ножны и присядь — ты, должно быть, устал. Кем бы не были те, кто приходит сюда без зова, для меня гостеприимство — прежде всего. Повинуясь его воле, моя правая рука вложила меч в ножны, а ноги подвели меня к пустому креслу, в которое я и уселся. Вернее — в которое меня усадили при помощи магии. Дело принимало серьезный оборот. Едва успев войти, я оказался во власти противника и уже почти готов был раскаяться, что предпринял экспедицию на остров в одиночку. Если бы раскаяние было бы вообще мне свойственно. Обычно я предпочитаю не жалеть о содеянном. Куда полезнее на основании опыта делать для себя выводы. Глаза пока еще слушались меня, поэтому я постарался получше разглядеть «гостеприимного» хозяина: обтянутый морщинистой кожей уродливый череп, «украшенный» разномастными извивающимися щупальцами и покрытый местами тонким слоем блестящей серо-зеленой слизи. В сравнении с ним любой гунгл мог считаться писаным красавцем. Руки с длиннющими костлявыми пальцами-когтями превосходно дополняли его дивный облик. Урод из уродов, иначе и не скажешь. — Назовись, пришелец, — сверкнув длинными острыми клыками, потребовал хозяин. Я выдержал паузу, чтобы убедиться, что язык мой повинуется мне. Убедился и ответил: — Перед тобой Уллиус, сын Майвена. «Никогда не открывай врагу своего имени, — наставлял меня Панеоник, — так поступают только самонадеянные глупцы. Узнав имя человека, противник скорее и вернее сможет нанести вред его владельцу». — Откуда ты? — тотчас же последовал второй вопрос. — Из Грандфорта, — не моргнув глазом, солгал я снова. — А кто ты? — Перед тобой Великий колдун Миаллоу, Тень полубога РускриуЦу и один из Семи Высших чародеев Хаоса! — торжественно представился мой собеседник. Я выслушал новость молча, чем привел в раздражение моего высокопоставленного и, как оказалось, весьма тщеславного собеседника. — Перед тобой, о ничтожный представитель людской расы, Великий колдун Миаллоу, Тень полубога РускриуЦу и один из Семи Высших чародеев Хаоса! — повторил он, заметно возвышая голос. — Но тебя никоим образом нельзя отнести к людской расе... — съязвил я, относя слово «ничтожный» на счет противника. — Отнесись же ко мне с должным почтением, презренный слизняк, теперь ты знаешь, кто удостоил тебя беседы!!! — прогремел Миаллоу. Щупальца на его отвратительной морде лихорадочно зашевелились, должно быть выражая гнев. — У тебя плохая память, Седьмой чародей, — с издевкой произнес я, стараясь вывести противника из себя. — Меня зовут Уллиус, сын Майвена, а не «презренный слизняк». Снова послышался скрип несмазанного колеса. Гнев сменился весельем. Миаллоу нельзя было отказать в уме — он пони- мал, что пренебрежение насмешками является лучшим средством от насмешек. Отсмеявшись, Миаллоу задал новый вопрос: — Как ты попал сюда? — Пробрался через люк, затем вошел, в дверь и поднялся по лестнице. — Как ты попал на остров? Я не спрашиваю, зачем ты явился сюда, и так ясно, что ты пришел за девчонкой. Но как тебе удалось попасть на остров, который вы именуете Фей-Го? Как само собой разумеющееся, я выдал заготовленную еще на лестнице ложь, оставаясь в прежней роли наглого простака. — А как еще сюда можно попасть? Разумеется, прилетел на грифоне. Грифоны могучи, и им ничего не стоит пересечь океан по воздуху. Однако я осмелюсь заметить, что для тени полубога ты недостаточно осведомлен, почтеннейший. Обладая «Поглотителем мглы», можно было и впрямь попытаться достичь острова Фей- Го и на грифоне. Я предпочел морской путь по двум соображениям: во-первых, огромного зверя, шумно машущего крыльями и порой издающего весьма