Лю Чжэньюнь
Мобильник



Первая часть.
Люй Гуйхуа – со слов телеведущего


1
Лао Ню – сельский телефонист, в 1968 году вместе с отцом Янь Шоуи торговал луком.
До торговли луком отец Янь Шоуи не любил разговаривать. В деревне, где день начинался с восходом солнца и казался длинным, он с утра и до самого вечера мог запросто обойтись десятью фразами. В их число непременно входило шесть штук обиходных словечек. Свое восхищение, начиная с такого значительного события, как пристройка к дому, и заканчивая таким ничтожным, как появление очередного ночного горшка, Лао Янь умещал в слове «дельно». Неудовольствие он выражал фразой «Ну и дела». В остальных четырех случаях он пользовался междометиями. При этом радовался он или злился, реакция была одной: «Твою мать». Но, взявшись за торговлю луком, Лао Янь стал более разговорчив. Прошло каких-то полгода, и он даже мог рассказать целую историю. Янь Шоуи помнит, что тогда в арсенале у его отца имелось две таких истории: одна – про тефтели, а другая – про рисовое печенье.
«Один человек перед Новым годом отправился на базар продавать "духов ворот", охраняющих дом от нечистой силы1. Рядом с ним оказался торговец гороховыми тефтелями. Человек купил у него четыре цзиня2 тефтелей, а торговец по знакомству отвесил ему шесть цзиней. Человек не заметил, как одну за другой слопал все тефтели. Встал было с места, как – бац! – и копыта отбросил».
Другая история такая:
«У одного человека в сезон сбора пшеницы пропала корова. Два дня он бродил по округе, не нашел. Голодный, он пошел обратно в деревню и встретил у околицы знакомого продавца сладостей. "Продай, – говорит, – братец, мне пять цзиней рисового печенья в долг". Съел он все печенье, вернулся домой и с порога попросил у жены воды. А едва выпил, как – бац! – и копыта отбросил».
Когда-то эти истории Янь Шоуи вовсе не казались смешными, но, вспоминая их в сорок лет, он всякий раз смеялся. Сначала Янь Шоуи думал, что отец научился разговаривать благодаря постоянному общению с покупателями. Только позже он узнал, что говорить его научил один человек, тот самый Лао Ню. По вечерам, когда вся семья собиралась на кухне за ужином, отец вдруг ни с того ни с сего мог прыснуть со смеху и, покачав головой, сказать: «Ох уж этот Лао Ню».
Янь Шоуи понимал, что в такие минуты отец весь уносился мыслями к Лао Ню и своему луку. Тогда Янь Шоуи казалось, что торговля луком – это лучшее, что может быть на свете.
В декабре 1968 года, в день зимнего солнцестояния, Лао Ню вместе с Лао Янем, завершив торговлю, возвращались из угольной шахты в Чанчжи, что находилась за двести ли от дома3. Проезжая деревню Лао Яня, Лао Ню заглянул к ним домой. До своей встречи с Лао Ню Янь Шоуи представлял его рослым, разговорчивым, со звонким голосом. На деле же оказалось, что тот едва выше стола, а из его рта, напоминавшего рот Лэйгуна4, вырывались какие-то женоподобные звуки. Доведись раньше Янь Шоуи представить себе встречу с Лао Ню, он бы наверняка стушевался. Он и подумать не мог, что Лао Ню робко улыбнется ему, одиннадцатилетнему мальчишке, снимет шапку-ушанку и вытрет ею выступившую на лбу испарину. Лао Янь пригласил Лао Ню пройти выпить воды. Но когда Янь Шоуи попытался было тоже присоединиться, Лао Янь вдруг пнул его в живот и остерег: «А ну, катись отсюда, сопляк!»
Взрослые уединились в комнате, и Янь Шоуи так и не услышал, про что говорил Лао Ню. Из случайных обрывков фраз он лишь узнал, что столько-то раз они останавливались в дороге на перекус да столько-то корма съел их осел. Потом, кроме бесконечных прихлебываний, он так ничего и не услышал. Ну а когда Лао Ню отправился со своим запряженным в тележку ослом дальше, Лао Янь объявил домочадцам: «Говорить умеет, но сегодня не говорил».
Двадцать третьего числа предновогоднего месяца отец Янь Шоуи, прихватив с собой свиной окорок, направился в деревню к Лао Ню, чтобы заодно подбить их счета за год. Утром его настроение было хоть куда, а вечером он возвратился мрачнее тучи. Усевшись на пороге дома, он долго пыхтел трубкой. Наконец, когда три яркие звезды на небосводе склонились к западу, он встал и, звучно постучав трубкой по макушке, заявил: «Я буду последним идиотом, если снова поеду продавать лук!»
Янь Шоуи рано потерял мать, она умерла от голода в шестидесятом году, так что жили они с бабушкой. От нее-то он и узнал на следующий день про ссору отца с Лао Ню во время дележки доходов. С тех пор как отец распрощался с луком и Лао Ню, он, как и прежде, ходил понурый и замкнутый.
У Янь Шоуи был дядя – муж тетки со стороны матери, звали его Лао Хуан. У себя в деревне он открыл красильную мастерскую. Когда пришла весна, Лао Хуан предложил Лао Яню ходить по соседним деревням и собирать полотно. Но тот лишь покачал головой:
– Для такого занятия требуется зазывала, это не про меня.
– Что, ты не сможешь крикнуть: «Красильня из деревни Хуанцзячжуан!»?
Но Лао Янь снова покачал головой и не согласился.
Весной 1989 года у отца Янь Шоуи обнаружили в мозгу тромбоз сосудов. Старик начал забываться, левая половина тела обездвижилась. Но, в отличие от большинства людей, у которых при этом вообще отказывает речь, Лао Янь, пусть и заикаясь, но все-таки строил целые предложения. Кроме того, в отличие от больных, теряющих память, Лао Янь мог во всех деталях вспомнить свою жизнь, на что не был способен даже будучи здоровым. В конце года Янь Шоуи вернулся из Пекина в родную деревню в провинции Шаньси, чтобы встретить вместе с родными Новый год. Вся семья собралась за праздничным ужином. Расселись по всем правилам: наполовину разбитый параличом Лао Янь – лицом к западу, Янь Шоуи – лицом к северу, и как-то так вышло, что разговор зашел о Лао Ню, о том, как в 1968 году они вместе с отцом продавали лук и как потом рассорились, не поделив деньги. И тогда Лао Янь поднял вверх здоровую правую руку и, тряся ладонью, прерывисто, с большим трудом вымолвил:
– Он подделал счета!.. Где говорят деньги, там молчит совесть!
– Друзьям лучше вообще не стоит вместе заниматься бизнесом, – обронил кто-то за столом.
А Лао Янь ответил:
– Нечестную дележку я, так уж и быть, стерпел. Двадцать третьего числа перед Новым годом мы целый день подбивали счета, и, к вечеру, я, взяв свою долю, собрался домой. Выйдя за порог, я, вдруг, опомнился, что мы не решили, в какой день после праздников снова поедем торговать. Тогда я вернулся во двор и тут услышал, как Лао Ню говорит своей жене: «Этот Лао Янь – идиот конченый»… Не из-за денег я с ним порвал, а из-за этой фразы.
Сказав это, старик залился слезами:
– Никто со мной в этой жизни не водился, а тут нашелся единственный человек, и тот обозвал идиотом конченым! – Тыча себе в грудь, Лао Янь добавил: – Тошно мне от всего этого.
Летом 1995 года у отца Янь Шоуи случился повторный инсульт, рот его съехал на бок, и старик стал пускать слюни. С тех пор и до самой смерти он уже не разговаривал.
Лао Ню после разрыва с Лао Янем тоже забросил торговлю луком. В 1969 году в их селе установили первый рычажковый телефон, и Лао Янь устроился на почтовое отделение телефонистом. В то время на это место претендовало двадцать с лишним человек. Тогда заведующий почтой Шан Сюэвэнь, чтобы их усмирить, созвал всех желающих и объявил:
– Для телефониста главное – уметь орать во всю глотку. Сейчас каждый из вас попробует поорать, а я выберу.
Двадцать с лишним человек начали поочередно драть глотки, в результате лучшим крикуном признали Лао Ню. И неважно, что голос у него оказался женским, зато в сельпо напротив от его крика полопались стекла. К тому же кричал он не только громче всех, но и дольше всех. Шан Сюэвэнь даже успел зажечь и выкурить целую папиросу, а Лао Ню все продолжал орать. Наконец, Шан Сюэвэнь его остановил и изрек: «Хорош, уже ишака перекричал!»
В 1996 году Янь Шоуи стал ведущим телевизионного ток-шоу «Хочешь? Говори!». Когда он превратился в звезду экрана, вся страна восприняла это как должное, и лишь жители деревни Яньцзячжуан недоумевали: «Как же, твою мать, так случилось, что этого человека, чей отец произносил в день не больше десяти фраз, кормит его язык?»

2
В 1968 году Янь Шоуи дружил с одним мальчишкой, которого звали Чжан Сяочжу. Янь Шоуи родился в год Петуха, поэтому тогда ему как раз исполнялось одиннадцать, а Чжан Сяочжу, рожденному в год Обезьяны, – двенадцать. Голова Чжан Сяочжу напоминала скошенную тыкву, а тонкие руки и ноги – конопляные стебли. Тяжелая, словно жернов, его голова все время свешивалась набок. Правый глаз когда-то был поранен стеклом, поэтому, прежде чем что-то рассмотреть, он всегда тер левый глаз. Мать у Чжан Сяочжу была слабоумной, а отец добывал уголь на шахте в Чанчжи за двести ли от их деревни Яньцзячжуан, поэтому можно сказать, что Чжан Сяочжу жил у бабушки. Янь Шоуи вообще рос без матери, у Чжан Сяочжу мать что была, что не было, поэтому частенько мальчики ходили в школу вместе. В 1968 году отец Чжан Сяочжу привез ему из той самой Третьей шахты Чанчжи списанный шахтный фонарь. Но если ночью в него вставляли уже отработанный аккумулятор, то все было видно на расстоянии двух ли окрест. Ночи в деревне – хоть глаз выколи, и мальчишки, вооружившись этим фонарем, шли на горный склон за деревней и прямо на небе чертили светом иероглифы. Чжан Сяочжу нравилось писать «Мама, ты – не дурочка», а Янь Шоуи – «Мама, ты где?» Эти две строчки могли продержаться на черном экране небосвода до пяти минут.
Школа в деревне Яньцзячжуан размещалась в бывшем коровнике. Их учителя звали Мэн Цинжуй. В пятнадцатый день восьмого месяца по лунному календарю5 Мэн Цинжую понадобилось съездить на деревенскую ярмарку. Он запер учеников в школе, дав им задание кое-что выучить наизусть. Несколько мальчишек – Янь Шоуи, Чжан Сяочжу, Лу Гоцин, Цзян Чангэнь и Ду Техуань – выбрались из небольшого проема в задней стене, откуда раньше вычищали навоз, скинули обувь, засунули ее за пояса и помчались через речушку на другой склон горы воровать арбузы. В их деревне за арбузами присматривал глуховатый Лао Лю. Сперва Янь Шоуи с товарищами собирались украсть арбузы, но, подобравшись к шалашу сторожа и заглянув внутрь, они увидели, как Лао Лю собирается в котелок с кипятком сбросить полную крышку пельменей. Тогда-то им и пришла мысль вместо арбузов своровать пельмени. Янь Шоуи вместе с Цзян Чангэнем побежали на бахчу делать вид, что воруют арбузы. Лао Лю выбежал из своей сторожки за ними, а в это время Чжан Сяочжу, Лу Гоцин и Ду Техуань выудили шумовкой из котелка все пельмени и, положив их в закатанные подолы, побежали обратно за склон, где стали дожидаться Янь Шоуи с Цзян Чангэнем. Янь Шоуи был единственным, кто не поел пельменей. Лао Лю не удалось поймать Цзян Чангэня, зато он поймал Янь Шоуи. После обеда к расследованию этого дела приступил Мэн Цинжуй. Янь Шоуи, не дожидаясь, пока учитель возьмет портновский бамбуковый метр и как следует отстегает ему ладони, выдал своих четырех сообщников: Чжан Сяочжу, Лу Гоцина, Цзян Чангэня и Ду Техуаня. Вечером, когда остальные ученики отправились домой, Янь Шоуи и эти четверо, поставленные к стене, все еще отбывали наказание. Луна в эту ночь пятнадцатого числа восьмого месяца взошла во всей своей красе. Мэн Цинжуй, смакуя привезенный с ярмарки лунный пряник, сказал:
– Вы после пельменей сытые, так что вам по силам простоять до завтрашнего утра, а потом все на занятия.
С тех самых пор Янь Шоуи, пока ходил в школу, так и не решался поднять головы. Он стыдился не того, что участвовал в краже, а того, что выдал товарищей. Больше всего на Янь Шоуи ополчился Чжан Сяочжу:
– Ладно бы других выдал, но ведь я его друг, как он мог предать меня?
С того времени они больше не общались.
Полгода спустя отец Чжан Сяочжу забрал сына к себе на Третий рудник шахты Чанчжи, что за двести ли от их деревни. Поскольку отец Чжан Сяочжу давно уже перевез к себе дурочку-жену, теперь он приехал за сыном, чтобы тот заботился о матери. Как-то вечером за день до отъезда Чжан Сяочжу пришел к Янь Шоуи и подарил ему шахтерский фонарь, которым они когда-то разрисовывали небо. Утром следующего дня Янь Шоуи пришел провожать Чжан Сяочжу, тот рыдал, уткнувшись в дверь бабушкиного дома. Его бабушка тоже плакала. Отец с узлом вещей стоял поблизости. В конце концов бабушка сама оторвала Чжан Сяочжу от двери и велела идти за отцом.
Через три месяца Янь Шоуи получил свое первое в жизни письмо. Писал ему Чжан Сяочжу из Третьего рудника шахты Чанчжи. Почтальон три раза обошел их деревню в поисках Янь Шоуи. Наконец Лао Лю, что присматривал за арбузами, смачно сплюнув на землю, выругался:
– Какой еще, на хер, Янь Шоуи? Это арбузный вор Бай Шитоу6.
Сверху на конверте стояла красная печать «Третий рудник шахты Чанчжи». На письме красовалась точно такая же печать. Само послание было очень коротким. Чжан Сяочжу просто интересовался, светит ли еще фонарь, который он подарил Янь Шоуи.
Янь Шоуи написал ответное письмо. Когда оно было готово, он пошел попросить у отца восемь фэней7 на почтовую марку. Но как раз тогда отец поссорился с продавцом лука Лао Ню. Будучи не в духе, он отвесил сыну затрещину и матюгнулся:
– Твою мать, за какие-то слова еще и деньги платить!
Так что то письмо так и осталось неотправленным.

3
В 1969 году в деревню Яньцзячжуан приехала двадцатилетняя Люй Гуйхуа, вышедшая замуж за одного из местных. Янь Шоуи сразу унюхал, что пахнет она как-то по-особому. В ней присутствовал не только запах, свойственный другим молодым замужним женщинам, к нему примешивалось что-то еще. От нее пахло, как от перезревшей пшеницы, чуть приторно, чуть сладко. Едва она оказывалась рядом, глаза слипались и клонило в сон. Благодаря приезду в 1969 году Люй Гуйхуа Янь Шоуи раньше времени узнал, как пахнут такого рода женщины.
В тот год слава о Люй Гуйхуа простиралась на несколько десятков ли окрест. А прославилась она тем, что до своего замужества успела переспать с Сяо Чжэном, отвечавшим за радиоточку на селе, у которого была жена. В 1969-м жизнь каждого семейства в деревнях регулировали радио. В шесть утра из них доносилась песня «Алеет Восток»8, после чего эфир заполняли изречения председателя Мао. Сяо Чжэн отвечал за работу всех-всех сельских радиоточек, а потому даже ночи проводил в радиорубке. Кроме умения разбираться в технике, у него также имелись артистические способности. Именно арии в его исполнении и привели в его рубку Люй Гуйхуа. И тогда в шесть утра, когда Сяо Чжэн на какое-то время вдруг ослабил бдительность, переключив рычажок репродуктора не в ту сторону, изо всех радиоточек вместо песни «Алеет Восток» и последующих изречений председателя разнеслись постельные стоны и вскрикивания. И это вызвало у всех жителей куда больший интерес. Несмотря на это, уже на следующий день место Сяо Чжэна занял Сяо Юэ. Из радиоточек вновь зазвучали «Алеет Восток» и изречения председателя Мао. А те двое, Сяо Чжэн и Люй Гуйхуа, больше никогда не встречались друг с другом.
Через три месяца Люй Гуйхуа вышла замуж за Ню Саньцзиня из деревни Яньцзячжуан. Ню Саньцзинь вместе с отцом Чжан Сяочжу добывал уголь на Третьем руднике шахты Чанчжи. Услыхав о переезде Люй Гуйхуа в их деревню, все жители ополчились против нее. Даже неразговорчивый от природы отец Янь Шоуи и тот, багровый от злости, плюнул в сторону двери и изрек:
– Потаскуха, твою мать!
Однако, увидев Ню Саньцзинь, он тут же захотел взять ее в жены. Своему отцу он сказал:
– И вовсе она не потаскуха.
– Да она что велосипед, на котором поездили и возвратили, – ответил тот.
Собственно, в сам день свадьбы Янь Шоуи не удалось увидеть Люй Гуйхуа, потому как он вместе с отцом отправился в село продавать свинью. Зато на следующее утро по дороге в школу за околицей деревни он увидел Ню Саньцзиня, который вез на велосипеде Люй Гуйхуа – они ездили покупать плафон для лампы. Не было ничего удивительного в том, что еще издали Янь Шоуи заметил красную куртку Люй Гуйхуа. Приблизившись, он тотчас уловил ее особенный запах. Тогда же он заметил, что и глаза у нее особенные. С виду – просто щелочки, как у козочки, полузакрытые, но вдруг она широко их распахнула, как бы случайно посмотрев на Янь Шоуи, и сердце двенадцатилетнего парня тут же попалось на крючок. Спустя двадцать с лишним лет в горах Лушань Янь Шоуи случилось встретить другую женщину с точно такими же глазами. И тогда он понял, что оружием таких девиц являются не только глаза. То есть днем – безусловно, а вот ночью у них припасено еще и кое-что другое. Тогда же он осознал, что значит выражение «роковая женщина», такие штучные экземпляры можно по пальцам пересчитать. Янь Шоуи только никак не мог взять в толк, каким образом в те годы эта роковая женщина могла появиться в их захолустной горной деревушке в провинции Шаньси?
Через десять дней после свадьбы Ню Саньцзинь снова уехал за двести ли от дома в Третий рудник добывать уголь. По вечерам Янь Шоуи, Лу Гоцин, Цзян Чангэнь и Ду Техуань отправлялись всей компанией поразвлечься к домику новобрачной Люй Гуйхуа. Теперь их прошлые забавы в сарае, где они выстраивали стратегии по обольщению девчонок, казались им детским лепетом. Сначала, когда мальчишки еще не познакомились с Люй Гуйхуа, Янь Шоуи вместе с ребятами карабкались на гребень стены дома Ню Саньцзиня и уже оттуда тайком наблюдали в освещенное окно за тем, что происходило внутри. Из-за плафона, пристроенного сверху масляной лампы, оконная бумага в их доме пропускала гораздо больше света, чем у других. Прямо за домом Ню Саньцзиня имелась заросшая камышом яма. Мальчишки, пристроившись среди этих зарослей, мостились друг к другу на плечи, после чего осторожно слюнявили бумагу, проделывая в ней дырочки для наблюдений. Каждый день они любовались Люй Гуйхуа – в ярком свете лампы она крутилась по комнате, разучивая те самые арии, которые когда-то исполнял работавший на радиостанции Сяо Чжэн. Больше всего ей нравилось петь арию из «Седой девушки»9. Как-то раз она пела-пела, а потом взяла в руки эмалированную кружку и поднесла ее к губам. Мальчишки, естественно, подумали, что Люй Гуйхуа просто решила попить, а она вдруг резко развернулась и выпрыснула набранную в рот воду прямо на окно. Две выстроенные под ним живые лестницы рухнули в камыши. Потом, перескочив через ограду, мальчишки протиснулись в комнату к Люй Гуйхуа, повалили ее на кровать и стали щекотать. Люй Гуйхуа, задрав ноги выше головы, хохотала как сумасшедшая. Вот так они и познакомились. Янь Шоуи, упав в камыши, до крови поцарапал лицо. Памятуя прошлое, когда он заложил товарищей после кражи пельменей, Янь Шоуи теперь всегда чувствовал себя обязанным. Поэтому, когда мальчишки карабкались друг на друга, выстраивая лестницу, он всегда оказывался под задницей Лу Гоцина.
– Ох, да у него кровь идет!
Благодаря царапинам на лице Янь Шоуи очутился в жалостливых объятиях Люй Гуйхуа, которая поставила мальчика перед лампой и стала прижигать его ранки. Вздымающаяся грудь Люй Гуйхуа, ее запах так одурманили Янь Шоуи, что он чуть не упал в обморок. Такой размякший вид Янь Шоуи вызвал недовольство остальных парней. Лу Гоцин, сплюнув на землю, огрызнулся: «Тряпка!»
Люй Гуйхуа вышла замуж двадцать шестого числа девятого лунного месяца. Ню Саньцзинь вернулся на работу в Третий рудник шестого числа десятого лунного месяца. Седьмого числа одиннадцатого лунного месяца Люй Гуйхуа вдруг захотелось позвонить Ню Саньцзиню. На тот момент в ближайшем селе уже месяц как поставили телефон. Между тем знакомство Янь Шоуи и мальчишек с Люй Гуйхуа стало настолько близким, что та запросто ходила при них в лифчике. Как-то раз, когда освещенная лампой комната наполнилась мальчишечьими тенями, Люй Гуйхуа завела такой разговор:
– Кто из вас ездил в село звонить по телефону? Я бы взяла такого с собой на почту.
Мальчишки соскочили со своих мест, наперебой предлагая себя в провожатые. Лу Гоцин рукой остановил всех желающих:
– Поеду я, потому как я телефоном уже пользовался.
Люй Гуйхуа в это время как раз умывалась. Услыхав такое заявление, она приподняла лицо над тазиком и, пока жемчужинки капель стекали вниз, спросила:
– А как звонят по телефону?
Лу Гоцин стащил с себя тапок и прислонил к щеке, изображая следующую сцену:
– Братец Саньцзинь? Это Лу Гоцин. У тебя все нормально? Чем кормят? Кашей или лапшой?
Все засмеялись. Цзян Чангэнь не желал уступать Лу Гоцину:
– Так говорить всякий может, а вот нужный рычажок ты сумеешь переключить?
Лу Гоцин изобразил переключение механизма:
– Чего там уметь? Крутишь себе как водяное колесо и все, чем сильнее, тем лучше.
В этот момент поднялся Янь Шоуи. В прошлый раз из-за своих царапин он удостоился внимания Люй Гуйхуа. Это сразу подняло его авторитет среди мальчишек. И хотя это не изгладило полностью его вину после истории с пельменями, однако временами он уже мог выражать свое мнение. И вот сейчас, в этот ключевой момент, он им воспользовался:
– Лу Гоцин никогда не звонил по телефону. Только позавчера он спрашивал меня, как выглядит телефон.
В ответ на это Лу Гоцин треснул Янь Шоуи по голове своим тапком.
– Я не звонил, а ты-то звонил, что ли?
Янь Шоуи, у которого от оплеухи из глаз посыпались искры, вдруг вспылил и припер Лу Гоцина к двери:
– Я тоже не звонил, зато я знаком с Лао Ню, который работает телефонистом.
Припертый к двери Лу Гоцин вытер с губы кровь и, все еще не понимая, спросил:
– Ну и что с того, что ты знаешь Лао Ню?
– А то, что если сам я не умею переключать рычаги, то мне в этом поможет Лао Ню.
Тут на сторону Лу Гоцина встал Ду Техуань и бросил в сторону Янь Шоуи:
– Да ты же и говоришь-то коряво, а если не дозвонишься? Ведь это будет провал.
Янь Шоуи сорвал с себя кепку и швырнул ее в Ду Техуаня:
– Если не дозвонюсь, тогда лично побегу на Третий рудник!
С этими словами он, готовый к драке, снова принял боевую позу. Люй Гуйхуа уже успела умыться и теперь заплетала косы. Обведя взглядом всех мальчишек, она остановилась на Янь Шоуи и произнесла:
– Бай Шитоу, отправляемся с тобой завтра утром.
Так, благодаря Люй Гуйхуа, Янь Шоуи в 1969 году удалось позвонить по телефону. А через тридцать лет Янь Шоуи прикинул, что если бы не Люй Гуйхуа, его знакомство с телефоном состоялось бы как минимум на десяток лет позже. В случае с отдельным человеком это неважно, а вот для целой нации десять лет могут сыграть огромную роль в темпах развития народного хозяйства.

4
В 1969 году у Янь Шоуи начал ломаться голос. Если раньше он звенел, словно у молодого петушка, то теперь вдруг стал сиплым, словно у старичка. Именно этим сиплым голосом Янь Шоуи отстоял возможность отправиться позвонить по телефону. Однако так вышло, что, как и в прошлый раз в истории с пельменями, он снова задел за живое своих товарищей. Более того, теперь это касалось их мужских чувств. Лу Гоцин и остальные посчитали, что для Янь Шоуи, который приделал к своему велосипеду подставку для ног и повез в село Люй Гуйхуа, главным желанием было остаться с ней наедине. На самом деле все было не совсем так. Два месяца назад, когда Чжан Сяочжу прислал письмо Янь Шоуи, у того не нашлось денег, чтобы отправить ему ответ. И теперь он через Ню Саньцзиня, которому собиралась звонить Люй Гуйхуа, хотел передать Чжан Сяочжу, что оставленный им фонарь из-за посаженного аккумулятора уже не светит, поэтому на небе он писать не может. Янь Шоуи хотел попросить Чжан Сяочжу, чтобы тот при случае передал ему через Ню Саньцзиня какой-нибудь старенький аккумулятор. Но ведь не мог же Янь Шоуи поведать обо всем этом Люй Гуйхуа или Лу Гоцину с мальчишками. Они и так-то возмутились, а узнай, что Янь Шоуи преследует двойную выгоду, вообще бы впали в бешенство.
Все это осложнялось тем, что должно было держаться в строжайшей тайне от отца Янь Шоуи. В прошлый раз Янь Шоуи уже получил от него оплеуху за то, что хотел послать письмо Чжан Сяочжу. И если теперь Чжан Сяочжу получит от него устное послание через Ню Саньцзиня, то Янь Шоуи, можно сказать, наступит на те же грабли. Плюс ко всему нельзя было допустить, чтобы Лу Гоцин и остальные сообщили отцу новость о том, что Янь Шоуи собирается ехать в село на почту. Ведь звонить собиралась Люй Гуйхуа, а телефонистом был Лао Ню, то есть дело касалось именно тех двух людей, о которых его отец даже слышать не хотел. Тут как ни крути, а сохранить все шито-крыто и избежать наказания Янь Шоуи было сложно.
К счастью, как раз в эти дни подготовки к поездке старик Янь подхватил лихорадку. До обеда его знобило под тремя одеялами, а после обеда прошиб такой пот, что все три одеяла промокли. Возвратившись от Люй Гуйхуа, Янь Шоуи встал около отца в изголовье кровати и какое-то время просто хмурил брови, не зная, чем же ему помочь, а потом хрипло стал предлагать:
– Пап, тебе холодно? Давай разогрею для тебя кирпич? Пап, тебе жарко? Давай принесу тебе прохладной водички в ковше? – А потом и вовсе жалобно заскулил: – Я скучаю по маме. – Посмотрев на бабушку, добавил: – Нельзя, чтобы папа так мучился.
Отец и бабушка обратили взгляды в сторону Янь Шоуи, а тот продолжал:
– Завтра же утром я съезжу в село и куплю там снадобье.
Отец, закрыв глаза, беззвучно затрясся, а бабушка на это сказала:
– Вот и вырос наш мальчик.
Вот так вот все непросто.

5
Сельский телефонист Лао Ню и торговец луком Лао Ню, казалось, были двумя разными людьми. Когда Лао Ню продавал лук, он запомнился Янь Шоуи своей доброжелательностью, а сейчас в нем торжествовало сплошное высокомерие. В 1968 году голос у него был похож на женский, а в 1969-м стал как у настоящего мужика. Оказывается, смена профессии может даже изменить голос. От деревни Яньцзячжуан до села Уличжэнь на протяжении сорока ли шла горная дорога. На полпути с неба посыпалась снежная крупа. С велосипеда из-за подставки для ног то и дело срывалась цепь. Передвигались с частыми остановками, так что путь до села и так вышел нелегким, а тут еще и приезд выпал на ярмарочный день. Янь Шоуи и Люй Гуйхуа, один с велосипедом, другая с узелком, стали проталкиваться к небольшому зданию почты. Тут Янь Шоуи обнаружил, что, пока протискивался сквозь толпу, потерял один тапок. К этому времени снег прекратился, и он пошел разыскивать в слякоти свою пропажу. Когда же он возвратился к почте, Лао Ню уже стал закрываться на обед.
– Закрываемся, закрываемся, приходите после обеда!
На стене переговорного пункта остались болтаться две связки щелочных батареек. Лао Ню снял телефонный аппарат и стал упаковывать его в деревянный ящичек, после чего навесил на этот ящичек большой замок. Из-за ярмарки народу на почте собралось – не протолкнуться. Янь Шоуи, весь взмокший, все-таки пролез к Лао Ню:
– Дядюшка Ню, я сорок ли проехал на велосипеде, чтобы позвонить.
– Да хоть сто, все равно подождать придется. Тут и мне отдых требуется, и телефону, который устал уже за полдня.
– Дядюшка, моего отца зовут Лао Янь, мы из деревни Яньцзячжуан, раньше он вместе с тобой продавал лук.
Лао Ню уставился на Янь Шоуи, а тот своим осипшим голосом продолжал:
– В прошлом году, как раз на зимнее солнцестояние, ты останавливался у нас.
Лао Ню, глядя на Янь Шоуи, вытащил из заднего кармана связку ключей, собираясь уже было открыть замок, но в самый последний момент вдруг передумал:
– Все равно нельзя, надо мной еще начальник Шан стоит. Пока смена не кончится, я даже отцу родному не могу дать позвонить!
Тут вперед с узлом в руках протиснулась и Люй Гуйхуа:
– Дядюшка, а после обеда во сколько начнете работать?
Лао Ню теперь уже уставился на Люй Гуйхуа, посмотрел-посмотрел на нее и, засмеявшись, сказал:
– Вот поем дома того-сего, да вернусь, считай, что на перекур вышел.
Этим своим вопросом Люй Гуйхуа только все испортила. Из-за нее Янь Шоуи пришлось спланировать этот день восьмого числа одиннадцатого лунного месяца вовсе не так, как он хотел. Для него было лучше позвонить или прямо сейчас, или тогда уже попозже, чтобы за время обеда успеть сбегать отцу за лекарством. Если у Люй Гуйхуа в селе было только одно дело, то у Янь Шоуи – целых три. Ответ Лао Ню про перекур для него оказался ни то ни се, было ясно одно – отлучаться Янь Шоуи не следовало. Еще по дороге сюда Янь Шоуи сомневался, стоит ли рассказать Люй Гуйхуа, что он также поехал отцу за лекарствами. Ведь, скажи он ей про это, выйдет, что у него имелись планы получить двойную выгоду, а это могло испортить их совместный разговор по телефону. В итоге он ничего не сказал, и всю дорогу они ехали молча. Люй Гуйхуа, обхватив его, сидела сзади. А если он раскроет свои карты прямо сейчас и пойдет за лекарством, оставив ее на почте одну, это и вовсе будет выглядеть как обман. Тогда она подумает, что всю дорогу он ее дурачил. Как говорится, казенная соль на деле окажется контрабандой. Поэтому теперь Янь Шоуи надеялся лишь на одно – чтобы Лао Ню пообедал побыстрее, другими словами, чтобы это вышел совсем небольшой перекур. А там уж, после телефонного звонка, он вроде как заодно забежит купить лекарство. В таком случае он лишний раз расположит к себе Люй Гуйхуа, которая наверняка удивится: «Ну надо же, что же ты молчал!»
Итак, Янь Шоуи вместе с Люй Гуйхуа остались сторожить свою очередь. Каждый из них уже съел по паре лепешек, что по времени равнялось небольшому перекуру. Однако обед Лао Ню затягивался. И только когда солнце стало клониться к западу, пришаркал Лао Ню. Зевнув, он объяснил собравшимся:
– Гостей принимал.
Потом он открыл замок на ящичке с телефоном. Народ снова образовал давку. Янь Шоуи стал отчаянно проталкиваться вперед. Сжимая два мао10, которые дала ему Люй Гуйхуа, он сунул деньги в руку Лао Ню. Тот взял их и спросил:
– Куда звонить будем?
– На Третий рудник в Чанчжи, Третий рудник.
Тут Лао Ню словно очнулся и протянул деньги обратно Янь Шоуи:
– Третий рудник, говоришь? Туда не получится.
– Почему?
– Слишком далеко, больше двухсот ли. Это ж сколько столбов понадобится, тянуть туда линию! Тут в пределах уезда, считай, в нескольких десятках ли, и то связь барахлит, а ты в Третий рудник звонить задумал!
Янь Шоуи готов был расплакаться:
– Дядюшка, да я тут целый день прождал, никуда не отлучался!
– Тогда жди, когда вся очередь пройдет, сначала пусть позвонят те, кому ближе.
Люй Гуйхуа стала уговаривать Янь Шоуи:
– Давай подождем, главное, что позвоним, а когда – неважно.
Янь Шоуи с трудом сдержался, чтобы не заплакать. Шансов купить лекарство у него оставалось все меньше. Тут Янь Шоуи стал уже переживать за отца, ведь тот сейчас лежал и мучился в жару. Наконец, когда солнце приготовилось сесть за гору, на почте остались лишь трое: Лао Ню, Янь Шоуи и Люй Гуйхуа.
– Только я предупреждаю, – сказал Лао Ню, – что шансов дозвониться у вас один-два из десяти.
Янь Шоуи к этому моменту уже не волновало, смогут они дозвониться или нет, он снова протянул деньги Лао Ню:
– Дядюшка, мне уже без разницы, как оно выйдет, главное, давай побыстрее.
Лао Ню невозмутимо стал нажимать на рычаг и кричать в трубку:
– Третий рудник, соединить с Третьим рудником!
В трубке послышались прерывистые гудки, после чего связь оборвалась. Лао Ню всплеснул руками:
– Ну вот, я же говорил, не получится, а вы не верили!
Чуть помолчав, он добавил:
– Я тут уже больше месяца работаю, до Третьего рудника еще никто не дозванивался!
Янь Шоуи посмотрел на Люй Гуйхуа:
– Ну что ж, сестрица, тогда пойдем, что ли?
Люй Гуйхуа подошла поближе к Лао Ню и попросила:
– Дядюшка, попробуй еще разок, у меня дело срочное!
Лао Ню посмотрел на нее:
– Так кто же тут без дела звонит? Предупреждаю сразу, последний раз!
Он снова с упорством стал жать на рычаг:
– Третий рудник, Третий рудник!
И тут на удивление в трубке послышался голос:
– Вам кого, куда звоните?
– Да мне не ты нужен, а Третий рудник!
– Это и есть Третий рудник, Третий рудник!
Лао Ню даже несколько растерялся, он все еще сомневался:
– Как это Третий рудник? Туда ведь не прозвониться. Кто это говорит? Кто говорит?
– Это Лао Ма из Третьего рудника, телефонист Лао Ма. А ты кто? Ты кто?
Лао Ню обрадовался как ребенок:
– О, да это и впрямь Третий рудник. Это Лао Ню из села Уличжэнь, телефонист Лао Ню из Уличжэня. Лао Ма, а у нас тут сегодня ярмарка была. Я в прошлом году приезжал к вам лук продавать. Не помнишь меня?
Голос на том конце заколебался:
– Лао Ню, какой еще Лао Ню? Сюда много кто приезжает лук продавать.
– Я приезжал к вам за два дня до зимнего солнцестояния, на мне еще шапка-ушанка была, лук вез ослик хромой, у него нога была об рельсу поранена.
Лао Ма призадумался, ковыряясь в своей памяти, потом неуверенно сказал:
– Вспомнил, вспомнил.
– Лао Ма, у вас там тоже уже скоро стемнеет, еще не ужинал?
– Сменщик пока не пришел, так что не ужинал.
– Что там у вас сегодня, каша или лапша?
– Вчера давали кашу, значит, сегодня, может, будет лапша.
В этот момент Люй Гуйхуа чуть пихнула Янь Шоуи. Тот выступил вперед:
– Дядюшка, дайте хоть моей сестрице сказать пару слов.
Тут только Лао Ню вспомнил, что этот звонок заказывали Янь Шоуи и Люй Гуйхуа. Он неохотно протянул трубку Люй Гуйхуа:
– Говори, да побыстрее, не рассусоливай!
Рука Люй Гуйхуа, взявшая трубку, задрожала, девушка неуверенно промусолила:
– Это Третий рудник? Мне нужен Ню Саньцзинь.
Лао Ма на другом конце провода откликнулся:
– Ню Саньцзинь, а кто это?
– Он добывает уголь в шахте.
– Уголь добывают несколько тысяч человек, это телефон у нас тут один. Как мне прикажешь его искать? Если хочешь что-нибудь ему сказать, говори быстрее, я потом передам.
Тут Люй Гуйхуа передала трубку Янь Шоуи и прошептала:
– Ошибка какая-то, там кто-то другой отвечает, говори ты.
Янь Шоуи взял трубку, рука у него тоже задрожала, он долго не мог ничего сказать. Наконец, Лао Ма на том конце не выдержал:
– Почему молчим? Я сейчас повешу трубку!
Янь Шоуи спохватился и затараторил своим сиплым ломающимся голосом:
– Дядюшка, меня зовут Янь Шоуи, в детстве звали Бай Шитоу, мою сестрицу зовут Люй Гуйхуа, она просто хотела спросить, когда Ню Саньцзинь вернется домой.
– Это весь вопрос? И ради этого вы звоните?
Бац! – и на том конце с чувством повесили трубку. Только сейчас Янь Шоуи вдруг вспомнил, что он забыл сказать еще кое-что, а именно – чтобы Ню Саньцзинь попросил Чжан Сяочжу при случае привезти с собой списанный аккумулятор для фонаря. Однако Лао Ню уже отнял у него телефон и стал запирать его в ящик.
Выйдя из почты, Янь Шоуи посадил на велосипед Люй Гуйхуа и быстренько направился в аптеку за лекарством для отца. Но аптека уже закрылась. Он изо всех сил затарабанил в дверь, но никто не отозвался. Оказавшийся рядом старик, который торговал жареными язычками11, сказал, что хозяин лавки вышел буквально только что. Он направился осматривать заболевшую свинью в деревне Мацзячжуан за пятнадцать ли отсюда. В 1969 году в их селе имелась лишь одна аптека, а ее хозяин лечил как людей, так и скотину. Торговец язычками обмолвился, что приди они хотя бы на перекур раньше, то наверняка бы успели.

6
Когда Янь Шоуи возвратился из села, куда он ездил звонить, отец отстегал его колодезной веревкой так, что на нем живого места не осталось. Стоит добавить, что веревку он сперва еще и намочил. Сына он побил вовсе не потому, что тот не смог привезти лекарство. Даже хорошо, что не привез, потому как вскоре после отъезда Янь Шоуи в село болезнь отступила. Полихорадило пять дней и стало лучше. Встав с кровати, Лао Янь по стеночке вышел из дома, из дома – за ворота. Голова у него еще немного кружилась. На улице шел мелкий снежок, и нечеткие силуэты прохожих расплывались. И тут ему на глаза попался двоюродный брат Янь Шоуи по прозвищу Хэй Чжуаньтоу12. В этом году парню исполнилось четырнадцать, так что он был старше Янь Шоуи на два года. Пару лет назад, аккурат на праздник «лаба»13, когда дома готовили баранину, мальчишки поссорились из-за бараньего копытца, и Янь Шоуи разбил об голову Хэй Чжуаньтоу тарелку, с тех пор они враждовали и не разговаривали. Поэтому сейчас Хэй Чжуаньтоу из кожи вон лез, чтобы прояснить ситуацию и во всех красках расписать старику Лао Яню истинную цель поездки Янь Шоуи в село. Таким образом, то, о чем отцу Янь Шоуи не рассказали Лу Гоцин, Цзян Чангэнь и Ду Техуань, рассказал Хэй Чжуаньтоу.
После порки Янь Шоуи десять дней не разговаривал. В гостях у Люй Гуйхуа он тоже не появлялся. У него тогда было ощущение, что жизнь закончилась. На одиннадцатый день из Третьего рудника шахты Чанчжи вернулся Ню Саньцзинь. А на двенадцатый день в школе Цзян Чангэнь поведал Янь Шоуи, что накануне вечером, когда они сидели у Люй Гуйхуа, Ню Саньцзинь рассказал им историю, как десять с лишним дней назад Янь Шоуи и Люй Гуйхуа позвонили на Третий рудник. Ню Саньцзинь объяснил, что на весь рудник имелся лишь один телефон, поэтому телефонист Ма передает всю информацию о звонках по громкоговорителю. На руднике повсюду горы, конца и края им нет. В тот день, когда Янь Шоуи оставил по телефону свое сообщение, Лао Ма включил репродуктор, и изо всех громкоговорителей понеслось: «Разыскивается человек, разыскивается человек. Ню Саньцзинь, Ню Саньцзинь. Жену твою звать Люй Гуйхуа. Люй Гуйхуа просила узнать, приедешь ли ты в ближайшее время?!!» Ню Саньцзинь рассказал, что все это случилось в пересменку, поэтому из самых разных щелей повылезало несметное количество чумазых, увенчанных фонарями шахтеров, в то время как другая партия рабочих, наоборот, спускалась в шахты. На руднике шел сильный снег. Лао Ма по нескольку раз повторял одно и то же, а ему вдогонку вторило еще и горное эхо. Из-за этого казалось, что в вихре снежинок вертятся сразу несколько десятков миллионов Лао Ма. Услыхав такое сообщение, занесенные снегом шахтеры белозубо улыбались. В следующие десять с лишним дней у них, там, на Третьем руднике, сложилась песенка-прибаутка. Ее каждый день пели в столовой, отбивая ритм палочками по мискам:
Ню Саньцзинь, Ню Саньцзинь,
Жену твою звать Люй Гуйхуа.
Люй Гуйхуа просила узнать,
Приедешь ли ты в ближайшее время.

Янь Шоуи, услыхав про это, расплакался.

7
Через тридцать с лишним лет известный телеведущий Янь Шоуи в рамках ток-шоу «Хочешь? Говори!» сделал передачу под названием «Телефонные звонки». Эта передача не только подняла рейтинг ток-шоу на новую высоту, более того, в народе второе дыхание обрела песенка про Ню Саньцзиня и Люй Гуйхуа. В конце года благодаря этой передаче Янь Шоуи по результатам зрительского голосования получил премию «Златоуст». А спустя год дочь Люй Гуйхуа, Ню Цайюнь, приехала в Пекин поступать в театральный институт на факультет актерского искусства и остановилась в семье Янь Шоуи. При первой встрече с Ню Цайюнь Янь Шоуи поразился:
– Как похожа, точь-в-точь твоя мама! Я ведь ее и не видел с тех пор, как она переехала на рудник.
На это Ню Цайюнь, нисколечко не смущаясь, возьми да скажи на своем шаньсийском наречии:
– Моя мама, как увидит вас по телевизору, так сразу смеется. Ту передачу про телефонные звонки она тоже смотрела. Только она сказала, что в тот раз звонить в село с ней ездили не вы. Вы тогда еще не умели ездить на велике.
Янь Шоуи очень удивился:
– И кто же это был, если не я?
– Мама всю ночь вспоминала, а на утро сказала, что никто с ней туда не ездил, в тот год она вообще никуда не ездила звонить.
– Твою мать! – сорвался Янь Шоуи, мысленно возвратившись в 1969 год.



Вторая часть.
Юй Вэньцзюань, Шэнь Сюэ, У Юэ


1
Из-за одной случайной оплошности Янь Шоуи развелся. Еще утром, когда он уходил на работу, стояла тишь да гладь, а вечером в доме разорвалась бомба.
– Надо же, как быстро.
Такова была первая реакция Янь Шоуи на разорвавшуюся бомбу. В этом смысле Янь Шоуи знал, что в непредвиденных ситуациях или, например, перед смертью, сознание работает очень четко, настолько четко, что человек успевает сказать свою последнюю фразу. Однако бывает, что некоторые фразы не всегда уместны. Очень может статься, что это вообще будет полная чушь. Янь Шоуи вдруг подумал, что все происходящее в жизни напоминает резинку: если ее постоянно растягивать, она удлиняется, удлиняется, а потом вдруг раз – и срывается. То же самое происходит и со временем, которое неожиданно наполняется событиями до предела. Но самое ужасное заключалось в том, что если раньше жена Янь Шоуи, Юй Вэньцзюань, всегда разговаривала степенно и сдержанно, со всеми вела себя исключительно приветливо, то сейчас из-за этой неожиданно разорвавшейся бомбы она строчила как из пулемета. Когда речь уже зашла о разводе, ее «тра-та-та-та-та» за раз было способно смести половину позиций противника. При этом лицо ее оставалось бесстрастным, более того, на нем время от времени появлялась улыбка, в точности как у Дун Цуньжуя14, который подорвал себя с таким же благостным выражением, как бы говоря: «Пусть я погибну, но взорву этот вражеский бункер». Наблюдая дым после взрыва, Янь Шоуи как-то совсем растерялся. Как ведущий ток-шоу, он всегда слыл весельчаком и балагуром, сейчас же, сдвинув брови, он надолго ушел в себя, не в силах промычать что-то дельное в ответ.
Юй Вэньцзюань страдала от бесплодия. Когда бывшие супруги вышли за порог уличного комитета, где они оформили развод, Янь Шоуи, глядя, как подрагивает удаляющийся силуэт Юй Вэньцзюань, хотел было броситься вдогонку, чтобы сказать ей что-нибудь, но так и не придумал подходящих слов. Когда же Юй Вэньцзюань вернулась, чтобы отдать ключи от дома, он вдруг нашел такие слова:
– Береги свое здоровье, – сказал Янь Шоуи и тут же понял, что ляпнул самое неподходящее из того, что можно было сказать.
Причина развода была совершенно тривиальной. Одиннадцатого февраля Юй Вэньцзюань, благодаря мобильному телефону Янь Шоуи, узнала, что кроме нее у ее мужа есть другая женщина. Сначала Янь Шоуи думал, что Юй Вэньцзюань развелась с ним из-за другой женщины, однако потом оказалось, что была еще и другая причина.

2
У Янь Шоуи был хороший друг, которого звали Фэй Мо. В двадцать-тридцать лет у Янь Шоуи было много друзей. Они то и дело собирались вместе поболтать, им было весело и легко, жизнь бурлила. Но когда всем перевалило за сорок, среди друзей-мужчин остался только один Фэй Мо, словно, склонившийся над чашечкой кофе, засидевшийся до рассвета постоялец в огромном отеле. Иногда Янь Шоуи силился вспомнить, что же именно они с друзьями с таким жаром обсуждали, но не мог. Сейчас из друзей остался один, но его слова тоже канули в Лету.
Фэй Мо родился в 1954 году в год Лошади и был на три года старше Янь Шоуи. Толстячок-коротышка Фэй Мо преподавал в университете, был пекинцем, носил очки с толстыми стеклами. Вне зависимости от сезона он любил наряжаться в традиционную китайскую куртку, зимой дополняя свой наряд обмотанным вокруг шеи шарфом. В его речи перемежались фразы из древней и современной литературы. Когда Янь Шоуи увидел его в первый раз, тот сразу напомнил ему интеллигента двадцатых-тридцатых годов прошлого столетия. В университете Фэй Мо учился вместе с двоюродным братом матери Юй Вэньцзюань, супруги Янь Шоуи. Янь Шоуи встретился с Фэй Мо шесть лет назад, когда отмечали сто дней со дня рождения сына его одногруппника. Отпраздновать это событие собрались за столом с традиционным «самоваром». Во время первой встречи с Фэй Мо Янь Шоуи показалось, что тот вообще не любил разговаривать. Прошла половина банкета, а Фэй Мо, склонившись над котелком, был поглощен исключительно процессом приготовления мяса, которое он сначала опускал в кипяток, потом обмакивал в соус, а потом, лоснясь от пота, отправлял в рот, при этом не произнося ни слова. Никто не обращал на Фэй Мо никакого внимания, все были предоставлены самим себе. Сначала собравшиеся отпустили несколько шуток о политике, тут же вспомнили какие-то веселые непристойности, потом стали обсуждать то, что было на столе. От пекинского «самовара» они переключились на «самовар» чунцинский, от чунцинского – на сычуаньский. В конце концов Янь Шоуи выступил с утверждением, что если «острых речных раков», которых опускают в котел, производят в провинции Хубэй, где много вонючих речушек и канав, то тогда родиной всех «котелков-самоваров» следует назвать Сычуань, находящийся в самой котловине. И вот тут-то, снимая очки и вытирая пот, взял слово Фэй Мо. Свою речь он произносил не спеша, глядя не на сидящих за столом, а куда-то вверх. Начал он откуда-то совсем издалека. Цитируя каноны, он для начала вспомнил северных инородцев, потом перешел к Чингисхану, потом к Циньской династии, потом к жареным лепешкам из пшеничного теста, заметив, что традиция готовить «самовар» относится ко временам, связанным с падением шести государств и появлением централизованной Циньской империи. Когда рассказ подошел к этой логической развязке, все решили, что Фэй Мо на этом и закончит, однако тот продолжил свою неспешную лекцию от времен Циньской вплоть до последней Цинской династии15. А подойдя было к Цинской династии, он вдруг снова отвлекся и стал рассказывать о глиняной посуде времен первобытного прошлого. От глиняных изделий он перешел к обнаружению железа, и в результате стал рассказывать сначала о производстве железной, а потом и медной утвари. Когда от медной посуды до поднятой темы «самовара» было уже совсем рукой подать, он вдруг снова отвлекся и начал объяснять разницу между кочевниками и земледельцами, рассказывать о том, как маньчжуры столкнули их лбами…
В конце концов двоюродный брат матери Юй Вэньцзюань обратился к гостям:
– Вы слушайте и кушайте.
Кто бы мог подумать, что это заденет Фэй Мо, который, понурив голову, снова принялся за еду. Он больше не раскрывал рта, оставив маньчжур висеть в воздухе. Таким образом, истоки «самовара» для всех присутствующих так и не прояснились, похоже, кроме Фэй Мо, остальные совершенно бестолково вкушали застольные яства и не задумывались о том, что ели.
После того раза они сталкивались еще, либо на каких-нибудь вечеринках, либо в ресторанах, и всегда Фэй Мо мог поведать что-нибудь совершенно неординарное о самых, казалось бы, незначительных вещах. Но в таких случаях обязательно находился кто-нибудь, кто своей реакцией обижал Фэй Мо. Янь Шоуи, разглядев в нем энциклопедиста, который к тому же готов делиться своими знаниями, посчитал Фэй Мо подходящей кандидатурой для создания телепередач, а потому пригласил его к себе на работу в качестве эксперта. Ток-шоу «Хочешь? Говори!» посвящалось проблемам жизни общества, разговор в нем шел на самые разные темы, так что Фэй Мо нашлось бы где разгуляться. Что касается должности эксперта, то он без ущерба для своей постоянной работы в университете мог приходить на телестудию в любое время, когда у него не было лекций, и давать советы. Вне зависимости от количества таких советов, ему был обещан весьма приличный ежемесячный гонорар. Кто бы мог подумать, что Фэй Мо дважды откажется от такого предложения?
– Я не смогу, – сказал он.
Янь Шоуи, который уже успел познакомиться с ним достаточно близко, на это ответил:
– Если ты не сможешь, наш народ просто пропадет.
Фэй Мо вытаращил на него глаза:
– Ты мое «не смогу» истолковал не так, как надо.
Тогда Янь Шоуи понял, что, говоря «не смогу», тот имеет в виду «я не хочу».
– Но почему? – спросил Янь Шоуи.
– От слов должна быть какая-то польза, я не могу говорить просто ради денег.
– Ты ведь преподаешь в университете, разве там ты не получаешь деньги как раз за то, что говоришь?
Фэй Мо снова уставился на Янь Шоуи:
– Как можно такое сравнивать? Одно дело – кого-то учить, а другое – выступать в угоду публике, одно дело – наставлять на путь истинный, другое – умалять свои достоинства, одно дело – являться Конфуцием, а другое – шутом гороховым.
Янь Шоуи вдруг окончательно прозрел, и ему пришлось оставить Фэй Мо в покое. Однако через два месяца Янь Шоуи снова стал зазывать его к себе на работу. За эти два месяца Янь Шоуи частенько вспоминал Фэй Мо, который неизменно вызывал у него улыбку. Прямо в точности как у его отца в период торговли луком в 1968 году, когда тот вспоминал Лао Ню. Еще никто из мужчин так не западал Янь Шоуи в душу. Поэтому он обратился к Фэй Мо с такими словами:
– Лао Фэй, я к тебе в третий раз на поклон пришел. Знаю, что ты нашего брата ни во что не ставишь, говорить с нами не хочешь, но считаться с нами должен. На этот раз я пришел к тебе не лично от себя!
Фэй Мо очень удивился:
– А от кого же?
– Я пришел к тебе как посланец от китайского народа. Ты не можешь и далее оставлять нас жить в полном невежестве! А если же твое наставничество ограничивается одним лишь университетом, то тогда ты просто эгоист.
Фэй Мо по-ребячески прыснул и кивнул Янь Шоуи:
– Сколько я тебя знаю, а только сейчас услышал достойную шутку. – Сделав паузу, добавил: – Я же не могу по твоему зову взять и пожертвовать своей совестью в угоду публичной женщине.
– Приходи, пожалуйста. То, что мы просим тебя помочь – не главное.
Фэй Мо снова удивился:
– К чему тогда все это?
– Дело здесь на втором месте, это своего рода предлог, а главное – это то, что мы сможем часто встречаться.
Фэй Мо неотрывно смотрел на Янь Шоуи. Выдержав паузу, он вздохнул:
– Раньше мне казалось, что все это делается лишь ради красного словца, а ты, оказывается, не чужд человеческим отношениям. Раньше мне казалось, что тебе нужны лишь слава и деньги, а ты, выходит, понимаешь толк в дружбе.
Так Фэй Мо попал на программу Янь Шоуи «Хочешь? Говори!». Сначала Янь Шоуи ни к чему его не принуждал, Фэй Мо мог приходить в любое время, при этом в конце месяца ему непременно выплачивался гонорар. Ну а потом Фэй Мо уже и сам не мог оставаться в стороне и приходил помочь по собственной инициативе.
– Лао Фэй, – говорил Янь Шоуи, – отдохни дома, мы сами справимся.
На это Фэй Мо отвечал:
– Раньше мне казалось, что ты человек великодушный, а ты, оказывается, вон какой бессердечный. Кто не работает, тот не ест. Я тут из-за каких-то копеек места себе не нахожу. Янь Шоуи, не нужно меня без ножа резать.
С тех пор как Фэй Мо присоединился к команде создателей ток-шоу, оно и впрямь изменилось. Сначала Янь Шоуи беспокоился, что Фэй Мо не сможет отказаться от своих профессорских замашек. Все-таки университет и телевидение, как однажды выразился Фэй Мо, это как классический и простонародный жанры. Смысл-то один, а преподнести можно по-разному. Поэтому Янь Шоуи переживал, что Фэй Мо трудно будет подстроиться под новый формат, но тот, вопреки всему, оказался достаточно гибким. Он был одинаково хорош как у себя в аудитории, так и на телекухне, мастерски обыгрывая серьезные или житейские темы. Фэй Мо и говорил, и делал все медленно, но Янь Шоуи никогда его не подгонял. В результате за несколько лет Фэй Мо подготовил достаточное количество передач, каждая из которых проходила на ура. Например, один из выпусков ток-шоу назывался «Письмо от Конфуция». В нем разговор шел о висящих на улицах слоганах, которые зачастую не только написаны с ошибками, но и в содержательном плане выражают не больше, чем глаза идиота. Другой выпуск под названием «Первые школьные годы Клинтона» вышел как раз в то время, когда Клинтон пребывал на посту американского президента, в разгар так называемого дела Моники Левински, от которого Клинтон категорически открещивался. В этой передаче рассказывалось об удручающей успеваемости будущего президента по английскому языку. В ту пору он даже не знал, соединением какого глагола с каким существительным можно описать отношения мужчины и женщины. Был еще выпуск под названием «Изучение языка как безумие», где обсуждалась тема «безумного английского», который изучают китайцы. В передаче просмеивалось то, что сам по себе английский язык уже успел стать безумным, прежде чем свести с ума тех, кто его изучает… Кроме передач на интеллектуальные темы были выпуски, затрагивающие сферу человеческих чувств. Например, в прошлом году, поговорив по душам с Янь Шоуи, Фэй Мо подготовил передачу под названием «Телефонные звонки». В ней рассказывалась история о том, как в 1969 году Янь Шоуи в качестве сопровождающего Люй Гуйхуа отправился на сельскую почту, где совершил звонок по телефону. Телефонный привет за двести ли изначально был адресован лишь одному человеку, никто и не думал, что он отзовется обширным эхом на весь горный район. «Одиночество, это называется одиночество», – заключил Фэй Мо. Музыкальным фоном к начальным и финальным титрам этой передачи стала исполненная музыкальной группой рок-н-ролльная песенка про Ню Саньцзинь и Люй Гуйхуа, когда-то звучавшая из громкоговорителей Третьего рудника. Это имело такой потрясающий успех у зрителей, что ток-шоу целый год держалось в лидерах. На одном из совещаний съемочной группы Янь Шоуи сказал:
– Шоу «Хочешь? Говори!» выгодно отличается от других именно благодаря своей культурной составляющей. Почему нам ежегодно удается подниматься на новые высоты, в то время как другие катятся по наклонной? Вся разница в том, что, обращаясь к людям, у Лао Фэя16 всегда есть что сказать, в то время как у других с этим явные проблемы.
Помолчав, он добавил:
– Я предлагаю отныне именовать Лао Фэя не иначе как Фэй Лао17.
Фэй Мо, глядя в окно, вздохнул:
– «И всякий, кто знает меня, говорит, что скорбь в моем сердце и страх. А тот, кто не знает меня, говорит: "Что ищет он в этих полях?"»18.
Присутствующие хотели было в ответ рассмеяться, но сдержались.
Шло время, и Янь Шоуи заметил, что Фэй Мо как человек искусства все-таки не чужд мелочности. Когда им вдвоем приходилось идти на какое-нибудь мероприятие или банкет, Янь Шоуи как популярного ведущего везде узнавали, а потому, естественно, старались переброситься словечком, сфотографироваться, взять автограф. Фэй Мо же зачастую оставался в стороне. Его эрудиция и знание классических канонов никого не интересовали. Если за столом присутствовал Янь Шоуи, все внимание сосредотачивалось на нем, а не на Фэй Мо. Порою случалось, что последнему не удавалось даже встрять в разговор. Видя такое положение вещей, Янь Шоуи намеренно выставлял заслуги Фэй Мо:
– Это профессор Фэй, – говорил он. – главный эксперт нашего ток-шоу «Хочешь? Говори!». Все наши передачи придуманы им, а я лишь его рупор.
Все удивлялись и тотчас переключали внимание на Фэй Мо:
– Давно ждали случая с вами познакомиться.
Однако, почтительно воздав ему должное, собеседники, подобно мотылькам, ударившимся об лампочку, вновь устремлялись к рупору, оставляя генератор идей без внимания, у них словно сбивался ориентир, направленный на источник света. Фэй Мо все это время пребывал в тоске. А после очередного мероприятия или банкета, уже усевшись в машину рядом с Янь Шоуи, Фэй Mo продолжал дуться. Янь Шоуи как-то раз попробовал в оправдание пошутить:
– Лао Фэй, не бери в голову. Ведь ты – это Конфуций, а я – шут гороховый. Я как думал? Что наш Фэй Лао научит всех уму-разуму. Кто же знал, что народ сам себе будет в этом отказывать? Это проблема качества нашей нации, в свое время сам Лу Синь оказался бессильным перед этим недугом, а теперь на смену ему пришел Фэй Лао. Не обращай ты на них внимания.
Но Фэй Мо угрюмо смотрел на мелькавшие за стеклом уличные пейзажи и молчал.
Как-то раз Фэй Мо задумал передачу под названием «Заметки». В ней он хотел доказать, что личные записи являются более достоверными с точки зрения описания исторических событий, нежели записи в летописях или заметки в газетах. При подготовке к съемкам людям из разных возрастных категорий предлагалось выступить с чтением своих дневниковых заметок. По замыслу Фэй Мо, одновременно следовало выразить такую мысль: человек может попасть и в ад, и в рай, никто на свете не переведет его из ада в рай, зато сам он может запросто перейти из рая в ад. Режиссер ток-шоу Да Дуань в обход Фэй Мо решил представить народные заметки в отсканированном варианте, для чего требовалась компьютерная техника. Для этого он связался с одной компьютерной компанией и предложил ей использовать на съемках ноутбуки их фирмы взамен спонсорской помощи в размере пятисот тысяч юаней. Хотя Фэй Мо и режиссер занимались каждый своим делом, некоторое напряжение все-таки возникло. Но, так или иначе, привлечение в ток-шоу ноутбуков не вносило кардинальных изменений в содержание передачи. Фэй Мо лишь качал головой, но говорить ничего не говорил. Между тем начальник компьютерной компании пригласил Янь Шоуи в ресторан, ну а поскольку готовил передачу Фэй Мо, то Янь Шоуи прихватил с собой и его. Банкет прошел гладко. Начальник компании оказался любителем «Сна в красном тереме»19. Фэй Мо, который вообще-то преподавал в университете социологию, тем не менее был неплохим знатоком этого романа. Несмотря на то что «Сон в красном тереме» каждому из них был дорог по-своему, они тотчас нашли общую тему для разговора, а именно – купание служанки Шэюэ. Их интересовало, присоединился ли к купанию Шэюэ главный герой романа Баоюй, а если да, то насколько интимным было их совместное принятие ванны. Разгоряченные собеседники так рьяно дискутировали, что Янь Шоуи даже и не пытался вставить слово. Банкет приближался к своему завершению, и у Фэй Мо был довольный вид. Однако, когда настала пора расходиться, возникла проблема. Начальник компании со словами: «Пусть служит вам в работе» – вручил в подарок Янь Шоуи ноутбук, обделив подобным вниманием Фэй Мо. Вслед за этим он открыл ноутбук и стал разъяснять Янь Шоуи, как им пользоваться. Фэй Мо снова остался не у дел. Закурив сигарету, он молча уставился на висевшую напротив репродукцию под названием «Выезд Циньского князя в инспекционную поездку». Янь Шоуи понял одно: начальник компьютерной компании ничего не смыслит в делах. Как можно, приходя на встречу с двумя людьми, дарить подарок лишь одному? Пожертвовать пятьсот тысяч и при этом пожалеть денег на еще один ноутбук? Ведь для компьютерной компании это были сущие копейки. Он, видимо, подумал, что Фэй Мо отнесется к этому спокойно. Однако такое пренебрежение кого угодно способно задеть за живое. Председатель Мао как-то назвал роман «Сон в красном тереме» своего рода энциклопедией, а тут вышло, что человек не понял ни одного из его иероглифов. Поскольку ноутбук презентовали лично Янь Шоуи, тому было неудобно тут же передаривать его Фэй Мо. После банкета начальник компьютерной компании предложил Янь Шоуи проехать к нему на экскурсию, это приглашение он адресовал и к Фэй Мо:
– Поедемте вместе, посмотрите на нашу компанию, кстати, там у меня в кабинете висит репродукция «Весенний сон Цинь Кэцин»20.
В ответ на это Фэй Мо оторвал свой взгляд от Циньского князя и, гася в пепельнице сигарету, произнес:
– Я не поеду, у меня еще важные дела.
Янь Шоуи также подумал, что, присоединись к ним сейчас Фэй Мо, это только бы усугубило и без того щекотливое положение. Но тут же по простоте душевной ляпнул:
– Ну что ж, оставшиеся хлопоты я возьму на себя, а Фэй Лао мы отпустим дальше трудиться над нашей передачей.
И тут вдруг Фэй Мо изменился в лице:
– Над этой передачей уже можно не думать, ее не сделать!
Собеседники обомлели. Янь Шоуи, застигнутый врасплох, заикаясь, спросил:
– Но почему?
На это Фэй Мо с мертвенно-бледным лицом отчеканил:
– Слишком уж от всего этого несет бизнесом и чванливостью, а это не соответствует духу ток-шоу «Хочешь? Говори!».
С этими словами он поднялся с места, снял с вешалки пальто, накинул на шею шарф и демонстративно удалился. Янь Шоуи в очередной раз убедился, что Фэй Мо горазд перегибать палку, но ведь нельзя же поступаться общими интересами в угоду личных, забывая про совместное дело. Отказ от работы над передачей означал, что пятьсот тысяч просто были выброшены на ветер. Однако Янь Шоуи все равно шел на поводу у Фэй Мо, который, не позволив родиться «Заметкам», умертвил их прямо в утробе матери. Не дав им познать рай, он сразу спустил «Заметки» в ад. Режиссер Да Дуань ставил все это в вину Янь Шоуи:
– Это ты его так разбаловал! Все время с ним сюсюкаешься, затащил его на пьедестал, а теперь каково ему оттуда спускаться?
– И в этом тоже прелесть Фэй Лао, – отвечал Янь Шоуи. – Раньше меня более всего в китайских интеллигентах раздражало отсутствие индивидуальности. А сейчас мне стало ясно, что Лао Фэй – единственный, с кого стоит брать пример. Ты дома хорошенько почитай «Исторические записки»21 и посмотри, зачем Сяо Хэ22 гнался в лунную ночь за Хань Синем23.
Однако Янь Шоуи в разговоре с Да Дуанем умолчал, что его терпение и уступчивость в отношениях с Фэй Мо объяснялись тем, что за какие-то несколько лет они по-настоящему подружились. До сорока лет ты не осознаешь ценности друзей, а вот после сорока, когда возникает желание кому-то довериться, эта ценность вдруг обнаруживается. На людях Фэй Мо нравилось напускать на себя важный вид, однако наедине с Янь Шоуи он, случалось, показывал свое истинное лицо. В основном это происходило, когда они выпивали. Вот тогда-то Фэй Мо переставал быть Фэй Мо, превращаясь в совершенно другого человека. Во время таких встреч один на один говорил лишь Фэй Мо, а Янь Шоуи слушал. Фэй Мо чувствовал, что выговорился, только когда уже начинал брызгать слюной. Но однажды, когда они хорошо поддали, разговорившийся было Фэй Мо вдруг замолк, от него словно отключили электропитание, раз – и все. Прошло немало времени, прежде чем Фэй Мо снова ожил. Но теперь он погрузился в уныние. Неожиданно показав на свой рот, он изрек:
– Язык без костей. – Помолчав, добавил: – На что он еще способен, кроме как болтать без умолку?
Янь Шоуи, который уже достаточно изучил своего товарища, стал его успокаивать:
– Фэй Лао, как ты можешь говорить такое! Ты вот все прибедняешься, а между тем можешь всех нас прокормить только за счет того, что у тебя застряло между зубов.
Не обращая внимания на Янь Шоуи, Фэй Мо продолжал вздыхать о своем:
– Излишняя болтливость свидетельствует о душевной тоске.
И тут по его щекам полились слезы. Янь Шоуи не знал, что и сказать. Со временем и он стал в минуты грусти делиться наболевшим с Фэй Мо. То, о чем он не мог рассказать своей жене, Юй Вэньцзюань, он доверял другу. Кое в чем Янь Шоуи не мог контролировать себя. И если на стороне у него случались какие-то романы, он тщательно скрывал это от всех, кроме Фэй Мо.
Разумеется, у Фэй Мо были моменты, когда он радовался жизни, например, когда работал над ток-шоу. В состав съемочной группы входило десять с лишним человек, и все, начиная от Янь Шоуи и до девушки-оператора, принимавшей звонки по горячей линии, относились к Фэй Мо с большим уважением. Поэтому внимание, недополучаемое Фэй Мо в обычной жизни, он получал здесь. Окружающие могли между строк читать и понимать мысли Лао Фэя, который, как они считали, разбирался в сути всех явлений. И он в свою очередь думал, что только здесь были нормальные, разумные люди. Мало-помалу все члены съемочной группы стали подражать Фэй Мо, это было заметно даже в неспешном темпе их речи. Теперь, обсуждая какие-то бытовые вещи, они все кружили вокруг да около, изъясняясь намеками и недоговорками. Фэй Мо радовался этому как ребенок. Сценаристом ток-шоу была Сяо Ма, которая недавно закончила университет. Если Фэй Мо с портфелем под мышкой заходил в кабинет и встречал там работавшую за компьютером Сяо Ма, он мог рассчитывать, что та тут же пригласит его на чай. И тогда Фэй Мо откладывал свой портфель в сторону и, расплываясь в улыбке, переваливаясь, спешил за Сяо Ма, словно детсадовский малыш за своим воспитателем. Сначала Фэй Мо появлялся на съемочной площадке раз в неделю, потом стал делать это в два-три раза чаще. Ему казалось, что только здесь он находит то тепло, которого ему так не доставало в обычной жизни.
Ранним утром одиннадцатого февраля Янь Шоуи заехал на своей машине за Фэй Мо, чтобы забрать его на съемки передачи. Как правило, в такие моменты Фэй Мо лоснился от счастья. Янь Шоуи, разыгрывая скромность, брал его портфель, предупредительно открывал дверцу машины, а Фэй Мо только рад был подыгрывать. Но сегодня, когда Фэй Мо протиснулся в ворота своего дома, на лице его лежала глубокая печаль, он никак не отреагировал на подобострастные действия Янь Шоуи, который как обычно взял у него портфель и открыл дверь машины. Янь Шоуи сразу понял, что наверняка вчера вечером у Фэй Мо случились какие-то неприятности дома. Супруга Фэй Мо, Ли Янь, работала в туристической фирме. Будучи обычной служащей, она, как и другие люди, особо не задумывалась о происхождении вещей, не осознавала той важности, которую несет Фэй Мо миру, она вечно ему перечила, что частенько его злило. В этом смысле Янь Шоуи обнаружил у Фэй Мо еще один недостаток: кроме некоторой мелочности, присущей людям искусства, он привык срывать на ком-нибудь свой гнев. Однажды из-за его личных разногласий с директором компьютерной компании передача уже пострадала, таким же образом могли аукнуться его разногласия с женой. Увидев, что, усевшись в машину, Фэй Мо продолжает дуться, Янь Шоуи решил соблюдать деликатность. Выехав из жилой зоны, Янь Шоуи осторожно пошутил:
– Лао Фэй, как поедем: по эмоциональному шоссе Пинъань дадао24 или по рациональному Четвертому кольцу?
Фэй Мо, никак не реагируя, продолжал смотреть в окно. Янь Шоуи ничего не оставалось, как просто молча вести машину. Когда они уже заехали на Четвертое кольцо, Фэй Мо вдруг стал бухтеть:
– Лао Янь, я разве тебе не говорил, что если появляется свободная минутка, то хорошо бы посвятить ее чтению? Ведь недостаток знаний пагубно сказывается на делах.
Янь Шоуи от неожиданности вылупил глаза:
– Что я опять сделал не так?
– Ты вчера вечером смотрел нашу передачу?
Вчерашняя тема ток-шоу звучала так: «Ныне нам чужды изобретения». Эту передачу также помогал делать Фэй Мо, и в ней рассказывалось об инертности и лени китайцев. За пять тысяч лет истории своей цивилизации они не научились ничему, кроме как драться друг с другом. До династии Сун25 китайцы еще успели изобрести порох и компас, но с тех пор и поныне все другие вещи, начиная от стиральной машины и холодильника и заканчивая автомобилем и самолетом, которыми все они бесстыдно пользуются, были изобретены другими.
Вчерашний вечер Янь Шоуи провел за очередным банкетом, поэтому передачи не видел. Глядя на Фэй Мо, он отрицательно покачал головой.
– А ты знаешь, какой ляп ты допустил? Вот когда надо сказать что-нибудь дельное, ты молчишь, а когда не надо, только все портишь. Я вчера мельком смотрел телевизор и тут, стоило мне отвернуться, как ты понес какую-то ахинею. С какой это стати ты приписал изобретение паровой машины Ньютону?
Янь Шоуи удивился:
– А это не он изобрел? А кто?
– Это был Уатт, ты про Уатта слышал вообще?
Янь Шоуи понял, что опозорился, как и то, что вчера вечером дома у Фэй Мо бушевали страсти, и Ньютон с Уаттом были здесь ни при чем. Случись такое при обычных обстоятельствах, Фэй Мо не стал бы выходить из себя. Но сейчас, оставив эти догадки при себе, Янь Шоуи принялся бичевать себя:
– Виноват, плохо знаю этих товарищей.
– Только и всего? В проекте передачи печатают мое имя. Одни-то поймут, что это ты далек от культуры, а вот другие этот ляп припишут мне!
И тут Янь Шоуи неожиданно вспомнил кое о чем намного более важном, чем Уатт и Ньютон. Не обращая внимания на Фэй Мо, он включил правый поворотник и, лавируя сквозь поток машин, стал перестраиваться из шустрой средней полосы в крайнюю правую, пока не остановился у обочины. Фэй Мо с удивлением уставился на него:
– Что это еще за фокусы?
– Мобильник дома оставил.
И так недовольный Фэй Мо вспыхнул:
– И что с того? Поехали на съемки! Если сейчас не успеем, после обеда я уже буду занят.
Янь Шоуи двумя руками сжал руль:
– Юй Вэньцзюань сегодня дома.
Фэй Мо понял, что беспокоило Янь Шоуи: попади его мобильник в руки Юй Вэньцзюань, у Янь Шоуи появились бы проблемы. Тут же позабыв о своем плохом настроении, Фэй Мо кивнул в сторону Янь Шоуи:
– Ага, ты все-таки не случайно обидел Уатта. Ты не в себе наверняка оттого, что в твоем омуте явно завелась какая-нибудь чертовка! Разве я не предупреждал, что если постоянно будешь гулять, то рано или поздно все раскроется? – Пристально посмотрев на друга, он добавил: – С чего ты взял, что твоя чертовка позвонит именно сегодня?
Янь Шоуи, щелкая пальцем по рулю, вздохнул:
– Пугает не то, что предвидишь, а то, чего не знаешь.
Фэй Мо вытащил свой мобильник и предложил:
– А может ты просто предупредишь, чтобы она не звонила, и тогда нам не придется возвращаться?
– Вернее будет иметь телефон при себе, а то вдруг еще случится что-нибудь прямо на съемках.
С этими словами он стал быстро съезжать с развязки, направляясь обратно. Сидящий рядом Фэй Мо снова занервничал:
– Какими бы сладкими не были эти твои пассии, но по сути все они просто потаскухи! Сложно, ох, как сложно таскаться по бабам.

3
У Юй Вэньцзюань, супруги Янь Шоуи, сегодня как раз был отгул. Она работала в инвестиционной компании, связанной с недвижимостью. Когда Янь Шоуи забежал домой за телефоном, она занималась цигуном. Юй Вэньцзюань, будучи родом из Нанкина, любила соленую утку, а Янь Шоуи, как уроженец провинции Шаньси, – домашнюю лапшу. Кроме некоторых столкновений на почве кулинарных пристрастий, десять лет брака они провели тихо и гладко. Двенадцать лет назад, когда Янь Шоуи работал не телеведущим, а сценаристом, в Пекине появилась мода на бальные танцы, и эти двое познакомились на танцплощадке. Позже Юй Вэньцзюань рассказывала, что когда она общалась с Янь Шоуи, то ей нравилось его слушать – тот любил шутить, и она то и дело смеялась. А вот Янь Шоуи, наоборот, она понравилась потому, что больше молчала. Если она и говорила, то неторопливо и непременно с приятной улыбкой на лице. В итоге они поженились. Все их друзья радовались этой свадьбе. Всю малину портило то, что за десять лет брака у них, несмотря на все постельные ухищрения, так и не появились дети. После обследования выяснилось, что проблема не в Янь Шоуи, а в Юй Вэньцзюань. Тогда она пристрастилась к средствам китайской медицины, а потом, встретив мастера цигун, стала заниматься дыхательной гимнастикой. Кто-то практикует цигун, чтобы излечиться от рака или ради будущего перерождения, а жена Янь Шоуи увлеклась цигуном, чтобы забеременеть в этой жизни. Занятия требовали времени и усердия, но Юй Вэньцзюань относилась к этому с должным спокойствием. Янь Шоуи забавляло ее нешуточное усердие:
– Ну нет у нас детей и не надо, сейчас модно обоим молодым супругам наслаждаться работой, никем себя не обременяя.
Юй Вэньцзюань смущенно улыбалась:
– Я не ради тебя хочу этого ребенка, а ради бабушки.
Под бабушкой здесь подразумевалась бабушка Янь Шоуи. Десять лет назад, когда молодые супруги только поженились, они отправились в семейное гнездо Янь Шоуи в провинции Шаньси, где Юй Вэньцзюань получила в подарок от его бабушки фамильный перстень. Позже, когда они снова приехали туда на Новый год, бабушка сразу уставилась на живот Юй Вэньцзюань. Янь Шоуи тогда успокаивал жену:
– Она ведь всю жизнь прожила в деревне, что она понимает?
Юй Вэньцзюань на это ответила:
– Ведь я же ей обещала, как я могу ее разочаровать?
Уже потом, наблюдая за Юй Вэньцзюань, Янь Шоуи понял, что она изо всех сил старается забеременеть вовсе не ради бабушки. Зная характер Янь Шоуи, то, как легко его можно растрогать, завести, опоить, то, насколько безрассудным он мог быть, забывая о последствиях, Юй Вэньцзюань боялась его связей на стороне. Поэтому с помощью ребенка она прежде всего планировала удержать Янь Шоуи при себе. Пока тот работал на телевидении простым сценаристом и его никто не знал, ревность Юй Вэньцзюань особо не проявлялась. Но как только он, в силу случайных обстоятельств, занял место ведущего ток-шоу и его передача стала обретать популярность, а сам он постепенно превратился в публичную персону, ревность Юй Вэньцзюань стала очевидной. План Юй Вэньцзюань казался Янь Шоуи до наивности смешным – ну кого может удержать какой-то ребенок? Ведь сколько вокруг разведенных людей с детьми!
Еще спустя какое-то время Янь Шоуи стало казаться, что стремление Юй Вэньцзюань забеременеть обусловлено не только желанием удержать его, ей просто нужно было с кем-то общаться. За десять лет семейной жизни супруги, похоже, уже успели переговорить обо всем на свете. Когда они только-только поженились, они готовы были разговаривать ночи напролет и все не могли наговориться. Теперь же, лежа в кровати, кроме собственно постельных дел, они никак и не общались. Иногда пытались придумать хоть какие-то темы для разговора, но тщетно – все казалось надуманным и лично их никак не касалось. Общение сродни механизму: если вовремя не смазать, обездвижется. В итоге они вообще перестали разговаривать. Как-то раз Юй Вэньцзюань холодно ему заметила:
– Я сейчас слышу твой голос только когда смотрю телевизор.
Янь Шоуи тогда удивился. Но с тех пор напряжение между ними только нарастало. К счастью, оба к этому привыкли, и Юй Вэньцзюань уже особо не страдала. Заметнее всего отсутствие разговора проявлялось во время еды, когда единственным звуком за столом было постукивание палочками. Наконец, однажды Янь Шоуи обнаружил, что Юй Вэньцзюань разговаривает кое с кем другим. Как-то вечером, почувствовав себя неважно, он сбежал с банкета пораньше. Перешагнув порог дома, он не сразу увидел Юй Вэньцзюань, лишь направившись в спальню, чтобы прилечь, он вдруг заметил на кровати сидящую к нему спиной Юй Вэньцзюань. Обняв плюшевую собаку, она без умолку изливала ей душу. Рассказывала о том, как в детстве она любила плакать, а не смеяться, о том, как ее папа работал на одном из заводов по производству радиоприемников в Нанкине, а мать на улице топила печь, на которой грела чай для продажи. О том, как мать била ее той самой лопатой, которой обычно вычищала печку. О том, как ее дядя, жирный боров, положил на нее глаз и когда ей было пятнадцать… В общем все то, о чем когда-то она не рассказала Янь Шоуи, она теперь рассказывала игрушечной собаке. Услышав все это, Янь Шоуи вместо того, чтобы проникнуться сочувствием к жене, ощутил невыразимый ужас. Он потихоньку выскользнул из дома и целый час бродил по улицам, прежде чем снова осмелился вернуться. С тех пор он перестал вникать в проблемы жены, одержимой мыслями о ребенке.
Нельзя сказать, чтобы Янь Шоуи был доволен своим браком, но и жаловаться ему особо было не на что. Жена напоминала ему лежащую в буфете засохшую пампушку, про которую он вспоминал только когда хотел есть, а когда он был сыт, она его совсем не прельщала. Конечно, он испытывал чувство вины за то, что гуляет на стороне за спиной у Юй Вэньцзюань, однако вечера дома, когда они просто молча сидели друг напротив друга, угнетали его еще больше. Если в других семьях супруги постоянно ссорились, то в доме Янь Шоуи целый год царило спокойствие. В какой-то период своей жизни Янь Шоуи реально завидовал тем семейным парам, которые устраивали скандалы прямо посреди оживленной улицы. Разгоряченные супруги вели себя так, словно вокруг никого не было, словно на всем белом свете остались лишь они вдвоем. Сколько страсти, безрассудства и выдумки было в их обоюдных ругательствах!
Тем не менее разводиться Янь Шоуи не думал. Человек – что собака, которая со временем привыкает к определенным условиям и уже не желает менять свое логово. Впоследствии Янь Шоуи обнаружил, что дело тут не только в этом, – он действительно очень сильно привязался к Юй Вэньцзюань. Пусть она молчала, но в основе ее молчания лежала не только холодность, в нем также было много тепла. Зимой 1999 года Янь Шоуи, прямо как его отец тридцать лет назад, заболел лихорадкой. Случай Янь Шоуи оказался даже тяжелее. Утром его колотило от озноба, словно комната превратилась в холодильник, после обеда бросило в такой жар, что он чувствовал себя ошпаренным крабом, а вечером он и вовсе начал бредить. В своем забытьи он унесся на тридцать лет назад. Темной-темной ночью он снова вместе с другом детства Чжан Сяочжу держал в руках шахтный фонарь, выводя прямо на небе за деревней иероглифы. Чжан Сяочжу писал: «Мама, ты – не дурочка», а Янь Шоуи: «Мама, ты где?». Его мать, простая крестьянка, которая в 1960 году умерла от голода, сейчас предстала перед ним в облике кинозвезды. С распущенными волосами, яркой помадой на губах и в белой юбке, она прижимала голову Янь Шоуи к своей груди. Ну а сам он плакал, обнимая размалеванную матушку. Очнувшись, он увидел, что находится в больнице, при этом уже наступил полдень следующего дня. И голову его прижимала к себе вовсе не мама, а Юй Вэньцзюань. Она обнимала его, словно свое новорожденное дитя. И тут Янь Шоуи понял, что плакал вовсе не он, а Юй Вэньцзюань, а на него капнула ее слезинка. Увидев, что он пришел в себя, Юй Вэньцзюань хотела было вернуть его голову на подушку, чтобы взять с прикроватной тумбочки молоко и попоить его. Но Янь Шоуи, прижав ее к себе, сказал:
– Не шевелись.
И Юй Вэньцзюань осталась на месте, обнимая его голову. Так они и просидели без еды до самого вечера. Тогда же Янь Шоуи почувствовал от Юй Вэньцзюань тот самый запах пшеничного поля, который впервые ощутил несколько десятков лет назад. Этот запах сподвиг его на то, что, даже будучи в полуобморочном состоянии, он поклялся себе никогда не расставаться с Юй Вэньцзюань.
Конечно же, в каких-то мелочах Юй Вэньцзюань не устраивала Янь Шоуи. Во-первых, она была уж слишком благопристойной, напоминая ведущую новостей, которой можно было любоваться только через экран телевизора. Днем с ней хоть куда, а вот ночью начинались проблемы. То, что она не могла забеременеть, уже не суть важно, важнее, что со временем ее принадлежность к женскому полу как-то сама по себе стерлась. Во-вторых, по ночам, начиная с 1999 года, после той лихорадки Янь Шоуи, Юй Вэньцзюань любила спать, обнимая его голову точно так же, как она делала это в больнице. Поначалу Янь Шоуи это даже нравилось, но потом такое сюсюканье с ним, мужчиной, которому уже перевалило за сорок, стало его напрягать. Кроме того, когда твоя голова более часа находится в чьих-то объятиях, это затрудняет дыхание, и ты начинаешь проваливаться в темноту. Так что такой способ молчания явно неприемлем. В-третьих, у Юй Вэньцзюань была мания чистоплотности, каждый день перед сном она принуждала Янь Шоуи принимать душ. Янь Шоуи, который все свое детство провел в деревеньке на юге провинции Шаньси и вряд ли мылся даже раз в год, начав совместную жизнь с Юй Вэньцзюань, почувствовал себя настоящим свинтусом. Тем не менее он был намерен и дальше культивировать эту свою крайность. В-четвертых, в 1996 году умер его отец, который к тому времени уже тронулся умом и не мог разговаривать связно. За месяц до его смерти Янь Шоуи вместе с Юй Вэньцзюань отправились в провинцию Шаньси, чтобы его проведать. Как раз в то время на телевидении шла работа по созданию ток-шоу «Хочешь? Говори!». Спустя десять дней после приезда Янь Шоуи в отчий дом ему позвонили с телевидения и попросили вернуться в Пекин, чтобы пройти кастинг ведущих. Янь Шоуи спешно отправился в Пекин, оставив отца заботам Юй Вэньцзюань. Спустя двадцать дней отец Янь Шоуи умер. Когда же Янь Шоуи вернулся на похороны, его двоюродный брат, Хэй Чжуаньтоу, по секрету пожаловался ему на невестку, которая за видимой приветливостью скрывала свою черствость. Пока Янь Шоуи не было, отец жаждал перед смертью поговорить с Юй Вэньцзюань, но та сидела у кровати, не обращая на него никакого внимания и думая о чем-то своем. В результате отец так и не оставил никакого наказа. Но, поскольку он все равно уже умер и следовало думать о похоронах, Янь Шоуи не стал выпытывать у жены подробности. К тому же он понимал, что человек, лишившийся разума, никакого наказа оставить не мог. После похорон, когда они уже возвращались на поезде в Пекин, Юй Вэньцзюань сказала Янь Шоуи, что его отец перед самой смертью как-то странно себя вел: увидав, что она сидит рядом, он стал предпринимать попытки, приставая, ухватить ее за руку. Поначалу жалобы Хэй Чжуаньтоу на Юй Вэньцзюань не рассердили Янь Шоуи, но теперь он разозлился. Но не на Юй Вэньцзюань – он был зол на то, что благодаря этой правде ему раскрылась правда другая. Их отец промолчал всю свою жизнь. И с тех пор, как в 1960 году умерла от голода мать, родные, включая повзрослевшего Янь Шоуи, не позаботились о том, чтобы найти отцу другую женщину. Обустройство его личной жизни как-то упустили из виду. С того времени Янь Шоуи стал винить себя в этом. Однако все перечисленные проблемы он ни разу за десять лет открыто не высказывал, создавая видимость благополучия.
Подъехав к своему дому, Янь Шоуи оставил Фэй Мо в машине, а сам, перескакивая через ступеньки, помчался наверх. Уже перед самой дверью он остановился, чтобы перевести дух, после чего вроде как небрежно переступил порог. Он помнил, что рано утром, выходя из дома, оставил телефон на обувной тумбе. И сейчас, не обнаружив его там, он невольно содрогнулся. Когда Янь Шоуи вошел в гостиную и увидел, что Юй Вэньцзюань как всегда занималась под музыку цигуном, присутствие духа вновь вернулось к нему. Юй Вэньцзюань, не открывая глаз, спросила:
– Почему вернулся?
– Документы забыл, – ответил Янь Шоуи.
С этими словами он подошел к журнальному столику и стал рыться в бумагах. Взяв какие-то бумаги, он вроде как собрался уходить, но тут, словно неожиданно спохватившись, он похлопал себя по карманам:
– И мобильник дома оставил.
Сказав это, он взял телефон с кресла, у которого находилась Юй Вэньцзюань.
– Тебе только что звонили три раза, – откликнулась та. – Сначала со съемочной площадки, торопили тебя, поскольку все зрители уже собрались, потом позвонил один журналист, хотел взять у тебя интервью. А еще звонила одна женщина, представилась как У Юэ.
Янь Шоуи, продолжая двигаться на выход, деловито гнул свою линию:
– Понял.
Тогда Юй Вэньцзюань открыла глаза:
– А кто такая эта У Юэ? Она явно рассчитывала услышать не меня, и ее развязность, кстати, настораживает.
Сердце Янь Шоуи екнуло, тем не менее он притворился спокойным:
– А, да это из одного издательства, все пристает ко мне, чтобы я написал автобиографию. Ученица Чжан Сяоцюаня, это ее обычная манера разговаривать.
Чжан Сяоцюань был одногруппником Янь Шоуи в университете. Такие ситуации уже случались. Когда Янь Шоуи затруднялся объяснить что-либо, он уже знал, что стоит лишь назвать какое-нибудь знакомое имя, и Юй Вэньцзюань перестанет докапываться до истины. С этими словами Янь Шоуи вышел из дома.
Однако он не ожидал, что сегодняшний день в его жизни станет особенным.

4
Ток-шоу «Хочешь? Говори!» Янь Шоуи вел уже семь лет. И ему это порядком надоело. То же самое происходит в отношениях большинства супругов. Первое время он чувствовал себя в роли ведущего точно влюбленный на первых свиданиях. Он так сильно волновался, что, когда выходил на сцену, у него тряслись ноги и дрожал голос. В самый разгар беседы его могло вдруг неожиданно заклинить, и тогда ничего, кроме пустоты, он не видел. Спустя год он притерся к этой роли, овладел необходимыми мастерскими приемами, узнал, как направить разговор в нужное русло. И вот тогда он ощущал себя всадником, который мчится на коне по широкой степи в дальние дали. Но прошло семь лет, конь и его всадник состарились. Былая страсть затерлась привычной картинкой пастбища, и Янь Шоуи превратился в обычного скотовода, для которого выпас коня давно стал рутиной. Стоя на сцене, с микрофоном в руке, он напоминал артиста, который каждый день снова и снова играет самого себя. Собственно, подобное происходит и в жизни. Хотя здесь имеется одно серьезное отличие. Жизнь – это постоянная круговерть, поэтому, если застыть в своем развитии, человеку, с которым ты живешь, это сразу станет заметно. Другое дело – твое появление в кадре. Тебе кажется, что ты уже не тот, что прежде, а вот у зрителей будет прямо противоположное мнение, им даже покажется, что ты в лучшей форме. Ведь привычка друг к другу – большое дело. Родное или знакомое дитя – это одно, а чужой отпрыск – совершенно другое. Поэтому даже если ты будешь смотреться как корова на льду, все будут рукоплескать твоей грации. Но вот задумай ты измениться, первой реакцией окружающих станет несогласие. Посыпятся вопросы: «Неужели это он? Что это вдруг сталось с соседским ребенком? На кой сдалось тебе чужое поле? Ведь там нет никакого золота». Когда Янь Шоуи только начинал, у него существовал со своим зрителем молчаливый договор: мол, пока мы вместе, пусть все остается как есть. Это напоминало средних лет супругов, погрязших в рутине. И теперь Янь Шоуи злило не то, что его аудитория не стремится совершенствоваться, а то, что сам он был уже не в силах побороть эту ситуацию. Это нашло подтверждение в ходившей про него шутке: «Твой язык принадлежит не тебе, а нашему народу». В этом также была причина того, что в стороне от видеокамер, в обычной жизни Янь Шоуи разговаривать не любил. В этом крылась еще одна причина их совместного с Юй Вэньцзюань молчания. Именно народ погубил Янь Шоуи. Наигравшись в себя по телевизору, Янь Шоуи не хотел то же самое делать в обычной жизни.
Семь лет назад Янь Шоуи открыл и продвинул на роль ведущего некий Ли Лян, в ту пору работавший заместителем директора телеканала. В Янь Шоуи Ли Ляна привлекла вовсе не его внешность – Янь Шоуи красавцем не был. Ораторским искусством или умением вести беседу он тоже не отличался, зато во время разговора его лицо выражало полную невинность. Так пусть же эту передачу будет вести человек с таким вот невинным лицом. В те времена ведущие разных передач все как один напоминали ведущих новостей. А Ли Лян взял и нарушил эти стандарты. Но буквально полгода назад к Ли Ляну возникли претензии у прокуратуры, и его арестовали за финансовые махинации, связанные со спонсированием одной вечеринки. Ли Лян, в обычной жизни такой уверенный и изворотливый, едва на него надели наручники, показал себя с совершенно другой стороны. Распустив слюни, он тут же признался во всех своих экономических нарушениях за десять с лишним лет, за которые он успел присвоить себе более двух миллионов. В результате он попал за решетку и на страницы газет. Это весьма удивило Янь Шоуи. При этом его удивило не то, что Ли Лян крал деньги или то, что, попав в такую ситуацию, он тотчас раскололся. Его удивило, как это Ли Лян, такой умный человек, не смог предложить взятку. Янь Шоуи очень хотел как-нибудь наведаться в тюрьму к Ли Ляну, но так и не набрался храбрости, поскольку все знали его в лицо.
Янь Шоуи забрал мобильник и вместе с Фэй Мо в спешном порядке прибыл на телевидение, опоздав на целых полчаса. Зрители, давно заполнившие зал на съемочной площадке, уже стали выказывать волнение. У одной женщины ребенок стал хныкать, что хочет в туалет. Оркестр, сопровождавший шоу, наигрывал легкую музычку, чтобы потянуть время. Длинные штативы видеокамер не переставая двигались в пространстве в поисках подходящего ракурса. Янь Шоуи позволил гримеру слегка припудрить лицо, накинул знакомый всем пиджак в клетку и быстро вышел на сцену. Тут же загорелся яркий свет, Янь Шоуи в почтительном поклоне согнулся перед публикой:
– Прошу прощения, я опоздал, на дорогах пробки. Но, разумеется, пробки не такая уж важная причина. Так и быть, признаюсь, прямо в дверях я столкнулся с одной телеведущей. Не буду называть ее имени, только скажу, что с этой душечкой я совсем потерялся во времени. Итак, я во всем признался, только прошу не выносить это потом за пределы студии.
Это был хороший ход, все засмеялись. На съемочной площадке стало спокойнее.
– Многие впервые участвуют в съемках нашего шоу, поэтому, прежде чем начать запись передачи, я кое-что объясню. Все прекрасно видят, что сейчас у нас за окном день, однако скоро я буду говорить, что у нас вечер, поскольку наша передача выходит в эфир вечером. Поэтому, когда у нас будут происходить такие метаморфозы со временем, прошу вас не смеяться.
Зрители снова засмеялись. Атмосфера в зале окончательно разрядилась. Каждый, что называется, успокоился и душой, и телом. Что же касается Янь Шоуи, он эти слова произносил уже тысячу с лишним раз. Его это уже изрядно утомило, но зрители, которых он разогревал, слышали все это впервые и потому разражались дружным смехом. И от этого Янь Шоуи также испытывал чувство неловкости. В это время красный огонек на всех камерах в студии загорелся, и Янь Шоуи начал вести передачу:
– Всем добрый вечер, с вами ток-шоу «Хочешь? Говори!» и я, его ведущий Янь Шоуи26. Сегодня тема нашей беседы звучит так: «Через сколько лет брак подходит к опасному рубежу?». Эту передачу подготовила недавно поступившая к нам на работу выпускница университета Сяо Ма, которая в настоящее время еще не замужем.
Публика снова засмеялась. Самому Янь Шоуи претил этот ироничный образ ведущего, но он уже столько раз оправдывал себя, поэтому Янь Шоуи продолжал:
– Но прежде чем мы приступим к беседе, мне бы хотелось извиниться перед всеми зрителями, собравшимися в этой студии и у экранов телевизоров. В прошлом выпуске под названием «Ныне нам чужды изобретения» я приписал изобретение паровой машины Ньютону. Главный эксперт нашей передачи, господин Фэй Мо, который является профессором университета, достаточно хорошо знаком с Уаттом, а потому он уточнил, что паровая машина была изобретена вовсе не Ньютоном. Только что я связался по телефону с Ньютоном, и он обмолвился, что паровая машина как изобретение для него слишком уж заурядна, другое дело открытый им закон всемирного тяготения. Так что, похоже, я допустил ошибку, в чем глубоко раскаиваюсь перед нашей широкой аудиторией!
С этими словами Янь Шоуи отвесил низкий поклон в кадр. В студии зааплодировали и засмеялись.
Пока Янь Шоуи вел передачу, Фэй Мо вместе с другими работниками ток-шоу сидели в режиссерской рубке и наблюдали за ним через целый ряд мониторов. Когда Янь Шоуи упомянул Фэй Мо и разговор по телефону с Ньютоном, все засмеялись и посмотрели на Фэй Мо. Тот, вместо того чтобы улыбнуться, нахмурился:
– Нет чтобы самому что-то придумать, все слизывает.
– А с кого? – спросила Сяо Ма.
– С американки Опры Уинфри. Она – пример для тысяч ведущих во всем мире, но все пытаются скопировать лишь наносную мишуру.
Тут он начал выходить из себя:
– Нет чтобы поучиться у нее технике острой дискуссии, так берут только всякую ерунду.
В это время на экране монитора появился Янь Шоуи:
– Через сколько же лет брак подходит к опасному рубежу? Через три года, пять лет? В народе есть такое выражение, как «зуд седьмого года». Моему браку десять лет, так что для меня этот опасный рубеж уже пройден. А вот эту передачу я веду как раз семь лет. Сколько человек из присутствующих в зале состоят в браке уже более семи лет?
По залу прокатилась волна оживления, зрители наперебой потянули руки вверх.
– Похоже, процент уцелевших все еще высок, – весело заметил Янь Шоуи.
Зрители засмеялись. Фэй Мо снова нахмурился:
– И все-таки душа у него не на месте. Говорит одно, а думает другое.
– Почему я этого не замечаю? – спросила Сяо Ма.
Фэй Мо похлопал ее по плечу:
– Наверное, потому что еще не замужем?

5
Когда Ли Лян попал в беду, на телевидении для режиссеров и ведущих стали проводиться специальные тренинги. Сначала им обещали только лекции по политике, праву и этике. После ухода Ли Ляна, его место замдиректора канала занял новый человек, который, войдя в должность, стал, что называется, мести по-новому. Поэтому в содержание тренингов включили еще и повышение квалификации в сфере конкретных профессиональных навыков. По этим четырем предметам в конце года нужно было сдавать экзамен. Уже прошли три лекции по политике, праву и этике, а с сегодняшнего дня после обеда прибавлялись еще и тренинги профессионального мастерства для ведущих. Янь Шоуи с утра провел передачу, а вечером вместе с другими ведущими поспешил в театральный институт, чтобы прямо как студент учиться сценической речи. Аудитория представляла собой обычный лекционный класс со ступенями, половина откидных стульев сломана, длинные ободранные парты пестрели матерными словами. Вокруг обшарпанные, словно покрытые лишаями, больные стены. Из-за расположения на первом этаже аудитория выглядела темной, грязной и холодной. Всего на тренинге собрался двадцать один ведущий, они вели самые разные передачи. Каждый из них зарабатывал на жизнь тем, что говорил. Другими словами, все они и так уже были горазды болтать, а сейчас пришли этому поучиться, что выглядело несколько комично. Так как все они ежедневно мелькали в кадре, то людьми были известными. Однако известными они ощущали себя лишь среди обычных людей, точно так же ведет себя верблюд, попадая в стадо овец. Сейчас же, когда верблюды собрались вместе, всем было наплевать, кто есть кто. Попав в эту убогую обстановку, они оживились, словно перенесясь лет на двадцать назад в студенческие годы. Попутно стали упрекать Ли Ляна, который не научился давать взяток, смалодушничал, и тем самым не только себя подставил, но и на других навлек беду. Ведь эта промерзшая аудитория была не лучше тюрьмы.
Прозвенел звонок, и в класс вошла, заняв место у кафедры, преподавательница, которой на вид было лет двадцать семь – двадцать восемь. Ее распущенные волосы, большие глаза, выразительный нос и худощавое телосложение произвели на всех неожиданно приятное впечатление. От ее появления в этой холодной аудитории вдруг стало намного теплее. Однако на ее непроницаемом лице не было даже намека на улыбку, она смотрела прямо перед собой и, кажется, никого не видела. Янь Шоуи, заметив ее сходство с ведущими новостей, остался к ней безразличен. А вот сидящий рядом с ним Ма Юн, который вел передачу «Накал страстей», похоже, не на шутку возбудился. Лицом Ма Юн походил на хряка – бровки-венички да глазки-щелочки. Но именно эта его наружность и смешила зрителей. Толкая Янь Шоуи, Ма Юн указал своей пухлой ручкой в сторону кафедры:
– Сейчас не часто встретишь таких недоступных красоток.
– Ты сбавь обороты, все-таки она наш преподаватель.
Между тем преподавательница, встав за кафедру, вместо чтения лекции достала список и стала как в школе отмечать всех присутствующих:
– Ду Янань!
Ду Янань вела передачу «Театр смеха». Во время своей передачи, если даже действо никого не смешило, она всегда смеялась первой. Однако сейчас она оставалась серьезной и, когда ее вызвали, просто ответила:
– Здесь!
– У Даин!
Толстяк У Даин вел передачу «Домашний очаг». На этот раз никто не отозвался.
– У Даин! – повысила голос преподавательница.
Какой-то «доброжелатель» тихонько откликнулся:
– Его нет.
Преподавательница напустила на себя суровый вид и спросила:
– Кто дал ему право пропускать занятия?
«Доброжелатель» снова подал голос:
– У него, кроме «Домашнего очага», работа в комедийных сериалах. Откуда взять время еще и сюда ходить?
На лице преподавательницы появилось раздражение, но, сдержав себя, она продолжила перекличку:
– Ся Даньсинь!
Ся Даньсинь вел новости. В аудитории снова никто не откликнулся. И снова послышался уже знакомый голос:
– У него интервью с одним руководителем из ЦК!
Тут все увидели, что отвечает за всех Чжэн Байчуань. Он был комментатором спортивных передач и вечно что-нибудь путал в своем тексте: «Только что миновал Праздник середины осени, поздравляю всех с уходящим годом». Или: «Обратите внимание на интересный фасон шорт теннисисток. Шорты у них особенные, в их карманы вмещается сразу несколько теннисных мячиков. Ой, а на них, оказывается, юбки». Зрители воспринимали его как шута. Вот и сейчас он лез со своими сомнительными комментариями. Преподавательница, бросив взгляд в сторону Чжэн Байчуаня, пошла вниз по списку:
– Ма Юн!
Похожий на хряка Ма Юн, точно школьник-сорвиголова, нагло задрал голову и выкрикнул:
– Здесь!
Его голос раскатисто отразился от стен аудитории, все засмеялись. Преподавательница, мельком взглянув на Ма Юна, продолжила:
– Ли Пин!
И снова со своими комментариями полез Чжэн Байчуань:
– А вот она вечером ничего не ведет, должна была прийти, но не пришла. Как так? Ведет передачу про учебу, а сама учиться не хочет?
Преподавательница с непроницаемым лицом пошла дальше:
– Янь Шоуи!
В этот самый миг в штанах у Янь Шоуи задрожал телефон. Перед тем как войти в аудиторию, он отключил на мобильнике звук, поставив виброрежим. Вытаскивая телефон, он быстро отозвался. Найдя его своим выразительным взглядом, преподавательница вызвала следующего:
– Цуй Дапэн!
Цуй Дапэн вела детскую передачу. Ей уже перевалило за сорок, но ее привычной прической оставались два торчащих хвостика. Тут же послышался ее писклявый голосок:
– Здесь!
Преподавательница закрыла папку со списком и посмотрела на присутствующих:
– В группе двадцать один человек, а пришло только одиннадцать? Отсутствующих я буду рассматривать как прогульщиков!
Собравшиеся в аудитории злорадно усмехнулись. Преподавательница, посмотрев на них, перешла к главному:
– Меня зовут Шэнь Сюэ, на этих курсах я буду преподавать вам мастерство сценической речи. Сегодня на первое занятие не пришло почти что полгруппы. Они нарушили дисциплину, оставим это на их совести. По лицам тех, кто все же явился, я вижу, что необходимости в тренинге вы вроде как не испытываете. Я видела передачи, которые вы ведете. Не буду давать оценку их содержанию, свое внимание мне хотелось бы обратить на то, что речь каждого из вас не соответствует стандартам. И артикуляция, и дикция оставляют желают лучшего. В нашем институте мы требуем от артиста говорить со сцены без микрофона, при этом каждый звук должен долетать до зрителей на последнем ряду, иначе это будет просто невежливо…
В этот монолог тихо встрял Ма Юн:
– Учитель, уж не про девятнадцатый ли век вы говорите?
Шэнь Сюэ никак не отреагировала на его замечание, но зато приблизилась к Янь Шоуи, который в это время склонился над своим мобильником. Он пытался ответить на эсэмэску.
– Янь Шоуи, неужели вам не известно, что во время лекции нельзя пользоваться телефоном?
Неожиданно услышав голос прямо над собой, Янь Шоуи вздрогнул. Захлопнув крышку мобильника, он поднял голову и с улыбкой ответил:
– Я только посмотрел и все.
Шэнь Сюэ обвела взглядом аудиторию:
– Я знаю, что все вы люди известные, я всех вас уважаю, однако надеюсь и на ваше уважение ко мне.
Янь Шоуи тут же добавил:
– Да все вас уважают, вы лучше переходите уже к лекции, а то скоро занятие закончится.
Шэнь Сюэ вдруг очень остро восприняла эти слова Янь Шоуи и уставилась на него:
– Что вы хотите этим сказать?
Янь Шоуи стал, заикаясь, оправдываться:
– Да ничего такого. Просто уже прошла половина занятия, они все чем-то недовольны, а я вообще сижу помалкиваю и ничего не имею против.
С этими словами он, не обращая внимания на Шэнь Сюэ, снова уткнулся в телефон и стал набирать сообщение. Он никак не ожидал, что Шэнь Сюэ, побелев от гнева, вырвет из его рук мобильник и вышвырнет из окна. Хорошо еще, что там была трава, иначе телефон точно разбился бы.
– Вы должны понимать, что это институт, а не телестудия!
Янь Шоуи, который никак не ожидал, что его телефон могут просто так взять и выбросить, тоже разозлился.
Резко выдохнув, он встал и показал в сторону окна:
– Преподаватель Шэнь, я понимаю, где я нахожусь, и сейчас мне кажется, что вы должны найти и вернуть мне мой телефон!
Все замерли. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем Шэнь Сюэ все-таки вышла из класса. Еще минуты через две Янь Шоуи получил свой телефон обратно. Швырнув мобильник на парту Янь Шоуи, Шэнь Сюэ сказала, указывая на дверь:
– Если вы еще раз придете на мои занятия, я уйду!
Сказав это, она расплакалась. Тут Янь Шоуи понял, что дело приняло дурной оборот. Всем собравшимся тоже показалось, что шутки их зашли слишком далеко. Чжэн Байчуань, Ма Юн, Цуй Дапэн один за другим стали успокаивать Шэнь Сюэ:
– Не сердитесь. Этот Янь Шоуи не заслуживает ваших слез!
– Да не сердитесь, ему лишь бы пособачиться, не может без своих шуточек, у него что на уме, то и на языке!
Цуй Дапэн потащила Янь Шоуи к кафедре:
– А ну живо пиши объяснительную, прямо на доске пиши!
Янь Шоуи понял, что должен уступить Шэнь Сюэ, чтобы совсем уж не выглядеть хамом. Тем более, он торопился ответить на эсэмэску той самой «бестии», что возмутила его спокойствие этим утром. Поэтому, взяв мел, он написал следующее:
«Учитель Шэнь, я был не прав. Сегодня утром, перед уходом на работу, моя мама сказала: "Досаждай кому угодно, только не учителю. Иначе не сдашь экзамен". Разволновавшись, я забыл это наставление».
Весь этот текст Янь Шоуи намеренно написал кривеньким ученическим почерком. Все рассмеялись. Шэнь Сюэ сквозь слезы тоже улыбнулась:
– Янь Шоуи, какой же вы бесстыжий!

6
Рядом с Пятым кольцом проходил трубный водоспуск, здесь же находилась безлюдная тополиная аллейка, а рядом – маленькая речушка. Вечерняя мгла постепенно стерла очертания между небом и землей, однако стойкий туман над речкой по-прежнему был различим. Машина Янь Шоуи притулилась прямо между деревьев. Туман размыл ее контуры. Мчавшиеся по Пятому кольцу машины уже зажгли фары. Струящийся от них в двух направлениях свет делал автотрассу похожей еще на одну быструю речку.
Янь Шоуи в это время как раз резвился в машине. Вместе с ним резвилась девица по имени У Юэ. Подстриженная под мальчика, на лицо далеко не красавица, к тому же в левом уголке ее рта примостились несуразные веснушки, зато фигура у нее была что надо: тонкая талия, подтянутые ягодицы, пышный бюст. Когда пробираешься к ней под одежду, кажется, что держишь в руках два баскетбольных мяча. Зимой У Юэ любила носить короткую курточку, чтобы та при случае могла обнажить белоснежную полоску ее поясницы. Но более всего пленяли ее удивительные глаза. Полузакрытые, с поволокой, они в какую-то секунду вдруг широко открывались, в упор глядя на тебя, и тут же подсаживали на крючок. Янь Шоуи она напоминала Люй Гуйхуа, с которой он познакомился в 1969 году. Имя У Юэ означало пятый лунный месяц – сезон, когда в провинции Шаньси созревали пшеница и абрикосы.
Янь Шоуи и У Юэ познакомились в горах Лушань27. Прошлым летом в рамках ток-шоу «Хочешь? Говори!» вышла передача под названием «Заседания». Дело в том, что за двадцатый век, начиная с революционного республиканского периода и вплоть до эпохи Мао Цзэдуна, в Лушане состоялось самое большое количество заседаний. И каждое из них было захватывающим и эмоциональным, поэтому съемочная площадка ток-шоу переместилась в Лушань. У Юэ работала редактором в издательстве «Панда», которое как раз проводило в Лушане новогодний корпоратив. Сценарист и режиссер ток-шоу «Хочешь? Говори!» Да Дуань в студенческие годы учился вместе с директором издательства «Панда» Лао Хэ. Все они разместились в одном отеле и вечером собрались вместе за ужином. Так как Янь Шоуи был человеком известным, многие работники издательства старались завести с ним разговор и сделать совместное фото. Янь Шоуи, отпуская шуточки, был рад стараться. Лао Хэ, прищелкивая языком, восхищался:
– Да мне сегодня вечером никто не поверит!
– В смысле? – спрашивал Янь Шоуи.
– В том смысле, что сегодня я сидел за одним столом с самим Янь Шоуи, – продолжал восхищаться Лао Хэ. – Не думал, что наше национальное достояние окажется таким простым человеком.
Только тут Янь Шоуи понял, что попался на удочку Лао Хэ. Однако, будучи уже навеселе, он пощупал себя за голову и пошутил:
– Да, я тоже обычный человек.
Он никак не ожидал, что сидевшая напротив У Юэ вдруг холодно заметит:
– А кто же вы еще, если не обычный человек? Янь Шоуи, а вам не кажется, что ваша известность несколько дешевая?
Сидевшие за столом, равно как и сам Янь Шоуи, остолбенели и уставились на У Юэ. А та, пристально глядя на Янь Шоуи, продолжала:
– Вы просто телевизионная картинка. За пределами телестудии вы – никто!
Ее слова вызвали некоторое замешательство. Янь Шоуи даже несколько протрезвел. Пока они ужинали, он ни разу не обратил внимания на У Юэ. Сама У Юэ тоже не претендовала на то, чтобы заговорить или сфотографироваться с Янь Шоуи. Сейчас же, глядя на нее, Янь Шоуи сразу оценил ее томные глаза. На секунду они широко открылись и словно мечом пронзили Янь Шоуи в самое сердце. Хотя ее замечание прозвучало несколько колко и эпатажно, по сути оно было разумно. Янь Шоуи протянул к ней свой бокал:
– Премного благодарен за напоминание, а то я бы и не понял, что съел несколько зубчиков чеснока. Выпьем.
Этот его тост разрядил атмосферу за столом. Директор издательства поспешил заметить:
– Лао Янь не единственный, кто является телекартинкой. Взять, к примеру, наших партийных лидеров или руководство страны. Попади они в династию Цин, их бы чтили как императора, но зато, появись они на улице, их никто бы и не признал. Выпьем.
К концу ужина Янь Шоуи окончательно напился. Перед сном все пошли на прогулку под луной к озеру Жуциньху. Вниз прямо со скал в лунном отблеске с журчанием стекали струйки воды. У Юэ к концу банкета тоже захмелела. Постепенно они с Янь Шоуи отделились от группы сослуживцев. Хмель обоим развязал руки. У Юэ чуть наклонилась, обнажив под луной свою белоснежную талию, которая оказалась даже белее, чем сама луна. Руки Янь Шоуи тут же устремились к ее коже. У Юэ, откинувшись, захохотала, после чего вдруг вплотную прижала свое лицо к носу Янь Шоуи:
– Ты хочешь заняться со мной любовью?
Эта ее фраза снова отрезвила Янь Шоуи. Не то чтобы раньше он не гулял на стороне. Просто в случаях с другими девушками он добивался их постепенно, ему еще никогда не предлагали переспать вот так вот, в лоб. Янь Шоуи отдернул от нее руки. Заметив его растерянность, У Юэ, снова откинувшись, захохотала. Потом она вдруг провела своей рукой по лицу Янь Шоуи и сказала:
– Я в сто втором.
После этого она бросила Янь Шоуи и поспешила присоединиться к коллегам впереди.
Далеко за полночь Янь Шоуи спустился с третьего на первый этаж и вошел в сто второй номер. Что это было, чего только стоили ее груди и стоны! Они одновременно достигали вершины экстаза. А каким жаром исходила ее кожа, похоже, градуса на два горячее, чем у обычных людей. Прикасаясь к ней, можно было расплавиться, хорошо еще, что есть кости, способные выдержать такую температуру. А еще у У Юэ имелось кое-что не поддающееся описанию, что-то типа тоненькой антеннки, выходящей изо лба, благодаря которой она не только отправляла, но и получала сигналы. Впервые в своей жизни Янь Шоуи познал, что такое полное удовлетворение. Вместе с тем этот опыт подтвердил, что до этого он удовлетворения не испытывал, включая общение с Юй Вэньцзюань и другими женщинами. Все прошлые разы вдруг показались ему совершенно пресными и безвкусными. Однако и это еще не все. Более всего его возбуждало, что во время близости У Юэ не переставала сыпать самой отборной матерной бранью. И совращенный ею Янь Шоуи следовал ее примеру, выкрикивая самые непристойные и грязные словечки, которые он никогда раньше не произносил вслух. С двух часов ночи и до шести утра эти двое не могли утихомириться. Без передышки работали как их тела, так и их языки. Кроме телесного удовлетворения, они испытали удовлетворение душевное – от выплеснутой словесной грязи очистилось все их нутро. Как будто после замусоленной одежды надели чистую рубашку, подарившую ощущение общей свежести. Когда рассеялась ночная мгла, наступило ясное утро. Янь Шоуи впервые оценил пользу от бранных слов. Благодаря им человек словно заново рождался, очищаясь и душой, и телом. Такое вот дезинфицирующее средство. Когда в то утро Янь Шоуи явился на съемочную площадку, ноги у него подкашивались, да и говорил он как-то сбивчиво. Да Дуань быстро распорядился отключить камеры и подошел к нему:
– Ты заболел?
– Хмель еще не прошел, голова кружится, лучше бы вечером устроить запись, – откликнулся Янь Шоуи.
После возвращения в Пекин Янь Шоуи полмесяца ходил сам не свой, словно ему вдруг перекрыли кислород. Ночью, наедине с Юй Вэньцзюань, он невольно начал грязно ругаться. Юй Вэньцзюань тут же пресекла это и настороженно спросила:
– Янь Шоуи, откуда столько пошлости?
Янь Шоуи тут же опомнился, возвратился в реальность и как обычно продолжил свое дело молча. Лишь сейчас лушаньские похождения стали неприятно щекотать ему нервы. Но переживал он не за отношения с Юй Вэньцзюань, а из-за неопределенности с У Юэ. Опыт прежних похождений подсказывал ему, что забраться в постель легко, а вот вылезти из нее куда сложнее. Причем последнее относится к тебе самому. Всегда существует непреодолимый соблазн свернуть на порочную кривую дорожку. И соблазн тем сильнее, чем круче на этой дорожке изгибы. Сам Янь Шоуи рассматривал свое распутство исключительно как отдельную часть личной жизни, которая не должна была провоцировать другие проблемы. И уж тем более в его планы никак не входил развод с Юй Вэньцзюань. Однако временное помешательство идет вразрез с действительностью. Нельзя каждый день вместо воды пить дезинфицирующее средство. Но когда ты долгое время проводишь в темноте и своевременно не получаешь свою дозу света, темнота тебя просто поглощает. Раньше, разрывая отношения с девушками, Янь Шоуи на неделю отключал свой мобильник, чтобы никто из них вдруг не позвонил. Нельзя сказать, чтобы его совсем не мучила по этому поводу совесть. Например, когда одна его пассия из института радиовещания стала угрожать, что она забеременела и теперь хочет наложить на себя руки, Янь Шоуи специально поручил своему бывшему одногруппнику Чжан Сяоцюаню целую неделю промывать ей мозги. Да и сам он все это время провел как на иголках. Но вот в случае с У Юэ Янь Шоуи просчитался. Когда прошла неделя после отключения мобильника, Янь Шоуи увидел, что никаких звонков от У Юэ ему не поступало. Прошел месяц, и Янь Шоуи не выдержал. Он снова и снова вспоминал ту ночь в горах, свое насыщение и очищение, поэтому взял и позвонил У Юэ сам. У Юэ, не в пример ему, вернулась к реальности очень быстро. Ее голос на том конце провода удивленно спросил:
– Какое-то дело? Я сейчас очень занята.
– Да нет, просто хотел услышать твой голос.
– Ну вот и услышал, так что можешь вешать трубку.
И тогда Янь Шоуи решил сказать правду:
– Хочу с тобой увидеться.
Так они встретились еще раз. И он снова испытал такое же наслаждение как тогда, в Лушане, даже, надо сказать, еще большее наслаждение. Поэтому последующие их встречи остановить не представлялось возможным. Однако раз за разом Янь Шоуи чувствовал все нарастающую опасность, чего не случалось раньше. По своему опыту он знал, что через месяц со стороны девушек начинали выдвигаться требования. А тут прошло уже полгода, а У Юэ молчала, что в общем-то успокоило Янь Шоуи. Но, с другой стороны, что-то в этом спокойствии его напрягало.
Как-то раз после близости Янь Шоуи вдруг не выдержал и решил осторожно выведать планы У Юэ:
– Что, по-твоему, у нас за отношения?
У Юэ удивленно посмотрела на него:
– Если ты голоден, то ешь, а если хочешь пить, то пьешь.
Янь Шоуи посмотрел на ее выражение лица, никакого подвоха в ее словах он не заметил. Это его успокоило, и их связь продолжалась в том же ключе.
Но сегодняшнее свидание было особенным. Вчера вечером У Юэ позвонила Янь Шоуи и сообщила, что недавно познакомилась с одним парнем, которому срочно захотелось на ней жениться. И перед свадьбой она хотела в последний раз увидеться с Янь Шоуи. Эта новость совершенно его огорошила:
– Когда это у тебя появился парень, почему я об этом не знал?
– Неужели я должна докладывать тебе о своей личной жизни? Кто ты для меня такой?
Янь Шоуи смутился:
– Да я не в этом смысле, просто хотел спросить, почему ты вдруг согласилась выйти замуж?
Тут Янь Шоуи почувствовал, что ревнует. Но какое он имел право ревновать? Раньше его больше всего заботило, как бы они с У Юэ не дошли до крайней точки выяснения отношений, а сейчас, когда все разрешилось мирно и гладко, Янь Шоуи вдруг расстроился. Итак, они договорились о встрече сегодня вечером. Когда рано утром Янь Шоуи забыл свой мобильник дома, он тут же поспешил за ним возвратиться. И надо же было такому случиться, что именно в его отсутствие ему позвонила У Юэ, а трубку взяла Юй Вэньцзюань. Хорошо еще, что ему удалось выкрутиться, и не произошло никакого скандала. Выйдя за порог дома, он позвонил У Юэ, которая предложила поменять место сегодняшней встречи. Раньше они встречались на территории У Юэ, в общежитии. Но тут она сообщила, что утром к ней из Шэньяна приехала мама, в связи с чем Янь Шоуи должен был позаботиться о другом месте для свидания. Янь Шоуи пообещал, что решит проблему, но к вечеру он ничего подходящего так и не нашел. Разумеется, лучше всего для их целей подходила гостиница, но Янь Шоуи все знали в лицо, поэтому от обслуживающего персонала ему было не скрыться. Вечером во время лекции Янь Шоуи получил от У Юэ очередную эсэмэску, в которой та уточняла место встречи. На тот момент Янь Шоуи еще не определился. Собственно, когда он с мобильником в руках обдумывал этот вопрос, преподавательница Шэнь Сюэ взяла и вышвырнула его мобильник в окно. Когда уже вечером Янь Шоуи заехал на машине за У Юэ, они так и не решили, куда они поедут. И тогда они направились к речке у Пятого кольца.
Обнимая У Юэ в машине, Янь Шоуи испытывал совершенно другие ощущения, нежели в Лушане или в ее общежитии. За окнами мелькали какие-то тени, тут же на Пятом кольце туда-сюда сновали машины, все это отвлекало, в результате невозможно было ни расслабиться физически, ни покричать матом. Видимо, соответствующий антураж – дело первостепенной важности. Потом Янь Шоуи показалось, что отсутствие интимной обстановки – это даже не самое главное препятствие. Когда Янь Шоуи узнал о парне У Юэ и о том, что она вот-вот выйдет замуж, у него возник психологический барьер. Он ведь не знал, что из себя представляет ее парень. На самом деле Янь Шоуи мог заняться с У Юэ любовью на заднем сиденье. Однако, заехав в рощицу, он стал обнимать сидевшую рядом У Юэ, не покидая водительского места, после чего они слились в поцелуе. Это его несколько взбодрило, теперь он уже целовал не только ее губы, но сначала лицо, потом уши, а потом его руки проникли к ней под блузку. Он облизывал ее мочки ушей, но вдруг отстранился и спросил:
– Почему они горькие?
– Дурачок, это духи.
С этими словами она притянула его голову к себе и глубоко проникла своим языком в рот Янь Шоуи. В этот момент мимо них в направлении Пятого кольца промчалась полицейская машина с мигалкой. На повороте свет от маячка скользнул по лобовому стеклу машины, резко осветив лица любовников. И хотя полицейская машина ни на секунду не задержалась, Янь Шоуи это выбило из колеи. Он выпрямился в своем кресле и заправил рубаху в штаны:
– Не могу настроиться. Может, в другой день?
Но У Юэ была уже возбуждена. Взяв руку Янь Шоуи, она направила ее прямо к себе под юбку и тут же привычным движением прильнула лицом к затылку Янь Шоуи. Расстегнув ему ворот, она выматерилась и укусила его в плечо:
– Гигант, я же не боюсь, чего ты испугался?
Янь Шоуи вскрикнул от боли и быстро отстранился:
– Будь умницей, только не кусайся.
У Юэ, уже совсем на пределе едва переводила дыхание:
– Это я тебя не кусаю, а вкушаю.
И тут у Янь Шоуи зазвонил мобильник. Он украдкой посмотрел на экран, на нем светилось имя Юй Вэньцзюань. Янь Шоуи резко остановил У Юэ и нажал на кнопку, чтобы принять звонок. Послышался голос Юй Вэньцзюань:
– Ты где? К ужину вернешься?
Сердце Янь Шоуи бешено колотилось. Он совершенно замотался и забыл предупредить Юй Вэньцзюань, что вечером задержится. Пытаясь усмирить сердцебиение, он ответил:
– Не получится. После обеда я ходил на тренинг в театральный институт, соответственно, работу над передачей пришлось сдвинуть на вечер.
Юй Вэньцзюань на том конце провода вроде как засомневалась:
– А вы что, работаете где-то на выезде? Я слышу шум машин.
Янь Шоуи намеренно постарался включить безразличие:
– Да мы тут с Фэй Мо как раз ищем вдоль трассы, куда бы зайти поужинать, отсюда и шум.
– А почему там рядом кто-то сопит?
– Так мы не на машине, решили тут с Фэй Мо устроить пробежку.
Юй Вэньцзюань повесила трубку. У Юэ снова прильнула к Янь Шоуи:
– Мы можем сделать это только сегодня. Когда я выйду замуж, ты меня больше не увидишь.
Эти слова возымели действие. Янь Шоуи завел машину:
– Тогда давай сменим место.
С этими словами Янь Шоуи поехал вдоль тополиной аллеи, пока не вывел машину к одной пригородной деревеньке. Вот там-то под лай местных собак они часа два резвились с У Юэ на заднем сиденье.
Занимаясь этим в машине, они получили удовольствие еще более сильное, чем обычно. И на этот раз в целях осторожности и душевного спокойствия Янь Шоуи заблаговременно отключил телефон.
Но он не предполагал, что именно его отключенный телефон насторожит Юй Вэньцзюань и спровоцирует ужасный скандал.