громкие крики, непременно заметили бы еще на подлете к острову, а во-вторых, мне никогда бы не удалось подбить прямодушного и честного Лурана, Опекуна и Погонщика Грифонов, на такую авантюру. Он денно и нощно сдувает пылинки со своих немногочисленных питомцев и никогда не согласится подвергнуть их риску ради прихоти какого-то спятившего бродяги. Да еще такой дурацкой прихоти, как полет на проклятый остров Фей-Го. Приказ Багурона — другое дело, его Луран выполнит не раздумывая, но ведь я предпочел обойтись своими силами. — На грифоне. Да-да, именно так я и думал, — покивал уродливой башкой Миаллоу. Радость нахлынула на меня, и я постарался скрыть ее приход от чародея Хаоса. Мне стало ясно, что искусство чтения чужих мыслей недоступно Миаллоу. Прекрасно! Я приободрился и стал ждать следующего вопроса, уже заранее зная, каким он будет. — Неужели грифоны могут найти дорогу в туманном мороке, окружающем остров? — Могут, если подвязать им на шею магический Кристалл Всеведения, что добывают в Чионьских горах. На самом деле, если я ничего не путаю, там можно найти только энергетические кристаллы. Несуществующий Кристалл Всеведения я придумал, поднимаясь сюда по лестнице. — Понятно! — Миаллоу звонко постучал Когтями по подлокотникам своего кресла. Его любопытство было удовлетворено, теперь он мог спокойно убить меня. Откуда я узнал, что Орлуфия находится на Фей-Го, его не интересовало. Предприняв осторожную попытку пошевелить конечностями, я убедился, что в моей власти по-прежнему остается только моя голова. Пауза, не сулившая мне ничего хорошего, затянулась. Наконец Миаллоу, видимо принявший какое-то решение, заговорил: — Мне нравятся наглецы. Их нежелание подчиняться кому-либо, ошибочно принимаемое за любовь к свободе, — первый шаг к Хаосу. Поэтому я хочу сделать тебе подарок, который ты, несомненно, примешь с великой благодарностью... — У нас говорят: «Не хвали вино в погребе, а хвали его на столе», почтеннейший Миаллоу. Даже неразумные дети следуют этому правилу. — Дерзость придавала мне сил. — Прежде чем рассуждать о благодарности, дай мне хотя бы посмотреть на твой подарок. Очень надеюсь, что это не ожерелье из зубов твоих приятелей – гунглов. Не хотелось бы получить смердящий подарок! — Нет, это не ожерелье. И запомни, Уллиус, если ты не прекратишь дерзить мне, заставлю тебя проглотить твой длинный язык. Так, чтобы ты сдох, подавившись им. Прекрасная смерть для наглецов, лучше и не придумаешь. «Мой язык впятеро короче твоего, и подавиться им мне будет трудно даже с твоей помощью», — собрался ответить я, но взглянул в раздувшиеся от негодования глаза чародея и решил промолчать. Мое молчание понравилось Миаллоу. — Я не ошибся — ты благоразумен, — удовлетворенно сказал он. — Хорошее свойство, оно продлевает жизнь и делает ее лучше. Показать тебе мой подарок я не могу, хотя это нисколько не умаляет его ценности, ибо этот подарок — твоя жизнь! — Чем же я смогу отблагодарить «Конечно же верной службой Хаосу, что еще можно с меня получить?» — пронеслось в моей голове. Миаллоу ответил не сразу. Решил еще немного подкупить меня. — Кроме того, я возвеличу тебя над твоими соплеменниками. Судя по одежде, ты беден и незнатен, я же помогу тебе сделаться первым из людей. Я наделю тебя бесподобной силой, и равного тебе не будет во всем мире Фэо. Мне вспомнилась история злосчастного короля Магиша. Да, тактика Хаоса осталась прежней. Как любит говорить мой отец: «Все проходит, но все повторяется». — Взамен я потребую немного, — продолжал Миаллоу. — Совсем немного. Ты станешь глазами и ушами Хаоса у людей! Видимо, я не