7
На самом деле скандал разразился не только из-за отключенного телефона. Его причиной послужил звонок из родной деревни Янь Шоуи от двоюродного брата Хэй Чжуаньтоу. Уже потом Янь Шоуи узнал, что когда они с У Юэ сидели в машине у реки и им позвонила Юй Вэньцзюань, чтобы узнать, ждать ли его к ужину, то, несмотря на необычный голос Янь Шоуи, она ему все-таки поверила, решив, что поскольку на улице зима, он просто дрожит от холода, и даже чье-то сопение она расценила как одышку после согревающей пробежки. В тот вечер она запланировала на ужин четыре блюда: соленую утку по-нанкински, бараньи копытца в соевом соусе, тарелочку жареных ростков бамбука и тарелочку жареных ростков соевых бобов. Сама Юй Вэньцзюань любила соленую утку с ростками бамбука, а Янь Шоуи предпочитал бараньи копытца с ростками соевых бобов. Узнав, что Янь Шоуи к ужину не появится, она не стала ничего жарить, а просто сварила себе жидкую рисовую кашицу и съела ее вместе с соленой уткой. Поразмыслив, Юй Вэньцзюань еще заварила себе чашечку супа с сушеными креветками и водорослями. Отужинав, она снова приступила к цигуну. Цигуном она занималась дважды в день по сорок минут. После этого Юй Вэньцзюань набрала тазик горячей воды и уселась на диван парить ноги. Это также входило в ее обязательную вечернюю практику независимо от времени года и дня недели. Подержав ноги какое-то время в горячей воде, она снова и снова подливала кипяток. Янь Шоуи, глядя на то, как она парит ноги, удивлялся:
– Ну, это уже слишком. Ты, когда ванную принимаешь, ноги не моешь?
Юй Вэньцзюань, не отрываясь от своего занятия, отвечала:
– Мыть – это одно, а парить – другое, ощущения совершенно разные.
В то время, когда она парила ноги, на журнальном столике зазвонил телефон. Юй Вэньцзюань взяла трубку, звонили родственники из деревни Янь Шоуи. Юй Вэньцзюань сначала даже испугалась, услышав громкий и властный мужской голос. При этом ее сразу в лоб спросили:
– Это кто?
Юй Вэньцзюань поняла, что звонят из провинции Шаньси, и улыбнулась. Безо всяких церемоний мужчина прежде всего поинтересовался, кто у телефона. Поэтому она в свою очередь спросила:
– А кто вам нужен?
– Мне нужен Янь Шоуи, это его старший брат Чжуаньтоу. А ты кто?
Когда Юй Вэньцзюань ездила на родину к Янь Шоуи, то видела его двоюродного брата. Дородный и смуглый, он был любителем выпить, пускать пыль в глаза и докучать людям. Всюду, куда он совал свой нос, возникал кавардак.
– Братец Чжуаньтоу, это Юй Вэньцзюань.
Хэй Чжуаньтоу несказанно обрадовался:
– Ха, вот это удача! Значит, я не ошибся. Я звоню, чтобы посоветоваться!
– О чем же?
– Лу Гоцин из нашей деревни, у него еще детское имя – Котяра, открыл в поселке ресторан. Недавно он купил себе новый мобильник, а старый хочет отдать мне. Просит триста юаней. Вот я и хочу спросить, стоит покупать или нет?
Юй Вэньцзюань прыснула со смеху:
– Вот оно что. Зачем тебе, крестьянину, который целыми днями с травой возится, мобильник?
– Да вроде недорого, считай, всего половина свиньи, зато буду звонить вам.
Юй Вэньцзюань поняла, к чему он клонит. Этот Хэй Чжуаньтоу был не только надоедлив, но и корыстолюбив. Видимо, ему показалось, что, кроме выгодной цены, телефон обеспечит ему быструю связь с Янь Шоуи и его женой. Ведь раньше, едва наступала пора сбора урожая или сева, и требовалось закупить удобрения и семена, он всегда писал им письма, намекая на финансовую помощь. А с мобильником необходимость в письмах отпадала. Однако Юй Вэньцзюань было неудобно разоблачать его, поэтому она пошла другим путем:
– Ты сейчас на мобильник потратишься, а потом еще нужно будет платить за разговоры, не накладно ли?
– Ха, звонок мне обойдется максимум в два юаня, а чтобы к вам в Пекин приехать, надо выложить двести. К тому же телефон этот нужен даже не мне, а нашей бабушке. Она не далее как вчера вздыхала, что скучает по своим внучкам в Пекине. Я даже обиделся – меня, который тут за ней каждый день ходит, она и не замечает, а по вам, негодникам, тоскует. Ну, не прав я, что ли?
В том, что Хэй Чжуаньтоу, покупая мобильник, прикрывается именем бабушки, Юй Вэньцзюань снова уловила подвох. Тем не менее она со смехом подтвердила:
– Прав, на тебе все держится, а Шоуи – негодник и есть.
– Пусть Шоуи возьмет трубку, перекинется с бабушкой парой фраз! Я тут ей сказал, что эта самая штуковина может говорить с ее пекинскими внучатами, а она все не верит.
– Он где-то на совещании, позвони на его мобильник.
С этими словами Юй Вэньцзюань отсоединилась и подбавила себе в тазик кипяток. Не прошло и двух минут, как снова зазвонил телефон. Все тот же Хэй Чжуаньтоу теперь спрашивал:
– Как быть? Его мобильник почему-то выключен.
– Да нет же, я звонила ему перед ужином.
– Говори быстрее, а то эта штуковина и правду жрет мои деньги!
Юй Вэньцзюань снова засмеялась:
– Ты давай отсоединяйся, а я разыщу его и попрошу, чтобы он тебе сам перезвонил.
– А ты знаешь мой номер-то?
Юй Вэньцзюань не выдержала и уже сама перешла на шаньсийский говорок:
– Номер на моей штуковине уже высветился-то.
Юй Вэньцзюань повесила трубку и снова стала набирать номер Янь Шоуи. В этот самый момент Янь Шоуи под лай деревенских собак как раз развлекался с У Юэ. В трубке вместо гудков послышался голос автоответчика: «Извините, телефон абонента выключен».
Ну, выключен так выключен, Янь Шоуи и раньше отключал мобильник во время совещаний. Если бы все это нужно было только для Хэй Чжуаньтоу, Юй Вэньцзюань нисколько бы не озаботилась. Но поскольку тот обмолвился, что с Янь Шоуи хочет поговорить бабушка, Юй Вэньцзюань не могла остаться равнодушной. Когда она несколько раз приезжала в Шаньси, бабушка производила на нее исключительно приятное впечатление. Несмотря на свою безграмотность, она оказалась очень мудрым человеком. Каждый раз при встрече она спрашивала Юй Вэньцзюань:
– Не обижает ли тебя Шоуи? Если есть какая обида, скажи мне.
И даже когда она смотрела на живот Юй Вэньцзюань, пытаясь определить, не беременна ли та, это выглядело совершенно по-житейски и отнюдь не раздражало. Положив трубку, Юй Вэньцзюань на какое-то время задумалась, после чего снова взяла телефон и стала набирать номер Фэй Мо. Ведь когда она звонила Янь Шоуи, тот сказал ей, что они вместе с ним собираются поужинать и кое-что обсудить. Фэй Мо на звонок откликнулся. И вот тут-то начались нестыковки. По словам Фэй Мо выходило, что он только что поужинал дома и вышел во двор выгулять собаку. Добавим, что до этого он успел еще поссориться со своей женой Ли Янь. Ли Янь теперь, едва выдавалась свободная минутка, спешила залезть в Интернет, чтобы там с кем-нибудь початиться. Это занятие поглощало ее с головой и переполняло восторгом. В результате незнакомцы стали ей родными в доску, а о своих близких она позабыла. Их сын уехал на учебу в Тяньцзинь, поэтому они с Фэй Мо остались в Пекине одни. Как-то раз Фэй Мо решил подойти к Ли Янь, чтобы посмотреть, о чем там она переписывается, а та тут же загородила экран. Фэй Мо отодвинул ее и увидел, что все ее беседы носят сплошь интимный характер.
– Тебе сколько лет, не скучно такими делами заниматься?!
Ли Янь в свою очередь тоже завелась:
– Мало того, что ты со мной целыми днями не разговариваешь, так хочешь еще запретить мне с другими общаться? Уморить решил меня в четырех стенах?
Фэй Мо покачал головой:
– Жизнь так коротка, время промчится, и не заметишь. К чему же себя на пустое растрачивать?
Вот и сегодня Ли Янь еще не помыла посуду после ужина, как тут же устремилась к компьютеру. Фэй Мо, глядя на полную раковину грязных мисок, не удержался от комментария:
– Ты ради других уже и семью забросила?
Ли Янь остолбенела и удивленно вскинула брови:
– Я мою посуду каждый день, неужели ты один раз помыть не можешь? Здесь что, только я хозяйка?
Фэй Мо в ответ открыл было рот, но, предчувствуя, что это выльется в очередной скандал, сдержался и, нацепив поводок на их пекинеса, спустился во двор, чтобы успокоиться. Их кобелек тоже был безнадежен: завидев другую собачку, он изо всех сил стремился на нее наскочить. На этот раз хозяйкой другой собачки оказалась размалеванная девица в кожаных брюках. Нахмурившись, она притянула к себе своего пса, обронив:
– Запарил.
Фэй Мо тоже потянул к себе поводок, пихая в бок своего пекинеса:
– Это тоже мальчик, ослеп ты, что ли?
Девица решила, что Фэй Мо на что-то намекает, и, зыркнув на него, бросила теперь уже ему:
– Запарил.
С этими словами она удалилась. И как раз в этот момент до Фэй Мо дозвонилась Юй Вэньцзюань, которая сразу накинулась на него с вопросом:
– Это Лао Фэй? Вы где?
Фэй Мо, который все еще был раздражен и даже не понял, кто звонит, наобум ответил:
– А кто это? Я выгуливаю собаку.
– Собаку? Это Юй Вэньцзюань. А где Янь Шоуи?
– Янь Шоуи…
В этот момент Фэй Мо словно протрезвел: он вспомнил, что, когда рано утром Янь Шоуи вернулся домой за мобильником, ему было что скрывать от супруги. Теперь же, узнав, что его друг попал в неприятность, Фэй Мо судорожно стал соображать, как бы ему выгородить Янь Шоуи. Протянув какое-то время, он наконец сказал:
– У него сегодня вечером, кажется, какое-то мероприятие. Ах да, вспомнил: его должен был пригласить на ужин шеф из компании «Чайна мобайл». В первой половине дня, после съемок, я, кажется, понял так.
Он никак не ожидал, что Юй Вэньцзюань встретит его слова продолжительным молчанием. Растерявшись, он закричал в трубку:
– Вэньцзюань, ты меня слышишь? Что с тобой?
Юй Вэньцзюань холодно усмехнулась:
– Первая половина дня, «Чайна мобайл». Я звонила ему перед ужином, и он сказал, что вы вместе, а вечером у вас какие-то дела!
После этого послышалось, как она резко бросила трубку.
Как потом рассказывала Ли Янь, Юй Вэньцзюань жаловалась, что этот разговор с Фэй Мо окончательно вывел ее из себя. Так что если Янь Шоуи бессовестно врал, его определенно ждал скандал. Два часа она провисела на телефоне, изо всех сил пытаясь дозвониться до Янь Шоуи, но его аппарат был выключен. Вода в тазике Юй Вэньцзюань уже давно остыла. Она пришла в себя, почувствовав, что дрожит от холода. Тогда она вытащила из воды мокрые ноги и как была, босая, стала беспорядочно, словно безголовая муха, метаться по комнате. Поменяв направление, она заметила, что оставляет на полу следы. Высыхая, эти мокрые отпечатки на глазах меняли форму, создавая ощущение, что пол покрыт осколками. Глядя на эти хрупкие осколки, Юй Вэньцзюань заплакала.

8
Пока Юй Вэньцзюань плакала, Янь Шоуи успел доставить У Юэ в общежитие и теперь спешил на своей машине домой. Уже потом Фэй Мо рассказал Янь Шоуи, что набирал его раз десять, а то и больше, чтобы предупредить о неприятности, а заодно и о необходимости придумать какое-нибудь надежное алиби, но его телефон был выключен. Фэй Мо продолжал выгуливать собачку, опасаясь идти домой, поскольку Ли Янь могла обо всем догадаться и еще больше осложнить дело. Поэтому собачке пришлось гулять вместе с ним два часа. Под конец разозлившийся хозяин еще и пнул ее в бок, обозвав тупицей!
Однако сам Янь Шоуи в этот момент думал вовсе не о телефоне, а о том, как выветрить запах духов. Резвясь за городом под лай собак, он его не замечал, но когда У Юэ покинула машину, он вдруг почувствовал, что и салон, и сам он насквозь пропахли У Юэ и ее духами. Его беспокоило, что Юй Вэньцзюань учует этот запах или уже сегодня, когда он вернется домой, или завтра, когда сядет к нему в машину. И тогда мчавшийся по трассе Янь Шоуи, имея ввиду У Юэ, выкрикнул: «Тупица!»
После этого он нажал на кнопки, опустив разом все четыре окна в машине, чтобы проветрить салон, а заодно и себя. Несмотря на то, что дело уже близилось к весне, ночной ветер дул нещадно. Янь Шоуи замерз так, что у него начали стучать зубы. Но что поделать, он продолжал ехать, накинув куртку и натянув на голову капюшон, в то время как мимо пролетали наглухо закрытые машины. В одной из них Янь Шоуи заметил одну парочку, которая хихикала над его видом. Они что-то говорили друг другу. По губам девушки Янь Шоуи прочел:
– Псих!
На что ее парень, кажется, ответил:
– Придурок!
Потом эти оба вроде как узнали Янь Шоуи и стали тыкать в него пальцем, после чего их машина рванула вперед. Вконец разъяренный Янь Шоуи включил мобильник и набрал номер У Юэ:
– Слушай ты, дура! Моя машина, я сам – все пропахло твоими духами, ты совсем решила меня прикончить?
– Хочешь, езжай ко мне. Мамы уже нет, она уехала к тетке.
– Мне пришлось все окна открыть. Тут такой ветрюга, помру сейчас от холода.
У Юэ только дико захохотала:
– А ты сделай кружочек вокруг Пекина, доедешь до Тяньцзиня, и запаха как не бывало.
– Ах ты шлюха, давай уже, выходи замуж, чтоб ты мне никогда больше не встречалась!
У Юэ снова засмеялась. Янь Шоуи повесил трубку, а сам для верности и впрямь покатался с полчаса по Третьему кольцу. Боясь, что ему может позвонить Юй Вэньцзюань и поторопить домой, Янь Шоуи после разговора с У Юэ снова отключил телефон. Дождавшись, когда запах почти выветрился, Янь Шоуи наконец подкатил к дому. Прежде чем выйти из машины, он вдруг словно что-то вспомнил, быстро включил телефон, просмотрел входящие и исходящие звонки за день и стер все с именем У Юэ. После этого он хотел было снова выключить телефон, но, подумав, решил, что будет выглядеть честнее, если телефон оставит включенным. Он никак не ожидал, что этим своим поступком только усугубит свое и без того бедственное положение.
Переступив порог дома, Янь Шоуи сначала не заметил ничего необычного. Везде горел свет, в спальне работал телевизор, все было как всегда. Янь Шоуи украдкой понюхал рукав – запах практически не чувствовался, и он, успокоившись, стал переобуваться. Откуда ему было знать, что Юй Вэньцзюань просто приготовила для него ловушку? Когда он зашел в гостиную, из спальни вышла босая Юй Вэньцзюань и, улыбаясь, спросила:
– Вернулся? Как прошло совещание?
– О, целый вечер с Фэй Мо проругались. Вроде хороший он человек, но жуткий зануда, – складно подхватил Янь Шоуи.
– Устал? – нежно продолжала Юй Вэньцзюань.
– Пойду приму душ.
И тут Юй Вэньцзюань подошла к Янь Шоуи, обняла его и стала ласково покрывать поцелуями его лицо, шею и губы. Это тоже никак не насторожило Янь Шоуи, ведь каждый вечер Юй Вэньцзюань встречала его именно так. Если они не лежали, она любила его целовать, а если лежали, то обнимать. Раньше она вела себя так, чтобы забеременеть, откуда ему было знать, что сегодня это у нее такая разведка боем? Но, как говорится, на воре и шапка горит. Янь Шоуи боялся, что от него все еще может пахнуть духами У Юэ, в то же время, ради сохранения тайны, он не мог взять и оттолкнуть от себя Юй Вэньцзюань. Сообразив, что делать, он сделал вид, как будто что-то вспомнил:
– Ой, как его, мне ведь надо найти!
Попутно он отстранил от себя Юй Вэньцзюань и помчался к журнальному столику в гостиной, где стал рыться в стопках газет и журналов. Юй Вэньцзюань последовала за ним. Оперевшись о косяк двери спальной комнаты, она посмотрела на Янь Шоуи:
– Что ищешь?
Продолжая копаться, Янь Шоуи продолжал морочить ей голову:
– Да этот, как его? Сиди-диск. Сяо Ма уже давно просила принести его, а я все забывал.
И тут Юй Вэньцзюань нарочито медленно сказала:
– Шоуи, на твоих губах какой-то странный запах.
В мозгу Янь Шоуи словно что-то вжикнуло. Он поднял голову на Юй Вэньцзюань и увидел, как ее ласковое лицо постепенно принимает серьезное выражение. Только теперь Янь Шоуи понял, что пришел час расплаты. Однако он пока еще не знал, насколько серьезно он вляпался, как и то, какие ответные меры ему следует принять. Нависнув над журнальным столиком, он развел руками и несколько заикаясь, спросил:
– А что за запах?
В этот момент Янь Шоуи готов был дать себе хорошую оплеуху за то, что, возвращаясь домой с опущенными стеклами, вспомнил только про машину и одежду элементарно позабыв прополоскать рот. Ведь еще тогда, в роще на берегу, когда он посасывал мочки ушей У Юэ, он ощутил горький привкус. Наверняка на его губах остался запах духов, которыми пользовалась У Юэ, его-то и учуяла Юй Вэньцзюань. Янь Шоуи попробовал придумать оправдание типа того, что за ужином ел горькую тыкву или что недавно сосал пастилку от кашля, но все-таки это не подходило к запаху духов. И тут зазвонил его недавно включенный мобильник. Звонок среди ночи казался более чем странным. Янь Шоуи испугался, что звонит У Юэ, которая могла подумать, что он до сих пор нарезает круги по городу. Скрывая свое напряжение, Янь Шоуи вынул из кармана телефон и, даже не глядя на экран, стал выказывать раздражение:
– Кто это так поздно? Да хоть кто, не буду брать и все.
Только он хотел нажать отбой, как Юй Вэньцзюань невозмутимо протянула к его телефону руку:
– Давай я отвечу.
Этим самым она тут же загнала Янь Шоуи в тупик. Теперь он не мог ни выключить телефон, ни принять звонок, поэтому мобильник оголтело продолжал звонить. Глядя на протянутую к нему руку Юй Вэньцзюань, Янь Шоуи сначала инстинктивно отвел телефон назад, но потом все-таки передал его. Перед тем как отдать трубку он успел разглядеть, кто звонил. Это была не У Юэ, а Фэй Мо. Янь Шоуи с облегчением выдохнул. Однако в ту же секунду он сообразил, что звонок от Фэй Мо в столь поздний час может оказаться фатальнее, чем звонок от У Юэ. Поскольку Юй Вэньцзюань, приложив трубку к уху, молчала, оттуда тотчас понеслась взволнованная речь Фэй Мо:
– Ага, все-таки включил свой мобильник. Ты все еще развлекаешься? Хотел предупредить, что два часа назад мне звонила Юй Вэньцзюань, она разыскивала тебя!
Все, что говорил Фэй Мо, долетало и до ушей Янь Шоуи. Юй Вэньцзюань не удостоила Фэй Мо никаким ответом, а просто отсоединилась. Немигающим взглядом она уставилась на Янь Шоуи:
– Ты ведь говорил, что вечером будешь вместе с Фэй Мо?
Янь Шоуи понял, что ему пришел конец. Однако он все еще старался хоть как-то спасти положение. С расстроенным, полным покаяния видом он изрек:
– Я сегодня был неправ. Этот вечер я провел не с Фэй Мо. Меня зазвал на ужин один спонсор, после чего мы отправились в сауну. Ну а там… девицы, массаж. Я же понимаю, что это плохо, поэтому и не решился тебе рассказать.
Вообще-то все могло бы на этом и закончиться. Разумеется, Юй Вэньцзюань не была бы в восторге от того, что какие-то девицы делали ему массаж и, скорее всего, даже устроила бы скандал. Но этот скандал не вылился бы во что-то серьезное. Обычно Юй Вэньцзюань не допускала серьезных конфликтов, она просто целую неделю игнорировала мужа и не подпускала к себе. Поэтому раньше во время своих загулов Янь Шоуи пользовался именно этой отговоркой. В любом случае после недели молчания их отношения с Юй Вэньцзюань постепенно налаживались. Но тут, ни раньше ни позже, пропиликал его мобильник, извещая об эсэмэске. Юй Вэньцзюань открыла сообщение, оно было от У Юэ. Ее послание демонстрировало верх заботы: «На улице холодно, возвращайся домой. Помни про засосы, так что ночью не раздевайся».
Дочитав сообщение, Юй Вэньцзюань поднесла экран телефона прямо к лицу Янь Шоуи. Прочитав написанное, тот снова почувствовал, как в его мозгу что-то вжикнуло. Он понял, что теперь-то все точно кончено.
– Ну что, Шоуи, будешь раздеваться?
Янь Шоуи застыл в замешательстве, не смея ни раздеться, ни ослушаться.
– Раздевайся, я хочу посмотреть, – повторила Юй Вэньцзюань.
Янь Шоуи было некуда деваться. Он хотел найти какой-нибудь предлог, чтобы не раздеваться, но не мог. Признав, что все козыри в руках Юй Вэньцзюань, он какое-то время помедлил, а потом стал раздеваться. Оставшись в одной майке, он снова замер. Но понимая, что Юй Вэньцзюань молча ждет от него этого последнего шага, он наконец снял и майку, обнажив целиком свой торс.
Янь Шоуи покрылся мурашками.
Внимательно изучив кожу на груди Янь Шоуи, Юй Вэньцзюань тихо произнесла:
– Развернись.
В голове Янь Шоуи сейчас царила полная пустота, прямо как семь лет назад, когда он только-только начал пробовать себя в качестве ведущего ток-шоу «Хочешь? Говори!». Отупело он повернулся к ней спиной. При ярком свете лампы на его лопатке отчетливо выделялись следы зубов.
Когда Янь Шоуи снова повернулся лицом к Юй Вэньцзюань, он увидел, как из ее глаз медленно полились слезы. Янь Шоуи хотел что-то сказать, но в носу у него засвербело и, звучно прыснув, он чихнул. Он совсем замерз стоять в таком виде.
Юй Вэньцзюань стала сама одевать Янь Шоуи, а после обняла его, сначала за плечи, потом за голову, прямо как тогда, в больнице. Все еще продолжая плакать, Юй Вэньцзюань медленно произнесла:
– Шоуи, то, что я попросила тебя раздеться, равносильно тому, что меня саму прилюдно раздели.
С этими словами она оттолкнула Янь Шоуи и вдруг, дав волю чувствам, застрочила, словно из пулемета:
– Янь Шоуи, я тут подсчитала, что живу с тобой уже десять лет и три месяца. Я вышла за тебя в двадцать шесть, сейчас мне уже тридцать шесть. За эти десять лет я ни разу тебе не изменила, и от тебя я такого тоже не ожидала. Я не знаю и знать не хочу, кто такая У Юэ. И злюсь я не из-за того, что ты мне изменил, а из-за того, что ты скрыл от меня свою измену, тем самым выставив меня полной идиоткой, понимаешь ты это? А твое нежелание разговаривать со мной все эти годы, оказывается, объясняется тем, что у тебя всегда было с кем поговорить. Мог бы просто предупредить, что тебе со мной неинтересно. Я же не думала, что все это время у тебя были другие собеседницы. Меня особо не волнует, что ты трахал других девиц, но понимаешь ли ты, что, откровенничая с ними, ты отымел меня по полной программе? Как представлю, что ты проводил время с другими, а после этого придумывал для меня какие-то отговорки, так словно ножом по сердцу…
Привыкнув, что в обычной жизни Юй Вэньцзюань говорила всегда неспешно, предваряя слова улыбкой, Янь Шоуи не на шутку испугался такой перемены. Он открыл было рот, чтобы хоть в чем-то оправдаться, но в итоге лишь обронил:
– Этого не было.
Неизвестно, что именно он имел в виду. То ли что у него вообще не было этой третьей любовницы, то ли что с ней он никогда не обсуждал Юй Вэньцзюань. Между тем Юй Вэньцзюань взяла себя в руки, пристально посмотрела на Янь Шоуи и четко заявила:
– Шоуи, ты меня потерял.
Сказала и улыбнулась.

9
Вот так, из-за какой-то случайной оплошности, Янь Шоуи развелся. Еще утром, когда он уходил на работу, стояла тишь да гладь, а вечером в их доме разорвалась бомба.
Янь Шоуи считал, что они с Юй Вэньцзюань всегда будут вместе, он не помышлял о разводе и собирался провести с ней всю жизнь. Он никак не думал, что однажды Юй Вэньцзюань сама предложит ему развод, да еще и в такой ультимативной форме.
– Подумай еще, это слишком легкомысленно, – попросил Янь Шоуи. – Да и не было у меня нескольких раз, – добавил он в свое оправдание.
Он, естественно, не оговаривал, касались ли эти несколько раз встреч с У Юэ или же он имел в виду другие интрижки за спиной Юй Вэньцзюань.
– Что ж, можешь теперь все валить на меня, мол, оказалась не в силах вынести этот удар. А что касается количества раз, так ты убил меня уже одним. Так что разводимся мы не из-за тебя, а из-за того, что я померла, ясно?
Янь Шоуи застыл на месте, совершенно не узнавая Юй Вэньцзюань. Десять лет они прожили вместе, а он, оказывается, и не знал ее.
Юй Вэньцзюань страдала от бесплодия. Когда бывшие супруги вышли за порог уличного комитета, где они оформили свой развод, Янь Шоуи, глядя как подрагивает удаляющийся силуэт Юй Вэньцзюань, хотел было броситься вдогонку, чтобы сказать что-нибудь, но так и не придумал подходящих слов.

10
Прошло три месяца.
За это время Янь Шоуи много раз пытался дозвониться до Юй Вэньцзюань. Но она, видя на экранчике номер Янь Шоуи, тотчас сбрасывала звонки.
Поэтому ее голоса он больше не слышал.

11
Теперь, когда появились скоростные поезда, время пути от Пекина до Чанчжи, которое прежде составляло двадцать с лишним часом, сократилось в два раза. Пришло лето. Когда поезд подъезжал к провинции Хэбэй, за окнами стали попадаться крестьяне, убиравшие на полях пшеницу. Вот на мопеде показалась молоденькая женщина в пестром платке, от обочины она направилась прямо к работающему в поле мужчине. Сняв с багажника картонную коробку, она вытащила из нее котелок: привезла обед мужу. Посудина исходила паром, жаль, из-за расстояния нельзя было учуять запах. Но зато порывы ветра, едва шевельнув колосья, доносили аромат пшеницы с обширных полей. И сердце Янь Шоуи встрепенулось, он снова вспомнил Юй Вэньцзюань. Пока они жили вместе, им вроде как и не о чем было поговорить, а вот спустя полгода после развода у Янь Шоуи столько всего накопилось. Уловив запах пшеницы, он вспомнил, как в 1999 году, когда он находился в беспамятстве, Юй Вэньцзюань обнимала его в больнице за голову, и от нее пахло точно так же.
Три дня назад Янь Шоуи позвонил его двоюродный брат Хэй Чжуаньтоу. Он сообщил, что у них три дня подряд шел дождь. Всю весну стояла сушь, а теперь все склоны насквозь пропитались водой. Стену вокруг бабушкиного дома так сильно размыло, что она наполовину рухнула, поэтому брат просил совета у Янь Шоуи, как со всем этим быть.
– Что тут думать, – ответил Янь Шоуи, – надо все снести и поставить новую стену.
– Я тоже так предложил, да только бабушка не соглашается, – сказал Хэй Чжуаньтоу.
– Если дело в деньгах, так я сегодня же вышлю.
– Вот что я скажу тебе: с деньгами это никак не связано.
Как раз в эти дни на телестудии отсняли сразу несколько передач ток-шоу «Хочешь? Говори!», благодаря чему у Янь Шоуи образовалось свободное время. Он взял отгул и поехал в родную провинцию Шаньси, чтобы, во-первых, починить стену, а во-вторых, проведать бабушку. Они не виделись уже больше полугода. Мать Янь Шоуи умерла совсем молодой, отец отличался суровым нравом, говорить практически не говорил, так что все заботы о Янь Шоуи, включая стирку его грязных штанишек, взяла на себя его бабушка. Помнится, когда Янь Шоуи было восемь лет, вместе с Лу Гоцином, Цзян Чангэнем, Ду Техуанем и другими мальчишками он решил забраться на тополь, чтобы разорить воронье гнездо. Гнездо находилось на самой верхушке, остальные мальчишки на полпути слезли, а Янь Шоуи вздумалось отличиться, и он полез на самый верх. Но едва он уже дотянулся до гнезда, ветка под ним с треском обломилась, и Янь Шоуи полетел на землю и сломал ногу. Лу Гоцин с ребятами в испуге побежали за отцом Янь Шоуи. Тот с мотыгой наперевес прибежал с горы и, глянув на ногу Янь Шоуи, отвесил ему размашистую оплеуху и выругался матом.
В итоге именно бабушке пришлось сто с лишним ли нести внука на спине по горным тропам, пока они не добрались до врача в уезде Хунтун, который лечил любые травмы традиционными методами. Бабушка отдала пятнадцать юаней, чтобы Янь Шоуи вправили кость и наложили специальную повязку. Поврежденная нога нещадно болела. На обратном пути у них уже закончились прихваченные с собой лепешки, и бабушка с Янь Шоуи на спине пошла в какую-то придорожную деревню просить подаяние:
– Братцы, посмотрите на ножку мальчика, поделитесь пампушечкой, дайте дитю покушать.
В тот год его бабушке было уже шестьдесят два года.
Вместе с Янь Шоуи на его родину в Шаньси отправился и Фэй Мо. В этом семестре он не читал никаких лекций, а лишь курировал будущих докторантов. А это, считай, что просто кого-то пасешь, хочешь следи, а хочешь – нет. Супруга Фэй Мо, Ли Янь, которая работала в туристической компании, отправилась с группой в Сингапур, Малайзию и Таиланд. Фэй Мо остался дома один, поэтому Янь Шоуи пригласил его съездить в Шаньси вместе с ним. Сначала Фэй Мо стал отмахиваться:
– И что я буду делать в этой дыре?
– Помнишь, когда мы делали ток-шоу про телефонные звонки, ты сказал, что хотел бы увидеть Люй Гуйхуа? Чем тебе не возможность?
Но Фэй Мо упорствовал:
– Говорить-то говорил, но если Люй Гуйхуа уже в ту пору было тридцать с лишним, то сколько ей сейчас? Пятьдесят с лишним? Наверняка расплылась как бочка. Это она тогда была «та еще штучка», но не теперь.
Янь Шоуи не стал настаивать. Но вчера вечером, когда Янь Шоуи вел свою машину по Четвертому кольцу ему позвонил Фэй Мо:
– Давай, едь и мне за билетом, завтра я тоже отправляюсь в Шаньси.
– Когда зовут, отказываешься, а сейчас вот сам напрашиваешься. Теперь не жди сердечного приема шаньсийского народа.
– А мне никто особо и не нужен. Вот ты мне про бабушку свою много рассказывал, ее бы я навестил.
Янь Шоуи очень этому обрадовался, оценив дружеские чувства Фэй Мо. К тому же теперь ему не приходилось скучать в дороге.
Вместе с Янь Шоуи и Фэй Мо в Шаньси поехала еще и Шэнь Сюэ – преподаватель из театрального института. Как-то на лекции по сценической речи у Янь Шоуи произошла с ней стычка из-за мобильника. После этого Янь Шоуи написал на доске объяснительную, и конфликт уладился. На первый взгляд эта преподавательница казалась занудой, причем ужасной. На каких-то краткосрочных курсах она на первом же занятии устроила перекличку, а на втором еще и попросила выбрать старосту группы. Из-за того что Янь Шоуи успел отличиться, коллеги решили устроить ему подставу и все, как один, предложили в старосты именно его. После занятия Шэнь Сюэ оставила Янь Шоуи поговорить. Разговор сводился к обычным в университете просьбам преподавателя проявлять внимание к дисциплине, исключать вредоносные идеи среди студентов. Для Янь Шоуи это было слишком, и у него тут же вырвалось:
– Учитель Шэнь, в нашей группе все студенты постарше вас будут, это люди с уже сложившимся мировоззрением. Они сами себе хозяева по любым вопросам. Зачем нам самим себе проблемы создавать?
Шэнь Сюэ поглядела на него в упор, готовая снова разозлиться. Янь Шоуи в знак послушания быстро поднял вверх обе руки:
– Если нам нужно что-то обсудить, то давайте сделаем это в другом месте.
Шэнь Сюэ остолбенела:
– В каком еще другом месте?
– Меня пригласили на ужин в шесть вечера, составьте мне компанию.
Шэнь Сюэ вытаращила глаза и, глядя за окно, сказала:
– Отдать телевидение в такие руки! Да наш народ просто ослеп.
Вслед за этим она искоса посмотрела на Янь Шоуи, а потом зашлась в приступе смеха. Она, казалось, совсем потеряла голову и хохотала, как девчонка. То, что она открыла свой истинный облик, очень тронуло Янь Шоуи. Он только что развелся с Юй Вэньцзюань, а потому уехал из дома и снял квартиру в другом месте. По вечерам, избегая одиночества в незнакомых стенах, Янь Шоуи то и дело старался принять приглашение на ужин. В тот день Шэнь Сюэ в самом деле отправилась в ресторан вместе с Янь Шоуи. А тот, снедаемый тоской, на банкете несколько перебрал. Уже сев за руль, он сначала решил подбросить до театрального института Шэнь Сюэ. По дороге их остановил полицейский. Янь Шоуи нетвердой походкой вышел из машины. Полицейский насторожился, но, признав в водителе Янь Шоуи, тотчас улыбнулся:
– Это вы, Лао Янь! Где это вы так поддали?
Оказавшись на ветерке, Янь Шоуи взбодрился. Хмельными глазами он уставился в сторону Шэнь Сюэ:
– Это все с ней.
Полицейский взглянул на Шэнь Сюэ и вместо Янь Шоуи обрушил свой гнев на нее:
– Вы его супруга? Ведь знаете, в каком он состоянии, и еще позволяете садиться за руль!
То был пожилой полицейский, лет, наверное, под пятьдесят. У него уже и виски-то побелели, а он торчал тут ночью на ветру. Янь Шоуи, будучи под хмельком, даже проникся к нему жалостью: «Ему, наверное, так плохо, – думал он, – сколько он всего пережил!» Его облик вдруг чем-то напомнил ему Ню Саньцзиня, того самого, который тридцать с лишним лет назад отправился на Третий рудник в Чанчжи. Тогда Янь Шоуи по-дружески потянулся к нему, указывая на Шэнь Сюэ:
– Брат, она тут ни при чем, это все я. Терпеть не могу водку, пить ее не могу, а не пить еще больше не могу!
К удивлению Янь Шоуи, полицейского такой ответ не устроил. Освободившись от объятий, тот уставился на него и зарычал:
– При чем здесь твое «не могу»? Я должен доставить тебя в участок!
В тот вечер у Янь Шоуи отобрали машину, так что ему пришлось вместе с Шэнь Сюэ возвращаться на такси. Когда они высадились у театрального института, Янь Шоуи, спотыкаясь и засыпая на ходу, побрел, не зная куда. Поэтому Шэнь Сюэ ничего не оставалось, как приволочь его к себе в общежитие и устроить спать на диване. Как потом рассказывала Шэнь Сюэ, когда они поднимались в ее комнату, Янь Шоуи, то ли в шутку, то ли всерьез, все норовил поцеловать ее, за что получил пощечину. Сам он ничего этого не помнил, кроме того, что на следующее утро у него раскалывалась голова. То, что он остался на ночь у Шэнь Сюэ, его не удивило, удивило другое:
– Вчера вечером ты ведь знала, что я пьян, и тем не менее села со мной в машину. Неужели не побоялась, ведь рисковала?
Шэнь Сюэ, глядя в потолок, на это ответила:
– Ну рисковала, так рисковала.
И это снова тронуло Янь Шоуи. Теперь раза два в неделю они ужинали вместе. Что касается курсов по сценической речи, то остальные слушатели, узнав о любовных свиданиях Янь Шоуи и Шэнь Сюэ, пребывали в полном восторге. Поскольку Янь Шоуи подцепил Шэнь Сюэ, все лекции у них проходили гладко, никаких перекличек больше не устраивалось, дисциплина и свободомыслие не обсуждались. Спустя два месяца курсы завершились, и экзамен все сдали на «отлично». Народ радовался, обнимался и фотографировался с Шэнь Сюэ на память.
После окончания курсов Янь Шоуи стал ужинать с Шэнь Сюэ каждый день. Хотя ночи они проводили отдельно, любовные объятия уже стали привычной частью их отношений. Со временем Янь Шоуи изменил свое первое впечатление о Шэнь Сюэ. Раньше ему казалось, что она точно такая же, как Юй Вэньцзюань или дикторши новостей – красивая, и только. Сейчас же он нашел в ней забавную собеседницу. Не то чтобы она разбиралась в житейских делах, просто если начинала о чем-нибудь рассуждать, ее глупость вызывала веселый смех. Если, к примеру, взять героинь из того же «Сна в красном тереме», то ее можно было бы приравнять к «Дурочке»28. Но кое-что ее все-таки от этого персонажа отличало. Непробиваемые дураки все-таки удручают, а безобидные недотепы пленяют каким-то очарованием. Неожиданно для себя Янь Шоуи открыл, что в ее пустой, на первый взгляд, болтовне есть что-то интересное, похожее на солнечный луч среди хмурого дня. То же самое отличало Шэнь Сюэ от Юй Вэньцзюань и от У Юэ. Янь Шоуи, которому из-за У Юэ пришлось развестись с Юй Вэньцзюань, считал этот развод глупой ошибкой, он никогда не воспринимал серьезно свои похождения на стороне. Он лишь утолял жажду и разряжался, не думая, что дело может принять такой оборот, и он по уши окажется в дерьме. Бракоразводный процесс вконец истерзал его сердце, поэтому сейчас ему захотелось подставить его солнцу. Прежде чем отправиться на родину в Шаньси, Янь Шоуи позвонил Шэнь Сюэ, чтобы предупредить, а заодно, вроде как в шутку, пригласил и ее:
– Поехали со мной, с бабушкой познакомишься.
Несмотря на то, что сказано это было в шутку, Шэнь Сюэ вдруг согласилась:
– Замечательно, с удовольствием познакомлюсь со всеми твоими родственниками.
Так они и приехали в Шаньси все вместе.
Янь Шоуи знал, что до него Шэнь Сюэ встречалась с одним парнем, который тоже преподавал в театральном институте, но спустя два года они расстались. Коллега Шэнь Сюэ, Сяо Су, как-то рассказала, что причиной их разрыва стало то, что парня Шэнь Сюэ тяготила ее непосредственность, ее глупые рассуждения, другими словами, он считал ее недалекой. Янь Шоуи это развеселило. Оказывается, то, что другой воспринимал как минус, сам он посчитал за плюс. А еще он подумал, что Поднебесная слишком большая, чтобы переживать, до чего может довести глупость одной преподавательницы.
Янь Шоуи, Фэй Мо и Шэнь Сюэ выкупили для себя целое купе. Поезд ехал с остановками, за окном все время мелькали какие-то пейзажи, друзья постоянно о чем-то болтали, и на душе у всех было хорошо. Фэй Мо, похоже, тоже нравилась Шэнь Сюэ, поэтому говорил он больше обычного. Обмахиваясь складным веером, он не закрывал рот от самого Пекина и до Шицзячжуана29. И про каждый округ или уезд, которые встречались по пути, у него находилась своя история из классики. Заканчивая рассказ о том, что видел в окне, он переходил на какую-нибудь жизненную тему, в свою очередь жизненная тема неожиданно гладко переходила в разговор о телепередачах. Он сравнил подготовку передач с такими вот путешествиями на поезде. Пока сам ты сидишь, картинки за окном постоянно меняются, и тебе не скучно. Когда же приходится долго стоять на какой-то станции, это надоедает. Но что касается Янь Шоуи, то раскинувшиеся вдали пшеничные поля направили его мысли в другое русло – он стал думать о Юй Вэньцзюань, не вникая в рассуждения Фэй Мо. Смутно до него дошло, что постепенно разговор зашел о местах, куда они направлялись, вспомнили про шаньсийцев и стали насмехаться над их мелочностью, любовью к уксусу30 и узколобостью. Тут Шэнь Сюэ сняла носки, подогнула ноги к Янь Шоуи и рассказала один анекдот про шаньсийцев: «Один мальчик-шаньсиец был до того хилым, что вечно ему доставалось от других, поэтому он стал каждый день отжиматься дома. Вот отец его и спрашивает: „Сынок, зачем тебе это?“ Тот и отвечает: „По телевизору говорят, что так можно натренировать большие мышцы на груди“. А отец дал ему за это подзатыльник и сказал: „Зря стараешься, сестру все равно не переплюнешь!“».
Фэй Mo только прыснул. Янь Шоуи, выслушав анекдот, пихнул Шэнь Сюэ и хотел было что-то сказать, но у него зазвонил телефон. Он взглянул на экранчик, на нем высветилось имя У Юэ. Это из-за нее Янь Шоуи развелся с Юй Вэньцзюань. У Юэ, которая должна была вскорости выйти замуж, замуж не вышла. Но не из-за того, что Янь Шоуи развелся, а из-за того, что ее парень вдруг без всяких объяснений оставил ее и уехал в Америку. Казалось, оба теперь были свободны и могли бы сойтись и жить счастливо, однако Янь Шоуи после развода не хотел связывать свою жизнь с У Юэ. Но не хотел он этого делать вовсе не из-за Шэнь Сюэ, просто теперь он стал несколько по-другому смотреть на У Юэ. Что правда, то правда – с ней можно было утолить жажду и разрядиться по полной программе, но связывать с ней жизнь Янь Шоуи как-то опасался. Его не то чтобы пугало грязное прошлое У Юэ, он был не из тех, кто, укушенный змеей, будет всю жизнь бояться веревки. Однако его смущала перспектива их совместной жизни после свадьбы, ведь если супруги каждую ночь будут крыть друг друга матом, то вместо насыщения наступит пресыщение вплоть до отравления. Это все равно что деликатесы типа морских ушек или акульих плавников перевести в разряд ежедневных блюд. Никакого удовольствия такая пища приносить не будет, и ты снова начнешь мечтать о нормальной домашней еде и кукурузной каше. Кстати, это было одной из причин, по которой Янь Шоуи стал встречаться с Шэнь Сюэ. Янь Шоуи наконец осознал, что сам он тоже относится к категории самых обычных людей, и что всякие диковинные вещи он готов любить лишь на словах. Однако статус разведенного мужчины требовал от него конкретных действий. И поскольку он не собирался жениться на У Юэ, он стал намеренно от нее отдаляться. Тем более он как раз начал встречаться с Шэнь Сюэ и, соответственно, не хотел, чтобы она что-то заподозрила. Шэнь Сюэ знала, что Янь Шоуи развелся с Юй Вэньцзюань из-за У Юэ, она лишь не знала, насколько далеко зашел Янь Шоуи в своих отношениях с У Юэ. Со слов Янь Шоуи выходило, что встречались они лишь один раз. Имея на Шэнь Сюэ свои виды, Янь Шоуи решил, что чем меньше посвящать эту светлую девушку в свои грязные делишки, тем лучше. Наплети он такое кому-нибудь другому, никто бы не поверил, а вот Шэнь Сюэ поверила, еще и Юй Вэньцзюань обвинила в мелочности, и в этом тоже был ее плюс. Однако отделаться от У Юэ было не так-то просто. После Лушаня она сама охладела к Янь Шоуи, а теперь, когда то же самое хотел проделать Янь Шоуи, это оказалось не так-то легко. У Юэ напоминала устрицу: пока ты держал ее в руках, она не возражала, но едва ты захотел от нее освободиться, она тотчас тебя кусала. Сама У Юэ не строила никаких планов насчет своего замужества с Янь Шоуи. Просто, после расставания с парнем, ей требовалось утолить свою жажду и получить эмоциональную разрядку. Как однажды она сказала: «Если ты голоден, то ешь, а если хочешь пить, то пьешь». Ей хотелось лишь поддерживать связь с Янь Шоуи, не более того. Но именно это Янь Шоуи и начало напрягать, он боялся еще глубже завязнуть в этом дерьме. Поэтому, увидев на телефоне имя «У Юэ», а также понимая, что рядом сидит Шэнь Сюэ, он сначала решил не отвечать. Однако именно из-за того, что Шэнь Сюэ сидела рядом, он не мог не взять трубку, иначе тотчас оказался бы под подозрением. Помедлив какое-то время, он все-таки ответил. На другом конце послышался раздраженный голос У Юэ:
– Что за дела, Янь Шоуи? Почему не звонишь? Чего прячешься, никто тебя теперь не съест…
Янь Шоуи, испугавшись, что она вот-вот перейдет на личности, вдруг придумал блестящий выход из положения и притворился, что ничего не слышит:
– Эй… говорите громче, не слышно!.. Громче!.. Вы меня слышите?.. Здесь плохой сигнал… я сейчас в поезде, еду в родные края!.. Алло…
У Юэ отсоединилась. Тут Фэй Мо, тыча веером в Янь Шоуи, заметил:
– Хорошо сыграно. Даже я все услышал, а ты – нет.
Янь Шоуи, убирая мобильник, стыдливо засмеялся:
– Это называется «лекарство дурака от ста бед».
– Если нутром чист, то и болезни не страшны.
Янь Шоуи мельком взглянул на Шэнь Сюэ, предупреждающе сказав Фэй Мо:
– Фэй Лао, будь человеком.
Шэнь Сюэ не поняла, о чем это они. Она пихнула Янь Шоуи своей голой пяткой и поинтересовалась:
– Слушай, Янь Шоуи, вот приедем мы к тебе, увидим твою бабушку, как ты меня тогда представишь?
– Скажу, что ты моя преподавательница. Ты и Фэй Мо – мои учителя.
Шэнь Сюэ такой ответ явно не понравился, она вытаращила на него глазенки, потом резко перескочила на другую полку, взяла за руку Фэй Мо и затрясла ее:
– Фэй Лао, я все-таки из порядочной семьи и не могу находиться в таком подвешенном состоянии. Если так, то я скажу, что я – твоя девушка.
Фэй Мо, которого все это время теребила Шэнь Сюэ, погладил ее по голове и сказал:
– Замечательно, как приятно это слышать, но только если это станет правдой, мне несдобровать.

12
Приехав в родную деревню, Янь Шоуи узнал печальную весть. Умер Ду Техуань, тот самый, с которым он в детстве воровал арбузы и разорял вороньи гнезда. Со дня его смерти прошел всего месяц. Когда в прошлый раз Янь Шоуи приезжал на Новый год, Ду Техуань еще был жив, они вместе выпивали, а вот сейчас его уже нет. Когда-то худой, словно мартышка, Ду Техуань, войдя в зрелый возраст, раздобрел. И так-то небольшого росточка, он округлился, и, если смотреть на него издали, казалось, что по земле катится мяч. Голос у него был громкий, из-за какой-то ерунды он мог разойтись не на шутку. Месяц назад он отправился на тракторе в поселок продавать зерно. Народу на заготовочном пункте было много, а поскольку он в тот день планировал еще купить поросенка, то решил влезть без очереди. Ему преградили путь, а он на своем тракторе полез напролом. Стараясь не врезаться в ослиную повозку, он нечаянно протаранил ворота. Вскрикнув, он повалился на руль и тут же потерял сознание. Когда его доставили в поселковую больницу, он пришел в себя. Потирая ушибленную грудь, успел сказать жене:
– Ничего страшного. – А через минуту добавил: – Тошнит, блевать хочется.
А еще через полчаса умер. Из-за разрыва селезенки он потерял много крови. Дослушав рассказ Хэй Чжуаньтоу, Янь Шоуи сидел сам не свой. Фэй Мо и Шэнь Сюэ не были знакомы с Ду Техуанем, но тут даже Фэй Мо вздохнул:
– Человеческая жизнь непредсказуема.
– Как подумаешь об этом, так руки и опускаются, – вторила Шэнь Сюэ.
Но остальные приятели были живы-здоровы. Лу Гоцин все так же занимался своим рестораном в поселке. Честный Цзян Чангэнь трудился на родных угодьях. Он рано женился, его старшая дочь уже успела выйти замуж и в прошлом месяце родила, так что он стал дедушкой. Узнав о приезде Янь Шоуи, все они пришли к нему поговорить. За разговорами просидели чуть ли не до рассвета. А когда уже разошлись, Янь Шоуи вдруг подумал, что вспоминали-то они в основном только детские годы, а на другие темы разговор как-то не клеился. На ночь Янь Шоуи остался у бабушки. Его друга, Фэй Мо, предложил забрать в свой дом Лу Гоцин:
– У меня есть свободная комната, разве что все одеяла пользованные, через малышей прошли.
Фэй Мо отмахнулся:
– Неужели кто-то каждый день одеяла стирает?
Шэнь Сюэ разместили в доме Хэй Чжуаньтоу в одной комнате с его женой. А сам Хэй Чжуаньтоу пошел к Цзян Чангэню.
На следующее утро Янь Шоуи стал обсуждать с Хэй Чжуаньтоу ремонт стены вокруг бабушкиного дома. Старую стену все равно предстояло разрушить, поэтому Янь Шоуи предложил заодно поменять и ворота. Хэй Чжуаньтоу взглянул на Янь Шоуи, после чего, загибая пальцы, стал озвучивать предстоящие расходы:
– На стену: кирпич, известь, песок; на ворота: доски, кирпич, известь, песок, гвозди, замазка. Итого, если прикинуть, только на материалы уйдет три тыщи шестьсот. Человек восемь-девять рабочих будут трудиться дня три, значит им три раза в день надо поесть – это, считай, шестьсот юаней; да кое-что надо дать на сигареты, выпивку и чай – еще триста юаней. Выходит четыре с половиной тыщи. Я дам две, и ты – две с половиной.
Янь Шоуи вынул из портфеля пять тысяч и положил их на стол:
– Здесь пять тысяч.
Хэй Чжуаньтоу тут же вспыхнул:
– Чего это ты так со мной? А если бабушка узнает? Опять скажет, что я – не то, что ты!
– С меня деньги, с тебя – рабочая сила. А бабушке я просто не буду ни о чем докладывать.
Хэй Чжуаньтоу сгреб деньги, он хотел еще что-то сказать, но вдруг на пузе у него что-то засвиристело, Янь Шоуи даже вздрогнул. Хэй Чжуаньтоу приподнял рубаху. Там, подвешенный к ремешку, болтался черный увесистый чехольчик с мобильником. Янь Шоуи догадался, что это тот самый телефон, который достался ему несколько месяцев назад от Лу Гоцина. Хэй Чжуаньтоу открыл чехольчик, вынул мобильник и, застыв в картинной позе, стал разговаривать. Модель телефона у него была совсем уже старая, из тех, которые с выдвижной антенной. Но Хэй Чжуаньтоу это нисколечко не смущало, закинув ногу на ногу, он громко прокричал в трубку:
– Кто это, твою мать?.. Нет у меня времени… играть не приду, денег нет.
Янь Шоуи, глядя на все это позерство Хэй Чжуаньтоу даже остолбенел. Выждав, он спросил:
– Кто это?
Хэй Чжуаньтоу, запихивая телефон обратно, ответил:
– Ты все равно не знаешь.
– Мне показалось, что это был женский голос.
Хэй Чжуаньтоу, хватаясь за голову, посмотрел во двор и тихо сказал:
– Есть в поселковой бане одна особа с Северо-Востока, искусительница еще та.
– Так ты сам ее не цепляй.
Хэй Чжуаньтоу, хлопнув по мобильнику, вздохнул:
– Пока не было, так и не надо было, а как обрел, так теперь и представить не могу, как раньше жил.
Янь Шоуи не понял, касается это телефона или той особы, но от себя добавил:
– Смотри только, чтобы твоя не узнала.
Хэй Чжуаньтоу снова безразлично похлопал по мобильнику:
– Откуда ей, свинарке, об этом догадаться?
Янь Шоуи был сражен таким ответом.
После обеда во дворе закипела работа. Со всей деревни к ним на помощь собралось больше десяти молодых парней. Хэй Чжуаньтоу руководил процессом, Цзян Чангэнь отвечал за материалы, то есть за кирпич, известь, песок, доски, гвозди. Лу Гоцин вызвал из своего ресторана двух поваров, они сложили во дворе печку и готовили еду. Мясо, овощи, пампушки и всевозможные приправы привезли из поселка. Старая стена строилась еще когда Янь Шоуи был ребенком, да и ворота были тех же времен. Все уже настолько обветшало, что едва несколько человек стукнули по старой кладке палками, стена и ворота с треском рухнули. Бабушка Янь Шоуи росла во времена, когда девочкам бинтовали ножки, поэтому теперь ходила, опираясь на палку. Увидав в своем дворе столпотворение рабочих, развернутую полевую кухню и бурную строительную деятельность, она осталась очень недовольна. Отвернувшись, только и сказала:
– Хотите меня со свету сжить?
Но все знали, что она просто переживает из-за предстоящих трат, а потому не принимали ее слова всерьез. К вечеру старую кладку сравняли с землей, и теперь работники расчищали двор от битого кирпича и черепицы. Бабушка Янь Шоуи восседала в глубоком кресле под финиковой пальмой с каменным выражением лица. Присевший рядом Фэй Мо ее успокаивал:
– Сколько бы это не стоило, Янь Шоуи за все заплатит.
В ответ бабушка пихнула его палкой:
– Да разве он строит, это баловство какое-то!
Вдруг, словно что-то вспомнив, она с улыбкой обратилась к Фэй Мо:
– Наш Шитоу говорит, что это вы для него речи для передач пишете. Он с малых лет такой озорник, теперь меня рядом нет, так уж вы за ним приглядывайте.
– А я давно уже мечтал навестить вас, да Шоуи все не брал меня с собой. Он мне как-то рассказывал, что с детства лишился матери, и что растили его вы. Слышал, что перед тем как отдать его в школу, вам пришлось продать пару браслетов, чтобы заплатить за обучение.
Бабушка засмеялась:
– Зря я это сделала, теперь вот улетел от меня и не вижу его.
– По телевизору можете любоваться.
Бабушка склонила голову набок:
– Да я не понимаю, что он там говорит по телевизору, изменился он совсем.
Тут она с беспокойством посмотрела на Фэй Мо:
– А ты, дитя, выглядишь как-то неважно.
Показывая на середину груди, Фэй Мо сказал:
– Да, бабушка. Ноет у меня здесь иногда.
Шэнь Сюэ крутилась у печки, с удовольствием помогая поварам. Печку соорудили с большим отверстием в центре, внутрь загрузили сырой уголь, а снизу приделали два воздуходува, так что огонь разгорелся что надо. Шэнь Сюэ, надев передник и закатав рукава, резала овощи, строгала мясо – в общем, хлопотала по хозяйству. Она сама вызвалась руководить приготовлением блюд и сделала целый тазик тушеного мяса в соевом соусе. Но когда она уже встала на раздачу, вдруг пролила на землю стоявший на печке бульон. Янь Шоуи подошел к ней и нашумел:
– Твою мать, твоя помощь боком выходит, шла бы чем-то более дельным занялась!
Повара, которых вызвал из поселка Лу Гоцин, были один упитанный, другой тощий. Толстяк преградил дорогу Янь Шоуи и поспешил его успокоить:
– Брат, пусть остается, так хорошо пахнет.
Шэнь Сюэ не без доли самодовольства поддакнула:
– Вот видишь, и повара говорят, что я вкусно готовлю.
Тут откликнулся и худой:
– Мы не о том, что ты готовишь вкусно, а о том, что сама пахнешь вкусно, никакие духи не нужны.
Все дружно засмеялись. Когда все блюда были готовы, Шэнь Сюэ взяла черпак из тыквы и стала наливать в таз для умывания горячую воду. Сначала она позвала Фэй Мо:
– Лао Фэй, за стол.
Потом, вытянув шею, крикнула на шаньсийском наречии всем работникам:
– Пожалуйте умыться, хорячая водица!
Позавчера вечером, когда они втроем вышли из поезда в Чанчжи, на платформе их ждали выстроенные в ряд тазики для умывания, к которым прилагалось еще и свернутое жгутиком полотенце. Перед каждым таким тазиком стояла местная жительница и точно так же, как сейчас Шэнь Сюэ, вытянув шею, зычно зазывала:
– Пожалуйте умыться, хорячая водица!
Умыться стоило пять мао.
Такое произнесенное нараспев приглашение от Шэнь Сюэ все оценили, рассмеялись и, приостановив работу, потянулись мыть руки, чтобы поесть. Бабушка тоже засмеялась. Фэй Мо помог ей встать с кресла. Тут она обвела взглядом свой двор без стены и снова заворчала:
– К чему все это, мне уже девяносто четыре года, сколько жить-то осталось?
Шэнь Сюэ в переднике подбежала к бабушке и, потупившись, сказала:
– Бабушка, по мне, так вам скорее сорок девять.
Все снова дружно засмеялись. А Фэй Мо стукнул Шэнь Сюэ своим складным веером по голове и заметил:
– Никудышная лесть.
После ужина произошел один инцидент. Старший из сыновей Ду Техуаня, который тоже вызвался в помощники, уже вечером решил захватить с собой старые доски для постройки свинарника. По неосторожности он полоснул по лицу торчащим из доски железным штырем, чуть не повредив себе глаз. Ссадина получилась большая и кровавая. Шэнь Сюэ бегом побежала в дом, порылась в своей сумке, нашла лейкопластырь, после чего прижала к себе пострадавшего и стала над ним колдовать. Один лейкопластырь отклеился, пришлось приклеивать новый. Сын Ду Техуаня, который в общем-то и внимания не обратил на свою рану, оказавшись в объятиях Шэнь Сюэ и, видимо, учуяв ее запах, так разволновался, что едва переводил дух. Янь Шоуи, заметив, что бедолага покрылся потом, вспомнил картинку из своего детства, когда он в кровь исцарапал себе камышами лицо, а Люй Гуйхуа точно так же заключила его в свои объятия, и невольно засмеялся.

13
Старый кирпич и битая черепица были убраны, и на следующий день начались приготовления к новой кладке. Сперва раскопали траншею под фундамент, залили ее водой и уже там стали замешивать раствор с добавлением песка и известки. Плотник занялся воротами. Всеми работами заправлял Хэй Чжуаньтоу, Янь Шоуи никаких дел не касался. Воспользовавшись свободным временем, он вместе с Фэй Мо пошел прогуляться на склон горы за домом. Там, на пашне, селяне как раз поливали пшеницу. В Хэбэе уже собирали урожай, а здесь зерно пока только наливалось, до жатвы оставалось еще полмесяца. Завидев гостей, крестьяне тут же выпрямлялись и здоровались. Посаженная на поле яровая кукуруза уже вытянулась под полметра. От пашни они повернули к заброшенной печи для обжига кирпича. Отсюда вся деревня виднелась как на ладони, включая двор Янь Шоуи, где вовсю копошились люди. В траве вокруг кишели комары, Фэй Мо то и дело орудовал своим веером. Вдруг Янь Шоуи снова позвонила У Юэ. Поскольку в поезде он уже включал дурака, повторить этот трюк он не решился, поэтому сразу вступил в разговор. У Юэ снова казалась раздраженной. Янь Шоуи ничего не оставалось, как отшутиться:
– Да никто не притворялся… да, я вместе с ней… раз ты прекрасно об этом знаешь, то зачем пристаешь?.. О, ты просто вынуждаешь меня сказать тебе правду: да, я действительно решил встать на праведный путь…
Хотя разговор то и дело прерывался, когда Янь Шоуи отсоединился, Фэй Мо, убивая очередного комара, уточнил:
– У Юэ?
Янь Шоуи кивнул. Фэй Мо продолжил:
– Ты-то думал, что обидел только Юй Вэньцзюань, а выходит, что и У Юэ тоже.
Янь Шоуи промолчал. Тогда Фэй Мо услужливо заметил:
– Раз от тебя уже пострадало две женщины, то не давай страдать хотя бы третьей.
Янь Шоуи застыл на месте:
– Лао Фэй, кого я, по-твоему, еще обидел?
Фэй Мо показал в сторону дома Янь Шоуи. Там вдали смутно было видно, как вдоль выросшей в полчеловеческого роста стены одетая в красную рубашку с коротким рукавом Шэнь Сюэ носит рабочим стаканы с водой. Янь Шоуи опустил голову и, подумав, сказал:
– Лао Фэй, а ведь она и вправду неплохой вариант. Разве что несколько глуповата, а так все при ней.
– Шоуи, я разве не говорил тебе, что знаю твой недостаток: быстро с кем-то сходишься, а потом так же быстро расходишься?
Янь Шоуи, глядя ему в глаза, серьезно ответил:
– На этот раз я по-настоящему хочу начать новую жизнь.
– Я лишь за одно переживаю – что в самый ответственный момент ты снова съедешь с катушек.
Янь Шоуи, все так же глядя на Фэй Мо, ничего ему не ответил.
Через три дня стену выстроили, новые ворота установили. Янь Шоуи попросил поваров устроить пиршество на два стола прямо в обновленном дворе, чтобы все могли это событие отпраздновать. Хэй Чжуаньтоу купил целую ленту хлопушек, их водрузили на новые ворота и с громким треском запустили. Десять с лишним человек, свободно рассевшись за столами, покуривали сигареты. Фэй Мо как гостя пригласили на почетное место. Да и Шэнь Сюэ повара подтолкнули усесться рядом с ним. Фэй Мо церемонно встал со своего места, уступая его бабушке Янь Шоуи. Та сидела под финиковой пальмой в центре двора. Покачав головой, она засмеялась. Теперь, когда ремонт уже завершился, бабушка не ворчала. Когда и Шэнь Сюэ стала звать бабушку за стол, вмешался Хэй Чжуаньтоу:
– Бабушка у нас не выпивает, так что можете не стараться, мы ей сейчас организуем отдельную тарелочку с яствами.
Янь Шоуи, несмотря на свои права хозяина, в присутствии Хэй Чжуаньтоу за стол не сел. Вместо этого он подвязался передником и стал помогать поварам разносить блюда. Прежде чем приступить к трапезе, Хэй Чжуаньтоу с деловым видом сделал знак рукой, чтобы установить тишину, и взял слово:
– Стройка – это великое дело, у нас собралось много помощников, с которыми мы нашли общий язык. Не обошлось и без женской помощи. Не буду больше тянуть резину, выпьем!
С этими словами он схватил бутылку и в обход других направился прямиком к Фэй Мо. Подойдя к нему, он стал наливать водку в его блюдце, приговаривая:
– Господин Фэй, вы пожаловали к нам из самого Пекина в нашу дыру, а я, мужик неотесанный, ушел в строительные хлопоты и не уделил вам должного внимания: и разговором обделил, и угощением. Надеюсь лишь на ваше великодушие.
Говорил он высокопарно, так что все окружающие засмеялись. Тут и Фэй Мо поспешил встать со своего места:
– Чжуаньтоу, а ты, оказывается, еще красноречивее, чем Шоуи. Надо бы его оставить здесь на земле трудиться, а тебя взять на телевидение ведущим.
Хэй Чжуаньтоу обрадовался:
– Господин Фэй все-таки разглядел мои таланты. Жаль, что в детстве мне не довелось нормально выучиться, а так бы я с ним умом-то потягался.
Он наполнил блюдце водкой до самых краев, после чего поднес его прямо к лицу Фэй Мо и провозгласил тост:
– Здесь старшим братом Шоуи являюсь я, а в Пекине – ты. За старших братьев!
Фэй Мо всегда выпивал лишь самую малость, поэтому сейчас не на шутку испугался и поскорее поднял пиалу с чаем:
– Брат, я, конечно, от души благодарен, но мне от водки обычно дурно. Позволь мне выпить чаю.
Но Хэй Чжуаньтоу, подняв блюдце, стоял на своем:
– Значит, не уважаешь меня или боишься, что я приеду в Пекин и тебе придется меня приглашать.
Как раз в это время Янь Шоуи с пылу с жару вынес к столу цыпленка с грибами. Защищая Фэй Мо, он предложил:
– Брат, господин Фэй правда не может выпивать. Давай я за него?
Хэй Чжуаньтоу, напустив на себя свирепый вид, хотел пнуть Янь Шоуи.
– А ну пошел, чего выдумал!
Ситуация накалялась. И тут, ко всеобщему удивлению, со своего места поднялась Шэнь Сюэ и, подражая шаньсийскому говору, предложила:
– Братец, а может, я за него-то выпью?
Хэй Чжуаньтоу тут же изменился в лице:
– А вот это дело! Если выпьет сестрица, моя честь, считай, будет спасена.
Шэнь Сюэ взяла из его рук полное до краев блюдце водки и осушила. Местные с сигаретами в зубах дружно захлопали. Хэй Чжуаньтоу снова наполнил блюдце и поднес его к лицу Шэнь Сюэ. Та заволновалась:
– А почему это только я пью, а как же ты?
– Три почетные блюдца твоих, а потом уж и мой черед. Правило такое.
Шэнь Сюэ крикнула сидящей под фиником бабушке:
– Бабушка, надо мной тут издеваются!
Бабушка поднялась со своего места, замахиваясь палкой на Хэй Чжуаньтоу:
– Ах ты осел, не может девочка пить водку, и не заставляй ее!
Хэй Чжуаньтоу в ответ крикнул:
– Бабушка, не вмешивайся, все она может!
Шэнь Сюэ поднесла к губам второе блюдце и так же залпом его выпила. Хэй Чжуаньтоу наполнил третье. Тут уже, обращаясь к Шэнь Сюэ, вмешался и Фэй Мо:
– Сюэ, девочка, если не можешь, так и не насилуй себя.
Но Шэнь Сюэ, к его удивлению, вошла в раж и, вытягивая шею, объявила:
– Все я могу. Вот выпью и восстановлю честь пекинцев.
С этими словами она осушила и третье блюдце. Поддержав эту церемонию, Шэнь Сюэ уже не имела возможности остановиться. После Хэй Чжуаньтоу к ней с таким же намерением подошел Лу Гоцин, а за Лу Гоцином – Цзян Чангэнь. Выпив половину бутылки, Шэнь Сюэ совсем опьянела. Чтобы к ней уже больше никто не подходил, она сама встала из-за стола и с бутылкой в руках направилась неверной походкой к печке, где стояли два повара. Но, поравнявшись с печкой, она упала как подкошенная. Бабушка разволновалась, поднялась с кресла и стала стучать палкой о землю:
– Ведь она же наш гость, что же вы ее упоили до беспамятства? Давайте, еще меня напоите!
С этими словами она запустила свою палку в Хэй Чжуаньтоу. А Фэй Мо поспешил ее успокоить:
– Бабушка, это же просто для веселья.
Янь Шоуи взвалил Шэнь Сюэ на плечо и отнес в дом Хэй Чжуаньтоу. Жена Хэй Чжуаньтоу тут же застелила для нее кровать. Янь Шоуи уложил Шэнь Сюэ, а жена Хэй Чжуаньтоу налила чашку горячего гранатового сиропа и передала ее Янь Шоуи. Тот поднес чашку к губам Шэнь Сюэ, но та неловким движением руки опрокинула ее содержимое прямо на одеяло. Пьяная Шэнь Сюэ совершенно преобразилась. Неподвижным взглядом она уставилась на Янь Шоуи и потребовала:
– Кто ты? Наливай, выпьем!
Жена Хэй Чжуаньтоу принесла еще одну чашку с сиропом. Янь Шоуи снова поднес его к губам Шэнь Сюэ:
– Уже налил, давай, пей!
Шэнь Сюэ сделала несколько звучных глотков, потом вдруг остановилась и огляделась по сторонам:
– Где я?
– Спи, мы дома.
Жена Хэй Чжуаньтоу решила пошутить:
– Спи, а когда проснешься, еще и в доме мужа окажешься!
Шэнь Сюэ, услышав такое, вдруг, возьми и заплачь:
– Не выйдет, без моего ведома сами решили мне мужа подыскать. А где его найти-то, нет никого!
Жена Хэй Чжуаньтоу заменила Шэнь Сюэ одеяло и стала ее успокаивать:
– А давай так сделаем: если не захочешь выходить замуж, оставайся со мной навсегда.
Шэнь Сюэ тут же отреагировала:
– Нет, все-таки замуж выйти нужно! Сама-то ты за мужем, а мне запрещаешь!
Сказав это, она глупо засмеялась, повалилась на кровать и уснула. Пока Янь Шоуи сидел у кровати, глядя на пьяную, ничего не понимающую Шэнь Сюэ, у него вдруг возникло ощущение, что он неожиданно на незнакомой дороге встретил родного человека.
Пробыв в деревне пять дней, они засобирались обратно в Пекин. Тем более что им уже стали звонить с телестудии.
Званый ужин закончился, во дворе навели чистоту, и теперь под луной в спокойном забвении застыл обновленный двор с выстроенными заново стеной и воротами. Финиковая пальма бросала на стену свою зыбкую тень, которая то и дело шевелилась от ветра. Когда все разошлись, Янь Шоуи взял бабушку под руку и стал прогуливаться с нею по двору. И тут бабушка сказала ему:
– Хорошо, хорошо все сделали. – Тыча палочкой в направлении стены и ворот, добавила: – Прочно. Надежно.
Янь Шоуи завел бабушку в дом и подвел к кану31. Она присела с краю на стопку одеял, Янь Шоуи расположился напротив. Тут он вынул две тысячи юаней и положил их рядом с бабушкиной подушкой. Не успела бабушка открыть рот, как Янь Шоуи объяснил:
– Это не от меня, а от Шэнь Сюэ, просила передать тебе на мелкие расходы.
Бабушка ничего не ответила, но и деньги не взяла. Вместо этого она потянулась к изголовью и вынула из стоявшей там старой шкатулки потрепанную фотокарточку и направила ее к свету. На этом снимке были трое: Янь Шоуи, Юй Вэньцзюань и бабушка. Все они расположились под финиковой пальмой во дворе: бабушка в кресле, а Янь Шоуи с Юй Вэньцзюань стоя по бокам. Юй Вэньцзюань лучезарно улыбалась. Похоже, у бабушки были с ней особые отношения. Зная об этом, Янь Шоуи лишь спустя два месяца после развода по крупицам стал доносить эту новость до бабушки. Тогда она промолчала, а вот сейчас, глядя на фотографию, со вздохом сказала:
– Можешь ничего не говорить, и так все знаю. Ведь в том, что случилось, она нисколечко не виновата, это все ты.
Янь Шоуи в свою очередь вынул из кармана кольцо. То самое, которое бабушка подарила Юй Вэньцзюань, когда десять лет назад они с Янь Шоуи поженились и вместе приехали в Шаньси.
– Когда мы расстались, Юй Вэньцзюань попросила меня вернуть его тебе. Я несколько дней мучился, все никак не решался сказать тебе.
Бабушка в упор посмотрела на внука:
– Я поняла, что она хотела этим сказать – хотела, чтобы я отругала тебя как следует! – С этими словами она подняла свою палку и ткнула ею в грудь Янь Шоуи: – Эх, ты, впредь будь постояннее!
Потом она взяла кольцо, направила его вверх к лампочке и стала рассматривать:
– Ребенком я росла в бедной семье, мы еле-еле сводили концы с концами. Среди моих сестер отец больше всех любил меня. В тот год, когда я выходила замуж, он продал свой тулуп и купил мне вот это. Мне было шестнадцать лет, когда я пришла в семью мужа, а на следующий год папа умер от тифа.
Янь Шоуи смотрел на бабушку и молчал. Она продолжала:
– Папа был высоким, худым и всю свою жизнь не любил разговаривать. Помнится, когда я была маленькой, а папа тогда молотил по ночам зерно, он всегда брал меня с собой. Вращал жернов и пел мне песни. У меня до сих пор в памяти его голос.
Янь Шоуи продолжал молча слушать бабушку.
– За свою жизнь я больше всего горевала по двум людям. По моему папе, который умер, когда мне исполнилось семнадцать, и по твоему папе, которого я потеряла в восемьдесят два года. Так что две эти горькие чаши я уже испила, только вот никому прежде об этом не рассказывала.
Янь Шоуи по-прежнему молчал.
Между тем бабушка передала кольцо обратно Янь Шоуи. Он-то думал, что она отдаст его Шэнь Сюэ, а бабушка возьми да и скажи:
– Вернешься в Пекин, верни его от моего имени Вэньцзюань. И скажи, что это ей не как для внучатой невестки, а как для моей внучки.
Немного погодя она добавила:
– Пусть детка знает, что хотя внук у меня неразумный, зато бабка его, которая никак умереть не может, пока еще кое-чего в этой жизни понимает.
Янь Шоуи, услыхав это, упал к ногам бабушки и, подвывая, заплакал.

14
Спустя два месяца из деревни Яньцзячжуан в Пекин приехал один человек, с которым бабушка Янь Шоуи передала мешочек красных сушеных фиников. Эти финики предназначались для Фэй Мо. Они были собраны с той самой финиковой пальмы, что росла у бабушки во дворе, и высушила она эти плоды собственноручно. С ее слов, в прошлый раз ей не понравился нездоровый вид Фэй Мо, а финики обладают тонизирующим свойством. Фэй Мо, приняв гостинец, деловито прикинул его вес:
– Наша бабушка неграмотная-то неграмотная, однако непростая. – И, взглянув на Янь Шоуи, добавил: – Теперь я обременен долгом съесть все эти финики.

15
Вернувшись из Шаньси, Янь Шоуи и Шэнь Сюэ стали жить вместе.

16
Наступила зима.

17
Во время очередного заседания, на котором обсуждался проект новой передачи «Хочешь? Говори!», Фэй Мо взбунтовался. Если раньше Фэй Мо и случалось вспылить, то делал он это полушутя, но на сей раз он действительно рассердился. И дело было не в том, что у него не лежала душа к теме ток-шоу или кто-то снова задел его самолюбие. Его взбесила сама атмосфера собрания.
Офис, где велась работа над передачей, делился на приемную и собственно кабинет. В приемной находились пять горячих телефонных линий. Там трудились две девушки, которые с утра до вечера принимали и записывали поступающие звонки. Сами девушки, шутя, именовали себя «девушками по вызову», поскольку в их ежедневные обязанности входили бесконечные контакты с людьми. После поднятия рейтинга шоу все пять линий звонили с утра до вечера, не переставая. Одни зрители жаловались на какую-то передачу, другие хвалили, третьи указывали на ошибки. Отдельная категория любила задавать совершенно дикие вопросы. Например: «Если в жилых районах разрешают держать собак, то почему нельзя держать свиней?» Или: «Что делать, если некий Чжан Чуньшэн уехал на заработки в Пекин, а с его женой переспал деревенский староста?» Или: «Лао Лян нашел пять тысяч юаней и вернул их хозяину, теперь они просили рассудить, следует ли одну тысячу отдать нашедшему в качестве вознаграждения?» Или: «К вам обращается маслобойная фабрика города Цанчжоу. В прошлом месяце мы зарегистрировали наши пироги под названием "Хочешь? Говори!", и теперь, если вы не измените название своего ток-шоу мы будем рассматривать это как посягательство на наш бренд». Помимо этого, звонили юные особы, желающие выслать ведущему Янь Шоуи свои фото с просьбой получить от него номер телефона…
Кабинет, где собирались сценаристы и режиссеры, находился в глубине. По площади он был немного больше, примерно пятьдесят-шестьдесят квадратных метров. По всей комнате в свободном порядке стояло десять с лишним столов, отделенных друг от друга перегородками. Ну а в центре оставалось свободное пространство, где проходили планерки на составленных в круг стульях. Янь Шоуи как ведущий и ответственный за передачу через стенку имел свой небольшой кабинет. Рабочий стол Фэй Мо стоял там же.
Сегодня намечалось большое совещание, поэтому его планировали провести в большом кабинете. Предполагалось обсудить следующий выпуск передачи. Его рабочая тема звучала так: «Почему хэнаньцы любят обманывать». Однако еще до начала собрания Фэй Мо в их маленьком кабинетике стал выходить из себя. Он заявил Янь Шоуи, что ему надо высказаться. Но высказаться ему хотелось не о будущей передаче, а насчет всех предыдущих выпусков. По его мнению, передачи, вышедшие в эфир за последние два месяца, скатились со своего уровня, стали какими-то фривольными, бессвязными, слабыми в профессиональном смысле. «Другими словами, – сказал он, – бывают моменты, когда гайки надо либо завинтить, либо расслабить. И если сейчас мы не одумаемся и не устроим разнос, как на Лушаньском пленуме32, то неизвестно, до чего мы вообще докатимся». Фэй Мо распалялся все больше и больше. Заметив, что разозлился он не на шутку, Янь Шоуи насторожился. Однако он все еще не мог понять, действительно ли недовольство Фэй Мо связано с рабочими моментами или же он просто срывает свой гнев из-за очередной семейной размолвки. Из-за этой неопределенности Янь Шоуи пока решил ему поддакивать. Что ни говори, неудовлетворенный человек все же лучше, чем довольный всем на свете. Ведь только в таком случае можно повышать планку. Поэтому ссоры Фэй Мо с женой в каком-то смысле даже помогали их передаче. Учитывая ситуацию, Янь Шоуи, прежде чем начать собрание, хлопнул в ладони для привлечения внимания.
– Прошу тишины. Сегодня, прежде чем обсуждать передачу про хэнаньцев, мы выслушаем почтенного Фэй Лао. Наш стиль работы в последнее время несколько расходится с его требованиями, поэтому будем рады, если почтенный Фэй Лао поможет нам приблизиться к его идеалу.
Коллеги тотчас притихли, готовые выслушать Фэй Мо. Все присутствующие разместились на кожаных стульях. А плетеное кресло из хунаньской лианы оставили специально для Фэй Мо. Устроившись в кресле с сигаретой, Фэй Мо начал свою речь:
– Что касается передач последних двух месяцев, про них можно сказать только одно: они деградировали. За исключением передачи «Новое приданое девушек из Мичжи33», которая была сделана более-менее нормально, но скорее менее, чем более, остальные передачи – это сплошь какая-то чушь. Их низкий уровень заслуживает лишь иронического «браво». Как-то раз я уже говорил, что работа над передачами сродни путешествию на поезде. Проехали-постояли, проехали-постояли. Но, говоря «постояли», я имею в виду станции. А что сейчас происходит у нас? Наш поезд несется мимо станций, а потом вдруг ни с того ни с сего останавливается. Когда поезд находится в движении, пассажирам не приходится скучать от однообразия, поскольку пейзаж за окном то и дело меняется. А что у нас? Мы закрыли все окна занавесками.
Он распалялся все больше и больше:
– У вас что, вечер? Понятное дело – нет, тогда что вы собрались делать за этими закрытыми занавесками? Еще есть рельсы, а рельсы – это своего рода направление разговора. Мы же сейчас едем без рельсов, наш поезд несется куда-то сам по себе. Не ровен час, мы просто перевернемся! Есть категория людей, которые ни к чему не стремятся, не ставят конечных целей, их бесцельное существование длится изо дня в день. Задумывались ли они хоть на миг, что совершенно зря проматывают свою жизнь? Если вы будете так же деградировать, то от этого пострадает не кто-то другой, а вы сами, и не только вы, но вместе с вами еще и я! Вы вообще когда-нибудь ездили на поезде?..
Теперь уже Янь Шоуи окончательно понял, что вчера вечером дома у Фэй Мо случился скандал. Но, повторимся, именно эти скандалы были, что называется, двигателями прогресса. Вдруг у режиссера Да Дуаня зазвонил мобильник, оборвав на полуслове разошедшегося Фэй Мо. Заметив, что Да Дуань решил ответить на звонок, Фэй Мо остановился. Если бы разговор Да Дуаня оказался коротким, никто бы этого и не заметил. Кто же знал, что он затянется на три-четыре минуты?
Да Дуань наклонил голову вниз и сосредоточенно слушал, лишь изредка вставляя одно или пару слов с неопределенной интонацией:
– Да… ага… окей… о… ага… ой… услышал.
Поскольку было совершенно непонятно, о чем именно шел этот разговор, все окружающие навострили уши. Когда Да Дуань выключил мобильник и поднял голову он вдруг увидел, что оказался в центре внимания. Другой режиссер, Ху Кэцин, вдруг раззадорился и, забыв про Фэй Мо, сострил:
– Ведь наверняка какая-то деваха звонила.
Не дав Да Дуаню оправдаться, Ху Кэцин жестом прервал его и сказал:
– Я могу перевести.
С этими словами он двумя голосами начал инсценировать восстановленный диалог:
« – Ты на совещании?
– Да.
– Неудобно разговаривать?
– Ага.
– Тогда я буду говорить, а ты молчи.
– Окей.
– Я соскучилась.
– О.
– А ты соскучился?
– Ага.
– Ты вчера был просто несносен.
– Ой.
– Поцелуй меня. Боишься, услышат? Ну тогда я тебя поцелую. Услышал?»
Последнюю фразу все подхватили уже хором:
– Услышал!
Народ загоготал. Янь Шоуи тоже засмеялся, ему было весело. Но тут он вдруг заметил каменное выражение на лице Фэй Мо – похоже, тот снова начинал злиться. Янь Шоуи спохватился, сделал жест рукой и быстро призвал всех к спокойствию. Тут же он обратился к Фэй Мо:
– Прошу вас, продолжайте.
Фэй Мо пристально взглянул на окружающих, собираясь продолжить свою речь. Выпустив свой личный гнев, теперь он уже начал говорить по существу:
– Ладно, оставим в покое поезда, поговорим о редьке. Редьку, по крайней мере, все видели. Считается, что кожица у редьки бесполезная, но если ее правильно приготовить, то цены ей не будет. Наше ток-шоу «Хочешь? Говори!» по сути своей – такая же штуковина. Только теперь мы имеем дело не с кожицей редьки, а с кожицей женьшеня! Вот только проблема имеется: этот женьшень не настоящий, а бутафорский…
И тут снова зазвонил мобильник, на этот раз у отвечавшей за протокол заседания Сяо Ма. Наученная опытом Да Дуаня, она постеснялась остаться в кабинете, поэтому выбежала на балкон. Но кто же знал, что Фэй Мо снова будет молча ждать окончания звонка? Янь Шоуи поспешил взять тетрадь с записями Сяо Ма и предложил:
– Почтенный Фэй Лао, продолжайте, не будем ее ждать.
Но, ко всеобщему удивлению, Фэй Мо зажег новую сигарету и, уставившись в потолок, изрек:
– Придется подождать. Не могу же я каждому пересказывать все заново.
Тогда Янь Шоуи крикнул в сторону балкона:
– Сяо Ма, давай быстрее, у нас собрание!
Сяо Ма тут же выключила телефон и бегом вернулась к своим обязанностям. Фэй Мо продолжил:
– Ну что ж, оставим редьку, возьмем медведя. Тот одно берет, другое тут же бросает, в этом смысле он просто мастер. Вот так же и мы со своими передачами. По содержанию они вроде как разные, а на самом деле – все одно! Неужто мы хуже слепого медведя? Я долго терпел все это…
В это время зазвонил мобильник Янь Шоуи. Тот, наученный уже двойным опытом своих коллег, поднес трубку к уху и, даже не посмотрев, кто звонит, рявкнул:
– Я на собрании!
Он уже собирался отключиться. Но оказалось, что звонила У Юэ, более того, она стояла на проходной телестанции и именно оттуда вызванивала Янь Шоуи. Он тут же нашелся с ответом:
– А ты заранее не могла предупредить, что собираешься прийти?
Немного погодя он добавил:
– Как неудачно, а я выскочил по делам, так что на телестанции меня сейчас нет.
Он явно не хотел встречаться с У Юэ. Но охранник уже сказал ей, что машина Янь Шоуи стоит на стоянке с самого утра. С одной стороны, Янь Шоуи было поздно отпираться, а с другой – он боялся, что разговор затянется, и Фэй Мо снова разозлится. Поэтому он попросил передать трубку охраннику, которому сказал:
– Это Янь Шоуи, пропустите ее в холл.
После этого он сразу отсоединился. Да Дуань на это съязвил:
– Что, тоже развлекаешься?
Ху Кэцин подхватил:
– Наверняка звонила девушка. Могу пересказать весь разговор.
Все засмеялись. Едва Янь Шоуи очередной раз сделал успокаивающий жест рукой, как вдруг увидел, что совершенно побелевший от злости Фэй Мо поднялся со своего плетеного кресла, собрал портфель и, взяв его под мышку, направился к выходу. Янь Шоуи понял, что дело зашло слишком далеко. Он бросился наперерез и одновременно обратился к коллегам:
– Во время собрания все телефоны должны выключаться. Все внимание к почтенному Фэй Лао, а ну посерьезнее!
Фэй Мо швырнул портфель на стол и спросил:
– Так про что я только что говорил?
Сяо Ма быстро заглянула в блокнот:
– Вы уже рассказали нам о поездах, редьке, о медведях.
После этого она подняла голову и, растерянно глядя на Фэй Мо, спросила:
– Почтенный Фэй Лао, что вы все-таки хотели нам этим сказать?
Все снова засмеялись, но тут же взяли себя в руки. А Фэй Мо, плюхнувшись в свое плетеное кресло, воскликнул:
– А я уже не знаю, что я хотел сказать!
И вдруг, словно опомнившись, он заговорщически кивнул присутствующим:
– Хотя сейчас мне кажется, что мы должны сделать передачу под названием «Мобильники».
С этими словами он посмотрел в сторону Янь Шоуи и передразнил:
– «Меня сейчас нет на месте». Вот оно, вранье. – Оглядев окружающих, он добавил: – Как я посмотрю, это не хэнаньцы любят обманывать, а вы! Сколько вы сейчас всякой чуши по своим мобильникам наговорили? Наш чистый и честный китайский язык современный народ превратил в орудие лицемерия. Сколько непотребных тайн прячется за такими разговорами? Если ситуация не изменится, то рано или поздно наступит день, когда мобильник превратится в гранату. Мне кажется, что все эти тайные разговорчики лучше вынести на всеобщее обозрение!
Тут уже Фэй Мо забыл, что был раздражен, новая идея его вдохновила и, хлопнув о подлокотник, он заявил:
– Итак, следующую передачу будем делать не про хэнаньцев, а про мобильники!
Войдя в раж, он вдруг схватился за сердце. Сяо Ма тут же поднесла ему чай:
– Почтенный Фэй Лао, не стоит так волноваться.
Но он отпихнул от себя чай и, оглядев присутствующих, медленно произнес:
– А чего вы испугались?
Народ стал молча переглядываться, не решаясь озвучить свое отношение к этой идее. Но Фэй Мо как раз этого и ждал. Чтобы дальше развить свою мысль, он решил узнать другие мнения и тем самым вызвать дискуссию. Янь Шоуи по опыту знал, что если Фэй Мо на подъеме, то разговор наверняка затянется на полчаса. Вспомнив, что внизу его поджидает У Юэ, он стал переживать, что та разозлится и прямиком ворвется в кабинет. Вот тогда и жди разрыва гранаты. Поэтому он наклонился к Фэй Мо и шепнул ему на ухо:
– Пока вы тут говорите, я пойду сбегаю за директором.
Фэй Мо уставился на него:
– У нас же собрание, зачем он тебе понадобился?
– Просто вы предлагаете такой провокационный проект, что мне надо бы его как-то подготовить к этому. Если что, мы прямо сегодня утвердим эту тему.
Посмотрев на своих коллег, Янь Шоуи добавил:
– Не стоит бояться, если понадобится предать гласности ваши разговоры, пусть это случится. Если нам придется выбирать среди нас террориста-смертника, он погибнет за правое дело!
Хотя все это звучало не вполне убедительно, и Фэй Мо, скорее всего, догадался, что Янь Шоуи решил бессовестно улизнуть, однако он лишь нахмурился, махнул рукой и отпустил его. Как и ожидал Янь Шоуи, едва он вышел за порог, Фэй Мо понесло, и в своих фантазиях он уже успел внедрить мобильники в жизнь первобытного общества. Он начал представлять, как древние люди начинали общение с поднятия обычной деревяшки и простого возгласа «Ого!». «В то время, – сказал он, – люди не лгали друг другу, потому что, будучи полуобезьянами, еще не умели разговаривать. Зато сейчас, когда все вы научились разговаривать, ложь процветает…»
В кабинете никто не решался засмеяться, зато Янь Шоуи, который уже выбежал за дверь, прикрывшись рукой, прыснул.

18
Янь Шоуи нашел У Юэ в холле на первом этаже. Признаться, он несколько боялся этой встречи, но, увидев У Юэ, расслабился. Оказалось, что ее сегодняшний визит никак не касался их личных отношений и постельных дел. Она пришла по совершенно другому вопросу, который каким-то образом касался Фэй Мо. С тех пор как Янь Шоуи развелся с Юй Вэньцзюань, это была его первая встреча с У Юэ. Для него оказалось неожиданным, что внешне У Юэ за это время никак не изменилась. Ее наряд, прическа, макияж, груди-мячи – все сохранилось в том же виде, как и несколько месяцев назад, когда они встречались в рощице у реки. Янь Шоуи удивило и то, что ее манера разговора выгодно отличалась от той, что он слышал по телефону. Если по телефону она казалась напористой, то сейчас вся ее напористость обернулась обыкновенным кокетством. Для себя Янь Шоуи сделал вывод, что выбранная им тактика откладывания встреч, которой он придерживался несколько месяцев, позволила их отношениям перейти в спокойную фазу. Таким образом, Янь Шоуи еще раз убедился в ее состоятельности. Увидев Янь Шоуи, У Юэ, нисколечко не стесняясь, бесцеремонно попросила проводить ее в туалет. Янь Шоуи довел ее до дверей. Сделав свои дела, она подошла к раковине помыть руки. Подставив кисти под струю воды, она сказала:
– Янь Шоуи, а кишка-то у тебя тонка оказалась!
Янь Шоуи, который все это время стоял у косяка, держа в руках верхнюю одежду и сумочку У Юэ, ответил:
– Я ведь тебя, вроде, не задевал?
– Несколько месяцев избегал меня и даже сегодня наврал, что тебя нет. Ты за кого меня принимаешь?
Этот ее тон успокоил Янь Шоуи, и он нарочито прищелкнул языком:
– Да что ты, просто мне было неудобно.
Чуть погодя он добавил:
– У нас сейчас собрание. Фэй Мо там рвет и мечет.
– В позапрошлом году в Лушане тоже было собрание. Но ночью ты ко мне все-таки прибежал.
Янь Шоуи смутился и хмыкнул.
Между тем У Юэ закрыла кран, подошла к Янь Шоуи и быстрым движением вытерла об его свитер свои мокрые руки. Вдруг она вплотную приблизила свое лицо к Янь Шоуи. Тот решил, что она хочет поцеловать его, поэтому он слегка толкнул У Юэ в лоб, отстраняя, и сказал при этом:
– Холодный.
У Юэ в ответ подняла нос и, принюхавшись, отметила:
– Вот те на, Янь Шоуи, а ты меня разочаровал. До чего же ты докатился, что пользуешься женскими духами?
На самом деле это была утренняя фишка Шэнь Сюэ. Приводя себя в порядок, она заодно опрыскивала своими духами Янь Шоуи. Она объясняла, что делает это, чтобы никто не разрушил их счастье. Словно собачка, метившая свою территорию, она тоже метила Янь Шоуи, чтобы остальные сучки держались от него подальше. Янь Шоуи не знал, плакать ему или смеяться. Сейчас же он просто решил перевести разговор на другую тему. Но едва он открыл рот, как У Юэ, словно что-то вспомнив, напустила на себя серьезный вид и спросила:
– А с чего ты только что оттолкнул меня? Решил, что хочу тебя поцеловать? Ну так я сегодня обязательно это сделаю!
Янь Шоуи огляделся по сторонам и, подавшись вперед, предложил:
– Хорошо, хорошо. Целуй.
Но теперь уже У Юэ отпихнула его от себя:
– Не зазнавайся. Я что-то не пойму – с тех пор как ты начал встречаться с этой своей преподавательницей, ты что, и впрямь решил встать на праведный путь? И когда же свадьба? Может, возьмешь меня в свидетельницы?
В ответ Янь Шоуи нагло заявил:
– Хорошо. Как только соберемся, я тебя извещу.
С этими словами он проводил ее в кафе на третьем этаже. Пока они шли, У Юэ продолжала его дразнить:
– Да не трусь ты, никто не собирается разрушать твое счастье. Я к тебе сегодня по официальному делу. Фэй Mo написал книгу и собирается издать ее у нас. А наш директор Хэ хочет, чтобы ты написал к этой книге предисловие.
Янь Шоуи очень удивился, решив, что У Юэ шутит:
– Предисловие к книге Фэй Мо? Ну вы нашли кому предложить! Я же неуч. Вот если бы книжку написала ты, я, пожалуй, и написал бы к ней предисловие.
У Юэ остановилась и сказала:
– Хорошо. Я напишу, еще и заработаю на ней. Называться эта книжка будет «Хочешь? Говори!». И в ней я раскрою всю правду о тебе, бесстыднике. А на обложке еще сделаю пометку «18+».
Янь Шоуи убедился, что на лестнице никого нет, и схватил У Юэ за плечи:
– Я думаю, эту книжку лучше будет назвать «Я отдала тебе свою молодость» или «Полная чушь»!
Освобождаясь от его хватки, У Юэ снова напомнила о деле:
– Книга Фэй Мо уже передана в набор, когда ты напишешь предисловие?
Янь Шоуи встал как вкопанный:
– Так ты не шутишь? А Фэй Мо об этом знает?
– Еще нет. Как напишешь, я его извещу.
Янь Шоуи, поразмыслив, сказал:
– Ты все-таки должна быть более осмотрительной. А вдруг Фэй Мо не понравится мое предисловие?
– Пусть даже и не понравится. Его книга – это нечто. Называется «Разговоры», а между тем говорить-то он явно не мастак. Навернул кругов от Аристотеля до Конфуция, от ООН до университетских аудиторий, кстати, и ваше шоу упомянул. Но вся эта тягомотина изложена у него совершенно запредельным языком, да еще и приправлена цитатами из иностранных источников. В общем, если он и сказал что-то, то непонятно, так что считай, что вообще ничего не сказал!
Янь Шоуи тут же вспомнились недавние фантазии Фэй Мо на тему первобытного общества.
– А чего ради вы решили издать его книгу, если он вас не устраивает? У вашего Лао Хэ что, крыша поехала?
– С крышей Лао Хэ все в порядке. Просто его дочь сейчас аспирантка Фэй Мо.
Янь Шоуи сразу все понял, между тем У Юэ продолжала:
– Лао Хэ вовсе не обольщается на тот счет, что ты можешь написать лучше, чем Фэй Мо. Просто твое предисловие поспособствует успеху, но, разумеется, не тебя, а книги. Он хочет использовать твое имя в качестве рекламной приманки, иначе нам не удастся продать ни одного экземпляра.
Сказав это, она больно ухватила Янь Шоуи за руку:
– Вот такие дела, я все сказала, а ты уже думай!
Янь Шоуи освободил руку и почесал в затылке:
– Написать-то я могу, но как к этому отнесется Фэй Лао, с которым мы ничего не согласовали?
У Юэ пристально посмотрела на него:
– А со мною ты что-то согласовываешь?
Янь Шоуи неловко хмыкнул.
В кафе они выпили по чашке кофе и тут Янь Шоуи, словно опомнившись, взглянул на часы:
– Ой, уже половина двенадцатого. У меня в час съемка, еще нужно забежать в гримерку.
Однако У Юэ его тут же раскусила. Она поднялась со своего места и плюнула в сторону Янь Шоуи:
– Раньше за тобой такого не наблюдалось, а сейчас научился хитрить. Думаешь, буду напрашиваться на обед? У меня для этого есть парень.
Янь Шоуи понимал, что она тоже врет, однако задорно улыбнулся и сказал:
– Ну и прекрасно, при случае обязательно представь его мне!
У Юэ ушла. На ней красовалась совсем коротенькая курточка. Едва У Юэ чуть наклонилась, выходя за дверь, сзади обнажилась белоснежная полоска ее талии. Сердце Янь Шоуи тут же екнуло, на душе стало уныло. Благополучно закончив отношения с У Юэ, он вдруг подумал, что ничего особо страшного в его прошлых похождениях и не было. Самыми грязными словечками, которые существовали в этом мире, он обменивался лишь с У Юэ. В этом смысле Юй Вэньцзюань и Шэнь Сюэ он так довериться не мог. Он подошел к окну и увидел идущую через двор к главным воротам У Юэ. Неожиданно он почувствовал волну разочарования и одиночества. И эта волна бежала не в сторону У Юэ, а к нему. Поддавшись чувствам, он вытащил свой мобильник, собираясь позвонить У Юэ с просьбой вернуться к их старым отношениям, но, подумав, сдержался и засунул телефон обратно в карман.

19
С тех пор как Янь Шоуи стал жить вместе с Шэнь Сюэ, он, что ни вечер, начинал впадать в тоску. А в тоску он впадал из-за того, что Шэнь Сюэ, будучи преподавателем театрального института, по вечерам любила брать его с собой на разные постановки. Янь Шоуи не то чтобы не любил ходить в театр. Классические спектакли типа «Грозы», «Чайной»34, «Гамлета», да пускай бы даже и пекинскую оперу Янь Шоуи еще мог вытерпеть. Но такие вещи не интересовали Шэнь Сюэ, она считала их старомодными и скучными, предпочитая экшен и экспериментальную драму. Как-то раз средь бела дня она повезла его в Тунчжоу35, где какой-то человек прилюдно подвесил себя на японской софоре и сделал себе разрезы на руках так, чтобы кровь капала аккурат в разведенный под деревом костер. Капли крови одна за другой попадали в огонь, в ответ он шипел и дымился. В другой раз она потащила его в Хуайжоу36, где другой товарищ с оголенным торсом вымазался медом и запустил на себя муравьев, которые, сбившись в клубок, буквально стали пожирать его. А однажды она повезла его в деревню художников в районе Тунчжоу посмотреть на шоу с чаном. На сцене стоял чан, до краев наполненный кока-колой. Вдруг из-за кулис высунулась совершенно голая парочка и плюхнулась в этот чан, уподобившись уткам. Надо сказать, что многие зрители наблюдали это действо с огромным удовольствием, однако Янь Шоуи пребывал в полном замешательстве. Во-первых, он не понимал, что именно актеры собирались делать, а во-вторых, что они хотели этим сказать. Он знал, что они представляют собой одно из течений авангарда и постмодерна, но разве все это нельзя было выразить словами, не прибегая к эпатажу?
Вот и сегодня вечером Шэнь Сюэ привела его в заброшенный корпус текстильной фабрики на экспериментальную пьесу под названием «Половина от восьмерки». Перед походом туда Янь Шоуи несколько напрягся и умоляюще обратился к Шэнь Сюэ:
– Уважаемая преподавательница Шэнь, я уже насмотрелся предостаточно всяких экшенов и экспериментальных пьес. Могу я сегодня вечером не ходить на эту «Половину от восьмерки»? Давай располовинимся – ты пойдешь на свой спектакль, а я посижу дома?
Но Шэнь Сюэ ухватила его за руку, не давая ускользнуть:
– Ну уж нет. Мне без разницы, будешь ты это смотреть или нет, но сопровождать меня должен.
Сказав это, она встала в позу учителя и стала, словно на уроке, отчитывать Янь Шоуи:
– Сяо Янь, куда это годится отлынивать от учебы? О каком росте можно говорить при таком подходе?
Янь Шоуи лишь горько усмехнулся и поехал с ней на заброшенную фабрику, которая находилась аж в западном пригороде Пекина. Они добирались в самый час пик, когда все возвращались с работы. На Третьем и Четвертом кольце стояли невозможные пробки, в результате на дорогу у них ушло больше часа. К тому времени, как Янь Шоуи и Шэнь Сюэ пришли в указанное место, спектакль уже начался. Заброшенный цех был битком забит стоящими зрителями обоих полов. Среди них затесалось много иностранцев. Некоторые, вооружившись камерами, снимали происходящее в центре действо. Посреди площадки лежала стопка с листами ДСП. То и дело к ней подходили рабочие и, взяв очередной лист, шли заколачивать им окна цеха. Прошло два часа, незаколоченных окон и, соответственно, света становилось все меньше. Не говоря о том, что у Янь Шоуи затекли ноги, его еще и клонило в сон. Он захотел было зевнуть, но, посмотрев на вдохновленную Шэнь Сюэ, все-таки сдержался. Наконец, когда в цехе осталось всего одно незаколоченное окно, через которое еще просачивался свет, на него прибили последний лист ДСП, и внутри воцарилась полная темень. Тогда где-то наверху загорелись лампы, и в центр зала вышел похожий на бригадира человек в каске. Он двинул следующую речь:
– В этом помещении всего сорок восемь окон и восемь дверей. На них понадобилось девяносто восемь листов ДСП. Один такой лист стоит девяносто пять юаней, итого мы заплатили девять тысяч триста десять юаней. Кроме того, мы закупили шесть с половиной килограммов гвоздей по три с половиной юаня за цзинь, заплатив за них восемьдесят семь юаней семьдесят пять фэней. Нам понадобилось двадцать восемь рабочих, каждому из которых мы заплатили по пятьдесят юаней, на всех – одна тысяча четыреста пятьдесят юаней. Итого, общие затраты составили десять тысяч восемьсот сорок семь юаней семьдесят пять фэней.
С этими словами он снял с себя каску, обнажив бритую голову, и уже другим голосом объявил:
– Я – режиссер данного спектакля, меня зовут Ху Лала.
В цехе раздались громкие аплодисменты. Шэнь Сюэ тоже с воодушевлением хлопала в ладоши. Янь Шоуи пришлось присоединиться. Потом появился человек в костюме рабочего, который стал подходить с микрофоном к публике, желая узнать мнение о спектакле. Сначала он направился к мужчине, похожему на бизнесмена. Было непонятно, как вообще здесь оказался этот круглоголовый верзила с золотой цепью на шее. Когда ему подсунули микрофон, он честно признался:
– Я ничего не понял, по-моему, скучно, только зря потерял время.
Человек с микрофоном, ничего не ответив, поспешил подойти к молодому человеку в очках и с бородкой. Шэнь Сюэ толкнула Янь Шоуи и сказала:
– Это Чжан Сяоу, известный критик авангарда.
Но Янь Шоуи его не знал. Чжан Сяоу с самым серьезным видом начал держать свою речь. Опустив голову, он с расстановкой отчеканивал в микрофон каждое слово:
– Постановка держит в напряжении, поставлена очень стильно. По сути, она знаменует переход китайской экспериментальной драмы от постмодернизма к неореализму. Вместе с тем в этой постановке отразились элементы экзистенциализма и новой волны…
Однако для Янь Шоуи все это было темным лесом. В это время к ним из толпы протиснулась коллега Шэнь Сюэ, Сяо Су, которая тоже преподавала в театральном институте. Она пришла с парнем, футболистом, которого звали Май Цзан. Завидев эту парочку, Янь Шоуи нашел хоть какое-то заделье для разговора. Намеренно оставив без внимания Май Цзана, он горячо поприветствовал Сяо Су:
– Преподаватель Су, слышал, что у вас завтра свадьба? Я этого не переживу!
Он хотел было обхватить ее за талию, но Сяо Су его отстранила:
– А ну, потише!
Потом она обратилась к Шэнь Сюэ:
– А что, если завтра мы вместе выйдем замуж?
– Идет. Тогда нам не придется искать свидетельниц.
С этими словами она взглянула на Янь Шоуи. Тут он понял, что с темой разговора попал впросак. С тех пор как они с Шэнь Сюэ стали жить вместе, они еще ни разу открыто не обсуждали брак. Когда Янь Шоуи только-только опомнился после развода, ему вообще не хотелось думать о женитьбе. Да и Шэнь Сюэ, поселившись с Янь Шоуи под одной крышей, как и многие современные девушки, просто радовалась жизни, не задумываясь о браке. Но вот спустя полгода в ее словах, взглядах, поведении что-то изменилось, словно сожительство отнюдь не было ее конечной целью, она ждала кое-чего другого. Это напоминало только что сыгранную пьесу, за новомодными штучками которой имелся свой внутренний посыл. И вот сейчас вся эта экспериментально-лирическая мишура слетела, но менять тему разговора было уже поздно. Поэтому Янь Шоуи решил действовать по линии наименьшего сопротивления, а потому отделался шуткой. Глядя на Сяо Су, он указал в сторону Май Цзана и сказал:
– Окей, тогда завтра у нас будет две невесты, но один жених, а кто именно – выбирать тебе.
Сяо Су, смеясь, залепила Янь Шоуи пощечину. Май Цзан тоже засмеялся. Он подошел к Янь Шоуи и положил руку ему на плечо. Между тем Сяо Су сказала Шэнь Сюэ:
– Порядки в нашем институте – закачаешься. У меня завтра свадьба, а мне ночное дежурство поставили. Лао Хань из учебного отдела сказал, что это все на пользу, мол, в следующем месяце мне должны присвоить ученое звание, поэтому теперь нужно себя как следует проявить.
– Не бери в голову, иди домой и спи спокойно, какое еще дежурство!
– Нельзя. Вдруг кто-нибудь из студентов снова не вернется в общежитие на ночь, Лао Хань тогда устроит мне разнос!
– Давай я вместо тебя подежурю.
Сяо Су улыбнулась:
– Я и хотела тебя попросить.
Критик авангарда закончил, наконец, свою речь, и тут Янь Шоуи услышал, как кто-то выкрикнул его имя. Вслед за этим перед ним вынырнул микрофон и на него направили свет сразу от нескольких видеокамер. Он опешил. А человек с микрофоном уже обратился к нему:
– Почтенный Янь, может быть, и вы скажете пару слов?
Янь Шоуи, жмурясь от яркого света, ответил:
– Да что я могу сказать? Я в этом не разбираюсь.
– Ну, тогда просто опишите свои чувства, свое первое впечатление.
Янь Шоуи продолжал мяться, но тут Шэнь Сюэ пихнула его и шепнула:
– Да скажи хоть пару слов, ведь это Ху Лала предложил нам билеты.
Янь Шоуи стал подыскивать нужные слова:
– Здорово, просто прекрасно. То, что я увидел, мне очень знакомо. Как-то раз я ездил к себе на родину в Шаньси, мы там ставили вокруг дома новую стену, так у нас там тоже кипела работа. Заправлял всем мой двоюродный брат, он точно так же тщательно все подсчитал: сколько понадобится извести, сколько песка. Только у нас спектакль назывался не «Половина от восьмерки», а «Возведение стены»…
Тут Янь Шоуи почувствовал, как сзади его пинает Шэнь Сюэ, и тут же стал выкручиваться:
– Но, как мне кажется, сегодняшняя постановка намного глубже, чем реальная жизнь. Представляя собой жизнь, она являет собой нечто большее, чем жизнь. Это она и в то же время не она. Вот поэтому мой двоюродный брат – простой крестьянин, а Ху Лала – незаурядный режиссер. Чтобы понять такого рода спектакли, одного раза недостаточно. К сожалению, я слышал, что завтра этот цех уходит под снос, поэтому поставить здесь пьесу еще раз не удастся. Здорово. Очень здорово. Дома я еще раз подумаю над ней.
Все зрители дружно зааплодировали Янь Шоуи. Когда свет камер от них удалился, он тихо спросил Шэнь Сюэ:
– Может, уже пойдем?
Шэнь Сюэ тотчас вспыхнула. Вполне возможно, ее разозлило то, как Янь Шоуи недавно отшутился по поводу их собственной свадьбы:
– Да ты что? Тебя ведь пригласили сюда, чтобы ты дал лестный отзыв, а ты мало того, что топорно все понял и включил свою иронию, так теперь еще и вообще хочешь сбежать. Говорю тебе, сама пьеса еще не началась, а все зрители, которые здесь собрались, являются ее частью.
Янь Шоуи вынужденно изобразил, что не сразу это понял, и остался стоять истуканом. Вдруг у него пискнул мобильник. Вытащив телефон, Янь Шоуи обнаружил смс-сообщение. Открыв его, он прочел следующее: «Это Ким Оксон из Кореи. Помнишь меня? Я снова в Китае, хочу увидеться».
Янь Шоуи не сразу вспомнил, кто такая эта Ким Оксон, единственное, в чем он был уверен – это девушка. Поскольку рядом стояла Шэнь Сюэ, он быстро закрыл телефон, оцепенело застыв среди снующих туда-сюда зрителей. Долго вспоминая, кто же это может быть, он наконец вспомнил. Студентка из Кореи, фанатка его шоу, которая три года назад обучалась в Пекинском университете языков. Как-то вечером после съемок Янь Шоуи вышел из телестудии, а она ждала его на проходной. Как и все кореянки, она была коренастой, но миловидной, с красно-желтыми волосами. Дождавшись Янь Шоуи, она обратилась к нему на ломаном китайском:
– Я приехать из Корея, я любить твоя передача и тебя. Тебе противно?
Янь Шоуи тогда еще пошутил:
– Красивые девушки не бывают противны, независимо от того, откуда они приезжают.
Девушка чуть заметно улыбнулась, что несколько растрогало Янь Шоуи. Было время, когда Янь Шоуи то и дело распутничал, вот и в тот вечер он уединился с кореянкой в кафешке. После этого отвез ее в кампус. Когда они остановились у общежития для иностранцев, Янь Шоуи взял и поцеловал ее. Она откликнулась на этот поцелуй столь горячо, что Янь Шоуи поднялся к ней в комнату. В последующие полгода они встречались еще несколько раз. А потом она уехала к себе в Корею. Он никогда бы не подумал, что спустя три года она вдруг снова объявится. Пока он не вспомнил, кто написал ему эту эсэмэску, он и не волновался, а как вспомнил, так струхнул. Он покосился на Шэнь Сюэ, та стояла на цыпочках, вся растворившись в спектакле. Интервью уже закончилось, и теперь Ху Лала вместе с группой рабочих обнажили торсы и с криками «Ура! Ура!» стали носиться туда-сюда, сшибая друг друга. Тогда Янь Шоуи опустил голову, снова включил мобильник и незаметно стер полученное сообщение.

20
Часы показывали уже половину одиннадцатого, когда они досмотрели этот экспериментальный спектакль. А когда они доехали до театрального института, было уже полдвенадцатого. Янь Шоуи и Шэнь Сюэ жили вместе в общежитии института. С неба сыпал редкий снежок. Этой ночью Шэнь Сюэ вызвалась подежурить вместо Сяо Су, поэтому Янь Шоуи должен был ночевать один. Но, останавливая машину, он вдруг спросил:
– Пойдешь проверять общежитие девушек?
Шэнь Сюэ, уловив в его словах какой-то намек, ответила:
– Да.
– Тогда я вместе с тобой.
Шэнь Сюэ удивленно уставилась на него:
– С чего вдруг такой интерес к общежитию девушек?
– Как идти на паршивую постановку, так я тебе нужен, а как на дежурство ловить нарушителей, так оставляешь меня дома. Да знаешь ли ты, что это и есть самая настоящая экспериментальная драма, спектакль вот-вот начнется!
Желание Янь Шоуи пойти на дежурство вместе с Шэнь Сюэ было своего рода компенсацией за его поведение на вечере, когда он так некрасиво отозвался об их свадебной перспективе. По дороге домой Янь Шоуи заметил, что Шэнь Сюэ расстроена. Однако сейчас она лишь фыркнула:
– Тебя только скандалы интересуют? Низкая ты душонка.
– Меня ведь медом не корми, дай кого-нибудь изловить. Сразу вспомнил, как в детстве воровал арбузы в деревне.
Шэнь Сюэ достала из багажника длинный ручной фонарик, Янь Шоуи пристроился сзади, и вместе они отправились на обход студенческого общежития. Сначала проверили комнаты парней. У тех, пусть не без мелких замечаний, все было в порядке. В одной комнате горел свет и народ, обклеив бумажками лица, играл в карты, а в другой – с шумом резались в мацзян, разбросав по столу мелкие купюры. Увидав Шэнь Сюэ, парни в панике стали зачищать следы. Шэнь Сюэ даже не стала вступать с ними в перепалку, а просто пошла в электрощитовую будку и попросила электрика вырубить свет во всем крыле. В результате везде воцарилась темнота и все успокоились. После начался обход девичьих комнат. Там Шэнь Сюэ обнаружила куда более серьезные нарушения. Здесь никто не играл ни в карты, ни в мацзян, свет нигде не горел. Однако, как и предупреждала Сяо Су, многие из девушек не вернулись ночевать. В комнатах на шестерых по две кровати непременно пустовали. А в одной комнате на третьем этаже вообще царил беспредел. Когда Шэнь Сюэ открыла дверь и стала водить фонариком сначала по кроватям внизу, а потом по кроватям на втором ярусе, все они оказались пусты. Наконец свет от фонарика все-таки остановился на чьем-то лице. Девушка уселась, выбравшись из-под одеяла. Шэнь Сюэ включила верхний свет и холодно спросила:
– Уже двенадцать часов ночи, где остальные?
– Не знаю, – протирая глаза, ответила девушка.
– А почему ты не с ними?
– Я заболела.
Поскольку это была женская комната, Янь Шоуи остался ждать за дверью. Шэнь Сюэ вышла и сказала ему:
– Сходи-ка в какую-нибудь забегаловку и принеси горшочек лапши.
Янь Шоуи поднял в знак одобрения большой палец и прокомментировал:
– Пример для людей, чуткая к студентам.
Шэнь Сюэ бросила взгляд на комнату и тихонько ущипнула его за руку:
– Достал уже меня.
Янь Шоуи, ступая по хрупкому снегу, дошел до небольшого ресторанчика у ворот. Поскольку на дворе уже стояла ночь, посетителей там не было. Под потолком блекло и утомленно горела лампочка, повар и официантка спали, сидя прямо за столом. Янь Шоуи разбудил повара, дал ему денег и попросил пойти на кухню и приготовить горшочек лапши. На секунду приподняла голову и официантка, приоткрыла глаза, взглянула на Янь Шоуи и тут же повалилась спать дальше. В это время у Янь Шоуи снова пискнул мобильник, извещая об эсэмэске. Янь Шоуи посмотрел на экран – его снова донимала студентка из Кореи, Цзинь Юйшань. На этот раз она написала: «Можно встретиться с тобой завтра? Ужасно соскучилась».
Янь Шоуи немало удивился такой бесцеремонности, но что поделать, иностранка, не понимает приличий. Ведь уже двенадцать часов, случись это дома, с ним бы рядом наверняка оказалась Шэнь Сюэ, и такое послание могло все испортить. Итак, чтобы зря не обнадеживать девушку, Янь Шоуи решил с ней порвать раз и навсегда. Он подошел к дверям ресторанчика и, глядя на падающие в свете фонарей снежинки, набрал номер Цзинь Юйшань. Та, услышав голос Янь Шоуи, восторженно воскликнула:
– Это ты? Как же я рада. Мы можем встретиться завтра?
И тут Янь Шоуи включил дурачка:
– Мне правда очень жаль, ты – в Пекине, а я – на съемках в другом городе. В Сишуанбаньна37. Это в Юньнани. Делаем передачу про то, почему нельзя есть всю подряд живность. Что там в Пекине? Уже выпал снег? Ты на сколько дней приехала?
– На полгода, я здесь пробуду еще полгода.
Это несколько озадачило Янь Шоуи, но он сделал вид, что обрадовался:
– Правда? Ну и замечательно. Я вернусь через полмесяца. Как приеду, позвоню.
С этими словами он отсоединился, пришел в себя и понес в общежитие уже приготовленную лапшу.
Та заболевшая студентка уже спустилась со своей верхней койки вниз. Уплетая лапшу, она вдруг попалась на крючок Шэнь Сюэ. Еще не доев, стала всхлипывать:
– Учительница Шэнь, простите меня.
Шэнь Сюэ холодно посмотрела в ее сторону, а та продолжала:
– Я знаю, куда они пошли.
– Куда же?
– В караоке-бар.
Шэнь Сюэ подошла к окну и, ничего не говоря, стала наблюдать за круговертью подсвеченных снежинок. Студентка, продолжая есть лапшу, снова захныкала:
– Учительница Шэнь, простите меня еще за другое.
Шэнь Сюэ снова повернулась к девушке. Та призналась:
– Только что, пока я лежала под одеялом, я отправила им эсэмэску и сказала, что вы на обходе.
– Когда они вернутся?
– Прямо сейчас.
– Через какие ворота?
– Обычно они возвращаются через западные, там нет проходной.
Шэнь Сюэ и Янь Шоуи вышли из комнаты. Пока они шли по коридору, Янь Шоуи нагнал Шэнь Сюэ и сказал:
– Учительница Шэнь, а ты злодейка еще та! За лапшу в пять юаней развязала язык девчонке.
Шэнь Сюэ прыснула со смеху:
– Самое интересное еще впереди! – Вдруг, кое-что вспомнив, она спросила: – Кстати, вчера я наводила порядок в твоем портфеле и обнаружила целую стопку фотографий с красивыми девицами. Что это значит?
– Наше шоу сейчас как раз в поиске преемников. Признаюсь, я уже уморился каждый день быть попугаем.
– Приглядел кого-нибудь?
– Никто не подходит.
Сказав это, он вдруг насторожился:
– Учительница Шэнь, могу я высказаться? Впредь не лазь в моем портфеле, это плохая привычка.
– Мой портфель тоже к твоим услугам, почему бы тебе в нем не полазить?
Янь Шоуи вздохнул:
– Искал-искал и в результате напоролся на полицейского.
Тем временем снег повалил сильнее. Он уже толстым слоем покрыл землю. Едва Шэнь Сюэ и Янь Шоуи оказались у западных ворот студгородка, как туда же с зажженными фарами медленно подъехал «шестисотый» «мерседес». Передняя дверца автомобиля открылась, и из него вышла сначала одна, потом вторая девушка. Одна из них открыта заднюю дверцу, чтобы вытащить остальных. Вытащила одну, потом другую… В общем, всего из «мерседеса» вылезло девять человек. Учитывая, как они ехали, можно догадаться, в каком злачном месте они тусовались. Когда «мерседес» развернулся на сто восемьдесят градусов и уехал восвояси, девушки всей толпой стали перелезать через ограду. Когда они уже спрыгнули на территорию студгородка, прямо перед ними нарисовалась Шэнь Сюэ.
Девять девиц выстроились в шеренгу перед оградой, стыдливо понурив головы. Шэнь Сюэ, заложив руки за спину, стала медленно вышагивать перед ними взад-вперед. Вдруг она остановилась напротив одной из девушек, принюхалась и сказала:
– Хорошо поддала.
Янь Шоуи спрятался за деревьями и, прикрыв рот рукой, посмеивался. Это было куда круче, чем случай из его детства, когда за воровство арбуза его поймал Лао Лю. Вдруг у него зазвонил мобильник. Янь Шоуи, предположив, что это снова та кореянка, хотел сбросить звонок, но, заметив на дисплее имя Фэй Мо, взял трубку. Однако разговор с Фэй Мо потряс его куда больше, чем разговор с кореянкой. Фэй Мо звонил из больницы. Он сообщил Янь Шоуи, что Юй Вэньцзюань в роддоме и только что родила.
В голове Янь Шоуи словно разорвалась бомба. Он только и смог брякнуть:
– Как она смогла… От кого?
В ответ Фэй Мо тут же напустился на него:
– Да от кого еще, от тебя!
В этот момент мимо него проследовала Шэнь Сюэ с девицами, словно с арестантами. Она поинтересовалась, кто ему звонил, на что Янь Шоуи сбивчиво ответил:
– Фэй Мо… насчет завтрашнего собрания.