смог скрыть радость, вызванную известием о том, что мне предстоит вернуться домой. — Просто так я тебя не отпущу, Уллиус, не надейся. Ты сможешь уйти от меня только в Ошейнике Повиновения. — В левой руке чародея засверкал золотой на вид обруч, украшенный сверкающими красными камнями. Достаточно было Миаллоу прищелкнуть пальцами правой руки, как обруч на моих глазах стал сжиматься и превратился в кольцо, которое принялось свободно парить в воздухе перед нами. — Стоит мне только пожелать, и ошейник мгновенно задушит тебя, где бы ты ни находился. Примерь-ка. Повинуясь воле Миаллоу, проклятый ошейник тотчас же обвился вокруг моей шеи. Я почувствовал в месте прикосновения неприятный холодок, машинально попытался сорвать его и осознал, что руки вновь слушаются меня. Попав в рабство, я получил назад право распоряжаться своими конечностями. — Снять его можно только вместе с головой, не советую и пытаться. — Миаллоу изобразил нечто вроде улыбки. — Благородный металл, драгоценные камни — да ты становишься щеголем, Уллиус. Ну как, ты принимаешь мой подарок? Глава 19 Нечего сказать — ночь нынче выдалась нескучная и весьма богатая событиями. Да и собеседник мой оказался большим оригиналом: сначала нацепит тебе на шею свой непрошеный дар, а потом интересуется, принимаешь ли ты его. Я чувствовал, что скучать мне в его компании не придется. «Удача и здесь позаботилась о тебе, приятель, твой ошейник куда богаче того, что носил бедняга Катипут», — мрачно пошутил я над собой. — Принимаю, — кивнул я. Другого выхода у меня не было. Я подумал, что обязательно найду способ избавиться от ошейника по возвращении домой. В нашем мире, где обитают Оден, Багурон, Панеоник и прочие мудрецы, должно найтись хоть какое-то средство против гнусной магии Хаоса. А пока... Пока притворюсь слугой Хаоса. Может, таким образом я смогу добраться до Орлуфии... — Призываю Хаос в поручители нашего договора! — вскричал Миаллоу. Все свечи в зале на миг погасли, а потом сами собой загорелись вновь. Я успел заметить, что глаза чародея светятся в темноте зеленоватым свечением. — Теперь приготовься слушать, Уллиус. Став моим лазутчиком, ты получил право знать. Знать, чтобы действовать осмысленно. Знать, чтобы повиноваться с радостью... — А Орлуфии тоже досталось такое украшение? — простодушно поинтересовался я, касаясь ошейника правой рукой. На ощупь он был теплым. Таким же, как и моя шея. — Не перебивай, — строго одернул меня Миаллоу. — Всему свой черед. Мне кажется, что ты вначале хочешь узнать, кому служит твой хозяин. — Хаосу, ясное дело, кому же еще, — хмыкнул я. — Хаос всеобъемлющ, бесконечен и не имеет лица. Все мы служим ему, но награждают нас наши хозяева. Будь усерден и старателен — и я позабочусь о тебе должным образом. Миаллоу назидательно поднял вверх руку. Я постарался придать своему лицу покорный вид. Чародей, кажется, остался доволен. — Мне выпала великая честь — сам РускриуЦу, грозный полубог Хаоса, одарил меня своим вниманием. Я пришел в ваш мир, чтобы подготовить все должным образом к появлению моего господина и повелителя — РускриуЦу, да живет он вечно! Больше года провел я на этом острове в компании двух сотен тупоголовых гунглов, готовя приход РускриуЦу, которому предначертано стать владыкой вашего мира и присоединить его к Хаосу — величайшей силе мироздания! И я превосходно справился со своей задачей, оправдав доверие моего повелителя. Я обвел вокруг пальца всех — и магмаров, и людей. Признаюсь тебе, что с магмарами пришлось повозиться дольше... Миаллоу принялся подробно рассказывать мне о своих происках в мире