21
Целую ночь Янь Шоуи не сомкнул глаз. Возвратив студенток в комнаты, Шэнь Сюэ уже забыла про свою обиду, полученную от Янь Шоуи во время вечернего спектакля. Забравшись в постель, она стала воодушевленно пересказывать, какой разнос устроила девицам. Вспомнила, как однажды Сяо Су, поймав разодетых студенток, отвела их в класс и заставила отжиматься, мол, раз у них ночью остается столько энергии, пусть тренируются. Янь Шоуи рассеянно поддакивал. Шэнь Сюэ все говорила и говорила, потом обняла руку Янь Шоуи и заснула. Сам же Янь Шоуи так и остался лежать с открытыми глазами, размышляя о неожиданном подарке судьбы, что послал ему Всевышний. Он никак не мог принять мысль о том, что Юй Вэньцзюань вдруг смогла родить. Ведь пока они жили вместе, чего они только не перепробовали, и все безрезультатно, а тут развелись – и на тебе. На ровном месте, словно с неба свалился, раз – и появился человек. Поначалу Янь Шоуи еще сомневался, его ли это ребенок, но, подсчитав сроки, убедился, что точно его. Однако, признав его своим, Янь Шоуи вместо радости испытал тупую растерянность. Ему казалось, что со стороны Всевышнего это не подарок, а наказание. Его жизнь изменилась, поскольку из-за этого ребенка прошлое вдруг вклинилось в настоящее. Время подвластно Всевышнему, а тот предоставляет его либо для спасения от проблем, либо для их создания. Янь Шоуи осознал, что теперь его жизнь осложнилась. Это свалившееся как снег на голову дитя можно было сравнить с гормоном, который, попадая в определенную среду, непременно начинает менять ее структуру. Любые проблемы в этом мире решаемы, обрубил, словно мечом, и живи себе дальше. К примеру, если есть нелады между мужем и женой, всегда можно развестись. Но ведь от ребенка так не избавишься, как его обрубишь? Да и спрятать не спрячешь. Янь Шоуи не знал никаких подробностей. Не знал, как будет вести себя Юй Вэньцзюань. На следующее утро Янь Шоуи под видом, что поехал на работу, на самом деле отправился к Фэй Мо, чтобы разведать у него все детали. Тот, не давая Янь Шоуи раскрыть рта, нахмурившись, напустился:
– Почему только сейчас объявился? Вчера после моего звонка надо было сразу мчаться в роддом.
Янь Шоуи на это честно ответил:
– Да у меня все помутилось в голове.
Потом он вместе с Фэй Мо и его женой Ли Янь все-таки отправился в роддом. По дороге Фэй Мо сказал, что Юй Вэньцзюань родила мальчика. Ли Янь пошутила:
– Теперь в семействе Яней появился потомок.
Янь Шоуи этой шутки не поддержал.
У больницы они неожиданно натолкнулись на двоюродного дядю Юй Вэньцзюань. В свое время он учился с Фэй Мо в одном университете. Поначалу он писал программы для компьютеров, на чем неплохо заработал, потом увлекся лошадиными скачками и даже открыл клуб верховой езды в Чанпине38, кроме того, в Шуньи39 он содержал поле для гольфа. Раньше они часто устраивали совместные ужины. Янь Шоуи обычно называл его «двоюродным дядечкой». А однажды, когда они хорошо выпили, то обнялись и побратались. После развода Янь Шоуи с Юй Вэньцзюань мужчины перестали общаться. Сюда же к Юй Вэньцзюань подоспел и ее старший брат из Нанкина. Внешне он был воплощением типичного южанина: худощавый, светлолицый и немногословный. Увидав Янь Шоуи, он кивнул ему в знак приветствия. Двоюродный дядя Юй Вэньцзюань, на котором красовались высокие сапоги для верховой езды, при виде Янь Шоуи сурово ему бросил:
– Лао Янь, а ты знаешь, что нарушил закон?
– Как так? – испугался Янь Шоуи.
– В законе о браке говорится, что в случае, если жена беременна, развод запрещен!
– Но ведь я не знал, правда не знал! – обиженно всплеснул руками Янь Шоуи.
Ли Янь вместе с братом Юй Вэньцзюань пошли в палату, а Фэй Мо и двоюродный дядя Юй Вэньцзюань повели Янь Шоуи в бокс для младенцев. Там вдоль и поперек стояло несколько десятков люлек. В каждой лежало по младенцу. Новорожденные мало походили на детей: сморщенные и скрюченные, они скорее напоминали только что появившихся на свет мышат. Кто-то из них спокойненько спал, кто-то, закрыв глазки, усиленно пытался высвободиться от пеленальных пут, кто-то исходил истошным плачем. Здесь же между несколькими десятками люлек крутилась одна на всех медсестра, которая развозила бутылочки со смесью. Фэй Мо вместе с двоюродным братом Юй Вэньцзюань подвели Янь Шоуи к одной из кроваток. Этот малыш-незнакомец лежал совершенно спокойно с закрытыми глазками и не издавал никаких звуков. У Янь Шоуи после бессонной ночи побаливала голова. Увидав дитя, он вдруг снова почувствовал какую-то нереальность происходящего. Фэй Мо, краем глаза глянув на стоящего рядом двоюродного дядю Юй Вэньцзюань, стал красноречиво укорять Янь Шоуи:
– Вообще-то Юй Вэньцзюань под страхом смерти запретила сообщать тебе о ребенке. Я целую ночь думал, прежде чем решить, что ты должен узнать об этом, поэтому и позвонил тебе сегодня рано утром. Хорошо еще, что ты тут же примчался. Но если уж по существу говорить, то сердце у тебя что камень.
Янь Шоуи смотрел на младенца и молчал. В этот момент его снова обуял гнев на Юй Вэньцзюань. И злился он не только из-за того, что она взяла и родила ребенка сразу после развода, спустя десятилетие их тщетных попыток в браке (что ей, интересно, помогло, традиционная медицина или занятия цигуном?), но в первую очередь он злился на то, что она не рассказала ему о своей беременности, заставив почти десять месяцев находиться в неведении. Поэтому сейчас Янь Шоуи вместо сочувствия к Юй Вэньцзюань испытывал негодование.
Между тем Фэй Мо снова стал объяснять ему:
– Юй Вэньцзюань рассказала Ли Янь, что во время вашего развода уловила какие-то признаки беременности, но сомневалась. Изначально хотела сделать тебе приятный сюрприз, она ведь не думала, что все так сложится.
Янь Шоуи горько усмехнулся и ничего не сказал в ответ. Тут малыш зашевелился, открыл глазенки и без всякого плача стал сосать свой кулачок. Потом он вскользь посмотрел на Янь Шоуи, нисколечко не заботясь о том, кто он такой. Однако сам Янь Шоуи вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Покосившись на Фэй Мо, он осторожно спросил:
– А можно мне к Вэньцзюань?
– Нужно. Она только что родила, ослабла совсем.
Стоявший рядом дядя Вэньцзюань забеспокоился:
– Есть такая необходимость? Посмотрел на ребенка и хватит. – Помолчав, он добавил: – Именно потому что она пока еще слаба, не стоит им сейчас расстраивать друг друга. Ей ведь делали кесарево, с разрезом не все удачно вышло.
Но Фэй Мо продолжал выступать в роли примирителя:
– Раз уже все равно приехали, то нужно зайти проведать.
А Янь Шоуи он настойчиво попросил:
– Увидишь Вэньцзюань, не приставай к ней со своими уговорами. Поезд ушел, целуйте рельсы.
Янь Шоуи на это только вздохнул:
– Она наказала меня.
Трое мужчин вышли из бокса для новорожденных и направились в палату к Юй Вэньцзюань. Уже у дверей Янь Шоуи спохватился:
– Подождите.
В ту же секунду он отсоединился от сопровождающих и побежал на выход. Выскочив на улицу, он сквозь поток машин перебежал дорогу и в магазине напротив купил для Юй Вэньцзюань мобильный телефон. Когда они жили вместе, у нее никогда не было мобильника, она не считала нужным заморачиваться его содержанием, объясняя это тем, что никто ее не будет разыскивать по каким-то срочным делам.
Вернувшись в больницу, Янь Шоуи сначала отдышался, а потом вошел в палату. Там он сразу увидел Юй Вэньцзюань. Она лежала в постели в специальном чепчике для рожениц. Только недавно отойдя от операции, она и правда выглядела изможденной. Бывает, уже родившие женщины сразу начинают набирать вес, а она выглядела еще более худой, чем раньше, и практически сливалась с постелью. Вспомнив слова ее дяди про неудачный разрез, Янь Шоуи и вовсе расстроился. В прошлый раз, когда Янь Шоуи сам лежал в больнице, Юй Вэньцзюань сидела и обнимала его за голову… Похоже, недавно в палате о чем-то спорили, и Юй Вэньцзюань выглядела рассерженной. Увидав Янь Шоуи, она и вовсе отвернулась. Брат Юй Вэньцзюань, который яростно жестикулировал, пока говорил что-то на своем нанкинском наречии, вдруг тоже осекся. В палате установилась гнетущая тишина. Янь Шоуи какое-то время стоял, не зная, что ему сказать. После нескольких минут молчания Ли Янь решила разрядить атмосферу. Она подошла к кровати и раскрыла принесенный горшочек с едой:
– Милая моя, все в жизни ерунда, кроме еды. Я уже через все это прошла, мне тоже делали кесарево, сейчас тебе нужно восстанавливаться. К тому же ребеночку лучше питаться материнским молоком.
Юй Вэньцзюань, застыв в одной позе, делала вид, что ничего не слышит.
Тогда подключился Фэй Мо:
– А я вчера вечером придумал для малыша имя. Не знаю, придется ли тебе по вкусу. Поскольку это мальчик, можно назвать его Янь Ши, это имя будет, во-первых, символизировать его крепость, а во-вторых – честность.
Юй Вэньцзюань по-прежнему не откликалась. Ситуация накалялась.
Наконец Янь Шоуи, осознав свой долг, собрался с духом и выступил вперед. Сначала он вынул из кармана кольцо, то самое, которое его бабушка просила вернуть Юй Вэньцзюань, когда он ездил в Шаньси. Сегодня утром он специально нашел его. Положив перстень рядом с подушкой Юй Вэньцзюань, он сказал:
– Приехав в Шаньси, я, как ты и просила, передал перстень бабушке. Но она настояла, чтобы я вернул его тебе. Бабушка сказала, что теперь ты для нее не внучатая невестка, а внучка.
Тут Янь Шоуи заметил, что на глаза Юй Вэньцзюань навернулись слезы. Почувствовав некоторое облегчение, он поскорее вытащил только что купленный мобильный телефон. Одну из последних моделей с цветной, преимущественно красной панелью. Положив телефон также рядом с подушкой, он сказал:
– Это тебе. Если у вас с ребенком будут какие-то проблемы, можешь связаться со мной в любое время. Начиная с сегодняшнего дня, мой мобильник будет включен для вас двадцать четыре часа в сутки.
Фэй Мо поспешил поддакнуть:
– Вот это правильно. Одной растить ребенка не легко.
Тут Юй Вэньцзюань вытерла слезы и обратилась к Ли Янь:
– Янь, можно обратиться к тебе с одной просьбой?
– Конечно, – тут же соскочила со своего места Ли Янь.
– Можешь убрать эту грязь с моей постели?
Ли Янь растерянно посмотрела на Янь Шоуи. Тот тоже застыл на месте – он понял, что вручить ей телефон не так просто, как он ожидал. Ли Янь перевела взгляд на дядю и старшего брата Юй Вэньцзюань, но те, отвернувшись, молчали. Оставшись без поддержки, Ли Янь посмотрела на Фэй Мо. Тот, нахмурившись, кивнул головой, тогда она подошла к кровати, забрала телефон и передала Янь Шоуи. И тут в кармане Янь Шоуи зазвонил его собственный мобильник. Он вытащил его и посмотрел на экран: звонила Шэнь Сюэ. Момент сложился такой, что и ответить на звонок, и проигнорировать его было одинаково нехорошо. Но, подсознательно ото всех отвернувшись, он все-таки ответил:
– Не звони, я на собрании.
Голос Шэнь Сюэ звучал достаточно громко, поэтому все сидящие в палате все слышали.
– У Сяо Су вот-вот начнется свадебная церемония, они беспокоятся, что тебя нет, не опаздывай.
– Понял, – ответил Янь Шоуи и тут же отсоединился.
Юй Вэньцзюань смотрела на покрытые снегом деревья за окном и молчала. Тут к Янь Шоуи подошел дядя Юй Вэньцзюань и сказал:
– Ты торопишься, иди.
– Нет-нет, – быстро отреагировал Янь Шоуи.

22
Свадьбу Сяо Су праздновали в ресторане «Звездная столица» рядом с театральным институтом. Несмотря на звучное название, это заведение относилось к ресторанам среднего класса, да и внутреннее убранство его уже безнадежно устарело. Впрочем, банкетный зал был оформлен с претензией на европейский стиль. Стены по периметру украшали рельефные изображения в стиле эпохи Ренессанса и львиные головы. А вот мебель была китайская, в стиле Минской и Цинской династий, к примеру, квадратные столы и кресла с резными драконами на спинках. Такое смешение стилей выглядело совершенно несуразно и нелепо, как если бы по улице прогуливались под руку высоченный европеец и махонькая китаянка. Но именно эта самая несуразица и нелепость придавали обстановке заморский вид и создавали ложное впечатление высокоразрядного заведения. Сяо Су по секрету поведала Шэнь Сюэ, что в этом ресторане, несмотря на внешний шик, кормят совсем недорого. Директор ресторана, будучи большим любителем футбола, дружил с новоиспеченным мужем Сяо Су, Май Цзаном, который был футболистом второразрядного клуба. Им предоставили скидку в пятьдесят процентов, поэтому они и решили провести свадьбу именно здесь.
Янь Шоуи опоздал. Когда он пришел, праздник был уже в самом разгаре. На столах в основном все подъели, а к молодоженам приставали с криками «Горько!». Увидав, что Янь Шоуи припозднился, Шэнь Сюэ изобразила недовольство. Дождавшись, когда он подойдет поближе, она накинулась на него:
– Зачем вообще приехал? Обещал не опаздывать, а сам опоздал.
У Янь Шоуи имелись веские причины. Но, надо сказать, что, и не имей их вовсе, он не горел желанием появляться на этом мероприятии. Во-первых, ему это было совершенно неинтересно, а, во-вторых, он боялся, что из-за этой свадьбы у него снова обострятся отношения с Шэнь Сюэ, что обещало новые проблемы. Так или иначе, сегодня у него вообще случился форс-мажор: родила Юй Вэньцзюань и теперь он соображал, стоит ли прямо сейчас шандарахнуть этой новостью Шэнь Сюэ. Прошлую ночь он мучился этим же вопросом. Но, промучившись до рассвета, так ничего и не решился рассказать. Он в общем-то понимал, что рано или поздно она все равно все узнает. В этом смысле ему стоило признаться как можно раньше. Но его пугала ее реакция. Во всяком случае сообщать эту новость прямо на свадьбе представлялось ему неуместным, поэтому он раздраженно бросил:
– Ты думаешь, я не хотел приехать раньше? У меня было собрание, которое вел директор.
В это время к нему подкатила расфуфыренная Сяо Су:
– Какие люди! Нам нужно сделать совместное фото.
Янь Шоуи покосился на Шэнь Сюэ, быстро встал со своего места и взял Сяо Су за талию:
– Если ты не боишься, то и я, пожалуй, рискну!
Щелкнула вспышка, народ вокруг засмеялся. Тут к ним подошел Лао Го – средних лет преподаватель из театрального института с волосами, забранными в хвост. Отталкивая Янь Шоуи от Сяо Су, он распорядился:
– Лао Янь, не порть нам праздник, у нас тут намечается свадебный поцелуй!
С этими словами он потащил Сяо Су на небольшую сцену, где подвесил над молодоженами банан. Пока они чмокались, промахиваясь мимо банана, Лао Го, размахивая руками, командовал:
– Раз, два, три!
– Горько! – подхватывала толпа.
– Раз, два, три!
– Сладко! – кричали зрители.
Шэнь Сюэ кричала вместе со всеми, да и Янь Шоуи не оставался в стороне. Молодожены поцеловались три раза подряд, и только когда жених захватил банан зубами и передал его в рот невесте, зрители наконец удовлетворились и радостно зааплодировали. Лао Го был заметно навеселе, шаткой походкой, от которой его забранные в хвост волосы раскачивались, словно маятник. Он снова подошел к Янь Шоуи:
– Как-то ты неубедительно сейчас кричал среди всех! Может, тебя что-то тревожит? Или ты собираешься отыграться, когда будешь жениться на Шэнь Сюэ?
Вот уж действительно, удружил так удружил. Янь Шоуи, который внутренне смутился, нарочито уверенно поднялся со своего места. Словно в подражание псевдозаморскому стилю ресторана, он стал демонстрировать свою псевдопылкость:
– Да, я, пожалуй, отставал сейчас от остальных. Еле удержался, чтобы не крикнуть: «Завидно!»
Все одобрительно захлопали и засмеялись. Сяо Су смеялась аж до коликов. А Янь Шоуи возьми да поверни свою шутку в другом направлении:
– Как рассказала мне Шэнь Сюэ, наша Сяо Су знает, как усмирять студенток по ночам. Отлавливая непослушных, она заставляет их отжиматься. Считаю, что с сегодняшнего дня ее усилия следует направить на кое-что другое. Пусть теперь по ночам следит за нашим «железным защитником», а студенток я могу взять на себя!
Все снова засмеялись. А «железный защитник», под которым явно подразумевался Май Цзан, тотчас подошел к Янь Шоуи, чтобы чокнуться. Янь Шоуи его поддержал и осушил бокал.
К окончанию банкета Янь Шоуи уже еле держался на ногах. Но даже в таком состоянии он смог заметить, что Шэнь Сюэ осталась им очень довольна. Когда они добрались до общежития, день уже клонился к вечеру. Шэнь Сюэ помогала ему преодолевать ступени и, пихая его наверх, приговаривала:
– Откуда столько рвения? Пока ты добросовестно поддерживал все тосты, другие лишь мочили губы, а ты глушил рюмку за рюмкой!
Янь Шоуи, покачивая головой, сокрушался:
– Нелегко, ох нелегко!
Когда они уже зашли в комнату, Шэнь Сюэ, помогая ему переобуться в тапки, продолжала:
– Во всей этой суматохе я взяла и подменила Сяо Сюэ водку на воду. Она здорово подыграла. Она ведь на самом деле была совершенно трезвая, ты разве не заметил?
Янь Шоуи замахал руками:
– Очень похоже, никто не заметил!
Шэнь Сюэ, провожая его в ванную, сказала:
– Сяо Су пообещала, что, когда я окажусь в подобной ситуации, она тоже позаботится обо мне.
Янь Шоуи, который еще что-то соображал, понял ее намек, но, решив замять тему, притворился совершенно упитым и продолжил орать свое:
– Нелегко, ох нелегко!
С этими словами он повалился на кровать и сделал вид, что отрубился. И он действительно отрубился минуты через две.
Проснулся он уже поздним вечером. В голове его еще не все прояснилось. Открыв глаза, он сразу заметил, что его портфель лежит на другом конце кровати, а его содержимое вывалено рядом. Шэнь Сюэ наводила порядок. Янь Шоуи занервничал:
– Послушай, откуда такая любовь наводить порядок в моем портфеле?
Его вопрос повис в воздухе, а он вдруг заметил в руках Шэнь Сюэ новый мобильник, тот самый, который сегодня утром он купил для Юй Вэньцзюань. В одну секунду весь хмель из него улетучился. Шэнь Сюэ недоуменно смотрела на телефон:
– Эй, Янь Шоуи, с каких пор у тебя два мобильника?
Янь Шоуи винил себя за то, что среди всей этой суматохи смог допустить такой ляп. Прямо сейчас подводить разговор к родившемуся у Юй Вэньцзюань ребенку ему показалось совсем нехорошо, поэтому он снова решил соврать:
– Телефон Фэй Мо сломался, съемочная группа купила ему новый.
Шэнь Сюэ отложила мобильник в сторону и переключилась на другие вещи. Вместе с тем она заметила:
– Интересно, кто покупал? Зачем Фэй Мо такая яркая расцветка?
Вдруг она снова взяла мобильник, внимательно его осмотрела и переменилась в лице:
– Тут что-то не то. Янь Шоуи, это женский телефон!
Она снова пристально посмотрела на Янь Шоуи, у того даже волосы встали дыбом от ее взгляда. Шэнь Сюэ резко отшвырнула телефон на кровать.
– Какой-то ты сегодня сам не свой, и на свадьбу опоздал. Говоришь, был на собрании? Горбатого могила исправит. А ну говори, для какой девицы ты это прикупил?
Оставив Янь Шоуи в одиночестве, она вышла на балкон. Янь Шоуи ударил себя по голове. Похоже, водка на свадьбе была паленая, у него снова заболела голова. Набросив одежду, Янь Шоуи последовал за Шэнь Сюэ. Пекин сверкал огнями. Шэнь Сюэ стояла, замерев в одной позе, и не шевелилась. Янь Шоуи положил ей руку на плечо, собираясь раскрыть всю правду:
– Я признаюсь. Съемочная группа никакого телефона для Фэй Мо не покупала. Его купил я для Юй Вэньцзюань. Она вчера родила.
Эта новость совершенно сразила Шэнь Сюэ. Она открыла рот, собираясь как-то отреагировать, но, словно забыв все слова, так ничего и не сказала. Выдержав значительную паузу, спросила:
– И как все это понимать?
– Так и понимать, – откликнулся Янь Шоуи.
Видимо, в одном они были совершенно единодушны – этого ребенка не могло быть на этом свете.
Повернувшись к Янь Шоуи, Шэнь Сюэ сказала:
– Так вот почему ты так напился сегодня, у тебя, оказывается, такая радость. А ты актер еще похлеще Сяо Су будешь!

Словно опомнившись, Шэнь Сюэ спросила:
– И что ты собираешься делать?
Янь Шоуи напрягся и стал потирать руки:
– Сложно все это, сложно!
– Чего тут сложного? Я ухожу, а ты возвращайся к ней, чего тут думать? Жена, ребенок, вся семейка в сборе!
– Я не в этом смысле. Просто этот ребенок, он уже родился, я же не могу совсем остаться в стороне?
– Янь Шоуи, ты лжец! Пока я жила с тобой, ты мне ничего не говорил! – резко закричала Шэнь Сюэ.
Янь Шоуи развел руками:
– Да я ведь и сам этого не ожидал. Мы с тобой сейчас в одинаковом положении, оба застигнуты врасплох. Хочешь ты этого или нет, все случилось так, как случилось. Так что тебе решать!
Видя, что Шэнь Сюэ впала в ступор, Янь Шоуи продолжал:
– Что тут скажешь? Этот ребенок зародился еще до того, как я развелся, потом у меня появилась ты. Часто ли такое в жизни встретишь?
Сделав паузу, он вдруг ни к селу ни к городу ляпнул:
– У нее кесарево, с разрезом не все в порядке.
У Шэнь Сюэ покатились слезы:
– Ну почему меня все обманывают?!
– Кто тебя обманывает? Никто тебя не обманывает.
– Почему я чувствую себя такой одинокой? – сказав это, она упала на перила балкона и в голос разрыдалась.
Янь Шоуи, глядя на все это, хотел было как-то ее успокоить, но не нашел подходящих слов. Прямо как тогда, когда они расставались с Юй Вэньцзюань. Тут Янь Шоуи вновь почувствовал опьянение и увидел, как внизу перед ними закружились тысячи огней.

23
Когда ребенку исполнился месяц, Юй Вэньцзюань на время декрета забрал в Нанкин ее старший брат. Там она прожила полгода. Янь Шоуи смог взять передышку. За это время Янь Шоуи дважды посылал ей потихоньку ото всех деньги, но каждый раз получал их обратно.

24
Пришла весна.

25
По словам У Юэ, ту судьбоносную эсэмэску из Лушаня она послала Янь Шоуи совершенно импульсивно. В августе, когда в Пекине стояла невыносимая жара, У Юэ повезла в Лушань одну модную писательницу, чтобы отредактировать ее рукопись. Писательница, по отзывам У Юэ, ничего из себя не представляла. Мало того, что сюжеты у нее были ерундовые, так еще и текст кишел опечатками. К тому же трижды на странице встречалась ее излюбленная фразочка «слезы текут рекой». Однако та подчеркивала, что ее творчество подвластно телесным ощущениям, а точнее, женскому естеству, что обеспечивает большой спрос на ее книги. При этом внешне писательница была далека от идеала: лицо тыковкой, сама от горшка два вершка, какое уж там женское естество. Когда директор издательства, Лао Хэ, передал ее заботам У Юэ, последняя тотчас стала отнекиваться:
– Да у меня только от ее вида мурашки по коже, никуда я не поеду. К тому же в Лушане я уже бывала и мне там не понравилось.
У практически лысого Лао Хэ осталась на голове одна прядь. Но он лелеял ее всем сердцем. Эта прядь тянулась через всю его лысину, свисая слева направо. Лао Хэ положил руку на плечо У Юэ и заметил:
– Надо ехать, это не развлекательная поездка, а работа.
Отступив на шаг, У Юэ спросила:
– Но почему именно в Лушань? Не лучше ли в такую жару поехать в Бэйдайхэ?
Лао Хэ постучал по ее плечу своим пальцем и объяснил:
– Она вообще метила отправиться в Сишуанбаньна, это я переориентировал ее на Лушань.
У Юэ, стряхивая с плеча руку Лао Хэ, ругнулась:
– Черт бы тебя побрал!
В Лушане они поселились в одноименном отеле. Номера У Юэ и модной писательницы находились через стенку. Поначалу У Юэ этого не заметила, но, возвратившись в свой номер после ужина, она вдруг поняла, что это был тот самый сто второй номер, в котором она поселилась, когда приезжала в Лушань в позапрошлом году. И именно сюда к ней ночью прокрался Янь Шоуи. Когда к ней в номер постучалась писательница, приглашая прогуляться в Гулинчжэнь, поглазеть на местных проституток, У Юэ, сослалась на головную боль и осталась одна.
Писательница ушла, а У Юэ растянулась на кровати и включила телевизор. Щелкая по каналам, она вдруг наткнулась на Янь Шоуи, который как раз вел свое шоу «Хочешь? Говори!». Усмехнувшись, она ругнулась. Раздевшись до нижнего белья и подложив под голову две подушки, У Юэ залезла под одеяло и стала смотреть передачу. Между тем появившийся на экране Янь Шоуи, сияя улыбкой, поклонился ей и объявил:
– Всем добрый вечер, это шоу «Хочешь? Говори!» и я, его ведущий Янь Шоуи. Сегодня тема нашей передачи звучит так: «Должен ли человек говорить неправду?». Каждый из нас, открыв глаза утром, вплоть до их закрытия ночью, произносит в среднем около двух тысяч семисот фраз. Разумеется, некоторые продолжают разговаривать еще и во сне, тогда к этому количеству стоит прибавить еще три десятка.
Зрители в студии засмеялись, У Юэ тоже. Потом Янь Шоуи пустился рассказывать о том, что сначала этот выпуск передачи хотели назвать «Почему хэнаньцы любят обманывать», но потом их директор испугался реакции хэнаньцев и решил расширить географию до человечества в целом. Что до У Юэ, то она бы не возражала, если бы разговор ограничился одними хэнаньцами и пошел в несколько другом русле. Между тем Янь Шоуи пошел в зал к зрителям:
– Так должен ли человек говорить неправду? У меня лично нет опыта, с малых лет я хотел научиться обманывать, но так этому и не научился. Возможно, у наших зрителей в студии или пользователей Интернета будет побольше опыта, чем у меня. Прошу поделиться своими соображениями.
Все оживились. Тут У Юэ увидела, как к микрофону потянулся какой-то дедушка:
– Да чего здесь, собственно, обсуждать? Что за тема такая: «Должен ли человек говорить неправду»? Я сорок лет продаю конфеты в магазине. И сколько бы вы не покупали: килограмм или хотя бы пятьдесят граммов, я всегда все взвешиваю до грамма и никогда никого не обманываю…
– С первого взгляда видно, что вы – честный человек. Ну, а если оставить торговлю, в обычной жизни вы когда-нибудь обманывали?
Дедушка на какой-то момент задумался, потом сказал:
– По молодости, когда ходил на свидания, один раз солгал. Не решился открыть девушке, что торгую конфетами, сказал, что работаю в профсоюзе.
– То есть вы хотите сказать, что ради любви обмануть можно? Остальное нас уже не интересует.
Зрители засмеялись, У Юэ на этот раз уже было не смешно.
Тут в кадре появился мужчина средних лет:
– А я скажу не про любовь, а про покупку жилья. Если коснешься этой сферы, то сразу увидишь, что у нас творится с нравами в современном обществе. Я вот половину Пекина обегал, чтобы купить себе дом, и еще не встретил никого, кто бы дал мне правдивую информацию. В газетных объявлениях чего только не пишут – ха! – то про дерево большое, то про лужайку. А когда приезжаешь на место, ничего этого нет. Ты начинаешь говорить им про вранье, а они упрекают тебя в доверчивости.
– Ну, они вас и правда не обманывали. Деревья и трава там будут настоящие, просто они еще не выросли.
У Юэ почувствовала, что ее словно укололи в сердце. Между тем в кадре уже появилась женщина, похожая на фабричную работницу. Показывая в сторону Янь Шоуи, она взяла слово:
– А я так скажу: если человек умеет говорить, то он когда-нибудь да обманывал. Тут вопрос состоит в том, кто именно обманывает. Если взять таких как мы, простых людей, то обманутыми могут оказаться наши родственники, у которых мы, например, просим деньги, а вот если будут врать также известные личности, как вы, то вреда будет куда больше!..
В студии зааплодировали. Янь Шоуи подхватил:
– Я вас понял. То есть если взять, к примеру, меня и вас, то вы меня обманывать можете, а я вас – нет!
Народ разразился дружным смехом. У Юэ вылезла из постели и, как была, в нижнем белье, вышла на балкон. Ее взгляд устремился вдаль, где, окутанный туманной дымкой, виднелся пик Сянлу40. И деревья, и трава кругом были все те же, как и два года тому назад. В комнате продолжал работать телевизор, донося отзвуки разных голосов. Уже потом У Юэ рассказала Янь Шоуи, что именно его фраза про траву и деревья заставила ее в деталях вспомнить ту ночь два года назад. Сколько же тогда они наговорили всего друг другу! Янь Шоуи все обнимал и обнимал ее, пока они оба истекали потом. То и дело впадая в безумие, Янь Шоуи, словно помешанный, повторял:
– Я люблю, я люблю тебя…
Когда же они утихомирились, он, продолжая поглаживать ее груди, сказал:
– Далек бег изумрудных вод41.
На балконе стало прохладнее, но она этого не замечала, по ее щекам катились слезы. Поддавшись чувству, она взяла и отправила Янь Шоуи смс-сообщение.
В это самое время Янь Шоуи вместе с Фэй Мо, Шэнь Сюэ и Ли Янь находились в спа-салоне на процедуре мытья ног. Вообще-то Янь Шоуи не был любителем ходить по таким заведениям, но Фэй Мо настоял. Сегодня был день рождения Шэнь Сюэ, Янь Шоуи пригласил Фэй Мо с Ли Янь в ресторан. Отобедав, они вышли на улицу, и тут по пути им попался этот салон под вывеской «Добропорядочный салон с процедурами для ног». Фэй Мо сразу туда потянуло. Янь Шоуи несколько напрягся. До развода с Юй Вэньцзюань он наблюдал, как та каждый день парила ноги, еще и его заставляла, но он всегда отнекивался. Ему не то чтобы не нравилась сама процедура, он понимал, что это здорово восстанавливает силы, его просто удручал весь этот муторный процесс. Дома он никогда ноги не парил, а в салоне эта процедура занимала больше часа. Как только не изощрялись приехавшие из деревень дородные работницы таких салонов! Добавим, что девушки помиловиднее разбегались по ночным клубам, а пострашнее – по заведениям, где терли пятки клиентам. От тех, что перебрались в город недавно, разило потом, и это было невыносимо. Увидав сомнение на лице Янь Шоуи, Фэй Мо притянул его за руку и, косясь на Ли Янь, тихонько сказал:
– Давай зайдем, иначе дома она снова засядет за свой компьютер, сил моих больше нет. Для меня сейчас лучше побыть где-то на людях, только не дома.
Янь Шоуи пришлось согласиться. Этот салон только что открыли, все здесь, включая кресла и инструменты, было новым, правда, сильно воняло краской. Янь Шоуи даже снова решил пойти на попятную. Но, заметив, что Фэй Мо уже надежно устроился в своем кресле и дает девушке стянуть с него носки, Янь Шоуи пришлось-таки смириться и устроиться рядом. Когда им начали парить ноги, Фэй Мо, заметив, напряжение Янь Шоуи, решил его разговорить. Показывая на вывеску с названием салона, он отметил:
– А здешний хозяин далек от культуры, с выбором названия ошибся.
– Это почему? – удивился Янь Шоуи.
– Лучше бы не употреблять это слово – «добропорядочный», а то как-то оно обязывает.
Девушка, которая обслуживала Фэй Мо и сейчас растирала ему стопы, не отрываясь от работы, тоже влезла в разговор. Ее говор выдавал в ней уроженку провинции Сычуань:
– Наш хозяин и не думал выпендриваться. Наш салон предоставляет конкретную четверку добропорядочных дел.
– Это каких именно?
– Добропорядочные девушки, душевное отношение, превосходное обслуживание и приятное впечатление.
– Ну, это все для красного словца. – Сделав паузу, он спросил у девушки: – А ну как я останусь недоволен?
Не успела та ему ответить, как в разговор вмешалась ее напарница, обслуживавшая Янь Шоуи. Повернувшись к Фэй Мо, она сказала:
– Вы не можете остаться недовольными, иначе хозяин урежет нам жалование!
Все засмеялись. Ли Янь, сидевшая вместе с Шэнь Сюэ, глядя на Фэй Мо, заметила:
– В этом весь он – куда бы ни пришли, вечно брюзжит!
В этот момент у Янь Шоуи пикнул телефон, пришла эсэмэска. Без всякой задней мысли он вытащил мобильник. Но, увидев на экране имя У Юэ, он заволновался, потому как рядом сидела Шэнь Сюэ. Даже не прочитав сообщение, он тут же захлопнул телефон. Шэнь Сюэ, которая сидела напротив, вскользь поинтересовалась:
– От кого?
Янь Шоуи засовывая мобильник в карман брюк так же вскользь ответил:
– Да это Да Дуань со своими плоскими шуточками, можно даже не читать.
И все бы хорошо, но тут Янь Шоуи решил, что называется, перестраховаться. Улучив момент, он незаметно от Шэнь Сюэ вытащил мобильник и, пристроившись за девушкой, перевел телефон в режим вибрации, надеясь, что теперь уже никто ничего не услышит. Разумеется, он мог и совсем выключить мобильник, однако с тех пор, как Юй Вэньцзюань родила, он ждал, что она может позвонить ему по какому-нибудь делу, поэтому по телефону он был доступен двадцать четыре часа в сутки. И хотя Юй Вэньцзюань еще ни разу ему не позвонила, для душевного спокойствия он никогда телефон не отключал. Итак, поставив виброрежим, Янь Шоуи спокойно отдался наслаждению. Он чувствовал, как под действием рук девушки, массирующей ноги, у него и вправду разбегается кровь по жилам. Он закрыл глаза и минут десять кайфовал, пока в его кармане не затрепетал телефон. Боясь, что ему звонит У Юэ, Янь Шоуи притворился, что ничего не замечает. Но тут все испортила его массажистка. Действуя из самых добрых побуждений, она посмотрела в сторону его кармана и сказала застывшему с закрытыми глазами Янь Шоуи:
– Эй, проснитесь!
Янь Шоуи, не подумав, открыл глаза:
– Что случилось?
– У вас в кармане телефон дрожит!
Янь Шоуи прошиб пот. Он осторожно покосился на Шэнь Сюэ и, увидев, что она занята другим, вытащил мобильник и посмотрел на номер. То была не У Юэ, звонили с незнакомого номера, поэтому он спокойно взял трубку:
– Алло, кто это?
Но поскольку уже прошло достаточно много времени, звонивший отсоединился. Янь Шоуи тоже нажал отбой и специально, чтобы услышала Шэнь Сюэ, сказал Фэй Мо:
– Наверное, снова журналисты. Сегодня ведь показывают нашу передачу «Должен ли человек говорить неправду?», вероятно, снова чего-нибудь откопали!
Но лучше бы он этого не говорил, потому как такое его поведение обострило бдительность у Шэнь Сюэ. Вроде как в шутку, она протянула к нему руку:
– А ну-ка дай, взгляну на номер, вдруг ты что-то скрываешь, и тебе звонит какая-нибудь девушка?
После последней ссоры Шэнь Сюэ всегда была начеку. Во-первых, она остерегалась девиц, чьи многочисленные фотографии нашла в портфеле Янь Шоуи, пусть даже, по его словам, все они проходили кастинг на роль ведущей ток-шоу. Во-вторых, теперь она стала опасаться Юй Вэньцзюань, родившую малыша, переживая, что их отношения с Янь Шоуи могут возродиться. Янь Шоуи ничего не оставалось, как протянуть мобильник Шэнь Сюэ:
– Вот, смотри, правда незнакомый номер.
Шэнь Сюэ взглянула на номер. Никакого имени на экране не высветилось, лишь набор цифр, значит звонил кто-то незнакомый. Не найдя, к чему прицепиться, она закрыла мобильник, собираясь вернуть Янь Шоуи. Но вдруг, словно что-то вспомнив, она снова его открыла и спросила:
– У тебя ведь сначала звонил телефон, с чего вдруг ты включил виброрежим?
Заметив внимание Фэй Мо и Ли Янь, которые ждали ответа на этот вопрос, Янь Шоуи с напускной небрежностью заметил:
– Так звонки же мешают, а тут вообще-то и подремать неплохо.
Янь Шоуи надеялся, что все этим и закончится, но тут Шэнь Сюэ буквально в два приема возьми да открой эсэмэску от У Юэ. Прочитав сообщение, она резко отпихнула свой тазик, целиком обрызгав девушку-массажистку, чем напугала всех окружающих.
– Как ни крути, а шила в мешке не утаишь. Ловкач еще тот. Вы только посмотрите, что здесь написано!
Ли Янь, не скрывая любопытства, вытащила ноги из тазика и босая прошлепала к Шэнь Сюэ. Прочитав эсэмэску, она застыла на месте и передала мобильник Фэй Мо. Тот тоже остался озадачен. Когда телефон попал в руки Янь Шоуи, он увидел там следующее: «Янь Шоуи, ты можешь меня обманывать, но я не могу. Я сейчас в Лушани, в том самом номере. Ты сказал тогда: "Далек бег изумрудных вод". Все это чушь!»
Янь Шоуи всего прошиб пот. Ну что за дура! Уже потом он укорял ее, мол, «пусть на тебя накатило, и ты разозлилась, но зачем было разрушать мне жизнь ради своего секундного удовлетворения!»
Ну а сейчас, тряся мобильником, Янь Шоуи пытался хоть как-то оправдаться:
– Ведь это она отправила такое сообщение, а не я. Откуда мне знать, что она имела в виду?
Шэнь Сюэ, от злости едва переводя дыхание, продолжала его отчитывать:
– Так ты не знаешь, что она имела в виду, неужто у тебя такая плохая память? Ведь ты же говорил, что у тебя ничего не было с этой У Юэ, что вы встретились лишь однажды, когда у тебя еще была Юй Вэньцзюань. Но здесь четко написано про «номер», про «дальний бег изумрудных вод». По-моему, все совершенно очевидно!
Загнанный в угол Янь Шоуи опустил голову и стал корить себя:
– Ну, было дело, да только несколько лет тому назад, я тогда и не знал тебя.
– Говоришь, дело прошлое? А может, оно еще продолжается? С чего бы тогда она слала тебе такие сообщения?
Тут со своего места поднялся Фэй Мо, решив выступить примирителем:
– Хотя тут и написано про «номер» и про «дальний бег изумрудных вод», но в конце есть приписочка, что все это чушь. А это свидетельствует о том, что У Юэ возмущена. Даже если предположить, что она ищет встречи с нашим Янем, он определенно дал ей от ворот поворот.
Надев шлепанцы, он подошел к Шэнь Сюэ и положил руку ей на плечо:
– Милая Сюэ, я целыми днями нахожусь рядом с Янем и верю, что он чист. Ну даже если и было у него что-то раньше, то все точно осталось в прошлом!
Шэнь Сюэ сбросила с себя руку Фэй Мо, обулась на босу ногу и, утирая слезы, демонстративно зашагала к выходу. Уже у двери она взглянула на Янь Шоуи и сказала:
– Не ожидала, что ты, Янь Шоуи, такое дерьмо!
Но ладно, если бы все этим и закончилось. После такого скандального ухода Шэнь Сюэ Янь Шоуи, Фэй Мо и Ли Янь было уже не до спа-процедур. Наскоро отерев ноги, все трое надели носки и обулись. Фэй Мо предложил Янь Шоуи:
– Давай я пойду вместе с тобой, попробую урезонить Шэнь Сюэ?
Янь Шоуи покачал головой:
– Пусть лучше она сначала успокоится.
Ли Янь его поддержала:
– Это верно, посторонние только масла могут подлить в огонь. Да и Лао Яню не стоит сейчас к ней приставать.
Фэй Мо, вздохнув, посмотрел на Янь Шоуи:
– Это моя вина. Если бы меня не приспичило зайти в этот салон, ничего бы и не случилось.
Распрощавшись с Фэй Мо и Ли Янь, Янь Шоуи вернулся домой и понял, что Шэнь Сюэ принимает душ. В ванной комнате шумела вода, а стеклянные двери густо заволокло паром. Убедившись, что за дверями есть какое-то движение, Янь Шоуи решил, что можно успокоиться. К тому же он не соврал, что тот случай с У Юэ остался далеко в прошлом. С тех пор минуло уже несколько лет, никаких попыток восстановить отношения он не предпринимал, а напротив, всячески избегал У Юэ. Предположим, что раньше он кое-что все-таки скрывал от Шэнь Сюэ, но, как сказал в сегодняшнем ток-шоу продавец сладостей, обман ради любви – это благо. Тем временем Шэнь Сюэ, закончив мыться, переодетая в пижаму, с полотенцем на голове вышла из ванны. Лицо ее сохраняло каменное выражение, на Янь Шоуи она не обратила никакого внимания, но зато и скандалить уже не скандалила. Проследовав в спальню, она резко захлопнула за собой дверь. Янь Шоуи подумал, что, переварив обиду, она все-таки решила образумиться. Уже после он рассказывал У Юэ:
– Спасибо, хоть приписала в конце, что все это чушь, иначе было бы делов!
Итак, Янь Шоуи успокоился и теперь сидел в оцепенении на диване в ожидании, когда пройдет время и заберет с собой все обиды и гнев Шэнь Сюэ. Он даже решил, что заночует сегодня в гостиной, чтобы все разговоры оставить на завтра. Но тут он вспомнил про телефонный звонок, поступивший с незнакомого номера, пока он был в спа-салоне. Это там он стушевался и принял номер за незнакомый, а сейчас, когда уже успокоился, номер показался ему знакомым. Прикинув так и эдак, он вдруг вспомнил, что это номер старшего брата Юй Вэньцзюань. С тех пор как она вслед за братом перебралась на время декретного отпуска в Нанкин, все новости о ней и ребенке Янь Шоуи узнавал по телефону от ее брата. Оказавшись хорошим человеком, он регулярно докладывал ему о том, как дела у Юй Вэньцзюань и ее сына. Янь Шоуи беспокоился, что этот номер телефона может обнаружить Шэнь Сюэ, поэтому не стал заносить его в контакты. Раньше Янь Шоуи всегда звонил ему сам. Это был первый звонок с его стороны, и Янь Шоуи забеспокоился, не случилось ли чего с Юй Вэньцзюань или ребенком. Он снова разволновался, на этот раз даже сильнее, чем после сообщения от У Юэ. Янь Шоуи покосился на дверь спальни: Шэнь Сюэ очень кстати все еще на него дулась. Итак, сегодня вечером он мог о ней уже не думать, ведь сама Шэнь Сюэ не станет мириться первой. Тогда он потихоньку пробрался в санузел, осторожно закрыл за собой дверь, уселся на унитаз, нашел тот самый номер и набрал его. Но на том конце отозвался автоответчик: «Извините, телефон абонента выключен».
Янь Шоуи снова успокоился. Раз абонент не отвечает и не звонит снова, значит, не все так страшно; ну, в худшем случае, может, у ребенка поднялась высокая температура. Но потом он стал переживать, что брат Юй Вэньцзюань может обозлиться из-за непринятого звонка и завтра уже сам не примет звонок Янь Шоуи, и тогда оборвется эта единственная ниточка, которая связывала его с Юй Вэньцзюань и ребенком. Тогда Янь Шоуи решил все разъяснить ему, написав смс-сообщение. Итак, сидя на унитазе, он напечатал следующее: «Я был на собрании, мобильник оставил в машине. Когда перезвонил, твой телефон оказался выключен. Завтра свяжусь снова…»
Он весь погрузился в написание сообщения и совсем не ожидал, что вдруг откроется дверь и к нему зайдет Шэнь Сюэ. Помывшись, она уединилась в спальне, чтобы сделать себе педикюр. Хотя она успокаивала себя тем, что сообщение У Юэ обрывалось на слове «чушь», что говорило не в пользу их отношений, она все еще кипела от злости. Будучи на взводе, она поранила себе ноготь и теперь прибежала в ванную комнату, чтобы взять в шкафчике лейкопластырь. Никакого внимания на сидящего тут Янь Шоуи она не обратила. Тот, застигнутый врасплох, подсознательно зажал мобильник между ног. Отыскав лейкопластырь, Шэнь Сюэ стала закрывать шкафчик, и тут в его зеркальной дверце ей бросилось в глаза растерянное лицо Янь Шоуи, что тут же вызвало у нее новую волну подозрений. Повернувшись к нему она спросила:
– Янь Шоуи, что это с тобой?
Тот инстинктивно подскочил со своего места:
– Дела свои делаю.
Но не успел он еще договорить, как об пол треснулся зажатый между ног телефон. А Шэнь Сюэ уже успела заметить еще один прокол:
– Дела свои делаешь, а почему в штанах? – Посмотрев на упавший мобильник, она посерьезнела: – Кому ты звонил? Снова У Юэ?
Янь Шоуи потянулся за мобильником:
– Да нет же.
Шэнь Сюэ перехватила мобильник, прижав ногой к полу, в ее глазах бушевал огонь:
– Янь Шоуи, ты должен мне сегодня все объяснить!
Они ругались до трех часов ночи. При сложившихся обстоятельствах Янь Шоуи пришлось чистосердечно во всем признаться, а именно – что звонил он не У Юэ, а брату Юй Вэньцзюань.
– Я говорю тебе чистую правду… – говорил Янь Шоуи.
Но Шэнь Сюэ тут же цеплялась к его словам:
– Так ты только сейчас решил рассказать мне правду значит, до этого ты мне всегда врал?
Янь Шоуи решил представить ей в виде доказательства ту эсэмэску, которую он начал было писать брату Юй Вэньцзюань, но в незаконченном виде она выглядела неубедительно и могла быть адресована кому угодно. Один лишь этот нюанс им пришлось выяснять до полуночи. И хотя Шэнь Сюэ в конце концов поверила в то, что Янь Шоуи общался вовсе не с У Юэ, а с братом Юй Вэньцзюань, эти его вылазки по тропе Хо Ши Мина42 оказались для нее полным сюрпризом. Когда ее гнев уже прошел, она сквозь слезы всхлипывала: «Янь Шоуи, и сколько же у тебя еще от меня секретов?», «Янь Шоуи, как же я от тебя устала», «Янь Шоуи, я ведь такая простодушная, куда мне до тебя, я больше не могу с тобой жить!»
А Янь Шоуи только разводил руками, не находясь с ответом.

26
На следующее утро по дороге на работу Янь Шоуи позвонил брату Юй Вэньцзюань. Ему пришлось прождать минуты две, прежде чем тот поднял трубку. Убедившись, что его голос звучит как обычно, Янь Шоуи успокоился. Тот сообщил, что звонил, чтобы сообщить о возвращении Юй Вэньцзюань с ребенком в Пекин. Сам он тоже приехал с ними в роли провожатого и теперь хочет лично встретиться с Янь Шоуи по одному делу.
– Я могу приехать прямо сейчас, – тут же откликнулся Янь Шоуи.
Но его собеседник тихо ему объяснил:
– Я сейчас вышел на балкон позвонить тебе. Нельзя, чтобы Юй Вэньцзюань узнала про наш разговор.
Янь Шоуи его понял и робко предложил:
– Может, тогда встретимся на телестудии?
– Нет, на телестудию я не поеду, давай лучше на рынке нянь? Я собираюсь туда завтра. Вэньцзюань сложно одной с ребенком, надо бы подыскать ей в помощницы няню.
Рынок нянь, расположившийся рядом с Южным Пекинским вокзалом, походил на обычный продуктовый рынок под большим навесом. Там стояло несколько десятков длинных лавок, на которых сидело несколько сотен деревенских женщин с обычными полиэтиленовыми пакетами или сумками из рыбьей кожи. Меж лавок прохаживались городские жители, выбирая себе кандидаток в няни. Янь Шоуи эта картина напомнила работорговлю на американском юге в девятнадцатом веке или какой-нибудь притон в Таиланде. Встретившись в назначенном месте, Янь Шоуи и брат Юй Вэньцзюань не стали сразу подбирать няню, а для начала присели на лавку в углу павильона, чтобы поговорить. До развода с Юй Вэньцзюань Янь Шоуи вообще никак не контактировал с этим человеком. И даже когда Янь Шоуи вместе с Юй Вэньцзюань приезжал в Нанкин, ее брат много с ним не разговаривал. Поэтому Янь Шоуи считал его никчемным. Жена его, уроженка Янчжоу43, запросто могла на своем говорке прилюдно обругать его за бесхозяйственность, даже при покупке мяса. И он молча все сносил, понуро опустив голову. Вот уж не думал Янь Шоуи, что через несколько лет этот вроде бы никчемный человек обретет в его жизни такую важность. Теперь он для него все: он – это тропа Хо Ши Мина, он – это нить от бумажного змея, он – это единственное связующее звено между Янь Шоуи и его бывшей женой с ребенком. Увидав Янь Шоуи, первое, что сказал этот человек, было: «А ты потолстел». Прозвучало это как-то неожиданно для Янь Шоуи, он растерялся и просто засмеялся. Тогда тот заметил: «А вот глаза красные, видно, что работаешь много, не спишь по ночам». Да уж, вчера они с Шэнь Сюэ проскандалили до самого утра. Янь Шоуи лишь горько усмехнулся, а брат Юй Вэньцзюань продолжал:
– Все твои деньги я получал, но втихаря от Вэньцзюань. И от моей жены тоже, – тихо добавил он.
Янь Шоуи молча кивал.
– Малыш уже сидит. Когда по телеку тебя показывают, я, тайком от Вэньцзюань, даю ему посмотреть.
Янь Шоуи просто обомлел. Этот простодушный малый оказался таким чутким. Между тем тот, посмеиваясь, заметил:
– Требовательный. Ночью проснется, попробуй ему бутылочку с молоком секунд на пять задержать, крику не оберешься. Днем играю с ним в «выбери вещицу», предлагаю кисточку, дискету или игрушку, так он сразу игрушку хватает.
– Я в детстве тоже таким был, – улыбнулся Янь Шоуи.
Вдруг брат Юй Вэньцзюань вздохнул:
– Несладко моей сестрице в Нанкине пришлось. Ты, может, не в курсе, но она с детства не в ладах с матерью.
Янь Шоуи напрягся, он вспомнил, как однажды вечером, еще до развода с Юй Вэньцзюань, он стал свидетелем того, как она изливала свою душу плюшевой собаке. Он тогда не на шутку испугался.
Брат Юй Вэньцзюань закурил и вроде как издалека начал:
– Я ведь в этот раз, когда привез Вэньцзюань в Пекин, сначала не хотел тебе звонить, но у Вэньцзюань появились трудности. Смог бы ты ей помочь?
Янь Шоуи вскинулся и с готовностью ответил:
– Да не вопрос.
Сделав затяжку, брат Юй Вэньцзюань продолжил:
– Я сначала думал обратиться не к тебе, а к нашему двоюродному дяде, у него тоже свои ходы-выходы имеются. Но ты же знаешь его гонор, не выношу я этой его манеры разговаривать с людьми.
Янь Шоуи понимающе кивнул.
– Пока Вэньцзюань жила в Нанкине, на работе у нее все было тихо-мирно, а вот сейчас вернулась, и оказалось, что агентство недвижимости, в котором она работала, распалось. Можешь помочь пристроить ее куда-нибудь?
Янь Шоуи застыл на месте, а брат Юй Вэньцзюань продолжал:
– Но только ей про это ни-ни. Ты как найдешь что-нибудь, просто дай мне знать, а я скажу, что мне одноклассник помог. Характер моей сестрицы тебе известен: с виду тихоня, а на самом деле упрямица еще та. Узнает, что связался с тобой, считай, мне тогда хана.
Янь Шоуи послушно закивал. А тот деловито напомнил:
– Будешь подыскивать работу, не забудь, что она умеет печатать.
Янь Шоуи снова кивнул. Брат Вэньцзюань покосился на него и вздохнул:
– Я понимаю, что вы уже в разводе и между вами все кончено, но ведь мне ты можешь помочь?
Глядя на этого тщедушного южанина, Янь Шоуи невольно проникся к нему сочувствием:
– Брат, да ты мне, можно сказать, большое одолжение делаешь.
Тот замотал головой, отбросил окурок, потом нащупал за пазухой фотографию и передал ее Янь Шоуи:
– Это я их перед Пекином сфотографировал.
Янь Шоуи стал рассматривать фото. На руках у Юй Вэньцзюань сидел малыш-крепыш. По сравнению с тем, каким его Янь Шоуи видел в роддоме, он сильно изменился. Юй Вэньцзюань улыбалась, а малыш, наоборот, вышел нахмуренный, словно чем-то недовольный.
– Знаю ведь, скучаешь по нему, но сейчас лучше подождать со встречей. Я потихоньку подготовлю Вэньцзюань, так что будем с тобой действовать постепенно.
Янь Шоуи, не отрываясь от фото, согласно кивнул.
– Зарегистрирован он пока тоже только на ее имя, но мы будем с тобой действовать постепенно.
Янь Шоуи снова кивнул.
После этого разговора они пошли и вместе выбрали няню, уроженку Ганьсу44 девятнадцати лет. Лицом не красавица, зато на вид вроде как порядочная, звали ее Ма Цзиньхуа, она сидела и прижимала к себе пестрый узелок с пожитками. Когда уладили все формальности, брат Юй Вэньцзюань увел ее с собой, а Янь Шоуи возвратился в машину. Там он снова достал фотографию. Он стыдился, что к этому ребенку на фото он по-прежнему ничего не чувствовал. Как и тогда, полгода тому назад в роддоме, он испытывал лишь тягость и беспокойство. Но он поспешил избавиться от таких мыслей, чтобы не выглядеть законченным негодяем.

27
Где-то через неделю Янь Шоуи потихоньку стал подыскивать работу для Юй Вэньцзюань. Его отношения с Шэнь Сюэ после той ночи разборок постепенно наладились. Три дня они находились в состоянии холодной войны и не разговаривали. На четвертый день за ужином Янь Шоуи увидел, что Шэнь Сюэ прикупила для него бараньи копытца. Раньше об этом его пристрастии знала Юй Вэньцзюань, ну а теперь узнала и Шэнь Сюэ. Понимая, что ему представился удобный случай, Янь Шоуи положил себе на тарелку несколько бараньих копытец и начал проводить с Шэнь Сюэ разъяснительную беседу. Начал он с У Юэ. Итак, там все кончено, все их отношения действительно полная чушь. Шэнь Сюэ слушала молча. Янь Шоуи перешел к Юй Вэньцзюань и ребенку:
– Сколько раз я тебе уже говорил: женщине одной трудно растить ребенка. Я общаюсь с ними от случая к случаю, и то делаю это не ради Юй Вэньцзюань, а ради ребенка. Если я совсем останусь в стороне, что обо мне скажут?
Шэнь Сюэ молча ела, наклонившись над тарелкой. Янь Шоуи продолжал:
– Не переживай, что касается моих отношений с Юй Вэньцзюань, то, как говорится, вылитую воду обратно в таз не соберешь. То есть я-то был готов ее собрать, но Юй Вэньцзюань не дала мне этого сделать. А сейчас как мне еще узнавать про ребенка, если не через ее брата?
Шэнь Сюэ наконец подняла голову и заговорила. В ее словах слышались одновременно нотки согласия и несогласия:
– Я и не говорю, что ты не должен проявлять заботу. Но меня злит, что ты все делаешь за моей спиной!
Янь Шоуи развел руками:
– Это кто действует за твоей спиной?
– А то не так? Пока вода не спадет и не обнажит камни, ты все молчишь, все что-то копишь в себе.
Янь Шоуи неловко улыбнулся:
– Раз коплю в себе, значит, забочусь о тебе. Если раньше что-то и скрывал от тебя, то делал это из благородных побуждений. Что ж, впредь буду обо всем докладывать.
Шэнь Сюэ снова уставилась на него:
– Да я не из-за этого злюсь, просто мне кажется, что ты как-то легкомысленно ко мне относишься!
– Это я-то? Никакого легкомыслия, – засмеялся Янь Шоуи.
– Если даже так, то мне все равно. И не думай, что я не смогу жить без тебя. Я вот все думаю, а может, мне порвать с тобой, и делу край?!
Обсасывая копытце, Янь Шоуи поддакнул:
– Как точно сказано: я не смогу жить без тебя!
Янь Шоуи и Шэнь Сюэ вернулись к прежним отношениям. Они договорились, что Янь Шоуи будет обо всем докладывать Шэнь Сюэ и ничего от нее не скрывать. Но о таких моментах, как, например, поиск работы для Юй Вэньцзюань, он, естественно, не мог ей рассказать. Иначе они снова поссорятся. Янь Шоуи прекрасно представлял, чем будет крыть Шэнь Сюэ, мол, «разве мы не договаривались, что ты можешь заботиться лишь о ребенке, при чем тут еще и Юй Вэньцзюань?».
В общем, он действовал у нее за спиной, и не только у нее. Поиск работы для Юй Вэньцзюань он должен был скрывать и от самой Юй Вэньцзюань. Что называется, оказался меж двух огней. И смех, и слезы.
Но более всего Янь Шоуи удручало то, что его широкая известность отнюдь не оправдала его надежд, и найти работу для Юй Вэньцзюань оказалось сложнее сложного. Ничем особым Юй Вэньцзюань не отличалась, разве что проявляла упорство в работе и умела печатать, а это заметно сужало число вариантов. Когда он звонил некоторым знакомым начальникам и директорам, их первой реакцией было приятное удивление от весомого звонка. Но Янь Шоуи звонил с просьбой, да еще и по трудоустройству, а это была повсеместная проблема. И тогда все эти люди уже по-другому говорили с Янь Шоуи. Нет, сразу никто не отказывал, все уклончиво обещали «посмотреть». И никто не мог четко сказать, до каких пор будут продолжаться эти «смотрины», а подгонять с этим вопросом было как-то неудобно. Только теперь Янь Шоуи понял, что вся его слава – дутая. С виду с тобою все рады знаться, а по сути в тебе ничего особого и нет. Вот тут-то все неравенство сил и обнаруживается. Когда Янь Шоуи поделился своими горестями с Фэй Мо, тот вздохнул:
– Вес кабинетного ученого в обществе не больше, чем у листа бумаги! – Через секунду он добавил: – Дутая слава, дутая слава, ты только сейчас это понял?
А в это время из Лушаня вернулась У Юэ. Она позвонила Янь Шоуи, чтобы поторопить его с написанием предисловия к книге Фэй Мо. Сначала он обозвал ее дурой за выходку с той злосчастной эсэмэской. У Юэ громко рассмеялась, но, опомнившись, заявила, что на нее просто нашло временное помутнение. Тут Янь Шоуи пришла в голову мысль попросить издательство под предлогом, что он пишет предисловие, решить вопрос трудоустройства Юй Вэньцзюань. Юй Вэньцзюань как раз умеет печатать, так что это вариант. И хотя он рисковал своей репутацией, потому как явно торговался, иного выхода в создавшейся ситуации он уже не видел. А разве они не преследовали свои интересы, когда просили написать его это предисловие? И, кстати, если бы дочь Лао Хэ не являлась аспиранткой Фэй Мо, этой книги бы вообще не было. Так уж случилось, поэтому нечего тут раздумывать. А сколько Юй Вэньцзюань пришлось пережить из-за него, и сколько раз ему приходилось терять лицо из-за наглости У Юэ? Но высказывать все это по телефону Янь Шоуи не стал, он решил встретиться с ней лично. Для встречи с У Юэ ему нужно было придумать, как улизнуть от Шэнь Сюэ. Прикинув ее расписание, он вспомнил, что на завтрашний вечер у нее запланирован поход со студентами на экспериментальный спектакль. С ее слов, спектакль назывался «Один доу риса»45, суть его состояла в том, чтобы рассыпать по земле доу риса, а потом по зернышку собрать его обратно. Если с Шэнь Сюэ будут студенты, Янь Шоуи там в общем-то и не понадобится. Он прикинул, что в одном доу уж наберется несколько сотен зерен, так что одним часом это дело не ограничится. Решив, что это подходящий момент, он предложил У Юэ встретиться на следующий день за ужином:
– Давай завтра вместе поужинаем. Как писать это предисловие? Я пока что-то не соображу. Можем заодно пригласить директора вашего издательства.
У Юэ обрадовалась:
– Ну что ж, договорились.
Они решили пойти в ресторан типа «самовар», рядом с мостом Сыцзицин, их излюбленное место прошлых романтических ужинов. На следующий вечер, едва Янь Шоуи подошел к назначенному месту, он увидел, что У Юэ одна, директора Лао Хэ с нею не было.
– А где Лао Хэ? – спросил Янь Шоуи.
– А зачем он нам нужен? – парировала У Юэ. – Подумаешь, предисловие, я и сама подскажу тебе, как его написать.
Янь Шоуи был несколько обескуражен. Но делать нечего, не отказываться же от ужина? Поэтому вместе с У Юэ он вошел в ресторан и через большой зал направился в отдельный кабинет. Но тут его заприметила одна из официанток и, конечно же, пожелала сфотографироваться. Поскольку эта штука заразная, после одной подошла другая. А вслед за ними из кухни вылезло еще и несколько поваров в колпаках. Потом к нему потянулись некоторые из посетителей. Янь Шоуи это напрягло. С одной стороны, он ругал себя, что впопыхах забыл надеть темные очки, а с другой – ему неудобно было возмущаться, поэтому он дружелюбно обратился ко всем желающим:
– Идите сюда все сразу.
Но не тут-то было, каждому хотелось сфотографироваться лично. Так что только на эту фотосессию у Янь Шоуи ушло полчаса. Когда же он вместе с У Юэ устроился в кабинете, У Юэ вдруг уставилась на него и спросила:
– Ну как? Удовлетворил тщеславие?
– Какое, твою мать, тщеславие, сплошь дутая слава, хоть кто-нибудь бы отнесся ко мне по-человечески!
Когда стол уставили всем необходимым для трапезы, Янь Шоуи выложил свою просьбу относительно трудоустройства Юй Вэньцзюань взамен того, что он напишет предисловие к книге Фэй Мо. Если бы с ними находился Лао Хэ, то Янь Шоуи изъяснялся бы завуалировано, но поскольку они остались с У Юэ наедине, он мог выкладывать все начистоту. Выслушав его, У Юэ ткнула в него палочками, на которых болтались кусочки бараньей нарезки, и усмехнулась:
– Да уж, Янь Шоуи, мельчаешь, брат, мельчаешь. Дело касается твоего лучшего друга, а ты еще и условия ставишь!
Янь Шоуи решил отделаться шуткой:
– Будем считать, что я действую в интересах сирот и матерей-одиночек. – Вздохнув, он уже серьезно сказал: – У меня просто не осталось выбора. А вашему Лао Хэ можешь объяснить, что я не прошу его устраивать Вэньцзюань именно в ваше издательство.
– А куда же тогда? – спросила У Юэ.
– Ну, у него много знакомых в своих кругах, может, ему удастся пристроить ее куда-нибудь в другое место.
Забрасывая баранью нарезку в кипящую воду, У Юэ удивилась:
– Не поняла.
Тогда Янь Шоуи вместо реальной причины сказал У Юэ следующее:
– Это будет шито белым нитками, если я напишу для вас предисловие, и вы тут же устроите ее на работу. К тому же там работаешь ты, а мой развод произошел именно из-за тебя, так что с этим тоже надо считаться.
На самом деле Янь Шоуи опасался того, что если он так топорно подойдет к вопросу трудоустройства, то Юй Вэньцзюань или Шэнь Сюэ сразу обо всем узнают. Если же его заподозрят сразу двое, то добром это точно не кончится. У Юэ тем временем вытащила свой мобильник и стала набирать номер директора издательства Лао Хэ:
– Скажи Лао Хэ сам про все это, не хочу сюда вмешиваться. Ты ведь не женился на мне после развода с Юй Вэньцзюань, так что никакого долга на мне не висит.
Тут зазвонил телефон Янь Шоуи. Он глянул на входящий звонок, это была Шэнь Сюэ. Он быстро приложил указательный палец к губам, призывая У Юэ замолчать, и только потом ответил на звонок:
– А… спектакль уже закончился?.. А я тут в ресторане «Атлантика», тут «самовар»… ужинаю с представителями издательства… Это насчет предисловия для книги Фэй Мо… – На какой-то миг он застыл в нерешительности, а потом живенько отозвался: – Замечательно, давай приезжай!
Положив трубку, Янь Шоуи был в некотором смятении. Шэнь Сюэ сообщила, что спектакль закончился. Она еще не успела поужинать, поэтому, услышав, что Янь Шоуи в ресторане, решила присоединиться. При других обстоятельствах Янь Шоуи мог бы и отказать, но сейчас, когда совесть его и так уже была нечиста, он не решился усугублять положение. Конечно же, он удивился, что сегодняшний спектакль закончился быстрее, чем он предполагал. Ведь обычно такие штуки всегда тянулись нескончаемо долго. Какая-нибудь нудная белиберда могла затянуться на три-четыре часа. Кто же мог подумать, что в этот раз все будет иначе? И как им удалось собрать несколько сотен зерен? Уже потом Шэнь Сюэ ему рассказала:
– Трудились не только актеры, но и все зрители. При этом разбросали один доу риса, а собрали намного больше. Знаешь, как такое получилось?
Янь Шоуи помотал головой.
Режиссер предложил зрителям разбросать по полу еще и монетки, в результате он даже название спектакля изменил, теперь он называется «На три-пять доу больше».
Однако сейчас Янь Шоуи было не до спектакля, его волновал лишь приход Шэнь Сюэ и ее встреча с У Юэ. Совершенно правдиво он поделился своими чувствами с У Юэ:
– Проблема. Вот-вот придет Шэнь Сюэ.
Но та отнеслась к этому совершенно спокойно:
– Ну и пусть приходит. Она, кстати, и должна придумать, куда трудоустроить Юй Вэньцзюань. А то пришла на все готовенькое, так пусть же сделает для потерпевшей что-нибудь доброе.
Янь Шоуи, посмотрев на нее, сказал:
– А ты можешь прямо сейчас уйти?
У Юэ разозлилась:
– Сам и уходи, я никуда не пойду. Это ты ее боишься, а я – нет! – И, пихнув его, она добавила: – Да уж, Янь Шоуи, до чего ты докатился, полное ничтожество.
Янь Шоуи устыдился:
– Кто это боится? Вам же самим будет неловко, если встретитесь.
Итак, он прекратил выпроваживать У Юэ, лишь торопливо попросил:
– Когда придет Шэнь Сюэ, про работу Юй Вэньцзюань ни-ни.
Минут пятнадцать спустя в кабинет с подарочным пакетом вошла Шэнь Сюэ. Увидев, что Янь Шоуи один, она удивилась:
– А где же представители издательства?
– В туалете.
Тут же он поспешил добавить:
– Сегодня пришла У Юэ.
Заметив недоумение Шэнь Сюэ, он тут же пояснил:
– Ты только не подумай чего, тут все чисто, это касается Фэй Мо. Сама посуди, разве я могу отказать с этим предисловием? На самом деле У Юэ к его книге никакого отношения не имеет, это все идет от директора их издательства Лао Хэ. Сам Лао Хэ тут тоже сбоку припеку, все дело в его дочери, которая сейчас в аспирантках у Фэй Мо…
Говорил он сбивчиво. А в это время к ним, вытирая руки бумажной салфеткой, вошла У Юэ. Уверенно и непринужденно она с готовностью протянула руку Шэнь Сюэ:
– Шэнь Сюэ, я – У Юэ из издательства.
Шэнь Сюэ на миг оторопела, но тут же обменялась с ней теплым рукопожатием:
– А, та самая У Юэ? Наш Шоуи о тебе рассказывал.
Убедившись, что общение вроде как наладилось, Янь Шоуи облегченно вздохнул и стал приглашать дам к столу. Одновременно он крикнул официанту, чтобы тот принес еще один набор посуды. Тут же обратился к Шэнь Сюэ:
– Лао Хэ тоже ужинал с нами, но из-за своих дел ушел пораньше.
У Юэ, смекнув, что к чему, поспешила добавить:
– У него завтра утренний рейс, летит в Сиань на книжный салон.
Сказав это, она пихнула под столом Янь Шоуи. Тот испугался и быстро убрал ноги под стул. Шэнь Сюэ посмотрела на них, а потом вынула из пакета коробку с детским костюмчиком. Улыбнувшись, она обратилась к Янь Шоуи:
– Забежала перед спектаклем в торговый центр, прикупила твоему сынишке костюмчик, как думаешь, подойдет?
Янь Шоуи удивился. Чтобы Шэнь Сюэ сама вдруг стала проявлять заботу о его сыне? Это что-то новенькое. Похоже, Шэнь Сюэ решила измениться. Янь Шоуи, переполненный радостью, принялся открывать коробку и повторять:
– Подойдет, конечно подойдет.
Между тем Шэнь Сюэ подцепила палочками несколько кусочков бараньей нарезки и, окуная мясо в кипяток, с улыбкой сказала У Юэ:
– Я сначала не думала приходить, но как услышала «самовар», сразу поняла, что голодная.
У Юэ, глядя в ее сторону, тоже с улыбкой отозвалась:
– Вот и я такая же, один раз попробовала и на всю жизнь пристрастилась.
Янь Шоуи, учуяв в ее словах опасный вызов, быстренько убрал в коробку костюмчик и, перебив разговор, громко позвал официанта:
– Порцию утиной крови! – Повернувшись к У Юэ, он объяснил: – Наша Шэнь Сюэ большая любительница утиной крови.
После ресторана Янь Шоуи вместе с Шэнь Сюэ поехали домой. Заметив, что настроение у Шэнь Сюэ так себе и что атмосфера накаляется, Янь Шоуи решил первым завести разговор:
– Фэй Мо назвал свою книгу «Разговоры», а я при думал название к своему предисловию. Как тебе такое: «Слова о друге даются нелегко…»?
Но сидевшая с каменным лицом Шэнь Сюэ вдруг оборвала его:
– Янь Шоуи, сколько вас ужинало, прежде чем пришла я?
– Я же тебе говорил, трое. Просто Лао Хэ ушел раньше.
Шэнь Сюэ посмотрела на него:
– Янь Шоуи, я ведь по приборам заметила, что вас все время было двое!
Янь Шоуи испугался; оказывается, никаких перемен к лучшему в ее поведении не произошло, Шэнь Сюэ так и осталась Шэнь Сюэ. Тем не менее он не сдавался:
– Официант унес лишнее.
– Янь Шоуи, – холодно усмехнулась Шэнь Сюэ, – ты меня недооцениваешь!
Янь Шоуи, оставив ее слова без ответа, понуро продолжал вести машину. Через какое-то время он вздохнул:
– Да, мы ужинали одни, но мы действительно обсуждали предисловие к книге Фэй Мо. Я соврал, чтобы не вызвать твоего подозрения.
– Самое ужасное, что она стала тебе поддакивать: «Директор Лао Хэ завтра улетает в Сиань». Спелись, пташки! Пока я не пришла, вы и не знали, что придется выкручиваться. А я-то, словно посторонний человек, нахожусь в неведении. И что же ты, Янь Шоуи, собираешься теперь делать?
Загнанный в тупик, Янь Шоуи взбунтовался:
– Что я собираюсь делать? А я хотел спросить, что ты теперь собираешься делать! Ведь я поступил так в твоих интересах. Все это время ты и шагу не даешь мне ступить, точно я какой-то преступник. Я уже даже не могу с кем-то встретиться! Скажу тебе только одно: мне нужна жена, а не агент ФБР!
Тут он резко притормозил у обочины и, распаляясь все больше, заявил:
– Что это за любовь такая? Не хочешь, чтобы мы жили вместе, так оставь меня, черт возьми, в покое!
Со времени знакомства с Шэнь Сюэ Янь Шоуи впервые так обозлился. Шэнь Сюэ оцепенело смотрела на него. Янь Шоуи думал, что она вот-вот психанет и выскочит из машины, а она вдруг уткнулась в переднюю панель машины и заплакала. Через какое-то время она захныкала:
– Что я такого сказала? Только и попросила, что не обманывать, неужели я не права? – Чуть помолчав, она добавила: – Ведь по ней сразу видно, что шлюха, что ж тут странного, если я хочу, чтобы ты держался от нее подальше?
Янь Шоуи смягчился:
– Да я и так держусь не близко, ведь сказал же, встретился исключительно по делу!
Он завел машину, и они поехали дальше. Заметив, что Шэнь Сюэ постепенно утихомирилась, Янь Шоуи тоже успокоился. Оказывается, нельзя в жизни постоянно лишь уступать, иногда хорошо и самому покачать права. Раньше Янь Шоуи крайне редко проявлял жесткость, а похоже, это себя оправдывало.

28
После национального праздника в честь образования КНР вышла книга Фэй Мо. Янь Шоуи написал к ней предисловие. Книга называлась «Разговоры», а предисловие Янь Шоуи – «Как нелегко бывает говорить». У Юэ сообщила Янь Шоуи, что как только он дал добро на предисловие, издательство тотчас поставило в известность Фэй Мо, и тот ничего не сказал. Тогда на следующий день Янь Шоуи, приехав на работу, сам инициировал разговор:
– Почтенный Фэй, их просьба написать предисловие к твоей книге – все равно что вылить парашу на голову Будды!
Фэй Мо, глядя на Янь Шоуи, вздохнул и прямодушно сказал:
– Я все понимаю, поставил других и тебя в затруднительное положение.
На это Янь Шоуи отделался шуткой:
– Зато когда мое имя появится на твоей книге, мой культурный уровень, считай, тоже возрастет.
И все же Янь Шоуи не мог слепо примириться с этой книгой Фэй Мо. Когда он получил от издательства последнюю корректуру рукописи, ее содержание так и осталось для него загадкой. Обычно, если книга непонятна, это доказывает, что ее автор исключительно образованный человек. Но проблема состояла в том, что буквально от каждой фразы в книге Фэй Мо веяло тягомотиной. В результате весь текст напоминал безвкусный воск. Книга, исследующая разговоры людей, не содержала в себе ни одной человеческой фразы. Как вообще могло произойти, что Фэй Мо, который в обычной жизни слыл большим юмористом, который придумал немало идей для ток-шоу «Хочешь? Говори!», едва дело дошло до книги, вдруг превратился в такого зануду? Конфуций тоже был человеком ученым, но ведь он выражался нормальным языком. Просматривая книгу Фэй Мо, Янь Шоуи вдруг вспомнил про все эти перформансы и экспериментальные спектакли, на которые они ходили вместе с Шэнь Сюэ. Хотя по задумке и способу воплощения они отличались, но эффект производили одинаковый. Янь Шоуи хотел было поделиться своими соображениями с Фэй Мо, но вовремя заметил его трепетное отношение к этой книге. Помнится, прихлопнув в ладоши, Фэй Мо радостно поделился с Янь Шоуи:
– Восемь лет, восемь лет я трудился над ней!
После этого Янь Шоуи не осмелился давать ему какие-то советы, осталось лишь притвориться, что книга ему понятна и, пересилив себя, нацарапать к ней предисловие.
В день выхода книги из печати издательство устроило торжественную пресс-конференцию. Этот опус заведомо посчитали провальным; если книгу не понял Янь Шоуи, то такого же результата следовало ожидать от девяноста пяти процентов его соотечественников. К тому же, если народ не знал, кто такой этот Фэй Мо, то кому захочется мучить себя этой книгой? По правде говоря, продавалось лишь предисловие Янь Шоуи. Но, по словам У Юэ, поскольку дочь директора Лао Хэ практически уже заканчивала писать свою диссертацию, Лао Хэ, дабы сделать приятное Фэй Мо, настоял на организации пресс-конференции. В ней принимал участие и Янь Шоуи, да еще и при полном параде: в костюме и при галстуке. Утром, когда он собирался на мероприятие, Шэнь Сюэ, глядя, как он прихорашивается, с удивлением обронила:
– Это же просто пресс-конференция, не слишком ли?
– В случае с Фэй Мо следует выглядеть посолиднее.
– А этот галстук тоже для Фэй Мо? Сегодня там наверняка появится У Юэ, не для нее ли так вырядился?
То, что Шэнь Сюэ отпускала шуточки в сторону У Юэ, доказывало, что соперницей она ее уже не считает. После того как Янь Шоуи на нее обозлился, они дня три пребывали в состоянии холодной войны, но зато потом их отношения стали куда лучше. Постоянная игра в прятки, притворство, естественно, рождают подозрение, а тут он, можно сказать, вывалил все, что у него накопилось, рассказал все как есть, и ситуация полностью прояснилась. Когда Янь Шоуи жил вместе с Юй Вэньцзюань, он никогда с ней не ссорился. Но, похоже, в современном мире единственным средством для окончательного решения проблемы является конфликт. Зачем только Америке так долго воевать с Ираком? Ведь Саддама там уже нет. Для Янь Шоуи это было самое большое открытие за последнее время. Поэтому он тоже решил отшутиться:
– Надо было еще сказать: «Воин наряжается ради своих друзей»46.
Пресс-конференция должна была проходить в отеле «Интернациональ». Ничего особенного она не предвещала, но до ее начала Янь Шоуи совершенно неожиданно узнал одну тайну Фэй Мо, которая его немало удивила. Открытие пресс-конференции планировалось на десять часов, Янь Шоуи прибыл к месту в половине десятого. Все места на стоянке перед отелем были уже заняты. Янь Шоуи стал нарезать круги в надежде припарковаться, но все тщетно. Наконец он увидел отъезжавшую машину и поторопился подъехать поближе, чтобы занять ее место. Едва она уехала, Янь Шоуи быстренько втиснулся в освободившееся пространство. Пока он припарковывался, оценивая расстояние до машины впереди, он вдруг заметил, что за рулем этой машины марки «Сузуки Альто» сидит девушка. Выгляди она обычно, Янь Шоуи и внимания бы не обратил, но у этой по бокам торчали две маленькие косички. Такая непосредственность, Янь Шоуи словно вернулся в 1969 год, поэтому естественно, что эти косички бросились ему в глаза. Следом он заметил сидящего с ней толстяка. Она что-то сказала ему, покачивая своими косичками, а потом чмокнула его. Вслед за этим довольный толстяк начал выбираться из тесной машинки. Было видно, что дается ему это нелегко. Каково же было удивление Янь Шоуи, который уже успел припарковаться, когда в этом толстяке он признал Фэй Мо!
Янь Шоуи словно попался на месте преступления, в голове гулко застучала кровь. Каким образом этот Фэй Мо, производивший впечатление старомодного книжника, блюдущего мораль и внешние приличия, мог заниматься подобными делами? Неужели и он «свой парень»? Янь Шоуи пребывал в растерянности, вместе с тем в нем пробудилось некоторое злорадство. Это злорадство у него вызывал не только Фэй Мо, но и весь мир. Вот, оказывается, что значит проблема планетарного масштаба «Тепло и холод мы делим вместе»47. Тем не менее Янь Шоуи понимал, что щепетильный в вопросах репутации Фэй Мо не обрадуется, если его в чем-то прилюдно уличат. Поэтому Янь Шоуи сперва дождался, пока девушка уедет на своем «Сузуки Альто», и только потом вышел из машины.
Янь Шоу никак не мог сдержать своего волнения. Оказавшись в холле отеля, он стал глазами искать Фэй Мо. Наконец, заметив, что тот отделился от толпы и встал на эскалатор, Янь Шоуи в два счета оказался рядом с ним. Ступени эскалатора занимали приглашенные журналисты и издатели. Заметив Янь Шоуи, каждый спешил его поприветствовать. Янь Шоуи, кивая в ответ, тихонько поинтересовался у Фэй Мо:
– Звонил вам, почтенный, все утро, но, видимо, не захотелось вам ехать в моей компании. Как же вы добрались?
Фэй Мо не придавал особого значения данному мероприятию, а потому пришел сюда в обычной куртке, не в пример одетому с иголочки Янь Шоуи, который чересчур уж выделялся. Бросив взгляд в сторону Янь Шоуи, Фэй Мо как ни в чем не бывало ответил:
– Дела были, так что на такси приехал.
Еле сдерживая себя, чтобы не рассмеяться, Янь Шоуи прикрыл губы:
– А ну как я открою правду? Не захотел со мной ехать, потому как было кому тебя проводить. Машина – так себе, а водитель – что надо.
Вот теперь Фэй Мо испугался, лицо его застыло. Он понял, что Янь Шоуи удалось-таки схватить его за лисий хвост. Он стыдливо отвел спрятанные за очками глаза:
– Аспирантка из Академии общественных наук, занимается эстетикой, вроде как моя фанатка. Но мы просто общаемся, между нами ничего нет, так что не говори ерунды.
– А как же поцелуй? – спросил Янь Шоуи и с улыбкой дотронулся до Фэй Мо. – Почтенный, если вам впредь вздумается нас поучать, этот номер у вас уже не пройдет, теперь мы в одной лодке.
Фэй Мо хмуро огляделся по сторонам и тоже пихнул Янь Шоуи своей толстой ручкой:
– Почтенный, а не говорил ли я тебе, что ты язва еще та? – Помолчав, он добавил: – Надо бы почеловечнее быть.
Янь Шоуи уклончиво закивал:
– Хорошо, хорошо, я ничего не видел, идет?
С этими словами, он обхватил Фэй Мо за плечи, и они вместе вошли в зал для пресс-конференции.
Комната располагалась рядом с банкетным залом. Перед его плотно закрытыми массивными дверями возвышалась стойка с микрофоном. На четырех резных, украшенных завитками створках из твердого дерева висели четыре огромных постера с лицом Фэй Мо крупным планом. И прямо на его лбу красовалась обложка новой книги. Над самыми дверями на красном шелке растянулся транспарант: «Презентация новой книги Фэй Мо "Разговоры"».
Пресс-конференция, как и планировалось, началась ровно в десять. Издательство решило провести ее на западный манер – в зале отсутствовали посадочные места, поэтому все набившиеся внутрь посетители стояли. При этом каждый одновременно держал в руках и книгу Фэй Мо, которую получил у стойки регистрации, и бокал вина. Презентацию вела У Юэ. С серебристой помадой на губах, облаченная в желтое ципао, выгодно подчеркивающее ее высокую, полную грудь, она сегодня тоже выглядела по-особому. Раньше У Юэ всегда предпочитала коротенькие юбочки да пиджачки выше талии, а сейчас, сменив стиль, да еще при особом освещении, она вдруг совершенно преобразилась, и сердце Янь Шоуи затрепетало. Несколько камер нацелились на посетителей и на площадку, где стоял микрофон. Первым взял слово директор издательства Лао Хэ. За ним несколько занудно выступила директор отдела сбыта, средних лет госпожа Гао. Но, отдадим ей должное, говорила она только хвалебные речи. Когда она отошла от микрофона, У Юэ на правах ведущей объявила:
– Только что перед нами выступили директор нашего издательства Лао Хэ, а также директор отдела сбыта госпожа Гао, которые единодушно верят в коммерческий успех этой книги. Ну а сейчас мы приглашаем выступить самого автора, профессора Фэй Мо!
Надо сказать, что церемония с самого начала как-то не заладилась. Дело в том, что китайцы еще не привыкли к такому формату, когда приходится кого-то слушать на ногах, и вот, по двое, по трое, народ стал сбиваться в кучки по интересам. Услыхав, что к микрофону приглашается автор книги, кое-кто кое-где редко зааплодировал. Возможно, поняв, что тут к чему, возможно, просто забив на всю эту церемонию, возможно, возмутившись тому, что народ кучкуется, возможно, перенервничав из-за Янь Шоуи, который узнал его тайну, Фэй Мо, услышав приглашение У Юэ, его проигнорировал и остался стоять в толпе, мотая головой в знак отказа. У Юэ жестом снова пригласила его к микрофону, но Фэй Мо только отмахнулся, мрачнея все больше. У Юэ оказалась в щекотливом положении, и теперь должна была как-то выкручиваться:
– Профессор Фэй выступать не будет, наверное, он хочет этим сказать, что все, что нужно, он уже изложил в своей книге, поэтому наша задача теперь это все осмыслить. В таком случае, мы попросим сказать пару слов автора предисловия, господина Янь Шоуи!
Для Янь Шоуи это оказалось сюрпризом. Ведь его никто не предупреждал, что он должен будет выступать на пресс-конференции. Однако в том, что Фэй Мо отказался выйти на сцену, Янь Шоуи чувствовал и свою вину. Поэтому, чтобы поддержать своего друга, а также извиниться за свою выходку с разоблачением (похоже, Фэй Мо это и вправду сильно зацепило, знай Янь Шоуи о такой реакции заранее, так лучше бы промолчал), он с бокалом в руке бодро подошел к микрофону. Что ни говори, все его хорошо знали, поэтому его выход на сцену сопровождался громкими аплодисментами, которые не входили ни в какое сравнение с жиденькими хлопками в честь Фэй Мо. После рукоплесканий установилась выжидательная тишина, все разговоры по кучкам прекратились. Но, дождавшись тишины, Янь Шоуи вдруг понял, что не знает, о чем ему говорить. Вполне логично, что на пресс-конференции, посвященной книге Фэй Мо, об этой самой книге и следовало говорить. Однако Янь Шоуи, который так и не смог прочувствовать эту книгу схватить ее главную идею, написал и соответствующее, ни о чем, предисловие. Вот и сейчас ему пришлось повторить свою тактику:
– Итак, раз господин Фэй выступать не будет, то скажу я. Собственно, если говорить о работе на телевидении, то я являюсь рупором Фэй Мо. Но прежде я обмолвлюсь, что еще до начала презентации господин Фэй Мо раскритиковал меня за крикливый наряд. Я даже занервничал, но зато сейчас, оказавшись рядом с нашей ведущей У Юэ, могу сказать, что наши наряды, олицетворяя Восток и Запад, даже очень неплохо сочетаются. По крайней мере сразу видно, что для нас это событие крупного масштаба.
Прямо как на съемочной площадке его ток-шоу, все вокруг захлопали и засмеялись. Стоявшая рядом У Юэ тоже улыбнулась в ответ. Янь Шоуи продолжал:
– Мне думается, что все книги можно разделить на два типа: изысканные и простецкие. Заставь написать книгу меня, выйдет чтиво для развлечения. Если же взять труд господина Фэй Мо, то в нем что ни фраза, то руководство к познанию себя…
Однако привести конкретный пример Янь Шоуи затруднился. В то же время он не мог постоянно кружить вокруг да около. Требовалось уже сказать что-нибудь по существу, и тут его осенило. Янь Шоуи вспомнил, как несколько месяцев назад на одном из собраний Фэй Мо вышел из себя из-за мобильников. Тогда он еще стал фантазировать на тему внедрения телефонов в первобытное общество. «Скорее всего, про это он написал в своей книге», – подумал Янь Шоуи и, ухватившись за эту мысль, стал развивать тему дальше:
– Разумеется, в книге содержатся самые разные руководства, однако самое ценное в ней то, что показывается связь между нашими словами и тем, что у нас на душе. Только прочитав книгу господина Фэя, я постиг одну истину: почему наша жизнь становится все сложнее и сложнее. Да потому что все больше и больше развивается наша речь. До того, как человечество научилось разговаривать, люди использовали язык тела. Тяжело же им приходилось, чтобы описать какое-то событие, наверняка требовалось выплясывать по полдня. Но сложнее всего было обманывать – тут прыгай не прыгай, а человек все равно не понимал, что его обманывают. Когда же люди научились говорить, обманывать стало гораздо проще: подвигал губами и никаких проблем…
Поскольку Янь Шоуи пошутил по поводу наряда У Юэ, та теперь решила взять реванш. Разумеется сделала она это незаметно, через намеки, которыми сдобрила ответную фразу:
– То есть почтенный Янь хочет сказать, что в обычной жизни он имел привычку обманывать. Однако, прочитав книгу господина Фэя, он вдруг взял и опомнился. Но ведь опомниться мало, надо подкрепить это действием, применить на практике. Для чистоты эксперимента мы предлагаем ему для начала внедрить язык тела в его ток-шоу. Вы только представьте, начинается передача, и тут господин Янь выходит в пляс!
Народ громко засмеялся. Даже Фэй Мо не удержался и, покачивая головой, усмехнулся. Один только Янь Шоуи выглядел смущенным. Но, как бывалый ведущий, он привык к такого рода фортелям, а потому отреагировал просто и бесхитростно. К тому же У Юэ, можно сказать, даже помогла ему вылезти из этой темы, в которой он чуть было не увяз. Поэтому, закругляя разговор, он сказал:
– Я одобряю предложение нашей ведущей. У нас как раз проходит кастинг для ведущих ток-шоу «Хочешь? Говори!». Я надеюсь, У Юэ тоже примет в нем участие, и тогда каждая передача будет сопровождаться нашими парными танцами. – Сделав паузу, он добавил: – Только нужно предупредить ведущих новостей во всех странах о новом танцевальном формате. И тогда даже пресс-секретарь Белого дома вместо приветствия начнет танцевать!
Все снова захлопали и засмеялись.
Итак, можно сказать, что пресс-конференция прошла на ура. После ее завершения служащие подошли к массивным дверям с постерами Фэй Мо и, открыв их, пригласили всех в банкетный зал. Там в ярком свете огромных хрустальных люстр посетителей ждали десять с лишним обильно накрытых столов. Выходило, будто все это время прилепленный к дверям Фэй Мо прятал всю эту вкуснятину прямо у себя за спиной. Толпа ахнула и мощной волной повалила внутрь.
Фэй Мо и Янь Шоуи усадили за главным столом. Там же присели директор издательства Лао Хэ, директор отдела сбыта госпожа Гао, а также другие не последние лица. Сначала все стали поднимать бокалы и произносить пафосные тосты. Но после третьего тоста народ за столами разбился на группки. Монотонное многоголосье в банкетном зале уподобило его пчелиному улью. Янь Шоуи, заметив, что настроение Фэй Мо вроде как улучшилось, вытащил из внутреннего кармана фотографию и потихоньку передал ее другу. Это было то самое фото, которое Янь Шоуи несколько дней назад получил от старшего брата Юй Вэньцзюань. На нем были Юй Вэньцзюань с ребенком на руках, Юй Вэньцзюань улыбалась, а малыш хмурился. Фэй Мо взял фото и, внимательно глядя на малыша, заметил:
– Большой уже.
Посмотрев на фотографию, он собрался было отдать ее обратно, но Янь Шоуи его остановил:
– Оставь у себя.
– Зачем? – удивился Фэй Мо.
– Все это время она лежала у меня в стеллаже, спрятанная в книжке. Но потом я подумал, что это не надежно.
Фэй Мо понимающе кивнул, но сказал:
– Шэнь Сюэ должна смириться с этой ситуацией.
– С ребенком она готова смириться, но ведь на фотографии еще и Юй Вэньцзюань. Кроме того, недавно я помог ей с трудоустройством втайне от Шэнь Сюэ, так что нужно быть осторожнее.
Фэй Мо снова кивнул. А Янь Шоуи тем временем осторожно вытащил еще и сберкнижку:
– Пока Юй Вэньцзюань входит в колею, финансовое положение у нее не очень, я отложил для нее две тысячи, если ей вдруг понадобятся деньги. Так что это тоже тебе на хранение.
Фэй Мо кивнул и спрятал фото с документом к себе в карман. Засовывая их, он заметил:
– Я тоже хочу тебе кое-что сказать. Моя жена раньше не очень жаловала Шэнь Сюэ, поскольку все-таки была подругой Юй Вэньцзюань, а сближение с ее соперницей она расценивала как предательство. Однако в последнее время она то и дело болтает с Шэнь Сюэ по телефону.
Янь Шоуи, не придавая этому особого значения, сказал:
– Да и я заметил, что Шэнь Сюэ стала больше болтать.
Фэй Мо, проводя по скатерти палочками, добавил:
– Да я не про то. Я лишь хочу предупредить, что дела в этом мире вершатся не без вмешательства заключенных между людьми союзов.
Янь Шоуи припомнил увиденную им сцену на автостоянке и, поняв намек Фэй Мо, кивнул. Только он открыл рот, чтобы что-то сказать, как пикнул его мобильник. Отбросив крышку, он увидел имя У Юэ. Осторожно открыв сообщение, он увидел текст следующего содержания: «Я бы не отказалась от твоего тело-шоу. Я тебя растерзаю». Янь Шоуи словно током шибануло. Быстро стирая это сообщение, он вытянул шею, ища глазами У Юэ. Наконец через три стола он заметил силуэт ее спины. Подняв бокал с вином, У Юэ с улыбкой чокалась с сотрапезниками.

29
Как потом Шэнь Сюэ рассказала Ли Янь, в тот день, когда Янь Шоуи ходил на презентацию книги Фэй Мо, сама она повела дочь Люй Гуйхуа, Ню Цайюнь, на собеседование в театральный институт. Вот уже три дня как Ню Цайюнь приехала в Пекин. Надеясь сдать экзамен, чтобы поступить на актерский факультет, она остановилась в гостях у Янь Шоуи и Шэнь Сюэ. Очень кстати, что в этом году Шэнь Сюэ находилась в составе приемной комиссии. Ню Цайюнь шел восемнадцатый год, на первый взгляд она казалась умной и сообразительной, но лишь до тех пор, пока не начинала говорить. При первой встрече Янь Шоуи все восклицал:
– Похожа, как похожа на свою маму! Я и не видел ее с тех пор, как она переехала на рудник. Встреть я тебя на улице, подумал бы, что вернулся на тридцать лет назад.
Сделав паузу, он спросил:
– Цайюнь, а почему ты решила поступать в театральный?
Девочка без обиняков выпалила:
– Чтобы стать звездой и загребать кучу бабок!
Это насмешило Янь Шоуи с Шэнь Сюэ. Тогда Янь Шоуи задал следующий вопрос:
– А что, поступив в театральный, можно стать звездой? – И, показав в сторону Шэнь Сюэ, он заметил: – Вот она, например, окончила театральный, но не звезда.
Цайюнь, покосившись на Шэнь Сюэ, тут же отчеканила пословицу:
– Учитель лишь открывает дверь, ученик входит в мир знаний сам. – Продолжая осматриваться, она вдруг сказала: – Ну я-то не мечтаю стать звездой, это мамина затея.
Тогда Шэнь Сюэ, подражая ее говорку, спросила:
– Ну а чем сама-то хошь заниматься?
– Хочу вместе с дядей вести передачу.
– А что хорошего в работе ведущего? – поинтересовался Янь Шоуи.
– Так говори себе и говори!
Янь Шоуи оторопел. Вечером, ложась спать, Шэнь Сюэ уже в постели намекнула Янь Шоуи:
– Ну что, убедился? Она же просто никакая. Даже говорить нормально не умеет, а на театральный замахнулась.
– Раз уж приехала, пусть попробует, все-таки знакомая.
Шэнь Сюэ схватила его за нос:
– Первая любовь, твою мать. Неужто растаял?
Янь Шоуи сгреб ее в объятия.
– Чего ты там мелешь! – ушел он от ответа.
На следующее утро Шэнь Сюэ пришлось включить Ню Цайюнь в список поступающих. Напомним, что как раз в этот день Янь Шоуи пошел на презентацию, а Шэнь Сюэ вместе с Ню Цайюнь отправилась на экзамен. Во дворе театрального института яблоку негде было упасть. Шэнь Сюэ сообщила девушке ее регистрационный номер и попросила занять очередь. Перед тем как оставить ее одну, она еще раз успокоила ее:
– Во время экзамена самое главное – не волнуйся. Тебе предложат изобразить какую-нибудь ситуацию из разряда тех, с которыми ты постоянно сталкиваешься в жизни.
Ню Цайюнь кивнула. Похоже, она была в полной боеготовности.
Экзамен проходил в одной из аудиторий-студий. С одной стороны, перед зеркальной стеной, сидела экзаменационная комиссия. Старшим экзаменатором назначили Лао Го, того самого средних лет преподавателя с хвостиком, который был тамадой на свадьбе Сяо Су. Сяо Су тоже сидела в комиссии, она поочередно вызывала претендентов из списка. Шэнь Сюэ и Сяо Су сидели рядом. В студию приглашали по десять человек. Они выстраивались у стены напротив экзаменаторов, а затем по одному выходили на середину и показывали свои номера. Накануне вечером Шэнь Сюэ предупредила Лао Го и Сяо Су о своей протеже и попросила их содействия. Поскольку на собеседование пришло огромное количество желающих, пока дошла очередь до группы Ню Цайюнь, время близилось к обеду. Когда в студию вошли Ню Цайюнь и остальные девять претендентов, часы показывали уже половину двенадцатого. Ню Цайюнь должна была выступать вторая по счету. Едва она переступила порог, как тут же стала искать глазами Шэнь Сюэ, что напрягло последнюю. Сяо Су потеребив подругу за рукав, тихонько спросила, глядя в сторону Ню Цайюнь:
– Она?
Шэнь Сюэ кивнула в ответ.
Первым к экзаменаторам вышел похожий на обезьяну молодой человек. Поскольку экзамен шел с самого утра, преподаватели уже успели проголодаться. Лао Го попросил Сяо Су:
– Давайте как-то побыстрее.
Сяо Су спросила молодого человека, что особенного он может им показать.
Тот, выпучив глаза, ответил:
– Умею делать сальто!
Все засмеялись, Сяо Су попросила:
– Ну, давай посмотрим.
Парень прямо с места сделал кувырок в воздухе. И, надо сказать, выполнил он его мастерски. Он хотел было кувыркнуться еще раз, но Лао Го жестом остановил его и быстро сказал:
– Достаточно!
Парень остановился и, переведя дух, спросил:
– Это все?
Не обращая на него внимания, Лао Го попросил Сяо Су:
– Давай дальше!
Та посмотрела на свой список и вызвала:
– Ню Цайюнь!
Ню Цайюнь держалась как у себя дома, выйдя вперед, она на своем шаньсийском говорке выпалила:
– Доброго утра, преподаватели!
Все засмеялись. А Лао Го решил ее поправить:
– Вообще-то уже полдень!
Сяо Су, улыбнувшись, спросила:
– Ню Цайюнь, кем работает твой папа?
– Шахтером.
– Значит, ты дочь шахтера. Тогда изобрази нам, что делает твой папа после того, как приходит с работы домой. – Подбадривая ее, она добавила: – Не волнуйся, постарайся, пожалуйста.
Никто, однако, не ожидал, что, едва Сяо Су произнесет свое напутствие, Ню Цайюнь вдруг развернется на сто восемьдесят градусов и выйдет вон. Сначала все решили, что она собирается изобразить стук в дверь, но время шло, а в дверь никто не стучал. Сяо Су с удивлением взирала на Шэнь Сюэ. Лао Го тоже:
– Это еще что за номер? Она решила уйти? – И, уже обращаясь к Сяо Су, попросил: – Зови следующего!
Выступили все, кто зашел в этой группе, однако Ню Цайюнь так и не вернулась. Потом наступил черед следующей группы, прошло еще полчаса, а Ню Цайюнь и след простыл. И даже когда начался перерыв, Ню Цайюнь так и не пришла. Шэнь Сюэ отправилась на ее поиски. Претенденты и их родители забили до отказа баскетбольную площадку, которая теперь гудела как улей. Наконец в просвете толпы Шэнь Сюэ увидела Ню Цайюнь. Она сидела вдали на брусьях и, как ни в чем не бывало, с кем-то болтала. Похоже, ничто ее не тревожило, она махала руками и ногами, явно пребывая в радостном возбуждении. Шэнь Сюэ направилась прямиком к ней и с некоторым раздражением спросила:
– Что за дела? Разве можно взять и так просто уйти с экзамена?
Ню Цайюнь удивилась:
– Я же показываю сценку. Вы ведь просили изобразить моего папу? А он после работы сначала всегда идет по гостям, на три часа точно пропадает.
Шэнь Сюэ вдруг прозрела и уже снисходительно спросила девушку:
– Ведь твой папа работает в шахте, что же, он после работы даже не приходит домой умыться?
– А он не успевает, бросает свой велик и сразу уходит.
– И ты даже не можешь попросить его сказать два слова твоей маме?
– А он с ней вообще не разговаривает.
У Шэнь Сюэ после такой беседы опустились руки:
– Позвоню-ка я лучше твоему дяде, – сказала она.
Но, набрав номер Янь Шоуи, она лишь услышала автоответчик: «Извините, абонент находится вне зоны действия сети».
Шэнь Сюэ застыла на месте. На ее памяти это было впервые, когда она слышала такие сигналы с мобильника Янь Шоуи. Ведь он точно поехал на пресс-конференцию книги Фэй Мо, которая проходила не где-нибудь, а в Пекине, с чего это вдруг он находился вне зоны действия сети? Но Шэнь Сюэ не обратила на это особого внимания. А вот несколько дней спустя, когда она разбирала вместе со студентами «Гамлета» и они дошли до таких известных отрывков, как «Быть или не быть, вот в чем вопрос» и «Тогда, как утро следует за ночью, последует за этим верность всем», у одного из слушателей вдруг зазвонил телефон. Парень спрятался под парту, чтобы тихонько ответить на звонок, а когда высунул голову обратно, заметил перед собой Шэнь Сюэ, которая явно ждала объяснений. Он тут же начал оправдываться:
– Извините, это папа.
– Что, твой папа не знает наших правил?
– Он в Англии. Забыл про разницу во времени.
– Гамлет тоже был в Англии, но вот у него с этим проблем не возникало, – пошутила Шэнь Сюэ, намекая на только что пройденный монолог. Все засмеялись, а уличенный парень поднял руки вверх, вроде как сдаваясь, и выпалил:
– Все, я выключаю! Выключаю!
Но вместо того чтобы просто выключить телефон, он снял крышку панели и ловким движением приподнял, а потом снова вставил батарейку. Шэнь Сюэ еще злобно усмехнулась:
– Неужели, чтобы просто выключить телефон, нужно копаться в его внутренностях?!
Но тут кто-то задиристо выкрикнул:
– Да вы не поняли. Если он выключит телефон, его девушка сразу рассердится, а если вытащить батарейку и тут же вставить ее обратно, то автоответчик скажет, что абонент вне зоны доступа.
В аудитории громко засмеялись. А вот Шэнь Сюэ было не до смеха. Она сразу вспомнила свой случай. Ведь тогда у Янь Шоуи тоже сработал автоответчик. Таким образом, ее подозрения снова стали набирать силу.

30
Постфактум оказалось, что подозрения Шэнь Сюэ не были пустыми. В тот раз, когда она пыталась дозвониться до Янь Шоуи, он проделал тот же фокус с батарейкой, что и ее студент. Сделал он это потому, что, изрядно выпив на пресс-конференции, он повелся на уловки У Юэ и оказался вместе с ней в номере 1108 того же отеля, где проходила презентация. Когда прошла половина банкета, Фэй Мо вдруг засуетился и с озабоченным видом сообщил, что его ждут дела в университете, после чего ушел. Тогда к столику Янь Шоуи подкатила У Юэ и стала обмениваться тостами со всеми гостями. Директор Гао из отдела сбыта произносила тосты столь же длинные, как и ее выступление. Не давая встрять У Юэ, она то и дело чокалась с Янь Шоуи. До того с ним перечокалась еще куча народу. Поэтому мало-помалу он, что называется, дошел до кондиции. Вдруг мобильник Янь Шоуи пискнул, извещая об эсэмэске. Он вытащил телефон, в отправителях значилась У Юэ. Она прислала тот же текст, что и в предыдущем послании, добавив лишь одно слово: «Гигант, я бы не отказалась от твоего тело-шоу. Я тебя растерзаю».
Сердце Янь Шоуи бешено заколотилось, но, оторвавшись от телефона, он уже не увидел У Юэ за их столиком. Он стал озираться по сторонам, но по-прежнему не находил ее. Янь Шоуи еще не окончательно опьянел и соображал что к чему. Спрятав телефон под столом, он настрочил ответное послание: «Не нарывайся, любимая». После этого он удалил входящие и исходящие эсэмэски и снова присоединился к тостам. Но где-то два тоста спустя его телефон снова заверещал. Открыв сообщение, Янь Шоуи прочел: «Любимый, я в номере 1108».
И вот тут-то у Янь Шоу сорвало крышу. В хмельном тумане у него перед глазами теперь колыхались лишь полные груди У Юэ, а в ушах вместо перезвона бокалов слышался только отборный мат, которым они крыли друг друга в Лушане два года тому назад. Янь Шоуи крепился изо всех сил, он снова выпил, надеясь, что алкоголь и веселье смогут заглушить вожделение. Но чем больше он пил, тем больше у него перед глазами становились груди, пока не достигли каких-то невероятных размеров; матерные слова в его ушах звучали все чаще, все громче, все ожесточеннее, как убойная музыка в стиле хэви-метал. Наконец он встал со своего места и под предлогом, что ему нужно отлучиться в туалет, шатающейся походкой пересек банкетный зал и направился к лифтам. Он помнил, что, пока шел, многие ему махали в знак приветствия. Также помнил, как на выходе из ресторана натолкнулся на директора издательства Лао Хэ. Тот как раз вышел кого-то проводить, он, похоже, тоже выпил лишнего. Та единственная прядь на его голове теперь лежала не сверху, на лысине, а свисала на глаза. Увидав Янь Шоуи, Лао Хэ тотчас схватил его за плечи:
– Лао Янь, ты тоже уходишь?
Лао Янь, пожимая ему руку, ответил:
– В туалет.
Отойдя от Лао Хэ на пару шагов, он вдруг опомнился и, развернувшись, снова пожал ему руку:
– Директор Хэ, я тут закрутился и совсем забыл поблагодарить вас за то, что пристроили мою бывшую супругу.
Лао Хэ обнял Янь Шоуи:
– Мы же друзья. Ее работа в журнале «Близкий друг» это все равно, что у меня под крылом, потому как редактор этого журнала мой самый близкий друг. – Тут же он похлопал Янь Шоуи по груди и добавил: – Причем женского пола, понимаешь?
Янь Шоуи кивнул. Между тем Лао Хэ приник к его уху и шепнул:
– У Юэ меня уже предупредила, так что и я передал кому надо, чтобы никто и никогда не рассказал Юй Вэньцзюань про твою помощь. – Махая на прощание, он спохватился: – А про кое-кого другого так и подавно не беспокойся!
Преисполненный благодарности Янь Шоуи снова бросился пожимать ему руку:
– Спасибо. Жизнь долгая, обязательно отблагодарю.
Вырвавшись от директора Хэ, Янь Шоуи снова направился было к лифтам. Но и тут его настиг его возглас:
– Уважаемый, это же лифты, а не туалет.
Делать нечего, Янь Шоуи повернул в сторону туалета. Облегчившись, он сперва удостоверился, что поблизости нет Лао Хэ, а потом уже направился к лифтам. Доехав до восемнадцатого этажа, он, спотыкаясь, дошел до номера 1108. Перед самой дверью он, еще что-то соображая, стер последнее послание от У Юэ. Кроме того, он проделал тот фокус с батарейкой и только потом зашел внутрь.
Комнату под номером 1108 издательство сняло для оргкомитета пресс-конференции. На ковре стопками возвышались новые книги Фэй Мо и оставшиеся бумажные пакеты. На стенах и зеркалах висели приклеенные на скотч рекламные плакаты. У Юэ тоже выпила лишнего. Едва Янь Шоуи вошел в номер и закрыл за собой входную дверь, как У Юэ притянула его к дверям, ведущим в комнату, и они слились в неистовом поцелуе. С тех пор как они в последний раз занимались любовью за городом под перелайку дворовых псов, прошло уже больше года. Поэтому, когда их языки переплелись, Янь Шоуи вдруг остро осознал, что среди всех, кого он встречал в этой жизни, самым близким для него человеком под покровом ночи была и остается У Юэ. Все остальные не в счет, это все равно что ты никак не можешь найти свое отражение в зеркале. У Юэ, крепко обхватив шею Янь Шоуи, буквально пригвоздила его к дверям, которым пришлось постараться выдержать натиск любовников. Не выпуская друг друга из объятий, они стали перемещаться в комнату. Звонко щелкнул скользящей дверцей попавшийся на пути шкаф-купе. Они метнулись в сторону комода, и с него шумно повалились на пол книги и разные мелочи. Наконец их тела подмяли под себя кровать. У Юэ оказалась сверху. Она полностью раздела Янь Шоуи, оставив лишь галстук на его шее. В свою очередь Янь Шоуи взял и разорвал ципао У Юэ. Она осталась лишь в одном нижнем белье. Янь Шоуи резко сорвал с нее бюстгальтер, а с трусиками нетерпеливая У Юэ справилась сама. По старой привычке она начала покусывать плечи Янь Шоуи. Это его несколько отрезвило, он оттянул ее за волосы и попросил:
– Не кусайся.
Но У Юэ переполняло вожделение:
– Я тебя не кусаю, а вкушаю! – Тут она сорвала с него галстук, свернула трубочкой и запихала в рот Янь Шоуи: – Только попробуй еще раз пикнуть!
Она легла на Янь Шоуи всем телом. Вдруг Янь Шоуи увидел приклеенный на зеркале плакат с Фэй Мо и ему вспомнился сегодняшний инцидент на стоянке. На какую-то секунду он снова протрезвел и даже попытался скинуть с себя У Юэ. Но было уже поздно. У Юэ уже поглотила его в своих недрах. Янь Шоуи чувствовал, что истекает потом, его точно окунули в клокочущую после дождя реку.
Ему действительно уже очень давно не было так хорошо. Их оргия продолжалась более двух часов. Они вымокли так, точно и вправду искупались в реке. Хорошенько пропотев, они протрезвели. Одеяло уже давно валялось на полу, и теперь, когда все закончилось, они лежали рядом абсолютно голые. Воспользовавшись передышкой, Янь Шоуи выплюнул галстук. Но едва он попытался встать, чтобы взять одежду, как У Юэ снова повалила его на кровать. Тут она схватила с прикроватной тумбочки свой мобильник – щелк-щелк! – и сделала несколько селфи с Янь Шоуи, после чего показала ему эти фото. В телефоне оказалось сразу несколько снимков Янь Шоуи и У Юэ в неглиже. Оказавшись на экране телефона, их тела производили уже несколько иное впечатление. Янь Шоуи, на которого вдруг напала невыносимая усталость, в то же время почувствовал первые уколы совести.
– Впредь не делай этого, – сказал он и попытался было взять телефон У Юэ, чтобы удалить снимки.
Однако У Юэ ловко увернулась.
– Я знаю, что в твоей новой модели имеется такая функция. Но что ты собираешься делать с этими снимками?
– Оставлю на память.
Янь Шоуи снова бросился отбирать телефон:
– А ну сотри, чтобы никто не увидел.
У Юэ только спрятала телефон подальше и сказала:
– А я как раз и хочу, чтобы их увидели.
Посмотрев на У Юэ, Янь Шоуи заметил, что она несколько не в себе. Прикрывшись рубашкой, он принялся гладить У Юэ по голове и приговаривать:
– Не будь дурочкой, я знаю, что не достоин тебя, но мы не можем иначе. Я уже слишком долго живу вместе с Шэнь Сюэ.
– А я и не прошу тебя жениться на мне.
– А чего же ты хочешь?
– Я подыскала работу для твоей бывшей жены, а теперь ты подыщи работу для своей бывшей любовницы.
Янь Шоуи удивился:
– Ты разве без работы?
– Разве у вас сейчас не проходит кастинг ведущих? Я хочу его пройти.
Помолчав, она добавила:
– Целыми днями я мучаюсь от того, что мне не найти собеседника, я мечтаю разговаривать сразу со всеми нашими гражданами.
– То, что я сегодня говорил на презентации, было шуткой.
– Зато я не шучу. Уж очень долго мечтала об этом.
Янь Шоуи посмотрел на У Юэ и понял, что она настроена весьма серьезно. Он прислонился к спинке кровати и спросил:
– Разве сейчас ты не счастлива? Ну зачем тебе понадобилось стать ведущей? Ведь это несерьезно, считай, что «девушка по вызову».
– А я и хочу быть несерьезной, хочу быть «девушкой по вызову».
И, схватив Янь Шоуи за нос, она спросила:
– Тебе что, наскучила слава? Считай, что я решила заняться своим развитием. И телевизор мне в этом поможет. Ну не буду же я смотреться хуже, чем остальные?
– Это все не так просто, как ты думаешь!
– Твое дело – меня устроить, а я уж сама решу, каково это! – И, подразнив Янь Шоуи телефоном, она его припугнула: – Окажешься несговорчивым, сделаю это достоянием общественности!
Янь Шоуи попытался отшутиться:
– Так это шантаж? Неужели нельзя нормально договориться?
– Это не шантаж, а баш на баш, у тебя научилась. Зная тебя, с тобой невозможно нормально договориться! – Плюнув в сторону Янь Шоуи, она добавила: – Мне понадобилось больше двух лет, чтобы понять, что ты эгоист!
Все еще раздетый Янь Шоуи закрыл глаза руками. Прошло несколько минут, прежде чем он наконец поднял голову и сказал:
– Допустим, я соглашусь, но как могу давать какие-то гарантии? Здесь требуется слово директора телестанции.
– Ты за других не беспокойся, директор телестанции согласится, говори только за себя!
Янь Шоуи удивился, но едва он собрался что-то сказать, как в их дверь два раза позвонили. Перепуганный Янь Шоуи в одну секунду подхватил с пола одеяло и набросил на себя. У Юэ, напротив, выглядела невозмутимо и продолжала лежать неприкрытой. В дверь еще пару раз настойчиво позвонили. У Юэ выкрикнула:
– Кто там?
Снаружи послышалась нескладная речь:
– Я это… знаю, ты здесь, открой!
Прислушавшись, Янь Шоуи сразу узнал голос директора издательства Лао Хэ. Совсем растерявшись, он приложил палец к губам, призывая У Юэ к благоразумию. Не обращая на него внимания, У Юэ еще раз крикнула:
– У меня тут мама, как раз ванную принимает!
Лао Хэ пробормотал в ответ что-то непонятное, и вскоре они услышали, как нетвердой походкой он зашагал прочь от двери.
Тут У Юэ обратилась к Янь Шоуи:
– Кстати говоря, неужели ты и правда считаешь, что Лао Хэ взялся устраивать на работу Юй Вэньцзюань благодаря твоему авторитету? Или из-за того, что ты написал для Фэй Мо предисловие?
Янь Шоуи снова удивился:
– А из-за чего же еще?
У Юэ ткнув в себя пальцем, пояснила:
– Из-за меня. Он воспользовался моей слабостью.
Из ее глаз хлынули слезы. Пораженный Янь Шоуи лежал и не шевелился.
Выйдя из отеля, Янь Шоуи прежде всего отправился в баню, там он хорошенько помылся, после чего поехал домой. Уже у подъезда ему вдруг показалось, что во рту у него какой-то не такой привкус. Вспомнив, что сегодня он опять облизывал мочки У Юэ, Янь Шоуи решил, что во всем снова виноваты ее духи. Наученный горьким опытом с Юй Вэньцзюань, Янь Шоуи подъехал к небольшому магазинчику за углом, где купил бутылку минералки. Тут же в проулке он присел на корточки и стал полоскать рот. Хозяйка магазинчика, женщина средних лет, заметив такое странное поведение покупателя, подошла поближе. Узнав Янь Шоуи, она просияла и поинтересовалась, все ли с ним в порядке. Тот отмахнулся и заверил, что с ним все нормально.
Вернувшись в машину, Янь Шоуи сперва подъехал к другому дому и какое-то время просто сидел и размышлял. Вся эта история с У Юэ, которая неожиданно заявила ему о своих претензиях стать ведущей телешоу да еще и начала угрожать, стала для него настоящим сюрпризом. Только сейчас он понял, что, оказывается, все в этом мире делается с определенной целью. И даже если сначала определенной цели нет, то постепенно она все равно появляется. Раньше ему казалось, что большее, о чем может мечтать женщина, это как бы ей заарканить мужчину. Кто бы мог подумать, что У Юэ поставит себе планку повыше и захочет пойти на телевидение? Интересно, зачем ей это понадобилось: ради славы или ей правда нравилась роль ведущей? Раньше он считал У Юэ беспечной дурехой, а оказалось, что она весьма расчетлива и изобретательна. Но более всего его удивило, что ради своей цели она за его спиной уже много чего сделала, о чем он и не подозревал. Она обмолвилась, что директор телестанции с ее кандидатурой уже согласен, неужели она добралась даже до него? А потом вся эта ситуация с трудоустройством Юй Вэньцзюань. У Юэ сказала, что Лао Хэ воспользовался ею, неужели и директор телестанции метит туда же… Янь Шоуи стало страшно, до чего он еще мог додуматься. Как и тогда, когда у Юй Вэньцзюань родился ребенок, Янь Шоуи почувствовал, что снова выпал из реальности. Он вытащил телефон и набрал номер У Юэ. Она подняла трубку. Янь Шоуи искренне сказал:
– Дорогая, не делай так, а то я чувствую, что испачкался.
– Испачкался? Так ты сам в это вляпался, – парировала У Юэ и тут же отсоединилась.
К вечеру домой после экзамена вернулась Шэнь Сюэ, за ней телепалась Ню Цайюнь. Ступив на порог, Шэнь Сюэ заметила, что Янь Шоуи неподвижно сидит на диване, вперив взгляд в никуда. Шэнь Сюэ даже испугалась:
– Что с тобой?
Янь Шоуи пришел в себя и рывком схватился за голову:
– Перепил малость на презентации у Фэй Мо.
Тут Шэнь Сюэ, словно вспомнив о чем-то, спросила:
– Я звонила тебе днем, почему автоответчик сказал, что ты вне зоны доступа?
– Скорее всего, просто в лифт зашел.
Поскольку на тот момент Шэнь Сюэ еще не знала про фокус с батарейкой, она поверила его отговорке и тут же стала рассказывать о том, что сегодня на экзамене учудила Ню Цайюнь. Та сидела рядом, то и дело закатывая глаза к потолку. Но что до Янь Шоуи, то он не услышал ни одного слова из рассказа Шэнь Сюэ.