магмаров. Чувствовалось, что колдуну давно требовался слушатель, готовый безропотно восхищаться его злокозненным мастерством, и вот теперь такой слушатель наконец появился. И впрямь — не гунглам же тупоголовым, как он метко и верно изволил выразиться, похваляться. Не всегда хорошо понимая, о чем идет речь, я тем не менее на всякий случай запомнил его слова почти дословно — память у меня хорошая. Как знать, вдруг Багурону и Дамирусу все эти сведения окажутся полезными. Затем Миаллоу заговорил об Орлуфии. Сам, без каких-либо вопросов с моей стороны. — С девчонкой все обстояло проще, Уллиус. Я выманил Орлуфию за пределы городских стен с помощью наваждения, а там ее уже встретил отряд гунглов, замаскированный под бродячих лицедеев, который и доставил ее сюда. Все прошло превосходно, ведь гунглами командовал я сам. Правда, одному хитрецу из числа твоих соплеменников удалось выследить нас... Сам не понимаю, как он сумел это сделать! Но все обошлось благополучно. — Миаллоу сделал небольшую паузу и многозначительно добавил: — Для нас и для Орлуфии. Кто бы сомневался, что неведомого «хитреца из числа моих соплеменников» Миаллоу без колебаний отправил в царство Бога мертвых! — А где же Орлуфия? Она тоже здесь, в этой башне? — как бы между делом спросил я, но Миаллоу вдруг возмутился: — Ты глупее самого тупого из гунглов, Уллиус! Хороший же мне попался помощник, нечего сказать! Мой чудный замок ты называешь просто башней? — Прошу прощения, о Великий. — Мне стало понятно, что Орлуфию удерживают где-то в другом месте. Сейчас главное, выяснить, где она. — Я простой человек и не отличаю дворцов от замков, а замков от башен. — О, мой Ошейник Повиновения творит чудеса! Куда делась твоя дерзость? — восхитился Миаллоу и продолжил рассказ: — Итак, как только девчонка оказалась в моих руках, я начал подготовку к сложнейшему ритуалу Призыва и Воплощения. Моему повелителю нужно тело жителя вашего мира, чтобы воплотиться здесь и возглавить легионы Хаоса, которым нет числа! — Почему же полубог не избрал для себя тело воина? — искренне удивился я. — Зачем воплощаться в юную девушку? Несолидно как-то. — Что такое «солидно» или «несолидно»? Всего лишь вымышленные понятия, никчемные пустые слова, лишенные всякого смысла. Знай же, Улисс, что подобные мелочи не интересуют ни меня, ни тем более моего могущественного повелителя и господина. Тело должно быть молодым, чтобы подольше прослужить на благо Хаоса, вот это действительно важно. И к тому же в его жилах должна течь кровь великого полководца, данное обстоятельство делает воплощение полубога РускриуЦу в мире Фэо воистину неуязвимым. Древнее правило Сокровенной защиты, если тебе доводилось слышать о таком. Все же остальное не имеет значения, — высокомерно пояснил Миаллоу. Пошевелил костлявыми пальцами и продолжил: — Ждать осталось немного. Скоро ритуал будет завершен, и тогда Владыка РускриуЦу обоснуется здесь и немедленно откроет темный портал, в который хлынут бесчисленные легионы Хаоса. Я, Великий колдун Миаллоу, Тень полубога РускриуЦу и один из Семи Высших чародеев Хаоса, возглавлю воинство Хаоса и брошу мир Фэо к ногам моего Повелителя! Ваши жалкие боги навсегда исчезнут в Вечном Мраке, унося с собой память о никчемном прошлом вашего мира! Представляешь ли ты, жалкая песчинка на весах времени, какая мне выпала честь?! Я уже не буду одним из Семи Высших чародеев Хаоса, я стану Верховным чародеем Хаоса!!! У меня был другой взгляд на будущее нашего мира. «Как хорошо, что я явился на Фей-Го в одиночку», — подумал я. Неизвестно, как бы встретил Миаллоу многочисленную экспедицию, явившуюся