31
Фэй Мо попал в передрягу. А в передрягу эту он попал в тот вечер, когда Янь Шоуи и Шэнь Сюэ провожали Ню Цайюнь, которая возвращалась к себе в Шаньси. На вокзале они купили и вручили Ню Цайюнь утку по-пекински в вакуумной упаковке для ее родителей. Ню Цайюнь осталась очень недовольна своей поездкой в Пекин. Уже стоя на платформе, она на своем ломаном путунхуа пожаловалась:
– Дядя, этот мой провал на экзамене не от меня зависел.
– А от кого же? – поинтересовался Янь Шоуи.
Ню Цайюнь мельком взглянула на Шэнь Сюэ:
– Во время собеседования тетя попросила меня передать ситуацию, как в жизни. А когда я стала показывать, как в жизни, они это не засчитали.
Шэнь Сюэ, не обращая на нее внимания, сказала:
– Как в жизни-то как в жизни, но не до такой же степени.
Ню Цайюнь надулась:
– Во всяком случае в следующий раз я уже не буду такой честной.
Янь Шоуи, который все эти дни мучился своими мыслями, резко ее осадил:
– Ты называешь это честностью? Тут лучше подойдет слово «недалекость»!
Шэнь Сюэ, пытаясь сохранить хорошее настроение, пихнула Янь Шоуи:
– Чего пристаешь к ребенку? – И уже обращаясь к Ню Цайюнь, она сказала: – А в следующем году, в следующем году приезжай пораньше, я с тобой позанимаюсь.
Тут у Шэнь Сюэ зазвонил телефон, и она взяла трубку:
– Кто это?.. Я думала, что ты звонишь мне. Почему тогда не наберешь его номер?
Выслушав, она сказала:
– Хорошо, подожди секунду.
После этого она протянула трубку Янь Шоуи, попутно спросив:
– Почему у тебя мобильник отключен?
Два дня назад Янь Шоуи взял и действительно отключил телефон, потому как скрывался от У Юэ. С тех пор как у Юй Вэньцзюань появился ребенок, Янь Шоуи, переживая, что ей может потребоваться помощь, был доступен двадцать четыре часа в сутки. Однако сейчас, когда У Юэ стала хозяйкой двух провокационных фото и шантажировала его этим ради места ведущей, Янь Шоуи забеспокоился. Позавчера, после съемок передачи, он пошел в туалет и встретил там у писсуара замдиректора по вещанию. Помочившись, тот словно что-то вспомнил и, пока заправлялся, завел разговор про кастинг девушек для ток-шоу. Он все ходил вокруг да около, наконец, вроде как случайно, поинтересовался:
– А кстати, на кастинг пришла одна девушка… У Юэ, ты в курсе?
Янь Шоуи ничего не оставалось, как кивнуть:
– В курсе.
Тогда замдиректора многозначительно заключил:
– Я ее видел. Хотя на вид девица взбалмошная, зато не боится большой аудитории. Да и говорит не тривиально, похоже, что очень даже перспективная. – Потом он похлопал Янь Шоуи по плечу и сказал на прощание: – Ну, разумеется, это первое впечатление, а за тобой, как хозяином ток-шоу уже последнее слово.
Он удалился. Янь Шоуи застыл на месте, забыв, зачем пришел. Только сейчас он понял, какая пройдоха эта У Юэ. Сам он ее до этого случая не раскусил. Как же он ее недооценивал. Какой же у нее козырь? И тут перед глазами Янь Шоуи мигом появились ее огромные, словно баскетбольные мячи, груди. Потом ему представилась темнота. А в темноте она действительно могла покорить кого угодно. Но ни общие, ни личные интересы не позволяли Янь Шоуи согласиться с кандидатурой У Юэ на роль ведущей ток-шоу «Хочешь? Говори!». Так, например, в защиту общих интересов стоило сказать, что хотя у нее и не было страха перед аудиторией, однако, кроме нецензурной брани в постели, она вряд ли была способна внятно выражать свои мысли. А ведь чем более житейской является передача, тем очевиднее она должна выполнять культурно-просветительские задачи, иначе куда тогда девать Фэй Мо? Да если позволить ей вести это ток-шоу она превратит его в грязный базар, на котором не будет ничего, кроме безвкусицы!
Личные интересы Янь Шоуи также шли вразрез с приходом У Юэ, ведь при таком раскладе многим станет известно, что она его бывшая любовница, и тогда он окажется в щекотливом положении. Более всего его волновало, как в таком случае он будет оправдываться перед Шэнь Сюэ. И даже если положительную отмашку даст заместитель директора телестанции, все, включая Шэнь Сюэ, припишут случившееся Янь Шоуи. Так что как ни крути, а он все равно останется крайним. С другой стороны, пойди он поперек воли заместителя директора и начни настаивать на своем, что станется с теми фото, которые находились в руках У Юэ? От такого человека можно было ожидать все, что угодно. Два дня назад Янь Шоуи больше часа разговаривал с ней по телефону. Он решил попробовать защитить свои интересы, переориентировав У Юэ на другое. Точно так же, как в свое время он просил издательство устроить Юй Вэньцзюань в другую организацию, теперь он решил рекомендовать на другую телестанцию У Юэ, где бы ей предложили вести какую-нибудь развлекательную передачу. Там у него был знакомый по учебе, который работал заместителем главного редактора. Ведущей развлекательной передачи не обязательно думать, нужно просто без конца трепать языком, ну а главное, она будет на расстоянии от Янь Шоуи. Однако У Юэ заупрямилась: вот подавай ей серьезные дискуссии, подавай ток-шоу «Хочешь? Говори!», и все тут. Поняв, что договориться с ней не получится, Янь Шоуи взял и выключил свой мобильник, скрывшись таким образом от У Юэ, чтобы на какое-то время сделать паузу в их отношениях. В очередной раз он решил доверить свои проблемы времени и Всевышнему. Поэтому сейчас, когда Шэнь Сюэ спросила его про отключенный мобильник, ему пришлось соврать:
– Я отключил его после обеда, пока шла запись шоу, а включить забыл. Кто звонит?
– Ли Янь, – ответила Шэнь Сюэ.
Янь Шоуи взял трубку. Он еще не знал, во что вляпался Фэй Мо, не знал про то, что того уличили в связях с аспиранткой. Поэтому начал самым шутливым тоном:
– Ли Янь? Зачем это я тебе понадобился? Под предлогом, что звонишь мне, хочешь поболтать с Шэнь Сюэ? Тоже мне хитрюга.
В ответ Ли Янь мягким голосом поинтересовалась:
– А что, я уже не могу тебе и позвонить без всякого дела? Скажи мне, пожалуйста, где ты сейчас находишься?
Не подозревая, что может попасть в ее ловушку, Янь Шоуи прямо сказал:
– На вокзале человека провожаю. – Через секунду он спросил: – А что, у почтенного Фэя снова созрели какие-то указания?
– Его до сих пор нет дома. – И как бы между прочим она продолжила: – А кстати, вы сегодня после обеда собирались в «Хилтоне»?
Янь Шоуи, уловив, что с ее стороны начинается некий допрос, причем с определенной целью, смутно почувствовал, что Фэй Мо попался. Голова его пошла кругом. На секунду, попросив подождать, он даже прервал разговор. Они как раз сажали на поезд Ню Цайюнь, и, пока махали ей на прощание, Янь Шоуи судорожно соображал, как ему лучше ответить. Он даже специально стал громче говорить, чтобы Ли Янь могла услышать его голос в трубке:
– Цайюнь, давай уже бегом. Помни: как приедешь, сразу позвони. Передай папе с мамой, как будет время, пусть приезжают в Пекин. Раз я не катал тогда твою маму на велосипеде, теперь покатаю на машине. Раз не брал тогда на телефонную станцию, теперь развлеку американскими горками…
Утвердившись в своей мысли, что Фэй Мо попал в передрягу, Янь Шоуи, вспомнив свой случай с Юй Вэньцзюань, решил прикрыть друга, тем более тот факт, что Фэй Мо еще не вернулся, вовсе не означал, что тот загулял. Поэтому Янь Шоуи уже в трубку стал объяснять:
– Ну да, конечно, после обеда мы заседали в «Хилтоне». Мне надо было ехать на вокзал, поэтому я сбежал пораньше. А что, мероприятие еще не закончилось? Ты разве не знаешь своего почтенного Фэя? Как начнет всех нас распекать, так конца и края этому нет. А если он не в духе, попробуй разойдись по домам!
Янь Шоуи показалось, что он сыграл безупречно. Но кто бы мог подумать, что Ли Янь на другом конце неожиданно сорвется:
– Чушь! Фэй Мо сейчас рядом со мной. Янь Шоуи, я-то думала, что знаю тебя. Дай-ка мне Шэнь Сюэ!
Янь Шоуи оторопел. Продолжая держать в руках трубку, он стоял, не зная, что сказать.
– Что с тобой? – спросила Шэнь Сюэ.
Янь Шоуи передал телефон ей:
– Ли Янь взбесилась.
Шэнь Сюэ быстро перехватила у него трубку и обратилась к Ли Янь:
– Что там у тебя? Не кипятись, говори по порядку…
Покосившись на Янь Шоуи, Шэнь Сюэ стала отходить от него на дальний край платформы. Янь Шоуи окончательно растерялся. Теперь ему приходилось то смотреть в сторону Шэнь Сюэ, то махать в сторону удалявшейся вместе с поездом Ню Цайюнь, вцепившейся в свой багаж и утку по-пекински. Наконец поезд стал набирать ход и вскоре вовсе исчез из вида, тогда же к Янь Шоуи подошла Шэнь Сюэ. Было заметно, что она очень взволнована. Стараясь не привлекать внимания, она тихо сказала Янь Шоуи:
– Беда.
– Какая еще беда?
– Ли Янь собиралась устроить стирку и вдруг нашла в брюках у Фэй Мо карточку от номера из отеля «Синьцяо». А когда призвала его к ответу, Фэй Мо сказал, что у вас после обеда было совещание. Ли Янь ему не поверила и решила позвонить тебе, при этом специально поменяла название отеля на «Хилтон», а ты взял и попался на удочку. Разве это не доказательство того, что Фэй Мо…
Тут Янь Шоуи отчаянно хлопнул себя по ляжке.
– Что это с тобой? – насторожилась Шэнь Сюэ.
Янь Шоу опомнился и стал изображать пылкое возмущение:
– Неужели Фэй Мо способен на такое? Он ведь всегда такой честный!
– Ли Янь хочет, чтобы мы срочно приехали.
Янь Шоуи нерешительно заметил:
– Тут такое дело… А не подольем мы своим приходом масла в огонь?
Но Шэнь Сюэ тотчас набросилась на него:
– Откуда такие сомнения? Не удивлюсь, что вы действовали сообща. Я ведь только что спрашивала, почему у тебя выключен телефон, и ты ответил, что отключал его на время съемок после обеда. А при разговоре с Ли Янь ты сказал, что после обеда у вас было совещание в «Хилтоне». Что за дела?
– Но не мог же Фэй Мо сказать мне об этом прямым текстом? А лучше бы сказал, тогда все было бы нормально. – Заметив, что Шэнь Сюэ порывается его осадить, он тотчас согласился: – Хорошо, я пойду, пойду, довольна?
Когда Янь Шоуи и Шэнь Сюэ заявились домой к Фэй Мо, то сразу заметили следы семейной драмы. Без очков, свесив голову, Фэй Мо притулился на диване. Его было не узнать без привычных толстых стекол на глазах. Ли Янь вся заплаканная, с сигаретой во рту сидела, задрав ноги на рабочий стол Фэй Мо, на котором высокими и низкими горками возвышались стопки книг. По большей части это были старые, прошивные книги. Напуганный до смерти пекинес забился в угол комнаты, откуда, дрожа, смотрел на происходящее. Ли Янь, увидав Янь Шоуи и Шэнь Сюэ, снова стала распаляться:
– Лжец, все-таки лжец. Вот и сброшена маска! Ну что, говори! Чего молчишь? А еще упрекал, что мои виртуальные знакомства – это деградация. – И, подражая тону Фэй Мо, она натужно протянула: – Жизнь пролетает, что прыжок жеребенка.
Тут же она ткнула в лежащую на столе розовую пластиковую карточку отеля «Синьцяо»:
– А ты, как видно, времени не терял, дорожил каждой секундой! Это она-то аспирантка по эстетике? Да потаскуха она, вот кто!
И хотя Ли Янь говорила сбивчиво, Янь Шоуи по ее настрою сразу понял, что Фэй Мо во всем уже признался, покаялся и теперь принял на себя роль военнопленного. Шэнь Сюэ, покосившись на Фэй Мо, подошла к Ли Янь, чтобы успокоить:
– Янь, милая, успокойся.
Взглянув на Янь Шоуи, она предложила ей уединиться в другой комнате и спокойно обо всем поговорить, после чего насильно потянула Ли Янь в спальню. Когда они проходили мимо дивана, та взяла и смачно плюнула прямо в физиономию Фэй Мо.
Когда женщины закрылись в спальне, Янь Шоуи прошел в ванную за полотенцем и передал его Фэй Мо. Обычно весь такой манерный Фэй Мо сейчас вдруг скукожился, словно общипанная курица. Принимая полотенце, он неловко улыбнулся. Янь Шоуи взял со стола карточку и, подсев к Фэй Мо, стал вертеть ее в руках. Он вспомнил свою личную историю, когда буквально несколько дней назад переспал с У Юэ в отеле «Интернациональ». Вот если она вдруг опубликует те фото, его положение окажется куда более плачевным. Его невольно прошиб пот. Между тем Фэй Мо, покосившись на карточку, тихо промямлил:
– Забыл достать из кармана перед стиркой. – Протирая лицо, он добавил: – Из-за какой-то оплошности столько проблем. При этом ложь, правда – все смешалось.
Янь Шоуи молчал. Фэй Мо глянул в сторону спальни и, запрокинув голову на спинку дивана, продолжал:
– Двадцать с лишним лет вместе, понятное дело, что наступает пресыщение.
Янь Шоуи все так же молчал, он заметил осиплость в голосе Фэй Мо. А тот, помотав головой, хрипло продолжал:
– Да и не удивительно, жили-жили, а найти общий язык так и не смогли.
Янь Шоуи в каком-то оцепенении положил карточку на чайный столик. Фэй Мо распрямился и зажег сигарету:
– Могу тебе сказать, да ты все равно не поверишь, но между нами ничего не было.
Янь Шоуи посмотрел на Фэй Мо, а тот продолжал:
– Да, номер мы сняли, но, просто подержавшись за руки на кровати, мы отправились в кафе.
– Но почему? – удивился Янь Шоуи.
– Ей чуть больше двадцати, а мне уже скоро пятьдесят. И если доходит до постельных дел, мне всегда не по себе. – Показывая вниз, он стал объяснять: – Он подводит меня уже несколько лет!
Тут он закрылся руками и заплакал. Янь Шоуи сидел и не двигался. Через какое-то время Фэй Мо открыл заплаканное лицо и сказал:
– Хорошо бы жить в аграрном обществе.
Озадаченный Янь Шоуи переспросил:
– Что?
Фэй Мо, качая головой, стал объяснять:
– В те времена все ходили только пешком. Вот отправляешься ты, к примеру, в столицу на экзамен, несколько лет где-то пропадаешь, а по возвращении про что ты расскажешь, тому и поверят. Не то что сейчас… – с этими словами он ткнул в лежавший на столике мобильник.
– А что сейчас? – спросил Янь Шоуи.
– Все стали ближе друг другу, настолько ближе, что просто уже и не продохнуть!
Янь Шоуи задумался.

32
За целую ночь Янь Шоуи так и не уснул. Он мучился не из-за себя, личные проблемы временно отодвинулись на второй план, ему было жаль Фэй Мо. А жаль было из-за того, что тот ничего ужасного не совершил, а его вдруг взяли и уличили, и отвертеться от этого никак не получалось. Вышло прямо как в случае с глупым котом, который в жизни своей ничего не таскал, а тут взял и в отсутствие хозяев стащил рыбешку. Но стащил-то просто так, из любопытства, а его раз! – и поймали на месте преступления. Уже не говоря о том, что поймали его по ошибке, так еще и отделали по полной программе. Здесь без разницы, сколько раз он воровал, – наказание одно. Сначала Фэй Мо хотел просить защиты у Янь Шоуи, но тот попался на удочку Ли Янь и тем самым не только не помог другу, но еще и усугубил его положение. Так что всю эту ночь Янь Шоуи мучился горестными раздумьями, не в силах уснуть. Но он никак не мог предположить, что уже на следующее утро беда, свалившаяся на голову Фэй Мо, вдруг затронет и его. Накануне, когда они с Шэнь Сюэ были на вокзале, Янь Шоуи наврал ей про запись программы, зато сегодня утром съемка ток-шоу планировалась уже по-настоящему. Встав пораньше, Янь Шоуи наскоро выпил стакан соевого молока, сбросил тапки и нагнулся, чтобы переобуться, готовый выскочить за порог. Но тут он заметил, что в коридор прямо в пижаме вышла Шэнь Сюэ, она что-то держала в руках.
– Тебе разве не к девяти на занятия? Зачем встала в такую рань? – спросил Янь Шоуи.
Когда же он выпрямился, то заметил, что Шэнь Сюэ явно не в духе. Она резко швырнула на тумбу фотографию:
– Забирай!
Тут Янь Шоуи с удивлением обнаружил, что это та самая фотография с Юй Вэньцзюань и полугодовалым малышом, которую он отдавал Фэй Мо на хранение. Едва Янь Шоуи раскрыл рот, чтобы объясниться, как Шэнь Сюэ швырнула следом сберкнижку:
– И это тоже!
Книжку он также отдал на хранение Фэй Мо и предназначалась она на экстренный случай для Юй Вэньцзюань и ребенка. В груди Янь Шоуи словно что-то оборвалось. «Дело дрянь», – подумал он. Наверняка вчера Ли Янь устроила Фэй Мо большую чистку, и по ее результатам кое-что вчера же передала Шэнь Сюэ. С одной стороны, Янь Шоуи вдруг почувствовал, что совсем не знает Шэнь Сюэ. Раньше он считал ее дурочкой, у которой что на уме, то и на языке, и уж никак не ожидал, что она окажется такой расчетливой; всю ночь продержалась, специально дождалась утра, чтобы огорошить его перед самым уходом на работу и тем самым отрезать всякую возможность к отступлению. Янь Шоуи засомневался, была ли она раньше истиной дурехой или с его же подачи носила такую маску. С другой стороны, он злился на безалаберность Фэй Мо. Мало того, что допустил оплошность со своей карточкой, так еще и не уберег фотографию и сберкнижку друга. Про обыск он, как оказалось, тоже ничего не знал, поэтому не смог предупредить Янь Шоуи. В то же время Янь Шоуи поразился бездушию Ли Янь. Своего пожара ей показалось недостаточно, так она взяла и подбросила углей в другой дом. Итак, Янь Шоуи пришлось задержаться и все объяснить:
– Послушай меня… – начал он.
– Я уже догадываюсь, что ты скажешь, – усмехнулась Шэнь Сюэ, – боялся, что я увижу, расстроюсь, и поэтому передал Фэй Мо, точно?
Янь Шоуи, стиснув зубы, ответил:
– Это действительно так, но…
– Но что? – резко оборвала его Шэнь Сюэ. – Ты вообще представлял, что обо мне люди подумают, когда прятал эту фотографию с книжкой у Фэй Мо?
– Я…
– Ты наверняка ненавидишь Ли Янь? – перебила его Шэнь Сюэ. – Вчера, когда она передавала мне все это, мне тоже показалось, что она змея еще та, и все же я ей премного благодарна. И не только Ли Янь, но и Фэй Мо, который так опозорился. Я всю ночь лежала и думала, какая же я все-таки дура. Я, пожалуй, теперь даже должна объявить Ли Янь, что мы с ней в одной лодке!..
Янь Шоуи приостановил рукой этот поток слов:
– Как можно сравнивать похождения Фэй Мо с этой фотографией и сберкнижкой, на которой лежат две тысячи?
– Я вовсе не про эти твои уловки. Мне хотелось бы знать другое: почему вчера ты пытался прикрыть Фэй Мо?
– Мы же друзья, как я могу допустить беду в семье друга?
Шэнь Сюэ жестом заставила его замолчать:
– Это меня тоже не волнует. Я тебя прямо спрашиваю: почему вчера на вокзале твой телефон оказался выключен?
– Я же объяснял, что выключил во время съемок, а включить просто забыл.
– Неужели такое произошло только вчера вечером? Ты уже несколько дней проделываешь такие штуки, и если ты не в зоне действия сети, то чем же ты занимаешься? Янь Шоуи, вы с Фэй Мо наверняка одного поля ягоды, ты что-то от меня скрываешь, я ведь вижу это по твоему настроению в последнее время! Весь какой-то встревоженный, сам не свой. Наверняка вы с Фэй Мо заранее обо всем условились. В случае чего, ты защищаешь Фэй Мо, а он тебя, точно?
Янь Шоуи к этому времени уже начал закипать:
– Ну раз ты так считаешь, то мне сказать нечего.
– Ты так говоришь, потому как чувствуешь свою вину!
Янь Шоуи вконец разозлился. У него появилась мысль в очередной раз задавить Шэнь Сюэ своим гневом. Так же, как в тот вечер, когда, возвращаясь из ресторана, Шэнь Сюэ устроила ему допрос в машине про У Юэ. Вот и сейчас он решил использовать этот трюк. Соединенным Штатам Америки тоже пришлось дважды нападать на Ирак, прежде чем они уничтожили власть Саддама. Поэтому Янь Шоуи вытащил свой мобильник, включил его и, швырнув на тумбу, отчеканил:
– Сомневаешься, с кем я общаюсь? Смотри же сюда, я включаю телефон и оставляю тебе. Давай же, отменяй занятия и следи за мной!
Он надеялся, что такая его реакция, как и в прошлый раз, напугает Шэнь Сюэ, что она тут же раскиснет. В следующую секунду он схватил обратно свой телефон и вырвался было за порог, решив разобраться во всем уже вечером. Однако Шэнь Сюэ, отнюдь его не испугавшаяся, решила пойти ва-банк:
– Так оставляй! Раз решился оставить, мне и карты в руки! Хоть раз воспользуюсь советом Ли Янь!
Янь Шоуи оказался меж двух огней. Что забрать, что оставить телефон было одинаково плохо. Но он сделал выбор в пользу последнего. Сделав это, он злой выскочил за порог, наотмашь хлопнув дверью.
Уже сев за руль, Янь Шоуи стал сожалеть о случившемся. Но не о том, что он разозлился, а о том, что не посмел забрать свой мобильник. Здесь он, конечно, малость переиграл. Теперь, когда телефон остался включенным, появлялась возможность звонка У Юэ, и что тогда? Случись такое раньше, он просто бы предупредил ее не звонить, но сейчас, когда они были с ней на ножах и У Юэ ему угрожала, такая просьба с его стороны могла только все испортить, создав очередной повод для шантажа. Итак, телефон он уже оставил, и сделанного не воротишь, а вернуться за ним Янь Шоуи не смел. Сердце его переполнялось тяжестью, он пребывал в смятении.
Когда Янь Шоуи появился на телестудии, зрители уже вошли в зал. Оркестр перед сценой играл мелодию в стиле кантри-рок. Лица музыкантов, непонятно по чьей инициативе, почему-то были раскрашены под индейцев. Особенно выделялся толстяк-барабанщик Сяо Цан. С красно-зелеными полосками на щеках он извивался, словно в припадке, и что было мочи бил в барабаны, раздражая еще больше и без того раздраженного Янь Шоуи. Янь Шоуи думал даже вообще отменить сегодняшнюю запись, но публика уже собралась, да и отвечающий за ток-шоу замначальника пришел с проверкой. Поэтому Янь Шоуи быстро прошел через руки гримера, после чего облачился в свой клетчатый сценический пиджак и, стиснув зубы, вышел на сцену. Тотчас зажглись софиты. Подождав, когда оркестр доиграет мелодию, Янь Шоуи выдавил из себя улыбку и, собравшись с силами, бодро объявил:
– Всем добрый вечер, с вами ток-шоу «Хочешь? Говори!» и я, его ведущий Янь Шоуи. Сегодня тема на шей беседы – «Нездоровье». Эту тему нам предложил главный эксперт программы господин Фэй Мо. Проходя стажировку в Австрии, он достаточно хорошо познакомился с учением Фрейда. Ни для кого не секрет, что Фрейд из тех людей, которые отличаются специфическим упрямством. Поэтому любую тему он всегда преподносил превратно. Начитавшись его работ, Фэй Мо тоже стал превращаться в зануду. Дошло до того, что однажды, выйдя на улицу, он вдруг обнаружил, что девяносто процентов прохожих больны…
Зрители засмеялись. Можно сказать, что все шло как по маслу. Народ в студии не замечал, что творится на душе у Янь Шоуи. Хотя сам он, едва заговорил о Фэй Мо, вдруг мысленно переключился на свои проблемы и тут же почувствовал, как в его сердце словно вонзилась иголка. Превозмогая боль, он продолжал:
– Разумеется, он имел в виду не физическое, а психическое нездоровье. В таких случаях не ложатся в больницу, тем не менее также болезни дают о себе знать каждый день. Например, волнение, беспокойство, боязнь общения с людьми, несвязная речь, я даже не смею предположить, сколько из вас страдают такого рода недугами…
Зрители снова засмеялись.
– Отчего же у людей бывают психические расстройства? По мнению господина Фэй Мо…
Только Янь Шоуи произнес эту фразу, как все остальные слова разом вылетели из его головы. Он начисто забыл весь сценарий, а потому замер, уставившись в одну точку. За восемь с лишним лет ведения программы это был третий случай, когда с Янь Шоуи случалось подобное. Причем первые два раза произошли еще на заре его карьеры. Итак, он стоял, силясь вспомнить хоть что-нибудь, но безрезультатно. Зрители решили, что это просто такая задумка, поэтому снова засмеялись. Однако замдиректора телестанции, следивший за съемкой, понял, что случилась заминка и, нахмурившись, вышел на съемочную площадку. Янь Шоуи, взмокший от волнения, извинился перед зрителями и честно признался, что забыл слова. Вслед за этим он вынул из кармана написанный Фэй Мо сценарий, перевернул несколько листов и углубился в чтение. Барабанщик Сяо Цан, чтобы заполнить паузу, снова стал наяривать на своих барабанах. Дочитав нужный отрезок, Янь Шоуи хмуро посмотрел в сторону Сяо Цана и сделал жест рукой, чтобы он перестал:
– Да не греми уже, кошмар какой-то.
Тут же он подал знак стоявшему вдали режиссеру Да Дуаню:
– Готов. – С этими словами он снова натянул на себя улыбку и бодро продолжил: – Отчего же у людей бывают психические расстройства? По мнению господина Фэй Мо, если жизнь проста, люди ее усложняют, и наоборот, если жизнь сложна, люди ее упрощают. Болезнь сваливается как снег на голову, можете даже не сопротивляться, лучше сразу отправляйтесь в больницу…
Прошло около двух часов, прежде чем передачу наконец записали. После съемок Янь Шоуи, пожалуй, можно было выжимать. Торопливо спустившись со сцены, он через коридор направился в кабинет, чтобы промочить себе горло. Там сидела Сяо Ма, которая, едва увидев его, воскликнула:
– Ничего себе, что это тобой? Ты весь красный! – Она протянула к нему руку и пощупала лоб: – Да ты нездоров.

33
Когда Янь Шоуи уехал на съемку, Шэнь Сюэ отправилась на занятие к студентам. Она не стала брать с собой мобильник Янь Шоуи, чтобы устраивать за ним слежку. Телефон как был, так и остался лежать на том самом месте, куда его рано утром швырнул Янь Шоуи. Что касается этой ссоры, надо сказать, что Шэнь Сюэ не собиралась перегибать палку. И вообще надо сказать, она все-таки ему доверяла. В глубине души ей вовсе не хотелось доводить их отношения до точки невозврата. Ну куда это годится, взять телефон своего мужчины и устраивать за ним слежку? Только потом Янь Шоуи узнал, что его телефон целый день трезвонил дома.
Как позже Шэнь Сюэ рассказала Янь Шоуи, именно тогда, на занятии со своими студентами, она увидела, как один парень вытащил из мобильника батарейку и, перевернув ее, снова вставил внутрь, чтобы автоответчик определял абонента вне зоны действия сети. И вот тогда-то у нее снова зародились подозрения. Когда закончились занятия и Шэнь Сюэ вернулась в кабинет, ей позвонила Ли Янь. Шэнь Сюэ решила было, что та, вынашивая злобный умысел, хочет выяснить, какой фурор произвели найденные ею фотография и сберкнижка. Но, к ее удивлению, Ли Янь это уже не интересовало, ей было наплевать на других, свое острие она направила исключительно на Фэй Мо. Словно воришку, которого, схватив, подозревают не в одной, а в сотнях краж, Ли Янь вдруг подумала, что, раз уж Фэй Мо водился с этой аспиранткой, почему бы ему не таскаться и по другим женщинам. Поэтому она решила копнуть глубже. На вопрос Шэнь Сюэ, как она собирается это сделать, Ли Янь ответила:
– Прошлой ночью я так и не дала ему уснуть.
– Ну, накопала что-нибудь?
– Придуриваться начал, то мертвым прикинулся, то глухонемым. Но это меня не остановит.
– И что ты собираешься делать?
– Хочу сходить и взять распечатку его телефонных звонков. Ведь тогда я точно узнаю, с кем он общался целыми днями.
Шэнь Сюэ поразила такая готовность Ли Янь идти до конца. Она даже начала ее побаиваться. Тогда Шэнь Сюэ поинтересовалась:
– А что, можно получить такую распечатку?
– Я отобрала у него удостоверение, так что отправляюсь прямо сейчас!
Тут же она спросила у Шэнь Сюэ, не хочет ли и она проверить Янь Шоуи. Как позже Шэнь Сюэ призналась своей подруге Сяо Су, если бы в тот день она не увидела, какие фокусы проделывают ее студенты с батарейкой мобильника, она бы никогда не отправилась за этой распечаткой. И только это обстоятельство да странное поведение Янь Шоуи в последние дни заставили ее присоединиться к Ли Янь. Однако она все еще колебалась, поэтому спросила Ли Янь:
– А разве хорошо делать это за спиной, может лучше прямо об этом сказать?
Но Ли Янь вдруг ополчилась на Янь Шоуи:
– А разве он не за спиной у тебя прятал фотографию со сберкнижкой? У вас что, во всем единодушие? Не в этом ли вся опасность? Если скрыл от тебя фотографию со сберкнижкой, где гарантия, что не скрывает что-то другое?
Напористость Ли Янь спровоцировала Шэнь Сюэ пойти вместе с ней:
– Хорошо, я пойду, но только у меня нет его удостоверения, – засомневалась она.
– Он же известная личность, скажешь, что ты его жена, тебе сразу все предоставят.
В результате они вместе отправились в офис сотовой связи. Народу там оказалось очень много, все совершали какие-то операции со своими телефонами. Ли Янь просунула в окошко удостоверение Фэй Мо и пять юаней за распечатку звонков. За окошком раздалось характерное стрекотание, и вскоре девушка-операционистка передала Ли Янь свернутую в рулон ленту с распечаткой звонков на телефоне Фэй Мо. Шэнь Сюэ, следуя подсказке Ли Янь, представилась супругой Янь Шоуи и попросила точно такую же распечатку с его телефона, при этом для пущей убедительности она возмутилась и сердито спросила:
– Почему у него за этот месяц такая большая абонентская плата? Может быть, вы допустили ошибку?
Ли Янь, размахивая удостоверением Фэй Мо, ткнула им в сторону Шэнь Сюэ и объяснила, что они пришли вместе.
Операционистка – симпатичная девушка с выразительными глазами, но со скошенным подбородком – мельком посмотрела сначала на Ли Янь, потом на Шэнь Сюэ, после чего безучастно взяла протянутые ей пять юаней и пояснила:
– Абонентскую плату у нас рассчитывает компьютер. А какой с него спрос?
За окошком снова застрекотал принтер, после чего девушка протянула очередную свернутую в рулон ленту с распечаткой. Обе женщины вышли из офиса и направились в ближайший палисадник, чтобы изучить полученные материалы. Бумажные ленты были настолько длинными, что им пришлось перекинуть их через плечи. И когда дул ветер, создавалось ощущение, что на каждой из них накинуто по хадаку48.
Ленты были сплошь покрыты какими-то цифрами, у Шэнь Сюэ даже зарябило в глазах, она пожаловалась Ли Янь:
– Тут такая неразбериха, попробуй найди зацепку. – И тут же спросила: – А ты заметила еще какие-то подозрительные номера?
Ли Янь, сосредоточенно изучая каждый номер, сказала:
– Других пока не нашла, все номера только той шлюхи-аспирантки.
Несмотря на то, что других подозрительных номеров не было, Ли Янь снова разозлилась:
– Нет, ну ты глянь, он звонил только этой потаскухе, да еще и по четыре раза в день! Да мне столько внимания и за неделю не обломится! – В конце концов она просто не сдержалась: – Твою мать, мне-то он каждый раз говорит, что уже ни на что не способен. Со мной, значит, не способен, а с ней и по телефону столько прыти! Представляю, какие страсти у них разгорались при встречах!
Потрясенная Шэнь Сюэ уставилась на Ли Янь, а та, словно опомнившись, оторвалась от своей распечатки и посмотрела на Шэнь Сюэ:
– А что ты надо мной зависла? Давай лучше к себе загляни!
Шэнь Сюэ тут же отвела взгляд, но ее собственная распечатка вызывала у нее лишь замешательство:
– Тут столько разных номеров, что невозможно найти зацепку.
– Ты ведь говорила, что стала подозревать его последние несколько дней, чем тебе не зацепка?!
Тогда Шэнь Сюэ стала изучать звонки за последние несколько дней:
– В эти дни у него был отключен телефон, никаких входящих звонков вообще не было. А когда он телефон включал, то звонил в основном или Фэй Мо, или мне.
Вдруг она все-таки что-то обнаружила и спросила:
– А вот позапозавчера был один звонок, который длился больше часа, не кажется ли это подозрительным?
Ли Янь, приблизившись к Шэнь Сюэ, категорично заключила:
– Любой звонок больше пяти минут должен вызывать подозрение!
Шэнь Сюэ попробовала воспротивиться:
– Мне этот номер совсем не знаком, может, у него просто брали интервью, эти журналисты иногда такие приставучие.
– Так ты позвони и узнай, кто это. Если женщина, то по ее голосу сразу все и поймешь.
Шэнь Сюэ решилась позвонить, поэтому вытащила мобильник и набрала этот номер. Но, не дождавшись, когда ей ответят, она все-таки отсоединилась.
– Почему сбросила? – спросила Ли Янь.
– Мне кажется это неправильным. Тут наверняка все чисто, а представляешь, что обо мне люди подумают? Нет, не буду ничего проверять, мне без разницы.
Ли Янь вытаращила на нее глаза:
– Ну и тряпка же ты!
Распрощавшись с Ли Янь, Шэнь Сюэ вернулась домой. Если бы телефон Янь Шоуи в этот день больше не звонил, то ничего бы не случилось. И их жизнь снова бы вошла в привычное русло. Но, едва Шэнь Сюэ переступила порог и стала переобуваться, телефон зазвонил снова. Она взяла мобильник и, увидев, что на экране высветилось имя Юй Вэньцзюань, естественно, разозлилась. Ведь Янь Шоуи говорил, что никогда не общался с ней напрямую, что о ребенке всегда узнавал через старшего брата Юй Вэньцзюань, потому как сама она никогда не отвечала. Почему же тогда сейчас она вдруг позвонила ему лично? Выходит, что все это время он ей лгал. Этот звонок снова заставил Шэнь Сюэ вспомнить о фотографии и сберкнижке, и чем больше она думала обо всем этом, тем больше заводилась. Подождав, когда телефон закончит трезвонить, Шэнь Сюэ взяла его в руки, вошла в «Контакты» и стала сверять номера с теми, что были в распечатке. Наконец она дошла до номера, звонок на который длился больше часа. Проверяя распечатку, она не придала ему значения, между тем в «Контактах» напротив этого номера было записано имя У Юэ. Сердце Шэнь Сюэ перевернулось. Похоже, Янь Шоуи так и не порвал свои отношения ни с Юй Вэньцзюань, ни с У Юэ, а она все это время находилась в полном неведении. Причем, если выбирать из этих двух женщин, то У Юэ представляла куда большую угрозу. Итак, всего каких-то два дня назад они проболтали по телефону час с лишним. О чем можно говорить столько времени? С мобильником в руках Шэнь Сюэ прошла в гостиную и уселась в раздумьях на диван. Наконец ей пришла в голову идея написать У Юэ эсэмэску от лица Янь Шоуи. Вот уж действительно, осенило так осенило. Поскольку сообщение было отослано с телефона Янь Шоуи, то У Юэ не могла догадаться, что пишет ей Шэнь Сюэ. А уж Шэнь Сюэ тоже постаралась, чтобы ее сообщение выглядело расплывчато и не вызывало подозрений. Написала она следующее: «Хочу знать, о чем ты сейчас думаешь».
Кто бы ни откликнулся на такое сообщение, оно без промаха било в цель. Любовница ответит, что скучает, а обычная подруга просто отшутится. Если не столкнуть их вот так вот лбами, то правды не узнать. Итак, сообщение было написано, Шэнь Сюэ еще раз подумала и решительно нажала кнопку «Отправить».
Когда послание было уже отправлено, Шэнь Сюэ стали терзать сомнения. А вдруг они просто обсуждали новую книгу Фэй Мо, и все ее страхи необоснованны? Если Янь Шоуи узнает об этом, то наверняка разозлится. Кроме того, она боялась, что У Юэ тут же перезвонит, стоит ли в таком случае отвечать, Шэнь Сюэ также не могла определиться. Однако случилось кое-что совершенно другое. Минуты через две мобильник Янь Шоуи пискнул, вместо звонка У Юэ тоже прислала эсэмэску. Но едва Шэнь Сюэ раскрыла сообщение, в голове ее словно что-то разорвалось. В этом сообщении от У Юэ не было ни одного иероглифа, зато была фотография. И на этой фотографии Шэнь Сюэ увидела лежащих на кровати Янь Шоуи и У Юэ совершенно голыми.
Как потом У Юэ призналась Янь Шоуи, она отправила это фото, чтобы пригрозить ему. Тем самым она давала понять, что если он будет мешать ей стать ведущей ток-шоу, то ей не составит большого труда отослать это фото кому-нибудь еще. Но, с другой стороны, это оставалось всего лишь угрозой, никогда бы она этого не сделала, все-таки она не была настолько бесстыжей, свою репутацию У Юэ берегла. Однако она не подумала, что это фото может попасть в руки Шэнь Сюэ.
Позже Шэнь Сюэ рассказала Сяо Су, что больше часа просидела над этой фотографией, не в силах собраться с мыслями. И только когда в замочной скважине повернулся ключ Янь Шоуи, она наконец пришла в себя.

34
Янь Шоуи чувствовал жар. Точнее, его бросало то в жар, то в холод, прямо как в случае с его отцом, когда тот заболел лихорадкой. Да и сам он как-то раз попал из-за температуры в больницу, когда еще жил вместе с Юй Вэньцзюань. Вот и сейчас, сидя за рулем, он чуть не проехал на красный свет. Словно в тумане увидел, как прямо наперерез поплыл поток велосипедов, только тогда он встрепенулся. Он резко затормозил и остановился уже в центре перекрестка, чуть не сбив велосипед со старичком. Тот очень испугался, да и самого Янь Шоуи прошиб пот. Но даже когда свет сменился на зеленый и все машины тронулись дальше, Янь Шоуи снова ничего не сообразил. И только когда ему стали бибикать, он, наконец, очнулся и тоже двинулся с места.
Приехав домой, Янь Шоуи открыл дверь и, зайдя в прихожую, первым делом кинул взгляд на тумбу, где утром оставил мобильник. Телефон исчез. Сердце Янь Шоуи подкатило к глотке. Он решил, что Шэнь Сюэ целый день носила его с собой, хотя мобильник целый день пролежал дома и только недавно попал в руки Шэнь Сюэ. Мысленно он уже приготовился к тому, что ему могла звонить У Юэ. Однако он и подумать не мог, что Шэнь Сюэ сама отважится отправить ей сообщение, и тем более не ожидал, что У Юэ в ответ возьмет и вышлет ту злосчастную фотографию. Он придумал ответ на случай, если ему звонила У Юэ, но к тому, что целый день ему еще названивала Юй Вэньцзюань, он не был готов. И уж тем более он не мог знать, что едва утром вышел за порог, как ему из Шаньси стал названивать Хэй Чжуаньтоу.
Итак, Янь Шоуи собрался с мыслями и наклонился, чтобы переобуться. Потом он прошел в гостиную и увидел сидевшую на диване Шэнь Сюэ. Совершенно отстраненная, она одну за другой чиркала и бросала на чайный столик сгоревшие спички. Их скопилась уже целая горка. На появление Янь Шоуи она и бровью не повела. Рядом со спичками лежал мобильник Янь Шоуи.
Янь Шоуи подсел рядом и взял оставленный утром телефон. На его экране висела та самая фотография от У Юэ, на которой она и Янь Шоуи голые лежали на кровати. Краски на телефоне несколько исказились, отчего их тела по цвету больше напоминали залежалое мясо. В голове Янь Шоуи гулко застучала кровь, в организме разом открылись все поры, и его обдало холодным потом. Видимо, именно благодаря этому весь его жар испарился. Глядя на фото, Янь Шоуи осознал, насколько серьезно вляпался, и ничего изменить он уже не мог. Наверное, он должен был злиться на У Юэ за ее бессердечие, эта женщина умела держать слово и обещанный взрыв все-таки устроила. Но конкретно сейчас он об этом не думал, как не думал и о том, что У Юэ просто могла попасться на крючок Шэнь Сюэ. Вместо этого он просто горько усмехнулся. Потом отложил телефон и стал ждать, когда с ним заговорит Шэнь Сюэ. Но та сидела все так же безучастно и говорить не собиралась.
За окном уже догорал закат, на город ложилась вечерняя мгла, далеко в домах напротив уже осветились окна. Голова Янь Шоуи опустела, прямо как на утренней съемке. И пока он пребывал в такой отключке, его вдруг посетила мысль о том, что ночь в городе и ночь в деревне – разные вещи. В городе темнота спускается откуда-то сверху, и тогда на улицах постепенно загораются фонари. А вот в деревне темнота, наоборот, расползается от пашни кверху, подобно пролитым чернилам, пока не дотягивается до самых небес. В комнате становилось все темнее. Янь Шоуи все-таки собрался с духом и заговорил первым:
– Сюэ, сколько уже мы с тобой вместе?
Шэнь Сюэ по-прежнему молчала и чиркала спичками. Тогда Янь Шоуи пришлось самому отвечать на свой же вопрос:
– Я только что подсчитал, мы знакомы год и три месяца, а живем вместе десять месяцев.
Шэнь Сюэ отбросила в сторону очередную догоревшую спичку. Янь Шоуи снова взял в руки телефон и, посмотрев на фото, сказал:
– Ты правильно сказала утром, я такой же, как и Фэй Мо. Эту фотографию сделала У Юэ во время нашего свидания в отеле несколько дней назад. Но мое положение сейчас во сто крат хуже, чем у Фэй Мо. У Юэ шантажирует меня этими снимками.
Шэнь Сюэ продолжала молчать, она лишь снова взяла спичку и резко чиркнула ею об коробок. Янь Шоуи продолжал:
– Но я ей совершенно не нужен, ей нужно место ведущей в ток-шоу.
Мышцы на лице Шэнь Сюэ дернулись, но она все-таки удержалась от ответной реплики. Тут зазвонил мобильник Янь Шоуи. Сейчас его звук показался особенно резким, а засветившийся в темноте экран ослепил глаза. Покосившись на телефон, Янь Шоуи увидел имя Юй Вэньцзюань. За год с лишним после расставания это был первый звонок от нее. Янь Шоуи тут же решил, что произошла какая-то беда с ребенком и без промедления нажал кнопку. Но еще не успев поздороваться, он встретил напор со стороны Юй Вэньцзюань. Когда они жили вместе, она никогда не повышала голос, даже если была чем-то недовольна, даже во время бракоразводного процесса сохраняла спокойствие. А сейчас она вдруг вышла из себя, что окончательно выбило Янь Шоуи из колеи. Итак, Юй Вэньцзюань бросилась его упрекать:
– Целый день звоню, почему не берешь трубку?
– Совещание, совещание было! – затараторил Янь Шоуи и тут же спросил: – Что-то не так с ребенком?
– С ребенком все нормально, а вот бабушка твоя заболела! Хэй Чжуаньтоу с самого раннего утра тебе звонит, говорит, твой телефон включен, просто ты не берешь трубку. Поэтому бабушка попросила его позвонить мне. У нее, кажется, совсем дела плохи, надо тебе к ней поторопиться.
Янь Шоуи все еще сомневался:
– Неужели так резко взяла и заболела?
– Хэй Чжуаньтоу сказал, что она уже несколько дней болела, просто не хотела тебя тревожить, а сегодня утром попросила, чтобы ты к ней приехал, да еще и ребенка просила привезти, наверняка что-то серьезное.
Совершенно расстроенный Янь Шоуи спохватился:
– Можешь не объяснять, сейчас же еду.
Отключив телефон, он сорвался с места и на ходу объяснил Шэнь Сюэ:
– У меня бабушка заплохела, ждет меня, так что я срочно уезжаю в Шаньси!
Шэнь Сюэ, глядя на тлеющую спичку, молчала.
Однако Янь Шоуи было уже не до нее, он быстро вышел за порог. Когда дверь за ним захлопнулась, до него донеслось волчье завывание Шэнь Сюэ, которое тут же перешло в громкий рев.

35
Янь Шоуи помнил, что на небе тогда висел старый серп луны. Когда его автомобиль мчался по автобану, стрелка спидометра показывала сто восемьдесят километров в час. В машине на заднем сиденье с ребенком на руках сидела та самая няня из Ганьсу, которую Янь Шоуи присмотрел вместе с братом Юй Вэньцзюань. Уже на подъезде к деревне Шицзячжуан малыш расплакался. Няня стала объяснять, что он просится в туалет. Янь Шоуи, не желая останавливаться, разрешил справить нужду прямо в машине. За всю дорогу они останавливались лишь один раз в Янцюане, да и то на три минуты, чтобы заправиться.
Перед тем как отправиться в Шаньси, Янь Шоуи подъехал за ребенком к тому самому дому, где раньше они жили вместе с Юй Вэньцзюань, но та даже не спустилась.

36
Когда Янь Шоуи добрался до родной деревни, наступило утро следующего дня. Янь Шоуи помнил, что светило яркое солнышко. В его лучах возвышались новая стена с воротами, выстроенными летом прошлого года.
Бабушка уже умерла. Хэй Чжуаньтоу сказал, что она болела целую неделю. Сначала казалось, что ничего серьезного, обычная простуда, ей даже полегчало. Бабушка, которая всегда соблюдала чистоплотность и не признавала никаких горшков в комнате, даже ночью, опираясь на свою палочку, брела в туалет на улицу. Видимо, ее продуло, и она снова слегла. А позавчера ночью ей стало совсем тяжко, она стала задыхаться. Сначала она не хотела тревожить Янь Шоуи, а вчера утром, с трудом хватая воздух, вдруг попросила: «Пусть Бай Шитоу ко мне приедет. – И тут же добавила: – Скажите Вэньцзюань, что хочу увидеть ребеночка».
Тело бабушки лежало на большом кане, ранее служившем ей кроватью. Летом прошлого года уже перед возвращением в Пекин Янь Шоуи сидел здесь вместе с бабушкой и говорил о жизни. Тогда она еще ткнула ему в грудь своей палкой, а сам он потом плакал, приникнув к ее ногам. Бабушка выглядела, как будто просто спала, на лице застыла улыбка. Когда приехал Янь Шоуи, Хэй Чжуаньтоу, его жена и другие, кто оказался рядом, снова стали плакать. Однако сам Янь Шоуи, глядя на бабушку, оставался спокоен. Его сын к этому времени уже проснулся, поэтому няня и его принесла в комнату. Ребенок, естественно, ничего не понимал и только лепетал что-то на своем языке. Постояв рядом с бабушкой, Янь Шоуи взял малыша на руки и направился на выход. Хэй Чжуаньтоу, размазывая по щекам слезы, поплелся за ним. Из большой комнаты было видно, как во дворе все те же люди, что помогали менять стену с воротами, теперь на скорую руку строят траурный павильон. Здесь были и Лу Гоцин с Цзян Чангэнем. Заметив Янь Шоуи, они постарались побыстрее отвести от него взгляд. Хэй Чжуаньтоу, оставшись наедине с Янь Шоуи и его ребенком, стал тихо укорять брата:
– Звонил тебе, звонил, а ты хоть бы трубку взял! Как так вышло? Вернись ты на полдня раньше, успел бы поговорить с бабушкой!
Хэй Чжуаньтоу снова заплакал. Янь Шоуи молчал. Хэй Чжуаньтоу, вытирая слезы, сказал:
– Перед смертью бабушка кое-что завещала.
Янь Шоуи внимательно посмотрел на Хэй Чжуаньтоу, тот продолжал:
– Бабушка распорядилась взять полчана сои, которую она сама насобирала в поле прошлой осенью, поменять ее на соевый творог и угостить всех, кто придет на похороны.
Янь Шоуи молчал, Хэй Чжуаньтоу продолжал:
– Еще бабушка сказала, что похороны нужно поручить вести Лу Чжисиню, поскольку у него громкий голос. Каждому приходящему раздавать по две пачки сигарет в день, нам с тобой – по три.
Янь Шоуи молчал, Хэй Чжуаньтоу продолжал:
– Еще бабушка просила, чтобы ты не плакал, это лишнее. Ты ведь все-таки ведущий на телевидении, а то посадишь горло, и что тогда делать…
Янь Шоуи молчал, Хэй Чжуаньтоу продолжал:
– Еще бабушка сказала, что когда малыш твой вырастет, отдать его в школу в семь лет, а не в шесть. Ты вот пошел в шесть лет, и тебя все время обижали.
Янь Шоуи молчал, Хэй Чжуаньтоу продолжал:
– Еще бабушка спрашивала про твоего друга по фамилии Фэй, с которым ты приезжал в прошлый раз. Сказала, что он хороший человек.
Янь Шоуи по-прежнему молчал. Однако тут он заметил, что малыш, которого он держал на руках, вдруг словно все понял и стал ластиться к нему своим личиком. До этого момента Янь Шоуи видел сына только однажды, еще в роддоме. Потом у него появилась та фотография. Однако никаких чувств в нем не просыпалось, кроме ощущения обузы и беспокойства. А вот сейчас в нем вдруг проснулись родственные чувства. Он посмотрел на сына и увидел, что тот тоже смотрит на него. В глазах малыша, которому еще даже не исполнилось года, поблескивали слезинки.
Следующие несколько дней Янь Шоуи, словно безголовая муха, бесцельно слонялся по окрестностям. Сходил на гору. Когда мальчишкой он сломал ногу, бабушка тащила его на себе по этому горному ущелью до самого уездного центра. Прошел мимо печки, где обжигали кирпич. Прошлым летом он сидел тут вместе с Фэй Мо. Во дворе под финиковой пальмой он вспомнил, как в прошлом году во время стройки здесь сидела в своем кресле бабушка. Вспомнили Шэнь Сюэ, как она сняла с печки тазик с горячей водой и, вытянув шею, выкрикнула на шаньсийском наречии:
– Пожалуйте умыться, хорячая водица!
Спустя семь дней бабушку похоронили. Перед тем, как заколотить гроб, Лу Чжисинь, который вел церемонию, спросил деревенских, хочет ли кто-то высказаться.
Все только плакали, желающих не нашлось. Лу Чжисинь с этим же вопросом обратился к Янь Шоуи. Тот промолчал. Тогда Лу Чжисинь громко протянул:
– Родственники уже все сказали, заколачивайте!..
Когда гроб заколотили, Лу Чжисинь снова громко объявил:
– Бабушка уже тоже все сказала, приступим к погребению!
За эти семь дней Янь Шоуи лишь один раз пользовался телефоном. Звонил он Шэнь Сюэ. Однако Шэнь Сюэ свой телефон отключила.
Вечером после похорон Янь Шоуи, прихватив фонарик, отправился один на горный склон за деревней. В детстве, вооружившись шахтным фонарем, он часто ходил туда с Чжан Сяочжу чертить на небе иероглифы. Чжан Сяочжу нравилось писать «Мама, ты – не дурочка», а Янь Шоуи – «Мама, ты где?» Эти две строчки могли продержаться на черном экране небосвода до пяти минут.
В этот раз ночь выдалась особенно темная, вытянешь руку – и пальцев не увидишь. Янь Шоуи теперь уже было сорок три, и на небе он вывел: «Бабушка, хочу с тобой поговорить». Эта надпись держалась минут семь.
Янь Шоуи дал волю слезам. В эту минуту он понял, какой же он омерзительный тип.



Третья часть.
Бабушка Янь, урожденная Чжу


1
В 1927 году Янь Лаою попросил перекупщика ослов, Лао Цуя, передать весточку за Великую стену.
До тех мест от деревни Яньцзячжуан, что в провинции Шаньси, больше тысячи километров. Вообще-то, говоря о краях за Великой стеной, обычно подразумевают Монголию, но в Шаньси времен 1927 года так говорили про город Чжанцзякоу из соседней провинции Хэбэй. Именно там старший сын Янь Лаою, Янь Байхай, оскоплял скотину.
Янь Лаою в своей деревне Яньцзячжуан арендовал у своего соседа Лао Ваня землю. Он слыл большим любителем поговорить, задевал всех и каждого, при встрече много трепался, отчего казалось, что у него много друзей.
В 1923 году, когда Янь Байхаю исполнилось четырнадцать лет, Янь Лаою отдал его в подмастерья к плотнику Лао Суну из деревни Сунцзячжуан. Янь Лаою хорошо знал Лао Суна. Впрочем, последнее обстоятельство не отменяло подношения в виде половины тушки барашка. Спустя год Янь Байхай научился мастерить скамеечки. Однако летом он сбежал от Лао Суна к Лао Чжоу, который оскоплял скот. И хотя этого самого Лао Чжоу Янь Лаою тоже знал хорошо, однако он считал, что быть плотником гораздо почетнее. А про кастрацию сказать кому – и то стыдно. Поэтому Янь Лаою решил силой вернуть сына к Лао Суну. Однако Лао Сун сказал:
– Зря стараешься, все равно не усидит.
Янь Лаою возвратил-таки Янь Байхая домой, привязал к лавке и в таком состоянии держал сына пять дней. На шестой он позвал к себе Лао Суна и, показывая на Янь Байхая, похвалился:
– Усидел.
А привязанный к лавке Янь Байхай возьми и скажи:
– Пап, мы с мастером разные, не найти нам общий язык.
Янь Лаою влепил ему оплеуху:
– А со скопщиком, значит, можешь найти общий язык?
– Да я с ним и не говорю вовсе, просто мне нравится, как хряки визжат.
Сказав это, он напрягся и в красках изобразил, как визжат хряки, когда их кастрируют. Янь Лаою вздохнул и, потирая руки, обратился к Лао Суну:
– Вот никчемная скотина!
Лао Сун, пару раз стукнув об косяк своей трубкой, поднялся, собираясь уходить. Тогда Янь Лаою подвел к нему своего второго сына, Янь Хэйхая, тот был всего на год младше Янь Байхая:
– Может, хоть этого возьмешь? Он у нас слабоумный.
Лао Сун, который отнесся спокойно и к побегу Янь Байхая, и к его выходке с изображением хряков, сейчас вдруг вышел из себя:
– Если слабоумный, значит, ему в плотники дорога? Ты что же, считаешь, что все плотники идиоты?
И, посмотрев с укором на Янь Лаою, он быстро вышел за порог.
Скопщик Лао Чжоу был храбрым малым. Оскопив хряков и другой скот во всех окрестных деревнях, он вдруг загорелся идеей податься в Чжанцзякоу, ведь всех ослов, которые были в Шаньси, скупали именно там. Посчитав, что в тех местах много домашнего скота, Лао Чжоу решил, что там он без работы точно не останется.
Янь Байхай, перед тем как отправиться в те края, переживал, что его мама начнет плакать, а отец снова привяжет к скамейке. Однако ни того, ни другого не случилось. Мать сидела и при свете масляной лампы подсчитывала, сколько может занять дорога в Чжанцзякоу. Вдруг она испуганно вскрикнула:
– Так до туда больше двух тысяч ли, если даже каждый день проходить по семьдесят ли, потребуется больше месяца!
Сказав это, она, не столько из-за сына, сколько из-за долгого пути, заплакала. Янь Лаою, выколачивая об косяк трубку, изрек:
– В Чжанцзякоу у меня знакомых нет.
– Знакомство – дело наживное, – откликнулся Янь Байхай.
– Ну и подыхай на чужбине. С этого момента я тебе больше не отец, а коли увидимся снова, считай, что я тебе просто знакомый дядя.
Янь Байхай ушел следом за Лао Чжоу в Чжанцзякоу. Целых три года от него не было никаких вестей. Пока о Янь Байхае еще помнили, ему уже исполнилось восемнадцать. На следующий год после его ухода Янь Лаою отдал Янь Хэйхая в подмастерья к Лао Вэю из деревни Вэйцзячжуан, который занимался изготовлением доуфу49. Янь Хэйхай был хоть и слабоумным, но понятливым. Обычно, чтобы научиться готовить хороший доуфу, требуется три года, а Янь Хэйхай уже через полтора года вернулся домой и открыл собственную лавочку. С коромыслом на плече молодой парнишка ходил по окрестным горным деревушкам и зазывал покупателей:
– Готовлю доуфу! Доуфу из деревни Яньцзячжуан!
В 1926–1927 годах погода для урожая выдалась в Шаньси что надо. Янь Лаою трудился на участке Лао Ваня, Янь Хэйхай продавал доуфу, и спустя два года они смогли поднакопить пятьдесят даянов50. Посовещавшись, отец с сыном взяли и расширили дом до трех комнат. Глядя на новое жилье, Янь Лаою с восхищением воскликнул: «Твою мать!»
Той же осенью в их деревне умер от воспаления легких Лао Ма, который тоже брал землю у Лао Ваня. Всю свою жизнь он прожил молчуном. Кроме выпивки, зимой любил ходить в поселок смотреть на бои сверчков. Смотрел-смотрел, а потом и сам решил попробовать. В итоге со сверчками он сблизился больше, чем с людьми. Единственную в доме старую войлочную шляпу и ту заложил, чтобы делать ставки. А как помер, так у него даже на гроб денег не нашлось. Жена с детьми уже думали похоронить его в циновке, но Янь Лаою взял из своих сбережений два даяна и купил для Лао Ма простенький гроб. Жена Лао Ма и дети ничего ему на это не сказали, а вот хозяина земли Лао Ваня это тронуло. Подозвал Лао Вань его к себе и спросил:
– А ты и с Лао Ма дружбу водил?
– Да нет, он пока жив был, ходил хмурый и нелюдимый, так что мы не сближались.
– А с чего вдруг ты ему гроб купил?
– Все мы люди смертные, десять с лишним лет бок о бок трудились, хоть и не друзья, но все же.
Тогда Лао Вань хлопнул себя по макушке, подумал-подумал и понимающе кивнул. Потом он позвал своего счетовода и тоже велел выдать пять даянов на похороны Лао Ма. В день похорон на поминки накрыли четыре стола. Лао Вань еще и вызвался вести церемонию. Так что хоть и не ладил Лао Ма ни с кем при жизни, а посмертной славы все-таки удостоился. Уже вечером после поминок к Янь Лаою пришла жена Лао Ма, а была она совсем рябая.
– Старина Янь, я ведь, только когда гроб опустили в землю, поняла, что осталась совсем одна.
Янь Лаою, услыхав слово «гроб», поспешил ее успокоить:
– Только не говори мне про эти деньги, и соседу про это не вспоминай, мы ведь все свои люди.
– Ну, коли так, пообещай мне, старухе, выполнить одну просьбу.
– Говори.
– Нашей старшей дочери уже шестнадцать исполнилось, возьми ее к себе в дом невесткой.
Янь Лаою так и обомлел, а та продолжала:
– Я сама-то хоть и рябая, но дочь у меня без изъянов.
Когда она ушла, жена Янь Лаою засмеялась:
– За какие-то два даяна приобрели себе невестку, вот это я понимаю.
Янь Лаою презрительно плюнул в ее сторону:
– Ты думаешь, она пришла подарить нам невестку? Да она теперь готова нам всех своих детей сбагрить! – Покачав головой, он добавил: – Лао Ма прожил всю жизнь, ни о чем не заботясь, с чего бы мне теперь потакать его старухе?
Посмотрев на новую пристройку к дому, он бросил:
– У нее на нас свои виды.
Затеяв разговор о свадьбе, жена Лао Ма подсчитала, что раз сейчас октябрь, то хорошо бы все устроить до конца года, ведь оставалось еще два месяца. Ну, свадьба так свадьба, только которого из сыновей женить, Янь Лаою пока еще не определился. Если судить по возрасту, то женить следовало Янь Байхая, да только он далеко. А если по заслугам, то первый кандидат – Янь Хэйхай, который вложился в половину новой постройки. Янь Хэйхай все это время пребывал в волнующем ожидании решения. Как-то ранним утром, когда только-только пропели петухи, Янь Лаою вышел из дома в туалет и вдруг при свете луны увидел во дворе чью-то тень. Тень то и дело вырастала и падала, Янь Лаою даже опешил. Но когда он подошел ближе, то увидел Янь Хэйхая, который рьяно отбивал в молитве земные поклоны, пока его ослик на мельнице покорно и молчаливо крутил жернов. Не отбивай Янь Хэйхай поклоны, Янь Лаою решил бы вопрос женитьбы в его пользу. Но, застав его за этим тайным занятием, Янь Лаою разозлился. Он подошел и пнул его:
– Ах ты, ублюдок! А ну отвечай, что вперед созревает, ячмень или пшеница51?
Итак, было решено сперва женить Янь Байхая. Но ведь он находился далеко, за две тысячи ли, соответственно, вставал вопрос: как его оттуда вызвать? На следующий день очень кстати через их деревню проходил перекупщик ослов. Это был Лао Цуй из Хэнани, при нем находился помощник, вместе они направлялись в Чжанцзякоу за новой партией ослов. Проходя уже вечером через деревню Яньцзячжуан, они решили остановиться на ночлег и обустроились в сарае у Лао Ваня. Тогда же вечером в этот сарай заглянул Янь Лаою. На встречу с Лао Цуем он прихватил с собой шмат доуфу, два пучка лука и полкувшина самогона из батата. Помощник Лао Цуя прямо в сарае сложил из нескольких кирпичей очаг, развел огонь, поставил сверху котелок и высыпал в него две пригоршни риса. Рядом на матрасе поверх рисовой соломы лежал, подложив руки под голову, Лао Цуй и смотрел на жующую траву скотину. Едва он повернулся в сторону Янь Лаою, как тому бросились в глаза его торчащие уши. За скотом в этом доме присматривал Лао У. Немой от рождения, он терпеть не мог слишком уж разговорчивого Янь Лаою, поэтому, завидев его, он сверкнул глазами, отбросил в сторону вилы и вышел вон. Янь Лаою этому только обрадовался. Лао Цуя приход Янь Лаою с гостинцами очень удивил. Он уселся на своей постели, долго присматривался к Янь Лаою, наконец сказал:
– Не знакомы.
– Я люблю заводить друзей.
Лао Цуй расплылся в улыбке до своих торчащих ушей и, показывая в сторону своего помощника у очага, представил его:
– Это Сяо Лю.
Сяо Лю, карлик с совершенно круглой головой, добродушно улыбнулся. Ни дать ни взять несмышленое дитя. Янь Лаою попросил его поделить доуфу с луком, взял две чарочки и подсел к Лао Цую выпить. После трех чарок Янь Лаою заговорил о своем деле:
– Слышал, что старший брат направляется в Чжанцзякоу за ослами?
Лао Цуй кивнул. Тогда Янь Лаою продолжил:
– Раз так, то младший брат попросит тебя об одолжении.
Тут Лао Цуй его перебил:
– Прежде чем называть меня старшим братом, позволь узнать, уважаемый, в какой год ты родился?
– В год Дракона.
– Ты родился в год Дракона, а я – в год Петуха, поэтому старшим тебя называться надобно.
Янь Лаою улыбнулся:
– Ну что ж, тогда буду просить тебя как старший брат младшего.
– Другое дело. Может, тебе пару ослов пригнать?
Янь Лаою замотал головой:
– Ослы мне не нужны, нужно передать туда одну весть.
– Что за весть?
– Живет в тех краях мой так называемый старший сын, в Чжанцзякоу охолащивает скот. Если младший брат повстречает его там, пусть попросит его поскорее воротиться домой. Ему уже восемнадцать стукнуло, пора и семьей обзавестись.
– Так вот оно что. Конечно, помогу. – радушно отозвался Лао Цуй.
Тут в их разговор вмешался Сяо Лю:
– Чжанцзякоу большой, где именно его там искать?
Янь Лаою, охватив рукой свой кулак, стал извиняться перед Лао Цуем:
– И все-таки я озадачу своего младшего брата этими поисками. Дело уж очень срочное!
Только было Сяо Лю хотел встрять снова, Лао Цуй пресек его и обратился к Янь Лаою:
– Если сразу не разыщу вашего сына, попробую для начала найти кого-то, кто говорит на шаньсийском наречии. А если уж найдется хотя бы один шаньсиец, то и все остальные отыщутся. Так что без проблем.
Янь Лаою преподнес ему еще чарочку и уважительно заметил:
– Вот что значит опыт, в этом смысле старшему брату до тебя далеко. Найти нужно Янь Байхая, у него в уголке левого глаза большая бородавка.
– Когда ему нужно воротиться?
– Пусть поспеет до Нового года, а то невеста ждет.
Лао Цуй одним махом опрокинул чарку и еще раз заверил Янь Лаою:
– Будь спокоен, плевое дело.
Янь Лаою в свою очередь тоже опрокинул чарку и сказал:
– Будешь еще в наших краях, считай, что у тебя здесь родная семья.
Тем вечером Янь Лаою и Лао Цуй упились в стельку.