для спасения дочери Дамируса. Вполне возможно, он просто уничтожил бы ее, не вступая ни с кем в разговоры... И что тогда? Мы потеряли бы много храбрых воинов и ничего не узнали о планах Хаоса. — Служи мне верно и преданно, и я не оставлю тебя без награды. Уллиус! Ты уже понял, что я, Миаллоу... Я продолжал думать о своем, вполуха слушая чародея. Одиночка не вызывает страха. С ним можно позабавиться, его можно попытаться не спеша перетянуть на свою сторону, в конце концов, перед ним можно похвастаться своими успехами. Я все сделал правильно. Теперь осталось только узнать, где находится Башня Заточения, в которой заключена несчастная Орлуфия. Если даже мне не удастся спасти ее сейчас, то, вернувшись в О'Дельвайс, я смогу дать Дамирусу исчерпывающие сведения о Фей-Го и планах Хаоса. Это послужит залогом успеха экспедиции, которой уже не придется действовать вслепую. Вполне возможно, что во главе ее буду стоять я. Немного времени в запасе у нас есть — колдун проболтался, что ритуал Призыва и Воплощения еще не завершен. Как бы половчее вынудить Миаллоу открыть мне местоположение Башни Заточения, а еще лучше — напроситься посмотреть на воплощение их мерзкого полубога? Может сказать, что на правах новообращенного слуги Хаоса я хочу воздать Владыке РускриуЦу почести? Разглагольствования чародея и мои размышления были прерваны самым бесцеремонным образом. Дверь в помещение, где сидели мы, вдруг с превеликим шумом слетела со своего места и ударилась о стену слева от меня. Следом за ней внутрь ворвалась молния, устремившаяся прямо к Миаллоу. Я вскочил на ноги и попытался вытащить меч из ножен. В тот же миг я почувствовал, как Ошейник Повиновения сдавил мою шею столь сильно, что в свет померк в глазах моих. Никогда в жизни мне не приходилось испытывать такой ужасной боли, да еще вкупе с удушьем. Я успел дотронуться правой рукой до ошейника, но на большее моих сил не хватило, я мысленно простился с жизнью, и сознание милосердно покинуло меня... Придя в себя, я увидел, что сижу на своем прежнем месте. Мне сразу же удалось вспомнить, где я нахожусь, и при каких обстоятельствах я лишился чувств. Стоило мне шевельнуться, как я почувствовал, что проклятый ошейник соскользнул с моей шеи и со стуком упал на пол. Его больше ничто не удерживало... Еще не до конца веря в чудесное спасение, я вскочил на ноги, мощным пинком отшвырнул ошейник подальше от себя и только потом изумленно уставился на чародея Миаллоу. Великий колдун Миаллоу, Тень полубога РускриуЦу и один из Семи Высших чародеев Хаоса, сидел в кресле, пронзенный двуручным мечом, который от сильного удара пронзил вдобавок спинку кресла, да так и застрял в ней. Хозяйкой славного меча оказалась великолепно сложенная девица, точеными чертами лица и прелестью форм своих напомнившая мне совершенные статуи скульпторов древности. Бесцеремонно упершись своей обольстительной ножкой, обутой в мягкий кожаный сапог, в грудь мертвого чародея, она одним рывком, без натуги освободила свой меч, вытерла его о мантию и внимательно посмотрела на меня, еще не верящего в свое освобождение из-под власти злого чародея Хаоса. Признаюсь, что я немедленно поспешил бы заключить свою прекрасную спасительницу в объятия, выражая ей тем самым мою великую благодарность за избавление от проклятого чародея и его гнусного ошейника, так велика была моя радость! Клянусь Девятью Мечами, своей удачей и стенами О'Дельвайса, Благословенного и Могущественного, именно так бы я и поступил, если бы не одно обстоятельство — красотка оказалась магмаркой!.. See more books in http://www.e-reading-lib.com