2
Дом Лао Цуя находился в городе Цзиюань провинции Хэнань. Дед Лао Цуя в свое время пахал в поле, отец продавал соль, ну а сам Лао Цуй скупал и продавал ослов. Этим делом он занимался не в одиночку, а с двумя друзьями – Лао Цзяном и Лао Сином, вместе с ними сбрасывался деньгами, а потом уже сам ехал за ослами. Дорога из провинции Хэнань до Чжанцзякоу со всеми необходимыми остановками занимала два с лишним месяца. А когда Лао Цуй возвращался обратно, времени требовалось больше, около трех с лишним месяцев. За год, или, считай, за двенадцать месяцев, он мог проделать этот путь дважды. Сяо Лю, который приходился двоюродным племянником Лао Цзяну, уже два года находился в учениках у Лао Цуя. Раньше Лао Цуй был очень жизнерадостным человеком, однако из-за постоянных отлучек он не мог уделять времени своему семейству, и как-то раз, вернувшись в конце года домой, он узнал, что его жена уже давно сбежала от него с каким-то бродячим торговцем. И хотя Лао Цзян с Лао Сином нашли ему новую жену, даже моложе прежней, Лао Цуй теперь только на людях оставался веселым, а в одиночестве все больше грустил о чем-то своем. Лао Син ему как-то предложил:
– Может, ты отдохнешь годика два, а по делам вместо тебя я отправлюсь?
Но Лао Цуй на это ответил:
– Лучше я сам, привык уже. В дороге оно лучше, а все время пропадать дома для меня мука.
Лао Цую в этом году исполнилось сорок один. Переходя сорокалетний рубеж, люди становятся более спокойными, уравновешенными. В этом смысле Сяо Лю, которому было только семнадцать, никак не сиделось на месте. В дороге Лао Цуй обычно уже ранним вечером старался обосноваться где-нибудь на ночлег, а неугомонный Сяо Лю подстрекал его пройти еще отрезок, мол, «солнце еще высоко». Порою выходило, что вскоре темнело, а по пути уже ничего не встречалось: ни деревни, ни постоялого двора. Голодным и озябшим, им некуда было приткнуться, и тогда Лао Цуй костерил парня: «Куда тебя несет? На похороны к отцу не успеваешь?» А Сяо Лю только подначивал: «Дядя, а зачем вообще останавливаться на ночь!»
На следующее утро Лао Цуй вместе с Сяо Лю покинули деревню Яньцзячжуан. Лао Цуй шел с кошелем через плечо, а Сяо Лю нес на спине постель и мешочек с рисом. Янь Лаою провожал их больше десяти ли. Когда они уже миновали горный склон и впереди показался город Чанчжи, Лао Цуй сказал Янь Лаою:
– Давай, брат, возвращайся уже.
Янь Лаою, подражая изящному стилю, заметил:
– Впереди долгий путь через горы, берегите себя, мои братья.
После этого он передал Сяо Лю шмат доуфу и в свою очередь напомнил Лао Цую:
– Ты уж только не забудь про своего племянника.
– Будь спокоен, к концу года вернется.
В те времена в китайских деревнях еще не появился обычай рукопожатия. Поэтому, остановившись на горе, Лао Цуй и Янь Лаою на прощание дважды поклонились друг другу. Потом Лао Цуй и Сяо Лю стали спускаться под гору, они уходили все дальше и дальше, пока не превратились в две маленькие черные точки, и только тогда Янь Лаою пошел назад, в свою деревню.
Между тем Лао Цуй и Сяо Лю продолжали свой путь в Чжанцзякоу. С остановками им удавалось проходить по восемьдесят-девяносто ли в день. Через десять дней они оказались в Янцюане. Как раз в это время Лао Цуя прохватил понос. Кто его знает, может, Сяо Лю чего грязными руками накашеварил, может, продуло в дороге, а может, просто не успел в новой среде освоиться. Устроившись на ночевку, Лао Цуй выматерился:
– Твою мать, нормального варева приготовить не можешь, куда тебе делами управлять?
Сяо Лю стал рьяно оправдываться:
– Да я по пять раз рис в речке промываю! Мы едим одно и то же, почему меня-то не пронесло?
Лао Цуй вскипел:
– Оставим этот раз, но что ты скажешь про то, когда в Хунтуне у нас в каше крыса обнаружилась?
Сяо Лю надулся и молчал. Лао Цуй думал, что пропоносит его пару раз и они двинутся дальше, но кто же знал, что за ночь ему придется подниматься еще восемь раз. Он едва успевал добежать до туалета и присесть на корточки, как тут же из него начинало хлестать. К утру он совершенно выбился из сил, в глазах мельтешило. Поэтому было решено задержаться в Янцюане еще на какое-то время. Сяо Лю побежал за снадобьем, потом заварил его для Лао Цуя в чайничке, который одолжил у хозяина постоялого двора. Приняв отвар, Лао Цуй тотчас излечился от поноса, но теперь у него заболел желудок. Сяо Лю побежал за другим снадобьем, вылечили и желудок. Но тут оказалось, что у Лао Цуя малярия, его стало бросать то в жар, то в холод. Ему казалось, что его то варят на пару, то бросают в ледяной погреб. Купили снадобье от малярии. Столько лет Лао Цуй ничем не болел, а тут на него обрушились разом все болезни. И пока они боролись со всеми его болячками, прожили в Янцюане полмесяца. На проживание и лекарства у них ушло пять даянов. Ну ладно бы только это. Когда Лао Цуй уже пришел в норму и они с Сяо Лю засобирались в путь, той же ночью произошла настоящая катастрофа. На постоялый двор через стену залезли бандиты с ножами и обчистили их до нитки. Лица бандитов скрывались под черными косынками, так что разглядеть их было невозможно. По обрывкам фраз складывалось ощущение, что говорят они с акцентом жителей Юйцы52. На тот момент в кошеле Лао Цуна хранилось двести даянов, то были деньги на покупку ослов. Днем он носил их на плече, а ночью клал под голову. Можно сказать, он ни на минуту с ними не расставался, а их все равно утащили. Лао Цуй стал звать на помощь Сяо Лю, пока сам, еще слабый после болезни, пытался отнять у бандита кошель с деньгами. Но его ударили по голове, и он как подкошенный свалился на кан. Придя в себя, он обнаружил, что бандиты не только утащили все его деньги, но еще и похитили Сяо Лю. Хозяина трясло как осиновый лист. И хотя на следующий день он заявил о случившемся в управу, бандитов уже и след простыл, а такая зацепка, как акцент, вряд ли быстро решила дело. Из-за потери такой крупной суммы (а это сразу тридцать ослов) Лао Цуя то и дело бросало в жар, поэтому от малярии он разом оправился. Мало того, что его ограбили, так еще и деньги принадлежали не ему одному. Что он скажет Лао Цзяну с Лао Сином, если вернется в Хэнань? Ну потерял деньги – это еще полбеды, так еще и Сяо Лю не уберег. Вот пристанут к нему его родственники, что тогда делать? Между тем хозяин постоялого двора, вернувшись из управы, стал на пальцах делать расклад, и все не в пользу Сяо Лю. Этот малый, на его взгляд, лишь на вид казался простодушным, его вечно бегающие глазки выдавали в нем любителя наживы. Пока Лао Цуй болел, его носило непонятно где, поэтому могло статься, что Сяо Лю сам снюхался с бандитами. Возможно, именно он и прикарманил деньги своего наставника. Лао Цуй прислушался к словам хозяина, но у него имелись подозрения и на его счет, ведь с таким же успехом и тот мог снюхаться с бандитами. В общем, одно было очевидно: дольше задерживаться в этом месте он не мог. Но все это были лишь догадки, как говорится, не пойман – не вор. Еще вчера у Лао Цуя имелось при себе двести даянов, а уже сегодня он остался без единого гроша. Оказавшись в такой ситуации на чужбине, где не было никого из знакомых, совершенно растерянный Лао Цуй бесцельно шатался по улицам Янцюаня. Он бродил, пока не оказался за пределами города и не вышел к реке у подножия горы. Река Фэньхэ, журча, утекала вдаль. Лао Цуй в эту минуту подумал: «И домой не вернуться, и без родины не прожить»53. Да и любимицу-жену что сбежала с бродячим торговцем, он уже потерял. Поэтому он снял со штанов шнурок и соорудил на поникшей софоре петлю. Потом продел в нее голову, подумал немного и, вытолкнув из-под ног камень, повесился.
Когда Лао Цуй очнулся, первым, что он почуял, был запах водки. Раскрыв глаза, он тут же ощутил, как голову его словно распирает изнутри. Оглядевшись по сторонам, он понял, что оказался в винной лавке. Несколько голозадых работников толкли барду, в то время как сам он лежал на горячей отработанной массе. Пухленький круглолицый старичок, увидав, что он пришел в себя, расплылся в улыбке и приветливо спросил:
– Из каких же мест наш гость будет?
Пересохшие губы Лао Цуя пылали огнем, горло перехватило так, что он не мог говорить. Старичок попросил одного из работников принести Лао Цую воды. Тот жадными глотками выпил воду, перевел дух и наконец сказал:
– Из Хэнани.
– Что же так измучило моего гостя? – продолжал старичок.
Тут в их разговор встрял один из работников:
– Хорошо, что мимо проезжал наш хозяин на повозке, иначе еще чуть-чуть, и беседовал бы ты теперь с Янь-ваном54.
И тогда Лао Цуй подробно рассказал, как он занимался скупкой и продажей ослов, как приехал в Янцюань, как заболел там, как на постоялый двор ворвались грабители, как он лишился всех денег и как потерял Сяо Лю. Пока он все это расписывал, то безудержно плакал. Круглолицый старичок стал его успокаивать:
– Ничего тут страшного нет, деньги – дело наживное.
– Но я остался без единого гроша, на что я теперь буду покупать ослов? – Помолчав, он добавил: – Да и мальчишку-помощника не уберег, как я теперь его родственникам на глаза покажусь?
Старичок пристально посмотрел на Лао Цуя, а потом сказал:
– Судя по твоим глазам, человек ты честный, оставайся-ка ты на первых порах у меня, а там придумаем, как дальше быть.
Лао Цуй, оглядев помещение, сказал:
– Я с ослами привык дело иметь, а вином никогда не занимался.
– Ну, знаешь, нет того, чему нельзя выучиться, бывает только нежелание учиться.
Лао Цуй замотал головой:
– Я потерял и деньги, и помощника, поэтому сейчас в таком состоянии что-то не до учебы мне.
Старичок понимающе кивнул и, подумав, спросил:
– А кроме ослов ты, может, еще чем-то занимался?
Лао Цуй немного поразмыслил и сказал:
– До работы с ослами я был поваром в сельской харчевне.
– Ну и замечательно, оставайся тогда готовить для моих работников.
Так и остался Лао Цуй в одной из винокурен города Янцюаня у хозяина по фамилии Чжу. Первые два месяца Лао Цуй был какой-то потерянный, еду то пересолит, то недосолит, муку в пампушки то пересыплет, то не досыплет. Работники винокурни постоянно жаловались, но хозяин молчал. Прошло два месяца, горечь утрат понемногу притупилась, Лао Цуй вновь обрел себя, да и готовить стал вкуснее. В то же время ему стало казаться, что он совсем не тот, что прежде, он словно переродился. Ни о доме, ни о жене он уже не вспоминал, все его походы в Чжанцзякоу за ослами казались ему совсем далеким прошлым, да и не с ним это будто происходило. Только подумать, какие тяготы ему доводилось испытывать! Не то, что сейчас. В винокурне его не страшил ни дождь, ни ветер, и вообще Лао Цую казалось, что он работает здесь уже много-много лет. К концу года все отметили, что повар Лао Цуй из Хэнани растолстел. Тот в ответ лишь смущенно улыбался.
Не успели и глазом моргнуть, как наступила весна. Второго числа второго месяца, на весенний праздник дракона, в Янцюань приехала театральная труппа, исполняющая шаньсийскую оперу. Хозяин винокурни был большим любителем этой оперы, поэтому труппа остановилась у него. По вечерам, освободившись от дел, Лао Цуй присоединялся к хозяину и вместе со всеми шел на местный ипподром, где показывали пьесы. Хэнанец Лао Цуй не понимал ни слова из мурлыкающих шаньсийских напевов. Но стоило ему посмотреть на своего хозяина, который сидел в своем кресле и, раскрыв рот, лоснился от счастья, как ему тотчас тоже хотелось улыбнуться. Каждый раз, когда после спектакля они возвращались домой, хозяин Чжу просил Лао Цуя приготовить для труппы большой котел лапши, сдобренной уксусом и имбирем. Когда же артисты приступали к трапезе, Лао Цуй, вытирая руки о свой передник, рассматривал их лица с остатками грима. Один из артистов, барабанщик со шрамами на голове, Лао Ху из города Хэцзэ, что в провинции Шаньдун, через несколько дней сблизился с Лао Цуем настолько, что у них всегда находился общий разговор. Лао Ху раньше торговал чаем, а лет десять тому назад полностью прогорел и стал скитаться по провинции Шаньси. В молодости он часто выступал на разных народных гуляньях, поэтому и приткнулся к театральной труппе. Его история чем-то напоминала историю Лао Цуя.
В винокурне повсюду гулял ветер, и спать там было холодновато, поэтому Лао Цуй пригласил барабанщика Лао Ху ночевать к себе на кухню. Здесь оставался жар от плиты, и воздух тут был теплее. Устроившись на одном тюфяке, Лао Цуй с Лао Ху могли проболтать до первых петухов. Их разговоры не представляли из себя ничего особенного, они просто вспоминали родственников да какие-нибудь случаи из прошлого. Когда же начинали петь первые петухи, Лао Ху говорил:
– Ну что, брат, может, спать уже будем?
– Все, брат, спим, – отвечал Лао Цуй, и оба засыпали.
Труппа выступала в Янцюане без малого полмесяца, а потом засобиралась в Синьчжоу. Лао Цуй провожал артистов, пока те не вышли из города к реке. Там уже Лао Ху, который нес барабан, сказал Лао Цую: – Возвращайся, брат. – Помедлив, он нараспев процитировал слова из оперы: – Даже провожая на тысячи ли, рано или поздно придется расстаться.
У Лао Цуя защипало в носу, он расплакался:
– Эх, брат, вот бы и мне с тобой, играли бы вместе на барабанах.
– Куда там барабанщику до повара, это сейчас ты проголодался – наелся, и никаких забот.
– А куда вы после Синьчжоу направитесь?
– Судя по настроению нашего главного и по тому как быстро мы сорвались с места, боюсь, пойдем до самого Чжанцзякоу.
Едва услыхав слово «Чжанцзякоу», Лао Цуй вдруг вспомнил, как в прошлом году, когда он занимался ослами и проходил через деревню Яньцзячжуан, местный житель Янь Лаою попросил его передать в Чжанцзякоу одну весть. А ведь в тот раз Янь Лаою потчевал его водочкой, и они славно поладили. Поэтому сейчас Лао Цуй стал рассказывать об этом Лао Ху, чтобы тот, прибыв в Чжанцзякоу, придумал способ найти Янь Байхая и передать, чтобы тот поскорее вернулся домой.
– Уже второй год пошел, как друг дал мне это поручение, уж и не знаю, опоздал ли я с этим. Поскольку сам я туда больше не ходок, исполни за меня эту просьбу.
– Будь спокоен, заботы брата считай что мои собственные.
– Запомни, найти нужно скопщика Янь Байхая, у него шаньсийский акцент и большая бородавка в уголке левого глаза.

3
Лао Ху в этом году исполнилось сорок восемь. Он родился в год Тигра. В детстве он переболел лишаем, отчего на голове остались шрамы. За всю свою жизнь Лао Ху чем только не занимался: и носильщиком был, и пастухом, и леденцы продавал, и чай, и где его только не носило, в итоге стал барабанщиком. Он барабанил уже десять лет, ему самому уже шел пятый десяток, но менять свое занятие Лао Ху больше не собирался. Хозяина их труппы звали Лао Бао, он был старше Лао Ху на шесть лет. Хозяин вечно ходил с каменным лицом и ни с кем не разговаривал, а если и заговаривал, то всегда отзывался о людях грубо и надменно. Всем артистам приходилось испытывать на себе этот его тон. Однако о Лао Ху Лао Бао говорил очень редко, потому как считал его старым. Старым он его считал, потому что, во-первых, Лао Ху уже давно работал в его труппе, а во-вторых, потому, что в Китае времен 1928 года всех мужчин в возрасте пятидесяти лет называли стариками. Лао Ху, как музыканту, приходилось целыми днями слушать оперу, хотя нельзя сказать, что это ему очень нравилось. Как шаньдунец, он, так же как и Лао Цуй, не переносил всех этих мяукающих интонаций. Но в отличие от Лао Цуя, который вообще не терпел шаньсийскую оперу, барабанщику Лао Ху не нравились в ней только арии, а вот разговорные диалоги он слушать любил. Но опять-таки не все. Ему была по вкусу одна конкретная фраза, которую произносил бородатый старик. Когда кто-то из героев сталкивался с какой-то проблемой и начинал злиться, мимо с трясущейся головой и руками проходил этот самый старик и говорил:
– Ну-ну, полегче, полегче…
Закончив свои выступления в Янцюане, артисты направилась в Юйцы, после Юйцы – в Тайюань. Тайюань был значительно больше других городов, поэтому в нем остановились на двадцать пять дней. После Тайюаня направились в уезд Утай. Там их труппа столкнулась с известной актрисой Синь Чуньянь, тоже выступающей в жанре шаньсийской оперы. Лао Бао лично пошел с ней знакомиться. Оказалось, что Синь Чуньянь поссорилась со своим бывшим хозяином и теперь была согласна перейти в труппу к Лао Бао. Никогда раньше у Лао Бао не бывало известных актеров, их небольшая труппа считалась вполне заурядной. И теперь, когда к ним собиралась перейти сама Синь Чуньянь, на лице Лао Бао впервые в жизни заиграла улыбка. После прихода Синь Чуньянь их труппу стали воспринимать совершенно иначе, теперь в глазах зрителей выросли сразу все артисты. Еще вчера посадочные места на их спектакли заполнялись лишь на четверть, а теперь и яблоку негде было упасть. Труппа начала ставить спектакли, которые раньше были ей не по силам. Однако барабанщик Лао Ху так и не понял, чем же таким особенным выделяется Синь Чуньянь, ничего, кроме ее более писклявого голоса, он не уловил. Тогда Лао Ли, что отбивал во время спектакля ритм на дощечках, объяснил, что ее писклявый голос и есть та самая изюминка, без которой шаньсийской опере не обойтись. Ее голос что стальная проволока, Синь Чуньянь была способна петь все арии, даже те, что не подвластны другим. Там, где другие тянули ноту, пока не догорит спичка, она тянула, пока не выкурят трубку. Поэтому, заполучив Синь Чуньянь, их труппа, вместо того, чтобы идти дальше, осела в уезде Утай аж на целый месяц. Казалось даже, что, останься они хоть на год, зрителей не убавится. Чего только за это время они не исполнили: и «Сон в красном тереме», и «Западный флигель», и «Плач Яньчжи», и «Плач Гуйфэй», и «Лян Шаньбо», и Чжу Интай», и «Белую змейку»55… Лао Ху конечно, не нравилось, что теперь в их труппе оказались не у дел амплуа молодых мужчин и стариков, с козырной фразой последних: «Ну-ну, полегче, полегче…». С приходом Синь Чуньянь их труппа превратилась в сугубо женский театр. Но кого волновало недовольство Лао Ху? Тем более что всех остальных это устраивало.
Пролетела весна, наступило лето. Их труппа наконец покинула уезд Утай, от которого Лао Ху успел устать, и они прибыли в уезд Фаньши. А в Фаньши во время спектакля «Тоска о мире людей»56, случилась беда. По сценарию, фея Чанъэ, истосковавшись по людям, должна была сбежать с Неба на Землю. После этого шла интермедия, в которой богиня Сиванму отправляла за Чанъэ погоню. Сиванму пускала в ход все свое влияние, но поймать беглянку не удавалось. В этот самый момент у исполнительницы Чанъэ появлялось время для передышки. Именно тогда же у Лао Ху появилась необходимость справить нужду. Он попросил сидящего рядом Лао Ли, который отбивал ритм на дощечках, подменить его на барабане, когда заиграет баньху57, а сам сорвался с места и побежал за сцену. Поскольку уезд Фаньши считался достаточно бедным, помещения для театра там не было. Сцену и места для зрителей оборудовали прямо на пустыре за городом, с четырех сторон закрыв пологом. Лао Ху отодвинул полог и сразу оказался в пустом поле, над головой его светила огромная луна. Дело было летом, пока он колотил на своих барабанах, то сильно вспотел, а сейчас на открытом ветру ему вдруг стало холодно. Поеживаясь, он интуитивно направился вперед, пока не уперся в кусты. Там он вытащил свое хозяйство и помочился. Он собрался было уже идти назад, как вдруг услышал шевеление в кустах неподалеку. Лао Ху мельком посмотрел в ту сторону и в лунном свете увидел яркое красно-зеленое платье. Приглядевшись, он узнал Синь Чуньянь в костюме Чанъэ. Десять лет назад, когда Лао Ху еще продавал чай, у него была жена. Но после ее смерти Лао Ху уже больше никогда не сходился с женщинами. И вот в эту роковую минуту его с невероятной силой потянуло к тем самым кустам. Приблизившись, он все равно ничего не увидел, лишь услышал тихое журчание. Но, когда Синь Чуньянь вдруг встала, чтобы надеть штаны, их глаза неожиданно встретились. Лао Ху перепугался не на шутку. Но ладно, если бы все этим и закончилось, все-таки играли они в одной труппе, замяли бы это дело и разошлись каждый своей дорогой. Ведь за два месяца, что Синь Чуньянь провела в их труппе, она еще ни разу не перемолвилась с Лао Ху ни единым словечком. Но тут, ни раньше, ни позже, из-за полога показался Лао Ду, который в их труппе играл на гонге. Увидав стоявших друг против друга в немом молчании Лао Ху и Синь Чуньянь, он решил, что между ними что-то произошло и невольно вскрикнул. Синь Чуньянь первая вышла из ступора и отвесила Лао Ху звонкую оплеуху, после чего заплакала и побежала к сцене.
Наконец пьеса закончилась. Пьеса-то закончилась, но случилось так, что каждый в их труппе узнал, что Лао Ху втихаря подглядывал, как мочится Синь Чуньянь. Уже за полночь все отужинали и разбрелись на покой, тогда хозяин вызвал к себе Лао Ху. Лао Бао ничего не говорил, только грозно смотрел на Лао Ху. А тот пошел пятнами и, кусая губы, стал оправдываться:
– Да не видел я ничего.
Лао Бао молчал, Лао Ху продолжал:
– Может, мне уйти от вас?
Лао Бао процедил:
– Было бы из-за чего!
Но Лао Ху дождался глубокой ночи и, когда все уснули, потихоньку собрал свои пожитки и, пользуясь тем, что ночь стояла лунная, покинул труппу. Пройдя версту, он оглянулся, увидел вдали одиноко висящий над сценой походный фонарь и невольно заплакал.
Покинув труппу, Лао Ху пришел в уезд Утай, где вернулся к своему старому занятию, нанявшись носильщиком. С коромыслом на плече он носил на гору уголь, дрова, овощи и муку. В общем, что ему говорили, то и носил. Но возраст у него все-таки был уже не тот. Там, где молодые управлялись часа за два, Лао Ху требовалось четыре. К тому же молодые выполняли свою работу играючи, а Лао Ху уставал и в одиночестве присаживался отдышаться. Но прошел месяц, и он привык. Только оставался по-прежнему нелюдим, ни с кем не разговаривал, да и не знал он, о чем разговаривать.
Как-то раз он понес в гору ведро с рисом и наткнулся на сидящего у дорожки лекаря, который лечил ноги и сводил мозоли. Рядом на камне тот растянул белое полотнище с нарисованной на нем ногой, тут же на земле постелил еще одно полотнище, на котором красовалось множество чьих-то срезанных мозолей, уже черных и засохших, словно горох. Если бы Лао Ху не встретил этого лекаря, то его ничего бы и не беспокоило, а так ему сразу показалось, что ноги у него не в порядке. Сняв тапки, Лао Ху увидел, что его подошва сплошь заросла мозолями. И все их он заработал за последние два месяца, пока таскал тяжести. Опустив ношу и приткнув коромысло к уступу, Лао Ху уселся напротив лекаря и вытянул перед ним свои ноги. Тот убрал одну мозоль, Лао Ху чуть скривился от боли. В итоге лекарь срезал ему тридцать две мозоли. Свести одну мозоль стоило десять вэней58, соответственно, тридцать две мозоли обошлись в триста двадцать вэней. Передавая деньги, Лао Ху заметил, что лекарь шестипалый. Пока он трудился над мозолями Лао Ху, лица его было не разглядеть, теперь же Лао Ху отметил, что лекарь оказался очень хорош собой. А услыхав его речь, Лао Ху обрадовался еще больше, поскольку узнал в нем земляка-шаньдунца. Промолчав целых два месяца, Лао Ху засмеялся и спросил:
– Из каких краев будет брат-шаньдунец?
Лекарь также узнал в нем земляка и радостно ответил:
– Из Тайаня.
– А я из Хэцзэ. Какими же судьбами брат здесь очутился?
– Слышал, что шаньсийцам не сидится на месте, оттого у них много мозолей.
Лао Ху прыснул и снова спросил:
– А куда брат направится дальше?
– Собираюсь в Чжанцзякоу, там много пастухов, думаю, у них мозолей еще больше.
Вот тут-то Лао Ху и вспомнил, как в начале года, выступая с труппой в Янцюане, он пообещал повару из винокурни, хэнаньцу Лао Цую, передать в Чжанцзякоу одну весть. Когда Лао Ху ночевал на кухне у Лао Цуя, они могли с ним проговорить до самого утра. Но сам Лао Ху так и не добрался до Чжанцзякоу, осев в уезде Утай. Рассказав обо всем этом лекарю, он попросил его найти в Чжанцзякоу Янь Байхая, сына друга его друга, и передать ему одну весть. В конце он посчитал нужным добавить:
– Другого бы я не озадачил такой просьбой, но мы все-таки земляки.
Заметив, что лекарь задумался, точно это было ему в тягость, Лао Ху вынул один даян, который хранил еще со времен своей работы в труппе, и положил его на полотнище.
– Понимаю, что мы видимся впервые, а я тут еще с просьбой навязался. – И уже словами из арии он добавил: – Но просьба друга превыше, чем гора Тайшань.
Тем самым он вроде как намекнул на родные края лекаря59. Теперь уже тому стало совестно. Поэтому, покосившись на даян, он залился краской и сказал:
– Неужели я буду обдирать брата из-за какой-то весточки?
Тем не менее он не возвратил деньги, а, глядя на них, снова о чем-то задумался. Лао Ху понял, что лекарь из тех людей, которые ничего просто так не делают. Тем сильнее он забеспокоился. Он снова принялся за уговоры:
– Зовут его Янь Байхай, он охолащивает скот, говорит с южным шаньсийским акцентом, в уголке левого глаза большая бородавка. Нужно сказать ему, чтобы он побыстрее поспешил домой.
Лекарь наконец посмотрел на него и спросил:
– А что там у него произошло, зачем возвращаться?
Лао Ху этот вопрос поставил в тупик. Он силился что-то вспомнить, но за несколько месяцев подробности, о которых рассказывал ему в Янцюане Лао Цуй, уже стерлись из памяти. В конце концов он хлопнул в ладоши и сказал:
– Да какая разница, что там стряслось, главное, что он должен возвратиться и все. И пусть поторопится. – Вдруг, словно опомнившись, Лао Ху спросил: – Я тут все говорю, говорю, а так и не узнал, как брата звать-величать?
– И то правда, – откликнулся лекарь. – Фамилия моя Ло, так что можешь меня как младшего звать просто Сяо Ло.

4
Сяо Ло в этом году исполнилось тридцать два. Врачеванием он занимался уже двадцать один год. Отец его тоже сводил мозоли. В первой половине двадцатого века китайцы в основном передвигались пешим ходом, так что лекарям, сводящим мозоли, можно было не беспокоиться о своем пропитании. Тем более что городок Тайань находился прямо у подножия горы Тайшань. Естественно, что всякий там ходит по горам, поэтому сведение мозолей превратилось в тех краях в своего рода отдельный промысел. Но с другой стороны, из-за наплыва конкурентов Сяо Ло в возрасте одиннадцати лет пришлось вместе с отцом перебраться подальше. А пять лет тому назад, когда отец заболел астмой и уже никуда не выходил из дома, Сяо Ло стал бродить в одиночку. У Сяо Ло уже родилось пятеро детей, и все семейство, от мала до велика, зависело от него одного. Отец его в молодости был вспыльчив и мелочен, мог взорваться из-за любого пустяка. И свой недуг он заработал из-за своего характера. Сяо Ло частенько попадал под его горячую руку, оттого он вырос неуверенным и долго сомневался, прежде чем отважиться на какой-то шаг. Проблем добавляла его шестипалость, а ведь его кормили руки. Причем в работе ему это не мешало, неудобство он испытывал лишь при общении с людьми. Пока он срезал мозоли, то забывал о своем уродстве, но в остальное время старался прятать руки в рукава.
Сяо Ло принял от Лао Ху один даян и прекрасно запомнил просьбу передать весть Янь Байхаю, но торопиться он никуда не торопился, поэтому задержался в уезде Утай еще на полмесяца. После этого он направился в уезд Хуньюань, из уезда Хуньюань – в Датун, из Датуна – в уезд Янгао. Потом месяц бродил по уезду Пан, два месяца провел в уездном центре. Так что границы провинции Шаньси он покинул только спустя полгода. Когда в уезде Утай он встретил Лао Ху, там как раз собирали осенний урожай, а когда уходил из Шаньси, в воздухе уже кружились белые мухи. На подступах к Великой стене его встретил злющий ветер. Поэтому, оказавшись за Великой стеной, он задержался на полмесяца в уезде Хуайань. Пока он, сидя на корточках, срезал мозоли на тамошних улицах, из носа его не переставая текли сопли. Однако до наступления Нового года он все-таки прибыл в Чжанцзякоу. Проработав там первую половину месяца, Сяо Ло совсем забыл про свое обещание Лао Ху. А когда перед Новым Годом он стал подбивать счета и подсчитывать деньги, то вдруг наткнулся на «голову Юаня»60 с потертым носом. Тогда он вспомнил, что эту монету ему дал в уезде Утай провинции Шаньси шаньдунец Лао Ху. Помнится, получив от него этот даян, Сяо Ло посмотрел на него перед сном и еще усмехнулся, заметив потертый нос Юань Шикая. В то же время такое вознаграждение за плевую просьбу тяготило его совесть. Он решил возвратить деньги Лао Ху, но, просидев весь следующий день на той же тропинке, Сяо Ло так его и не дождался. А теперь уж и вовсе прошло полгода, откуда Сяо Ло мог знать, что там сталось с тем стариком со шрамами на голове. Зато он вспомнил про свое обещание передать сообщение Янь Байхаю, который холостил скот, говорил с южным шаньсийским акцентом, и у которого в уголке левого глаза была большая бородавка, что у него дома какие-то проблемы, поэтому ему нужно срочно возвращаться. Пока Сяо Ло про это не вспоминал, он спокойно жил себе поживал, а тут им овладело беспокойство. Поэтому, когда на следующий день он вышел работать, то стал внимательно прислушиваться и присматриваться, нет ли у кого южного шаньсийского акцента или большой бородавки в уголке левого глаза, или длинного ножа за поясом. Прошел месяц, за это время Сяо Ло попадались разные парни: и с южным шаньсийским акцентом, и с большой бородавкой в уголке левого глаза, и с длинным ножом за поясом, но Янь Байхая среди них, увы, не было. Сяо Ло встречалось сколько угодно товарищей с какой-то одной приметой. А вот чтобы в одном соединились сразу три – такого найти не удавалось. И даже когда он занялся целенаправленными поисками, ему так и не удалось найти человека, полностью подходящего под описание Лао Ху: хоть какой-то детали, да не хватало. Если бы он не старался, то еще куда ни шло, но тут он прикладывал столько усилий, и все напрасно. Поэтому тот даян мучил совесть Сяо Ло еще больше. Как-то раз после работы он вернулся в свое съемное жилье и, усевшись на кан, крепко задумался. В это самое время к нему зашел хозяин постоялого двора, этот горбатый старик принес ему воду для мытья ног. Увидав, что Сяо Ло крепко опечален, он сказал:
– Похоже, сегодня день не удался.
Сяо Ло, спрятав руки в рукава, замотал головой. Старик пристал к нему снова:
– Или, может, уже по дому соскучился?
Сяо Ло снова замотал головой. Тогда старик протянул ему чайник с горячей водой и прямо спросил:
– А что же тогда?
Тут Сяо Ло ему все и выложил: как он сводил мозоли в уезде Утай, как повстречал там земляка-шаньдунца Лао Ху, как тот попросил его передать сообщение в Чжанцзякоу, как Сяо Ло принял от него деньги, как вот уже месяц длились его бесполезные поиски, и как теперь его мучила совесть из-за того, что деньги он взял, а просьбу так и не выполнил. Горбатый старик выслушал его и рассмеялся:
– Как же найти иголку в стоге сена?
– Так-то оно так, но я ведь пообещал!
– Главное, что ты стараешься сделать все возможное, поэтому тебе в любом случае не должно быть стыдно.
Сяо Ло в общем-то понимал, что старик прав, поэтому, соглашаясь, покивал головой, взял у него чайник, попарил ноги и улегся спать. Следующие два месяца Сяо Ло по-прежнему старался найти Янь Байхая, но тщетно. Он понял, какое это непростое дело – передать кому-то весточку. Оказывается, это не легче, чем добыть сутры в Индии61, но мало-помалу он успокоился.
Не успела пройти зима, наступила весна, а Сяо Ло все так же сводил мозоли на улицах Чжанцзякоу, по которым постоянно бродили ослы и верблюды. Как-то раз, уже на праздник начала лета62, Сяо Ло вдруг заскучал по дому. Его скитания длились больше года, поэтому он все чаще стал думать о жене и детях, о больном отце. За год он худо-бедно накопил тридцать два даяна. Все время носить такие деньги с собой было неудобно, поэтому он принял решение завтра же покинуть Чжанцзякоу и отправиться в родную провинцию Шаньдун. Ну а вспомнив, что сегодня на его родине вместо традиционных цзунцзы ели лапшу, а, как говорится, праздники – это святое, вечером Сяо Ло решил устроить себе праздник и отужинать в ресторане. Он шел по улице, выбирая подходящее место, но ему попадались или слишком дорогие, или слишком дешевые заведения. Наконец, уже практически на западной окраине города, он увидел подходящий ресторанчик и зашел в него. До того как переступить порог, он еще мечтал о лапше, но попав внутрь, ему тут же захотелось вернуться на постоялый двор и как всегда сварить обычный рис. Дело в том, что на праздник, словно сговорившись, в этот ресторан пришли все, кто подрабатывал на чужбине. При этом каждый разговаривал на своем наречии и заказывал лапшу. Сначала Сяо Ло хотел развернуться и уйти, но, как говорится, раз уже пришел, то идти назад было глупо. Поэтому, усевшись за стол, он заказал себе лапшу с бараниной, причем большую порцию, на соевом бульоне, и стал терпеливо ждать заказа. Ну а пока он облокотился на стол и снова стал вспоминать своих домашних. Он решил, что, как приедет, уговорит отца в следующий раз взять с собой старшего из сыновей. Ведь тому уже исполнилось одиннадцать лет. Причем Сяо Ло не заботило, унаследует ли сын его мастерство, гораздо важнее для него была просто его компания. Днем они бы вместе работали, а по вечерам – общались. Новый год и другие праздники тоже встречали бы вместе. Не то, что сейчас, когда он жил один, и кроме клиентов, ни с кем не разговаривал. Пока он мечтал, прошло столько же времени, за которое сгорает благовонная палочка, только тогда Сяо Лу принесли лапшу. Он поднял голову и обнаружил, что напротив присело еще несколько человек. Но Сяо Ло не проявил к ним никакого интереса, а молча уткнулся в свою миску. Хотя ждал он своего заказа долго, лапшу ему принесли знатную. На соевом бульоне, с кусочками овощей, нарубленным зеленым лучком, со стружками имбиря, да еще увенчанная несколькими жирными шматочками баранины, лапша оправдывала самые лучшие ожидания. Итак, Сяо Ло отвлекся от своих думок и с удовольствием принялся за еду. Он ел, пока кто-то напротив неожиданно не заорал:
– Твою мать, кто-нибудь уже принесет мою лапшу?
Сяо Ло, вздрогнув, поднял голову и увидел напротив разъяренного молодого парня. Да ладно, если бы просто разъяренного. Забыв, что вместе с ними сидел еще и Сяо Ло со своей лапшой, он, громко гаркнув, с такой силой ударил по столу, что миска Сяо Ло подскочила вверх и приземлилась обратно. И ладно, если бы просто подскочила и приземлилась, но горячий бульон ошпарил лицо Сяо Ло, которому показалось, что оно заполыхало огнем. Обычно тихий Сяо Ло, забывшись и не успев еще отереть следы бульона, накинулся на парня:
– Меня не волнует, где там твоя лапша, при чем здесь я?
Один мужчина постарше из троицы напротив тут же совершил в сторону Сяо Ло малый поклон63:
– Судя по акценту, ты из Шаньдуна? Прости второго старшего брата, он у нас вспыльчивый, если разозлится, забывает про все на свете.
Увидев уважительное к себе отношение, а также соблюдение стариком шаньдунского этикета (его фраза «второй старший брат» явно содержала намек на удальца У Суна, не в пример просто «старшему брату», под которым подразумевался неказистый У Далан64), Сяо Ло не стал дальше выяснять отношения, а вместо этого вытер лицо, собираясь продолжить трапезу. Однако грубиян пропустил мимо ушей замечание старика. Пихнув своего заступника, он снова вспылил:
– И что с того, что он шаньдунец? Мы пришли сразу после него, ему уже все принесли, а нам нет, конечно, я буду возмущаться!
С этими словами он снова треснул по столу. Сяо Ло едва успел отпрянуть, он понял, что нарвался на сумасшедшего. Хлипкий Сяо Ло не посмел что-то ему доказывать, а вместо этого предпочел смолчать и подыскать другое место. Но прежде чем выйти из-за стола, он снова взглянул на молодого человека. Тот в свою очередь тоже уставился на него:
– Чего зыришь, тебе мало, что ли?
Сяо Ло, покачав головой, взял свою лапшу и отправился за другой стол. Вдруг, словно опомнившись, он снова повернулся в сторону молодого человека: а ведь у него был тот самый южный шаньсийский акцент, в уголке левого глаза красовалась большая бородавка, а за поясом, позвякивая, болтался длинный нож. У Сяо Ло даже дух перехватило. Он звучно шмякнул свою чашку об стол, так что теперь своим бульоном забрызгал того парня. Тот, решив, что его провоцируют, выхватил из-под себя табурет и уже нацелился запустить им в Сяо Ло. Хорошо, что тот вовремя выкрикнул: «Янь Байхай!»
Табурет замер в воздухе, парень застыл на месте, пока бульон каплями скатывался с его лица. После долгой паузы, он спросил:
– И откель тебе известно мое имя?
Сяо Ло, хлопнув рукой о стол, выкрикнул:
– Да я ж тебя уже год как ищу!
С этими словами он снова уселся за стол, товарищи последовали его примеру. Сяо Ло, разволновавшись, стал что-то сбивчиво объяснять, не зная с чего начать. В конце концов он стал рассказывать, как срезал мозоли в уезде Утай и повстречал там носильщика Лао Ху которого озадачили раньше. Короче говоря, Сяо Ло выстроил целую цепочку людей, которые направлялись к Янь Байхаю, чтобы передать весть о том, что дома у него какие-то проблемы, поэтому ему нужно срочно возвращаться. Пока Янь Байхай был в неведении, то и жил себе безо всяких забот, но рассказ Сяо Ло выбил его из колеи. Помолчав, он в нетерпении накинулся на Сяо Ло с расспросами:
– А что дома-то, что там стряслось?
Сяо Ло, опустив голову, стал напряженно вспоминать, что же именно стряслось в семье Янь Байхая, но так ничего и не вспомнил. К слову сказать, он забыл даже то, что Лао Ху из уезда Утай, которого он встретил в прошлом году в провинции Шаньси, тоже успел позабыть все эти подробности. Между тем Сяо Ло уже целый год мучился от того, что все якобы забыл сам. Но, не рискнув в этом признаться, он решил все свалить на Лао Ху:
– Лао Ху, который просил меня передать эту весть, забыл подробности, но в любом случае что-то произошло.
– Что-то серьезное?
Сяо Ло даже прихлопнул:
– Подумай сам, если ничего особенного, стали бы просить тебя вернуться?
Янь Байхай забеспокоился еще больше:
– Может, отец умер?
– Не исключено.
После этих слов Янь Байхай, к великому удивлению Сяо Ло, невзирая на многолюдье, в полный голос запричитал:
– Па… Ведь ты так не хотел пускать меня в Чжанцзякоу, не послушался я тебя, а ты взял и умер!
Тут он взял и пихнул сидящего рядом старика:
– Все из-за тебя, это ты меня соблазнил уйти, возвращай теперь моего отца!
Распалившись, он снова схватил табурет, собираясь огреть им старика. Но тот вовремя улизнул под стол.

5
Долго ли, коротко ли, но ушло двадцать дней на то, чтобы Янь Байхай добрался из Чжанцзякоу до своей деревни Яньцзячжуан. Обычно на такое расстояние уходило больше месяца, но Янь Байхаю, который за один день покрывал расстояние как за три, да еще и быстрым шагом, а порой и без остановок на ночлег, потребовалось всего лишь двадцать дней. На ногах его образовались огромные пузыристые мозоли. Покуда он находился в пути и сердце его было не на месте, он ничего этого не замечал, а как только ступил на родную землю, повалился на нее, не чуя под собой ног. Однако причиной тому была, скорее, не усталость, а отчаяние от того, что отца уже все равно не вернуть. Со слезами на глазах он зашел в родные ворота и вдруг увидел, что отец его стоит посреди двора и наблюдает за парнишкой, который, вооружившись топором и рубанком, мастерил скамеечку. Впрочем, он не признал своего отца, как и тот не признал сына. Отец уже совсем поседел, да и Янь Байхай из ребенка превратился в здорового детину, который к тому же густо оброс в дороге щетиной. Скамейку мастерил его младший брат Янь Цинхай. Как оказалось, его тоже отдали в подмастерья к плотнику Лао Суну из деревни Сунцзячжуан. Сам дом тоже изменился. Узнав, наконец, в безутешном парне своего сына, Янь Лаою быстро стянул с него тюк с матрасом и стал объяснять, что в свое время послал ему в Чжанцзякоу весть с просьбой приехать домой, поскольку ему подошла пора жениться. Два с лишним года назад, когда помер Лао Ма, по соседству с которым Янь Лаою арендовал землю; Янь Лаою купил ему гроб. Ну а жена Лао Ма, якобы в благодарность, решила сосватать им свою дочь. В общем, всю эту историю Янь Лаою во всех подробностях изложил Янь Байхаю. Тот, едва оправившись от одного потрясения, услыхав, что его, оказывается, хотели женить, пришел в радостное возбуждение:
– И что же с этой девушкой? – поинтересовался он.
Все домашние уже давно собрались вокруг Янь Байхая, поэтому Янь Лаою просто указал в сторону молоденькой круглолицей девушки. На руках она держала малыша, а из-под ее груди выпирал уже довольно большой живот. Оказывается, так и не дождавшись Янь Байхая, Янь Лаою предложил в мужья дочери Лао Ма младшего брата Янь Байхая, Янь Хэйхая. И сейчас, чувствуя перед старшим сыном некоторую неловкость, Янь Лаою, вроде как стал оправдываться:
– Сам подумай, два с лишним года уже прошло. – Помолчав, он добавил: – А с твоего ухода из дома – так и вовсе лет пять.
Понимая, что ничего уже не исправишь, Янь Байхай лишь сказал:
– Тогда я поживу у вас дня три, а потом обратно, в Чжанцзякоу.
Янь Лаою попытался его урезонить:
– Ты погоди, есть у меня одна думка.
И стал он выкладывать свою думку. Оказывается, еще один младший брат Янь Байхая, Янь Цинхай, уже тоже дорос до семнадцати лет, поэтому отец и для него присмотрел жену. Девушка эта приходилась дочерью Лао Чжу, что молол зерно у богача Лао Вэня в деревне Чжуцзячжуан. И коли уж зашел разговор о дочери Лао Чжу, то девушкой ее уже назвать было нельзя. Несмотря на юный возраст, в свои шестнадцать лет она успела овдоветь. Хотя и вдовой ее не назовешь. В прошлом году она вышла замуж за сына Лао Яна, который в деревне Янцзячжуан гнал уксус. В те времена китайцы женились рано, сын Лао Яна был даже моложе невесты, ему едва исполнилось четырнадцать: что ни говори, а оба еще дети. И сталось так, что сыну Лао Яна не пришлись по душе большие ноги дочери Лао Чжу. В двадцатые-тридцатые годы двадцатого века в Китае все еще боготворили женщин с маленькими «лотосовыми» ножками. Тогда по ночам сын Лао Яна стал полосовать ее ноги куском стекла (на тот момент стекло только-только входило в обиход жителей Шаньси). Вся в ранах, его жена, можно сказать, истекала кровью. Однажды, когда она гостила в родном доме, ее мать заметила, что дочь хромает. Стали выяснять причину. После долгих расспросов дочь, наконец, расплакалась и открыла всю правду. Надо сказать, что ее отец слыл тихоней, только и умел, что батрачить, зато его младший брат отличался взрывным характером. Как только он, любитель поохотится на зайцев, узнал о горе своей племянницы, он тут же собрал десять с лишним друзей-товарищей, и с ружьями наперевес они отправились в деревню Янцзячжуан, где разбили вдребезги десять с лишним чанов с уксусом. После этого они потребовали подписать отпускную, чтобы разорвать брачные узы с семейством Янов. Вот так и осталась дочь Лао Чжу жить без мужа. Янь Лаою был хорошим другом того самого Лао Чжу. Как-то при встрече Лао Чжу поведал ему о горе своей дочери и сказал:
– У моей девочки только одна беда – ноги большие, зато характер – золото.
Янь Лаою его намек понял. Вернувшись домой, завел про это разговор с женой, но у той имелись на ее счет сомнения:
– Встретила я эту девчонку на ярмарке года два назад, так она и двух слов связать не могла, соплячка еще совсем, а может, недоразвитая. – Помолчав, добавила: – К тому же с такими лапищами она всегда будет второсортной, а ну как снова начнут ее третировать? – Еще помолчав, снова добавила: – Да и замужем она уже побывала, считай, что ночной горшок, которым пользовались.
Выслушав жену, Янь Лаою плюнул в ее сторону:
– Не любит разговаривать, так что с того? Велика ли польза от слов?! На что у меня язык подвешен, ведь не избавило меня это от батрачества! – Помолчав, добавил: – И какая беда от больших ног? С такими ногами хоть работать можно. А тебе со своими ноженьками слабо тот же ночной горшок за собой убрать. – Еще помолчав, снова добавил: – И что с того, что замужем побывала? Значит, опыт жизненный имеется, значит, меру словам знает, не то что ты, как распустишь хайло, так и несешь всякую ересь.
Итак, Янь Лаою принял решение и послал к Лао Чжу человека, чтобы посватать к дочери Лао Чжу своего третьего сына Янь Цинхая. Ну а сейчас, когда домой вернулся Янь Байхай, отец покумекал и решил без очереди вклинить Янь Байхая, а с Янь Цинхаем пока погодить. Янь Байхай, услыхав про такую партию, не обрадовался, а Янь Цинхай, узнав, что его невесту хотят посватать старшему брату, всю ночь прорыдал под дверью. Янь Лаою в ответ лишь подошел и пнул его:
– Ах, ты ублюдок! А ну отвечай, что вперед созревает, ячмень или пшеница?
Шестого числа седьмого лунного месяца 1929 года Янь Байхай женился на дочери Лао Чжу из деревни Чжуцзячжуан.
Перед свадьбой Лао Чжу продал свой овчинный тулуп и справил дочери золотой перстенек из тех, что сегодня мы именуем обручальными кольцами.
На следующий год после свадьбы дочери Лао Чжу, поработав ночь на холодном ветру, помер от простуды.
Через тридцать лет эта самая девушка стала бабушкой Янь Шоуи. А еще спустя сорок шесть лет бабушка Янь Шоуи отправилась в мир иной, поэтому ее внуку так больше и не случилось с нею поговорить.
Пекин, 2003 год


Об авторе


Лю Чжэньюнь (р. 1958), уроженец провинции Хэнань в Центральном Китае, выпускник Пекинского университета, лауреат главной литературной награды Китая – премии имени Мао Дуня (2011). Автор романов «Родина. Поднебесная. Хризантемы» (1991), «Предания родного края» (1993), «Мобильник» (2003), «Меня зовут Лю Юэцзинь» (2007), «Одно слово стоит тысячи» (2009), «Я не Пань Цзиньлянь» (2012) и др., повестей «Вся земля в куриных перьях» (1991), «Вспоминая 1942-й» (1993) и др., нескольких сборников рассказов.
Прославившись в конце 1980-х годов как один из основоположников китайского неореализма, Лю Чжэньюнь в 1990-х экспериментировал с историческим жанром, а в 2000-х годах перешел на ниву сатирической литературы. Смех Лю Чжэньюня вскрывает абсурд повседневных реалий китайской жизни, и в этом умении писатель не имеет равных в современной литературе Китая. В 2015 г. на русском языке был издан сатирический роман Лю Чжэньюня «Я не Пань Цзиньлянь».
Многие произведения Лю Чжэньюня, включая и роман «Мобильник», были экранизированы культовым китайским режиссером Фэн Сяоганом и пользуются большой популярностью в Китае.



1

Бумажные изображения двух божеств, которые наклеивают на ворота накануне Нового года, чтобы уберечь дом от всякого зла.



2

Один цзинь равен 500 г.



3

Один ли равен примерно 500 м.



4

В китайской мифологии – бог грома.



5

Праздник середины осени.



6

В Китае, кроме официального имени, у детей сохраняется так называемое «детское имя», которое им дают при рождении. Дословный перевод Бай Шитоу – Белый Камешек.



7

Денежная единица, равная 1/100 части юаня.



8

Песня, прославляющая Мао Цзэдуна.



9

Китайская революционная опера, созданная в 1945 году и чрезвычайно популярная в годы «культурной революции».



10

Денежная единица, равная 1/10 юаня.



11

Печеные лепешки в виде бычьих язычков.



12

Дословный перевод прозвища Хэй Чжуаньтоу – Черный кирпич.



13

Традиционный праздник, своего рода прелюдия к китайскому Новому году – празднику Весны. Отмечается восьмого числа двенадцатого лунного месяца. В этот день принято варить сладкую кашу из восьми видов злаков.



14

Дун Цуньжуй – солдат Народно-освободительной армии Китая времен гражданской войны. За самопожертвование посмертно награжден медалью «За храбрость» и орденом Мао Цзэдуна. Известность Дун Цуньжуя сохраняется в Китае и поныне, истории о нем включены в школьную программу.



15

Династия Цинь правила Китаем с 221 по 206 год до нашей эры, а династия Цин – с 1644 по 1911 год нашей эры.



16

Слово Лао – «старший» – перед фамилией обычно демонстрирует уважительное отношение говорящего к собеседнику.



17

Если слово «Лао» стоит после фамилии человека, то это выражает подчеркнутое уважение к его персоне.



18

Строки из древней китайской песни «Там просо склонилось теперь…», входящей в свод народных песен и гимнов «Шицзин» (Часть 1-я «Гофэн», раздел VII. Песни царской столицы). Перевод А. Штукина.



19

Китайский классический роман второй половины XVIII века, написанный Цао Сюэцинем (1715–1763). Славится как «энциклопедия китайской жизни» и пользуется огромной популярностью у китайских читателей.



20

Цинь Кэцин – героиня романа «Сон в красном тереме».



21

«Исторические записки» (Ши цзи) – описание истории Китая в изложении историографа Сыма Цяня (135? – 86? годы до нашей эры) от мифических первопредков до современных автору времен.



22

Советник Лю Бана – руководителя крестьянского восстания «Желтых повязок» и будущего первого императора династии Хань.



23

Знаменитый полководец, чьи незаурядные способности высоко ценил Сяо Хэ и недооценивал Лю Бан. Известна история о том, как уязвленный Хань Синь решил перейти на сторону другого повстанческого отряда, но Сяо Хэ лунной ночью бросился за ним в погоню и уговорил вернуться.



24

Дословный перевод – шоссе Спокойствия.



25

Династия Сун правила Китаем с 960 по 1279 год.



26

На китайском языке название ток-шоу «Хочешь? Говори!» («Ю и шо и») и имя ведущего (Янь Шоуи) созвучны.



27

Живописный горный массив в южной провинции Цзянси.



28

Девочка-служанка из классического китайского романа «Сон в красном тереме».



29

Административный центр провинции Хэбэй, граничащей с провинцией Шаньси.



30

Провинция Шаньси славится производством уксуса и его обильным употреблением в местной кухне. Одновременно «любовь к уксусу» означает в китайском языке склонность к ревности.



31

Традиционная для Китая печка-лежанка.



32

В августе 1959 года в горах Лушань прошел пленум ЦК Коммунистической партии Китая, на котором был отстранен от должности министр обороны маршал Пэн Дэхуай.



33

Название уезда в округе г. Юйлинь провинции Шэньси.



34

Знаменитая в Китае пьеса китайского писателя Лао Шэ (1899–1966).



35

Пригородный район на востоке Пекина.



36

Село недалеко от Пекина.



37

Город в южной провинции Юньнань.



38

Один из районов на окраине Пекина в северо-западной части города.



39

Один из районов на окраине Пекина в северо-восточной части города.



40

Один из известных пиков в горах Лушань.



41

Цитата из стихотворения Бо Цзюйи (772–846) «Расставание», герой намекает, что впереди их еще ждут встречи.



42

Тропа Хо Ши Мина – стратегически важный для вьетнамских коммунистов транспортный путь через Лаос и Камбоджу для переброски войск и вооружений на юг Вьетнама.



43

Янчжоу – город в провинции Цзянсу.



44

Провинция на северо-западе Китая.



45

Мера сыпучих и жидких тел, составляет около 10 литров.



46

Эта фраза восходит к историческому трактату «Планы сражающихся царств», созданному в 1 веке до нашей эры, в оригинале звучит так: «Воин умирает ради своего окружения, равно как женщина наряжается ради своих поклонников».



47

Название китайского научно-популярного фильма.



48

Длинный ритуальный шарф у ламаистов.



49

Соевый творог.



50

Серебряный юань, китайская денежная единица, имевшая хождение в 1910 – 1940-х годах.



51

Намек на старшего и младшего братьев.



52

Поселение в провинции Шаньси.



53

Выражение из классического романа Ши Найаня (1297–1370) «Речные заводи».



54

Владыка ада.



55

Известные пьесы китайской музыкальной драмы.



56

Популярная пьеса китайской музыкальной драмы.



57

Китайский струнный смычковый музыкальный инструмент.



58

Мелкая монета в старом Китае.



59

Город Тайань находится у подножия горы Тайшань.



60

Серебряная монета первых времен правления Китайской республики с изображением головы Юань Шикая.



61

Намек на буддийского монаха Сюаньцзана, паломничество которого в Индию в VII веке легло в основу китайского классического романа «Путешествие на Запад».



62

Отмечается пятого числа пятого месяца по лунному календарю.



63

Традиционный в Китае поклон, при котором одна рука охватывает кулак другой.



64

У Сун и У Далан – герои китайских классических романов «Речные заводи» и «Цветы сливы в золотой вазе».




          See more books in http://www.e-reading-lib.com